Текст книги "Солнечный листопад-1 (ч.1-6) "
Автор книги: Елизавета Левченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 45 страниц)
(источник: Все шедевры мировой литературы в кратком изложении.
Увы, кратко пересказать, да так талантливо я ну никак не смогу,
так что пришлось прибегать к дополнительным источникам ^^")
– Вот такая история. Это – исходник, но его так часто ставили, что мы решили сделать что-то свое. Изменили некоторые части. Вот к примеру, – Марь Платоновна простерла руки к сцене, – сцена знакомства принца и нищего. Том жил далеко не добропорядочной жизнью. Он бедняк, нигде не работает, да и кто возьмет к себе нищего, у которого все из рук валится? Вот он и живет воровством. И однажды Тома ловят за руку в кармане одного из высокопоставленных вельмож. Вельможа тот поднял на уши всю площадь, крича об ограблении и цепко держа за руку неудачника-воришку. Его решили казнить. Прямо там, на площади, где стоял эшафот. Специально для таких, как он. И волей судьбы мимо проезжала карета принца и его свиты – тот спешил в замок после одного путешествия в соседнюю страну. Принц был добр душой и ненавидел казни, и когда увидел, что практически при нем собираются кого-то казнить, остановил карету и поспешил к месту казни с криком: «Именем Его высочества, остановитесь!» – Последнее Мари Павловна зычно выкрикнула, потрясая округлыми руками. Похоже, немного вошла в роль этого самого принца...
– Что-то все слишком радужно. Так в жизни не могло быть, – заметил Леша, отрываясь от спинки кресла и укладывая локти на колени. Такая поза придавала ему несколько деловой вид, добавляла серьезности и парочку лет.
– Конечно радужно! Это же сказка для детей! Итак по телевизору этому да в кинотеатрах показывают всякие ужасы с убийствами и кровью, зачем этой грязью и светлые повести марать? Пусть дети вспомнят, что такое доброта и сказка! – экспрессивно ответила дородная женщина, в процессе размахивая руками. Честно говоря, когда ее ручки проносились перед носом или над макушкой, становилось страшно. А вдруг заденет? Я же отлечу!
– А-а-а.... – выдала я донельзя глубокомысленное, пристально следя, как руки укладываются на юбке. И только потом выпрямилась в кресле.
Она в принципе права. Я – человек, проведший самое глубокое детство еще в Советском союзе, воспитанная на наших мультиках, а не на всяких "Черепашках-нинзях" и "Человеке-пауке", и прочее, прочее – ее понимаю. И разделяю мнение. Но, как представитель современной молодежи, проведшей больше чем половину детства, юношества и начала взрослой жизни на вот этих Черепахах, Пауках, Людях Икс и, особенно, диснеевских фильмах про изуверства Джерри над Томом, взгляды уже не разделяю, потому что другой жизни, где есть место сказке, представить не могу.
Опять разрываюсь противоречиями...
Но здорово, что кто-то еще пытается нам, черствым и грубым в душе, напомнить про сказку. Правда, очень-очень здорово.
– Марь Пална! – заорал Сема. Конечно же, я узнала его голос! Мгновенно перевожу взгляд на сцену, и... замираю, в шоке рассматривая друга. В голову, немного припоздав, стукнула мысль – а ведь он говорил, что в этом спектакле ему дали главную роль...
Сема был принцем. Почему я так решила? Да потому что парень словно сошел с книжных страниц и из розовых грез малолетних мечтательниц о королевствах, принцах и коняг белых мастей. Весь в белом, такой... что дух захватывает: прекрасный, возвышенный... настоящий принц.
Я мечтательно вздохнула.
Оказывается, Семе так идут длинные волосы...
Сема поймал мой взгляд, развернулся в мою сторону, как солдатик, и изящно поклонился, как какой-то высокородной даме. Я даже немного засмущалась.
– Хватит паясничать, Митинков! – со строгой ленцой в голосе протянула Марь Платоновна. – Что ты хотел? Да и когда вы уже соберетесь? Времени на репетицию осталось всего два с половиной часа, а мы еще даже не приступили!
Сема побежал к боковой лестнице, звеня многочисленными цепочками, навешанными на груди, а потом обратно к нам.
– Мария Платоновна, – четко выговорил он. – Половина ушла сдавать зачет.
Лицо женщины застыло. Стерлось с него всякое доброжелательное выражение.
– Та-ак... – несколько зловеще протянула она. – А предупредить заранее никак нельзя?
– Да просто их препод... кхм, Геворг Самгалович, предупредил, что скоро уезжает. А у их групп по фехтованию сдача, вот они все и побежали в корпус, пока преподаватель не уехал! – "Отмазал" своих товарищей Сема.
Марь Платоновна сняла очки. Устало потерла переносицу... и с решительным видом водрузила очки обратно.
– Не будет восемь человек, так?
– Девять, Марь Платоновна.
– Кто девятый? – спокойно и деловито поинтересовалась женщина.
Сема как-то весь поник и сьежился.
– Малик тоже ушел.
Марь Платоновна шумно выдохнула. Угрожающе как-то...
– Малик, значит? – процедила сквозь зубы она. Вот теперь по-настоящему страшно!! Я вжалась в противоположную от пугающей женщины сторону кресла, к Леше. – Малик... – еще тише повторила Марь Платоновна, и вдруг как заорет! Левое ухо благоразумно отключилось.– А КТО ПО-ТВОЕМУ ИГРАТЬ БУДЕТ?!! – Сема, на которого пришелся основной удар, зажмурился. – Я тебя спрашиваю – КТО?! А?!!
В воцарившей звенящей, после такого звукового колебания, тишине послышался тихий Семин ответ:
– Не знаю...
Марь Платоновна встала. Выглядело это как явление легендарной "Катюши" на поле боя. В смысле, такое же грозное зрелище. Сразу понимаешь, насколько ты маленький и тщедушный, по сравнению с этой женщиной.
– Не знает он... А кто знает?! – Марь Платоновна наступала на пятящегося Сему. Сцена подозрительно быстро опустела, а все актеры выглядывали из-за краев кулис. – У меня осталось пять человек. Пять! И все они играют во всех сценах, что мы хотели "прогнать", и без них – никак! Ладно остальные, пусть бегут, они массовка... Но как ты, Митинков, позволил сбежать своему партнеру?! Кто теперь будет играть Тома??! – Цепочки Семы явственно звякнули под воздушным напором могучих легких разгневанной женщины.
– А вот он, – раздался тоненький голос со сцены. Марь Павловна перевела взгляд туда, посмотрела на торчащий из-за края кулис палец, развернулась вокруг своей оси, прослеживая направление, куда этот палец указывает... Я тоже проследила и уставилась на... Лешу, на лице которого все сильнее проявлялось удивление.
– Я?!
Через секунду и Леша, и Сема одновременно выдали:
– Нет, нет, нет! – Леша более спокойно покачал головой, когда как друг возмущенно замахал руками, выражая крайнее негодование.
Взгляд Марь Платоновны стал оценивающим. Вот кто даже не вслушивался в возмущенные крики, полностью сосредоточившись на пристальном разглядывании Леши.
Сема, не дождавшись ответа, принялся по новой:
– Марь Платоновна! Даже не думайте! Это же близко не актер, как он сможет играть?
– Цыц, Семен! – звучно прикрикнула суровая женщина, вскинув указательный палец, не отрывая взгляда от Леши. – Как тебя зовут, мальчик? – это уже последнему.
– Алекс, – удивленно ответил он. Видимо, до сих пор не может осознать, что происходит. Да и я тоже не особо понимала... И была немного согласна с другом – как Леша будет играть, без знания роли, без... нет, сюжет нам рассказали в общих чертах... но чтобы играть таких знаний точно не хватит!
Марь Платоновна изогнула тоненькую, как ниточка, бровь.
– Нерусский, что ли? Ду ю спик инглиш? – выдала она на хорошем английском, продолжая изучать Лешино лицо. В отличие от меня, он еще не удивился больше, а... улыбнулся. И в зеленых глазах так и плясали смешинки.
– Йес. Но минут тридцать назад, уважаемая Мария Платоновна, я прекрасно говорил по-русски. Что демонстрирую и сейчас.
Бровь суровой женщины опустилась и гневно сдвинулась со своей соседкой.
– Ерничаешь, мальчик? – Руки покинули юбку и легки на подлокотники. Ногти угрожающе цокнули по дереву. Сема сглотнул и продолжил отступать к сцене. Уж больно страшен был голос Марь Платоновны. Леша продолжал легко улыбаться, словно ему нисколько не было страшно. Хотя... вполне возможно, так и было. Никогда не видела, чтобы он испытывал страх... или показывал его.
– Как можно, Мария Платоновна? – в притворном, отдающем насмешкой, ужасе возразил Леша. – Просто иронизирую.
В таком голосе можно было раствориться без остатка, чтобы слушать, слушать... Не удивительно, что парню удалось "разморозить" суровую Марь Платоновну. Вдруг она, запрокинув голову, захохотала. Сема замер и ошарашено смотрел на свою руководительницу. Я полностью разделяла его чувства.
– Отлично! Отлично!! – Марь Платоновна постучала по подлокотнику, видимо, от переизбытка чувств, которые она даже и не пыталась скрывать. Смех прекратился так же резко, как и начался. Женщины обратила на Лешу поблескивающие довольством глаза. – Ты просто идеально подходишь. Будь моя воля, я бы тебя вместо Малика взяла на роль! Превосходно! Характер – идеально подходит под персонажа!
Сейчас как никогда она походила на фанатика своего дела. Ничего важного, кроме спектакля... в этом Семина руководительница похожа на друга. Кстати о Семе – он скривился, будто его насильно заставили зажевать парочку лимонов без сахара.
– Марь Па... – опять затянул он, но суровая и непредсказуемая женщина царственным жестом его прервала.
– Все, Семен, я решила. В отсутствии Малика играть будет Алекс... Ведь ты сыграешь, правда, мальчик? – Она не спрашивала – она ставила перед фактом. Возразить такой женщине мог только самоубийца... Леша им не был и, не снимая улыбки, кивнул. И ничем, даже взглядом не показал, что он недоволен. А может... и не недоволен вовсе? Может, хочет сыграть? Кто его знает, это странного парня. – Вот и отлично! – кивнула Марь Платоновна и повернулась к Семе. – Так, ты. Покажешь новичку, где его костюм, а когда он переоденется, на первой космической дунете на сцену. Оба! – приказала она и погрозила пальцем. – И смотри там у меня... Если репетиция опять сорвется, я с тебя три шкуры спущу на экзаменах!
Угроза была весомой, раз Сема цветом напомнил самое настоящее приведение убиенного во цвете лет принца. Он обратил недовольный взгляд на Лешу, махнул рукой, делая знак идти за ним, и забрался на сцену, игнорируя дальнюю лестницу. Леша ее тоже проигнорировал и влез на сцену подобно Семе – сначала присел на краешек, потом перебросил ноги и вскочил... Только сделал это намного более изящно, легко и так, что мы с Марь Платоновной засмотрелись.
Подмигнув мне – ну уж точно не рядом сидящей женщине, – он скрылся за "задним планом" в виде нарисованного города.
Я немного волновалась. Как он там? Тем более с Семой... они там друг друга не поубивают?
Сцена понемногу оживала – выползали спрятавшиеся от гнева своей суровой руководительницы, и под ее понукивающие крики расположились в "соответствии сценарию". На эшафот забрался большой по размерам парень... или мужчина – не разобрать, лицо скрыто колпаком с прорезями. Сбоку эшафота встал чересчур занаряженный человек, привалившийся в доскам и принявшийся чистить ногти. Та девушка-парень. Троица в доспехах – двое из них несли на плечах древка копий – замерла неподалеку. Прямо на сцену присела девушка в простой одежде, рядом опустилась плетеная корзинка с выглядывающим из нее муляжом петушиной головы. Нет, сначала, когда только увидела, я приняла ее верхнюю часть настоящего петуха... Но увидела, что "птичка" даже не шелохнулась, когда ее довольно грубо поставили на пол, а ведь, насколько помню, петухи – довольно неспокойные птицы, поняла, что это муляж и ничто иное.
– А... Мария Платоновна, – я даже произнесла имя руководительницы правильно. Женщина повернула голову ко мне. Я немного заробела, но продолжила: – А что за сцену вы будете повторять?
– Казни. Я уже рассказывала ее. – Она повернулась обратно к сцене. – Сейчас вот она, – указательный палец показал на девушку-парня, – начнет обвинять вора, которого она будет удерживать за руку, в краже своего кошелька, громко звать стражу, – палец переместился на троицу в доспехах.
– А вот она? – мой палец присоединился к тыканью и показал на девушку с корзинкой.
– А это – добрая горожанка, которая вступится за вора. Именно ее крики услышит проезжающий мимо принц, заинтересуется, увидит сцену казни и бросится на помощь... – Марь Платоновна, поддернув рукав пиджака, глянула на наручные часы. Тонкие брови взлетели вверх и так же стремительно опустились. – Эй! – негодующий восклик. – Крикните этим принцам доморощенным, чтобы поспешили!
Девушка-парень отвлеклась от ногтей и побежала за "задний план". И довольно быстро вернулась, а за ней – парни. Сначала Сема, злой, как обычно говорят – до чертиков, потом Леша с холодной яростью на лице. Когда я только-только его увидела, то впала в шок.
Мамочки... На нем теперь была надета какая-то рванина, словно бы сшитая из обычного холщового мешка: рубашка старомодного покроя с широкими рукавами, стянутыми у запястий, заляпанные чем-то серым и черным штаны, на ногах – вроде обычные тапки, но как они стучали по полу... В общем, видок еще тот. Пусть простит меня парень, но любой наш бомж принял бы такого за своего и щедро поделился остатками "пол литровой".
Куда дели моего прежнего Лешу?! И... Точно же! Как только раньше не додумалась? А ведь Марь Павловна рассказывала историю... я слышала, как она орала что-то про отсутствующего загадочного Малика, и про его какую-то важную роль... Теперь я поняла, что это за роль.
Роль нищего.
Леша.
Нищий.
Ужас!!! Нисколько, ни на каплю он на эту роль не подходит!
С чего только Марь Платоновна взяла?
Сама руководительница, едва только обряженного Лешу увидела, прямо расцвела. Но это не мешало ей захлопать в ладоши, громко призывая всех занять свои места.
Сема зыркнул из подлобья на Лешу, тот не остался в долгу и ответил холодной, просто ледяной презрительностью, граничащей с брезгливостью и королевским превосходством. Нищий и принц поменялись местами, но это случилось всего на пару секунд, а потом все стало прежним. Друг, чеканя шаг и звеня, ушел за кулисы. Леша остался.
Нет, между ними точно что-то случилось! Надеюсь, хоть без драки обошлось... Ну почему, скажите, почему они настолько друг друга не могут терпеть? По команде Марь Платоновны парню был вручен сценарий, который он тут же принялся с крайним вниманием изучать, зажав довольно объемную папочку в одной руке, а другую уперев в бок.
Кто бы мне объяснил, ну почему, почему он выглядит сейчас, даже в такой одежде, настолько потрясно?
Похоже, Марь Платоновна думала так же.
– Можешь играть со сценарием, если хочешь, – сказала она с улыбкой через некоторое время. Леша захлопнул папку и положил ее на край эшафота. Сам прошел к девушке-парню, присел на корточки и протянул ей руку. Было видно, как девушка засмущалась, но руку сжала, только как-то... осторожно... И мне это совершенно не понравилось, но я запихала подальше это недовольство.
– Не нужно, я все запомнил, – небрежно бросил он, приведя в трепет Марь Павловну.
– Ну раз так, тогда – начинаем! – радостно воскликнула она и, достав из бокового кармана пиджака свисток, оглушительно свистнула. – Ванюш, давай свет! Паша – музыку!
Невидимый Ванюша руководительницу услышал, свет изменился – стал более тусклым по бокам сцены, но ярче в ее центре, над эшафотом, девушкой-парнем и Лешей. Да и на сцене никого кроме них не было. Грянула тревожная музыка.
– Ты посмел украсть мой кошель! – завопила фальцетом девушка-парень, едва только музыка стихла, удерживая "пытающегося" вырваться Лешу. Причем возмущенное лицо ее было обращено к залу. – Кошель самого лорда Гирцина! Вор, за такое ты отправишься на виселицу! Стража! Стража! – Крикнула она, повернувшись сначала вправо, потом влево.
Послышался цокот лошадиных копыт. Вышла из-за кулис девушка с корзинкой и замерла прямо у них, картинно приложив руку к губам.
Лязг доспехов. С другой стороны сцены вышла тройка стражников – двое с копьями позади обладателя украшенного пушистым пером шлема. Про него – отдельно. Не ожидала, вот честно, никак не ожидала, что парень и правда будет играть. На его лице был написано сосредоточенное внимание, с каким обычно смотрят замученные кошки, жадно ловя момент, когда хозяин отвлечется, чтобы сбежать. Знаю, сравнение не ахти какое, но все же...
Марь Павловна, как фокусница, выудила откуда-то папочку в точь-точь такую же, как держал Леша, и передала ее мне. Я поблагодарила.
Папка была раскрыта на том месте сценария, какой сейчас и играли.
«Том паникует и пытается вырвать руку». – Было написано в скобках после слов девушки-парня, которая обозначалась как «Лорд Гирцин». Вот только не заметила я на лице Леши паники. Это нормально?
Покосилась на женщину, но не заметила недовольства и облегченно выдохнула, сама удивившись, что, оказывается, чуточку волнуюсь. С чего бы?
Лязг стих. Все трое стражником разом замерли напротив вельможи и Леши.
– Кто звал? – басом прогудел один из них.
Лорд вдохновенно расписал картину кражи, постоянно вставляя, какой он знаменитый, уважаемый и так далее – особенно часто повторялось: "Меня знает королевская семья!", и что ни в коем случае нельзя оставить такой вопиющий случай без внимания, а вора – без наказания.
– Будь по сему! – зычно ответил обладатель пушистого пера залу, и скомандовал, картинно указав на Лешу. – Вора в темницу! На рассвете – казнь!
Девушка с корзинкой покачала головой и ушла.
Вспыхнул прежний, равномерный свет. Стражники отмерли, девушка-парень отпустила, наконец, Лешину руку, а тот распрямился. Все актеры развернулись к нам.
– Я довольна, – спустя паузу, сказал Марь Петровна. – Только Гоша, умоляю, чуть меньше пафоса, хорошо? – Обладатель пера кивнул. – Остальные молодцы. Тебя это тоже касается, Алекс. – Леша улыбнулся. – Так, а теперь дальше! Казнь! В темпе, в темпе, ребятки! – замахала она руками, подбадривая итак бегающих актеров.
Появилась девушка с корзинкой и встала на прежнем месте. Стража встала по бокам эшафота, уткнув древка копий в пол. Лорд замер прямо перед виселицей, спиной к залу. Леша забрался с другой стороны на эшафот вместе с мужчиной в колпаке, только тот держал в руках маленькую скамейку. Он была установлена под петлей, Леша залез на скамейку, "палач" – встал рядом с парнем.
Что-то не поняла... В сценарии дальше значится совсем другое:
Тома Кенти схватили и потащили за сцену.
Тюрьма
Тома грубо толкают в темницу и с лязгом захлопывают дверь. Нищий, немного полежав, с трудом встает...
Я показала страничку Марь Павловне. Она перелистнула еще две и ткнула ногтем во второй абзац под заглавием «Казнь».
– Поехали! Свет! Музыка! – и свистнула.
Из невидимых колонок полились звуки оживленного города. Свет опять сконцентрировался в центре сцены.
– Но как же так? – возмущенно закричала девушка с корзинкой. – Как можно вешать без суда? И пусть он вор, он – человек! Видел бы это король!
– Король при смерти, у него не сил заниматься всякими воришками! – отрезал лорд. – Поэтому я возьму роль судьи и приговорю посмевшего обокрасть самого лорда Гирцина к виселице!
Женщина обернулась к залу с воздетыми руками.
– Да что же такое творится? Люди, люди, посмотрите, что за произвол? Наш король болен, и посмотрите только – знать возомнила себя королями!
Женщина кричала и с отчаянием призывала народ остановить "произвол". Лорд, указав на нее, приказал увести крикливую женщину, а палачу – приступать к казни. Палач – вот, нашла я человека выше Леши! – взялся за петлю...
Звук людского ропота. Затих, и грянул голос Семы, вот только я не сразу признала в этом властном голове – его.
– Именем Его Высочества, остановитесь!
Из-за кулис вышел принц. Широкий, уверенный шаг, величественная – и я не преувеличиваю – осанка... Сразу видно – настоящий принц. Но по-другому не могло быть иначе. Ведь играет Сема... Я задержала дыхание, боясь пропустить хоть словечко. Очень хочется увидеть, как теперь играет друг. Так же хорошо, или еще лучше?.. Думаю, нет, почти уверена – намного лучше.
Руки палача замерли, так и не надев петлю на голову нищему. На лице Леши, как и полагалось по сценарию, появилась надежда... вот когда я еще увижу настолько открытые чувства? Он ведь всегда... скрывает...
– Принц! – с благоговением выдала женщина с корзинкой, склоняясь в поклоне.
От оглушительного свиста отключилось левое ухо.
– Стоп!! – заорала Марь Платоновна. – Оля! – Девушка с корзинкой распрямилась и с каким-то забитым видом посмотрела на свою руководительницу. – Ну что это такое? О чем мы с тобой говорили – играй живее, ты же не кукла! Не забывай, ты – средневековая баба, считай, впервые увидевшая особо королевской крови! Какова твоя реакция? – Девушка захлопала глазами, выражая недоумение. Марь Платоновна немного раздражительно пояснила: – Благоговение, страх, смущение. Ладно, первое ты показала, но что с остальным? – Девушка продолжала хлопать глазами. – Да хоть юбку ты помни, когда кланяешься! – Девушка просияла и активно закивала. Марь Платоновна со стоном "Боже..." откинулась на спинку кресла. – Со слов горожанки.
Свист, уже привычная команда "Начали! Свет, звук!".
– Принц! – с прежним благоговением протянула женщина с корзинкой и, нервно мня свою широкую юбку, склонилась в поклоне. Марь Платоновна прерывать игру больше не стала.
Лорд с удивлением повернулся к новоприбывшему. Спохватился и поклонился, но довольно быстро разогнулся.
– Ваше Высочество! Осмелюсь спросить: что вы делаете так далеко от дворца? – с приторной вежливостью и почтением выдал он. Сразу сложилось впечатление о нем, как о двуличном персонаже. Лебезит при власть имущих, но за их спинами...
– Это вас не касается, лорд! – отрезал принц с потрясающей холодностью и властью. Тут попробуй не подчиниться! – Я слышал голос горожанки, кричащей о произволе. – Принц подошел ближе к эшафоту. – Что происходит? – В ответ – молчание. Принц резко развернулся и повысил голос. – Я вас спрашиваю, лорд, что здесь происходит? – требовательный тон. Даже я, сидящая в зале, ощутила исходящую от него угрозу... Вот это да...
– Он посмел меня ограбить! – еще более тонким, чем обычно, голосом завопил лорд, тыкая пальцем в нищего. – Меня! Самого лорда...
Но он был прерван вскинутой ладонью принца.
– Достаточно, – властный приказ. Девушка-парень очень хорошо передала значащиеся в сценарии "недовольство появившимся из ниоткуда выскочкой-мальчишкой".
– Не крал я ничего. Не успел, – буркнул нищий, спрыгивая со скамейки и уворачиваясь от рук пытавшегося словить его палача.
– Ты врешь!! – ну натурально завизжал лорд, потрясая кулаком. – Мой кошель украден!
– Да говорят тебе – не успел я! – нищий, "хекнув", спрыгнул теперь уже на пол, и сделал это так, будто только и делает, что спрыгивает с различных высот – настолько четко это получилось. Лорд отпрянул, палач грузно "бросился" к ступенькам с невидимой из зала стороны эшафота. Принц повернул голову к нищему. Том отряхнул обеими руками штаны, одернул рубашку и поглядел на принца, небрежным и грубоватым жестом утирая нос рукой.
Теперь пришла очередь расплываться в кресле от умиления над такой здоровской игрой Леши... И это учитывая, что он никогда не играл!.. Наверное.
– Я даже оглянуться не успел, как один мелкий срезал твой кошель. Так что обвиняй его, а не меня, – хмуро ответил нищий.
Лорд развернулся к залу, раскрыв рот и вскидывая руку, но сказать ему не дали. Принц вновь прервал его.
Вот из-за угла эшафота "выскочил" палач и бросился к "наглому нищему". Но тот ловко увернулся от растопыренный рук "неповоротливого мужчины".
– Остановись! – властный приказ. Мужчина и остановился, нелепо застыв в позе в присядку с разведенными в стороны руками. – Довольно!
– Это тебе нужно сказать довольно, – грубо, с пренебрежением сказал нищий, наступая на принца. Леша и Сема, покружив, развернулись к залу одним боком, так, что было видно, как нищий развязно тычет пальцем в плечо принца – от каждого тычка принц понемногу отступал, – причем, еще и нависая над ним... Что-то, буквально на мгновение, принц показался таким жалким...
– Что, хорошо, небось, жить во дворце? Слуги, "кушанья" строго по расписанию, теплая и мягкая кровать, ловящие каждое твое слово эти надутые индюки! – Кивок в сторону замершего лорда. Нищий прекратил наступать. Гордо развернул плечи и бросил: – От такого неженки, как ты, ничего не знающим, как трудно выжить в этом мире, мне помощь не нужна. Сам справлюсь!
Глаза Семы сузились.
– Вот как? – процедил он вместо того, чтобы, дословно: "Доброжелательно сказать: Ты так думаешь?"
Свисток.
– Сто-оп!! Семен, это еще что такое? Какое такое "вот как"? – заорала Марь Платоновна, встав с кресла. Угрожающе...
Сема тряхнул головой и извинился, ни на кого не глядя. Одно показалось странным – почему Леша выглядел таким довольным? Вот... вот только не надо говорить, что он выводил Семена специально!
Женщина отчитала друга, уселась обратно, и скомандовала начинать с момента появления палача.
Вот только... свисток. Сема в этот раз едва не двинул Лешу, который откровенно издевался, за что тоже получил втык от руководительницы.
Парни одарили друг друга неприязненным взглядами.
Еще одна попытка. И так же провалилась.
Разъяренная Марь Платоновна объявила перерыв, схватила за ухо подманенного Семена – и даже разница в росте не помешала разгневанной женщине это сделать, – и утащила ойкающего парня.
Леша с довольной ухмылкой проводил их взглядом и направился ко мне, непринужденно спрыгнув со сцены. Ухмылка по дороге превратилась на легкую улыбку. Вот такое легкое превращение из "демона" в ангела.
Я скрестила руки на груди и состроила каменное лицо.
– Ну и что это было? Ты ведь его специально выводил, да?
Парень постоял передо мной, не спеша отвечать, внимательно смотрел, полуприкрыв глаза. И вдруг... опустился на корточки, заключив сложенные вместе ладони в свои. С осторожностью, нежностью, словно мои ладони – нечто ценное и очень хрупкое.
– Как я играл? – вкрадчивым, волнующим голосом спросил Леша. Улыбка стала шире... соблазнительней. Прираскрыв ладони, он ласково провел по моим пальцам, не отрывая пронизывающего взгляда. У меня началась легкая трясучка. Ну как... как тебе только не стыдно применять запрещенные приемы?.. Безотказные... Что ты со мной творишь?
Он нагнулся и... мягко коснулся губами пальцев. – Я играл для тебя. Понравилось?
– З-зачем ты выводил Семена? – заикнувшись вначале, продолжала гнуть свое с едва видимым намеком на строгость, как задумывала. Какая строгость, когда едва голосом владею?
Еще один долгий поцелуй, только уже на тыльной стороне ладони, чуть пониже большого пальца.
– Почему ты волнуешься о нем? – он чуть склонил голову на бок, улыбаясь. – Волнуйся обо мне. – Сердце гулко билось об ребра. Я дрожала как осиновый лист, теперь прекрасно понимая смысл этого выражения, но не могла освободиться. Как же это сложно... невыполнимо. Он опустил взгляд. Немного повернув мои руки, коснулся запястья. Еще раз... только ниже, ближе к выступающей над кожей вене... Боже, он, наверное, чувствует как бьется мое сердце!
– Кто он для тебя? Кто я... Кто важнее? – вопросы перемежались с поцелуями, легкими, но долгими и настолько обжигающими, что жар передавался и мне, волнами разносясь по телу.
Леша опустил руки, не прерывая контакта с моей кожей, обхватил запястья и приложил безвольные мои ладони к щеке.
– Кто для тебя важнее, Соня? – требовательно спросил он.
– Ты... – выдохнула. Разве я могла сказать что-то иное?..
– А для меня – ты важнее всех. Поэтому смотри только на меня, – с улыбкой сказал он. Поцеловав еще раз, отпустил мои руки, распрямился и, подмигнув, легко взобрался на сцену. Там уже собирались остальные актеры.
Позже всех явился Сема с Марь Платоновной – даже с моего места было отчетливо видно красное и распухшее ухо. Этого... соблазнителя суровая руководительница заметила сразу и сразу же принялась за "воспитание" новоприбывшего.
Это я так... отмечаю мимоходом... я не здесь, ага... Там где-то, далеко-далеко в вышине порхаю... Бабочка доморощенная. Нет – шарик, точно шарик. Уже сравнивала себя с ним!
Мысли бессвязные, короткие, сумбурные, они носятся в голове, в которой вместо мозга только розоватый такой, сладостный туман. И я совсем не против, пусть плавает туман этот. Мне так хорошо... влюбленной дурочке ведь сказали нечто очень-очень важное и дорогое для нее.
Не заметила, как на прежнем месте устроилась Марь Палатоновна и какое-то время изучала мое лицо. Когда я заметила наблюдение, смутилась, будто меня поймали с чем-то неприличным.
Женщина понимающе усмехнулась.
– Ну что ты как дурочка лыбишься, яблоко раздора?
Я несколько удивленно приложила ладони к щекам, поближе к губам. Действительно, улыбаюсь во всю ширь, а даже и не заметила. Попыталась стянуть губы, но... не вышло. Их словно клеем намазали. Не сходила улыбка, и все тут! Пришлось вручную сдвигать уголки губ, и то далось это с трудом – улыбка сопротивлялась и сходить ну никак не хотела. Марь Платоновна только посмеялась над моими потугами, улыбнулся Леша, когда я решила вдруг бросить на него взгляд.
А что я? Вспыхнула, вспомнив его губы на коже, и отвернулась от него к Марь Платоновне. Ну почему на ее лице столько понимания, будто она мысли мои читает? А вдруг... – подумала с пробежавшим по спине холодком. Но откинула эту мысль. Быть того не может! Не умеют люди читать мысли другого!
– А почему яблоко раздора? – непонимающе спросила у женщины, припомнив ее слова. Она только ухмыльнулась, загадочно блеснув стеклами очков, и ничего не ответила. Мне было очень любопытно, что же имелось в виду... но спросить Марь Платоновну да когда она не хочет ничего объяснять – повторюсь, я не самоубийца.
Репетиция продолжилась... и не продолжалась одновременно. Вот как застыла на первом появлении во дворце нищего, которого привел туда спаситель-принц, так и стоит! Выражение лица Семы ясно говорило: на месте героя он бы лучше прибил этого нищего. Что странно... Леша вроде как нормально играет, не язвит, не издевается... а может, издевается, но делает это настолько тонко, что замечают только сам Семен и проницательная Марь Платоновна. Она возмущенно орала, размахивала руками, обещала обрушить на ставшего откровенно неважно играть Семена. Тот еще больше злился, мерил шагами сцену с перекошенным лицом, бросал частые и наполненные неприязнью взгляды на каменно спокойного Лешу... Э-э-э, я опять что-то пропустила? Что опять между ними произошло и главное – когда?! Вроде как, когда они были рядом, я глаз с парней не спускала...
