Текст книги "Солнечный листопад-1 (ч.1-6) "
Автор книги: Елизавета Левченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 45 страниц)
12
Проснулась я сама – и снова не заметила как уснула, – только в весьма оригинальном месте. На полу. Частично под кроватью. Стул лежал рядом.
Внутренний будильник, который, почему-то обычно спит во время учебы, сыграл за пару минут до того, как в палату вошла уже знакомая женщина, Ольга... не помню как дальше. Я едва успела вскочить с пола. Поздоровалась. Следом за ней с грохотом вкатилась каталка. И от этого грохота парень открыл глаза.
Я вжалась в стену, притворившись, что на самом деле меня здесь нет. После вчерашнего... не могу смотреть на него спокойно. Мысли жужжали как рассерженный, но немного упокоенный улей. Но стоит предпринять одну ма-аленькую попытку поразмыслить над случившимся ночью – все. Голова просто взрывается!
Врачи попытались сгрузить, как и вчера, парня на каталку. Но он начал громко возмущаться и орать, что он сам дойдет куда надо. Врачи этих возмущения не слушали и старались погрузить парня на каталку, уверяя его, что тот не дойдет...
Спорили они долго, до хрипоты. Решающим фактором стал надрывный кашель, от которого Немрин чуть не упал на пол. Я хотела было подбежать, помочь... но вовремя вспомнила, что я, как бы, не тут, я просто предмет интерьера, и осталась на месте.
Врачи сдались и согласились, чтобы парень шел сам, только за руки его поддерживали. Первой выкатила каталка, потом вышел он... точнее, почти вышел, но обернулся.
– А ты – быстро дуй в университет! – рявкнул, указав на меня пальцем, и ушел.
Я сглотнула и решила последовать совету, который так смахивал на приказ.
***
Пять пар... Пять долгих нудных пар. Я не выдержала и сбежала с трех последних, дунула к местной медсестре выпросить липовую справку. Объяснить, что мне нужно навестить в больнице одного...
Шаг замедлялся, пока я совсем не застыла.
А ведь он запретил мне приходить.
Вздохнула, и свернула на другую дорогу.
Если подумать... эта просьба очень своевременна. Особенно учитывая некоторые события, из-за которых придется передумать столько всего!
И эти самые два дня я только и делала, что думала. Засыпала с раздумьями. Просыпалась с остатками снов о раздумьях. Ходила, как приведение, по универу и продолжала думать, никого и ничего не замечая.
Я предполагала, искала предположениям доказательства, бывало – оставляла как есть, отложив на полочку "правда", бывало – откидывала в сторону, как полную чушь. Думала я очень много, кажется, что сколько не передумала и за половину жизни. Но ночью второго дня все закончилось. Я сделала выводы. И начала их перечислять, всеми силами сдерживая смущение, от которого глупо улыбалась в подушку и била ногами по дивану в припадке переизбытка чувств.
Как уже поняла – я люблю этого странного парня. С какого момента? Тут вышло посложнее, пришлось долго перебирать воспоминания, пока не поняла – оказывается, я начала влюбляться, можно сказать, чуть ли не с первых дней. И прикрывала зарождающееся чувство желанием быть поближе с возникшими в жизни красками. С каждым днем влюблялась все сильнее... но после зоопарка что-то все приостановилось... я бы продолжала считать Немрина просто хорошим другом, если бы не события Нового Года.
Он сказал, что я – небезразличный ему человек... нет, я держу себя в руках и уже не пищу в подушку! Обольщаться не нужно... не нужно, я сказала! Тут можно истолковывать по-разному. Он что, сказал, что я ему нравлюсь? Нет. Только что небезразлична... может, как друг.
Друг... а вот тут логичность отметает это предположение. Рассуждаем: друг будет целовать... я спокойна... своего друга? Обнимать, ну совсем не по-дружески? Нет. Значит, он имел в виду нечто иное. Нечто очень даже понятное иное. Я – ему нравлюсь. Пусть немного, но все же! И от этого знания хочется танцевать, орать на весь мир... ну и заниматься всякой подобной чушью.
Итак. Мы нравимся друг другу. Превосходно!!. Стоп. Тихо. Такие разные, но все-таки – нравимся. Только он не подозревает, что я чувствую, но знаю, что чувствует он. Что делать дальше?
И главный вопрос: как удерживать себя в руках при его близости?
Нет, есть вопрос главнее – как я собираюсь сказать, что люблю его? Нет, вот так, лежа в своей кровати, под одеялом, я конечно скажу все, что есть на душе. Но как... как говорить смотря в его глаза? Никак. Решимости не хватит. Вообще. Даже рот раскрыть не смогу.
Домоталась головой – с размаху стукнулась лбом батарею.
Но я должна дать ответ после выписки парня из больницы, то есть – через неделю – полторы.
Время еще много, думаю я смогу. Должна.
Повторяя последнее слово я и заснула.
Утро было прекрасным! Почему? Да потому что сегодня истекали два дня, и я могу придти навестить его!
Да, знаю, что я глупая влюбленная по уши девчонка.
Пришлось идти в универ, правда, хоть я этого делать не собиралась, но вспомнила, что утром его могут опять увезти куда-то неизвестно куда. Анька недолго молчала, только по дороге до кабинета, а там... Она вцепилась в меня как клещ и пытала, выясняя что вообще со мной творится. Аргументировала, что я сама на себя не похожа. А раз не похожа – значит что-то случилось. Я молчала и игнорировала расспросы. Да что меня такие докапчивые окружают?!
Что-то уже как два дня со мной здороваются все те, с кем я провела Новый Год. Приходится кивать в ответ, я же вежливая. Да и не чувствую такого презрения, скорее... неуверенность. Не знаю, как теперь себя вести.
По дороге к остановке, немного подумав, купила апельсины – вроде их покупают больным.
В больнице меня опять не хотели пускать, пришлось напрягать память, вспоминая ИО женщины-врача. Проскочила лестницу так легло, будто и не было у меня проблем с физкультурой. Едва удерживаясь от того, чтобы в припрыжку пуститься по коридору, шла вперед... И едва не врезалась в женщину, неожиданно появившуюся из-за поворота. Что это была женщина я определила даже не поднимая головы – такие сладкие духи у мужчины быть не могут.
Примерно моя ровестница, только одета очень элегантно: сапоги на высокой шпильке, узкая юбка, пиджак, похожий на мундир гусаров – такие, кажется, очень модные сейчас. Все светлых оттенков. Темные волосы забраны в высоких хвост с аккуратным начесом. Лицо тонкое, изящное. Макияж – идеален. Вообще, она была идеальна... редко таких людей встретишь. Рядом с ней стоял мужчина, довольно немолодой, с проседью на висках, одетый в черный костюм. И на лице нет никакого выражение, будто он статуя, а не человек.
Девушка чуть улыбнулась и застучала каблуками дальше. Мужчина – вслед на ней. Ну а я вперед, стараясь выбросить из головы незнакомцев, которые, почему-то, прочно в ней засели.
В палату сначала постучала, и только потом зашла, неуверенно выглядывая из-за двери. Парень сидел на кровати, лицом к окну, но едва я только зашла, он повернул голову.
– О, Соня, привет! – яркая и чистая, совсем такая как прежде, улыбка зажглась на его лице. Солнечная улыбка, по которой успела так соскучиться. Маленькие изменения во внешности парня сразу привлекли внимание. Во-первых, он выглядел как обычно – то есть, здоровым, и сиял намного ярче. Во-вторых, волосы были стянуты в мелкий хвостик, отчего внешность стала немного другой: черты лица как бы сильнее обрисовались – и овал лица с немного островатым подбородком и высокими скулами, и брови вразлет, и яркие зеленые глаза с темными, болезненными синяками под ними, и правильный нос, и четко очерченные, припухлые губы с приподнятыми уголками... Я совсем разомлела возле двери, забыв обо всем на свете. Сердце, похоже, решило что хватит с него спокойствия и как сумасшедшее забилось в грудной клетке.
Немрин засмеялся, зажмурив глаза.
– Да заходи уже! Я не музейный экспонат, на меня можно любоваться вблизи и даже потрогать!
Я очнулась и смутилась. Прошагала к стулу, села, правда, отодвинув его немного подальше. Глаза – в пол, теперь я боялась даже взглянуть на парня, а вот он продолжал пялиться, даже не скрывая этого.
Вспомнив о пакете с апельсинами, здорово оттягивающем руку, протянула его в сторону парня.
– Вот, – объявила. – Это тебе. Витамины.
– Коротко, четко, информативно, – насмешливо прокомментировал он, но пакет взял и тут же им зашуршал, похоже, полез смотреть, что же я такого принесла. – Апельсины! – возопил совершенно неожиданно и едва не стал причиной моего инфаркта.
Парень с обожанием вертел в руках оранжевый фрукт, рассматривая его со всех боков, а потом с энтузиазмом начал его ковырять. Но не просто так, с удивлением заметила, а по-особенному – сначала отколупал кусочек сбоку, а дальше снимал кожуру по кругу, один большим куском... Не знала, что чистка апельсина такая занимательная вещь... Он закинул в рот одну из долек и мечтательно закатил глаза. – Наконец хоть что-то вкусное!
– Тебя что, не кормили? – провожала глазами еще одну дольку, интересуюсь.
– Кормили. Но ту гадость, которой здесь кормят, едой назвать нельзя. – Он доел апельсин, быстро облизал пальцы и с улыбкой повернулся ко мне. – Ты моя спасительница. Проси что хочешь!
В голове сразу же родились сотни вариантов, половину из них в слух я сказать не решусь, от трех вообще покраснела... И решила пока повременить с ответом.
– Потом скажу, – буркнула, опуская глаза обратно в пол.
– Как знаешь, – не стал допытываться он. Интересно, разочарование в его голосе не плод фантазии?
Парень гулко бухнулся на подушку, закинув руки за голову. Да, я искоса наблюдала за ним, признаюсь.
– Поговори со мной. – Он первым нарушил тягостную тишину. – Хоть о чем. Я соскучился по твоему голосу.
Вот так и сказал, легко и непринужденно... а ведь даже не подозревает, что творит с моим сердцем. Для него это простые слова, для меня же нечто большее.
Вздохнула. Мне бы такую непринужденность... не мучалась бы и во всем ему призналась.
Начала я неуверенно, рассказывала об институте, но парень включился в разговор, спрашивал отдельных одногруппниках, говорили ли мы о чем-то, как я себя с ними вела... и подобное. Ему удалось разговорить меня, я и сама не заметила, как спокойно общалась с ним, как раньше, до Нового года, изменившего все. Он рассказывал о больничной жизни и в красках, с садистским наслаждением описывал процедуры, через которые ему пришлось пройти. Я затыкала уши, чтобы только не слышать всего этого ужаса, а Немрин опять смеялся.
За болтовней время прошло незаметно – вот уже и за окном стемнело, а экран мобильника показывал восемь часов. Мы бы проговорили и дольше, если бы не один заданный им вопрос.
Парень чистил уже не помню какой по счету апельсин. На тумбочке возле кровати высилась целая гора шкурок, источая характерный аромат по всей комнате. И вот как раз в процессе чистки и моем монологе о "прелестях" погоды, прозвучал этот вопрос.
– Помнишь что я сказал тебе два дня назад? – Я подавилась словами. Полулежащий на кровати парень сохранял невозмутимое выражение лица и продолжал чистить фрукт.
– Помню, – осторожно соглашаюсь.
Разве я могла забыть? Но... зачем он спросил?
– Можешь, – руки его замерли, – дать ответ сейчас?
Сейчас?! Нет. Нет, нет, нет! Я не готова! Я не смогу!!
Дверь открылась, и мы оба повернулись к входящему, а им оказалась уже знакомая женщина-врач, Ольга... как-то там. Она толкала впереди себя небольшую двухъярусную тележку с упаковками лекарств, пластиковыми стаканами и водой в бутылке.
– Та-ак, пора делать уколы! – жизнерадостно пропела она, подкатывая тележку с другой стороны кровати.
Парень с донельзя обозленным лицом зашевелил губами, будто беззвучно ругался.
Врачиха, после недолгого копания и шебуршания коробками, повернулась к нам со шприцем в руках. Я зажала рот, подавляя рвотный позыв. Ненавижу сам вид шприцов! А парень вскинул руки и взмолился:
– Погодите! – Врачиха непонимающе вскинула брови, но шприц опустила. Парень поманил меня к себе, а когда я приблизилась, схватил за плечи и резко притянул к себе вплотную, так, что мы едва лбами не столкнулись. Но глаза у меня точно съехали в кучку, от переизбытка волнения. Вареные ноги так и норовили подломиться и утянуть хозяйку на пол.
– Сейчас придешь в общагу, – зашептал он, вперив зеленые глаза в мои. Я замерла ни жива, ни мертва, – пойдешь в мою комнату и возьмешь из шкафа одежду: штаны, рубашку какую-нибудь, и куртку с ботинками. И принесешь завтра в шесть часов. Поняла?
Киваю, вяло дергаясь, пытаясь освободиться, но безуспешно. Хватка у парня будь здоров, несмотря на то, что он как бы болен.
Немрин улыбается и отпускает меня на волю.
– Вот и отлично. Хорошая девочка, – совсем как собаку покровительно треплет по голове. – А теперь иди. Давай, иди же! – добавил, видя, что я мало реагирую.
Я прихожу в себя, обозлено сбрасываю руку, встаю и быстро иду прочь от этого... слов даже нет!!
***
В шесть... почти в шесть, я занесла руку, чтобы постучать в палату. Другую оттягивал объемный пакетище с заказанными вещами. Вопреки опасениям, ее не так уж и сложно оказалось достать. Всего-то нужно было уговорить себя подняться наверх и решиться объяснить ситуацию открывшему Сергею – ну это сосед болезненного, который вечно спит... и который как-то обозвал меня кое-чьей женушкой! Наверное сейчас я особенно на нее смахиваю... Он даже не дослушал и ушел внутрь, сказав, чтобы я делала все что хотела, раз это так важно. Растянулся на кровати и перестал подавать признаки жизни, впрочем, как всегда. А я осталась один на один с суровой реальностью, то есть – вынужденной обязанностью копаться в чужой одежке... а вдруг там будет, хм, белье?! Такого вида я точно не выдержу, убегу и наотрез откажусь возвращаться. Но к безмерному счастью трусов на полках не лежало, по крайней мере – на виду... Шесть полок. Беглый осмотр ничего не дал – на первый взгляд вся одежда была похожа друг на друга. Пришлось запускать руки в первую попавшуюся полку, вытягивая из тихого ужаса, что там творился, вещи. Двумя пальцами. Хорошо хоть первая попавшаяся и стала последней – я каким-то образом угадала правильную полку, и узнала ее по полосатой знакомой уже майке. На парне она была расцвечена в белый, оранжевый и зеленый. Вытащила ее, потом первые же джинсы, и с громаднейшим облегчением захлопнула, надеюсь навсегда, дверцу. За соседней, после длительного осмотра, сняла с вешалки куртку и отрыла кроссовки – никаких ботинок я не заметила. Потом еще долго бегала по общаге в поисках подходящего пакета – обычные рвались на раз, когда пыталась в них все впихнуть. Потом впихивала и выпихивала этот пакет из забитого до отказа автобуса... Потом пыталась убедить охранника, что в пакете только фрукты...
В общем, получилось целое приключение. Но как же хорошо, что оно закончилось!
Наивная... Оно только началось.
Парень вывалил пакет на кровать и попросил отвернуться, уже расстегивая больничную пижаму. Собирался переодеваться при мне?! Не-е-т, такого сердце точно бы не выдержало, и я выбежала в коридор, на всякий случай еще и ладонью лицо закрыв. И еще долго успокаивалась, прислонившись в спасительной двери... Которая что-то слишком быстро дернулась, отталкивая меня в сторону и приоткрылась. А в щели сверкнули настороженные зеленые глаза.
– Есть кто снаружи? – зачем-то прошептал он. Я повернула голову сначала вправо, потом влево, и отрицательно помотала.
Дверь открылась нараспашку, демонстрируя уже полностью одетого парня. И не только в джинсы-футболку, но и в темно-сливовую парку.
– Вот и отлично! – объявил он и прикрыл за собой дверь.
Осознание пришло мгновенно.
– Ты что, сбежать решил?! – возопила я. Парень прикладывает палец к губам с таким умоляюще-милым выражением лица – все дети мира и рядом не стояли – я давлюсь возмущением и замолкаю. Нет, все же он прекрасно осведомлен о действии своего обаяния на бедную меня, и без зазрения совести пользуется запрещенным приемом! Ну а что я... я еще не скоро научусь ему сопротивляться.
Парень обезоруживающе улыбнулся... Вот, что я говорю! Пользуется, да еще как! Я чувствую, что еще немного – и растекусь на полу бесформенной лужицей. Он этим пользуется, хватает за руку и тащит за собой дальше по коридору. Угу, к той лестнице, по которой я обычно поднимаюсь. Шагал парень с размахом, каждый шаг по метру, а я мелко бежала рядом, приходилось прикладывать усилия, чтобы успевать – а как иначе, если твою руку сжимают такие железные тиски? Не вырвешься... Но костерила я парня на все лады. Про себя – шуму мы и так подняли. Удивительно, как еще никто не выглянул и не посмотрел, что за слоны завелись в больнице. Слон рядом посмеивался, бросая на меня быстрые взгляды, а я боролась с желанием стукнуть его по слоньвьему лбу, особенно когда пришлось перепрыгивать через одну, а бывало даже и две ступеньки. Точно бы навернулась! Но рука этого... так, нужно срочно придумать ему подходящую кличку... надежно сжимала мою.
Когда наш развеселый дуэт достиг первого этажа, скорость резко снизилась и я едва не полетела ласточкой. Поток возмущения был снова прерван умоляющей рожицей и пальцем у чуть изогнутых в полуулыбке губ. Дальше мы шли спокойным прогулочным шагом.
Навстречу попались несколько врачей, ну или медсестер – не разбираю я их. Парень сделал лицо кирпичом, я скопировала выражение, и мы все тем же прогулочным медленным шагом прошли мимо... только видно немного переборщила с копированием – врачи как-то странно смотрели на меня. Удивленно-подозрительно так. Но тоже проходили мимо. Каждый раз вырывался вздох облегчения, а боязнь немного проходила... Видимо, она знала то, что не знала ее хозяйка и копила силы для последней и решающей встречи...
С охранником. Я поначалу не поняла, с чего вдруг парень непонятно ругнулся сквозь зубы и потащил меня за кофейный автомат. Он надежно скрывал нас обоих от глаз сидящего на вахте и давал возможность для наблюдения. Чем парень и пользовался.
– Он меня знает, – наконец, соизволил объяснить свое поведение Немрин. – В столовке в одно и то же время со мной сидит.
В голове составила логическую цепочку и пришла к совсем нерадостному выводу.
Холл, где сидел охранник представлял собой полукруг с одним боковым, но тоже отлично просматриваемом ходом в коридор. Никаких растений, стендов.
– Тогда зачем ты потащил меня к этому выходу, если знал, что тут знающий тебя охранник? – яростно зашипела я, приветливо улыбаясь мимо проходящей врачихе.
– Ну, вообще-то, я не знал, что именно он будет дежурить в этот вечер.
– То есть, мы возвращаемся обратно? – сделала вывод я.
Парень ответил спустя какое-то время:
– Нет.
– Что, будем продолжать здесь сидеть? – проснулось совсем не свойственное мне ехидство.
Уголок губ приподнялся в предвкушающей ухмылке.
– Есть идея получше.
Обернувшись, он выложил суть этой самой идеи, оказавшейся до безобразия простой. Мне предлагалось подойти к охраннику и отвлечь его, хоть чем, пока парень не прошмыгнет к выходу. Ирония судьбы – если бы я захватила не эту, а другую куртку, с капюшоном, под которым можно спрятать приметные волосы, вряд ли нужно было так изгаляться.
Прост то он прост. Только вот как мне охранника отвлекать? Думать мне никто не дал – к нам шла целая толпа врачей. Кто-то, а может узнать сбежавшего пациента. Он думал так же и вытолкнул меня из-за автомата навстречу подвигу.
Когда я подходила к стеклянной каморке охранника, в голове вертелся кусочек из одного советского фильма "Приключения Шурика", даже не картинка, а только один вопрос: "Как пройти в библиотеку?" Спросить так, что ли?.. А он не примет меня за одну из больных, ну, которые на голову? Что-то не хочется здесь прописываться. Нет... наверное, он запомнил меня и мой пакет.
– Э-э-э... – неопределенно протянула я, подойдя к каморке. Мужчина повернул ко мне голову.
– А, ты, – я же говорю, напомнил он меня. Я кивнула, подтверждая, что да, я. И подала условный знак заложенными за спину руками. Так, теперь только осталось продержать внимание еще примерно с полминуты – от коридора до входа не так уж много метров, успеет проскочить. Если нет, я помогу охраннику затащить беглеца обратно в его палату! За все хорошее, что он устроил за последние минут тридцать...
– Что хотела? – не очень дружелюбно спрашивает охранник и скашивает глаза в сторону... но я этого не допускаю и вновь возвращаю внимание, треснув кулаками по стеклу. Охранник аж подскочил и как завопит:
– Ты чего творишь?!
– А, муха пролетала. Вот, – демонстрирую ладонь, на которой, якобы, раздавлено бедное животное. Охранник, все еще подозрительно посматривая на меня, садится. И в это же время чувствую, как левая штанина дергается. Скашиваю глаза и без особого удивления обнаруживаю сидящего на карачках парня. Он яростно, но непонятно жестикулирует. Я вообще только смогла разобрать один жест – когда парень полоснул по горлу ребром ладони и потыкал в сторону коридора. То есть, ему кранты, потому что из коридора надвигается нечто опасное лично для него. Как-то так. Я помахала ладонью, будто отмахивалась от комара. Иди-иди. Парень кивнул и пополз дальше, а я подняла голову.
– Слушай, ты или говори зачем пришла, или иди куда шла, – ну совершенно грубо сказал мужчина, судя по голосу, он уже терял терпение.
– А-а-а... – лихорадочно подбираю слова. В голове всплывает картинка раскидистого куста и приходит немного рискованная идея. – А, вот! Там в коридоре какой-то ребенок кадку с кустом перевернул и сейчас растаскивает грязь по всему коридору!
Охранник с громким непечатным словом рванул с места, вообще не оглядываясь по сторонам. Но скоро, буквально черед секунд десять он обнаружит обман, и мне не поздоровится, уверена. А это значит, нужно пользоваться моментом и тикать отсюда, пока не поздно!
С не меньшей, чем была у охранника, прытью, несусь к выходу, по дороге подцепляя руку так и не доползшего до выхода парня, и мы вместе выскакиваем на улицу. А за спинами слышится угрожающий рев надутого охранника, который добавляет скорости. Сердце бухает в горле, ноги скользят и утопают в снегу, а этот экстремал хохочет в голос. И я вскоре к нему присоединяюсь.
Наша хохочущая парочка оббегает больницу, распугивая не таких уж и редких прохожих, которые с руганью отпрыгивали к краям тротуара. А нам было все равно. Мы просто бежали вперед. Я наслаждалась бегом, хоть всегда так его не любила, мягко говоря. Наслаждалась холодящим легкие воздухом, редко падающим с неба снегом... И особенно – теплом чужой руки.
Вдруг, когда мы перебегали дорогу, совершенно неожиданно неизвестно откуда выскочила снегоуборочная машина. Парень округлил глаза и с такой скоростью понесся к тротуару, что мои ноги даже земли не касались – они по воздуху летели.
Пара секунд, и вот парень уже стоит на тротуаре и несколько боязливо провожает взглядом проезжающую машину, пока та не скрылась за поворотом. И только потом отмирает и облегченно выдыхает.
– М-да... – выдается он задумчивое. И очень богатое на скрытый в этом коротком слове смысл. Я успокаивающе глажу его по руке – выше не дотягиваюсь, а парень оборачивается и смотрит на меня каким-то странным взглядом. И становится не по себе... конечно же, я сразу убрала руку и вообще сделала вид, что ничего не делала.
Чуть пройдя по улице, Немрин остановился перед одной из многочисленных тропок, ведущих в заснеженный центральный парк.
– Знаешь, – тихо говорит парень, голос почти заглушает грохот проезжающих машин. Подхожу на шаг ближе, чтобы слышать лучше. – В больничной столовой большие окна, и они выходят на эту сторону. Я всегда садился возле них и подолгу смотрел на парк внизу, на людей, который там гуляли... И думал, что было бы неплохо когда-нибудь прогуляться в нем с тобой. Как думаешь?
Я думала, что и правда, неплохо. Тем более, что за все года учебы я так и не попала ни разу в центральный парк. Не потому что не было времени – не хотелось. Теперь же... мысль не нуждается в продолжении.
Сейчас уже почти семь, наверное... Люди как раз возвращаются с работы – от того и столько народу на улицах. Но только не здесь. Среди деревьев, чьи ветки прогибаются под тяжестью снежной "шубы", над пустынными дорожками, освещаемыми множеством фонарей, и над замерзшей гладью озер – царила умиротворенная тишина. Я словно попала в прекрасный, сказочный мир, и о другом мире, из которого я пришла, напоминал только шум города... Такой далекий, что можно легко перестать обращать на него внимание. Что я и делаю.
Мы идем все дальше, вглубь, и никто из нас еще не сказал ни единого слова с тех пор, как вошли в парк. Не скажу, что это молчание было уютным – молчать рядом с ним вообще невыносимо, особенно после... осознания своих чувств. Почему невыносимо? Ну... молчать – это сидеть без дела. А разве можно усидеть на месте, когда так взволнована? Вот примерно такое сравнение. Я сильно волнуюсь и от этого не могу молчать. Но и... сказать тоже ничего не могу – тут дело в робости. А когда влюблен эта робость, оказывается, вообще убийственная вещь! Ноги подкашиваются, язык немеет, горло отказывает, тело как вареная макаронина, руки холодеют, спина горит, голова кружится...
Скамейка на мосту выглядела ухоженной, отлично отчищенной от снега – сразу видно, что у нее есть постоянный "хозяин"... который, похоже, любит подкармливать птиц – на снегу остались крошки. Парень присел на скамью, оперся локтями на колени, сцепил руки в замок и в таком положении из под челки посмотрел на меня. Я присаживаюсь рядом.
Несколько... напряженная поза... наверное. Впрочем, парень распрямился и откинулся на спинку скамейки теперь уже расслабленно, расположив руки по обе стороны от себя, а голову запрокинулся назад. Спокойное лицо, с легким намеком на улыбку... а может и нет – у его губ всегда приподняты уголки, такой уж они формы.
Снег падал прямо на его лицо, почти мгновенно превращаясь в капельки воды. Падал он и в так неосмотрительно расстегнутый ворот.
Ему же нельзя переохлаждаться!
Повторения его мучений я не вынесу.
Пододвигаюсь чуть ближе и, протянув руки, застегиваю "молнию" до самого конца. Парень опустил глаза еще когда почувствовал, а может – услышал, как я придвинулась, и теперь задумчиво, не торопясь, рассматривал мое медленно краснеющее лицо, даже когда я отстранилась. Так и хотелось воскликнуть – ну отвернись уже! Жутко ощущала себя под таким пристальным взглядом.
– Волнуешься за меня? – с взрывоопасной для сердца смесью мягкости и вкрадчивости, приправленной каплей насмешливости, спросил он.
– Конечно же! – ворчу.
Вкрадчивости в голосе становится еще больше.
– Твое "конечно же", очень радует. Но...
– Смотри, мы словно в сказке! – прерываю его чересчур громким воскликом. Не могла и дальше слушать такой волнующий голос. Он действует слишком сильно. И поэтому я решила отвлечь парня. Погода пришла на ум первой.
Краем глаза замечаю, как Немрин недовольно кривит губы и скрещивает руки на груди.
– Я не знаю сказок. – Недовольство на его лице не плод воображения – оно передалось и голосу. Но я решила не обращать на это внимание.
– Совсем? – с немного наигранным удивлением спрашиваю, поворачивая голову к нему.
– Да. Я не читал их в детстве и не хочу до сих пор. Эти выдумки только обманывают людей и дарят им ложную надежду на чудо. А чудес не бывает, – резковато говорит парень, кривя губы еще сильней. А бы сказала – презрительно кривя.
– Вот как... – пробормотала. Я совершенно не знала, что ответить на такое. Сидящий рядом человек, с которым провела несколько месяцев и которого, думала, успела немного изучить, показался незнакомцем с внешностью другого человека. И это сбивало с толку.
– Ты изменился... – очень тихо сама себе бормочу, но Немрин расслышал, и с вызовом спрашивает:
– Не нравлюсь таким?
– Нравишься! – не подумав, возмущенно – причем непонятно чем – восклицаю и тут же зажимаю рот. Но сказанные слова не вернуть.
Только вот кто мне скажет, почему я не отворачиваюсь, а продолжаю смотреть на него, наблюдать, как презрительность и недовольство стекают с лица как вода, обнажая пугающую серьезность и... оттенок удивления в глазах.
– Это ответ? – чуть склонив голову, спрашивает. Напряженность, от него исходящая, чувствуется чуть ли не физически.
– Э-э-э... что? – Я совсем растерялась. И растеряла остатки разума тоже.
– Это можно расценивать как ответ на мой недавний вопрос? – терпеливо повторяет парень, подаваясь вперед. Я отползала от него... от реальности, пока не уперлась спиной в подлокотник скамейки.
Так просто не сбежать. Что он, что реальность того, что нужно признаваться в настолько сокровенном, невозможном – настигают.
– Хочу услышать. Скажи, как ты ко мне относишься.
Он останавливается, но медленно протягивает руку, на которую испуганно смотрю, вжимаю голову в плечи – лишь бы только не допустить, чтобы рука меня коснулась.
Но мне страшно. Радостно? Мучительно больно... Нежелание прикосновения. Его отчаянное, до непереносимости желание. Все перемешалось. Я уже не знала, чего хотела больше всего.
Его пальцы все-таки соприкоснулись с моей щекой, обожгли кожу, хоть были такими холодными. В зеленых глазах было непонятное, заставляющее волноваться сильнее, выражение. А в осторожном прикосновении столько... нежности. И сердце не могло больше выносить переполняющих его чувств.
– Нравишься... – шепчут непослушные губы. От одного маленького слова, самого трудного признания, внутри срывает все запоры, все замки условностей и правил, что я понавешала на себя. – Ты мне нравишься, – с облегчением, с нарастающей силой, говорю.
Он... улыбнулся. Такой улыбкой, какую я не видела прежде. Никогда еще в ней не было столько теплоты и нежности.
Он притягивает меня за плечи и обнимает. Алекс... Леша. Его запах, который невозможно ни с чем сравнить, дать описание. Его близость...
Кажется, теперь я поняла, почему все время, даже про себя, всячески избегала называть парня по имени. Боялась, что чувства вырвутся наружу и выдадут меня. Его имя... почти тоже самое, что и признание.
Как же уютно в его объятиях! Холод совершенно не чувствуется – его тепло окружает со всех сторон... Нет, даже не тепло, жар просто...
Жар? Я ощутила его щекой.
Пробегая пальцами по его лицу, прикасаюсь ко лбу и с паникой понимаю, что не показалось.
– У тебя жар! – взволновано говорю.
– Плевать, – безмятежно откликается парень.
