Текст книги "Солнечный листопад-1 (ч.1-6) "

Автор книги: Елизавета Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 45 страниц)

   Девушка быстро оглянулась на меня, и сделала какие-то, только ей известные выводы. С улыбкой протянула руку Ксюше.

   – А давай я тебя к Леше отведу? У него там компьютер.

   Девочка сощурилась с хитрющим выражением лица.

   – Я мне можно будъет поиграть?

   Мари засмеялась и тряхнула рукой, подзывая ребенка, и та, сползя со стула, схватилась за ладонь.

   – Можно, можно.

   Леша обнаружился в комнате хозяйки на втором этаже, сидящий за персональным компьютером. К нему же нагнулась Олеся Павловна, что-то увлеченно ему объясняющая – когда мы зашли, я услышала обрывок фразы, а потом она замолчала, повернулась к нам. Ксюшка с криками бросилась вперед, вклинилась между ней и парнем, и запрыгала рядом, пытаясь заглянуть в монитор. Леша немного повернул голову к ней, улыбнулся уголком губ и подхватил пискнувшую девочку в прыжке, усадил ее себе на колено, удерживая за живот одной рукой, другой продолжал водить мышкой, открывая какие-то папки. Девочка замерла и смотрела только вперед, в монитор. Я невольно залюбовалась этой картиной. Маленький, раза четыре меньше парня, ребенок, милый, кудрявый ангелочек, которого осторожно обнимает он, почти такой же кудрявый и почти с тем же оттенком волос – более теплым, солнечным. Если представить на секундочку, всего одну, забыть все, и только смотреть, то... Ему идет. Вот так сидеть... просто удивительно как. И когда я смотрю, в груди... так щемящее тепло...

   Очнулась, вспомнила, что вообще затеяла и прекратила пялиться на Лешу с наистраннейшими, мне нехарактерными, мыслями.

   Я решила для начала отвести Мари к фото. Чтобы она, наконец, поверила мне и перестала переубеждать в очевидном. А если продолжит – притащу зеркало и поставлю рядом, чтобы она убедилась.

   Когда мы поднимались, девушка не задала ни одного вопроса. А я бы на ее месте этими самыми вопросами завалила. На чердаке встала рядом с фото, и указала на него пальцем, потому что девушка начала непонимающе осматриваться.

   – Тебе ведь знаком этот человек, верно?

   Мари подошла вплотную к комоду. Я внимательно следила за выражением ее лица. Непонимание и еще раз непонимание, с толикой удивления.

   – Да, это мой отец, – ответила девушка, не отрывая взгляда от фото. Она так внимательно его разглядывала, будто убеждалась, что оно настоящее. Не подделка. – А вторая – это леди Олеся... в молодости, – добавила. Порассматривала, подумала и опять добавила со все той же толикой шока в голосе: – Обнимаются. Они. Вроде как... – недоверчиво.

   Я ничего не говорила, хоть хотелось. Она ведь сама все поймет, верно? Все видно...

   Мари взяла фото и вплотную поднесла к сощуренным глазам. Я ждала. Долго. Но разве это важно? Когда девушка повернула голову ко мне, стало видно, что ждала я не зря. Если она и не поняла всего, то начала догадываться. Только, почему-то, сама не верила в то, что поняла. По глазам легко читается все ее смятение.

   – Что ты хочешь этим сказать? – ее голос совсем ослабел. Девушка перепугано – я впервые видела ее испуг – смотрела на меня, сжимая до побелевших пальцев рамку с фотографией.

   – А ты разве не поняла? – вопросом на вопрос ответила. – Разве ты не видишь, как вы похожи? Ты и Леша на них. Своих родителей.

   Мари отчаянно замотала головой.

   – Нет... – и уже более твердо и уверенно: – Нет. Ты ошиблась. Олеся Павловна всего лишь наша няня, и отец ее взял, потому что она похожа на женщину, которая нас родила и которую он так любил.

   "Не ее слова" – вот какая мысль промелькнула. Такое впечатление, будто ей пришлось повторять эти слова... очень и очень часто. А может, так и было.

   Девушка поставила фото обратно и быстро одернула руку, сжав пальцы в кулак. Перевела взгляд на меня, натянуто улыбнулась.

   – Ты ошиблась, Соня. Папа сказал, что она нас бросила. И она нас бросила, а потом пришла леди Олеся и заменила нам маму. А это фото ни о чем таком, что ты подумала, не говорит. Просто леди Олеся очень похожа на ту, кто нас родила, это естественно, что папа в нее влюбился. Да... – она бросила быстрый взгляд на фото и кивнула своим мыслям. – Именно так, – прозвучало глухо.

   Убеждает сама себя? Ведь сама понимает, но... все равно продолжает отрицать очевидное. Ну не могут посторонние люди насколько быть похожи!! Только родители и дети, или родственники, в конце концов!

   – А тебе никогда не приходило в голову, что твой отец, по каким-то причинам, мог соврать? – озвучила одну из догадок. Она пришла в голову почти сразу как я увидела фотографию.

   Мари нахмурилась.

   – Зачем ему врать?

   Я пожала плечами. Откуда такой посторонний человек, как я, может это знать? Но предположить...

   – Причин может быть много.

   Девушка так же натянуто, как и улыбалась, коротко рассмеялась.

   – Нет, поверь, он не врал бы. Да и тем более, – я заметила, что пальцы ее левой руки нервно мнут край кофты, – если бы та, кого он любит, вернулась, папа не смог бы это скрывать. Точно знаю! – с жаром воскликнула. Только вот с чем большим чувством она говорила, тем сильнее я сомневалась в ее словах и убеждалась в своем. Обратное воздействие.

   Я устало вздохнула. Не думала, что все будет настолько сложно, что Мари будет так упорствовать.

   – Мари, люди на фото – ваши родители. Не перебивай, пожалуйста! – попросила, видя, как девушка с решительным видом хотела что-то возразить. – Как человек, смотрящий на вашу четверку со стороны, я говорю – вы похожи так, как могут быть похожи только родственники. Родители и дети. Их черты перешли к вам, и это видно невооруженным взглядом! Поверь, настолько посторонние не могут быть похожи. Посмотри в зеркало, раз не веришь! Да если смотреть на тебя и на это фото, то ты точно...

   – Ты хоть понимаешь, насколько нереально поверить в такое? – внезапно закричала Мари. От такого я подавилась собственными словами. Она... и кричит... Девушка взмахнула руками с растопыренными пальцами, сдвинув брови до глубоких заломов. – Да я всю жизнь жила с тем, что моя... мать... – девушка буквально выплюнула это слово, – бросила меня и моих братьев! – Она принялась метаться по крохотной комнатушке, едва не сбивая рулоны у стены и задевая шкаф. – Я не могу поверить в то, что она, оказывается, половину жизни была рядом и прикрывалась личиной няни! – остановилась и прокричала мне в лицо. – Не-мо-гу!! – Она внезапно упала там же, где и стояла. Должно быть больно, но, похоже, Мари ничего не почувствовала. Спрятала искривленное лицо в ладонях, и совсем глухо сказала... или всхлипнула? – Не могу...

   Я не могла оставаться равнодушной к происходящему. Не могла спокойно стоять и смотреть на то, как плохо такому радужному человеку, как Мари. Тем более, плохо ей как раз из-за моих слов. Шагнула ближе и присела рядом, положив ладонь на сгорбленную спину, утешающее поглаживая. Тело девушки тряслось. Значит, все-таки плачет?.. И все из-за меня. Вот нужно было влезть! Но... разве можно было поступить по-другому?

   – Прости меня, – искренне повинилась. Во всем: в то, что начала вообще этот разговор, в том, что его продолжаю, пытаясь убедить. – Но вы правда очень похожи. – Девушка скрючила пальцы, вцепившись в волосы и принялась раскачиваться. Но я не могу отступить. Просто не смогу жить дальше с такими знаниями, не смог смотреть ни Мари, ни Леше в глаза. – Мари, пожалуйста, – взмолилась, – поверь, Олеся Павловна не просто твоя и Лешина няня. Хоть на секундочку, но поверь! Подумай над этим, ведь это очень даже реально!

   Тем, что отняла руки от совершенно спокойного лица, сохранившего дорожки от слез, она перепугала меня. Встретилась со мной взглядом, опустошенным и... отсутствующим.

   – Хорошо. Чтобы отпали все вопросы, я пойду в клинику и сделаю анализ ДНК. Ты довольна? – осведомилась девушка спокойным голосом. От таких резких перемен я растерялась, и не сразу пришла в норму.

   – Но это же жутко дорого! Почему бы просто не спросить саму Олесю Павловну? – Я это и собиралась сделать, когда рассказала бы все или Мари, или Леше. Пойти и напрямую спросить, что и как, чтобы развеять остаток недоверия.

   Мари поджала губы.

   – А если ты ошиблась? Возможно... я испорчу отношения с одним из немногих людей, кого считаю своей семьей. А я этого не хочу. – Опираясь руками на колени, она поднялась, одним довольно нервным жестом вытерла обеими ладонями лицо, закрыла глаза, выдохнула, и вновь открыла их, хранящих уже другое выражение. Более похожее на прежнее. Только все такое же спокойное, отдающее холодком. – У меня найдутся деньги, – сказала она, обращаясь к шкафу, а ко мне стоя боком. – Сколько бы их не потребовалось. Я сделаю анализ, и ты убедишься, что была неправа.

   "Что оказалась права", – про себя поправила. Я уверена в своих догадках. Слишком часто они подтверждались.

   Девушка повернулась и обращалась уже ко мне.

   – И еще, ничего не говори Лексу, хорошо? Ни в коем случае ни словечка при нем о той, кто нас родила. Я... – Мари на несколько секунд замялась, – сама все ему расскажу, если... все, как бы это не было невероятно, окажется так, как ты говоришь.

   – Мы расскажем, – поправила, постаравшись сказать это так, чтобы не возникало никаких сомнений – я не собираюсь оставаться в стороне. Да и разве могу?

   Девушка судорожно вздохнула и закашлялась. У меня было подобное, когда, в классе пятом, у меня была истерика.

   – Хорошо, – согласилась она. – Мы расскажем ему все, но только после того, как уедем, – Мари отвернулась с осунувшимся лицом. – Никто не должен видеть Лекса... таким, каким он станет.

   – Каким? – плохо понимая, что она имеет в виду, переспросила. Точнее, я вообще не понимала, что подразумевается под коротким словом "таким". И емким. Отдающим чем-то плохим.

   – Увидишь, – тяжело уронила девушка. – Раз уж он выбрал тебя... когда-нибудь ты все равно бы узнала.

   Дверь на чердак была закрыта на ключ, который был у меня в кармане. Как и были закрыты, до поры, знания об одной из многих тайн семьи Немриных.

Часть шестая. Маленькие секреты

23

   От Олеси Павловны мы уехали не завтра, как предполагалось, а сегодня, ближе к вечеру. Около четырех, точнее не знаю – смотрела на часы до того, как Мари сказала, чтобы я собиралась. Леша... я не знаю, что ему сказала его сестра, но парень никаких вопросов не задавал: прислонившись спиной к косяку в большом зале, он разговаривал с хозяйкой дома. По большей части разговор состоял из заверений, что он приедет еще, да и вообще будет навещать ее как можно чаще. Причем, говорил это искренне. Олеся Павловна сильно удивилась, когда Мари сказала, что им нужно срочно уехать именно сегодня. Сказала с улыбкой, таким же, как прежде, лицом. Я позавидовала ее выдержке. Сама не смогла ничего выдавить, только кивала на просьбы женщины заглядывать вместе с Лешей. Парень, к которому я подошла, обнял за плечи, прижав к груди, и веселым голосом заверил, что так оно теперь и будет. Его улыбка ненадолго спряталась в моих волосах. Короткие несколько секунд, но о скольком же они успели сказать... Леша обнимал меня как-то нервно, сжимая все сильнее. Так дети игрушки обнимают, когда нервничают – не только по себе сужу. И его резкий, прерывистый выдох, прокатившийся теплом по макушке... Олеся Павловна для него как мать. И если Мари все выяснит, то женщина окажется настоящей матерью. С которой он не виделся девять лет. Каково расставаться с таким дорогим человеком, побыв рядом всего два дня? Еще и улыбается... ради этой женщины? Не показывает, как ему плохо. Но ведь меня не обманешь... Я отодвинулась немного, поймала взгляд зеленых глаз – даже их выражение он так умело прятал – и как можно более ободряюще улыбнулась, проведя рукой по его плечу.

   "Я с тобой. Все будет хорошо. Обещаю", – вот что хотела сказать. И, кажется, любимый меня понял и немного успокоился.

   По коридору за спиной раздался звонок. Это оказался домофон, в который Мари трезвонила, когда мы только приехали в поселок Янтарь. Олеся Павловна нажала кнопку и после короткого: "Да", послышался приглушенный и несколько измененный голос Мари:

   – Я прогрела машину, так можем ехать.

   Хозяйка, набросив на плечи полушубок, проводила нас до ворот. Ксюшка, уцепившись за тетин рукав, шагала рядом, порой перебиваясь на бег – все же ножки у нее маленькие.

   Мари стояла возле машины, пригнанной прямо к воротам. Признаюсь, меня это немного сбило с толку – а откуда вообще машина выехала? Что-то не помню во дворе ни одного гаража.

   Началось прощание. Никогда не любила этот момент расставания. Остается горький привкус в душе, когда, зная, что через пару минут ты уже расстанешься с этим человеком, ты говоришь с ним о всяких глупостях, пытаясь наговориться... Но в этот раз было по-другому Олеся Павловна мне считай посторонний человек – который, если все подтвердится, может стать и далеко не посторонним – так что прощание с ней ограничилось объятием и ее поцелуем в щеку. Только объятие было на удивление теплое... я совсем смутилась, но не поэтому. Из-за того, что приходится столько всего скрывать. Я прекрасно понимала, насколько мое лицо "говорящее" – теперь вот не могу уже скрывать мысли, как раньше, и села в машину, на заднее сидение. И уже через стекло наблюдала за прощанием с Лешей – Олеся Павловна крепко обняла его, что-то сказав на ухо, с грустной улыбкой отстранилась. В ее синих глазах промелькнула тоска, но вот, через мгновение они вновь улыбались. Что ни говори, женщина хорошая актриса... Леша развернулся ко мне и, кинув последнюю улыбку через плечо в ответ на какую-то реплику женщины – звукоизоляция внутри машины будь здоров, на такой только в пробках, где каждый соревнуется с другим в "у кого громче гудок", стоять, – сел рядом.

   Окна в машине затемненные. Леша знал это – улыбка, светившаяся на его лице ради одного человека, померкла, как будто переключатель щелкнули. Парень с невыразимым лицом с больными глазами смотрел на сестру и Олесю Павловну, о чем-то говорящих. Женщина с легкой, но подозрительной – надеюсь, только впечатлительной мне – улыбкой положила руку на предплечье Мари, вроде как... смотрелось так, будто она не давала той уйти... ладно, намекала на то, чтобы она задержалась. Кто знает, о чем они говорили, и сомневаюсь, что хозяйка дома или Мари, севшая в машину с застывшим нечитаемым выражением и округленными глазами, что-либо расскажут.

   О чем же они таком разговаривали?.. Девушка нашла силы для улыбки, когда заведя двигатель, машина медленно покатила вперед, оставляя махающую Олесю Павловну позади. Выехав с мелкой дорожки, ведущей к дому, на дорогу основную, машина покатила намного быстрее. Леша продолжал смотреть в окно, и в неясном отражении виделась не самая радужная картина.

   Такое ощущение... и похоже, Леша подсознательно он все же принимает Олесю Павловну как свою мать, только сам этого не осознает.

   Тяжело все скрывать, от него тем более. Но... все будет хорошо. Обязательно. Я верю.

   Протянула руки к его лицу, обхватила его ладонями и повернула к себе.

   – Посмотри на меня, Леш. – Парень опустил на меня глаза. Я улыбнулась и с удовольствием заметила, как оттаивает холод и уходит отстраненность из зеленых глаз. – Все хорошо. – Провела большими пальцами по полукружиям синяков под ними – следы недосыпа появились два дня назад. И я знаю, кто в этом всем виноват... знаю. У самой такие же синяки. И тоже знаю, кто виноват. Но это все неважно. – Правда ведь?

   Леша улыбнулся в ответ, и на сердце сразу стало спокойнее.

   – Правда. – Он положил ладони на мою спину и затаенной нежностью прижал. Провел рукой по волосам, пропустив половину сквозь пальцы – волосы немного дернуло у корней. И я, похоже, мазохистка, потому что это мне понравилось. – Ты со мной, а значит, я живу, – проговорил прозвучавшую довольно странно и совсем непонятно фразу. – И впереди у нас будет только хорошее. – Парень положил подбородок на мою макушку, а я уткнулась в воротник его куртки.

   А вот с этим я была согласна. Будущее рядом с ним не может быть плохим.

   Так мы и ехали в обнимку. Я уже почти задремала, как раздался звонкий голос Мари, согнавший весь сон:

   – Лекс, – громко позвала она. И пусть девушка окликнула только брата, я тоже подняла и повернула голову назад – стало интересно. В зеркале заднего вида отразились ее сине-зеленые, предельно серьезные глаза, а на заднем плане вид стекла за нашими с Лешей спинами и дорогой с каким-то черным, далеким пятном. Нет... я присмотрелась. Это, кажется, машина. – Посмотри сюда. – Она ткнула ногтем в стекло, прямо в черное пятно машины. – Она едет за нами еще от середины поселка. Было довольно много развилок, но машина продолжал следовать за моей "Ауди". Скажи, это только мне подозрительным кажется?

   Руки парня напряглись. Я повернулась к нему и заметила, как изменилось лицо парня: брови сдвинулись, губы сжались в тонкую линию, отчего такое... хищное выражение начало откровенно пугать. Он мягко отодвинул меня в сторону, а сам без особого труда перелез на переднее сидение. Нажал кнопку на дверце и стекло с негромким жужжанием опустилось. Внутрь салона ворвался холодный ветер, заставив сморщиться. Леша вытянул руку наружу, поправил боковое стекло так, чтобы была видна ехавшая позади машина.

   – Только не надо говорить, что они и здесь нас нашли... – очень тихо, на грани слышимости, пробормотал парень. Убрал руку и вернул стекло в прежнее положение.

   Что это значит? Кто они? И почему внутри начала паника зарождаться?

   Парень повернулся к сестре, напряженной не меньше, чем он. Вот как тут и не запаниковать?

   – Попробуй увеличить скорость, – тихо сказал, и повернулся к боковому стеклу. – Посмотрим, как поступят они.

   Его сестра сделала то, что он попросил. Наша машина оторвалась, но ненадолго. Загадочные преследователи – а я это уже подозревать начинаю, составив в голове логическую цепочку из поведения Немриных и черной машины – держались на прежнем расстоянии.

   – Сбавь. Нужно кое-то проверить.

   Машина резко затормозила почти до нулевой скорости, отчего я едва не врезалась лбом о Лешино сидение. Машина позади так же затормозила, приблизившись. Теперь – я смотрела в то же стекло, что и парень – стало видно что машина эта – внушительный "танк" с тонированными черными стеклами и... без номеров?..

   Она начала медленно приближаться и едва только это случилось, Леша заорал:

   – Гоу, гоу, гоу!!!

   Наша машина, забуксовав в снегу на считанные секунды, сорвалась с места, быстро набирая скорость. Но все равно преследователи – теперь в этом сомнений не возникало – продолжали неуклонно приближаться.

   – Повышай скорость, нужно оторваться! – все на тех же повышенных тонах скомандовал парень.

   Маленькая заминка, и машина дернулась вперед, поехав еще быстрее. Но не помогло... пусть и медленнее, но черный джип приближался.

   – Еще! – гаркнул Леша.

   – Лекс, я не умею водить на такой скорости! – воскликнула Мари. – Я ведь точно во что-нибудь врежусь!

   Парень дернул головой в ее сторону.

   – Тут не в чего врезаться, дорога прямая! – обозлено заорал он. – Так что выдавливай из своей консервной банки все, на что она способна!!

   Сердце заледенело от страха. Я даже дышала через раз. И все всматривалась в зеркало заднего вида, наблюдая за приближением джипа.

   Что происходит?.. Кто и зачем нас преследует? Что им нужно? И... что будет, если догонят?

   Преследователи резко дали по газам и с две секунды сократили разделяющее нас пространство, вот так легко и играючи, поравнялись с нашей машиной. Да стекла "Ауди" были вровень с верхушкой колес джипа! Мягкий толчок и скрежет металла. Леша опять заорал на сестру и принялся вырывать у нее руль. Я в ступоре смотрела вперед, сквозь лобовое стекло, как мы все приближаемся к кювету. Леша крутанул руль, давя на джип, но это было то же самое, что пытаться сдвинуть многотонную статую. Хватило всего еще одного толчка, чтобы машина страшно накренилась вбок...

   Верх и низ поменялись местами, мир пере глазами закрутился. Я больно ударилась сначала плечом когда попыталась уцепиться за переднее сидение, головой, отчего та загудела, как колокол...Когда машина перестала вертеться, разум уже ускользал в душную темноту. И последний удар локтя обо что-то твердое, звон стекла и вспыхнувший в руке жар стали последней каплей. Наступила темнота.

   Я замерла, вроде как приготовившись "упасть" в спасительный обморок, потому что жар в правой руке все разгорался, но... ничего не происходило. А боль в руке все ощутимее и ощутимее, настолько, что уже невозможно и дальше оставаться без движения. И я распахнула глаза. И вот что увидела: перед самым носом спинка переднего сидения, в проеме между ней и корпусом авто проглядывается заснеженное лобовое стекло, за котором мир был почти вертикальным. И дно автомобиля, в которое коленки упирались, тоже... почти вертикальное... Нет, все же я сильно ударилась головой! Машина лежала на боку в кювете, полузасыпанная снегом. Я валяюсь на дверце, рука, которая горела и пульсировала от боли, по плечо в снегу. Нас все же столкнули... А Леша?! Как там он?? Я попыталась принять вертикальное положение, но когда вытягивала руку из снега, не сдержалась от вскрика. И на меня тут же шикнули, и Леша прошептал:

   – Ни звука. Не шевелись.

   Сердце радостно подпрыгнуло к горлу – голос раздавался из-за сидения. С ним все в порядке... Я послушно замерла, но это не помешало продолжать оглядываться. Кроме как подушки безопасности, водительское сидение никто не занимал. Где Мари?.. Я запаниковала и все же приподняла голову, вопреки просьбе Леши, похожей на приказ. И смогла разглядеть и Лешу, и Мари, которую он прижимал к себе. И на первый взгляд с ними было все в порядке. Не передать словами мое облегчение...

   Из-за выбитых стекол на стороне, на которой и лежала машина, было слышно, пусть и сильно приглушенно, что творилось снаружи. Заскрипел снег, и я повернула голову на предполагаемый источник звука. Сквозь тонированные стекла увидела человека в темном костюме. Лицо у него... пугающее. Он постоял, рассматривая нашу машину и, небрежным жестом бросив вниз белый прямоугольник, скрылся. Через какое-то время хлопок дверцы, звук, когда машина буксует и стихающим шум двигателя. Только когда он стих, за передним сидением завозились. Мари села и потянулась к дверце, что теперь была практически над ее головой, а Леша перегнулся через сидение, оглядел меня с ног до головы обеспокоенным взглядом. Только он пугал... такой взгляд из-под нахмуренным бровей и с таким жестким выражением лица.

   – С тобой все нормально? Что-нибудь болит? – быстро и отрывисто спросил он. Я помотала головой, не раздумывая. И пусть что рука болит. Наверняка просто, когда локтем выбила стекло, просто сильно ударилась. А беспокоить по пустякам я его не хочу.

   Мари к тому времени справилась с дверцей и распахнула ее. Леша оглянулся на этот звук, и пользуясь этим я, закусив губу от боли – да что же она так болит? – вытащили руку и, зацепившись здоровой за сидение, села, упираясь ногами в корпус авто по краям от разбитого окна. Нашла даже силы на слабую улыбку, когда парень повернулся ко мне. Рука слабо слушалась, пальцы сгибались с трудом и не полностью – видно, сильно ушибла.

   Девушка, подтянувшись, вылезла наружу и, просунув голову обратно, ожидающе осматривая нас обоих. А потом, когда встретилась взглядами с братом, вылезла обратно. Это было что-то вроде молчаливого: "Вылезайте"?

   – Так, Соня. Я сейчас вылезу, а потом вытащу тебя. Хорошо? – он дождался, когда я кивну, и полез из машины. Проделал он это легко и непринужденно, как будто только и делал, что из машин перевернутых вылезал. Пока Леша меня не видел, быстро глянула на руку и сглотнула. Рукав куртки весь в продольных мелких порезах, а из некоторых, вместе с поролоном, торчат бритвенно-острые осколки стекла. Времени не оставалось, и я провела рукавом другой руки по этому, надеясь так избавиться от осколков. И почти получилось. Как только я попыталась смахнуть самый большой осколок, руку пронзила жуткая боль. Как только не заорала, ума не приложу. Его пришлось очень быстро вытаскивать пальцами, со смутным подозрением... которое перерасло в далеко не смутное, когда осколок был вытащен. Я сглотнула. Окровавлен на конце, и поролон на куртке тоже в крови... Рука в том месте запульсировала сильнее, и к тому же начала неметь. Паника не только проснулась – она разрасталась. Что со мной?..

   Дверца распахнулась и Леша просунул руки внутрь.

   – Хватайся!

   Я протянула ему одну руку, так как вторая висела веревкой, парень схватил ладонь и потянул вверх. Я опиралась ногой обо все, что только можно, чтобы помочь ему. И в конце концов, вылезла. Леша, все так же держа на руку, помог влезть по откосу на дорогу. Сама бы я не смогла, в кювете снега – по колено.

   Мари уже стояла там. Девушка молча протянула брату листок, сохранивший продольную и поперечную полоски от сложенного состояния. В голове щелкнуло. Случайно не тот, который бросил человек в костюме? Леша протянул свободную руку и вырвал лист, поднес к лицу. Я подошла ближе, ведомая любопытством – оно даже про боль заставило на некоторое время забыть, – и приподнялась на цыпочки. Только все равно ничего не смогла разобрать, разве что заметить, что на листе было всего две печатных коротких строчки. Парень сжал руку, комкая лист, и нервным, как показалось, жестом отбросил его в сторону. Неожиданно развернулся вокруг своей оси и присел перед мной на корточки. Положил на предплечья руки с еще больше пугающим выражением лица, требовательно спросил:

   – С тобой точно все хорошо? – Его руки опустились ниже, скользя по куртке, и когда он задел пульсирующее место я скривилась. Не хотела показывать, что со мной не все так уж и в порядке. Да ранка это просто, ранка! Что о ней беспокоиться? Леша, конечно же, заметил мою гримасу и безошибочно ее истолковал, принявшись внимательно разглядывать мои руки. Да почему он такой понимающий?! И парень быстро заметил и разорванный рукав, и окровавленный поролон. Он сжал губы в тонкую нить. Тонкие ноздри раздулись. А вот прищуренные глаза... один раз в них посмотрела, и хватило с лихвой. В них плескалась такая ярость, что я оцепенела.

   Леша с силой выдохнул и дернул собачку замка вниз, принялся снимать мою куртку. С осторожностью, несмотря на то, что я увидела в его глазах. Нет... не могло показаться. Почему он в такой ярости? Это... из-за того, что я сразу все не сказала? Схватив манжет рукава одной рукой, другой – у воротника, все так же осторожно потянул его вниз. Куртку кинул на снег. Без нее моя рука выглядела очень даже приглядно, разве что кроме продольного разреза чуть пониже локтя. Светло-сизая вязанная ткань по краям разреза испачкана кровью... как и в сам разрез. Тоже кровь, даже не видно серьезная ли ранка, или нет.

   – Лекс?.. – непонимающе спросила из-за его спины Мари и подошла ближе. Скосила глаза на его руки, которые сжимали мою и ахнула. – Нужно приложить что-нибудь, – она зашагала ко мне, – чтобы...

   – Не подходи! – рявкнул, полуобернувшись. Я вздрогнула. Мари тут же остановилась. Леша повернул обратно ко мне голову. Принялся рывками расстегивать пуговицы на куртке с такой силой, что едва не отрывал их вообще. – Я сам.

   Раздражение сквозило в каждом его движении. Куртка – отброшена, рубашка снята, но в процессе снятия ткань трещала довольно громко. Это я так, на автомате отмечала, находясь в глубоком шоке.

   Леша... что с ним? Он... сам на себя не похож...

   Или нет. Похож. На того Лешу, которого он скрывает. Его вторая сторона, изредка проглядывающая.

   Пальцы его были очень нежными, прикосновения осторожными. И этим он в шок вгонял еще больше. Подцепив край рукава растянул ткань – когда она отошла от раны, я с силой сжала зубы – и потянул ее вверх. Вот я и полюбовалась порезом во всей его красе. Длиной сантиметра три. А кровь так и течет... Я всегда спокойно относилась ко всем своим ранкам, и этот был не исключением. Пугает, конечно, что – вдруг – такой глубокий, что придется в больницу идти и швы накладывать, но и только. Лешины пальцы дрожали, когда он приложил кое-как сложенную рубашку к порезу, намотал рукава вокруг руки и, схватив мою ладонь, положил поверх своеобразной повязки. Резко встал и отошел на середину дороги. Я не знаю, какое выражение было у его лица – парень стоял ко мне спиной. Он поднял руку и, кажется, приложил ее ко лбу. А вот лицо Мари я видела. Крайне обеспокоенное. Девушка подбежала к нему, заглянула в лицо брата. Еще больше беспокойства.

   – Лекс... Лекс, пожалуйста, успокойся... – она погладила его по спине, и продолжила успокаивающе говорить: – Ты же знаешь, тебе нельзя...

   Леша сбросил ее руку и проорал:

   – Я спокоен!! – Девушка с упрямым видом стояла на месте. – Мари, уйди, – натянуто спокойно попросил парень. И в ответ на вновь поднятую руку он опять заорал. И ярости в этот раз было намного больше. – Не трогай меня!

   Он сам отошел в сторону, на ходу запуская руку в карман, и достал из него мобильник. Поднес его к уху, через несколько секунд холодно сказал:

   – Шоссе между Янтарем и поселком Явское. Выслать машину с охраной. Плюс к этому – на нас напали. Черный джип марки Хаммер. Из кожи вон вылезть, но знать, кто это такие, и мне плевать, как вы это сделаете. Привести хозяев этих собак ко мне.

   Парень опустил руку и прорычал:

   – Я убью их.

   И все больше ни единого слова, ни единого движения. Леша застыл на дороге, как каменная статуя. И это пугало. Я не буду говорить, что "немножечко" – его поведение здорово пугало! Не в пример сильнее, чем когда я видела сцену в спортзале, и, после, в кафе. Я хотела подойти, как-нибудь... успокоить, что ли... ну не могла я спокойно смотреть и продолжать волноваться с каждой минутой все сильнее! К тому же стоит в одной только майке... а вдруг еще простудится. Я понимала, что в эту минуту Лешу такое мало волнует, но все же подхватила его куртку и пошла вперед. Но Мари, в пару широких шагов, догнала и схватила за руку, удерживая на месте. Отрицательно помотала головой, да еще и в сторону, к обочине потянула. И не отпускала руку. Очень даже ясная просьба не подходить к парню. И я решила ей не пренебрегать. Все-таки Мари прожила с Лешей всю жизнь. Она... знает его лучше.

   Минут тридцать-сорок мы простояли вот так: я и Мари отдельно – я все-таки накинула куртку на плечи, очень уж низкая температура. Рука... ну а что рука? Налилась жаром и потяжелела – приходилось поддерживать ее другой рукой. Все как всегда, ничего такого страшного. Заживет само через недельку-другую. Мари за все время не сказала ни единого слова, и вообще казалась полностью поглощенной рисованием носком сапога в снегу. Ноги на минуте десятой устали и пришлось присесть на корточки. Смотреть было некуда. На Лешу? Он не двигался. На Мари? На бескрайние заснеженные поля? На серое небо? Я – человек сам по себе не то чтобы неугомонный, но посидеть на месте хотя бы минут двадцать для меня – пытка. Если не отвлечься на что-то, конечно. И я отвлеклась. На разглядывание переливов снега. Рука удобно легла на колени и больше не давала о себе знать. Но пока я разглядывала...