Текст книги "Солнечный листопад-1 (ч.1-6) "
Автор книги: Елизавета Левченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 45 страниц)
– Упал, – коротко сказал он, и я тут же, не задумываясь над собственной правотой, парировала:
– Врешь. – Это было бы ясно даже маленькому ребенку. Это как нужно упасть, чтобы так руки изранить?
Он вздохнул, но ничего не ответил.
– Леш? – требовательно позвала. Он сделал совершенно нечитаемым лицо – маска, невыразимая и пугающая в своем абсолютном спокойствии. И я почувствовала себя человеком, тупо бьющимся всем телом в кирпичную стенку в надежде ее пробить, но тщетно. Скорее я сама разобьюсь, чем разобью ее... Но кто сказал, что я прекращу попытки?
Кто сказал... да Леша сам сказал, пусть и не прямо, но дал понять это двумя вещами. Первое: решительно встал, у меня даже мысли не возникло его останавливать. Второе: холодно сказал:
– Я – в душ. – Тон замораживал. И я осталась сидеть на диване, хлопая глазами вслед его удаляющейся спине.
Просто замечательно... А что – решение всех проблем – просто уйти и не продолжать этот бессмысленный разговор. Почему бессмысленный? Я ведь уже поняла, что ничего не добьюсь, как бы не старалась... но продолжала бы стараться. Я вообще с недавнего времени стала человеком упорным. Особенно если это касается Леши.
А все так хорошо начиналось... Утро, завтрак, его улыбка, его слова... и все так обернулось. Может... нужно было промолчать? Но разве я могла? В конце концов, я волнуюсь!
Но похоже, он это понимает совершенно по-другому. Как? Кто знает... даже предположить трудно.
Усмехнулась. Нет. Скорее – невозможно.
Чтобы занять руки – я давно уже поняла, что так я быстрее абстрагируюсь от всего – помыла его кружку и накрыла тарелку с блинами другой. Чтобы не остыли... приобретенная привычка. Сколько себя помню, всегда так делаю.
Только вряд ли теперь эти блины хоть кого-то волнуют... Так. Что это я тут порю горячку? Он всего лишь ушел, ну мало ли почему, разве сама не сказала, что не могу предположить, о чем Леша думает?
Нужно проветрить голову. Выветрить из нее все пессимистичные мысли. Ведь они не обязательно должны воплотиться в жизнь! Хоть такого я не отрицаю... все возможно...
Но как же этого не хочется!
Хочется чтобы все было, как буквально минут десять назад... Удастся ли все вернуть?
Постараюсь. Обязательно постараюсь.
Я тоже вышла из кухни – а что в ней делать, если такое окно я даже боюсь тронуть, не то что попытаться открыть. Лучше просто выйти на улицу. Через тот вход, где мы прошли, а не парадный – мало ли, кого встречу? Не хотелось бы. Дорогу я помнила, так и запоминать нечего – из главного зала налево, подняться на две ступеньки, дверь открыть, выйти в маленькую комнатушку с лестницей – а там уже наружу. И только выйдя в эту комнатушку я содрогнулась от холода и вспомнила, что одета не в свои джинсы и кофту, а в тоненькие шорты с майкой, считай ни от чего и не защищающих. Но я плюнула на все. Не буду возвращаться. А холод еще хлеще мозги прочистит.
Сегодня наверное день такой – глаза уже второй раз сразу цепляются за изменения в окружающем меня мире. Сначала Лешины руки, а теперь вот – невзрачный комод в этой комнатушке, под лестницей он стоял, а перед ним лежал небольшой коврик. До этого так, только отметила мимоходом, где комод стоял, и не обращала особого внимания, что под ним... ведь наверняка и тогда должен был выглядывать кусочек деревянной крышки от... подвала? Теперь же она откинула, комод и ковер сдвинуты...
Я, поначалу замершая, осторожно – даже сама не понимаю, почему так шагаю – подошла ближе.
А может и не был виден, может ковер все закрывал?
Темнота. Нереально разглядеть, что внизу. Только часть лестницы виднеется, обычной такой: рельса, рельса и много шпал. И все.
Вот кто меня дернул взять и сунуть нос внутрь, присев на корточки? Это любопытство... когда-нибудь оно сыграет со мной злую шутку.
Я решила спуститься. Медленно и осторожно, крепко вцепившись в лестницу, опускала ноги вниз, нащупывая дощечку, пробуя ее на прочность, и только потом перенося на ногу весь вес. Так продолжалось недолго – лестница оказалась короткой. Даже удивительно, почему сверху я не видела, что маленький квадратик пропускает внутрь вполне нормальное количество света. По крайней мере шага на два-три от него кое-что видно. Вот к примеру пол – бетонный. Две каменных подпорки. Пока все.
Но должен же здесь быть какой-нибудь выключатель? И я направилась к стенке – она была чуть ли не около носа – и принялась активно шарить по ней руками. Никто в здравом уме не стал бы располагать выключатель далеко от лестницы, так что далеко я не отходила. Впрочем, как и располагать его слишком высоко – я точно могла достать... Если конечно этот дом не строили специально для людей, роста Леши. Что глупо... надеюсь...
Сколько я проелозила ладонями по холодной стенке – без понятия, долго, наверное. Но я ведь не успокоилась, пока таки не отыскала гладкий и более теплый прямоугольничек и, повозившись, поняла, что там нужно нажимать. Сухой щелк и подвал наполнил тусклый свет. Но это лучше, чем абсолютная тьма, которую я, кстати, побаиваюсь! Но совершенно об этом забыла – вот что значит любопытство...
Я развернулась и во всей красе смогла разглядеть подвал.
Весьма сомнительной красоте.
Если вообще слово "красота" здесь уместно.
В свету подвал выглядел... жутковато, хотя вроде и нечего пугаться. Помещение само по себе довольно большое, но – с низким потолком, Леша наверное сможет его руками достать, если их поднимет. Каменные подпорки. А между ними целый набор всякий досок, закрепленных на ножках, многие из них продырявлены, и многие валяются на полу... итак закиданному разнообразными досками и щепками. Вот эти странные доски непонятного назначения располагались в центре. С левой стороны – груша, пару маленьких и одна здоровая – подобная висит у нас дома в сарайчике. Справа...я даже глаза протерла, но увиденное никак не желало исчезать. У правой стены располагалось три шпаги. Перепутать не могла – мало я, что ли, фильмов насмотрелась? Так что шпагу от меча отличить смогу, но этим и ограничиваются мои весьма скромные познания.
Подошла ближе, и даже потрогала, с огромнешей опаской, но только рукоять. Вот трону лезвие, а шпага ка-ак рухнет, и мне по пальцам! Я содрогнулась, больно щедро предоставленная воображением картинка была красочной. Нет, лучше я отойду.
Ну вот в принципе и все, что было в подвале.
Похоже, он используется для тренировок? Но тогда зачем здесь эти многочисленные доски? Почему они валяются? И щепок столько? Присела и подняла одну. Мелкая и неровная, как будто от куска древесины ее отдирали, а не отрубали. Да, каюсь, а подумала, что некоторые люди здесь упражняются с такой редкостью как шпаги и кромсают в щепу доски. Но – нет. Не так все...
Я опять почувствовала себя детективом. То еще ощущение, но – приятное. И это тянуще-сосущее ощущение предчувствия разгадки...
Если бы я тогда не подняла голову именно в это месте и просто ушла... М-да. Как не знала ничего, так бы и не знала. Внимательность моя порой только досаждала. Но не в этот раз...
Рядом, буквально в полушаге, стояла то странное сооружение непонятного назначения из двух палок и прикрепленной к их верхам доске. Посередине измочаненной. И... все. Я поняла, что ее так... вернее – кто.
На дереве остались следы крови, пусть едва заметные... но все же. И я не сомневалась, что передо мной именно кровь – в детстве напорола руку на щепку, и надолго запомнила тот вид.
Упал... Да. Просто упал... несколько раз кулаком об эту доску, миллиметров в шесть толщиной. Обошла ее по кругу, низко пригибаясь. Боюсь предположить, с какой силой нужно ударить, чтобы продырявить доску. Как это будет больно и какую выдержку нужно иметь, чтобы выдержать эту боль. Коснулась измочаленного дерева и, опомнившись, одернула руку. Только вот зачем это делать? Зачем причинять себе такую боль, а, Леша?
Знаю, чтобы сказала на моем месте вот к примеру Ленка: похихикала и обозвала его мазохистом. Вот только мне ну совершенно не смешно. Тревожно.
Я понимаю, если человек тренированный – а по Леше это видно, – то ему нужно поддерживать форму, верно? Груша – понимаю, шпага – и это, более-менее. Но вот разбивание своих рук... нет, вот это никогда не пойму. Сама, без его объяснения, по крайней мере. И я пойду его не просто просить – требовать. Я вполне вправе это делать.
В общем, когда я вылезла из погреба, внутри потихоньку разгоралась сухая злость и негодование, коктейль гремучий, и главное – отлично поддерживает решимость. То, что нужно. И решимости этой хватит с лихвой, чтобы прямо здесь... хорошо, не здесь, а там, где я его найду, потребовать открыть все тайны, которые он и его сестра с такой тщательностью хранит! Вот вцепиться в его воротник и не отпускать, пока все не расскажет! И никто меня не отдерет.
Столкнулись мы с ним на втором этаже – парень выходил из "моей" комнаты. И был немного удивлен столкнуться со мной нос к носу.
– Соня? Ты где была, я искал тебя повсюду. – И даже беспокойство было слышно в его голосе. Но сейчас на это я не обратила особого внимания.
– Была, – сухо подтвердила, и сама удивилась, как жестко звучал собственный голос. И не одна я это заметила. – В одном оч-чень интересном месте. – Он не понимал, о чем я. Ну что же... – Подвал, – пояснила.
А вот теперь понял. И почти сразу выражение его лица стало каменно-спокойным.
– Просто тренировочная. – Так же спокойно пояснил он, спокойно же и смотря на меня.
И вот это разозлило меня еще больше.
– Просто тренировочная? – язвительно передразнила я, шагнув к парню. А потом обвиняющее ткнула пальцем в его грудь. – Тогда зачем тогда калечить себя, а? Или это такая "просто тренировка"? – О, как я много еще хотела сказать – считай все, что накипело, а это немало. Вот только произошло кое-что, что все мои замыслы в долгий и длительный полет. Сквозь маску спокойствия пробилась усталость. Он закрыл глаза и... сел на пол, на то месте, где стоял, откинувшись на стену. Такое удивило, мягко говоря. Очень мягко. Злость улетучилась.
Что с ним?
Присела рядом, упершись голыми коленками в паркет, и обеспокоено спросила:
– Леш, с тобой все в порядке?
В ответ он помотал головой и ответил не открывая глаз и не меняя позы:
– Нет.
И все. Я ждала, но продолжения так и не последовало.
Не собирался он ничего добавлять. Просто сидел, не двигаясь. И... я не была уверена, что ему плохо... ну... в физическом смысле. Иначе он бы так не сидел.
– Леш? – тихо позвала. Ожидаемо – никакой реакции. Я вздохнула. И пересела на пол рядом с парнем, положив голову ему на плечо. Не знаю, почему именно так. Просто... требовалось. – Леш... скажи, ты мне настолько не доверяешь, да? – Молчание. – Я постоянно сталкиваюсь с твоим многочисленными секретами. Кто ты, откуда, кто твоя семья – я ничего не знаю. А ты знаешь обо мне почти все, – усмехнулась. И не сомневаюсь, что больше, чем я думаю. – Разве это честно? – Детский вопрос, знаю. Но это и правда – совершенно нечестно. Он может мне помочь, и помогает, а я... ничего. Абсолютно.
– Разве тебе не хватает того, что я просто парень, такой, как все, Алекс Немрин? – Он все же заговорил. Но мне не понравился ни его вопрос, ни то, что я слышала в его голосе.
Я положила свою ладонь на его, лежащую на колене, и переплела наши пальцы.
– Ты – рядом. Тот, кто вернул мне желание не существовать, а жить в этом мире. Как человек, тот, кто мне дороже всего на свете. И дорог ты мне как человек. – Я смотрела на него, и... не знаю, смотрела бы так же уверено, если бы Леша открыл глаза. Сейчас я признавалась в самом сокровенном, и это казалось правильным. Самым правильным. – Ты как человек, и мне чихать, кто ты. Даже если сын какого-нибудь крутого мафиози, которого разыскивают во всей стране. – Это была попытка пошутить. И... его губы чуть-чуть, но дрогнули. – Но я хочу знать. И знаешь почему? – я сделала паузу. А вот сейчас я хотела бы посмотреть в его глаза. Больше для того, чтобы он увидел, что я говорю чистейшую правду. Но... нет... Тогда я скажу так, чтобы он понял! – Я хочу тебя понять, чтобы суметь помочь! – сжала пальцы сильнее. Заговорила яростней. Ну же, пойми! – Да и разве не будет легче разделить все, что ты носишь в себе на двоих? Если ты боишься, что я предам или расскажу хоть одной душе, то даже...
Он приоткрыл глаза и невидящим взглядом уперся в потолок.
– Верю. – Легко проговорил он. – Знаю, что поймешь. Но... – Леша замолчал. И еще нескоро он заговорил. А во время этого молчания я наблюдала, как меняется, пусть едва заметно, выражение его лица. И многое поняла... что чувствует этот человек, и как много скрывает. – Я боюсь, Соня. Я уже столько потерял.
Он склонил голову на бок, касаясь моей. И в этом жесте... движении, все равно в чем, я ощутила доверие и слишком много отчаяния.
– Меня ты никогда не потеряешь. Даю слово. – Я никогда еще не была настолько уверена в своих словах. Думаю... никогда и не буду.
Парень улыбнулся. Вот и весь ответ, но ни одни слова не передадут все то, о чем говорила его легкая улыбка.
Когда под пятой точкой жесткий пол, а спина упирается в не менее жесткую стену, казалось бы со стороны – нет ничего ужаснее, чем сидеть вот так... если не учитывая одну немаловажную, нет – самую важную деталь. Рядом с тобой сидел любимый человек. И тебе уже становится все равно, где и как ты сидишь. Все равно уютно...
– Вообще, я позвал тебя в этот дом чтобы и рассказать все. – Леша поднял наши переплетенные руки и посмотрел на них. Опустил и сжал крепче. – Из-за недавних событий ты можешь быть втянута в дела, тебя не касающиеся, и я хотел тебя... хоть как-то обезопасить. Да и если я все расскажу, намного проще будет тебя защищать, -подтверждая убеждение в голосе, он кивнул. – И раз тебе интересно, кто я – расскажу. Но запомни – ты сама попросила об этом. И я не виноват, если ты будешь разочарована.
– Не буду. – Это уж точно. Что бы он не сказал, я не буду разочарована. Слишком долго я ждала этого рассказала.
– С чего мне начать?
– Начни с самого начала.
Я придвинулась плотнее и обняла его руку. Так казалось намного спокойнее. И приготовилась слушать...
– Мое имя Алексей Немрин. Родился 23 октября 1990 года в пригороде Лондона, в Англии. Семья моя состоит из старшей сестры – Марины, старшего брата – Максима и отца. Шлюха, которая нас родила сбежала после моего рождения. У отца русские корни, да и женщину он себе выбрал... тоже русскую. Так что все мы, я, Мари и Макс считай русские. Нас обучали двум языкам, и оба мы считаем родными. По крайней мере, я и Мари. Макс... Макс ничего не хочет слышать о России. Его дом там. Как и мой тоже.
Он замолчал, дав мне время все переварить. Нет... я определенно не могла предположить, что разгадка будет такой.
Иностранец. Англичанин. Одно это слово – и очень много встало на свои места. Знание английского, на котором он говорил лучше нашей "англичанки". То, что порой он ругался на английском, будто для него такое было привычнее. И главное – почему они с Мари называли Олесю Павловну "леди". Так же сразу же отпал вопрос о том, что раз они иностранцы, то почему так хорошо говорят по-русски. Это ведь не удивительно, если учитывать что, как сказал Леша, их обучали двум языкам, и оба они считают родными. А еще... он похоже сам не зная дал ответ на еще одни вопрос. Когда я услышала от Мари о каком-то брате, причем кроме Леши, подумала – показалось. Нет. У них действительно был брат – Максим, которого Леша не... сильно и любит, как я поняла по его голосу. И не только сегодня – когда случайно подслушала их разговор с Олесей Павловной, услышала имя "Макс". И тогда Леша отзывался о нем с высокомерной пренебрежительностью...
– Алексей Немрин, – задумчиво повторила я. – Ты сказал, что зовут тебя так, но почему тогда тебя называют Алексом?
– Потому что так я записан в паспорте. – Его голос был медленен, спокоен и передавал это спокойствие, прямо железобетонное какое-то, мне. Я была удивлена, да, но не ошарашена, чтобы еще и сыпать всякими обвинениями в том, что он столько умолчал... мне не кажется это нужным. Раз он не хотел говорить, значит, были причины. И этого мне достаточно. – Она назвала меня Алексеем, русским именем, как сестру и брата. Но когда она сбежала, отец изменил наши имена. Глупо, – тихая усмешка, очень много говорившая об его отношении к такому поступку отца. Глупо?.. Не знаю. Но разве не хочется стереть все, что связывало тебя с дорогим когда-то человеком, чтобы не осталось ничего, что напоминало о нем? Как было у меня с Семеном... – Но с тех пор я Алекс. Марина – Мари, а Максим – Макс.
– Понятно, – проговорила я. О да, многое понятно. Я перевернула наши ладони, положив его вниз и немного убрала руку, чтобы была видна тыльная сторона его ладони. Немного шершавая кожа, а линии глубоко резались в нее. Провела большим пальцем по линии жизни... Вот значит какая она, твоя жизнь в прошлом. Я захихикала и тут же получила вопрос:
– Почему ты смеешься? – Он был удивлен. И насторожен. Ой, чувствую, он подумал, что я смеюсь совершенно не над тем, над чем на самом деле.
– И это твоя тайна? – выдавила я сквозь смех. Как он еще не понял... Успокоившись, а это сделать оказалось просто, продолжила: – Но наверное, я тебя разочарую, потому что мне совершенно все равно, кто ты по национальности и где родился. Даже если бы ты был папуасом Новой Гвинеи, – веско дополнила и он... засмеялся? Как же потеплело в груди...
– Да уж, какая это тайна. – Почему грусть? Парень убрал голову от моей и я приподняла ее, чтобы посмотреть на него. Что-то случилось? Я... умудрилась сказать что-то не то?
Он сел прямо и отвернулся, так что о выражении его лица можно было только гадать.
– Но рассказать я хотел другое. И это как раз и касается твоей безопасности.
Моей... безопасности? Кого угодно напугают такие слова, и я не была исключением.
– Мой отец – не обычный человек. Он – глава IR Corporation. – Он обернулся и внимательно на меня посмотрел. Словно он сказал что-то очень важное и объясняющее все, и я как бы должна отреагировать...
– А-а-а... И что это за такая корпорация? – Только вот если бы я еще знала, что это за Ай Эр. Нет, звучит внушительно. Корпорация... это ведь ого-го какая организация. Вот и понятно стало, откуда у "обычного" парня и такая машина, и дом, и охрана. Я не ошиблась – богатый... только я не подозревала, что настолько. Даже это "настолько" – не знаю, сколько. Но если вспомнить ежегодный денежный оборот нескольких фирм, то... Много. Очень даже много.
Парень криво ухмыльнулся и прекратил так ожидающе сверлить меня взглядом и перевел его на далекую противоположную стенку.
– Эта компания досталась отцу от его деда. И тогда, в его времени, она занималась распространением машин редких марок. Но разве тебе будет интересно слушать эту историю?
– Конечно интересно! – воскликнула. Мне сейчас все интересно. И он продолжил говорить:
– Прадед был умным человеком и подобрал правильное направление и место продаж. Дела быстро пошли в гору. Потом были войны. И фирма прогорела. Какие машины, если тогда была нужна совершенно другая техника? Но и тут прадед смог извернуться и найти то самое, что было необходимо всем. Оружие и продовольствие. Прадеда убили в тысяча девятьсот семнадцатом году, и набирающая обороты фирма перешла у руки его сына – моего деда. Он сумел добиться того, чтобы она стала приносить неслыханную для послевоенного времени прибыль. Потом Вторая Мировая. Выложенные на военную технику деньги после войны вернулись с лихвой. И вот с тех пор IR стала не просто фирмой, а корпорацией. Отец же, когда IR досталась ему, еще больше расширил ее влияние. Не только машины – любая техника. Строительство. Добыча полезных ископаемых. Туризм. Куда ни плюнь, практически любая компания, через посредников, в конечном итоге под контролем его компании. И так – во всех странах.
Леша – хороший рассказчик. Простые, совершенно обычные слова, но почему-то перед глазами предстали картинки. Особенно – война. А еще удивили его предки, как они смогли удержаться на плаву даже в такое, военное время. И не просто удержаться на плаву...
Вот что за Ай Эр. Сказать, что я удивлена – не сказать ничего. Я и не могла предполагать, что существуют такие... глобальные организации.
– Многие захотят отхватить хоть кусочек такого пирога. И желательно побольше. У отца есть мы, носящие его фамилию. И сколько себя помню, рядом с нами вечно была охрана. Так я жил пятнадцать лет, а потом уехал сюда. И думал, что уж в России не покажется странностью наша фамилия. Те, кто знают ее, могут подумать, что мы – просто однофамильцы. И мы с Мари спокойно жили шесть лет в этой стране, и никто нас не трогал. Пока не переехали сюда. – Парень перевел дух и с усталым выражением потер лоб. – Сама видела, что недавно произошло. Нас нашли, и те люди знали, кто мы. Рик занимается тем, чтобы выяснить, кто они. – Он опять повернул голову ко мне и стальным, не допускающим даже намек на возражение тоном сказал. – И пока я не знаю, чего от них ожидать, к тебе будет приставлена охрана. С завтрашнего дня. А ты сама будешь находиться рядом со мной двадцать четыре часа в сутки. – Его взгляд смягчился. – Я не хочу потерять тебя из-за того, кто мой отец. Тем более, что теперь я больше не связан с ним ничем, кроме фамилии.
Я не реагировала. Я пыталась осознать, что мне только что сказали, и на это уходило до странности много сил.
Он посмотрел на меня, посмотрел. Взял и помахал перед глазами ладонью. И это помогло выйти из странного ступора.
– Погоди... дай отойти... – прошептала. Глубоко вдохнула. Выдохнула. И... – Какая охрана, Леш? – Я посмотрела на него, нахмурившись. Сама идея... да это глупо! – Ну зачем? Кому я сдалась, этим неизвестным, что протаранили машину Мари? В отличие от вас я так, мелкая сошка, откуда они меня могут знать?
Он покачал головой с таким видом, будто сейчас собирался объяснять прописные истины ребенку.
– Вся эта борьба за власть одно большое болото, где используются любые методы. Какие – не важно, важен только результат. Думаешь они не сумеют разузнать о тебе и твоей семье все, что нужно, тем более в этой стране сделать подобное не проблема, чтобы добраться до нас? Так что не смей спорить. Пока Рик не узнает, кто они и чего добиваются, будет именно так, как я сказал.
Ах, как он сказал? Но злости не дали разгореться. Он как будто почувствовал, что я сейчас могу взорваться, и с легкостью погасил все недовольство.
Леша обхватил ладонями моей лицо так, будто я что-то до ужаса ценное и хрупкое, и заговорил. Тихо, вкрадчиво, просящее.
– Послушай меня, Соня. Любимая. Я виноват в том, что понадеялся на удачу. Дай мне все исправить. Я позабочусь не только о твоей безопасности, но и всей твоей семьи. Нанятые люди уже пару дней находятся рядом. С твоими родителями ничего не случится. Обещаю. А ты даже не будешь замечать, что тебя охраняют. Пару дней, максимум – неделя, и все будет по-прежнему. Я не могу подвергать хоть малейшему намеку на опасность самое дорогое, что у меня есть. – Я не знаю, что он отыскал в моих глазах, но парень успокаивающе улыбнулся. – Живи, как жила. Можешь забыть, что я рассказал, если тебе станет легче.
И я хмуро его перебиваю.
– Ты хоть сам понимаешь, какую глупость сморозил? – Так серьезно и твердо, как только умею, смотрю в зеленые глаза. – Ничего я не забуду. И не надейся. Просто... дай мне время подпривыкнуть. Все, что я услышала больно невероятно. – И заметив, как улыбка еще затухает, сказала то, что так давно хотела. – И прекрати какие-то странные и далекие от правильности выводы. Не ищи в моих словах скрытый смысл, его попросту нет, не умею я его вкладывать. Если я говорю – значит так и есть. – Я улыбнулась. – И не закрывайся больше в себе, хорошо?
А после того, как рассказала ему о наболевшем, развернулась – его руки сразу поднялись вверх, не ограничивая ни в чем – и уткнулась носом в Лешину футболку. И через несколько секунд его руки опустились на плечи и прижали крепче. Мне хотелось показать, что я рядом, что я доверяю, а другого способа – не знала. Но как же хорошо, что он подействовал!
– Ты сказал, что своей родиной считаешь Англию. А я там никогда не была... Я вообще никуда из этой области не выезжала, – доверчиво сообщила. – Расскажи, какая она?
– Какая? – задумчиво и несколько растерянно повторил он, пропуская мои волосы сквозь пальцы. – Я не мастер описывать красоты природы. It's my home. Самый настоящий. Только дыша ее воздухом, таким особым, я ощущаю себя собой. Когда иду босиком по зеленой траве рано утром, летом или весной, моросит дождь, оставаясь мелкими каплями на коже, вокруг туман и никого, кроме его, меня и тишины, чувствую себя по-настоящему свободным. Мне нравится то небо, почти всегда серое. Оно успокаивает. А когда бывают солнечные деньки, у меня обычно тоже хорошее настроение. Стоит бросить только один взгляд в окно, и меня тянет на улицу. Почувствовать тепло лучей, постояв на крыльце, а когда полностью отогреюсь... почему-то в такие минуты этого так хотелось... я выбирался в наш сад. Садился под самым раскидистым и старым дубом, рядом с прудом, закрывал глаза и глубоко дышал запахом прогреваемой солнцем сырой землей и камнем. Под солнечными лучами наше поместье словно другим становилось. Более уютным, гостеприимным. Я часто ломал голову, почему так? Может, дело в том, что на солнце серый камень стен становился песочного цвета? В такие дни мне хотелось смеяться. И разделись к кем-нибудь свою радость. Обычно Мари была моей вечной компанией. А бывало и Олеся Павловна выйдет наружу и, тепло улыбаясь, будет наблюдать за нами из беседки.
Еще мне нравилось смотреть на небо на поверхности озера или сквозь листья того большого дуба, особенно когда дует легкий ветер, донося запахи весны или лета.
Но такие деньки были довольно редки. Их всегда было мало. И снова – серость. И в душе возникало спокойствие, абсолютное. Словно засыпал... мои чувства засыпали до новой порции тепла. Я становился такие времена... другим человеком. Только тогда, когда мелкий был, это не особо понимал. Только когда, – парень усмехнулся, причем... над собой, – опыта набрался.
А осенью я валялся в упавших листьях – их сгребали в огромные кучи, которые вывозились буквально через час. Но я старался выгадать момент до того, как их уберут. Мне нравился запах сухих листьев – он отличался от тех, что весной и летом, пахнет не горько, а более пряно. Нравилось ломать в руках такие хрупкие листья. Для меня осень была символична. Все умирает, – грустная ирония. – Осенью всегда случалось самое худшее, что только могло случиться. Каждую осень я что-то терял. Это могла быть какая-нибудь глупость вроде пуговицы или что-то более... серьезное, – пробормотал он, но дальше говорил обычным тоном. – И когда должен был что-то потерять, всегда чувствовал. Глупым может показаться, но я действительно чувствовал. Только не знал, что могу потерять. Это всегда было неожиданностью. – Его руки опустились ниже, на лопатки, сжали крепче, а лбом уперся в мое плечо, ближе к шее. – Но последняя осень стала исключением. Я потерял, но и приобрел нечто несоизмеримо большее. Тебя.
Я ненавижу и люблю осень.
Ненавижу и люблю осень... я повторила за них эхом эти слова. Всю жизнь терпеть не могла серую хмарь, но испытывала и некоторое облегчение. Тогда, если абстрагироваться, было не так заметна моя "особенность". Но после того, как пришел он, как все расцветилось красками – я люблю ее. Ту золотую и теплую... солнечную осень, которая подарила мне тебя.
– Ты скучаешь? – тихо спросила. Хоть и спрашивала, я знала ответ. Он крылся в его словах, в тоске в голосе.
– Очень. – И он подтвердил этот ответ. – Но я не могу вернуться.
– Почему? – приподняла я голову и столкнулась с его задумчивым взглядом.
– Меня выгнали без права на возвращение.
– Твой... отец? – догадалась.
– Он самый, – скривился он и перевел взгляд куда-то поверх моей макушки. – Мне не рекомендуется появляться в стране. Он сказал, что лучше убьет меня сам, чем позволит появиться.
Я содрогнулась. Вот это папочка... Я не представляю, как может быть такой родитель, у самой просто замечательный папа.
– Жестоко.
Леша пожал плечами, и что-то неслышно сказал, но когда я попросила повторить, он мотнул головой.
– Но если появится хоть малейший шанс, я обязательно вернусь, – уверено сказал он. – Не могу по-другому. – А потом приподнял мой подбородок. – Ты поедешь со мной? – Я замерла. Такой вопрос стал неожиданностью. Очень большой неожиданностью, и стоило громадных усилий привести мысли в подобие порядка и попытаться начать размышлять.
Леша сдвинул брови.
– Я эгоист, Соня. И не хочу слышать другого ответа, кроме как да. Но и хочу, чтобы ты сказала то, что думаешь. – Брови иронично изогнулись. – Я как всегда разрываюсь на две части.
Такое высказывание позабавило и прервало ненадолго ход мыслей.
– Как и я, частенько, – не удержалась от комментария, насмешничая на самой собой. Но Леша мою насмешку не поддержал, а почему-то опять нахмурился.
– Знаю. Мы похожи с тобой. – Он закрыл глаза, отпустил мой подбородок и откинулся назад. – Поэтому ты так быстро и незаметно стала для меня всем.
Быстро и незаметно?.. Только не надо говорить, что он... любил меня давно. Намного раньше, чем когда в тот Новый Год... поцеловал? Тогда я абсолютно слепая, круглая дура. – Так что ты ответишь? – он напомнил о своем предыдущем вопросе.
Уеду ли я так далеко? Будет больно, но...
– Я скажу честно. – Леша приоткрыл глаза, и я немного сбилась, но смогла вернуться к прежнему тону. – Было бы трудно бросить все, что у меня есть. Мой дом тут. Моя семья... Мне будет не хватать их.
– То есть – это означает да? – зеленые глаза впились в мои. И руки на спине окаменели, сжимая так, что было немного больно.
Неужели для тебя так важно знать ответ?
А если поставить себя на его место? Что бы я чувствовала? И ждала бы так же сильно, как и он?
