Текст книги "Решающий шаг"

Автор книги: Берды Кербабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 55 страниц)

Глава двадцатая

После отъезда Артыка все заботы о семье легли на плечи Айны. Продав кое-что, она купила несколько овец, а один из лучших своих ковров обменяла на стельную верблюдицу. В самом начале весны у кибитки появились ягнята и маленький верблюжонок. Ба-балы, обхватив за шею ягнят, – таких же ростом, как и он сам, – возился с ними. Черноухий верблюжонок, еще не умевший стоять на ногах, неуверенно, раскачиваясь, делал первые шаги и падал, как Бабалы.

Вот уже шесть месяцев прошло, как от Артыка не было вестей. Ходили слухи, что он перешел на сторону Красной Армии и что Эзиз разыскивает его семью, чтобы расправиться с ней. Тревога давила сердце Айны. Ночами она не могла спать, днем не находила себе покоя. Однако перед Нурджахан и Шекер она старалась не обнаруживать своей тревоги и даже успокаивала их.

В конце зимы выпали обильные осадки, весна наступила ранняя. В начале марта на склонах барханов уже зеленела песчаная осока. Воздух был наполнен свежестью. Между землей и смеющимся солнцем пели жаворонки.

Было ясное солнечное утро. Айна подоила верблюдицу, вернулась в кибитку и накормила Бабалы. Жизнь шла своим чередом, в доме ни в чем не было недостатка. Но какая-то непонятная тоска сжимала сердце Айны. Сама не зная для чего., она стала перебирать вещи в своем сундуке. В руки ей попался красный халат Артыка. При виде его она словно опьянела. «Ар-тык-джан!» – прошептала она, прижимая халат к груди, и, сама того не сознавая, запела песню, которую пела когда-то, будучи невестой Артыка:

В белой кибитке моей постелив ковер,

Я наслажусь ли вдоволь тобой, Артык-джан?

Средь поцелуев, милый встречая взор,

Буду ли лоб твой нежить рукой, Артык-джан?

Иль мне в разлуке – о, до каких же пор? —

Плакать придется горькой слезой, Артык-джан?

Слезы душили Айну, – она не могла больше петь. И вдруг глаза ее загорелись огнем. Руки нащупали что-то твердое и холодное... Наган! Айна жадно смотрела на револьвер. На лице ее появилась суровая непреклонность.

Это оружие оставил ей Артык. Недаром он учил ее заряжать револьвер и стрелять из него!

Завернув в платок наган и сумку с патронами, Айна вышла из кибитки. Нурджахан заметила сразу, что невестка изменилась в лице и куда-то торопится.

– Аю, Айна! Куда ты? – с тревогой спросила она. Айна в нерешительности остановилась, но быстро нашлась:

– Бабалы что-то ест плохо. Пойду в степь, поищу, нет ли дикого лука.

Айна прошла одну гряду барханов, другую и остановилась. Теперь можно было не опасаться, что звук выстрелов услышат в ауле. Взяв череп верблюда, она поставила его на бугорок и стала стрелять. При первом выстреле у нее дрогнула рука; когда нажимала спусковой крючок, глаза сами зажмурились. Сделав второй выстрел, она заметила струйку пыли, поднявшуюся возле черепа, и это обрадовало ее. Так, выпуская пулю за нулей, она разрядила двенадцать патронов, – четыре пули угодили в череп.

Убедившись, что она уже не боится стрелять и даже может попасть в цель, Айна набрала два пучка луку и вернулась домой.

Наступил вечер. Запад затянуло темной завесой пыли. Поднимался ветер. Встревоженная Нурджахан, подвязав к наружным кольям веревку, перекинутую через верх кибитки, натягивала ее, закручивая палкой. Увидев невестку, она засуетилась еще больше.

– Аю, Айна! Гляди – надвигается буря! Как бы не свалило кибитку. Давай скорее подтянем веревку!.. Шекер, дочка, а ты что стоишь? Неси же подпорки!

Айна взглянула на почерневшее небо и спокойно сказала:

– Напрасно тревожишься, мама. Такой черный ветер не бывает сильным. Только посуду запылит.

Быстро сунув наган и патроны в сумку для ложек, она все же вышла помочь свекрови.

– Ах, всегда вы с Шекер такие! – ворчала Нурджахан. – «Напрасно тревожитесь...» Обо всем надо заранее позаботиться. А у меня уж до всего и руки не доходят.

– Да не бойся, мама! Отдохни, мы с Шекер сейчас все сделаем.

Вопреки опасениям Нурджахан, черный вихрь, налетевший в сумерки, только поднял песок и золу около тамдыра, но. кибитку даже не качнул.

Уже за полночь Айна в полусне услышала цоканье копыт. Первой ее мыслью было: «Артык!..» Она быстро встала. Шекер тоже приподнялась, проснулась и Нурджахан. Когда Айна зажгла лампу и отворила дверь, в кибитку ввалились два рослых эзизовских нукера в зеленых погонах. Айна не знала их – ни старшего, Пеленга, ни его спутника.

– Проходите, садитесь, – растерянно проговорила она, чувствуя, как слабеет все тело.

Пеленг, покручивая ус, окинул взглядом Айну, задержал глаза на прижимавшейся к матери Шекер и сказал:

– Нет, молодушка, мы не сядем.

– Тогда говорите, с чем приехали, с какими вестями.

– Вести наши... Ха-ха! Мы, молодица, приехали, чтобы... увезти вас.

– Куда?

– Вас вызывает к себе Эзиз-хан.

У Айны перехватило дыхание. Нурджахан и Шекер замерли от страха.

– Зачем?

– А это, когда приедете, спросите у него, – с усмешкой ответил Пеленг.

Эта усмешка и наглый взгляд Пеленга вернули Айне силу. Она вспомнила, что она – жена Артыка. Презрительно поджав губы, она спросила:

– Что же – Эзиз-хан, растеряв мужчин, набирает теперь женщин?

– Это, молодица, не твоего ума дело. Ты ведь жена Артыка?

– Хотите мстить Артыку – мстите ему самому, если сможете! При чем тут семья?

– И это не тебе разбирать! Ты с той вон девушкой, – Пеленг указал на дрожавшую от страха Шекер, – собирайтесь, сейчас поедем.

Нурджахан лишилась языка. Прижимая к себе дочь, она залилась слезами. Айна, внешне оставаясь спокойной, отошла к сумке, в которой лежал наган. Пеленг шагнул к старухе, оторвал ее руки от дочери и наклонился к Шекер.

Шекер обеими руками закрыла лицо. Пеленг оглядел ее и обернулся к своему спутнику:

– Неплохая девушка! Как думаешь, подходит для Пеленга?

– Да у тебя ведь есть жена.

– Гм! У хана три жены, пусть у Пеленга будет две!

Пеленг грубо оторвал руки Шекер от лица и поцеловал ее:

– Да здравствует Эзиз-хан!

Айна, пряча за спиной наган, крикнула:

– Негодяй, прочь руки от девушки!

– Ха-ха-ха! Пеленг еще никогда не убирал руки от Добычи. – И, обернувшись к своему спутнику, крикнул: – Чего стоишь? Хватай!

Нурджахан в ужасе закричала:

– Вай, дитя мое!.. Ой, люди, помогите!

От ее крика с плачем проснулся Бабалы.

Шекер изо всей силы рванулась из рук Пеленга и отбежала в глубину кибитки. Пеленг кинулся за ней. Раздался выстрел, затем прогремел второй, третий. Пеленг грохнулся под чувал с пшеницей. Его спутник с перепугу бросился было вон из кибитки, но вдруг остановился и вскинул винтовку. В это время в кибитку вбежал сосед – товарищ Артыка – и вонзил в спину эзизовскому нукеру нож. Винтовка выстрелила вверх, нукер упал.

Айна, как во сне, растерянно смотрела на ручеек крови, растекавшийся по ковру. Бабалы на четвереньках подполз к ней и ухватился ручонками за ногу. Но она все стояла.

Лишь крики Нурджахан вернули Айне сознание. Подняв Бабалы, она спокойно сказала:

– Мама, не надо кричать. О том, что сделано, нечего жалеть. Так поступать наказывал мне Артык!

Затем она обратилась к соседу:

– Возьмешься за казан – сажа пристанет. Вдобавок ко всем беспокойствам, которые мы причинили вам, я еще навлекла опасность на весь ваш аул. Видно, судьба такая! Сегодня же ночью мы уйдем отсюда. Может быть, это спасет вас.

Молодой дейханин решительно заявил:

– Пока Артык не вернется, никуда вы не тронетесь! Что будет, то будет! Пока я жив, никто вас не обидит: пусть Эзиз-хан придет хоть со всеми своими черноодежными! Не падай духом! Мы придумаем что-нибудь, чтобы подозрение в убийстве не пало на нас.

– Их кони и ружья – свидетели!

– Они теперь послужат и нам.

Слова молодого дейханина ободрили Нурджахан.

– Спасибо, милый, – сказала она. – Пусть в глазах твоих никогда не будет печали!

Глава двадцать первая

Следователь военно-полевого суда вызвал Эзиза на допрос. «Тедженский хан» никак не хотел примириться с положением арестанта. В камеру ему разрешили доставить кальян. Он и к следователю явился с ним. Когда ему предложили оставить прибор в соседней комнате, он заявил: «Где нет моего чилима, там нет и меня!» Эзиз старался хотя бы в мелочах показать, что он не простой арестант. На вопросы военного следователя он отвечал надменно.

Записав имя Эзиза Чапыка, год и место рождения, следователь перешел к делу.

– Эзиз-хан, – поставил он первый вопрос, – сколько людей вы казнили за время своего ханства?

Эзиз неторопливо зажег свой кальян, пустил струю дыма через голову следователя, затем спокойно ответил:

– Никого я не казнил. В острастку другим повесил только Хораз-бахши за то, что он распевал большевистские песни. Так это – терьякеш, он и сам готов был помереть.

– Может быть, вы потеряли счет убитым по вашему приказанию или забыли?

– Если забыл – напомни.

– По нашим сведениям – шестьдесят, семь человек.

– А сколько людей убито белыми и англичанами?

– Это к делу не относится... Что вы скажете насчет тедженских убийств? За что вы убивали людей, совершенно непричастных к большевизму – чиновников, врачей, учителей?

– Кто убивал в Теджене, уже выяснено: это дело рук Аллаяр-хана. Поэтому он и сбежал.

– Выходит, что вы ни в чем не повинны?

– Я ничего не совершил против правительства.

Среди тех, с кем по приказу Эзиза жестоко расправились его нукеры, были и люди, полезные белым и интервентам. Следователь поставил вопрос и о них:

– Кто убил Менгли-хана и его сыновей Баба-хана, Бакылы-хана?

– Думаю, что кто бы ни убил, не ошибся – это был царский пристав!

– Кто застрелил арчина Бабахана?

– Артык Бабалы. Он бежал к большевикам. Об этом я подавал рапорт в штаб.

Следователь пристально посмотрел на Эзиза через очки:

– Эзиз-хан, я знаю, что некоторые ваши мероприятия были полезны, и не собираюсь возводить на вас напрасных обвинений. Например, вы велели убить Карагез-ишана за его помощь большевикам – и хорошо сделали. Он не входит в этот список. Вы выжгли клеймо на лбу одного большевика. Хоть это и не допускается нашими законами —мы не обвиняем вас в этом. Может быть, все шестьдесят семь повинны в связях с большевиками? Если вы это докажете, мы снимем с вас обвинение в преднамеренных убийствах.

Эзиз опять закурил и, подумав, снова стал отрицать свою вину. Следователь перешел к другому вопросу.

– На совещании в штабе вы оскорбили главу правительства господина Фунтикова, насмехались над ним.

– Если этот Пынтик попытается зажать меня в лапы, я не только над ним, но и над всеми его министрами насмеюсь!

– Вот это прямой ответ!.. Вы хотели свергнуть нынешнее правительство?

– Что ты сказал?

– С большевиками имели связь?

– С большевиками?.. Вот уже два года воюю с ними...

– Это я знаю, а в последнее время?

– Моя конница стоит на фронте против большевиков.

– Это вам так кажется. Половина вашего отряда уже вернулась в Теджен. Дело не в этом, я о другом хочу знать: у вас были представители других государств?

– Кроме белых, у меня никого не было.

– Эзиз-хан, если признаетесь, – облегчите свою участь.

– Если я попал к вам в лапы, то должен клеветать на себя?

– Я найду человека, который подтвердит это.

– Того, чего не было, никто не может навязать мне.

Следователь сделал знак переводчику, тот отворил дверь в соседнюю комнату. Вошел Ходжаяз. Эзиз побледнел, его брови дрогнули. Чтобы овладеть собой, он опять схватился за трубку своего кальяна. Следователь спросил свидетеля:

– Ходжаяз, что вы знаете о связях Эзиз-хана с большевиками?

Глаза Ходжаяза плутовато забегали:

– Я, по несчастью, попал к Эзиз-хану. Когда пришел в Ак-Алан, то увидел там двух турецких офицеров. Эти офицеры побывали в Ташаузе и у Джунаид-хана. Они приехали к Эзиз-хану с письмом Кязим-бека...

– Ах ты, лживая свинья! – крикнул Эзиз, вскакивая со стула.

Переводчик встал между ними, взял Эзиза за плечи и вежливо усадил его. Эзиз, тяжело дыша, сверлил Ходжаяза ненавидящим взглядом.

– Эзиз-хан, – сделал замечание следователь, – закон не разрешает оскорблять свидетеля.

– А закон разрешает подкупленным негодяям клеветать на честных людей?

– Правда ли то, что показал свидетель Ходжаяз?

– Такая же прямая, как серп.

– Так вы отрицаете свою связь с Кязим-беком?

– Я знать его не знаю!

Следователь велел увести Ходжаяза и перешел к следующему пункту обвинений: – Эзиз-хан, каковы ваши отношения с Афганистаном?

– Ни для кого не тайна, что я скрывался в Афганистане, когда бежал от царского правительства.

– Это нам известно. Меня интересуют ваши политические связи с Афганистаном в последнее время. Может быть, к вам приезжал кто-нибудь из афганцев?

– Нет.

– Абдыкерим-хана вы знаете?

Эзиза точно окатили холодной водой. Не зная, что ответить на вопрос следователя, он снова принялся раскуривать кальян. Следователь повторил свой вопрос:

– Может быть, Абдыкерим-хан ваш близкий друг?

– Он мой кровный враг! – неожиданно для самого себя выпалил Эзиз.

– Когда же он стал вашим врагом? Нам известно, что вы с ним были в очень хороших отношениях.

Эзиз пожалел о необдуманно сказанном слове и теперь размышлял, как увильнуть в сторону. Но следователь не давал ему времени:

– У вас был недавно афганский офицер. О чем вы беседовали с ним?

– С афганским офицером я ни о чем не говорил. Может быть, ты его называешь Абдыкерим-ханом? Я поймал его вместе со всем его отрядом и передал вам.

– Ну, положим, не вы поймали его, но это не важно... Скажите, что это было за письмо, которое вы дали Абдыкерим-хану для Джунаид-хана?

– Никакого письма я ему не давал. Следователь вынул из папки листок бумаги, исписанный рукой Мадыр-Ишана, и показал его Эзизу:

– Кто писал это?

Эзиз взглянул на листок. Это была точная копия его письма Джунаид-хану, он узнал свою вкривь и вкось выведенную подпись: «Эзиз Чапык». Все же он отказался признать это письмо своим.

– Я неграмотный.

По распоряжению следователя переводчик прочитал письмо вслух.

– Ваше письмо?

– Нет. Это письмо написано негодяем, подобным Ходжаязу, чтобы очернить меня.

– Итак, вы отказываетесь признать, что имели политические связи с Афганистаном через Абдыкерим-хана и хотели воевать против англичан на стороне Амануллы-хана?

– Так.

Следователь вызвал начальника караула и приказал привести арестанта из третьей камеры.

Эзиз-хан спокойно курил кальян, когда открылась дверь и в комнату в сопровождении конвойных с обнаженными шашками вошел... Абдыкерим-хан в арестантской одежде. Увидев Эзиза, он воскликнул:

– А, Эзиз-хан! Здравствуй!

Следователь предупредил его:

– Арестованный Абдыкерим-хан! Без моего разрешения вы не имеете права говорить... Скажите, сколько раз, где и когда вы встречались с Эзизом-ханом?

Абдыкерим-хан бросил на Эзиза страдальческий взгляд и ответил упавшим голосом:

– Первый раз осенью семнадцатого года, в Теджене, во второй раз – неделю назад, в Ак-Алане.

– О чем вы говорили?

Эзиз яростно выкрикнул:

– Абдыкерим-хан!..

Следователь остановил Эзиза. Абдыкерим-хан с покаянным видом сказал:

– Эзиз-хан! Умен игрок, который понимает, что проиграл. Нет пользы скрывать то, что уже известно! – Потом он обратился к следователю: – Господин следователь, мы говорили о том, чтобы, заручившись поддержкой Турции и Афганистана, поднять Туркмению, Хиву и Бухару на войну против англичан. А письмо Эзиз-хана Джунаид-хану, в котором он сам заявляет об этом, было взято у меня при аресте.

– Врешь! – не в силах сдерживаться больше, прервал его Эзиз. – Да, я не сошелся с белыми и особенно с Ораз-Сердаром. Но генерала Молла Эссена и капитана Тиг Джонса я всегда считал своими друзьями. Если я еще жив, так этим обязан только им. А если умру, эту благодарность к ним унесу в могилу. Я уверен, что генерал Молла Эссен не позволит меня опозорить. Завтра капитан Тиг Джонс развеет в прах все ваши гнилые обвинения, а Эзиз-хану даст еще больше силы!

Следователь снова обратился к Абдыкерим-хану:

– Что вы можете еще показать по делу Эзиз-хана?

– Эзиз-хан – мой друг, – ответил Абдыкерим-хан. – Но я, как государственный деятель, не имею права говорить неправду. По-моему, мысли у Эзиз-хана – что весенний ветер, веют то в одну, то в другую сторону. Если утром он договорился присоединить Закаспийскую область к Афганистану, то к вечеру, когда меня арестовали и привезли в Ак-Алан, как это мне точно известно, уже продал Закаспий турецким офицерам...

Подобно раненому кабану с налитыми кровью глазами, Эзиз огляделся вокруг себя, и не найдя ничего более подходящего, схватил за горлышко свой кальян.

– Ах ты, шпион проклятый! – бешено рявкнул он и бросил кальян в Абдыкерим-хана.

Разрисованный кальян, подарок Джунаид-хана, ударившись в грудь Абдыкерима, не раскололся, но украсил арестантскую куртку шпиона и чесучовый костюм следователя мокрыми желтыми пятнами. Покачнувшись от удара, Абдыкерим-хан выхватил из кармана револьвер и навел его на Эзиза. Переводчик успел подтолкнуть его руку, – пуля ударила в потолок. На выстрел вбежали конвойные и караульный начальник.

– Уведите арестанта! – приказал следователь, указывая рукой на Эзиза.

Английские интервенты получили все, что могли, от «теДженского хана». Больше он им был не нужен, и больше его никто не видел.

Дурды в начале апреля приехал в Ашхабад. В столице Закаспия он увидел неожиданную картину: интервенты спешно покидали пределы области. Они уже бросили фронт и торопились уйти за иранскую границу. Куда девался заносчивый вид их офицеров! Один из них стоял возле подготовленного к отправке эшелона индусов и, хмуря обожженное солнцем красное лицо, кричал резким голосом.

Оказалось, Тиг Джонс со своим штабом уже уехал из Ашхабада. Абдыкерим-хан исчез. Гостиница «Гранд-отель» опустела. Дурды смотрел на панику, охватившую «хозяев» области, прислушивался к разговорам на улицах и ничего не понимал. Что случилось с англичанами, которые ликвидировали правительство Фунтикова, образовали «Комитет общественного спасения», а теперь и сами бегут из Закаспия? Вскоре Дурды узнал, что новые правители чуть не на коленях упрашивали генерала Маллесона:

– Наш фронт держится только благодаря вашей помощи. Если вы уйдете, мы погибли. Не уезжайте, мы подпишем с вами любое соглашение. Неужели Туркестан так мало значит для Англии?

Генерал, мастер колониальных захватов, на этот раз равнодушно слушал мольбы авантюристов. Члены комитета попробовали воздействовать на него с другой стороны:

– Ваше превосходительство! Вы сами говорили, что укрепление большевиков в Туркестане опасно для Индии. Если вы уйдете, большевики завладеют всем краем. Это и для вас создаст угрозу. Пока не поздно, остановите свои войска...

Тогда генерал заявил более определенно:

– Возможно, что вы правы, но я не могу поступить иначе: мне приказано свыше. – Стараясь подбодрить своих верных слуг, он добавил: – Относительно Закаспийского фронта не беспокойтесь. Я передал свои полномочия генералу Деникину, и он окажет вам необходимую помощь.

Действительно, командование Закаспийским фронтом переходило к Деникину. Из Красноводска на фронт шли эшелоны полковника Бичерахова с войсками и дальнобойными орудиями.

За несколько дней пребывания в Ашхабаде Дурды узнал многое. Но видел он здесь перед собой лишь результаты более крупных событий, о которых еще не имел представления.

Туркестан соединился, наконец, с центром, с революционной Россией. На Амударью пришли регулярные, хорошо вооруженные и уже получившие боевую закалку части Красной Армии. Среди ферганских басмачей, которым красноармейские полки нанесли несколько крепких ударов, началось разложение. Дейхане с ненавистью смотрели на англичан, рабочие всюду брались за оружие. Туркменские джигиты, подобно Артыку, целыми отрядами переходили на сторону Красной Армии. Отряд Эзиза распался. Афганистан вступил в дружественные отношения с советским правительством, и война афганцев против Англии казалась неизбежной. Силы Красной Армии росли изо дня в день, планы англичан рухнули, и, чтобы спасти свою оккупационную армию от разгрома, у них не было иного выхода, как увести ее обратно в Иран.

Дурды понял, что положение в Ашхабаде представляет огромный интерес для командования Красной Армии, и поспешил в обратный путь. По дороге он заехал в отдаленный аул, где жила Айна со времени отъезда Артыка. Она уже немного успокоилась, ибо весть об аресте Эзиза-хана в один день облетела все аулы. Лишь только Дурды вошел в кибитку, как все обступили его. Даже маленький Бабалы потянулся к нему, что-то лопоча на своем непонятном языке.

Тут же в ауле Дурды поджидал командир отряда перебежчиков Токга. В ту ночь, когда Токга расстался с Артыком, он передал одно из его писем джигитам, а с другим помчался к Дурды в Теджен. Теперь, спрятав в кушак донесение Дурды, он, лишь только солнце склонилось к закату, погнал коня обходными путями в расположение Красной Армии.