Текст книги "Решающий шаг"

Автор книги: Берды Кербабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 55 страниц)

Глава восемнадцатая

Боеспособность эзизовской конницы падала. Оставшиеся в отряде Эзиза дейхане не хотели воевать против Красной Армии. Нукеры, посылаемые в разведку, никакой разведкой не занимались, а если и выезжали на линию фронта, так только затем, чтобы провести некоторое время в разъездах.

Об этом стало известно даже в полку Артыка.

Артык и его комиссар Тыжденко решили установить связь с Кельханом. Выполняя их задание, Ашир ночью пустился в опасную разведку. Когда выехали в пески, он отпустил своих конников и остался один. Винтовки у него не было, он шел только с наганом, пристегнутым к поясному ремню.

Было еще темно. В слабом свете звезд перед глазами Ашира мелькали то пышный хвост бегущей лисицы, то длинные уши или белые ноги зайца. Все дальше уходил он от железной дороги в пески пустыни. Изредка темноту прорезал длинный луч прожектора с бронепоезда и тотчас же угасал. Глухая, безмолвная тишина стояла вокруг. Жутковато было в этот час в безлюдной пустыне. Но ничто не страшило отважного разведчика. В этих местах обычно действовали разъезды конников Эзиза или Нияз-бека. Аширу надо было встретиться с одним из таких разъездов.

Не прошло и часу, как со стороны Байрам-Али, неподалеку от Гяур-Кала, показалась группа всадников. Все яснее доносилось фырканье коней, топот копыт. Ашир быстрым шагом пошел навстречу. Всадники спокойно приближались к спешившему к ним одинокому пешеходу. Передний скомандовал:

– Руки вверх!

Ашир покорно поднял обе руки. С первого же взгляда ему стало ясно, что всадники из отряда Кельхана. Командовал разъездом высокий, худощавый и остроглазый парень с тоненькими усиками, по прозвищу Сокоррак – Долговязый. Ашир узнал его. Но ни Сокоррак, ни другие двенадцать кельхановских нукеров не узнали Ашира.

Сокоррак спешился, впиваясь в Ашира острым взглядом, спросил:

– Ну, халиф, откуда идешь?

– Из Красной Армии, – спокойно ответил Ашир. Сокоррак вытаращил на него глаза:

– От большевиков?

– От них.

– Зачем ты пришел?

– Бежал.

– Врешь!

– Если не собираешься верить, так чего же спрашиваешь?

– А может быть, ты шпион?

– Шпион прятался бы, а я сам подошел к вам.

– Ну, ладно, говори, зачем пришел. Только правду!

– Я решил, что лучше быть в тюрьме Эзиз-хана, чем служить большевикам... Не веришь – нечего и спрашивать. Отправь меня в штаб, там проверят. А если и этого не хочешь сделать, вот я, перед тобой – прикончи здесь. Для меня будет утешением уже то, что я умру от руки своих братьев.

– Ты из какой части?

– Раньше был в сводном отряде. Потом наш отряд влили в конный полк Артыка.

– А что делает сейчас Артык?

– Что должен делать перебежчик, чтобы заслужить доверие? Командует полком, пишет письма нукерам Эзиз-хана и Нияз-бека, стараясь подорвать их силу. Думает, обойдя Мары песками, напасть на Эзиз-хана.

Все, о чем говорил Ашир, было известно Сокорраку, и потому он поверил, что перед ним действительно перебежчик из Красной Армии. Но он решил послать его не в штаб и не к Эзизу, а к своему сотнику Кельхану. Отправляя Ашира под охраной двух всадников, он строго наказал им:

– Ведите его прямо к Кельхану. Пусть никто даже в нашем отряде не знает ни о его побеге, ни о том, что он взят нами. Если проговоритесь где-нибудь, не ждите добра!

Сокоррак со своими всадниками направился к Равнине, Ашира повели в сторону Байрам-Али.

Кельхан говорил с Аширом наедине. С первых же слов Ашир объявил:

– Я не перебежчик. Меня послал к тебе Артык. Он сказал мне: «Умри, но передай мои слова Кельхану». Ты сам знаешь, перейти фронт – это положить голову под меч. Я понял важность поручения Артыка и вот пришел, доверяя тебе свою жизнь. Или, во имя своей дружбы с Артыком, скажи мне о своих намерениях и помоги вернуться назад, или отправь, как шпиона, в штаб, а можешь и сам...

– Если ты сумел добраться до меня, на тебе не будет и царапины. Вернешься так же благополучно, как и пришел. Раз Артык послал тебя сюда, значит, он верит мне. И я не пощажу жизни ради него. Но ты скажи – что он просил передать:

– Артык сказал так: «Служа англичанам, Кельхан изменяет своему народу. Кельхан должен понять, что англичане коварны, а Эзиз мстителен, что с ним скоро расправятся. Ведь он не так глуп, чтобы верить лживым обещаниям Эзиз-хана. И неужели Кельхан все еще не убедился в том, что советская власть – народная власть? Если он перейдет в Красную Армию, перед ним откроется счастливая жизнь. Жду с нетерпением и Кельхана, который должен сбросить тяжелый груз со своих плеч, и всех его джигитов!»

Уже в тот день, когда Артык уходил со своей сотней, обдавая пылью разъяренного тедженского хана, Кельхан почувствовал, что не будь вокруг него верных ему джигитов, может быть, он уже поплатился бы головой за свою непокорность. Позднее, получив письмо Артыка, он решил присоединиться к нему. Теперь Кельхан, выслушав горячие слова Артыка, еще больше утвердился в своем решении. Он сказал Аширу, что в ближайшие же дни поведет на соединение с полком Артыка всю свою сотню. Затем откровенно рассказал Аширу все, что знал о положении белых и англичан. Рассказал и об острых разногласиях в штабе фронта: англичане отказались бросить свои войска в наступление, на чем настаивали белые, и ограничивались только обороной...

Проводив Ашира в пески, Кельхан стал обдумывать, как обеспечить безопасный переход своего отряда в расположение красноармейских частей. Но не успел он посоветоваться со своими командирами и преданными ему людьми, как в жизни его наступила перемена. Командующий фронтом Ораз-Сердар пригласил его в свой вагон и повел с ним откровенную беседу.

– Кельхан, – обратился он к сотнику, – я давно приглядываюсь к тебе и доволен тобой. Мне хотелось бы назначить тебя на более высокий пост, потому я и решил с тобой побеседовать. Прежде всего прошу тебя: будь со мной вполне откровенен. На все вопросы отвечай не стесняясь, как понимаешь.

Сотник понял слова командующего по-своему: «Ораз-Сердар, должно быть, пронюхал, что я собираюсь перейти на сторону большевиков, вот и допытывается хитростью, хочет, чтобы я сам все рассказал...»

– Сердар-ага, что знаю – не скрою, – ответил Кельхан.

Заметив его смущение, командующий заговорил еще более горячо:

– Кельхан! Я тебе – как отец, доверяю полностью свое сердце, и ты не таи от меня ничего.

Кельхан совсем растерялся. «Ну, пропал!» – подумал он. А Ораз-Сердар, словно не замечая его состояния, продолжал:

– Пусть наш разговор останется в стенах этой комнаты. Я хотел бы, чтобы он был на благо туркменского народа.

– Сердар-ага! Я сын туркмена! – воскликнул Кельхан.

Этот ответ удовлетворил Ораз-Сердара. Он подвинул стул поближе к сотнику:

– Кельхан, я повторяю: пусть все, о чем мы будем говорить, останется между нами.

– Сердар-ага, хоть ты и приглядывался ко мне, а вижу, вовсе не знаешь меня; повторяю снова: я – сын туркмена!

– Молодец, Кельхан! – Ораз-Сердар пытливо взглянул в лицо собеседнику и осторожно начал: – В последнее время Эзиз-хан начинает вызывать у меня подозрения...

Кельхан, сразу поняв, о чем пойдет разговор, перебил командующего:

– У нас тоже.

– Значит, я не ошибся, – продолжал Ораз-Сердар. – Эзиз думает только о себе, о том, чтобы стать ханом над всеми туркменами. Он не понимает, что времена ханства кончились еще при жизни моего отца. Он только сеет распри среди туркмен.

– А почему ушел от него Артык? – не удержавшись, сказал Кельхан.

– Артык?..

– Он со своей сотней перешел на сторону большевиков. А сотню Артыка можно считать за полк. Мы ее потеряли из-за глупого зазнайства Эзиза.

– А, помню. Этот удалец в Пендинской степи разгромил сотню сипаев и нашу лучшую офицерскую роту.

– Сердар-ага, говорю вам: против сотни Артыка полк не устоит! А если Эзиз не изменит свою политику, то, пожалуй, большинство наших конников перейдет к Артыку. – Тут Кельхан почувствовал, что хватил через край в разговоре с командующим, но тот, видимо, был далек от подозрений и задумчиво произнес:

– Это ясно...

Помолчав немного, Ораз-Сердар протянул руку к столику, на котором стояла бутылка водки, налил рюмку и протянул ее Кельхану. По-видимому, он забыл, кто его собеседник. Кельхан с удивлением посмотрел на командующего:

– Сердар-ага... – нерешительно сказал он и тут же подумал: «Баяры пьют, а если и мне попробовать?» Он уже протянул было руку, но командующий сам выпил водку и заговорил почти шепотом:

– Я хочу обессилить Эзиза...

– А хватит силы на это?

– Отсюда мое желание поговорить с тобой. Конечно, если ты и другие сотники останутся с Эзизом, мне будет трудней.

– Если б дело было только за мной...

– Я считаю тебя за половину отряда Эзиза, а после этого разговора, – даже и всем его отрядом.

– Эзиз, – старый ворон, он не поддастся на пулю!

– Против ворона есть орел, – самодовольно произнес Ораз-Сердар, явно подразумевая здесь себя. – Достаточно орлу взмахнуть крылом – и от ворона только перья посыплются. А кроме того, есть лиса. У нее тысяча и одна хитрость. Не попадается ворон на одну, попадется на другую. Сейчас против Эзиза – орел и лиса.

– Если так, то...

– Эзиз никого не хочет признавать над собой. Он не выполняет приказов штаба, вызывающе держит себя перед господином Фунтиковым, можно сказать, ни во что не ставит его. А у себя в Ак-Алане он, говорят, только развратничает, позоря ислам.

Кельхан с удивлением посмотрел на командующего: «Говоришь об исламе, а сам, видно, без бутылки и дня не можешь прожить».

Ораз-Сердар, посмотрев пьяными глазами на сотни-ка, продолжал:

– Наши союзники принимают меры к тому, чтобы изловить Эзиза. Их контрразведка уже действует. Имеются разные планы... Одним словом, через несколько дней ты кое-что услышишь.

При этих словах Кельхан снова почувствовал себя нехорошо. Раз уж вмешались англичане, добра не жди – Эзиза сцапают, да и его сотникам может непоздоровиться. Но командующий вдруг заявил:

– Я хочу назначить тебя начальником отряда вместо Эзиза.

У Кельхана сразу отлегло от сердца. Глаза его загорелись. Не зная, как благодарить командующего, что сказать, он по-иному взглянул на бутылку, в которой было еще больше половины белой жидкости, и неожиданно заявил:

– Сердар-ага, это что, питье? Надо бы попробовать!

Ораз-Сердар живо ухватился за бутылку:

– А ты когда-нибудь пробовал?

– Нет, Сердар-ага. Но раз хорошие люди пьют, почему бы и мне не попробовать?

Ораз-Сердар налил две рюмки и чокнулся:

– За удачу!

Водка обожгла внутренности сотника. Не помня себя, он вскочил задыхаясь:

– Сердар-ara, что это такое?

– Это водка – то же, что и вино.

– Значит, водка – огонь?

Ораз-Сердар встал, похлопал сотника по плечу:

– Кельхан! Отныне ты начальник тедженского отряда. Только пока нигде об этом не говори. Тайком готовь джигитов, настраивай их против Эзиза. Чтобы не мешал тебе и нам, надо незаметно схватить или уничтожить и Кизылхана. Через два-три дня, как только Эзиз попадет в наши руки, объяви джигитам о выдаче трехмесячного оклада жалованья и нового обмундирования.

Кельхан тоже поднялся. Под его длинными усами проскользнула горделивая улыбка:

– Сердар-ага, будь спокоен! На меня можно положиться.

В это время Ораз-Сердару подали телеграмму. Взглянув на нее, командующий хлопнул рукой по столу:

– Да озарятся очи твои, Кельхан! Хитрость лисы удалась – ворон в клетке!

В течение трех дней после этого Кельхан ничего не мог предпринять в отношении Кизылхана. Весть об аресте Эзиза вызвала в отряде волнения.

Кизылхан собрал командиров и потребовал немедленного нападения на штаб Ораз-Сердара. Кельхан выступил против него. Оба схватились за револьверы. Но вмешались другие, стали успокаивать сотников. Кельхан понял, что сгоряча допустил ошибку. По совету Ораз-Сердара, он должен был действовать с осторожностью лисы. Следовало согласиться с планом Кизылхана, но потребовать отсрочки. Нападение было бы отсрочено, а тем временем можно было бы сообщить о заговоре в штаб и арестовать Кизылхана. Кельхан поспешил исправить свою ошибку.

– Кизылхан, – миролюбиво заговорил он, – я погорячился, прости. Ты, конечно, прав! Но сейчас нам не дадут и пошевелиться. Сейчас следят за каждым нашим шагом. Пусть пройдет два-три дня, наши враги успокоятся, и тогда мы нападем.

Кизылхан молчал.

В тот же день Кельхан сообщил о намерениях Кизылхана в штаб.

Разгадал ли Кизылхан замыслы Кельхана, или решил действовать иным путем, но с наступлением темноты он снялся со стоянки и ушел со своей сотней в неизвестном направлении.

Глава девятнадцатая

В разгар весны Артык со своею конницей все еще стоял на станции Равнина. Долгое бездействие раздражало его. Он не раз просился пойти в глубокую разведку, но Иван Тимофеевич, хорошо зная его характер, не разрешал. Он знал, что Артык не удержится, чтобы не ввязаться в бой. Если не встретит достаточного сопротивления, он пройдет до самого Байрам-Али, в результате подняв преждевременный переполох в стане белых, сорвет тщательно подготовляемое наступление. Он видел, что Тыжденко хорошо влиял на Артыка, но был уверен, что в боевой обстановке и Алеша не смог бы остановить его.

У Артыка заговорило самолюбие. Он думал: «Других посылают в разведку, а я что же – не справлюсь?..»

Весеннее солнце стояло высоко над землей. Артык медленно шагал в стороне от железной дороги, опустив . голову. Удалившись от станции, он поднялся на бугор и посмотрел вокруг. Молодые травинки только что пробивались сквозь почву. Проснулось все живое. Мыши, ящерицы шмыгали повсюду. На песчанике видны были следы лисицы и зайца. В небе звенели жаворонки. Под ласковым весенним солнцем всякой твари – и свадьба и праздник.

Но Артыку теснило сердце. Несколько минут он неподвижно стоял на бугре.

Тыжденко, заметив, что Артык чем-то расстроен, потихоньку двинулся вслед за ним. Поднявшись на бугор, он подошел к Артыку и оживленно заговорил:

– Посмотри, Артык, как хорошо вокруг! Весеннее солнце пробудило землю и все живое на ней.

Артык, не меняя позы, еле слышно ответил:

– Вижу.

– А почему ты такой невеселый?

Артык пристально посмотрел на своего комиссара.

– Ты не знаешь причины?

– Нет.

– Если не знаешь, скажу: солнце, давшее жизнь всему живому, не дало ее мне.

– Но ты – живой?

– Нет, Алеша, я не живой. Сколько уже месяцев мы стоим здесь без дела, никуда не двигаясь.

– Я понимаю тебя, Артык. Ребенок торопится, а шелковица созревает в свое время.

– Нет, Алеша, я не ребенок. Я очень хорошо понимаю, зачем я бросил свою семью, родной аул и пришел сюда. Я знаю, что взоры моих близких все время обращены на дорогу. Конечно, это не так важно. Но народ?.. Кровожадные хищники продолжают терзать его грудь. Почему мы не спешим на его зов? Или мы боимся хищников? Почему нам не померяться с ними силами?.. Вот это меня и мучает

– Что, командование этого не понимает? Ты думаешь, у Чернышова душа не болит?

– Почему ж тогда мы столько времени стоим здесь?

Тыжденко положил руку на плечо Артыка:

– Друг мой, что важнее – открыть дорогу сначала на Ашхабад или на Москву?

– Кто сомневается в этом? Конечно, на Москву.

– Тогда слушай. Ты ведь знаешь, что атаман Дутов угрожает Актюбинску. Взятие Актюбинска белыми равносильно удару копья в бок Туркестану. Этого и добивался продавшийся интервентам Осипов, когда поднимал восстание в Ташкенте. Вот почему советское командование решило сначала покончить с фронтом Актюбинск – Оренбург и открыть путь между Ташкентом и Москвой. Основные силы Красной Армии брошены на Актюбинский фронт. Поэтому мы здесь и ограничиваемся пока обороной. Восстание белогвардейцев в Ташкенте подавлено. Атаман Дутов уже получил здоровый подзатыльник. Знаешь новость: путь на Москву открыт! Теперь брат, – Алеша похлопал Артыка по плечу, – и ты скоро сядешь на своего Мелекуша и вволю поработаешь саблей!

Артык обнял Тыжденко.

– Это правда? Верно ли, что дорога на Москву открыта?

– Какое право имеет комиссар обманывать командира?

– Брат, когда ты был караульным в ашхабадской тюрьме, ты понимал такие вещи?

– А ты понимал?

– Я и теперь мало что понимаю.

– Ну, это не так. Давно ли ты думал добиться свободы для туркменского народа через Эзиза и ему подобных? А теперь ты – один из верных бойцов советской власти. Ты не хуже меня понимаешь теперь, с кем. надо идти и с кем бороться, чтобы добиться свободы и счастья.

– Ты ведь ученый, а я?..

– Верно, я больше читаю, чем ты.

– И я теперь читаю татарские и узбекские книги, но понимаю еще плохо. А на туркменском языке книг нет. По-русски же стою на месте, никуда не двинулся.

– Научишься, брат, всему!

Артык уже другими глазами посмотрел на зеленеющую равнину и вспомнил Амударью.

– Смотри, Алеша, как прекрасна наша земля! Чуть дождь упадет, солнце выглянет – сразу все зазеленеет. Если б вода, какие были бы здесь урожаи! А если бы провести сюда воды Амударьи, как говорил Иван, пустыня превратилась бы в рай.

– Так и будет! Мы с тобой взяли оружие ради свободы этой прекрасной земли, – мы будем и свидетелями того, как эти пустыни превратятся в цветущий сад. У нас светлое будущее!..

Командир и комиссар вернулись к своему эшелону. Джигиты играли на дутарах, пели песни.

Корда командир и комиссар подошли и сели, бахши запел песню на слова Махтумкули:

Если скакун падет, то в пустыне – конец надежде.

Все же скачи, джигит, коль пред тобою простор.

Если погибнет муж, – мир счастлив пребудет, как прежде;

Значит, – счастье вкушай, коль его заприметит взор.

Есть такие юнцы, что и слова толком не вставят;

Есть и такие, что вмиг дыханьем камень расплавят.

Если отстанет конь, то джигита старость придавит:

Как на таком тихоходе мчаться во весь опор?

Сотня трусов слабей одного, в ком дышит отвага;

Храбрый в огонь и воду пойдет за народное благо:

Гляньте на подвиг труса: бежит он, жалкий бедняга,

За пыль от копыт приняв туман, сползающий с гор!

Бахши кончил петь. У Мавы невольно вырвалось:

– Эх! Как будто он всю жизнь провел в боях!..

Ашир перебил его. Указывая на эфес своей кривой сабли, он спросил;

– Как думаешь, эту саблю мастер для чего сделал?

Мавы хлопнул ладонью по прикладу винтовки:

– А это для чего смастерили?

– Я другое хочу сказать. Разве не песня шахира навострила эту саблю? Его слова и на меня действуют. Оружие – оружием, но.. – Ашир положил руку на сердце, – если это на месте, твое дыхание, как сказал шахир, и камень расплавит.

Песни смолкли, – другое привлекло внимание джигитов: со стороны Чарджоу пришел вагон командующего. Тыжденко побежал на станцию. Через несколько минут в вагон позвали и Артыка.

Иван Тимофеевич, здороваясь с Артыком, спросил:

– Как настроение, товарищ командир?

Артык взглянул на Тыжденко, решив, что комиссар уже передал командующему их разговор, но виду не подал и бодро ответил:

– Как у командующего, так и у командира.

– Ты не сердишься на меня?

Артык уже с упреком посмотрел на Тыжденко.

– Может быть, что комиссар сказал тебе?

Тыжденко только пожал плечами, а Иван Тимофеевич, ничего не понимая, нахмурился:

– Я спрашиваю не комиссара, а тебя. Я отказал тебе в некоторых просьбах, – может быть, ты обиделся?

– Товарищ командующий! Бывает, что я не все понимаю.

Чернышов повернулся к Тыжденко, хотел что-то сказать, но Артык опередил его.

– Комиссар помогает мне, объясняет. Каков бы ни был приказ – я всегда готов его выполнить!

Прямая речь Артыка понравилась Чернышеву.

Он понял, что Тыжденко ведет неослабную работу, стараясь сделать из Артыка дисциплинированного командира.

– Артык Бабалы, – сказал он официальным тоном, – я могу сейчас исполнить одну твою просьбу: сегодня вечером с полусотней пойдешь в глубокую разведку.

Артык встал перед командующим в положение «смирно», поднес руку к папахе:

– Слушаю!

– По возможности воздерживайся от стычек, – продолжал Чернышов. – Главное – разведка. Нам мало знать о вооружении и численности врага. Надо знать все: о настроениях, о боеспособности частей. Поэтому надо постараться захватить в плен неглупого, осведомленного человека. Думаю, что вы справитесь с заданием. Готовьтесь!

– Готовы, товарищ командующий!

Артык и Тыжденко вышли из вагона и направились к своим конникам.

Было уже далеко за полночь. Полная луна плыла за редкой пеленой облаков. Конный отряд, обойдя Кур-ба-Кала с северо-запада, никого не встретил. Далеко на западе светились, как два глаза, огни паровоза. В песках выли шакалы.

Тыжденко, ехавший рядом с Артыком впереди отряда, сказал:

– Артык, по-моему, мы уже на байрам-алийских полях. Дальше ехать опасно. Как бы не нарваться на конников Нияз-бека.

– А приказ командующего?

– Командующий не приказывал доходить до Бай-рам-Али.

– Но он сказал – привести человека, да еще умную голову.

– Если на обратном пути будем держаться ближе к железной дороге, то, возможно, и достанем такого человека. Мы сделали слишком большой заход, наверное, прошли их наблюдательные посты.

– А по-моему, вблизи железной дороги мы попадем под огонь поезда. Не думай, что Артык боится.

Но джигитам не устоять против него. Я видел, знаю...

– Что же делать?

– Пройти еще немного вперед.

– Хорошо, – согласился Тыжденко, но тревога его не улеглась: он чувствовал, что Артык решил любой ценой выполнить приказ командующего и может ввязаться в рискованную схватку.

Прошло еще с полчаса. Артык вел отряд все дальше в глубь расположения противника.

Вдруг один из двух всадников, ехавших впереди дозором, поскакал обратно. Это оказался Ашир.

– Товарищ командир, – доложил он, – со стороны Байрам-Али показалась группа конных.

– Какой национальности?

– Туркмены.

– Заметили папахи?

– Нет, но кто-то из них поет по-туркменски.

Артык спешил отряд в ложбине, залег вместе с Тыжденко за гребнем бархана и стал наблюдать. Около двадцати всадников ехали не спеша. Они проходили в двухстах шагах, между отрядом Артыка и железной дорогой. Джигиты Артыка держали коням морды, чтоб те не заржали, и ждали приказа. Но приказа не было, Артык думал: «Что же делать? Стрелять – перебьешь половину, остальные уйдут. Погнаться – все могут уйти. Кони у них не хуже наших...»

Между тем всадники приближались. Тыжденко предложил пропустить их, отрезать с тыла. Но Артык, не слушая его, неожиданно встал во весь рост и закричал:

– Эй, джигиты! Хе-э-эй!

Всадники остановились. Артык снова крикнул:

– Сюда! Сюда-а!

При свете луны всадники видели только темный его силуэт на бархане. Они хотели было двинуться к нему, но вдруг все сразу спешились, и один из них на зов Артыка ответил:

– Сам подходи!

Артык, не колеблясь, шагнул вперед. Тыжденко бросился к нему, схватил за руку:

– Нельзя!..

– Почему нельзя? Это же – не политика!

Когда Артык попытался вырваться, на помощь Тыжденко подбежал Ашир.

Возиться было некогда. Чтобы не привлечь внимания всадников, Артык еще раз крикнул, и вновь послышался тот же ответ. Тогда Артык приказал Аширу:

– Иди к ним, не бойся. Скажи, что это я – Артык. Предупреди: тронутся с места – всех нанижу на пулю. У них только один выход: присоединиться к нам или погибнуть. А не поверят, пусть один из них подойдет, посмотрит.

Два всадника отделились от отряда и пошли навстречу Аширу.

Они не схватили Ащира, как предполагал Тыжденко, а начали разговаривать с ним и через минуту вместе с Аширом подошли к Артыку и поздоровались.

Артык узнал Токгу, одного из командиров эзизовской конницы. Токга с первых же слов заявил, что его всадники уже не первую ночь выезжают в степь, чтобы присоединиться к какому-нибудь красноармейскому разъезду.

Перебежчики рассказали, что Эзиз арестован, а Ни-яз-бек скрылся, что Кизылхан со своей сотней ушел с фронта и тедженским отрядом командует теперь Кельхан. Ахальские джигиты только и думают, как бы уйти с фронта, а многие хотели бы присоединиться к Артыку, да не знают, как это сделать. Артык спросил, не пострадали ли от руки Эзиза семьи джигитов, которые перешли с ним на сторону Красной Армии.

– Мы ничего об этом не знаем,—ответил Токга. – Сразу же после ареста Эзиза джигиты, приехавшие в Байрам-Али, говорили, что Эзиз посылал Пеленга в пески.

Эта весть заставила приуныть Артыка. Он знал, что Пеленг используется Эзизом для тайных убийств. Однако не время было думать об этом. Представлялся случай перетянуть к себе многих из отряда Кельхана. И Артык обратился к командиру перебежчиков:

– Ты, брат, возьми на себя ответственное дело: поезжай один назад. Передай от меня привет джигитам, подговори недовольных и постарайся привести их ко мне. Командование Красной Армии знает, что многие из них воюют не по своей охоте. Им ничто не угрожает. Пусть только не мешкают. Начнутся бои – тогда перейти будет трудней.

Токга колебался:

– Если один вернусь, Кельхан снимет мне голову. Что я отвечу?

Артык усмехнулся:

– Тебя не надо учить... Мало ли что можно сказать! Скажи, что твои джигиты хотели убить тебя и ты спасся бегством. Кто тебя проверит?

Опасно было поручение Артыка. Но, чтобы доказать свою преданность, командир согласился. Артык написал джигитам коротенькое письмецо. Второе, заранее заготовленное письмо он тоже передал Токге с просьбой во что бы то ни стало доставить его Дурды. В этом письме Артык требовал, чтобы Дурды немедленно отправился в Ашхабад, разузнал там, что нужно, и послал ответ. О семье он не писал, но втайне надеялся, что Дурды и сам догадается сообщить все, что знает.

На восходе солнца, не сделав ни одного выстрела, Артык вернулся в Равнину с семьюдесятью всадниками.

Командующий крепко пожал ему руку.