Текст книги "Решающий шаг"

Автор книги: Берды Кербабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 55 страниц)

Глава тридцатая

Во второй половине дня Ашир зашел в кибитку Мереда. Мама пила чай, облокотившись на большую подушку. Айна сидела за каким-то шитьем.

Ашир поприветствовал хозяйку:

– Как здоровье, тетушка Мама?

Мама приподнялась, пригладила волосы на висках.

– Слава богу. Проходи, садись, сынок.

– Спасибо, я пришел повидать дядю Мереда.

– Он поехал к сестре. Зачем он тебе?

Ашир опустился на корточки.

– Да вот дело какое: через день-два мы кончаем обмолот пшеницы. Не может ли он дать нам свою кобылку?

Мама чувствовала себя теперь богатой и стала более щедрой.

– Даст, сынок, – сказала она. – Отчего не дать, если никуда не поедет?

Разговаривая с Мамой, Ашир украдкой бросал взгляды в сторону Айны. Обычно жизнерадостная, она теперь была печальна. Щеки поблекли, веки припухли, как после бессонной ночи, живые черные глаза больше не излучали света.

Ашир, собственно, только затем и пришел, чтобы разведать самочувствие Айны, а если представится случай, переброситься с ней несколькими словами. Будто не замечая состояния Айны, Ашир стал шутить, но не смог заставить девушку улыбнуться. Однако ему нужно было хотя бы поймать взгляд, и он заговорил о том, что должно было больше всего волновать девушку.

– Да, говорят, вы выдаете дочь замуж?

– Верно, сынок, – тотчас отозвалась Мама. – Завтра той. Я дала знать твоей матери, пусть и она придет повеселиться у нас.

– Мать просила не сердиться на нее. Она очень хотела бы прийти, но дыни, арбузы гниют – она не может отлучиться с бахчи... Айну отдаете в дом Халназаров?

– Да, сынок, я решила отдать дочку в такое место, где ей будет хорошо. У Айны ни в чем не будет недостатка.

– Конечно. Разве останется у нее хоть одно неисполненное желание, когда она станет невесткою бая?

Сказав это, Ашир скосил глаза на Айну, – та ответила ему гневным взглядом. Глаза ее были влажны. Она отвернулась, и Ашир заметил, что плечи ее вздрагивают.

У Ашира не хватило сил оставаться дольше, и он поднялся. Хотя через соседку Айне уже дали знать, что в эту ночь Артык попытается бежать с ней, Аширу хотелось еще раз как-нибудь подтвердить это.

– Ну, тетушка Мама, будьте здоровы!

– Куда торопишься, сынок? Выпей чаю!

– Я этой ночью должен с товарищем караулить гумно. Он ждет меня.

Ашир шагнул к выходу и увидел, с каким беспокойством взглянула на него Айна. Видимо, девушка поняла, что хотел сказать друг Артыка. Она тотчас сложила свое шитье и встала. Этим она, казалось, хотела сказать: «Я готова». И Ашир это понял.

Выйдя из кибитки, он направился к халназаровскому ряду. При виде огромного рва, наполненного пшеницей, Ашир подумал: «Ну, тут не меньше трех тысяч верблюжьих вьюков! А сколько у них еще в скирдах!».

В тени халназаровского дома люди сидели за чаем и оживленно беседовали. Ашира никто не заметил. Он подсел к краю круга и прислушался к разговору. Речь шла о свадьбе. Толстяк Покги жевал табак и, пуская слюну, говорил:

– Халназар-бай, хорошо ли ты приготовился к тою? Ведь завтра привалит уйма народу!

Халназар, гладя свою свежевыбритую голову, сказал с сомнением:

– Народу сейчас не до праздников. Стоит ли устраивать скачки с призами?

Действительно, у народа было достаточно горя. В связи с жеребьевкой и ожиданием отправки на тыло-вые работы настроение у людей было подавленное. Никто в это время не устраивал свадебных праздников. В пурпурных одеждах, на разукрашенных конях ездили только сыновья баев, волостных да старшин.

Покги Вала, вытерев рот ладонью, сказал:

– Ну, о чем тут беспокоиться! Разве Гюльджамал-хан не дала слово избавить народ от беды?

Черкез, уставившись в маленькие глазки толстяка, раздраженно ответил ему:

– Гюльджамал-хан дала слово! Ты столько болтал о том, что она освободит от тыловых работ... А этого что-то не видно! Не понимаю, как у тебя поворачивается язык говорить все одно и то же о Гюльджамал-хан. Мне кажется, все это была только приманка, чтобы собрать дань с народа.

Раздались голоса:

– Да, пять тысяч рублей она проглотила!

– Не пять тысяч рублей, а целую гору вырванной у народа пшеницы!

– Ну и горло же у старушки!

Покги прервал эти колкие выкрики, решив повернуть разговор в другую сторону:

– Люди! Зачем омрачать праздник? Пусть хоть один день будет веселым! Надо сделать так, чтобы на тое у Халназара народ позабыл про свои горести и печали.

Ашир заерзал на месте и чуть не крикнул: «Я первый постараюсь омрачить той Халназара!» Но, вспомнив, что для него гораздо важнее узнать о всех приготовлениях к свадьбе, он сдержал себя.

Халназар пытливо взглянул в лица своих собеседников. Видя, что даже близкие люди чувствуют себя подавленно, он решил подбодрить их и прикинулся щедрым.

– Покги-мираб, – обратился он к толстяку, – пусть будут скачки и призы, если желает народ! Пусть люди хоть немного повеселятся! Какой ты захочешь, такой и устроим той. Ничего не пожалею для праздника, сколько бы ни пришлось израсходовать добра. Халназар от этого беднее не станет!

– Хей, молодец!

Слова богача всколыхнули всех. Льстивые языки нашли работу:

– Бай-ага – человек благородный!

– Бай-ага, да увеличится твое богатство!

– Если что бывает у нас хорошего, так это всегда исходит от Халназар-бая!

В это время подошли двое певцов с дутарами в руках. Покги встретил их весело:

– Вот они и пожаловали на той!.. Бахши, вы пришли вовремя!

Один из бахши с редкой бороденкой ответил шуткой:

– Бай-ага, у нас всегда добрые намерения. Мы приходим к празднику, а не к покойнику, ищем живых, а не мертвых, как ишаны и ходжи!

– Ай, молодцы!

Человек в желтоватом халате, сгорбленный и седобородый, недовольно сморщил лицо:

– Сказать бы тебе эти слова при ходже! Ты не нашел бы дыры, куда сунуть свою мерзкую ложку (Презрительное название дутара)!

Бахши не обиделся и спокойно ответил:

– Сопы (Сопы (суфий) – аскет, мистик, монах), ты стоишь уже одной ногой в могиле, а слова твои все еще не стали слаще. И зачем тебе отравлять свои последние дни перед муками на том свете?

Покги Вала громко расхохотался:

– Что, сопыга, получил свое? Верно сказано: Азраил уже протянул руку к твоему вороту, а ты все не отказываешься от соблазна мучить людей. Или таково было поручение твоего пира? А что ты ответишь в тесной могиле на вопросы Мункира и Некира? (Мункир и Некир – ангел-защитник и ангел-допросчик).

Старый суфий был дядей Халназара по отцу. В молодости он натворил немало всяких дел и к старости решил замаливать грехи. Бухара и Хива были для него недосягаемы. Он хотел поехать в Ахал к ишану Хелим-Берды или в Мары к Сахат-Дурды, чтобы поступить к одному из них в мюриды (Мюрид – послушник, ученик пира). Несколько лет тому назад к Халназар-баю заехал знаменитый пир из Хивы, Бабанияз-ишан, живший в районе Векиля. Слава о нем шла по всему Теджену. Считалось, что Бабанияз-ишан очень силен в коране, на самом же деле он даже не мог правильно читать коран, так как бы неграмотным. Все письменные дела и писание талисманов выполнял для него всегда сопровождавший его мулла. Дядя Халназара стал умолять знаменитого ишана: «Пир мой, прими под свое покровительство грешного раба!» Бабанияз-ишан не мог отказать Халназару. Он сказал: «Встань, мой мюрид! Если богу угодно, я возьму тебя под свое покровительство. Отрешись, мой мюрид, от мира, откажись от наслаждений и радостей, и бог откроет для тебя дверь милосердия!» Он велел мулле записать в список суфиев имя нового мюрида, и с тех пор тот, отрешившись от всего мирского, стал жить по шариату.

Слова веселого толстяка об Азраиле, Мункире и Не-кире рассердили старого суфия, на глазах у него показались слезы. Схватившись за посох своими сухими руками, он встал и ушел, не произнеся ни слова.

Обоим бахши дали место в середине круга и стали просить, чтобы они попели немного до третьего намаза.

Голоса умолкли, наступила тишина. Нежные звуки дутара, затронув сокровенные чувства людей, усилили то, что было у них на душе. У некоторых лица посветлели, заулыбались. Покги не удержался и вскрикнул: «Ай, молодцы!» На других жалобные напевы навеяли грусть. Ашир нахмурился. В душе у него поднялось все наболевшее.

У бахши разгорячились головы, они пели с подъемом.

Покги сказал:

– Бахши, пусть это будет пробным началом праздника! А ну, спойте еще что-нибудь!

Бахши запел народную песню «Горы»:

Молитву предрассветную прочтя,

Я на заре переходил вас, горы...

Эта песня напомнила Аширу рассказы старого деда о временах туркменских набегов, и он подумал: «Вот на таком коне, как у Халназара, скакать бы по широким просторам песков, а потом отдыхать в мирных горных долинах!..» Но тут же мечту оборвала более трезвая мысль: уедешь – останется в ауле семья, да и что могут сделать пятьдесят всадников, будь они даже неотразимы, как огонь? И он решил: «Нет, если уж драться, так прямо посреди аула!»

Ашир первый услышал конский топот и, оглянувшись, увидел трех всадников. Передний конь показался ему очень знакомым. Когда всадники приблизились, у Аши-ра дрогнуло сердце: впереди, гордо выгибая шею, скакал гнедой Артыка!

Халназар-бай, Покги Вала и другие пошли навстречу гостям. С гнедого слез волостной Ходжамурад, за ним спешились старшина Бабахан и есаул. Ашир увидел огненный взгляд гнедого, его белое пятно на лбу, и ему захотелось обнять коня за шею. Он был уже совсем рядом, но в это время подошел Баллы, и повод гнедого оказался в чужих руках.

Что сделал бы Артык? Он вырвал бы повод из рук Баллы и ускакал на своем гнедом. Может, быть, в другое время так поступил бы и сам Ашир. Но он помнил, что предстояло ночью, и ноги его не сдвинулись с места.

Для волостного и старшины поверх кошмы разостлали большой ковер. В доме поднялась суета. Стали резать барана. Невестки Халназара забегали из кибитки в кибитку. Мехинли с кувшином за спиной побежала к колодцу.

Когда Халназар приглашал волостного и старшину, он думал, что они приедут в самый день тоя. Но они приехали сегодня, выказав ему этим особенное уважение. Впрочем, близкие и родственники бая уже начинали съезжаться. На дороге все чаще появлялись кони с развевающимися в челках шелковыми платками.

Бабахан первый поздравил Халназара:

– Господин бай! Да будет благополучен твой праздник!

Халназар склонил голову:

– Пусть будет на то воля аллаха!

Покги Вала польстил начальству:

– Халназар-бай, поздравляю! На твой праздник приехали и волостной-хан, и арчин-хан. Ты всегда был благороден и щедр, но сегодня ты должен показать всю широту души!

– Правильно говоришь, Покги-мираб! – весело отозвался Халназар. – Праздник – праздником, а волостной приезжает не каждый день.

Волостной, положив подле себя роскошную черную папаху с длинными завитками, надвинул на лоб вышитую тюбетейку. Прищурив глаза, он посмотрел вокруг себя и сказал:

– Много дел и забот, господин бай, никак нельзя оторваться. Но хотя мне и не часто приходится бывать у вас, сердцем я всегда с вами.

– Я это знаю, волостной-хан.

После того, как поговорили о дружбе, о свадьбе, речь зашла о наборе на тыловые работы. Гости попросили волостного рассказать, как обстоит дело. Помня о долге службы, Ходжамурад заговорил, как перед старшинами:

– Люди! Вы, конечно, знаете, что по просьбе его превосходительства генерал-губернатора Куропаткина срок набора рабочих по Туркестану его величество белый царь продлил до пятнадцатого сентября. Но сегодня уже двадцать шестое сентября. Значит, после нового срока прошло одиннадцать дней. И все-таки милостливый к мусульманам генерал Куропаткин, зная, что в наших сердцах нет двойственности, и видя, что дейхане заняты сбором зерна и хлопка, не стал привлекать нас к ответственности. Согласно последнему приказу генерала Куропаткина и господина полковника, надо приготовить людей для отправки на тыловые работы к тридцатому числу этого месяца.

Черкез, прикинувшись простачком, спросил волостного:

– Как же это так, господин волостной, а говорили, что Гюльджамал-хан не позволит брать туркмен на тыловые работы! Неужели деньги, которые мы ей послали, пропали даром!

Ходжамурад притворился, что ничего не знает о сборе денег для вдовы хана, и удивленно вскинул брови:

– Ах, вот как! Вы, значит, деньги давали Гюльджамал-хан?

Покги Вала, толкая локтем Черкеза, поспешил ответить:

– Волостной-хан, это человек не совсем в своем уме – какие там деньги?

Но Черкез, не обращая внимания на свирепые толчки в бок, не дал замять разговор.

– Мираб, зачем утаивать правду? – обратился он к толстяку. – Не ты ли вместе с Нобат-баем отвез ей пять тысяч?

Халназар-бай тоже хотел вмешаться, но Черкез, не дав ему и слова сказать, продолжал:

– Значит, пропал-таки даром наш труд... Пот со лба дейханина, муки его ног.

Когда разговор попытались повернуть в другую сторону, Ашир не выдержал и тоже заговорил:

– Бай-ага, Покги-мираб, вон смотрите! Пшеницей и ячменем у вас заполнен весь ров. А кунжута и хлопка будут целые горы. Ваши сундуки полны деньгами, вырученными от аренды. А где же наши пять тысяч рублей, куда они девались? Если завтра людям придется ехать на тыловые работы, им нужна будет одежда, семьи их останутся без кормильцев. Сегодня народ спрашивает у вас отчета.

Покги Вала, хоть и не закладывал в рот табаку, стал ковырять пальцем землю, а затем, забыв вынуть затычку из тыквинки, начал стучать ею о свои зубы. Но Халназар не растерялся. Сдерживая раздражение, он спокойно сказал:

– Такие юнцы, как ты, не должны вырастать там, где их не сажали, они должны сидеть и слушать,

То, что Халназар огрызнулся, наоборот, заставило Ашира заговорить с еще большей горячностью:

– Бай-ага, у меня в кибитке не осталось пищи, чтобы я мог спокойно сидеть и слушать. Довольно я слушал вас! Вы либо расскажете народу, куда вы девали арендные деньги, либо мы возьмем свою долю вон из тех рвов, которые вы наполнили нашим зерном.

Баллы, стоявший позади Ашира, наклонился над ним и сжал кулак:

– Попробуй только шагнуть к пшенице своею кривою ногой! Буду считать, что ты украл.

Усатый дейханин, поднявшись на колени, вступился за Ашира:

– Если не дадут отчета народу, он вправе взять свою долю из той пшеницы. Да, вправе!

– Вот верное слово! – сразу откликнулось несколько голосов.

Ашир, не обращая внимания на растерянное бормотанье Покги, повысил голос:

– Покги-мираб, ты достаточно морочил нам голову россказнями о Гюльджамал-хан! Теперь здесь находятся люди власти – и волостной и старшина. Они тоже подтвердят, что наше требование законно. Мы требуем: дайте отчет в их присутствии!

Ходжамурад приехал повеселиться на байской свадьбе, и вот едва он появился, как поднялся шум. Он призадумался. Слова дейхан были справедливы. Собирать дань для Гюльджамал-хан никто не имел права. Если поступать по закону, зерно, собранное Халназар-баем, надо отобрать и раздать дейханам, а самого бая отдать под суд. Но как можно предать суду Халназар-бая? Ведь он – его правая рука в ауле. Да к тому же он дружен с самим Артыном-ходжайном, с главным толмачом уездного управления, и сам полковник дружественно к нему расположен. Как мбжно его опозорить?..

Пока дейхане шумели, переругиваясь с баями и мирабами, волостной думал, как выйти из положения. Затем он заговорил, обращаясь ко всем:

– Народ! Сколько раз предупреждал вас господин полковник: «Не давайте денег Гюльджамал-хан, деньги ваши пропадут!» Сколько раз твердил и я вам об этом!

Старшину просил предупредить, чтобы не делали этого. Ну вот, вы все-таки не послушались, теперь ваши деньги пропали. Его превосходительство генерал Куропаткин не дал разрешения Гюльджамал-хан на поездку к белому царю, – она съездила в Ташкент и вернулась обратно. Теперь пеняйте на себя, в этом ваша собственная вина. Ашир прервал волостного:

– Почему же это наша вина?

Поднялся шум и крики со всех сторон:

– Это вина мирабов!

– Это вина тех, кто совершает тайные сделки за нашей спиной!

– Вина тех, кто взял деньги и отвез!

– Виноват во всем Покги Вала!

Гневные окрики Халназара, вопли Покги, размахивавшего руками и пытавшегося что-то сказать, не могли унять бурю негодования. Дейхан охватила ярость, и они плотной толпой обступили почетных гостей бая. Бабахан приподнялся и, сверкнув черными глазами, грозно прикрикнул. Волостной поднял руку и, когда шум несколько стих, продолжал:

– Люди! Мы приехали сюда не для того, чтобы разрешать ваши споры. Сейчас мы только гости Халназар-бая. Пусть окончится той, пусть те, на кого пал жребий, уедут на тыловые работы, а там мы займемся вашей тяжбой. Сейчас важнее набора тыловых нет ничего. Пока не покончим с этим делом, не будет никаких разговоров, никакого разбора, никакой канцелярии!

Черкез запротестовал:

– Значит, пусть уйдут наши люди, а денежки пропали? Нет, мы так не можем! Пусть заплатит тот, кто растратил наши деньги! Волостной-ага, ты принимай сейчас нашу жалобу! Решай по закону!

Старшина с пеной у рта набросился на дейхан:

– Я всегда говорил, что народ моего арчинства – самый мирный, самый дружный, а вы... Вы опозорили меня перед лицом господина волостного. Это что за разговоры! Что за шум! Разве такие мелкие тяжбы я сам не смогу разрешить? Вы напрасно волнуете господина волостного. Вам нужна пшеница? Вы голодны? Не только эту пшеницу – Халназар-бай еще прикупит и вам раздаст. Разве вы не знаете его щедрости, не помните, что он взял эту пшеницу, только, чтобы выручить народ?

Так-то вы благодарите его! Это не про вас ли сказано: «Накормившему – плевок в бороду!» Опомнитесь! Постыдитесь хотя бы гостей господина бая!

Усатый дейханин хотел что-то ответить старшине, Ашир привстал, Черкез поднял руку, но волостной, нахмурив брови, раздраженно бросил:

– Разговор окончен! Спорить будете в управлении, после отправки людей на тыловые работы. Если кто не подчинится и снова поднимет голос, – пойдет впереди есаула!

Ашир не побоялся бы угрозы, но ради Артыка, ради того, чтобы помочь другу в трудном и опасном деле, он прикусил язык.

Споры прекратились. Люди стали понемногу расходиться. Волостной и старшина угрюмо потягивали зеленый чай из пиал. Муэдзин прокричал призыв к предзакатной молитве.

Оставив позади халназаровский ряд кибиток, Ашир быстро шагал по пыльной дороге к своему шалашу. Встречный ветер раздувал завитки его папахи. Чем ближе он подходил к бахче, тем сильнее бил в лицо запах дынь и арбузов. Когда он дошел до шалаша, солнце уже закатилось.

Артыка он застал в глубокой задумчивости. На коленях у него была дыня, в руке нож, но он сидел неподвижно. Его угнетала мысль об опасности, которой он подвергал Айну. «Может быть, сегодня для нее зашло последнее солнце...» – мелькнуло у него, и он прижал ножик ко лбу. В этот момент подошел Ашир. Заметив его, Артык бросил нож в кожуру и тяжело вздохнул.

Ашир, хоть и понимал настроение друга, начал шутить:

– Ну, Артык, какие это такие безысходные думы затуманили твои глаза?

– Да так... Сижу вот, режу дыню... Немного устал.

Ашир, присев подле него, взялся за дыню.

– Что ж, ты решил и от меня скрывать свои думы?

– Как будто ты их сам не знаешь! О чем спрашиваешь? – недовольно проговорил Артык.

Ашир хлопнул его по плечу:

– Друг, из того, что ты сидишь и без конца размышляешь, толку не будет! Давай дыню есть.

– Ашир, не мели попусту. Есть добрые вести – выкладывай!

– А недобрые спрятать?

Артык бросил хмурый взгляд на Ашира. Ашир тут же спохватился и в один миг нашел способ обрадовать друга:

– Твоя возлюбленная связала вещи в узелок, сидит и ждет тебя.

Не помня себя от радости, Артык схватил Ашира за плечо:

– Ты видел Айну?

– Видел.

– Ну, как она?

– Как ты, так и она.

– Ты с ней говорил?

– Не языком, а глазами.

– Что у нее на душе?

– Что у тебя, то и у нее.

– Ашир, что же она сказала?

– Ничего не сказала.

Артык снял руку с плеча Ашира. Радость на его лице снова сменилась грустью. «Вот я и стал игрушкой,– подумал он. – Даже Ашир играет мной». И все же он не мог удержаться от вопросов:

– Ну и как же?..

Ашир укоризненно покачал головой:

– Ах, эй-богу, ты как ребенок!

– Что же мне делать, если от тебя ничего путного не добьешься?

– Почему? Я тебе толком говорю. Был в кибитке Мередов. Видел Айну. Сидит с таким кислым лицом, как и ты. Хочешь знать, что было дальше? Слушай. Я заговорил о свадьбе. Мама заулыбалась. Айна заплакала. Мама хотела, чтобы я остался пить чай. Я отказался, сказал: «Этой ночью буду с товарищем караулить гумно». Мама сидела с раскрытым ртом. Айна поняла. Я моргнул ей. И она поняла. Ну, чего тебе еще надо?

Ашир рассказал и о том, что он видел и слышал у Халназара. Когда он упомянул о гнедом, у Артыка помутилось в голове. Задыхаясь от волнения, он сказал:

– Если сумею увести Айну, то и гнедого уведу!

– Значит, одной пулей думаешь убить двух зайцев?

– Если повезет, если сердце будет на месте, – почему нет.

– Смотри – погонишься за большим, все потеряешь!

Артык подумал немного и согласился с Аширом:

– Ты прав, Ашир. Может быть, я и добился бы удачи, да нажил бы очень опасных врагов.

Подкрепившись дыней, они немного отдохнули и стали собираться в далекий путь.