Текст книги "Решающий шаг"

Автор книги: Берды Кербабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 55 страниц)

Глава четырнадцатая

Разгромив интервентов под станцией Душак, части Красной Армии вынуждены были, однако, отказаться от преследования врага. Ухудшение положения на других фронтах, гибель боеприпасов на станции Душак во время пожара и, наконец, угроза разрыва коммуникаций заставили принять решение об отходе и перегруппировке сил. Налет Эзиза и Аллаяр-хана на Теджен показал, что бандитские формирования, руководимые интервентами, способны причинить немало вреда в тылу. Поэтому советские части, по приказу командования, без боя отошли до станции Равнина. Здесь фронт закрепился надолго.

После урока, полученного под Душаком, интервенты также не решались на новые боевые действия. Оставляемые Красной Армией города занимали главным образом белогвардейские отряды. Не дремал в то время и Эзиз. Налеты на беззащитные города обходились ему очень дешево и укрепляли за ним славу могущественного, беспощадного хана. Зверства, учиненные им в Теджене, он решил повторить и в Мары.

Путь до Мары сотни Эзиза прошли к северу от железной дороги, по пескам, конным маршем.

Вступив в пределы Марыйского оазиса, Эзиз недолго раздумывал над тем, где и как показать свою жестокость. В одном из аулов его нукеры захватили раненого Ата-Дяли. Эзиз вспомнил, что когда-то этот помощник Куллыхана принимал участие в разоружении его отряда и, как говорили, убил Халназара. По его приказу,

Ата-Дяли привязали длинными веревками к седлам двух коней. Кони устремились по широкой улице большого аула, волоча несчастного по земле. Тело Ата-Дяли превратилось в красное месиво, из разорванного живота вывалились внутренности.

Глашатаи разнесли по аулу слова Эзиза:

– Пусть никто не говорит, что не слышал: кто будет помогать большевикам, того ждет такой конец, какой постиг Ата-Дяли!

В тот же день весть о страшной казни Ата-Дяли распространилась среди населения. Жители аулов трепетали при одном имени Эзиза.

Слух о новых зверствах хана застал Артыка на марше: во главе своей сотни он двигался следом за основными силами Эзиза. У Артыка потемнело в глазах. «Что же это за изверг! – в отчаянии думал он. —Нет, дальше терпеть нельзя. Будь что будет, но я должен покончить с этим зверем!.» И он помчался разыскивать Эзиза.

Они встретились в малолюдном месте. Эзиз ехал верхом, его окружали Кизылхан, Кельхан и Мадыр-Ишан. В отдалении шла сотня Кельхана. Артык далеко опередил свою сотню и, подъехав шагов на десять к Эзизу, рывком остановил Мелекуша. Без единого слова приветствия, дрожащим, срывающимся голосом он спросил:

– Эзиз-хан, ты думаешь о том, что ты делаешь?

Взглянув в искаженное гневом лицо Артыка, Эзиз в свою очередь резко ответил:

– Артык, я не нуждаюсь в советчиках!

– Я не могу больше терпеть эти зверства, – сказал Артык. – Твоя расправа с Ата-Дяли...

– А ты кто такой, чтобы я давал тебе отчет в своих действиях?

– Сейчас ты узнаешь, кто я!

– Ата-Дяли – твой брат? Или ты продался большевикам?

– И это скоро узнаешь!

– Вот как!.. – Эзиз опустил веки, словно раздумывая, как поступить с бунтующим сотником, затем злобно сказал, что думал: – Кто убил Чары Чамана?

– Жаль, ускользнул от меня другой негодяй! Я хотел преподнести тебе его голову!

Эзиз понял, что Артык намерен раскрыть тайну тедженского хана, и тяжело перевел дыхание.

– Что ж, – глухо проговорил он, – откормишь ишака, он лягнет хозяина.

– Ишак от ишака учится есть нечистоты! – крикнул Артык.

– Молчи!

– У меня слова не краденые!

Эзиз, привстав на стременах, взмахнул плетью.

– После этого ты не командир, не джигит мне! Сдавай оружие!

– Я давно от тебя отказался! Ты изменник, предающий наш народ в руки иноземных врагов!.. Кто посмеет, подходи – вот оно, оружие!

– Кизылхан! Кельхан! – рявкнул Эзиз.

Кельхан не шевельнулся. Его сотня медленно подтягивалась сзади. Кизылхан, тронув коня, потребовал:

– Артык, сдай оружие

– Кизылхан, не говори, что не слышал: двинешься с места, получишь пулю!

В руке Артыка щелкнул взведенный курок нагана. Кизылхан остановился в нерешительности. Лицо Ма-дыр-Ишана покрылось смертельной бледностью.

– Артык, – сказал он примирительно, – не делай глупостей. Вот, ей-богу!..

Глаза Эзиза налились кровью. Не в силах больше сдержать себя, он ухватился за рукоятку маузера. Артык, уловив движение, крикнул:

– Эзиз, если тебе не жаль своей жизни—убери руку!

Один из джигитов Артыка в это время подал голос:

– Артык, стреляй!

Эзиз с изумлением взглянул на сотню Артыка, точно впервые видел ее. Стало ясно, что не только Артык – вся сотня вышла из повиновения. И Эзиз задумался: не лучше ли снова пойти на мировую, чтобы потом учинить расправу над Артыком пострашнее, чем с Ата-Дяли? Подавив клокочущую злобу, он с усилием улыбнулся и сказал:

– Артык, я не стану равняться по тебе, – ты еще слишком молод, горяч. Позднее ты сам поймешь свою ошибку... Я знаю твою отвагу. Я тоже не трус. Но к чему нам радовать наших врагов? Пойми: я казнил Ата-Дяли не в отместку за Халназара, а для того, чтобы никому повадно не было помогать большевикам. Если это ошибка, давай спокойно все обсудим. Сейчас не время для сведения счетов. Я тебе прощаю. Пусть между нами все будет по-прежнему.

Увещевания Эзиза не тронули Артыка. Пока Эзиз говорил, он думал: «А что если в самом деле убить Эзиза вместе с Мадыр-Иваном и ускакать в Мары?..» —

Нo трезвый голос говорил: «Нет, без боя не обойдется. Сотник Кельхан может вступиться за них. Да и, кроме того, я обещал Ивану привести с собой своих джигитов. Это дороже головы Эзиза. Отсюда до фронта далеко: начнется свалка – не пробьемся...»

– Нет, Эзиз-хан, – сказал он, – напрасно ты хитришь и таишь свои намерения. Больше ты меня этой своей хитростью не обманешь. Я открыто и прямо заявляю тебе: мне с тобой не по пути. Я ухожу. Не советую удерживать меня: добра от этого не будет...—И, обернувшись к своим джигитам, он скомандовал:

– Кто мне друг – за мной!

Из сотни не отстал ни один, все двинулись за Артыком.

Артык не спеша ехал впереди на Мелекуше. Эзиз схватился за маузер. Он был метким стрелком, сбивал ворону на лету и не думал, что промахнется. Но Кельхан, дернув повод, встал перед ним и без стеснения предупредил:

– Эзиз-хан, воздержись: эта сотня развеет твой прах по ветру! И кроме того, нельзя с мужественным поступать трусливо.

Джигиты Артыка, обдавая Эзиза пылью, беспрепятственно уходили в сторону Мары.

Эзиз дрожал от злобы. Одно имя его наводит ужас на всех, а его вот здесь обдают пылью! Артык опозорит его на весь Теджен. А еще хуже будет, если он, собрав дейхан, начнет борьбу против него... Не имея времени на раздумье, Эзиз приказал:

– Кизылхан, Кельхан, на коней! Ведите свои сотни, сравняйте Артыка с землей!

Кизылхан, стоявший возле своего коня, нерешительно потоптался на месте. Кельхан заерзал в седле и сказал:

– Эзиз-хан, не торопись! Сейчас к сотне Артыка не подойдешь – это огонь. А если подумать, так нельзя же открывать фронт в двух местах да еще против своих. Это плохо кончится... Артык не глуп. Пораздумав обо всем, он вернется. Оставь его в покое.

Еще не владея собой, Эзиз гневно посмотрел на Кельхана:

– Значит, ты не хочешь выполнить мой приказ?

– Эзиз-хан, мои слова еще не означают, что я отвернул свое лицо от тебя... Но... как хочешь, так и понимай!

– Кизылхан!

Не успел Кизылхан отозваться, как заговорил вдруг расхрабрившийся Мадыр-Ишан.

– Хан-ага! Сказано: торопливость – от шайтана, терпение – от милосердного. Надо поступать обдуманно. Если одобришь, я напишу в штаб донесение об Артыке и его сотне как об изменниках. Пусть они расправятся с ними, как хотят. А мы давай не будем вступать в распрю с туркменами и подрывать свои силы. Ораз-Сердар сейчас же воспользуется нашей слабостью, и мы не достигнем своей цели.

Скрепя сердце, Эзиз принял совет Мадыр-Ишана и послал в штаб и командованию союзников рапорт об Артыке, обвиняя его в сочувствии большевикам.

На другой день Эзиз встретился с Нияз-беком. Тот откровенно высказал свою досаду по поводу ухода Артыка из отряда.

– Эзиз-хан, я в этом сотнике видел твою главную опору в народе, если иметь в виду дейханство. Теперь дело прошлое, но должен тебе сказать, что я имел намерение переманить Артыка в свой полк. Отважный джигит и настоящий командир, которого уважают и любят в народе. Конечно, Артык к тебе больше не вернется, но и не будет сидеть сложа руки. Такие люди не лежат в кибитке в дни борьбы. Он безусловно перейдет к большевикам. Как ты мог допустить такую оплошность!..

Слова Нияз-бека уязвили Эзиза. Слушая его, он чувствовал себя так, словно из его рук уплывает ханство. Да, если он растеряет лучших своих нукеров, ханство несомненно ускользнет из его рук.

– Ты слишком горяч, слишком тороплив в своих поступках, – продолжал упрекать его Нияз-без. – Ведь я предупреждал тебя, чтоб ты глаз не спускал с этого сотника. Жаль!..

Эзиз молча царапал ногтем землю. В тот же день Эзиза и Нияз-бека вызвали в штаб на совещание.

Продовольственное положение у белых чрезвычайно ухудшилось в эти осенние месяцы. Хлеба не хватало даже для снабжения войсковых частей. Ему и неоткуда было взяться. Интервенты обещали золотые горы ашхабадскому правительству, пока не добились подписания договора. Но как только они вступили в страну, вместо того, чтобы помогать, стали грабить ее. Генерал Маллесон вместо денег выпустил ничего не стоящие боны с печатью английской миссии. Расплачиваясь этими бонами, англичане скупали и переправляли через границу дорогие ковры, породистых коней, каракуль и другие ценности. А многолетние запасы хлопка и шерсти захватывали вообще без всякой оплаты. Ашхабадскому правительству ничего не оставалось, как взвалить все ярмо интервенции на народ.

На совещании в штабе был поставлен вопрос об обложении населения новыми тяжелыми налогами и установлении твердых цен на зерно. Эзиз неожиданно выступил против этих предложений, и сколько ему ни объясняли Фунтиков и Ораз-Сердар, что без этих мероприятий нельзя обеспечить войска продовольствием, он ничего не слушал.

– Я не для того проливаю кровь, чтобы грабить народ! – кричал он.

Сам он грабил дейханский хлеб, не платя за него ни копейки, и думал еще увеличить налоги. Его ак-аланские ямы были полны зерна, и он мог бы выгодно поставлять хлеб на армию. Твердые цены на зерно его никак не устраивали. А кроме того, он помнил указание Тиг Джонса не выдавать зерна интендантству белых, держать все запасы в распоряжении интервентов. Белое командование ничего не знало об этом.

Фунтикову не понравилось, что командующий унижается до споров с Эзизом. Он встал с места, дымя сигарой, и пренебрежительно бросил несколько слов. Мадыр-Ишан перевел Эзизу эти слова:

– Господин Фунтиков считает ненужным тратить время на споры. Он говорит: «Один Эзиз-хан ничего не значит; если большинство согласно, пишите постановление и кончайте с этим вопросом».

Эзиз вскочил с места, как ужаленный. Налитыми кровью глазами он посмотрел на отвернувшегося к окну Фунтикова.

– Ты скажи этому Пынтику, – в бешенстве крикнул он, – пусть издаст не одно, а сотню постановлений! Пусть министры всю бумагу испачкают чернилами! Но хлеб они по твердой цене не возьмут! Везде, куда достигает мое дыхание, я снесу голову с плеч всякому, кто пойдет против моей воли! Пусть это будет хоть сам господин Пынтик!

Ораз-Сердар и Фунтиков завертелись на месте. Мадыр-Ишан не нашел смелости точно передать все сказанное Эзизом и пробормотал что-то невнятное. Держа руки за спиной и важно раскачиваясь, Фунтиков процедил сквозь зубы что-то вроде: «Собака лает, караван шагает» – и многозначительно посмотрел на Нияз-бека. Мадыр-Ишан и его слова невнятно перевел Эзизу.

Нияз-бек в этом вопросе не высказывал своего мнения. Холодный взгляд Фунтикова он понял примерно так: «Это ты преподаешь уроки Эзизу...» В глазу Нияз-бека в свою очередь сверкнула угроза.

Эзиз быстро встал.

– Завтра – базар. На базар привезут хлеба сколько угодно. Кто спешит к своей смерти – пусть попытается подойти к этому хлебу с твердыми ценами! – сказал он и вышел.

Глава пятнадцатая

Фронт между Анненково и Равниной держался долго. Интервенты ограничивались обороной и как будто даже не думали переходить в наступление.

Главные силы Эзиза стояли в Байрам-Али, отдельные сотни изредка ходили в разведку. Сам Эзиз, оставив вместо себя в Байрам-Али Кизылхана, вернулся в Теджен. Зверства в Теджене вызвали гневный протест всего населения. Белогвардейские власти вынуждены были начать расследование, дело было передано в военный суд. Аллаяр-хан поспешил уйти со своей бандой на Мургаб, в Пендинскую степь, а Эзиз-хан воспользовался этим, чтобы всю ответственность переложить на Аллаяра.

В Теджене Эзиз не нашел Артыка и не слышал, чтобы его сотня появлялась в районе. Расставшись с Эзизом, Артык обошел Мары и направился прямо на восток, на соединение с Красной Армией. В Курбан-Кала он встретился с кавалерийским разъездом сипаев, – те приняли его сотню за эскадрон Нияз-бека. Когда около Анненково Артык встретился с конниками Нияз-бека, он заявил, что ведет сотню в разведку. Он уже знал; что красноармейские части стоят в Равнине, и осторожно выспросил, откуда и как удобнее подойти к ним.

Но командир этих конников, старый джигит с проницательным взглядом, узнал Артыка. Он отвел его в сторону и сказал:

– О том, что ты бежал со своей сотней, объявлено по всему фронту. Командование отдало приказ арестовать тебя, обешает большую награду. Но мне до этого никакого дела нет. Мы тоже сыты по горло и белыми, и англичанами. Придет время, может быть, и я последую за тобой.

Артык с недоверием смотрел на него. Заметив это командир конников уже совсем по-дружески предупредил:

– Гляди в оба, Артык, тебя стерегут. Будь я на твоем месте, я пока не спешил бы в армию большевиков.

– Что же советуешь мне – вернуться?

– Нет, но я думаю, что тебе сейчас не дадут дойти до большевиков. Тебя поджидают не только у линии железной дороги, но и в песках. И не один отряд.

– Так что же мне делать?

– Да разве мало места, куда можно уйти? На неделю, на две можно скрыться в пустыне.

– В пустыне?

– У скотоводов-сарыков, например, в Пендинских степях. Слышно, Аллаяр-хан там неплохо устроился.

И твои джигиты голодными не останутся.

Артык задумался. Командир ниязовских конников давал дельный совет. Но по глазам его было видно, что он хитрит, может быть, заманивает в ловушку. Поэтому

Артык, скрывая свои действительные намерения, ответилему:

– Спасибо тебе, брат, за то, что предостерег меня, за дружеский твой совет. Но я не смогу грабить скотоводов, как это делает Аллаяр-хан. И мое намерение, если хочешь знать, вовсе не в том, чтобы присоединиться к красным войскам. Я хочу обойти все фронты и выйти к Чарджоу.

– Воля твоя, брат. Но я на твоем месте все же пошел бы прямо к сарыкам.

– Еще раз спасибо! Я пойду на Чарджоу. Пусть будет благополучен твой путь!

Артык повел свою сотню в пески, и шел прямо до тех пор, пока ниязовские конники не скрылись из глаз, а затем свернул в сторону Пендинской степи.

В эту осень холода наступили рано. Перед рассветом выпал первый легкий снег, немного морозило. В безоблачном небе ослепительно сияло уже высоко поднявшееся солнце. По равнине двигалось большое стадо куланов, перерезая путь сотне. Артык слез с коня. Десятка три куланов шли плотной массой, как одно тело, словно оправдывая поговорку: «Стадо куланов не выдаст ни одного хромого». Джигиты открыли стрельбу. Свист пуль перепугал куланов, но они не нарушили своего строя. Три из них остались лежать на земле.

Артык повеселел.

– Если аллах захочет дать своему рабу, то сам положит ему на дороге, – сказал он поговоркой. – Если б не куланы, что бы мы ели сегодня и завтра?

В несколько минут туши были освежеваны. Джигиты развели большие костры, нанизали на шомпола кусочки мяса и принялись жарить шашлык. У некоторых нашлись корка хлеба и соль. Свежее мясо подбодрило не евших целые сутки людей. Даже пронизывающий ветер не казался уже таким холодным.

Артык приказал приторочить к седлам остатки мяса, и сотня снова двинулась в путь.

Скоро хорошее настроение сменилось у Артыка озлоблением. Он шел теперь по следам банды Аллаяр-хана и только диву давался, как много зла мог причинить людям этот бандит за короткое время.

Аллаяр-хан завладел лучшими отарами овец сарыкских скотоводов. Он считал себя, по-видимому, полновластным ханом Пендинской степи. Путь его от колодца к колодцу был отмечен кровью. Тех, кто отказывался ему подчиняться, он расстреливал, вешал на колодезных журавлях или бросал в глубокие ямы пересохших колодцев. Его нукеры насиловали женщин и девушек. Сам Аллаяр, приревновав к одному из своих командиров женщину, увезенную им из Теджена, убил ее и приказал зарыть в песок вместе с этим командиром. Эта его жестокость вызвала разлад между ним и его нукерами. Один из командиров попытался свергнуть его.

Аллаяр-хан убил его обманным путем. После этого никто уж не смел поднять голос против Аллаяр-хана. Обо всем этом рассказали Артыку скотоводы-сарыки. Его сотню они приняли за правительственный отряд, посланный на борьбу с Аллаяр-ханом, – они подали жалобу на главаря бандитской шайки. Артык хорошо понимал теперь, что между белогвардейцами и английскими интервентами, между Эзиз-ханом и Аллаяр-ханом никакой разницы нет. Скотоводы охотно снабдили сотню Артыка продовольствием, познакомили с местностью и дали в проводники знающих людей. Артык послал к Аллаяр-хану в сопровождении проводника одного из своих джигитов и через него потребовал, чтобы Аллаяр явился к нему или же покинул степь.. Аллаяр-хан приказал сбрить усы посланцу Артыка, отрезать хвост его коню и в таком виде отослал гонца обратно.

– Пойди скажи своему командиру: я поступаю так!

Джигит вернулся смущенный и растерянный. Губы у него были голые, словно он собирался лизать масло. Репица его коня, тоже оголенная, торчала култышкой.

Артык пришел в ярость. На рассвете следующего дня он напал на Аллаяр-хана.

Едва взошло солнце, как закипел сабельный бой. Бандиты не успели даже разрядить своих ружей. По холодному песку покатились срубленые головы, отсеченные руки. Полусотня, командир которой был убит Аллаяром, перешла на сторону Артыка. Видя явное превосходство противника, бандиты пустились в бегство.

Артык в этом бою потерял всего лишь четырех джигитов. Но к нему присоединилось сорок всадников с конями и оружием, и, кроме того; он получил возможность снабдить своих джигитов породистыми конями.

Скотоводы, избавленные от притеснений Аллаяр-хана, готовы были кланяться в ноги своему избавителю.

Артык решил дать несколько дней отдыха своим людям, чтобы двинуться затем на соединение с Красной Армией. Но отдыхать не пришлось. По старой жалобе скотоводов англичане выслали против Аллаяр-хана один эскадрон сипаев и офицерскую роту белогвардейцев. Вместо Аллаяр-хана этому отряду пришлось столкнуться с джигитами Артыка.

Оприближении отряда стало известно заранее: скотоводы с радостью сообщили, что идет помощь. Но для Артыка эти вести имели совсем другой смысл: он решил, что о переходе его в Пендинскую степь стало известно командованию белых и интервентов и что какой-то отряд брошен в погоню за ним. Путь, по которому шли индусы и белогвардейцы, пролегал между песками. Артык рассыпал по обеим сторонам дороги часть своих джигитов, а с остальными спрятался во впадине у колодца.

Рассвело. Сипаи и белогвардейцы, не высылая дозоров, двигались к колодцу плотными колоннами. Артык подпустил их на короткое расстояние и скомандовал:

– Огонь!

Около сотни ружей дали залп. Опрокидываясь вместе с конями, падая с них, охваченные паникой, индусы и белые офицеры метнулись назад. Пули подгоняли их. Джигиты Артыка, рассыпанные по обеим сторонам дороги, довершили разгром.

Артык поднял свою сотню на коней. Погоня закончилась, когда солнце находилось уже на порядочной высоте. Больше половины сипаев и белых офицеров было истреблено, два офицера взяты в плен. Многие джигиты Артыка вооружились одиннадцатизарядными английскими винтовками.

После трехдневного отдыха Артык повел свой отряд на соединение с Красной Армией. Подходя к Равнине, он выслал вперед двух всадников с белым флагом, а отряд остановил в нескольких верстах к юго-западу от станции. Советский бронепоезд молчал: ни одного выстрела не последовало. Всадники с белым флагом скрылись из глаз.

Прошло два часа, парламентеры не возвращались. Сердце Артыка наполнилось тревогой. «Неужели им не поверили, схватили их? – думал он, все больше волнуясь. – Может быть, хотят окружить нас и начать бой? Если случится такое несчастье, что мне делать? Сопротивляться, стрелять? Или же опять вернуться в пустыню, в Теджен? Нет, чтобы ни случилось, отступать нельзя. Я должен быть в Красной Армии – с Иваном, с Аширом, сражаться вместе с ними за советскую власть! Пусть убьют, но я не сделаю ни шагу назад...»

Прошел еще час.

Артыку стало душно и тесно в заросших саксаулом песках. Он решил послать еще двух джигитов. Когда они уже сели на коней, со стороны Равнины показалось пять всадников.

У Артыка радостно забилось сердце. Не выпуская из руки бинокля, он с волнением следил за приближающимся отрядом. Вот всадники спустились в ложбину, на минуту скрылись из глаз, вот снова показались, значительно ближе. Артык узнал своих парламентеров. «Кто же еще трое?» Зоркие глаза Артыка, казалось, узнали двоих.

– Ашир!... Алеша!.. – закричал он и побежал навстречу.

Три всадника с красными звездочками на фуражках подъехали к нему.

Артык ошибся. Горячее желание видеть друзей обмануло его напряженный взгляд: перед ним стояли незнакомые ему бойцы. Но названные им имена оказались лучшим пропуском.

Часа через два Артык сидел уже в штабе сводного кавалерийского отряда у комиссара Алексея Тыжденко. Рядом стояли Ашир и Мавы. Тыжденко, выслушав горячую речь Артыка, улыбаясь, сказал:

– Ну что ж, придется отправить тебя в Чарджоу, к новому нашему командующему армией. Доложишь ему, как и что, получишь назначение себе и своей сотне.

– Новый командующий! Где найти? – спросил Артык.

Тыжденко опять улыбнулся и, подмигнув Аширу, ответил:

– Тебя проводят. Да ты командующего и сам знаешь: Иван Тимофеевич Чернышов.