Текст книги "Восток в новейший период (1945-2000 гг.)"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 113 страниц)
Созданный американской разведкой антитеррористический центр во главе с Г. Шроеном безуспешно пытался обнаружить местонахождение Бен Ладена, понимая, что он готов нанести новый удар по американским целям. Директор ЦРУ Дж. Тенет считал, что он снова может вернуть время десятилетней давности, когда У. Кейси, прежний руководитель ЦРУ, из Лэнгли помогал определять и направлять глобальную политику США. Он заявил о начале наступления на Бен Ладена и его сторонников. Однако успеху этих действий мешала непоследовательность политики США: они все еще не хотели предпринимать какие-либо активные действия против «Талибана», надеясь использовать движение в своих целях[31]31
Турки аль-Фейсал по поручению США сумел договориться с лидерами «Талибана» о выдаче Бен Ладена Саудовской Аравии, однако этому помешали американские бомбардировки в Афганистане.
[Закрыть].
Тем не менее, США были нужны союзники в начавшейся в 1999 г. Охоте на лидера «аль-Каиды». Таковым не мог быть Пакистан, в разведке которого действовали единомышленники талибов, не хотел сотрудничать в этом нейтральный Туркменистан, в Таджикистане еще сохранялись очаги гражданской войны. Оставался Узбекистан, светский режим которого был основной мишенью Исламского движения Узбекистана (ИДУ). В феврале 1999 г. боевики ИДУ совершили покушение на жизнь президента И.А. Каримова. Именно после этого ЦРУ предложило узбекским властям сотрудничество в борьбе с общим врагом в Афганистане. Предложение было принято, и ЦРУ тогда же получило возможность негласно использовать военно-воздушные базы Узбекистана для транзитных полетов и посадки вертолетов. Агентству также было разрешено установить там оборудование для перехвата разговоров между лидерами «аль-Каиды» и «Талибана». Узбекистану обещали помощь в подготовке войск специального назначения. Позднее с военно-воздушной базы в Ханабаде, как сообщает американский журналист С. Колл, было тайно осуществлено несколько полетов в Афганистан беспилотных аппаратов «Предатор», однако Бен Ладен оставался неуловимым. Для президента Узбекистана избавление от угрозы экстремистов с юга было главным приоритетом, и он рассчитывал на помощь и успех США.
В не меньшей степени, чем на узбекистанском направлении, роль личности проявилась в случае с Ахмад-шахом Масудом. Масуд был харизматическим лидером, единственным командиром, над которым движению «Талибан» еще не удалось взять верх. С весны 1997 до весны 1999 г. состоялось три визита группы агентов ЦРУ в лагерь Масуда в долине Панджшер на вертолете, вылетавшем из Душанбе. Масуду было поставлено оборудование для слежения за «Талибаном» и передавалась регулярная финансовая помощь. У ЦРУ были некоторые сомнения в полезности Масуда как союзника с учетом его своевольного поведения в прошлом, когда агентство уже оказывало ему поддержку деньгами. Однако оно все равно рассматривало его как одну из важнейших политических фигур и считало необходимым ориентироваться на него, начав поставки оружия. С этим категорически не соглашался Белый дом: Масуду припоминали резню жителей Кабула в середине 1990-х годов, когда он был министром обороны, и причастность к наркобизнесу[32]32
Ранее П. Томсен из госдепартамента уговаривал разведку отойти от традиционной ориентации на своих пакистанских коллег и сблизиться с Масудом, теперь все было наоборот – госдепартамент выступал против союза с военачальником-таджиком, а ЦРУ считало нужным сблизиться с ним.
[Закрыть]. Сам Масуд рассчитывал переиграть пакистанскую разведку, поддерживавшую «Талибан», и еще во время прежних тайных встреч с американцами в Таджикистане соглашался принять помощь от ЦРУ. Он пытался убедить американцев в том, что деятели «Талибана» являются самыми злостными врагами прав человека, проводившими жестокие репрессии против женщин и шиитского меньшинства.
В этой ситуации опять проявилась привычная двойственность политики США, рассматривавших «Талибан» и Масуда как две воюющие между собой стороны, к которым надо относиться одинаково, выжидая победы одной из них и не поддерживая никого. Специалисты по антитеррору толкали администрацию к тому, чтобы включить терроризм в число основных угроз безопасности. Однако «мозговой трест» госдепа в составе Олбрайт, Пикеринга и Тэлбота считал этот подход слишком узким, с учетом таких приоритетных интересов США в период правления Клинтона, как борьба с распространением ядерного оружия, ситуация в Кашмире, стабильность в Пакистане и т. д.
Иногда не только личностные, внесистемные, но и весьма экзотические факторы оказывали влияние на формирование политики. Так, члены правящей семьи ОАЭ – фанатичные любители соколиной охоты на дроф – каждый охотничий сезон выезжали в Пакистан, где организаторы такой охоты установили с ними хорошие личные контакты. Шейхов познакомили с лидерами «Талибана», и в дальнейшем это способствовало тому, что ОАЭ официально признали их правительство в Афганистане. А лучшие места для охоты на дроф были именно в Афганистане, и именно там базировался Бен Ладен. Американская разведка обнаружила охотничий лагерь, где, как предполагалось, находился лидер «аль-Каиды», но американское руководство не решалось нанести по нему бомбовый удар, опасаясь, что там находились влиятельные члены правящей семьи ОАЭ. На власти ОАЭ было оказано давление с целью побудить их прекратить поездки шейхов на охоту в Афганистан.
В 1990-е годы стало ясно, что религия в современном мире, и в первую очередь на Востоке, приобретала все большее значение. Американский исследователь Э. Хансон проницательно заметил, что новая парадигма международных отношений, установившаяся после окончания холодной войны, была основана на сочетании глобализации политической, экономической и военной со значительной ролью религиозного фактора в мировой политике. Многочисленные подтверждения этого заключения можно обнаружить не только в исламском мире, где политическая роль религии аксиоматична. Среди разнообразных моделей вхождения религии в политику можно назвать борьбу религиозных деятелей против авторитарных правителей. К примеру, филиппинский кардинал Хайме Син сражался против Фердинанда Маркоса во время февральской революции 1986 г., в результате которой президентом была избрана Корасон Акино. Еще одна модель – противоборство религиозных групп в поликонфессиональном обществе, и наиболее ярким примером этого может служить Индия. К началу нового тысячелетия противоречие между Западом и исламским миром являлось одной из характерных черт международной жизни.
Вторая половина XX в. была для стран Востока эпохой коренных политических перемен, становления национальной государственности, бурных политических выступлений масс. Все они пережили революции, военные перевороты, межгосударственные войны или вооруженные гражданские конфликты. Было очевидно, что и будущие, назревавшие перемены могут носить насильственный характер. Страны Востока вступили в третье тысячелетие в обстановке повышенной конфликтности и неопределенности, процесс их вхождения в мировое сообщество был далек от завершения и, как показало начало XXI в., столкнулся с новыми, серьезными вызовами[33]33
См. завершающую, 43-ю главу настоящего тома.
[Закрыть].
Глава 2
Особенности и закономерности экономической эволюции развивающихся стран
В.А. Яшкин, Г.К. Широков
Глубокие сдвиги в системе мировых общественных отношений, последовавшие за Второй мировой войной, кардинально изменили положение развивающихся стран, и в первую очередь государств Востока (Азии и Северной Африки). Прежде всего, необходимо отметить крушение колониальной системы, которое было вызвано рядом факторов. Во-первых, на новом витке развития производительных сил Запада роль колоний в экономическом и социально-экономическом воспроизводстве крупных держав постепенно сокращалась из-за рассогласования динамик отраслевой структуры экономик. Об этом, в частности, свидетельствовало относительное уменьшение колониальных доходов, начавшееся еще в межвоенный период. Во-вторых, изменился состав и характер правящих элит в развитых странах. Новые элиты, связанные с более прогрессивными производительными силами, оказались мало заинтересованными в поддержании колониальной эксплуатации, особенно в ее прежних формах. В-третьих, в развале этой системы были заинтересованы «внесистемные» США и СССР, так как ее существование препятствовало использованию их военно-политического потенциала. В-четвертых, возникновение после Второй мировой войны двух противостоявших друг другу военно-политических блоков, пытавшихся усилить свое влияние за счет стран «третьего мира», привело к тому, что были резко ограничены возможности применения силовых методов для удержания колоний, не говоря уже об их захвате. Относительно же национально-освободительного движения можно сказать, что оно в большинстве случаев сыграло лишь роль катализатора при развале колониальной системы на общем фоне уменьшения воспроизводственного и политического значения колоний.
Наряду с колониями рухнула и система так называемых косвенно управляемых территорий. Как известно, в зависимости от масштабов наличия природных ресурсов, степени сопротивления покоряемых народов, остроты противоречий с другими колониальными державами и прочих факторов метрополии либо вводили прямое управление захваченными территориями, либо сохраняли их формальную независимость. При этом местный правитель сохранял свободу проведения внутренней политики при полном контроле метрополии над внешней (включая внешнеэкономическую). В целом на Востоке насчитывалось несколько сотен таких косвенно управляемых государств (протектораты Индокитая, султанаты Индонезии, Малайзии и Южной Аравии, качинские и шанские государства Бирмы, княжества Британской Индии и др.). Все эти государства представляли собой «заповедники» феодализма, а то и более архаичных общественных отношений. Поэтому их ликвидация приводила, во-первых, к осовремениванию общественных отношений, во-вторых, к укрупнению и консолидации соответствующих государств, в-третьих, к созданию более емких единых национальных рынков, в-четвертых, к расширению возможностей для развития более прогрессивных форм социально-экономических отношений.
В результате к середине 1960-х годов иерархизированная организация мировой системы в основном рухнула[34]34
Последняя колония на Востоке – Аомынь (Макао) – была ликвидирована лишь в 1999 г.
[Закрыть]. На смену ей пришла система юридически равноправных государств, наиболее ярко проявившаяся в деятельности международных организаций – ООН, ЮНИДО (организация ООН про промышленному развитию), ЮНЕСКО (Организация Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры), ЮНКТАД (Конференция ООН по торговле и развитию) и т. д., где каждый член имеет равные права. Возникновение юридического равноправия и политического суверенитета послужило основой для послевоенного экономического и социального развития освободившихся государств.
Наиболее важным последствием этих изменений стал переход развивающихся стран к экономическому росту, понимаемому как рост подушевого дохода. Действительно, по данным ретроспективной статистики, в первой половине XX в. вследствие двух мировых войн, около десятка социальных революций, мирового экономического кризиса и т. п. произошло общее замедление темпов роста: в этот период среднегодовой темп роста мирового ВВП составил 1,9 % против 2,5 % в XIX в. При этом в нынешних развивающихся странах темпы роста были еще ниже; к тому же экономический рост был свойствен не всем странам (например, он не имел места в Китае).
Если исключить кратко– и среднесрочные колебания и рассматривать экономическую динамику на фоне долгосрочных волн развития, близких к длинным циклам Кондратьева, то расхождение параметров накопления и темпов экономического роста в развитых и развивающихся странах совершенно очевидно.
Таблица 1. Темпы роста ВВП, %
* Из восточных стран в эту категорию включена Япония.
В развитых странах практически на всем протяжении послевоенного периода действовала довольно устойчивая тенденция к затуханию темпов и в то же время к улучшению качества экономического роста и повышению доли эффективности совокупных затрат в приросте ВВП, что отражало не только глубокие сдвиги в системах производительных сил и производственных отношений, но и энергичное приспособление экономик этих стран к новым демографическим и эколого-ресурсным условиям ее развития.
На этом фоне, исключая срыв в 1980-е годы, развивающиеся страны демонстрировали более высокие темпы роста, но при более скромном качестве экономического роста и менее значительном вкладе эффективности совокупных затрат в приросте ВВП. Это также отражало переходный характер экономических процессов от стагнации к развитию.
Среди множества разноплановых и противоречивых факторов, способствовавших этому ускорению экономического развития освободившихся стран во второй половине XX в., можно выделить три.
Первый из них изменение роли национального государства. Многоукладность и влияние внутренних противоборствующих сил, внешняя опасность (реальная или мнимая), а также традиции сильного государства, унаследованные от восточной автократии (а в колониях – и от колониального аппарата), придавали здесь государству особую широту функций. При этом государство здесь обладало своеобразной автономностью, способностью выполнять несколько функций, не всегда отвечающих интересам всех слоев элиты. Характерно, что эта автономность может сохраняться в течение довольно длительного промежутка времени, что в отличие от западных стран обусловливается не формированием единой частной собственности, а ее диверсификацией, что и создает возможность для попеременной опоры на разные силы.
Именно государство устраняло в этой группе стран наиболее одиозные виды докапиталистических отношений, проводя многогранные социальные преобразования, ликвидируя (ограничивая) остатки отношений личной зависимости. Следует, однако, отметить, что в силу самого характера правящей элиты, включающей в себя слои, тесно связанные с традиционными структурами, в большинстве стран эти преобразования не были доведены до конца.
Государство также форсировало внутреннее накопление и привлекало внешние ресурсы. Доля его в распределении и использовании ВВП на накопление составляла 23–26 % в 1970-х и начале 1990-х годов. Эти средства использовались им для создания приоритетных инфраструктурных и производственных объектов. То же государство путем предоставления льгот, прямых субсидий и займов, оказания технической поддержки, подготовки кадров, а также ограничений на традиционные сферы приложения капитала способствовало ускорению развития местного капитализма на частнособственнической основе. При этом во многих странах принимались специальные меры по поддержке мелкого предпринимательства, которое могло стать наиболее массовидным слоем, поддерживающим местную элиту; рост капитализма снизу, как известно, вызывает более глубокую и комплексную капиталистическую трансформацию социально-экономического пространства периферийных стран, чем развитие капитализма сверху.
Поскольку все развивающиеся страны были многоукладными, то огромную роль в деятельности государства играло поддержание межукладного взаимодействия. Выше уже говорилось, что низшие уклады здесь играли доминирующую роль по численности занятых, а нередко и по доле в валовом продукте. При значительных остатках натуральности взаимодействие этих укладов с другими, более развитыми, могло быть обеспечено только административно-принудительными методами. Это взаимодействие организовывалось таким образом, чтобы обеспечить подчинение низших укладов капиталистическим, создать приоритетные возможности для развития последних, нередко за счет докапиталистических.
Не менее важное значение имело и создание более равноправных условий для включения местного предпринимательства в мировое хозяйство и международное разделение труда. Дело в том, что в предшествующий период весь этот процесс, как правило, осуществлялся через посредника – иностранное предпринимательство, которое, пользуясь своим монопольным положением, контролировало и смежные сферы деятельности – кредитование, страхование, судоперевозки и пр. Тем самым оно не только извлекало монопольные прибыли, но и оказывало значительное влияние на всю структуру экономики. Для подрыва этой монополии использовались самые различные методы – протекционизм, огосударствление отдельных операций, контроль над географическим направлением внешнеэкономических операций, принудительное объединение частных фирм в этой сфере и пр. В результате создавались условия для более полного использования внешних факторов роста, имеющих столь большое значение на отдельных фазах экономического развития.
Вся эта обширная сфера деятельности государства, направленная на ускорение экономической и социально-экономической модернизации развивающейся экономики, в отечественной литературе получила название государственного капитализма. В 1950-1970-х годах, в период наиболее интенсивных дискуссий по этому вопросу и наиболее активного использования государственного капитализма в развивающихся странах, под этим явлением понимали систему особых общественных отношений, базирующихся на государственной собственности. Однако многолетний опыт развития освободившихся стран показал, что такое представление о государственном капитализме не отражает всей масштабности этого явления.
Во-первых, он может основываться не только на государственной, но и на смешанной (государственно-частной) и кооперативной собственности, используемой государством в сельском хозяйстве и в отраслях по переработке сельскохозяйственного сырья. Кроме того, государственная собственность в производственной инфраструктуре и сфере обращения давала возможность оказывать огромное влияние на деятельность всех видов частного предпринимательства.
Во-вторых, такое определение не включает экономической политики государства. Она может быть разделена на долгосрочную политику (или стратегию развития), осуществляющуюся через планирование и связанные с ним инструменты.
Особенности и закономерности экономической эволюции развивающихся стран и текущее регулирование экономики (сферы изъятия, налоговые ставки, учетный процент, валютный курс и пр.), так как последнее больше связано с конъюнктурными факторами, чем с долгосрочными. Далее, сущность и направление государственного капитализма в каждой данной стране зависят от характера правящих элит, от соотношения в них сил различной степени модернизированности: например, в Индии к власти пришли преимущественно слои европеизировавшейся национальной буржуазии, а в соседнем Пакистане – главным образом землевладельческая элита, что и предопределило изначальную разнонаправленность их государственной политики. Иначе говоря, государственный капитализм мог быть разным, неодинаковыми в отдельных странах могли оказаться и его приоритеты.
В 1950-1960-е годы некоторые ученые социалистических стран пытались противопоставить развитие государственного и частного капитализма в развивающихся странах, считая, что государственный капитализм является «более прогрессивным», что он предотвращает трудности и невзгоды для низших слоев населения, порождаемые развитием этого строя. В действительности эти два однотипных уклада тесно связаны между собой. С одной стороны, именно слабость местного частного капитала, неспособность его овладеть всем национальным пространством и порождает государственный капитализм. С другой стороны, государственный капитализм расчищает экономическое пространство для частного капитала, устраняя докапиталистические отношения и чрезмерную иностранную конкуренцию.
Другой фактор ускорения экономического развития освободившихся стран – существенное изменение подхода правящих кругов развитых стран к периферии. В политическом плане развитые капиталистические страны были заинтересованы в недопущении социального взрыва на периферии (подобного китайскому). Последний, в обстановке расширяющегося социалистического лагеря, конфронтации и холодной войны мог привести не только к сокращению потенциального капиталистического пространства, но и усилению вероятного противника. Основным условием недопущения такого развития событий была материальная и моральная поддержка сил в развивающихся странах, выбравших путь развития капитализма, а, следовательно, выступающих за проведение соответствующего комплекса мероприятий и всемерное распространение стереотипов западного сознания (теория «перехвата революции»).
В экономическом плане центр нуждался в подтягивании периферии к потребностям нового разделения труда, вызванного к жизни научно-техническим прогрессом. Напомним, что накануне Второй мировой войны нынешние развивающиеся страны специализировались на поставках на мировой рынок продовольствия и сырья, главным образом растительного происхождения, которое они обменивали на готовые изделия, преимущественно (80–85 %) товары первой необходимости. Между тем в развитых странах еще в ходе Первой мировой войны большую часть продукции стали давать отрасли тяжелой промышленности, которые нуждались в ином сырье и соответствующих рынках сбыта.
Поэтому центр был заинтересован в перестройке структуры экономики стран периферии, примерно аналогичной той, которая происходила на Западе в конце XIX – начале XX в. Сложность такой перестройки заключалась в том, что в 1950-1960-е годы, из-за уже отмечавшегося нарастающего расхождения отраслевых структур, развивающиеся страны выталкивались из мирового товарооборота: в 1950 г. доля развивающихся стран в мировом товарообороте составляла около 35 %, в 1970 г. – около 19 %. В свою очередь, политическая нестабильность, а иногда и открытая дискриминация иностранных предпринимателей влекли за собой уменьшение доли притока иностранных инвестиций (с 2/5 до менее 1/4) от общих капиталовложений.
Поэтому проведение такой перестройки первоначально осуществлялось путем предоставления экономической и технической помощи, межгосударственных кредитов, массовой подготовки кадров и др. Лишь с 1970-х годов этот процесс стал происходить путем расширения иностранных прямых инвестиций, заимствований на международном рынке капитала, выноса предприятий транснациональных корпораций (ТНК) за рубеж, массовой контрактации продукции национальных предприятий и пр., т. е. более присущими капитализму методами. Деятельность центра способствовала заметному ускорению экономического развития периферии и изменению его качественных характеристик. Однако в группе стран, особенно тесно взаимодействовавших с центром, выявился и целый ряд диспропорций в экономической и социальной структурах – чрезмерная концентрация капитала и производства и противостояние высших и низших предпринимательских слоев, растущая неравномерность распределения доходов и пр.
Наконец, большое влияние на экономический рост в развивающихся странах оказало и новое разделение труда, которое начало складываться в мировом хозяйстве с 70-х годов XX в. Как известно, топливно-энергетический кризис 1970-х годов., обусловив падение конкурентоспособности многих отраслей хозяйства развитых капиталистических стран, потребовал структурной перестройки их экономик. Последняя предусматривала обмен технологий, капитало– и наукоемких услуг, производимых развитыми странами, на продукцию добывающей и обрабатывающей промышленности, поставляемую развивающимися странами, во всяком случае наиболее передовыми из них. В результате развивающиеся государства стали превращаться из поставщиков продовольствия и сырья (точнее, в дополнение к этой роли) в производителей многих видов промышленных изделий. Производство же последних осваивалось как дочерними предприятиями ТНК, так и местными предприятиями, действовавшими самостоятельно или по контракту с производителями (потребителями) из развитых стран.
Ориентация на внешний рынок позволяла, во-первых, увеличивать производство темпами, превышавшими расширение емкости внутреннего рынка; во-вторых, приближать технологический и организационный уровень местного производства к международным стандартам; в-третьих, менять пропорции занятости таким образом, что все большая часть трудовых ресурсов сосредоточивалась в капиталистически организованных отраслях; в-четвертых, развивать мелкое и среднее капиталистическое предпринимательство, выступавшее подрядчиком или субподрядчиком фирм, работающих на внутренний рынок. Опыт пионеров такого подхода – новых индустриализирующихся стран (НИС) показывал, что при экспортной ориентации экономического роста его темпы оказываются выше и устойчивей, повышается и качество экономического роста.
Следует отметить, что перечисленные факторы возникали не одновременно. Разновременным было и их проявление в отдельных странах или группах стран. В связи с этим заметно разнилось и их влияние на формирование и эволюцию экономического роста в той или иной стране.
Государственный капитализм как система ускорения экономического и социально-экономического развития зародился еще до Второй мировой войны в Турции и Латинской Америке; в конце 1940-х годов он распространился в странах Азии, а в 1960-х годах – и в Африке. В 1960-1980-х годах государственный капитализм с такими его атрибутами, как планирование, административное вмешательство в экономику, жесткое регулирование, государственное предпринимательство (за пределами инфраструктурных отраслей), стал доминирующим инструментом развития экономики.
Отношение к этому явлению как на Западе, так и в среде национального крупного предпринимательства стран Востока было достаточно противоречивым: с одной стороны, осознавалось, что без активного вмешательства государства в экономику выход из состояния отсталости невозможен, а с другой – мощный и широко развитый государственный капитализм ограничивает развитие частного крупного предпринимательства, в том числе иностранного. Поэтому, как показывает опыт Бразилии, Египта и Индии, по мере ликвидации основных диспропорций в сфере производственной инфраструктуры и достижения определенной зрелости крупное местное предпринимательство, нередко вместе с иностранным, начинает выступать против «эксцессов» государственного капитализма. На Западе с подъемом волны неолиберализма в 1980-х годах негативное отношение к государственному капитализму начало выходить на первый план. Дело в том, что, по мнению неолибералов, рыночный механизм в определенных условиях делает излишним государственное вмешательство в экономику, более того, последнее понижает эффективность экономики. Под давлением таких разнородных факторов, как увеличение доли товарно-денежного сектора и общая диверсификация экономики, рост экспортной квоты, изменение подходов западных стран и международных экономических организаций, в 1990-х годах происходит изменение форм государственного капитализма. В большинстве развивающихся стран наблюдается отказ от прямого государственного вмешательства в экономику, прежде всего, от предпринимательства, и замена его косвенным, ликвидируется или снижается роль планирования, проводится приватизация. Таким образом, одновременно усиливается вмешательство государства в других формах.
Нужно, однако, отметить, что по многим причинам как материального, так и общественного свойства доля государства в экономике не была особенно велика – всего 10 % в производстве ВВП в среднем по развивающемуся миру. Вместе с тем его удельный вес в совокупном (накопленном) капитале был довольно значителен – примерно 40 % в 1980-х – начале 1990-х годов. Гораздо большей, чем в экономике, была роль государства в распределении и использовании ВВП: в указанный период она достигала 23–26 %. Таким образом, государство воздействовало на процесс развития и прямыми, и, в большей степени, косвенными методами – через госбюджет и систему регулирования.
В то же время между группами развивающихся стран наблюдались довольно значительные различия в степени и формах вмешательства государства в воспроизводственный процесс, в том числе в процесс накопления:
– крупные страны, стремившиеся создать многоотраслевые хозяйственные комплексы и повысить степень внутрихозяйственной интеграции, в большей степени полагались на государство, особенно на начальных этапах ломки колониальной структуры экономики;
– малые страны, ориентированные на эффективное включение экономики в международное разделение труда, в большей мере опирались на рыночный механизм, отводя государству вспомогательную роль;
– в странах, где частнокапиталистический уклад еще не сложился или не мог проявить себя как самостоятельная сила, предпринимательские и регулирующие функции государства, как правило, были выражены сильнее, нежели в странах, где к моменту распада колониальной системы частнокапиталистический уклад уже занял доминирующие позиции.
Реформы по устранению докапиталистических отношений наиболее активно проводились в 1950-1960-е годы. В этот период были устранены или подорваны наиболее архаичные системы отношений в виде косвенно управлявшихся государств, привилегированного феодального землевладения, долгового рабства, личного неравенства и т. п. Эти реформы расчистили экономическое пространство от наиболее одиозных докапиталистических отношений. Однако в большинстве развивающихся стран сохранялись пережитки личных отношений, дискриминация отдельных групп населения и пр.
Надо заметить, что с 1970-х годов темпы проведения таких реформ резко замедлились, а в ряде государств они вообще прекратились. Видимо, правительства этих стран не могли пойти на риск дальнейших преобразований из-за опасений социальной и политической дестабилизации. Кроме того, за последние десятилетия XX в. произошло обуржуазивание верхушки традиционных укладов, врастание ее в национальную правящую элиту. Поэтому национальная элита стала, с одной стороны, более консервативной, менее способной к проведению дальнейших капиталистических преобразований, а с другой – меньшая стадиальная зрелость вынуждала ее использовать докапиталистические отношения в качестве инструмента дополнительного обогащения и повышения собственной устойчивости в условиях обостряющейся конкуренции. В результате в большинстве развивающихся стран докапиталистические отношения сохранялись до конца столетия (в тех или иных пропорциях), деформируя процесс национального капиталистического воспроизводства.
Что же касается втягивания развивающихся стран в новое международное разделение труда, то в этом процессе довольно четко прослеживаются несколько этапов. На первом этапе, продолжавшемся до начала топливно-энергетического кризиса, т. е. до середины 1970-х годов, наблюдалось противоречие между политикой и экономикой. Политические причины требовали вовлечения в мировое капиталистическое хозяйство по возможности всех развивающихся стран, ибо в противном случае они могли усилить потенциального противника. В экономическом плане отсталость развивающихся стран была настолько велика, что, несмотря на частичное изменение специализации за счет быстро увеличивающихся в абсолютных размерах закупок их минерального сырья и топлива, а также финансирование части импорта программами официальной помощи развитию и двухсторонними займами, доля их в мировом товарообороте неуклонно снижалась. Из-за политической нестабильности и отдельных актов национализации сокращался к тому же их удельный вес в международном движении прямых иностранных инвестиций. Последнее обстоятельство было одним из факторов, сдерживающих структурную перестройку экономики развивающихся стран.
