Текст книги "Восток в новейший период (1945-2000 гг.)"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 109 (всего у книги 113 страниц)
Разразившийся в конце 2003 – начале 2004 г. международный скандал был вскоре замят, хотя в центре его находилась не только Ливия, куда «ядерные контрабандисты» уже было поставили свой товар, но и Северная Корея. В ходе разоблачений вскрылись факты своего рода бартерного обмена между Пакистаном и КНДР, который позволил первому из названных государств получить баллистические ракеты, способные нести ядерное оружие, а второму – секреты производства этого оружия.
Надо отметить, что в конце 2002 – начале 2003 г. ситуация вокруг северокорейской ядерной программы приобрела угрожающий характер. Пхеньян заявил о своем праве иметь атомное оружие, разорвал соглашение с США от 1994 г., в соответствии с которым те помогали КНДР решить энергетическую проблему путем строительства АЭС на легководных реакторах, вышел из соглашения с Южной Кореей о провозглашении Корейского полуострова безъядерной зоной. Северная Корея, кроме того, прекратила сотрудничество с МАГАТЭ и уведомила о предстоящем выходе из ДНЯО.
Северокорейский режим пытался выжать максимум из ситуации со своей ядерной программой. Хотя достоверных данных о наличии у него готовых ядерных боеголовок не было, мировое сообщество не могло не отреагировать на прямую угрозу применения ядерного оружия, тем более, что Пхеньян, без сомнения, обладал ракетами-носителями, способными поразить и Южную Корею, и Японию. В 2003–2005 гг. состоялись четыре раунда шестисторонних переговоров (КНДР, Республика Корея, Россия, США, КНР, Япония). Местом их проведения был Пекин, и Китай играл по сути роль главного посредника. Хотя переговоры закончились безрезультатно – КНДР заявила, что выходит из переговорного процесса, – осенью 2005 г. она неожиданно изменила точку зрения и объявила об отказе от ядерных планов в обмен на экономическую помощь со стороны США и клятвенные заверения, что Северная Корея не подвергнется нападению с их стороны.
Не менее драматический и, возможно, более существенный для мировой и региональной безопасности характер приобрел вопрос о военной ядерной программе Ирана. Тегеран настаивал на своем праве развивать атомную энергетику и с этой целью заключил в 1995 г. контракт с Россией на завершение начатого еще в 1970-х годах строительства атомной электростанции в Бушире. Международное сообщество в начале XXI в. было встревожено информацией о возможности использования проводимых в Иране работ в атомной области для производства высокообогащенного урана. В конце 2003 г. после инспекции МАГАТЭ стало ясно, что Исламская Республика Иран имеет потенциал для производства и накопления оружейного урана. Тогда же выяснилось, что комплектующие части для центрифуг на уранообогатительном комбинате были тайно поставлены Ирану из Пакистана еще в середине 1990-х годов. В конце 2005 г. в МАГАТЭ обсуждался вопрос о передаче дела об иранской ядерной программе на рассмотрение СБ ООН с последующим введением против Ирана жестких международных санкций.
Заканчивая краткий обзор основных международно-политических событий первого пятилетия XXI столетия, нужно подчеркнуть резкое усиление в этот период феномена международного терроризма, прежде всего, под исламскими лозунгами, а также дальнейшее снижение «порога неприкосновенности» тех национальных государств, которые не вписываются в рамки общемирового демократического развития. Следует подчеркнуть, что такие государства принадлежат, как правило, региону Азии и Африки, а именно они привлекали внимание США и других экономически развитых и мощных в военном отношении государств к проблемам их внутренней и внешней политики.
Ускорение экономического роста
Глобализация и регионализация
Экономика большинства стран Азии и Северной Африки в начале XXI в. развивалась высокими темпами. По данным Всемирного банка, среднегодовой прирост валового внутреннего продукта государств Восточной Азии и Тихоокеанского бассейна с низкими и средними доходами в расчете на душу населения составил 7,5 %. Причем главный вклад в этот исключительно высокий показатель (среднемировые темпы равнялись 2,5 %) внесла КНР. Китайская экономика (даже без учета Гонконга) увеличивалась на 8,7 % в год. Темпы роста ВВП большинства развивающихся стран Восточной и Юго-Восточной Азии в начале нынешнего века повысились по сравнению с концом предыдущего. В 1997–1999 гг. сказывался эффект от болезненного, хотя и краткосрочного кризиса, пережитого экономиками крупнейших стран региона, прежде всего, Индонезии, Республики Корея и Таиланда. В 2000–2004 гг. большинство ведущих государств региона демонстрировали прирост в 4–5 %.
На втором месте по скорости наращивания своего внутреннего продукта оказалась Южная Азия – 5,8 %. Основная заслуга принадлежала крупнейшей стране региона – Индии, на которую приходится 4/5 регионального продукта. Индийские темпы равнялись 6,2 % в год.
Несколько медленнее увеличивался экономический потенциал региона Ближнего Востока и Северной Африки – 4,5 %. Если дезагрегировать данные по региону, то наиболее быстро возрастал продукт, создаваемый в странах Западной Азии-Турции, Иране и Афганистане. Государства Северной Африки и Восточного Средиземноморья демонстрировали средние темпы роста. Несмотря на благоприятную для нефтедобывающих стран Аравийского полуострова и Персидского залива мировую конъюнктуру, скорость повышения их ВВП была довольно низкой: в Саудовской Аравии, например, – 3,4 %, Кувейте – 2,4, и только в Объединенных Арабских Эмиратах, которые, кстати, принадлежат к категории высокодоходных стран, она составляла 6,9 %.
Весьма резко возросли темпы экономического роста новых государств Центральной Азии и Южного Кавказа. Туркменистан (18,3 %), Армения (12,0 %), Азербайджан (10,7 %), Казахстан (10,3 %) и Таджикистан (9,9 %) оказались на первых местах в мире, что связано в основном с двумя обстоятельствами – во-первых, ростом экспорта нефти и газа в условиях повышенного спроса в мире на энергоносители, а во-вторых, низкой исходной базой, что было следствием исключительно низких, а в течение целого ряда лет отрицательных показателей экономической динамики в предшествующий период 1990-х годов. Восстановительный эффект и нефтяной фактор в меньшей степени сказались на Грузии (7,6 %), Узбекистане (4,8 %) и Киргизии (4,5 %). Но общий региональный доход восьми новых независимых государств вырос существенно, в основном компенсировав, однако не полностью, если сравнивать с 1990 г., столь же значительный срыв конца XX в. (подробнее см. гл. «Государства Центральной Азии» в наст. томе).
В целом страны с низкими и средними доходами более чем в два раза опережали государства с высокими доходами по темпам прироста ВВП – 4,6 % против 2,0 %. Причем среди последних находилась Япония, вторая по размерам ВВП страна мира (во всех случаях речь пока идет о его измерении в долларах США по обменному курсу в постоянных ценах, рассчитанных по применяемому ВБ методу Атласа). Ее темпы прироста равнялись в начале XXI в. только 1,3 %. К высокодоходным относятся также некоторые страны Персидского залива, в частности ОАЭ (рубеж, с которого начинается высокий подушевой доход, находится на уровне, превышающем 9 тыс. долл. США). Эмираты (6,9 %) были исключением в группе высоких по душевому доходу государств. Другие развитые и богатые страны развивались невысокими, хотя и устойчивыми темпами. При этом экономика только одного региона средне– и низкодоходных государств демонстрировала худший результат – Латинская Америка и Карибский бассейн (1,5 %). У стран Африки южнее Сахары средний показатель равнялся 3,9 %.
При сравнении данных по различным регионам следует учитывать разницу в темпах прироста населения. В развитых государствах он в целом существенно ниже, чем в развивающихся. Поэтому преимущество, которое последние имеют перед первыми в показателях роста ВВП, в ряде случаев нивелируется при оценке темпов роста подушевых значений экономического прогресса.
Вообще же ситуация с опережающими развитые государства темпами роста экономики в менее развитых странах мира – явление вовсе не специфическое для начала XXI в. Подобного рода тенденции наблюдались по сути на всем протяжении развития мира после окончания Второй мировой войны. Если брать десятилетние периоды, то исключением в этом смысле была лишь декада 1980-х годов (подробнее см. гл. 2 «Особенности и закономерности экономической эволюции развивающихся стран» наст. тома).
Отличительной чертой можно считать ускорение этого процесса и переход количественных показателей в качественные. Об этом, в частности, свидетельствует достижение рядом экономик развивающихся, низкодоходных стран весьма значительных общих размеров и появление у них передовых в технологическом отношении секторов экономики.
Особенно крупные масштабы приобрело национальное хозяйство Китая. Объем его ВВП с учетом экономики Гонконга в 2004 г. достиг 1,7 трлн. долл. (без Гонконга – 1,5 трлн.). С этим показателем КНР заняла шестое место в мире после США (12,1 трлн.), Японии (4,8 трлн.), Германии, Англии и Франции (2,5–1,9 трлн.). При этом на Китай пришлось 4,3 % глобального ВВП. Если же оперировать данными о национальном продукте в системе паритета покупательной способности местной валюты, т. е. с учетом заниженности ее обменного курса и дешевизны рабочей силы, то экономика Китая уже в начале XXI столетия прочно обосновалась на втором месте в мире – 7,2 трлн. долл. Обогнав Японию и все европейские страны, доля китайской экономики в этой системе расчетов составила 13 % от общемировой, относительно немного уступая удельному весу Китая в населении планеты (20 %).
Мало того, в ряду крупнейших экономик мира по системе ППС за США три последующих места занимали азиатские страны – Китай, Япония (3,9 трлн.) и Индия (3,3 трлн.), а в число 15 лидеров входили также Республика Корея и Индонезия (1,0 и 0,8 трлн.). На эти пять государств приходилось в сумме 39,2 % (две пятых) совокупного ВВП лидирующих по этим показателям стран (16,2 трлн, из 41,3 трлн, при общем показателе для мира по данным на 2004 г., в 55,8 трлн. долл.).
Исключительно быстро выросли объемы участия и доля государств Востока в международной торговле. Среди лидеров, в число которых сначала входила Япония, а затем и так называемые азиатские тигры (Южная Корея, Гонконг, Сингапур, Тайвань), на рубеже веков на самом видном месте расположился Китай. За 25-летний период с конца 1970-х до середины 2000-х годов объем внешней торговли КНР увеличился в 41 раз, в том числе экспорт – в 45, а импорт – в 38 раз. Мощный импульс внешней торговле дало вступление КНР во Всемирную торговую организацию (ВТО) в конце 2001 г. По сравнению с 2000 г. внешнеторговый оборот Китая (вместе с Гонконгом) вырос к 2004 г. на 243 % (почти в 2,5 раза). При этом доля Гонконга упала с 88 до 47 %. За один только 2004 год объем китайской внешней торговли (по стоимости) увеличился на 135 %, с 850 млрд. до 1,15 трлн. долл. Страна сохранила традиционное положительное сальдо торгового баланса: экспорт равнялся 593 млрд., а импорт – 561 млрд. долл. С этими показателями КНР, включая Гонконг (Сянган), заняла третье место в мире вслед за США и Германией. Доля Китая в мировой торговле увеличилась с 5,9 % в 2003 г. до 6,3 % в 2004 г., причем в мировом экспорте она достигла 6,5 %, а в импорте – 6,0 %.
Япония, длительное время занимавшая третье место в мире по внешнеторговому обороту, к середине первого десятилетия XXI в. была оттеснена на четвертую позицию Китаем. Доля Страны восходящего солнца в мировом экспорте почти не уступала китайской (6,2 %), а ее экспорт (565 млрд. долл.), несмотря на высокий обменный курс валюты (иены), более чем на 100 млрд. превосходил по стоимости импорт (455 млрд. долл.).
Из других стран Востока по участию в международном разделении труда выделялись государства того же Тихоокеанского региона – Республика Корея с товарооборотом в 478 млрд., Сингапур (344 млрд.), Малайзия (232 млрд.), Таиланд (193 млрд. долл.). Внешнеторговый оборот ведущих по населению стран Юго-Восточной и Южной Азии, Индонезии и Индии, был относительно невелик, соответственно 116 и 168 млрд. долл. При этом Индонезия имела положительное, а Индия – отрицательное сальдо торгового баланса. В регионе Ближнего Востока и Северной Африки существенное положительное сальдо имели нефтеэкспортирующие страны, а серьезное отрицательное – Турция (экспорт – 63 млрд., а импорт – 97 млрд. долл.).
Несмотря на то что в международной торговле страны Востока, особенно к западу от Индокитая, не имели тех позиций, на которые они могли бы рассчитывать в соответствии с размерами национальных хозяйств (особенно исчисленных в системе ППС), роль азиатско-североафриканских стран возрастала. Особенно велика она была в поставках основных энергоносителей на мировой рынок, прежде всего, нефти и природного газа.
Это объясняется наличием в Юго-Западной, Западной и Центральной Азии крупных запасов углеводородного сырья. На страны Персидского залива приходится 65 % мировых запасов нефти и 31 % природного газа. Если к нему добавить прилегающий с севера Каспийский регион, то удельный вес такого ориентированного с юга на север «энергетического эллипса» (с Ираном, расположенным в самом его центре) равняется примерно 70 % по запасам нефти и 40 % – по газу.
Вместе с тем потенциал региона вплоть до начала XXI в. использовался не полностью. В странах Юго-Западной Азии добывалось лишь около четверти сырой нефти, производимой в мире, и менее 5 % природного газа. Экспортные поступления Саудовской Аравии (главным образом от вывоза нефти) за первые четыре года XXI в. выросли с 84 до 120 млрд. долл., Кувейта – с 23 до 27 млрд., а Ирана – с 30 до 42 млрд. долл. Эти данные свидетельствуют о том, что, несмотря на внушительные размеры мировой торговли энергоносителями, они далеко не определяли ситуацию в области глобального экспорта.
В 2000–2004 гг. существенно выросли доходы от экспорта ряда государств Каспийского региона, прежде всего, Казахстана, с 9 до 20 млрд., Азербайджана и Туркменистана – в обоих случаях примерно с 2 до 4 млрд. долл.
Нефть стран Залива (в числе главных экспортеров, помимо упомянутых, находились ОАЭ и Бахрейн) направлялась в основном на Дальний Восток. Там ее главными потребителями были крупнейшие после США государства-импортеры – Япония и Китай, а также Южная Корея. Из Центральной Азии нефть шла в основном в Европу.
Отдельные государства ЮВА, в первую очередь Индонезия, в начале нынешнего века заняли видные позиции как экспортеры первичных энергоносителей – сырой нефти и сжиженного природного газа. Основным направлением их вывоза стал северо-восток Азии, прежде всего, Япония и Южная Корея.
Важной особенностью возросшей в начале XXI столетия втянутости стран Востока в международное разделение труда служило увеличение их участия в поставках на внешние рынки высокотехнологичной продукции. С одной стороны, это явилось следствием политики ряда транснациональных корпораций по перенесению в развивающиеся государства отдельных элементов своей технико-технологической производственной базы. С другой же – результатом успехов, достигнутых этими государствами на пути повышения уровня образованности населения и квалификации рабочей силы. Сыграла свою роль и централизация капитала в развивающихся странах в руках государства. Она позволила ряду из них выйти на мировые рынки с конкурентоспособной высокотехнологичной продукцией, хотя, как правило, и не самого передового уровня.
Новым моментом стало участие ряда развивающихся государств Востока в развитии такой инновационной сферы, как информационные технологии. В первую очередь это касается Индии, которая превратилась в одну из ведущих стран мира по экспорту компьютерных программ (около 17 млрд. долл. в 2004 г.).
Индия вывозила также более 1/3 продукции своей электронной промышленности, т. е. она присоединилась к группе государств Юго-Восточной Азии, которые давно уже превратились в «сборочные цеха» по производству различных изделий бытовой и профессиональной электроники. В том же качестве в начале века все более выступал и Китай. Не случайно доля высокотехнологичного сектора в его промышленном экспорте возросла с 17 % в 1999 г. до 27 % в 2003 г.
Увеличение удельного веса стран Востока в мировом производстве товаров и услуг, торговле и движении капиталов, обмене техническими новинками и технологическими достижениями свидетельствует о тесном их включении в процессы глобализации. Под ними имеют в виду все более плотный охват экономическими, политическими, культурными и иными связями различных, в том числе удаленных, уголков планеты, значительная часть которых приходится на Азию и Африку. Нельзя не видеть различные стороны глобализации и не замечать разные, иногда прямо противоположные подходы к самому этому феномену. Наряду с позитивными моментами, которые несут открытость внешнему миру новым участникам глобальных процессов, существуют и негативные, связанные с размыванием национальной самобытности. Кроме того, глобализация оказывает существенное влияние на социальное расслоение, одновременно выводя проблему неравенства и людского неблагополучия за рамки страны или региона, делая ее предметом обсуждения и политической борьбы на общемировом уровне.
Глобализация не является чем-то принципиально новым, она началась задолго до 1990-х годов, когда этот термин вошел в научный и публицистический оборот. Есть мнение, что первая волна глобализации (которой предшествовали многие другие, но лишенные современной научно-технологической составляющей) пришлась на конец XVIII – начало XIX в., а вторая – на рубеж следующих столетий. В таком случае мы наблюдаем третью волну, которая в отличие от первых двух достаточно глубоко затронула материковые, удаленные от морских путей просторы. Речь идет в первую очередь о сухопутном пространстве Азии, или Евразии, в меньшей степени – Африки.
Представляется, что в достаточно протяженной временной перспективе глобализация в еще большей степени захватит материковую Евразию, особенно ее центральную и северную части. При этом вслед за освоением природных ресурсов, прежде всего, энергетических (нефти и природного газа), усилится использование человеческого потенциала. Все это позволит ускорить экономическое и социальное развитие таких страновых регионов, как Центральная Азия и Южный Кавказ. Еще более мощный импульс развитию могут получить российская Азия-Сибирь и Дальний Восток, а также северо-западные районы Китая и Монголия.
Вместе с тем распространение во Внутренней и Северной Азии широкой глобализационной волны в среднесрочной перспективе способно вызвать крупные осложнения. Возможно появление реакции культурного отторжения, феномена консолидации и «закукливания» верхов, смещение политики тех или иных стран в сторону изоляционизма, с одновременным усилением там внутренней нестабильности, государственного произвола и общественных беспорядков. На этом этапе не исключено обострение борьбы различных внешних сил за контроль над ситуацией и нагнетание напряженности во всем евразийском «широтном эллипсе».
То же самое, но с отставанием «на такт» может произойти в материковой, глубинной Африке. Менее вероятны явления разбалансировки в приморских районах, где силы глобализации действуют в наиболее благоприятной среде. Но и там возможны сбои и нестыковки, различного рода кризисы (финансовые, экономические, политические и даже военные), что может замедлить процесс трансформации мира в тесно и позитивно взаимосвязанный организм.
Особенно это касается промежуточного пояса Афразии (Северной Африки и «большого» Ближнего Востока), так как именно в нем сходятся характеристики как первого (континентального), так и второго (океанического) типов. Линия разлома пролегает также и внутри крупнейших государств Азии и мира – Китая и Индии, что вносит дополнительную неопределенность в будущий ход глобализации.
Наряду с глобализацией в начале XXI в. широкое распространение получил процесс регионализации, создания различных межгосударственных объединений. Начавшись на Востоке сразу после Второй мировой войны с образования Лиги арабских государств, он спустя полвека привел к появлению ряда межправительственных организаций. Некоторые из них включали только соседние и смежные государства, принадлежащие региону Востока. Наиболее успешным и устоявшимся из них надо считать АСЕАН (Ассоциацию стран Юго-Восточной Азии). Достаточно длительную историю существования имели СААРК (Ассоциация регионального сотрудничества стран Южной Азии) и ССАГПЗ (Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива). Более молодой и в целом мало эффективной оставалась ОЭС (Организация экономического сотрудничества), включающая Турцию, Иран, Пакистан, а также Афганистан и шесть постсоветских государств с преимущественно мусульманским населением. Еще меньше стаж был у ШОС (Шанхайской организации сотрудничества), возникшей по инициативе Китая и России и объединившей еще четыре страны Центральной Азии.
Государства Востока составляли большинство не только в этих территориально-региональных объединениях, но и в межгосударственных организациях, действующих на иных основаниях, а именно общей идеологии в мирополитических делах (движение неприсоединения), религиозной общности (Организация «Исламская конференция»), торговли и сотрудничества (Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество).
Не перечисляя все проекты многосторонней дипломатии, в которых участвовали азиатско-африканские государства (совещания, регулярно проводимые встречи и форумы), следует подчеркнуть, что регионализм чаще всего способствовал глобализации. Вместе с тем он мог выступать и как альтернатива ее господствующему типу. Последний определялся заглавной, инициирующей ролью Запада, т. е. наций Европы и Северной Америки, к которым на правах экономически развитого и цивилизационно синкретического государства присоединилась Япония.
Положение России с этой точки зрения представлялось в начале XXI в. еще не до конца проясненным, хотя она и была участником «клуба восьми», неформального лидера в процессах глобализации. То же самое в определенной мере касалось Китая и Индии, готовых как к сотрудничеству с Западом, так и к оппонированию ему по ряду вопросов.
Запад сам сохранял неопределенность, укрепляя структуры НАТО, единственной по сути на начало XXI в. крупной международной военно-политической организации. Более того, он способствовал расширению поля деятельности этих структур, их продвижению с запада Европы на восток, с Ближнего Востока на Средний и в Центра юную Азию.
Нужно отметить, что после окончания холодной войны (уже с 1987–1988 гг.) военные расходы в мире стали снижаться, и к 1996–1999 гг. опустились с 1,2 трлн. до 800 млрд. долл. (в постоянных ценах 2005 г.). Затем суммарные ассигнования на оборонные цели начали новый подъем. Причем происходил он главным образом за счет США, хотя и государства Востока внесли немалую лепту. К 2004 г. затраты на оборону выросли в мире в полтора раза, почти до 1,2 трлн. долл. Около половины из них пришлось на США (547 млрд.). Остальные страны следовали за ними со значительным отрывом. По национальным данным, в ценах обменного курса Китай, Япония, Индия тратили на оборону меньше, чем Великобритания и Франция. На столь же невысоком уровне были и расходы России. Однако ряд международных изданий, принимая во внимание особенности национального учета, ставили Китай на второе место в мире с 65 млрд. долл., а Россию – на третье с 50 млрд. Японские расходы на силы самообороны оценивались в 42 млрд. долл. Военные расходы Индии равнялись примерно 20 млрд. долл. При этом они были меньше, чем затраты Южной Кореи, и лишь несколько больше ассигнований Саудовской Аравии. Из субрегионов Востока наиболее быстро в конце XX – начале XXI в. вооружалась Юго-Западная Азия, где помимо Саудовской Аравии в лидерах были Израиль (почти 10 млрд. долл. в 2004 г.), а также Кувейт, Объединенные Арабские Эмираты и Катар (вместе около 8 млрд. долл.).
