Текст книги "Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 82 страниц)

Перепись 1916 г. зафиксировала рост поголовья, но за счет отдаленных от театра военных действий районов. Общая цифра по России составляла 201,8 млн. гол. скота, из них в европейской части – 68,6%, Сибири и Степном крае – 21,9%, на Кавказе – 9,5% (перепись не охватила Среднюю Азию). Большая часть скота, особенно на окраинах, принадлежала крестьянам. Объемы перевозок, перегонов скота непредвиденно выросли. Реквизиции в близких к фронтам районах товарного производства мясо-молочной ориентации (Литва, Прибалтика) были наибольшими: фактически перспективные животноводческие хозяйства приносились в жертву текущим продовольственным потребностям армии. Доставка скота и мяса из отдаленных районов была сложным делом. Перемещение животных требовало перевозки кормов, в случае транспортировки готовой продукции – холодильников и морозильных камер.

Эти перемены в сельском хозяйстве происходили одновременно, хотя у каждой был свой временной лаг для проявления негативных последствий. Разворачиваясь во времени и в региональном пространстве, они способствовали глубокой перестройке хозяйственной системы и структуры сельского хозяйства в целом.

3. Сельское хозяйство и рынок продовольствия

Сельское хозяйство вплетено в систему общих экономических отношений прежде всего через торговлю. Длинный путь товара от производителя к потребителю увлекал в свой нескончаемый круговорот многочисленных участников. Сельскохозяйственный производитель – помещик или крестьянин был участником лишь первого звена. Трансформацию рыночных отношений в условиях войны современные исследователи рассматривают в контексте государственного влияния на хлебные заготовки (твердые цены) и продовольственного положения, оценивают стратегии поведения отдельных предпринимательских структур^{713}.

Накануне войны торговля сельскохозяйственными продуктами переживала процесс сложной и многогранной перестройки. Технология торговли усложнялась: строились современные государственные и частные элеваторы, в том числе плавучие, совершенствовалась портовая и железнодорожная экспортная инфраструктура. Экономические перемены были связаны с притоком в торговый сектор крупного капитала – отечественного и иностранного. Формы проникновения их в торговлю определяли банки, крупные частные компании, такие как российская фирма Стахеевых, вошедшая в соглашение с Русско-Азиатским банком, или французская экспортная фирма Луи Дрейфуса. При этом мелкие скупщики и многочисленные посредники находили в торговле собственную рыночную нишу. Изменения в организации торговли связаны с развитием бирж, комиссионерских агентств, кооперативов и других возникавших организаций. Сами участники торговли называли все эти перемены «торговой революцией», пик которой пришелся на 1910-е гг. Разные практики торговли – от простых и традиционных оптово-закупочных до современных, с участием крупного бизнеса (российского и иностранного) и многочисленных посредников создавали пеструю картину аграрного российского рынка.

Основу сельскохозяйственного рынка Российской империи составлял хлеб (товарное зерно). До войны на рынке (внешнем и внутреннем) продавалось, по разным подсчетам, от 26 до 33% собранного урожая (в конце XIX в. – около 18–20%), что составляло примерно 21 млн. тонн зерна (1317 млн. пудов)^{714}. Движение товарного зерна шло из производящих в потребляющие губернии. В мирное время товарная масса зерна, преимущественно в осенне-зимний период, перемещалась из восточных территорий (Заволжье, Приуралье, Западная Сибирь) в центральные регионы для снабжения городского населения. Второе направление выстраивалось в сторону северо-западных губерний и портов Балтийского моря. Третий поток шел к южным, экспортным портам, вовлекая в свое движение хлеба Ставрополья, Волго-Донского района, частично Украины.

С началом войны этот сложный механизм начал меняться. Прекращение экспорта сельскохозяйственной продукции повлекло за собой переориентацию товарных потоков^{715}. Прежние пункты назначения утрачивали свое первенство в торговой иерархии. Хлеботорговые и хлебозалоговые операции крупных агентов рынка, Государственного и коммерческих банков, экспортных российских и зарубежных хлеботорговых компаний сократились^{716}. На внутреннем рынке хлебозаготовительное дело оказалось в руках представителей государственных и общественных структур, наладить координацию между которыми было непросто.

Своеобразным маркером товарообмена были цены. Влияние правительственных мер на цены подробно освещено в работах Н.Д. Кондратьева и Т.М. Китаниной^{717}, ситуация в отдельных губерниях – в работах современных российских исследователей. При этом следует отметить, что исследователи традиционно рассматривают цены на зерно местные (цены вольного рынка) и твердые (установленные для закупок зерна и муки для армии). Не исследован пока рынок муки, нет раздельного анализа цен оптовых и розничных и др.

Историками отмечено, что запретительные меры сами по себе вызвали ажиотажный спрос на сельскохозяйственную продукцию и способствовали нарастанию паники. Главным сигналом нарушения рыночного равновесия стала рассогласованность в ценовых колебаниях. Примерно 15–18 предвоенных лет (1895–1913 гг.) мировые и российские цены на зерно и мясо повышались, в среднем на 2–2,5% в год. Это создавало у производителей, оптовых покупателей сельскохозяйственной продукции настроения определенной стабильности и уверенности. Война изменила их уровень. Скачки цен становились непредсказуемыми. Осенью 1914 г., когда экспорт зерна была запрещен, оптовые хлебные цены сильно упали (см. табл. 5).

Таблица 5.

Средние показатели осенних местных цен на яровую пшеницу и рожь в 1914–1917 гг. по районам России (коп. за пуд).^{718}

Район	Средняя цена в 1909–1913 гг.	1914 г.	1915 г.	1916 г.	1917 г.
Яровая пшеница
Черноземная полоса
Центральный земледельческий	98	101	98	232	817
Средневолжский	97	99	137	252	141
Нижневолжский	96	81	113	232	923
Новороссийский	95	86	110	196	786
Юго-западный	93	97	123	214	921
Mалороссийский	93	97	123	214	973
По черноземной полосе	93	87	123	214	973
Нечерноземная полоса
Промышленный район	117	136	206	168	2702
Белорусский	96	101	183	298	2705
Литовский	97	114	—	—	—
Приозерный	—	139	238	355	2497
Приуральский	100	98	129	275	1663
Прибалтийский	108	131	216	252	1043
Северный	110	125	198	288	2009
Привисленский	—	130	—	—	—
Кавказ	108	107	182	205	1274
Сибирь и Средняя Азия	—	—	—	—	—
По нечерноземной полосе	94	74	121	242	1455
Рожь
Черноземная полоса
Центральный земледельческий	75	89	116	168	914
Средневолжский	74	82	112	174	1270
Нижневолжский	72	70	86	162	675
Новороссийский	74	71	88	151	579
Юго-западный	76	88	109	178	835
Малороссийский	73	84	112	171	810
По черноземной полосе	74	80	104	167	848
Нечерноземная полоса
Промышленный район	92	106	161	264	2630
Белорусский	86	98	148	257	2028
Литовский	83	105	—	—	—
Приозерный	111	120	194	291	1544
Приуральский	75	74	—	199	1132
Прибалтийский	94	118	165	302	967
Северный	95	107	173	268	1578
Привисленский	84	120	—	—	—
Кавказ	81	82	127	207	494
Сибирь и Средняя Азия	—	—	—	—	—
По нечерноземной полосе	85	59	84	150	506

Самарский предприниматель К.Н. Неклютин, хозяйство которого представляло собой целый комплекс (обширное зерновое хозяйство, паровая мукомольная мельница, пекарня, откуда печеный хлеб поступал в розничную торговлю), в своих воспоминаниях так описывал ситуацию с ценами на хлеб. В Самаре нижний уровень цен был достигнут в декабре 1914 г. «Затем закупки для армии восстановили баланс между спросом и предложением. Цены поднялись очень быстро, быстрее, чем они до этого падали: за две-три недели они вернулись на уровень, который мы, покупатели зерна, считали нормальным. Но этот хороший рост цен стал обсуждаться в газетах, и несколько демагогов в Думе (Самарская городская Дума. – Н. Т.) начали кричать о необходимости поддерживать бедное население путем сохранения для него низких цен. Они даже не обращали внимания на тот факт, что возврат цен к нормальному уровню выгоднее крестьянам, стандарты жизни которых были всегда ниже, чем у городского населения. Демагоги знали, что крестьянское население почти не читает газет, которые распространены среди горожан»^{719}.

В хлебную кампанию 1915–1916 гг. на зерно, закупаемое для армии в производящих районах, Особое совещание по продовольствию установило твердые цены. Остальные хлеба продавались на вольном рынке. Вопреки хорошему урожаю 1915 г., обычно снижавшему цены на местных рынках, они резко выросли. При этом в земледельческих районах прирост составил 25–50%, а в неземледельческих – от 50 до 400%. За один год цена на хлеб подскочила в четыре раза! Ценовые скачки воспринимались обществом очень болезненно, подталкивая к стихийному накоплению запасов. Центральные (потребляющие) районы стали зоной «ценового бедствия» уже осенью 1915 г. А.В. Чаянов впоследствии назвал это явление «диктующим центром потребления»^{720}, угрожавшим социальной нестабильностью.

Добавим к этому утрату прежних ценовых пропорций между районами, на товары промышленные и сельскохозяйственные, на разные группы сельскохозяйственных товаров. В следующий заготовительный год скачки цен стали беспорядочны и непредсказуемы. При этом наибольший скачок был заметен уже не в центрах потребления, а в районах производства зерна. В условиях войны обозначился также конфликт интересов разных регионов – производящих и потребляющих хлеб. На макроуровне его условно можно назвать противоречием между «городом» (потребитель) и «деревней» (производитель). Ценовой фактор, прежде скрепляющий и объединяющий самые разнообразные интересы, в условиях «вакханалии цен» становился яблоком раздора. Все это свидетельствовало о разрушении аграрного рынка и рыночных отношений.

Следствием этого стала фрагментация интересов его участников. Н.Д. Кондратьев условно выделил три основных группы – землевладельцев, торговцев и потребителей. На местах соотношение этих групп определяло очень многое. Помимо личностных факторов преобладание той или иной группы находило выражение в решении местных совещаний уполномоченных, куда входили представители земства, городского самоуправления, торговцы, биржевики, промышленники и т. д. Коллегиальное решение, простое большинство голосов в зависимости от преобладавшего интереса часто определяло уровень местных цен^{721}. При этом проходил еще довольно долгий срок (от 3 до 53 дней) до утверждения этих цен губернатором. Внутренние, региональные конфликты атомизировали и дробили общероссийский социум.

Рынок животноводческой продукции до войны целиком находился в частных руках. Его функционирование было невозможно без специальных приспособлений (кормов, загонов, скотобоен, хранилищ и холодильных камер). Поэтому уже в первый год войны при отсутствии опыта государственных заготовок мяса разразился мясной кризис. Министр земледелия с ноября 1915 по июнь 1916 г. А.Н. Наумов вспоминал: «Сибирский мясной ценнейший продукт при перевозке продолжал гнить, а стране грозил мясной кризис»^{722}. Ситуацию исправили довольно быстро с помощью хозяев Московско-Казанской железной дороги, где возвели в кратчайшие сроки 20 холодильных установок, а также необходимое пристанционное оборудование. Благодаря главе правления дороги, типичному дельцу «американской» складки, решительному и расчетливому Н.К. фон Мекку, как его характеризовал А.Н. Наумов, «мясное продовольственное дело, поскольку оно было связано с перевозкой, быстро было коренным образом упорядочено». Московские морозильники отличали «благоустройство, чистота, дисциплина, образцовый порядок»^{723}. Однако пресса обвинила министра в сговоре с представителем вражеского племени (фон Мекк был этническим немцем). На деле не столько национальная принадлежность, сколько «выдающаяся кипучая энергия, с которой Николай Карлович доводил до конца начатые им дела, и несколько резкая властность в распоряжениях – вот что вызывало неприязнь среди лиц, которые, не состоя у него на службе, вынуждены были подчиняться ему как моему доверенному агенту»^{724}.

Продовольственные рынки попали в систему государственного регулирования фактически с начального периода войны, тогда как рынки промышленной продукции гражданского назначения – лишь с 1917 г., при Временном правительстве. «Схлопывание» разнообразных рынков, их фрагментация нарушали прежние рыночные контакты и линии связей. Сбои в обеспечении городского населения сельскохозяйственной продукцией и продовольствием нарастали, деревня же не получала в должной мере промышленных товаров. Ужесточение репрессивных мер не могло уничтожить спекулятивный рынок, «ушедший в тень» и тем более восстановить равномерное движение сельскохозяйственного продукта от производителя к конечному потребителю (армии и городу).

В условиях распада общероссийского рынка активность проявляли местные, региональные, профессиональные институты. Кооперативы, биржевые комитеты, предпринимательские союзы, земские организации, отделения различных обществ, инициативные объединения развернули работу по заготовкам, сбыту и другим видам деятельности, связанным с реализацией продовольствия. Потребительская кооперация получила большой размах^{725}, проявляя стремление к укрупнению и объединению в союзы (подробнее о росте кооперации см. гл. 4. – Я. Г.). Наиболее крупные из них – Союз сибирских маслодельных артелей, Центральное товарищество льноводов (объединило 150 тыс. крестьянских хозяйств), в Сибири – Закупсбыт, Синдикат сибирских кредитных союзов и др. Центросоюз (создан на базе Московского союза потребительских обществ) в сентябре 1917 г. объединял 3317 ассоциаций, в том числе 285 кредитных союзов. В 1917 г. действовало 500 различных кооперативных объединений, в основном районных, межрайонных, в целом маломощных. Деятельность подобных союзов можно рассматривать как способ решения местных локальных проблем, а также и как показатель самоорганизации общества. Ценовой фактор и здесь играл определенную роль: существовавшие законодательные ценовые ограничения на кооперативную продукцию (наценка не должна была превышать 6%) кооперативы могли преодолеть, только объединяясь в союзы.

На фоне всеобщего дробления заметна и противоположная тенденция монополизации со стороны финансово-промышленных групп, профессиональных сообществ (съезды мукомолов, например). Эти практики еще недостаточно изучены^{726}. Хотя отмечено, что тенденцию концентрации и монополизации отдельных сегментов разрушавшегося агарного рынка, создания аграрно-промышленных комплексов на всероссийском уровне подтолкнула именно военная ситуация. Главными или наиболее очевидными виновниками ухудшения продовольственной ситуации общественное мнение считало либо помещиков, не сумевших поддержать хозяйство и использовать землю, либо крестьян, которые прятали и утаивали хлеб, либо торговцев, обвинявшихся в спекуляции («шакалы рынка»), либо традиционно императора и правительство, не умевших вести дело.

Сложные и не всегда видимые на поверхности процессы и определили общую картину сельскохозяйственного производства к 1917 г. Оценивая общую ситуацию в аграрном секторе, можно констатировать, что изменения здесь, пожалуй, не являлись главной причиной революции и продовольственного кризиса в стране. Но именно война запустила спусковой механизм, разрушивший целостность аграрного сектора. Разновекторные процессы на микро-, мезо– и макроуровне вели сельское хозяйство страны к региональной дезинтеграции и будущей деградации отрасли. Нарастание этих негативных процессов было постепенным, но их совокупное действие усиливало разобщенность, хозяйственный хаос и атомизацию всех участников прежде целостного аграрного рынка. Лишь в самом ядре разрушавшейся системы аграрных отношений, в отдельном крестьянском хозяйстве к концу войны еще теплилась жизнь, что давало надежды на возрождение российской деревни.

Глава 3.
ТОРГОВЛЯ И СНАБЖЕНИЕ НАСЕЛЕНИЯ
(М.К. Шацилло)

1. Внутренняя торговля в предвоенный период

Внутренняя торговля являлась важнейшей сферой экономики страны. На ее долю в предвоенной России приходилось, по данным налоговой статистики, немногим менее ²/₃ всего торгово-промышленного оборота (на долю промышленности – около ¹/₃)^{727}. Внутренняя торговля в довоенный период имела различные организационные формы – от передовых до традиционных, имевших многовековую историю.

Одной из ранних форм коммерческой деятельности была ярмарочная торговля, носившая стихийный и универсальный характер. В Европе XIX в. ярмарки превратились в своеобразные выставки образцов продукции, продажа которых производилась по принципам, близким к биржевым. В России же ярмарки по-прежнему оставались местом реализации поступившего на склады товара, который расходился в розницу (как правило, на мелких ярмарках) или оптовыми партиями. Однако специфические изменения в особенностях организации ярмарочной торговли все же наметились. Ее значение на протяжении XX в. стало падать, в первую очередь в экономически развитых центральных и западных регионах. При этом число ярмарок оставалось значительным (в 1904 г. – около 16,5 тыс.), а накануне мировой войны их количество даже возросло^{728}. Расширение ярмарочной сети происходило неравномерно, главным образом на относительно отсталых окраинах, компенсируя ими недостаточное развитие стационарной торговли.

Ассортимент товаров на ярмарках был относительно ограниченным и состоял из таких товаров, как продукты питания (зерно, мука, скот, бакалейные товары, рыба), лесоматериалы, изделия промышленного и кустарного производства. Всего в общей сумме учтенного товарооборота России оборот ярмарочной торговли накануне мировой войны составлял примерно 6–7%.

Численно преобладали мелкие сельские ярмарки, имевшие местное значение и осуществлявшие преимущественно розничную торговлю продуктами сельскохозяйственного производства. Доля мелких ярмарок составляла около 87% всех ярмарок страны; 12% всех ярмарок, представлявшие как розничную, так и оптовую торговлю, были средними по размерам оборотов (от 10 тыс. до 100 тыс. руб.) и лишь 1% ярмарок были крупными оптовыми^{729}.

Несмотря на то что последние были немногочисленны, их значение выходило порой за пределы своих регионов. Крупнейшими по сумме торгового оборота (свыше 3 млн. руб. в год) российскими ярмарками в 1913 г. были Нижегородская, Пермская (Ирбитская), Минская, Меновническая (Оренбургская губ.), Крещенская (г. Харьков), Троицкая Покровская (Харьковская губ.), Макарьевская (г. Макарьев Костромской губ.), Контрактовая (г. Киев), Успенская (Харьковская губ.), Козьмодемьянская лесная (г. Козьмодемьянск Казанской губ.). Годовой товарооборот еще 9 ярмарок составлял от 1 до 3 млн. руб.^{730} Самой крупной по оборотам была Нижегородская ярмарка (167 млн. руб. в год), осуществлявшая в европейско-азиатской торговле фактически посредническую роль. В 1913 г. в ней приняли участие 2919 торговых фирм и 13 654 иногородних и зарубежных коммерсантов. Однако с 1908 г. ее торговый оборот практически перестал расти (194 млн. руб. в 1908 г., 195 млн. руб. в 1912 г.), а в 1913 г. значительно сократился (более чем на 14%) по сравнению с предшествующим годом.

Снижение удельного веса ярмарок в оптовой торговле, происходившее на фоне подчинения торгового оборота банковскому и производственному капиталу, и расширение стационарной торговой сети было характерно в предвоенный период для страны в целом. Развитие транспортной инфраструктуры, в частности интенсивное строительство железных дорог, обеспечивало возможность беспрепятственной циркуляции товаров, а развитие кредита, практиковавшегося при биржевых операциях, демонстрировало преимущества передовых, более современных форм организации торговли перед традиционной ярмарочной.

Товарные биржи являлись одной из форм посреднической торговли. С 1900 по 1913 г. было открыто более 60 учреждений такого рода, всего же к 1913 г. в России их насчитывалось 94.^{731} Специализированные фондовые учреждения в России не утвердились, сделки с ценными бумагами осуществлялись на нескольких товарных биржах согласно общим правилам биржевой торговли товарами^{732} (функции и по фондовым или товарным операциям осуществлялись через соответствующие отделы). Отсутствие статистики, отражающей сводную динамику оборотов, не позволяет воссоздать объективную картину биржевой деятельности. Однако показателем ее активизации в XX в. является не только численный рост учреждений оптовой торговли, но и их наметившаяся специализация. Одной из первых специализированных бирж стала петербургская Калашниковская хлебная (устав утвержден в 1895 г.), по образцу которой впоследствии были организованы хлебные биржи в Москве (1896 г.), Воронеже (1897 г.), Борисоглебске (1899 г.), Елисаветграде (1901 г.), Тамбове (1904 г.) и др. Кроме хлебной торговли биржи заняли заметное место в операциях с продуктами питания и сырьем. В Москве (с 1900 г.) и в Петербурге действовали скотопромышленная и мясная биржи. Затем появились Уральская железо-торговая (1902 г.), Харьковская каменноугольная, железо-торговая (1902 г.), лесная (Минск, 1904 г.), яичная и масляная в Санкт-Петербурге (1906 г.), фруктовая, чайная и винная в Петербурге (1907 г.) и др.

Несмотря на наметившуюся в XX в. динамику в развитии биржевого дела, значительная часть торговли осуществлялась вне бирж. Отчасти это объяснялось тем, что некоторые старые фирмы, особенно торговавшие предметами массового потребления, имели обширную традиционную клиентуру и предпочитали действовать напрямую, избегая биржевого посредничества^{733}. В текстильной промышленности, одной из ведущих отечественных отраслей, также сложилась своеобразная система сбыта продукции, минуя посредников. У многих крупных текстильных компаний, выходивших ранее со своим товаром на ярмарки, на рубеже XIX–XX вв. сложился собственный периферийный оптово-торговый аппарат, включавший не только отделения на местах и складские помещения, но и постоянных сотрудников (коммивояжеров, комиссионеров). На их основе сложились крупные скупочные фирмы, стихийно установившие в течение десятилетий разграничение сфер влияния и имевшие свою собственную обширную клиентуру периферийных торговцев^{734}.

В начале XX в. в России на фоне процесса концентрации и централизации торгового капитала увеличивается число ассоциированных объединений, занятых в торговле. Наиболее многочисленными были торговые дома[95]95
  По подсчетам В.И. Бовыкина, в 1900 г. в фабрично-заводской промышленности действовало 451 предприятие в виде торговых домов (Бовыкин В.И. Формирование финансового капитала в России. М., 1984. С. 116).


[Закрыть], общее число которых превысило 3,5 тысячи. Большинство из них размещалось в крупных торговых центрах – Москве (1022 торговых дома), Петербурге (470), Риге (248), Одессе (162) и др.^{735} К 1914 г. в России действовало уже в 2,5 раза больше торговых домов (9202), причем 67% из них занималось исключительно торговлей (6148 с общим капиталом в 165,7 млн. руб.). Наибольшее число этих паевых товариществ вело торговлю текстильными товарами (1565 фирм, или 25% от общего числа, с капиталом в 34 млн. руб.); торговлей пищевыми и вкусовыми товарами были заняты 1062 фирмы (17%, с капиталом в 43,4 млн. руб.). Остальные товарищества осуществляли торговлю готовым платьем (426), галантерейными товарами (423), лесоматериалами (265), железом и металлическими изделиями (236) и др.^{736}

Более крупными предприятиями, занятыми преимущественно в оптовой торговле, были акционерные общества. В 1912 г. в торговле функционировало 161 акционерное общество с основным капиталом в 198,4 млн. руб. (средний капитал одного акционерного предприятия составлял 1232 тыс. руб.). О том, что размеры капиталов акционерных обществ значительно превосходили капиталы паевых товариществ, говорят следующие цифры: торговых домов с капиталом более 200 тыс. руб. насчитывалось только 88 (2,2% от общего числа), в то время как подавляющее число акционерных обществ (девять из десяти) имели капитал более 250 тыс. рублей. Однако в отдельных случаях паевые товарищества, имевшие многомиллионные капиталы, по обороту не отставали от акционерных обществ. К числу подобных предприятий относилось товарищество «А.Ф. Второе и сыновья», торговавшее мануфактурными товарами в Сибири[96]96
  В целом под контролем фирмы оказались предприятия с совокупным основным капиталом в 130–150 млн. руб. См.: Старцев А. В., Гончаров Ю.М. История предпринимательства в Сибири (XVII – начало XX в.). Барнаул, 1999. С. 95–96.


[Закрыть], и известное торговое товарищество «Братья Елисеевы», имевшее магазины в Москве, Петрограде, Киеве.

Процесс концентрации и централизации торгового капитала выражался не только в росте числа ассоциированных предприятий, но и в том, что наиболее крупные фирмы по сути дела захватывали в свои руки оптовую торговлю некоторыми категориями товара. Об этом свидетельствует А.В. Бурышкин, имевший опыт руководства крупной торговой фирмой: с 1912 г. он возглавлял Товарищество торговли мануфактурными товарами «А.В. Бурышкин», оборот которого составлял 15–18 млн. руб. По его свидетельству, торговля тканями (мануфактурная торговля) в России находилась в «руках относительно небольшого числа предприятий – 70–80 фирм по всей России, добрая половина которых была акционирована и представляла собой предприятия в среднем с основным капиталом около 1 млн. рублей и средним оборотом в 6–8 млн. Были и крупные единицы (Т-во И.В. Щукин, Т-во А.Ф. Второв, Т-во Тарасовых), основные капиталы которых достигали 10–12 млн. руб., а обороты свыше 20 млн. руб.»^{737}

Для крупных торговых предприятий были характерны не только впечатляющие обороты, но традиционные способы ведения бизнеса. Существовавшая система продажи товаров была по преимуществу кредитной. Фирмы, приобретавшие продукцию за наличный расчет, являлись исключением, и обыкновенно расчет происходил через три-шесть месяцев после закупки товара^{738}.

В предвоенный период в крупнооптовой торговле России заметным игроком стали синдикаты – сбытовые монополистические объединения. В 1887 г. был организован синдикат сахарозаводчиков, объединивший 78% существовавших в стране сахарных заводов (в 1893 г. эта цифра возросла до 91%)^{739}. Другой отраслью российской промышленности, где в 80-х гг. XIX в. начались процессы монополизации, явилась добыча и переработка нефти^{740}. Толчком к массовому образованию синдикатских объединений послужил кризис 1899–1903 гг. В черной металлургии доминировал синдикат «Продамета» (1902), созданный в южном горнопромышленном районе. Накануне Первой мировой войны он контролировал в своих руках подавляющую часть сбыта главного готового продукта отрасли – сортового металла – и назывался современниками «хозяином русского железного рынка»^{741}. Конкурентом «Продаметы» стал синдикат «Кровля» (1906), объединивший 12 крупных уральских заводов, производивших до 80% всего уральского кровельного железа^{742}. В машиностроении и металлообработке действовали синдикаты «Продпаровоз» (1901), «Продвагон» (1902), «Гвоздь» (1904) и др. Производство цемента на Юге России было монополизировано Южным цементным синдикатом (1900), добыча угля – синдикатом «Продуголь» (1906) (63% добычи Донецкого бассейна).

Правительство проводило по отношению к монополистическим объединениям, по словам И.Ф. Гиндина, «последовательно антисиндикатскую линию»^{743}, поэтому синдикаты вынуждены были действовать, как правило, под видом специально созданных торговых обществ, которым учредители передавали право продажи продукции. Так, синдикат «Продамета» формально считался торговым акционерным обществом по продаже металлов и по уставу его акции должны были продаваться на бирже, но на практике они распределялись между фирмами – участниками синдикатского соглашения. Подобным же образом были организованы и другие синдикаты («Кровля», «Гвоздь», «Океан», объединявший солепромышленников России, и др.). Всего накануне войны официально действовал десяток объединений промышленных предприятий, созданных с целью урегулирования сбыта своей продукции в металлургии, добыче полезных ископаемых, химической промышленности. Однако в действительности число синдикатских соглашений составляло не менее 140–150 более чем в 80 различных отраслях производства^{744}.

Если синдикатские объединения представляли как бы верхушку пирамиды внутренней торговли, в руках которой находился контроль над крупным оптом, то ее основание составляло значительное число мелких предприятий около 90% от общего числа, занятых в торговле. Доля розничной торговли в сумме общего товарооборота (11 538 млн. руб.) в 1913 г. составляла чуть больше 60% (7141 млн. руб.), оптовой – менее 40% (4397 млн. руб.). Однако концентрация капитала в этих сферах была несопоставима: если всего в коммерции России накануне войны действовало свыше 1,2 млн. предприятий (число плательщиков промыслового налога), то количество крупных оптовиков не превышало нескольких тысяч. Таким образом, лицо розничной торговли определяли мелкие заведения[97]97
  Исключения составляли крупные торгово-розничные предприятия, в основном созданные иностранцами, например магазин торгово-промышленного товарищества «Мюр и Мерилиз». О нем см.: Harvey J. Pitcher. Muir & Mirrielees: The Scottish partnership that became a household name. Swallow House Books, Cromer, 1994.


[Закрыть], в опте были заняты преимущественно крупные предприниматели и их объединения.

Товарное потребление в России было незначительным и составляло в среднем 12 копеек в день на одного человека. При этом товарооборот крайне неравномерно распределялся по отдельным районам страны, а также между городом и деревней. Если на село, где проживало около 86% населения Российской империи, приходилось в 1912 г. чуть более ¹/₄ всего товарооборота магазинов и лавок, то на горожан, представлявших меньшинство населения (14%), – почти ³/₄ всего товарооборота страны. В душевом исчислении на горожанина приходилось 212,7 руб., на жителя деревни – 13 руб., или в 16 раз меньше^{745}. Слабое развитие внутренней торговли России перед Первой мировой войной иллюстрируют и другие показатели. По данным Министерства торговли и промышленности, весь торговый оборот России в 1900 г. составлял 90 руб. на душу населения, в то время как в Англии – 420 руб., в США -380 руб., в Германии – 290 руб., во Франции – 220 руб.^{746}

О незначительности состояния отечественной розничной торговли говорит и то, что торговые предприятия были мелкими как по уровню товарооборота, так и по числу работающих в них. Подавляющее большинство всех торговых предприятий (более 83%) представляли собой мелкие лавки со средним оборотом менее 10 руб. в день, а также ларьки, развозная и разносная торговля (около 5 руб. в день). Удельный вес мелких предприятий во всем розничном товарообороте страны был значительно меньше общей численности торговых предприятий, тогда как основное место во всем объеме розничного товарооборота страны занимала торговля из магазинов (47% всего товарооборота). В 1913 г. на одно торговое предприятие приходилось в среднем 1,32 человека, включая владельцев и наемных приказчиков^{747}. Устройство и оборудование многих магазинов и большинства мелочных лавок было примитивным. Последние представляли собой, как правило, небольшие торговые помещения, находившиеся при квартире владельца. В России практически отсутствовала система универсальных магазинов (за исключением Москвы и Петербурга), почти не было торговой рекламы, распространенной только в столицах и двух-трех крупных городах.