Текст книги "Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 82 страниц)

Больше всего сословных ограничений имело крестьянство. Хотя целый ряд законов начала XX в. уравнивал крестьян с другими сословиями, их неравноправное положение сохранялось. Особенно это касалось поземельных отношений, повинностей крестьян, общественного и административного управления, подсудности. Столыпинская аграрная реформа, приводившая к разрушению общины, к началу войны не была завершена. Со времени издания указа 9 ноября 1906 г. по 1 мая 1915 г. укрепили землю в личную собственность 22,1% общего числа домохозяев, имевших землю на общинном праве; при этом укрепленная земля (13 933,1 тыс. дес.) по отношению к общей площади общинной надельной земли составила 14%^{597}. В распоряжении созданных к 1915 г. хуторов и отрубов было 7,4% земли, остальные 92,6% оставались в чересполосном владении^{598}.

Согласно выборочным сведениям по 32 губерниям Европейской России, приведенным П.Н. Зыряновым, с 1912–1913 гг. увеличивается число переделов надельной земли. Он считал, что именно тогда, когда столыпинская реформа прошла свой апогей, начала восстанавливаться передельная деятельность общины. При этом сохранялась прежняя цель уравнительных переделов: обеспечение землей как средством труда и пропитания всех нераскрестьянившихся членов общины, сохранение в ней здоровых, полноценных работников, которые являлись ее единственной опорой в самые трудные периоды жизни. «…В глазах большинства общинников, – писал П.Н. Зырянов, – передел был делом законным и необходимым, он был тесно связан с крестьянским мировоззрением, с общим представлением крестьян о своем месте в обществе»^{599}. Крестьяне отстаивали общину и потому, что с ней было связано ведение сельскохозяйственных работ, помощь оставшимся без мужчин семьям.

Землеустроительные работы в годы войны пошли на спад. Число ходатайств крестьян о землеустройстве уменьшилось с 1105,7 тыс. в 1913 г. до 828,1 тыс. в 1914 г. и 380,9 тыс. в 1915 г. Отсутствие многих хозяев, ушедших на войну, затрудняло получение большинства голосов на сходах, что требовалось для перехода деревни к единоличному владению. Землеустройству противодействовали и солдатки, опиравшиеся на мнение своих мужей, которые считали, что после войны «все изменится» и крестьяне получат землю. Протесты крестьян против землеустройства занимали важное место в крестьянском движении. В таких условиях 29 ноября 1916 г. царь утвердил закон о прекращении землеустроительных работ^{600}.

В годы войны возросли государственные налоги на все слои населения, но более всего на крестьян. На 1915 г. был увеличен свыше чем вдвое поземельный налог. Земские сборы с крестьянского хозяйства в расчете на десятину превышали аналогичные платежи помещиков. Повысились и носившие сословный характер мирские сборы крестьян, которые собирались только с них, но расходовались на нужды и других сословий: содержание должностных лиц и учреждений общественного управления, караулов в деревнях, оплата учителей, поддержание в исправности проселочных дорог, призрение престарелых, увечных и сирот и т. д. Особенно тяжелыми, тем более в условиях ухода мужчин в армию, были натуральные повинности крестьян: дорожная, отбывание службы десятских, подводная, тушения пожаров, арестантская повинность (конвой и окарауливание), квартирная и др. В годы войны в связи с мобилизационными мероприятиями квартирная, подводная, дорожная повинности увеличились в несколько раз. В этих условиях крестьянство выражало недоверие власти, саботируя государственные повинности и налоги, проваливая продовольственную разверстку А.А. Риттиха зимой 1916/17 г. Как следовало из официальных данных, за два с половиной месяца с начала разверстки волостные крестьянские сходы приняли к разверстанию по селениям всего 4,7% предназначенного к заготовке хлеба. «Это практически означало, – делал вывод А.М. Анфимов, – отказ крестьян дать хлеб царскому правительству, разрыв крестьянства с царизмом»^{601}.

Сословная обособленность крестьян проявлялась и в организации управления ими. Сельское общественное управление осуществлялось с помощью сельского и селенного сходов, сельского старосты и сборщиков податей. Волостное управление (волостные сходы, правления, старшины) выполняли одновременно известные функции общественного управления крестьян и административно-полицейского характера. В то же время крестьянское общественное управление контролировалось дворянско-сословными и бюрократическими органами управления: земскими начальниками, их уездными съездами, губернскими присутствиями и другими «установлениями». По данным ЦСК МВД, на 1914 г. в империи насчитывалось 3011 особых должностных лиц, управлявших крестьянами^{602}.

Большинство крестьянских дел, за исключением самых крупных, решал сословный волостной суд, реформированный в 1889 г. Однако закон 15 июня 1912 г. восстановил местные судебные учреждения, которые существовали до этой реформы. Крестьяне получили право избирать членов волостного суда, а не кандидатов. Земские начальники лишились своих судебных функций, снова был введен мировой суд, упраздненный в 1889 г. Апелляционной инстанцией вместо уездного съезда становился верхний сельский суд, состоявший из председателей волостных судов мирового участка. Кассационные дела решал теперь уездный съезд мировых судей, заменивший в этом отношении губернское присутствие. Вводились некоторые изменения и в характер рассматриваемых волостным судом дел. Еще в 1906 г. была отменена уголовная наказуемость крестьян за нарушение договора о найме, которую осуществляли волостные суды по реформе 1889 г. Согласно закону 1912 г., в сферу подсудности волостного суда вошли иски до 100 руб. (вместо 300 руб. ранее). Из ведения суда изымались иски по векселям и нотариальным актам, о правах на вненадельные и отрубные земли, что было в интересах хуторян и отрубников. Одновременно стали рассматриваться дела о правах на надельную землю. В то же время различные имущественные отношения крестьян и других деревенских жителей, а также масса иных, «мелких», дел по-прежнему оказывались «вне действия точно определенного закона», тем более общегражданского. К тому же реализация закона 1912 г. растянулась на годы. С 1 января 1914 г. он вступил в действие только в 10 губерниях, а к 1917 г. был распространен еще на 20 губерний^{603}.

Сословное начало не в меньшей мере, чем у крестьян, проявлялось среди казачества. Столыпинская реформа не затронула казачью общину, поскольку государство было заинтересовано в ее консервации для сохранения этого сословия. Лишь в июне 1916 г. казачьей группой IV Государственной думы был поставлен вопрос о снятии с казаков правовых ограничений и распространении на них закона 12 марта 1903 г. об отмене круговой поруки и указа 5 октября 1906 г., разрешавшего сельским обывателям без увольнительных свидетельств вступать в другие сельские общества, поступать в учебные заведения, на гражданскую службу и т. д.^{604} Однако многие наказные атаманы высказались против уравнения казаков в правах с крестьянами, видя в этом угрозу существованию казачества^{605}. В частности, общее присутствие Войскового хозяйственного правления Забайкальского казачьего войска отмечало: «Уравнять то, что по своей природе не равно, нельзя, уравнять – это значило бы изменить силу природы, значило бы расказачить казачество… Годами нажитый казачий дух, уклад жизни, быта и службы не надо ломать…»^{606} В результате сохранялось прикрепление казаков к станице, суровая воинская дисциплина, чинопочитание, применение розг до февраля 1917 г. Большие затраты несли казаки из заработанного в своем хозяйстве на обмундирование и снаряжение. В Азиатской России основные земские потребности на казачьих территориях – на школы, дороги, медицину и пр. – удовлетворялись за счет войсковых средств. В 1917 г. казачество составляло 4,5 млн. человек – по сравнению с 1901 г. численность казачьего населения возросла более чем на 40%^{607}.

Активно защищали свое право не служить в армии азиатские инородцы, о чем говорилось выше. В свою очередь, евреи еще более настойчиво добивались правового равенства с другими сословиями. Об отмене черты оседлости в 1915 г. уже упоминалось. Правда, она не была полностью преодолена: евреям по-прежнему не разрешалось проживание в Петрограде и его окрестностях, Москве, Ялте, в казачьих областях Войска Донского, Кубанского и Терского, в Закаспийской области и Туркестанском крае; сохранялся запрет селиться в сельской местности. Вместе с тем Положение Совета министров от 10 августа 1915 г. отменило процентные нормы при поступлении в учебные заведения для евреев – участников войны, уволенных из армии по ранениям и болезням, и для детей лиц, состоявших на службе по ведомству народного просвещения. 29 октября Совет министров одобрил правила о принятии в адвокатуру лиц нехристианских исповеданий, которые установили в том числе процентные нормы для приема евреев^{608}. Однако все эти облегчения носили временный характер – до общего пересмотра в установленном порядке действующих узаконений.

Наконец, хотя Российский императорский дом, находившийся наверху сословной пирамиды, согласно Основным законам 1906 г., не должен был претерпеть никаких изменений, и даже термин «неограниченный самодержец» сохранялся в отношении Фамилии^{609}, фактически нарушение многих основ этой корпорации было налицо. Это проявлялось и в недоверии императору Николаю II, и в ослаблении «семейного правления», и в отказе исполнять установленные в Доме порядки (морганатические браки) представителями Фамилии.

В эволюции сословий в годы войны, так же как в предшествующий период, прослеживаются две тенденции: одна из них была направлена на укрепление сословного начала, другая – на его преодоление. Тем не менее равнодействующая оставалась на стороне сохранения сословности. По мнению американского историка Л. Хаймсона, существовавшая в России система выборов и деятельности представительных учреждений, начиная от земств и городских дум и кончая Государственной думой, отчуждала низы городского и сельского населения от социальной и политической жизни. А понятия «общество» и «общественность» исключали крестьянство и другие низшие слои^{610}. Вместе с тем разрушению подвергались основные, объединяющие сословное общество начала. Вера в царя, как носителя религиозно-нравственного идеала народа, пошатнулась уже в ходе революции 1905–1907 гг. В годы войны несостоятельность императора и стоявших за ним властей проявилась в практической деятельности по руководству фронтом и тылом. Наконец, в условиях обострения национального вопроса в предвоенный и военный периоды принцип «народности» – один из основополагающих в идеологической доктрине самодержавия, стал наполняться новым смыслом – общенародное начало заменялось общерусским, что имело далеко идущие последствия. Тем не менее представители всех сословий по-прежнему оставались подданными монарха.

2. Классовая ситуация

В предвоенный период процесс складывания основных классов капиталистического общества – капиталистов и рабочих, существенно продвинулся вперед. В годы войны ситуация меняется. По подсчетам В.Я. Лаверычева, общая численность рабочего класса России сократилась с 18,2 млн. в 1913 г. до 15 млн. человек в начале 1917 г.^{611} Эти цифры включают самодеятельных, поэтому они сопоставимы с числом самодеятельных во всем населении страны. Поскольку, однако, такие сведения за 1913 и 1917 гг. отсутствуют, приходится обращаться к переписи 1897 г., согласно которой удельный вес самодеятельного населения в империи по всем отраслям хозяйства составлял примерно 26,4%. При численности населения к концу 1913 г. 175,1 млн. человек доля самодеятельных составит в нем 46,2 млн., а удельный вес рабочих в их числе -39,4%. К началу 1917 г. в составе 174,5 млн. жителей самодеятельных оказывается 46,1 млн., а рабочих в них – 32,5%. Эти цифры не могут претендовать на абсолютную точность, но уменьшение относительной численности рабочего класса, как и абсолютной, они безусловно отражают.

Сокращение численности рабочих в годы войны произошло прежде всего за счет сельскохозяйственных рабочих, которых стало меньше на 2 млн. человек (4,5 млн. в 1917 г. против 6,5 млн. в 1913), строительных (сокращение с 1,5 млн. в 1913 г. до 1,25 млн. в 1917 г.), занятых в лесном деле и чернорабочих (уменьшение с 3,3 до 2,1 млн.). Все эти явления были связаны с мобилизациями, уменьшением работников в крестьянских хозяйствах, недостатком рабочей силы в помещичьих имениях, сокращением числа крестьян, занятых отхожими промыслами. В свою очередь, количество рабочих в мелкой промышленности (включая занятых работой на дому) не изменилось, составляя на обе даты по 3 млн. человек.

Однако и число фабрично-заводских рабочих, являвшихся ядром рабочего класса, уменьшилось с 2,5 млн. до 2 млн. человек. Возросло только количество рабочих в горнозаводской и горной промышленности (от 0,65 млн. до 0,8 млн.), на казенных заводах и в армейских мастерских (с 0,2 до 0,8 млн. человек), несколько меньше – на железнодорожном транспорте (с 0,6 млн. в 1913 г. до 0,7 млн. в 1917 г.)^{612}.

Наиболее надежные статистические данные за годы войны имеются по фабрично-заводской промышленности. Согласно обследованию Особого совещания по обороне государства, к концу 1916 г. из 4561 охваченного обследованием предприятия с 2 234 334 рабочими на оборону работало 3816 предприятий и 1 639 947 рабочих на них. По доле рабочих, занятых на оборонных предприятиях (73,3%, по другим сведениям – 76%), Россия находилась на первом месте. За ней следовали Италия (64,2% рабочих, работающих на оборону), Германия (58,3% рабочих) и Франция (57%)^{613}.

По данным Всероссийской промышленной и профессиональной переписи 1918 г., которая учла непрерывно действовавшие в 1914–1918 гг. предприятия, работавшие на оборону в 33 губерниях Европейской России, из общего числа 4290 заводов насчитывалось действующих 3200 (74,6%). Это были в основном крупные заведения со средним числом 320 рабочих. 422 бездействовавшие фабрики и завода, о которых есть сведения, имели в среднем по 107 рабочих каждое^{614}.

Таблица 8 показывает, что в производствах, работавших на оборону и входивших в группу А (производство вооружения, снаряжения и питания), среднесуточное число рабочих с 1913 г. по 1917 г. постоянно росло, достигнув 163,9%, по сравнению со 100% в 1913 г., а в 1918 г. резко упало. Особенно быстро росло число рабочих в производстве предметов вооружения. Годовая средняя выработка на одного рабочего возрастала до 1916 г. включительно (до 146,3%), а с 1917 г. пошла на убыль. Одновременно предприятия легкой промышленности (текстильной) испытывали сокращение числа рабочих с 1913 г. по 1916 г., затем наблюдается его некоторый рост. Одновременно производительность труда в течение всех лет войны падала.

На производствах, не работавших на оборону, картина была иная. Число рабочих здесь то росло, то падало, валовая выработка тоже испытывала колебания, но в 1917–1918 гг. наступил явный спад. Таким образом, те предприятия (и рабочие на них), которые были связаны с рынком, оказывались в неустойчивом положении, работавшие же на оборону, а следовательно, имевшие твердые заказы, развивались более стабильно. При этом число оборонных заведений, по этим данным (1800), в 3,7 раза превышало количество предприятий, не работавших на оборону (490).

Сведения об отраслевой принадлежности рабочих и их концентрации на оборонных предприятиях были собраны на 1 мая 1917 г. заводскими совещаниями шести районов (Нижегородского, Уральского, Одесского, Ростовского, Сибирского, Кавказского). Из всех 4065 заведений и 648 149 рабочих 23,1% предприятий и 22,7% рабочих составляли металлообрабатывающие заводы, 20,8% заведений, но только 9% рабочих – пищевкусовой промышленности, 11,4% предприятий и 3,5% рабочих принадлежали заведениям по обработке животных продуктов, электротехническая промышленность сосредоточивала 11,2% предприятий и 11,4% рабочих. Металлургическая промышленность насчитывала всего 73 заведения (1,8% общего числа), но отличалась высокой концентрацией – 1286 рабочих в среднем на одно предприятие и 13,4% общего числа рабочих. Наконец, из текстильных предприятий (группы I–V по классификации, принятой в российской промышленности) на оборону работало только 173 фабрики (4,2%) и 7,7% рабочих. На всех этих предприятиях кроме рабочих было занято 51 612 служащих, число которых зависело от размеров предприятий и их отраслевой принадлежности. В целом в отраслях тяжелой промышленности (металлургической и металлообрабатывающей, электротехнической, химической, деревообрабатывающей, горном деле) трудилось 67,8% рабочих и служащих учтенных оборонных предприятий^{615}.

Согласно тому же источнику, мелкие предприятия, имевшие от 20 до 100 рабочих и служащих на каждом, составляли по численности 75,7% всех заведений и сосредоточивали 13,6% рабочих и служащих. На заведения средних размеров (от 101 до 500 работников) приходилось 17,8% предприятий и 23,7% рабочих и служащих. Крупные заводы и фабрики, имевшие от 501 до 1000 работников, составляли 3,5%, на них трудилось 14,4% рабочих и служащих. Наконец, крупнейшие предприятия (1001–5000 и свыше 5000 рабочих) насчитывали всего 3%, но сосредоточивали 48,3% работников. Таким образом, 62,7% рабочих и служащих учтенных предприятий было занято на крупных и крупнейших фабриках и заводах, что свидетельствует о высокой концентрации рабочей силы.

Данные о размерах предприятий могут быть использованы также с известными оговорками для определения структуры предпринимательских слоев. Если условно принять, что каждым заведением владело одно лицо (что не учитывает, правда, процессов ассоциирования промышленности), то окажется, что большинство являлось владельцами мелких предприятий. Это подтверждается и другими исследованиями, в частности касающимися предвоенного периода. Но основная сумма производства и прибылей доставалась крупным и крупнейшим предпринимателям.

Сведения о возрастном и половом составе рабочих имеются в отношении предприятий, подчиненных фабричной инспекции. Как известно, к ним относились частные промышленные заведения, пользующиеся механическими двигателями или насчитывающие не менее 16 рабочих. На 1 января 1917 г. в числе 12 492 фабрично-заводских предприятий насчитывалось 2 093 862 рабочих. Из них малолетние от 12 до 15 лет обоего пола составляли 2,4%, подростки свыше 15 до 17 лет – 11,6%. В числе взрослых рабочих всех 14 групп производств мужчин было 59,9%, женщин 40,1%. Как и до войны, женщины преобладали в текстильных отраслях, где их удельный вес поднимался почти до 70%. Мужчины составляли абсолютное большинство в добывающей промышленности (99,9%), в металлообработке (82%), в деревообработке (81%), в обработке минеральных веществ (69,3%) и др.^{616}

Таблица 9 основана на данных, относящихся к 3043 фабрично-заводским предприятиям (всех групп производств), которые непрерывно действовали с 1913 г. по 1918 г. Она показывает увеличение удельного веса малолетних с 1913 г. по 1917 г., подростков – до 1916 г., а также возрастание в составе взрослых рабочих доли женщин вплоть до 1918 г. Тем не менее, хотя удельный вес мужчин в промышленности сократился с 62,1% в 1913 г. до 55,6% в 1918 г., их численное и относительное преобладание над количеством женщин сохранилось.

 Таблица 8.

Динамика среднего суточного числа рабочих и годовой валовой выработки на одного рабочего в рублях в 1913–1918 гг.^{617}

 Таблица 9.

Динамика половозрастного состава рабочих, по данным профессиональной и промышленной переписи 1918 г.^{618}

Годы	Число рабочих, абс.	Из них в %[86]86   Удельный вес малолетних и подростков подсчитан к общему числу рабочих, а женщин и мужчин – к числу взрослых рабочих. [Закрыть]
		малолетних	подростков	Взрослых
				мужчин	женщин
1913	969 517	1,5	8,1	62,1	37,9
1914	994 742	1,5	8,4	61,1	38,9
1915	1041974	1,6	9,0	59,1	40,9
1916	1 105 932	1,9	10,3	56,7	43,3
1917	1 151 076	1,9	8,5	56,9	43,1
1918	942 120	1,8	8,0	55,6	44,4

Вопрос о квалификации рабочих может быть в известной мере решен через анализ их заработной платы. Дифференцированные сведения об оплате труда фабрично-заводских рабочих были собраны в результате анкетного обследования, проведенного Министерством торговли и промышленности осенью 1916 г. (сведения давались на июнь 1914 г. и июнь 1916 г.) и обработанного И.М. Козьминых-Ланиным. Оно охватило главным образом крупные предприятия, на которых работало более половины рабочих, подчиненных фабричной инспекции, – в 1914 г. 1 052 426 рабочих, а в 1916 г. – 1 136 171 рабочих. Сведения о заработной плате представлены в табл. 10.

Таблица 10.

Распределение рабочих по размеру дневных заработков (в %)^{619}

Годы	Сумма дневного заработка
	до 50 коп.	свыше 50 коп. до 1 руб.	свыше 1 руб. до 2 руб.	свыше 2 руб. до 3 руб.	свыше 3 руб. до 4 руб.	свыше 4 руб.
1914	16,4	46,6	27,3	6,7	1,9	1,1
1916	3,7	23,1	42,1	13,5	6,8	10,8

Следует учитывать, что размер заработка зависел от целого ряда факторов: группы производства, соотношения мужского и женского труда, величины предприятий и степени их механизации, а также места расположения заведения (района, города или сельской местности). В период войны на заработную плату оказывала влияние инфляция, возросший спрос на рабочую силу. Однако поскольку величина заработка определялась в первую очередь характером труда, а механизация производства предъявляла соответствующие требования к квалификации рабочих, то размер заработка в значительной мере отражал профессионально-квалификационный уровень пролетариата.

Судя по заработной плате, в российской промышленности в 1914 г. существовал очень тонкий слой хорошо оплачиваемых, высококвалифицированных рабочих (в среднем составлявший 1,1%), значительное число рабочих средней квалификации (около 36%) и большое количество (до 63%) малоквалифицированных и неквалифицированных, плохо оплачиваемых рабочих. За два года войны положение заметно изменилось, но в этих заработках трудно уловить степень влияния инфляции. Поэтому возможны два варианта выводов. Первый: доля низкооплачиваемых рабочих, получавших до 1 руб. в день, сократилась до 26,8%, среднеоплачиваемых (имевших от 1 руб. до 4 руб.) поднялась до 62,4%, наконец, высокооплачиваемых возросла до 10,8% благодаря росту потребности в кадрах высокой квалификации. Возможен и второй расчет: если учесть инфляцию, сильный рост цен на продовольствие, то группу, получавшую от 1 до 2 руб. (42,1%), правомерно отнести к низшей, и вместе с теми, кто получал до 1 руб., она составит 68,9%. Тогда в средней группе останется 20,3% рабочих. Часть из них могла входить и в последнюю группу высокооплачиваемых рабочих, которая увеличилась к 1916 г. в относительных величинах в 10 раз.

Как отмечалось выше, промышленная статистика периода войны учитывала не только рабочих, но и служащих, что само по себе свидетельствовало о совершенствовании организации фабричного производства. Следует также иметь в виду, что торгово-промышленные служащие так же, как служащие, занятые в других отраслях и учреждениях, представляли сбой особую, отличную от рабочих социальную категорию, которую исследователи включают в состав формирующегося в России среднего класса.

Такое отличие служащих от рабочих проявлялось не только в характере их труда (управленческого и умственного – у служащих и физического – у рабочих), но и в размерах их заработков. В материалах переписи 1918 г. на этот счет приводятся такие данные.

Таблица 11.

Годовая средняя заработная плата на 1 работника по всем группам производств в 1913–1917 гг. (в довоенных рублях)^{620}

Категории работников	Годы
	1913	1914	1915	1916	1917
Рабочие	258	272	281	278	220
Служащие	1058	1050	962	825	402
В том числе: директора и управляющие	5731	6035	5568	4293	1686
Технический персонал	1462	1465	1312	1137	566
Прочие служащие	685	685	597	533	322

Таблица 11 показывает, что заработная плата служащих превышала зарплату рабочих в 1913 г. в 4 раза, в 1917 – почти вдвое. Особенно высокие заработки получали директора и управляющие – до 5–6 тыс. рублей в год, технический персонал – существенно меньше – около 1,5 тыс. рублей. Заработная плата рабочих повышалась до 1915 г., а затем стала падать. Зарплата служащих сокращалась в течение всей войны, особенно сильно – в 1917 г.

Любопытны сведения об образовании служащих, которое во многом определяло уровень их профессиональной подготовки, а следовательно, и заработной платы. Из 55 887 служащих 1107 промышленных предприятий техническое образование имели 16 723 человека (29,9%). В России получил высшее образование 1581 человек (9,4%), среднее – 3198 (19,1%), низшее – 11 293 (67,5%). Заграницей училось 651 человек, причем 366 (2,2% от числа имевших техническое образование) приобрели высшее образование. Из общего числа служащих 495 являлись иностранными подданными, приехавшими в большинстве своем из Англии, Франции, Австрии и Германии^{621}.

Подобно рабочим, служащие получали отсрочки от призыва в армию. Сведения об этом имеются в материалах мобилизационного отдела Главного штаба и относятся к октябрю 1916 г. При этом было учтено 24 849 заведений по 82 отраслевым рубрикам, включавшим предприятия крупной и мелкой промышленности, кустарные, ремесленные и торговые заведения, аптеки, банки и кредитные учреждения, пароходства, кооперативы и др. В них было занято 1 144 637 служащих, из которых получило отсрочку 308 729 человек, или 27%^{622}. Это наиболее массовый источник военного времени, содержащий сведения о численности служащих, хотя и далеко не всех. Так, например, существенно возросло за годы войны число почтово-телеграфных служащих – с 45 398 в 1913 г. до 62 801 человек в 1916 г.^{623}

Влияние войны на наемную армию труда проявилось не только в изменении ее численности, профессионального и поло-возрастного состава, квалификационного уровня, размера заработной платы, но и в широком распространении принудительного труда. Во Франции и Англии государственная власть регламентировала условия труда, быта и отдыха военнообязанных рабочих, а участие в забастовках каралось по законам военного времени. В Германии в 1916 г. был издан закон о всеобщей трудовой повинности. В России уже в 1914 г. ограничены самовольный уход и переход с работы на работу на казенных заводах. В 1915 г., в связи с мобилизацией на оборону и частных предприятий, поставлен вопрос о милитаризации труда в промышленности в целом. На это были направлены проекты милитаризации промышленности, которые разрабатывались и широко обсуждались в правительственных кругах (Совет министров, Особое совещание по обороне государства, Военное министерство, Министерство торговли и промышленности и др.) и предпринимательских организациях (Совет съездов представителей промышленности и торговли, Петроградское и Московское общества заводчиков и фабрикантов, Московский военно-промышленный комитет и др.). При существовании больших или меньших отличий этих проектов речь в целом шла о закреплении рабочих и служащих на казенных и частных предприятиях, работавших на оборону, и установлении на них дисциплины, соответствующей военному времени. Предлагалось приравнять военнообязанных рабочих и служащих этих заведений к военнослужащим, запретив им самовольно прекращать работу и переходить на другие заводы и фабрики. При этом капиталисты хотели использовать милитаризацию для усиления эксплуатации рабочих и увеличения прибылей, сохранив за собой право самим разрешать конфликты с рабочими и вопросы заработной платы. Чиновники, в свою очередь, придерживаясь старой «попечительной» политики, претендовали на то, чтобы выступать буфером между промышленниками и рабочими. Согласно анкетному обследованию Особого совещания по обороне в 1917 г., число рабочих и служащих в предприятиях, целиком или частично работавших на оборону, а также приравненных к обслуживающим оборону, в шести указанных выше районах составляло 382 515 человек. Из них получили отсрочку от призыва в армию 173 878 человек, что составляло 45,5% от общего числа работников. В Уральском районе доля имевших отсрочку равнялась 49,7%, в Сибири – 40,2%^{624}. Таким образом, почти половина рабочих и служащих оборонных предприятий могла попасть под действие закона о милитаризации.

Хотя в силу ряда причин, в том числе под влиянием растущего рабочего движения, закон о милитаризации труда так и не появился, основные положения этой политики нашли применение на практике. Широко практиковались массовые расчеты рабочих в случае забастовок и отправка военнообязанных на фронт. Так поступили после забастовок осенью 1915 г. с рабочими заводов «Феникс», «Скороход» и др. в Петрограде, в январе 1916 г. – с рабочими Тульских меднопрокатного и патронного заводов, а также Адмиралтейского завода и завода Нобеля в Петрограде. В феврале 1916 г. в армию мобилизовали 2 тыс. рабочих Путиловского завода и 6 тыс. рабочих судостроительного завода «Наваль» в Николаеве. Подобные действия власти расценивали как вполне правомерные^{625}.

Особую группу принудительного труда в годы войны составляли ратники морского ополчения, призванные на службу по мобилизации. Они использовались в качестве рабочей силы прежде всего на казенных и частных заводах, принадлежавших морскому ведомству или выполнявших его заказы, на строительстве морских баз и железных дорог, на водном транспорте и т. п. Поскольку ратники считались на действительной военной службе, они подлежали «ответственности по законам военного времени». На производстве ратники находились в особом положении: использовались на самых тяжелых работах, куда не находилось вольнонаемных рабочих, не имели права свободного перехода с одного предприятия на другое, получали более низкие, чем рабочие, заработки, не имея при этом от казны никакого другого довольствия, подвергались штрафам. Ущемлялись и их личные права: даже на вступление в брак ратникам требовалось особое разрешение. Комиссия по наблюдению за ратниками при Главном морском штабе официально признавала ратников «материалом для дешевого и принудительного труда»^{626}.

Широко использовался в годы войны принудительный труд крестьян. Большие массы крестьян военные власти привлекали ежемесячно на окопные работы. В губерниях, распложенных вне прифронтовой полосы, их заставляли заниматься заготовкой и подвозом леса для заводов, работавших на оборону. В местностях, объявленных на военном положении, применялись принудительные меры для привлечения крестьян на работы в помещичьих хозяйствах. Главнокомандующий Западным фронтом генерал А.Я. Эверт в письме от 26 января 1917 г. докладывал председателю Совета министров: «Для обеспечения успешной реализации минувшего урожая трав и хлебов в губерниях Западного фронта… я счел необходимым летом 1916 года принудительно привлечь к уборке несобранного урожая все способное к сельскому труду население обоего пола в возрасте от 15 до 50 лет, закончившее уборку своих полей…»^{627} Определенная часть помещиков использовала отработки крестьян в качестве натуральной платы за арендованные ими земли.