Текст книги "День помощи (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 71 страниц)

– Я обвиняю вас в саботаже, товарищ генерал-генерал, – зло бросил Швецов, в упор уставившись на командующего ВДВ. – Пока только в этом, хотя мне прекрасно известно и о вашей трехэтажной даче на черноморском берегу, и о многом другом. Но я не спрашиваю вас, генерал, откуда у вас столько денег, хотя могу сделать это в любую секунду, стоит вам только забыть, кто я и кто вы. – Президент шагнул к Строгову, вплотную приблизившись к нему, и тихо, едва скрывая ярость, произнес: – Итак, я отдал приказ, и не намерен слушать отговорки. У вас только один шанс исправиться, ясно? – Президент буквально пронзал взглядом Строгова, и командующий, не выдержав этого "натиска", отвел глаза.

– Так точно, – до боли стиснув зубы, буркнул Строгов. Генерал, буквально выросший в казарме, заслуживший свои погоны тяжким трудом, он едва сдержался, чтобы не наорать на Швецова, не в силах терпеть упреки всего лишь от отставного полковника.

– Ваши гвардейцы должны быть на Кубани в течение двадцати четырех часов, – с расстановкой произнес президент. – Никаких отговорок, никаких оправданий я не потреплю. Армия должна воевать не по планам, а тогда, когда это необходимо, иначе грош ей цена, а в особенности ее командирам. Мне нужно не показательное выступление, а испытания наших реальных возможностей. И если мой приказ не будет выполнен, вас будет судить военный трибунал, товарищ генерал. Ясно, генерал?

– Так точно, товарищ Верховный главнокомандующий, – угрюмо повторил Строгов. – Я все понял.

– Отлично, – кивнул Швецов, и, обратив свое внимание на главкома Сухопутных войск, произнес: – А вы, товарищ генерал армии, что можете сказать?

– Три дивизии из состава Сибирского военного округа уже несколько дней находятся на казарменном положении, – четко отрапортовал Вареников. – Это лучшие подразделения, оснащенные самой современной техникой, с лучшими командирами. Если вы дадите приказ, в течение максимум двух суток они будут переброшены на Кавказ.

– У вас тоже сутки, Анатолий Иванович, – кивнул президент. – Через двадцать четыре часа передовые подразделения должны быть развернуты вдоль грузинской границы, на виду у американцев.

– Товарищ верховный, у меня еще одна просьба, – произнес Вареников. – На мое имя пришло уже несколько рапортов от полковника Басова, командующего второстепенным полигоном в Подмосковье. Он боевой офицер, воевал в Чечне, причем очень успешно, и был представлен к званию Героя России, но не получил награду из-за ссоры с вышестоящим командованием или чего-то в этом роде, точно не могу сказать. Басов организовал испытания "объекта шестьсот сорок", причем сделал все по высшему уровню, и теперь просится в действующую армию. Я думаю, его опыт командира танкового батальона, более года воевавшего без потерь и уничтожившего несколько сотен боевиков, может быть полезен.

– Басов, – нахмурился Швецов. – Я о нем слышал что-то несколько лет назад, как раз во время событий в Чечне. Да, точно, – сам себе кивнул президент. – В отчете об испытаниях была его фамилия, все верно. Думаю, его просьбу нужно удовлетворить, Анатолий Иванович. И разберитесь, почему этому офицеру не дали Героя. У нас награды должны давать тем, кто этого достоин, кто заслужил это право в бою, и к черту интриги всяких штабных крыс.

– Слушаюсь, – довольно усмехнулся Вареников. – Я разберусь и доложу вам немедленно.

– Тогда больше не смею вас задерживать, – кивком президент указал генералам на дверь. – И помните, что у вас ровно сутки.

Когда генералы покинули кабинет Швецова, президент, сев за стол, резко выдохнул, а затем нажал клавишу селектора:

– Соедините с главкомом военно-морских сил, – распорядился Швецов, не дожидаясь вопросов секретаря. – Немедленно.

– Слушаюсь, – раздалось в ответ, и спустя минуту: – Адмирал флота Голубев на линии, господин президент.

– Федор Ильич, – поприветствовал командующего российским флотом Швецов. – Добрый день. Я хочу узнать, как идет подготовка к запланированным маневрам Северного флота.

– Мы в точности следуем плану, – пророкотал адмирал, в этот момент находившийся в Главном штабе ВМФ. – Корабли проходят регламентные работы перед выходом в море. Шесть субмарин уже развернуты в районе учений, "Кузьма"… – Голубев сделал вид, что поперхнулся. – Виноват, тяжелый авианесущий крейсер Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов" с эскортом готов покинуть базу в течение трех дней.

В голосе главкома ВМФ слышалось волнение, ведь впервые за несколько лет единственный русский авианосец готовился к дальнему походу, до этого ограничиваясь маневрами в акватории базы. Событие, без сомнения важное, уже приковало внимание очень многих, и специалисты иностранных разведок составляли большую часть из них.

– На борт авианосца уже доставлено топливо и вооружение для авиакрыла, пилоты пока выполняют тренировочные полеты на наземном имитаторе палубы, – сообщил Голубев. – Оперативным соединением командует вице-адмирал Спиридонов, но командующий флотом, адмирал Макаров лично контролирует подготовку эскадры и намерен наблюдать за ходом учений непосредственно с борта "Кузнецова" в качестве посредника.

Главком ВМФ не мог видеть усмешку, озарившую на миг лицо Швецова. Президент понимал – молодой командующий флотом просто хотел развеяться, хоть на несколько дней забыв о пыльных кабинетах и горах важных, но таких скучных бумажек, всяких инструкций, приказов и прочих мелочей. И Алексей сейчас был целиком и полностью солидарен с Макаровым.

– Замечательно, – похвалил адмирала президент. – Вижу, в новом главкоме Северного флота вы не ошиблись. Хорошо, что вы придерживаетесь графика, но, боюсь, события придется ускорить. Натовцы начнут маневры через пару дней, и мы должны дать им достойный ответ. Поэтому приказываю эскадре в течение двух суток прибыть в район проведения учений. Кроме того, необходимо направить отряд кораблей в Атлантику для наблюдения за действиями наших друзей.

– У берегов Норвегии уже находится большой противолодочный корабль "Адмирал Чабаненко", – доложил Голубев. – Там же действуют две атомные субмарины. Кроме того, я планирую задействовать береговую авиацию флота для ведения разведки.

– А что "Северодвинск", – вспомнил президент. – Готов ли он к маневрам?

Вопрос главы государства был не случаен, и Голубев, признаться, ждал чего-то подобного. Судьба новейшей отечественной субмарина, ставшей чем-то вроде символа возрождения российского флота, беспокоила президента, став для него подлинным делом чести. Сводки с завода Швецов изучал едва ли не каждый день, и знал, что подготовка новой субмарины к вступлению в строй идет полным ходом, с опережением всех графиков и планов.

– Испытания идут полным ходом, но, несмотря на то, что люди работают в три смены, они еще не завершены, – с сомнением ответил адмирал. – Не закончены тестовые испытания реакторной установки. Лодка не готова к выходу в море прямо сейчас. Не все системы протестированы, вооружение не проверено. На борту подлодки еще работают специалисты завода, команда пока не полностью освоила субмарину.

– Вот и завершите испытания в открытом море, – решил Швецов.

– Это авантюра, товарищ верховный главнокомандующий, – с сомнением произнес, чуть помедлив, Голубев. Адмирал знал, чем может обернуться поход толком не испытанного атомохода. – Если что-то пойдет не так, позора не оберемся, и это еще в лучшем случае. Я не хочу превращать Баренцево море в кладбище погибших субмарин. "Комсомольца" и "Курска" нашему флоту хватило с лихвой, а ведь это лишь случаи, известные широкой общественности. Я против того, чтобы идти на подобный неоправданный ничем риск, товарищ Верховный главнокомандующий.

– Это не авантюра, а вопрос престижа, – возразил президент, твердо стоявший на своем. На Голубева он не решался повышать голос, уважая адмирала, в самые тяжелые для русского флота годы сумевшего сделать очень многое, чтобы сохранить хоть часть морской мощи страны. Этот человек, в отличие от Строгова, тоже, в прочем, сделавшего немало для своего десанта, не отсиживался в штабах и казармах, а большую часть жизни провел на палубе в тысячах километров от родных берегов. – Обеспечьте участие "Северодвинска" в маневрах, пусть даже он лишь просто покажется в сотне миль от берега. Я так же как и сами вы не хочу излишнего риска, но и не воспользоваться такой возможностью нельзя.

Адмирал Голубев знал, что пользуется большим уважением со стороны президента, нежели многие из большезвездых генералов, но точно так же он знал, что всему есть предел, в том числе и в любом споре. И сейчас Федор Голубев достиг этой опасной черты.

– Есть, товарищ Верховный главнокомандующий, – командующий Военно-морским флотом России вынужден был согласиться, не желая ссориться с президентом. – Я немедленно отдам приказ. Но все равно "Северодвинск" не успеет выйти в море с основными силами. На борт нужно доставить необходимые запасы, продовольствие, прочие мелочи.

– Промедление в несколько дней не страшно, – заметил Швецов. – Но эта лодка должна показать себя в деле. Это дело нашей чести, если хотите, – пояснил президент. – Натовцы должны быть удивлены, ведь они полагают, что до вступления в строй "Северодвинска" остается еще несколько месяцев. И я намерен наблюдать за завершением испытаний с борта одного из ваших кораблей. Вылечу в Мурманск, как только эскадра выйдет в море.

– Так точно, товарищ верховный, – отозвался Голубев, но президент уже положил трубку.

Военная машина медленно приходила в движение. С натугой раскручивались шестерни, способные перемолоть, если придется, половину мира. И в воле одного человека, Алексея Швецова, было спустить сцепи невидимую до поры мощь. Но сейчас меньше всего президент хотел войны.

А Строгов, оказавшись за пределами президентского кабинета, дал волю чувствам. Привыкший к субординации, и людей оценивавший по числу и размеру звезд на погонах, генерал не мог терпеть упреки и угрозы от того, кто был ниже его по званию. Сейчас он думал о президенте не как о верховном главнокомандующем, а как о полковнике, которому при виде Строгова полагалось даже думать вежливо.

– Проклятый полкан, – порычал десантник, сжимая кулаки. – Чего он хочет? Смеет обвинять меня, генерал-полковника, в воровстве, в саботаже. Запугивает, черт побери! Кто дал ему такое право. Стал президентом по случайности, и теперь считает, что может так обращаться с генералом! Будь моя воля, в порошок бы стер!

Плечистые парни из личной охраны президента, истуканами замершие возле кабинета своего принципала, старательно не замечали истерику генерала. А Строгов, все больше распаляясь, продолжал рычать, беснуясь все больше и больше.

– Успокойся, Вася, – Вареников положил руку на плечо Строгову. – Он имеет право так говорить, ты знаешь не хуже меня. Полковником он был давно, к тому же этот человек свои звезды, пусть и небольшие, заслужил в бою, а не на плацу.

– Ты знаешь, как у нас принято готовиться к учениям, – чуть успокоившись, оправдывался Строгов. – А он хочет, чтобы все было по-настоящему. Не понимаю, чего нужно Швецову, показательное выступление, или позор.

– Ему нужна армия, которая способна выполнить любой приказ, – покачал головой Вареников. – И это правильно. Солдат должен быть готов к бою не загодя, предупрежденный командирами, а тогда, когда возникнет угроза. Бойцов нужно тренировать, готовить действовать в любых условиях, ведь враг заранее никого не предупредит. С советским прошлым пора покончить. Наш президент служил в те годы, он знает, как устроена армейская кухня, когда тайно предупрежденные штабами командиры любые учения репетируют по несколько месяцев, чтобы произвести впечатление на проверяющих. И он пытается уничтожить прежние порядки, когда солдаты, вместо того, чтобы осваивать доверенное им оружие, убирают урожай или строят дачи, стремится превратить армию в реальную силу. Швецов прав, и мы должны сделать все, чтобы наша армия была действительно боеспособной.

– Лет пять назад, встреться я с этим выскочкой, заставил бы его до обморока отжиматься на плацу, не посмотрел бы, что он полковник, – Строгов выругался. – Он бы у меня в противогаз блевал, ублюдок! Ничтожество в погонах! К черту его войну, там уродов и мрази было не меньше, чем в любом другом месте, и я не знаю, как он там воевал. Я – генерал-полковник, командующий десантными войсками, и не этому ублюдку так со мной разговаривать.

– Не горячись, и следи за своими словами, в конце концов. Он же верховный главнокомандующий, – попытался успокоить не на шутку разошедшегося десантника Вареников. – Он имеет право приказывать нам.

– Но не имеет права унижать меня, – возразил Строгов, в глазах которого плескалась ярость. – Обвинять генерала в воровстве какого-то барахла со складов, каково? Я ему не прапорщик, чтобы говорить такое. В былые времена все закончилось бы дуэлью. Ну да ничего, – мстительно усмехнулся генерал. – Последнее слово еще не сказано!

Строгов резко развернулся на каблуках и пошел прочь, прямой, точно в спину ему загнали лом. В сердце генерала, никогда не бывшего паркетным шаркуном, тлела обида и ярость.

А тем временем в Гамбурге Вадим Захаров встречался с представителями крупнейших европейских концернов и членами Европарламента. Глава «Росэнергии», компании, ставшей правопреемницей сразу нескольких российских нефтяных и газовых компаний, прибыл в Германию, дабы обсудить с потребителями русского газа условия новых контрактов. Тема поставок в Европу российских энергоносителей была очень волнующей для многих европейцев, и если простые обыватели оставались пока спокойны, не задумываясь о будущем, те, кто отвечал за их снабжение теплом и светом, испытывали некоторое волнение. Именно поэтому встреча, давно и с нетерпением ожидаемая, проходила в закрытом режиме, без участия прессы. Организаторы совещания сегодня забыли о свободе слова, и даже протокольная съемка не велась в этот день в зале заседаний.

– Господин Захаров, – навстречу вошедшему в зал переговоров уверенным твердым шагом Вадиму двинулся высокий седой мужчина, как и все присутствующие, в безукоризненном и очень дорогом костюме. – Рад видеть вас, мой друг!

Ханс Винер, один из членов совета директоров немецкого "Рургаза", не притворялся, радостно приветствуя гостя из России. Появление Захарова давало надежду, что напряженность, охватившая руководство крупнейших европейских энергетических компаний, наконец уступит место уверенности в завтрашнем дне. Почти все российские контрагенты, поставлявшие в европейские страны газ и нефть оказались в один момент в собственности государства, во главе которого стал – и это признавали все – по-настоящему энергичный человек, настоящий патриот, жаждавший, в отличие от своих предшественников, не наживы за счет своего народа, а возрождения величия державы, занимавшей шестую часть суши.

– Надеюсь, сеньор Захаров, наша сегодняшняя встреча завершится продуктивно, – пожимая руку Вадиму, произнес президент итальянского концерна "Эни" Франческо Тацолли. – Во всяком случае, мои коллеги возлагают на нее большие надежды.

– Я тоже не хотел бы покинуть Гамбург, сожалея о напрасно потраченном времени, – кивнул Захаров. – Думаю, господа, нам сегодня стоит напряженно потрудиться, чтобы не осталось недоговоренностей в будущем.

Участники переговоров, которых было не более десяти человек, и которые могли без преувеличения считать себя правителями Европы, расселись за круглым столом. Здесь не было посторонних, поскольку устроители встречи опасались, что в случае любого срыва подписания новых контрактов утечка информации может породить настоящую панику. Помня прошлые демарши украинских "самостийщиков", оставлявших Европу без тепла и света в разгар зимы, представители энергетического комплекса Евросоюза не хотели повторения подобной ситуации.

– Итак, господин Захаров, прежде всего, нам всем очень хочется узнать ваши намерения относительно заключенных на сегодняшний день контрактов на поставки русского газа в наши страны, – обратился к главе "Росэнергии" Винер. – Намерены ли вы пересматривать их условия?

– Однозначно, нет, – помотал головой Захаров. – Мы будем выполнять все обязательства компаний, ставших частью нашей корпорации. На срок действия прежних контрактов вы можете быть спокойны за снабжение Европы энергией. Во всяком случае, мы не намерены срывать поставки, но транзитеры могут вновь прибегнуть к явному шантажу.

– Мы это понимаем, – серьезно ответил Тацолли. – Но этот фактор не поддается влиянию ни с вашей, ни с нашей стороны.

– Вы говорите о тех контрактах, которые были заключены вашими предшественниками, – вступил в беседу представитель Евросоюза. Мартин Ван Левен, хотя имел к происходящему лишь косвенное отношение, был не меньше других заинтересован в успехе встречи с русскими. – А что вы намерены делать, когда придет время заключать новые соглашения? До этого момента остается менее года, не так уж много если учесть, как медленно у нас порой решаются даже столь важные вопросы.

– Прежде всего, мы хотели бы уже сейчас обсудить с Европарламентом возможность приобретения наших энергоносителей не частными корпорациями дл отдельных стран, а некой официальной межгосударственной структурой, которая, в свою очередь и стала бы реализовать наш газ конкретным потребителям. Мы намерены сотрудничать именно с правительствами, а не с представителями бизнеса.

– Признаться, не вполне понимаю смысл вашего предложения, – пожал плечами Ван Левен, неуверенно косясь на сидевших по обе стороны от него представителей нефтяных компаний.

– Все просто, – усмехнулся Захаров. – Коль скоро все основные поставщики теперь стали частью одной корпорации, будет вполне справедливо, если и потребители объединятся. Нам проще заключить единственный контракт на сколь угодно долгий срок, чем вести переговоры с дюжиной покупателей, каждый из которых может предъявить свои требования. Поэтому наша идея, прежде всего, основана на принципах рационализации отношений России и европейских потребителей энергоресурсов. Ну а с правительством мы желаем работать именно потому, что и "Росэнергия" является государственной корпорации, подчиняясь, пусть и косвенно, министерству энергетики России. Мы понимаем, что слияние десятка крупнейших европейских компаний если и возможно, то лишь через очень большое время, и поэтому предлагаем включиться в процесс энергоснабжения ваших стран объединенному правительству Европы, тем самым, обеспечивая и новый толчок в деле интеграции европейского сообщества.

– Если говорить откровенно, у меня возникают сомнения по поводу того, что ваша идея встретит одобрение в наших политических и экономических кругах, – с сомнением произнес Ван Левен. – Такая монополизация торговли дает вам вполне конкретные возможности для оказания давления на наши страны, ведь выбора у европейцев практически не остается.

– У нас, я имею в виду российские власти, такая возможность была и прежде, – возразил глава "Росэнергии". – Транзитная система, трубопроводы, ведущие на запад от наших месторождения газа и нефти, изначально принадлежали государству, а частные газопроводы до сих пор так и остались лишь несбывшимися мечтами владельцев крупнейших энергетических компаний в России. Однако ни разу моя страна не пользовалась имеющимися у нее возможностями решения политических проблем при помощи газа. Тем более, если говорить откровенно, иного рынка сбыт столь большой емкости, кроме Европы, у нас пока нет. Китай испытывает большую потребность в газе и нефтепродуктах, но нет нужной инфраструктуры, тех самых труб, чтобы перенаправить поток добываемого в России газа на восток. Поэтому, господа, мы с вами примерно в одинаковом положении, и иного выхода, кроме честного сотрудничества, на мой взгляд, у нас нет.

Европейцы выжидающе смотрели друг на друга, что-то шепча на ухо своим соседям, а Захаров спокойно следил за этой тщательно скрываемой суетой. Он знал цену своим словам, знал истинное положение дел, и ни на мгновение не сомневался, что все высказанные им идеи будут приняты, причем очень быстро. Кроме России, снабжать европейцев газом и нефтью могла Британия и Норвегия, но почти всю добываемую нефть эти страны продавали в сыром виде, едва выкачав из-под земли, а взамен получая нефть Кувейта и Арабских Эмиратов, и именно под нее создавая свои нефтеперерабатывающие заводы.

С газом ситуация была чуть лучше, но лишь за счет газа, добываемого на шельфе Северного моря невозможно было покрыть потребности даже важнейших отраслей европейской промышленности, не говоря о бытовом потреблении. Таким образом, учитывая напряженность в Персидском заливе, которая вылилась в ультиматум ОПЕК станам запада, сейчас Европа всерьез могла полагаться только на своего восточного соседа. Никто не был уверен, что американцев остановят предупреждения нефтеэкспортеров, зато все точно знали, что отвечать за несдержанность заокеанского партнера придется и тем, кто не имеет ничего против Ирана, а это значит, что возможности снабжения Европы нефтью и газом с Ближнего Востока целиком зависели теперь от решений, принимаемых в Белом Доме. Понятно, такая ситуация никого не устраивала, и сейчас перед теми, кто сидел напротив Захарова, вставала проблема выбора той стороны, в зависимость от которой попадет вся Европа. И Россия и Штаты имели теперь возможность оказывать давление на своих партнеров, но если для Америки энергетический кризис в Европе, связанный с угрозами арабских поставщиков, не был столь опасен, поскольку эта страна получала большую часть энергоносителей из стран Карибского бассейна, то Россия, решившись на энергетический шантаж, неизменно теряла огромные прибыли от экспорта.

– Думаю, господин Захаров, мы примем ваше предложение, – наконец высказал общее мнение Винер. – Но в конечном итоге решение теперь за Европарламентом, ведь именно он должен принять решение о создании той самой корпорации, которая будет отныне посредником между Россией и нашими компаниями.

– Я уверен, решение о создании такой компании будет принято достаточно быстро, – прервал Ханса Винера Ван Левен. – Возможно, уже к концу месяца мы сможем перезаключить существующие на сей день контракты, поскольку сменился поставщик, и смена покупателя тоже вопрос времени.

– Как я уже говорил, отказываться от своих обязательств мы не намерены, – кивнул Захаров. – Я понимаю, что перезаключение контрактов – пустая формальность, и надеюсь, что это произойдет как можно скорее. И будет просто замечательно, если с вашей стороны участником сделки выступит уже единая межгосударственная структура, как мы того хотим. Пусть это будет своего рода тренировка, проверка качества взаимодействия ваших правительств. В любом случае, хочу всех поблагодарить за понимание, и выразить надежду на то, что наше продуктивное сотрудничество на этом не закончится.

Захаров, прощаясь, обменялся рукопожатиями со своими партнерами. Глава "Росэнергии" покидал Гамбург, полностью уверенный в успехе своего дела. Он был весел и доволен собой, зная, что сейчас может абсолютно спокойно отправляться на встречу с президентом. Швецов, не покидая Кремля, стремился узнавать о важнейших событиях, связанных с его страной, не из выпусков новостей и даже не из безликих информационных сводок, а из первых уст. Поэтому Вадим не сомневался, что по возвращении в Москву старый боевой товарищ сразу же пригласит его на встречу.

Захаров еще не успел добраться до аэропорта, где его ожидал правительственный борт, а Реджинальд Бейкерс уже знал о результатах встречи и предложениях, высказанных гостем из России. Шеф АНБ в это время находился на своей вилле, на берегу Атлантики, где решил немного отдохнуть от повседневной суеты. Однако звонок одного из своих доверенных лиц Бейкерс воспринял, не как посягательство на отдых, которому он и так предавался весьма не часто, а как добрый знак. Выслушав по-военному четкий, лишенный малейшего проявления эмоций, доклад, Бейкерс лишь довольно усмехнулся.

– Вы выроете себе не яму, черт побери, – произнес Реджинальд, обращаясь к единственному действительно благодарному и понимающему слушателю, самом себе. – Нет, не яму, а отличную могилу!

Русские, сами того не ведая, действовали наилучшим для давно запущенного "Иерихона" образом. Условия Захарова наверняка насторожили многих по другую сторону океана, вновь заставив вспомнить о возможности поставить на колени всю Европу, лишь повернув кран. А это значит, что многие станут более сговорчивыми, а когда "Иерихон" вступит в завершающую стадию, они предпочтут если не помогать американцам, то и мешать им не будут, став лишь сторонними наблюдателями.