Текст книги "День помощи (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 71 страниц)

Путь Крамера после встречи с Королем Абдаллой лежал вовсе не в Вашингтон, а в Тель-Авив. Отношения Соединенных Штатов и Израиля никогда не были однозначными. Евреи, опираясь на своих соплеменников, во множестве находившихся у власти в стране победившей демократии, использовали США исключительно в целях собственной выгоды, мало что давая взамен. Но сейчас, в сложившейся ситуации Израиль становился самым верным союзником США в регионе хотя бы потому, что в этой стране не было нефти, и она зависела от арабов еще большем, чем сами Соединенные Штаты. И это давало надежду на то, что сейчас на Израиль все же можно будет положиться, пусть и с оглядкой. Перед лицом опасности, исходящей с Востока, Соединенным Штатам в лице своего эмиссара от ЦРУ оставалось лишь искать хотя бы временных друзей.

Глава 10
На дипломатическом фронте

Тбилиси, Грузия – Вильнюс, Литва – Москва, Россия – Таллинн, Эстония

7 мая

Мерцавший мертвенно-зеленым светом склон горы устремился навстречу с пугающей скоростью, но Эд Танака был готов к этому. Выверенное движение рукой – и восьмитонный геликоптер отвернул в сторону, промчавшись в считанных футах от каменных клыков, усеивавших склон. А впереди открылся темный проем ущелья, и пилот, отклонив от себя ручку управления, направил машину вниз, к самому дну, туда, докуда не доставали лучи чужих радаров, туда, где союзником для летчика была сама ночная темнота. Углепластиковые лопасти, прочностью не уступавшие стали, яростно резали разреженный воздух, ровно выли турбины, и машина уверенно шла вперед, туда, куда направлял ее опытный летчик.

Ночные полеты всегда считались самыми сложными, доступными далеко не каждому пилоту, но лейтенант Танака освоил их в достаточной степени, чтобы и теперь, среди отрогов Кавказских гор чувствовать себя так же уверенно, как и на привычно полигоне в сердце далекой Невады. Прежде Эду приходилось выполнять задания под зенитным огнем, когда воздух, казалось, горел от разрывов снарядов и вспарывавших темноту трассеров. Сейчас же его единственным противником пока была только темнота, но уж с этим врагом бороться было возможно, благо, ударный вертолет AH-64D "Апач Лонгбоу" был оснащен всем необходимым для этого.

– Командир, черт возьми, поднимись выше, – раздался в наушниках голос уорент-офицера Мерфи. – Мы пропорем брюхо о чертовы скалы!

Эд оскалился в усмешке – место оператора вооружения было в самом носу кабины, и для него трюки Танаки стоили немало нервов, хотя Мерфи и не сомневался в способностях своего напарника. И все же вид несущихся на тебя со скоростью двести восемьдесят километров в час скал – а именно с такой скоростью летел бронированный геликоптер – мог заставить поволноваться и самого невозмутимого человека.

– И позволить им найти нас раньше, чем мы выйдем на позицию для атаки, Бобби? – с задором переспросил Танака. – Нет уж, не дождутся! – Пилот быстро взглянул на экран навигационной системы, жирная точка на котором обозначала положение вертолета: – Тем более, мы почти уже вышли в заданный квадрат.

Мир для лейтенанта был сейчас окрашен в мертвенный зеленовато-белый цвет – такими представали окружающие горы в инфракрасном спектре на нашлемном мониторе IHADSS. Тяжелый шлем, превращавший пилота и оператора в фантастических киборгов, ощутимо сдавливал голову, позволяя находиться в центре информационных потоков, поступавших в кабину от системы инфракрасного обзора FLIR, а также от любы других систем прицельно-навигационного комплекса, сейчас, в прочем, отключенных – их время еще не пришло.

Лейтенант Танака не был уверен, что узнает это извилистое ущелье, вдоль склонов которого сейчас вел своего "Апача", при свете дня, ведь ночью самые привычные вещи выглядели совершенно по-другому. И сейчас, пожалуй, но мог увидеть то, чего просто не замтеил бы в час, когда на эти горы упадут солнечные лучи. А за счет специальной подсветки кабины, тоже бледно-зеленой, пилот мог смотреть не только на окутанные тьмою горы, но и на приборы, не опасаясь засветки и ослепления.

– Эта лощина выведет нас как раз к цели, – сообщил Танака напарнику. – Дьявол, мы возьмем их за глотку!

Окрашенный в темный цвет вертолет сливался с темнотой, а пилот, не ограничиваясь этим, намеренно вел машину так, чтобы она чаще оказывалась в тени скал. Выдать присутствие "Апача" мог только вой турбин, сейчас, когда вертолет двигался на крейсерской скорости, относительно слабый. В прочем, здесь, среди безжизненных гор, хватило бы и этого, но тут уже все летное мастерство лейтенанта Танаки, не зря назначенного три месяца назад командиром эскадрильи, было бессильно.

Внезапно горы расступились, открывая вид на просторную долину, и Танака немедленно сбросил высоту, прижимаясь к самой земле. Там, впереди, даже без приборов было видно оживленное движение.

– Всем внимание, – произнес в микрофон лейтенант. – Мы у цели. Активирую радар. Приготовиться к получению целеуказания!

Одно касание консоли – и невидимые лучи пронзили темноту, отразившись от бортов автомобилей, вереницей тянувшихся по разрезавшему горы шоссе. Их не могла скрыть темнота – радар "Лонгбоу", установленный в обтекателе над осью винта, "видел" все на дальности десять километров, и обзорный экран мгновенно расцветился десятками отметок целей.

По узкой дороге, стиснутой горными склонами, а порой обрывавшейся глубокими пропастями, и требовавшей от водителей незаурядного мастерства, тянулась автоколонна. Десятки тяжелых грузовиков и эскортировавших их "Хаммеров" с установленными на крыше пулеметами ползли по шоссе, приглушенно урча моторами.

Вертолет едва ли можно было увидеть сейчас с дороги – кроме темноты его скрывал горный склон. А сам Танака, набрав высоту ровно настолько, чтобы над препятствием поднялся обтекатель антенны радара, в мельчайших подробностях видел все, что творилось впереди.

– Вот так, черт побери, – азартно воскликнул Танака. – Мы их сделали!

Сейчас он был здесь господином, хозяином всего. Эти люди на дороге полностью оказались во власти пилота, медленно, смакуя событие, откинувшего предохранительный колпачок и коснувшегося гашетки:

– Бэнг!

Ничего не произошло, не харкнула свинцом установленная на подвижном лафете под бронированным днищем фюзеляжа тридцатимиллиметровая пушка, не вырвались из-под крыльев "кометы" управляемых ракет "Хеллфайр", не брызнули метеоритным дождем неуправляемые ракеты FFAR – в этом вылете вертолет лейтенанта Танаки не нес никакого оружия. Подкрыльные пилоны были пусты, точно так же, как патронные ящики. Ведь там, на земле, были не враги, не бесноватые афганцы или иракские террористы, а такие же американцы, славные парни откуда-нибудь из Тенесси, Калифорнии или, на худой конец, пасмурного Орегона. И все равно душу пилота наполнила радость победы, и Эд Танака не смог сдержать кровожадной улыбки – будь этот вылет боевым, и противник не досчитался бы сотен своих солдат, не получив в срок важные грузы, а, значит, проиграв войну.

Наверное, в этот миг точно также хищно улыбались пилоты остальных вертолетов, вышедших на транспортную магистраль, по которой день и ночь шли потоки грузов для группировки "условного противника", за которого здесь, в Грузии, выступала Десятая пехотная дивизия. И сейчас лейтенант Эдвард Танака, командир эскадрильи Двести двадцать девятой бригады армейской авиации, успешно выполнил приказ – смог скрытно выйти на коммуникации "противника", нанеся ракетный удар. В штабе бригады пришла пора открывать пиво, чтобы отметить несомненный успех.

– Ну что, парни, – обратился лейтенант к своим экипажам, сейчас видевшим на мониторах в своих кабинах отраженный сигнал радара ведущего вертолета, и, не демаскируя себя излучением, получив возможность применять оружие по таким доступным, таким заманчивым целям. – Передадим привет пехоте? – И, не дожидаясь ответа, приказал: – Вперед! Скорость сто шестьдесят узлов!

Свет фар мазнул по серому склону, поросшему низким кустарником. В ярком свете искривленные ветви отчего-то вызывали ассоциации руками грешников, пытающихся вырваться из адского пламени. При этой мысли генерал-майор Камински невольно подумал о приближающейся старости – вполне естественная мысль после двадцати лет службы, двадцати лет, полностью, без остатка отданных стране, которую он давно уже считал своей родиной, и был готов погибнуть, защищая ее от врагов.

В прочем, генералу было о чем думать кроме философских вопросов. Он был солдатом, и это уже о многом говорило, но, кроме того, он был командиром, был тем, кто отвечал за жизни тысяч солдат, бойцов своей дивизии. Транспортные самолеты сновали между Ираком и грузинской столицей без перерыва, доставив уже больше половины личного состава и сотни тонн грузов, лишь малую часть того, что было нужно пехотной дивизии для ведения боевых действий. Конечно, никто в серьез не считал, что придется с кем-то здесь воевать, и все же солдат всегда должен быть готов к войне.

Аэродром в Тбилиси, наверное, никогда не работал в таком бешеном ритме, каждые полтора часа или даже чаще принимая очередной "борт" из знойного Междуречья. Небо над грузинской столицей буквально раскалывалось от не смолкавшего ни на миг рева турбин тяжелых "Глоубмастеров" и "Старлифтеров", заходивших на посадку, или же, напротив, взлетавших, но для того лишь, чтобы спустя несколько часов вновь вернуться, доставив еще партию груза или несколько сотен солдат.

Но прибывавшие из далекого Тикрита в казавшуюся непривычно мирной Грузию бойцы не задерживались в столице, и колонны тяжелых грузовиков ползли на север, к границе. Русские, оправдываясь военными маневрами, перебросили из глубины страны несколько элитных дивизий, десятки тысяч солдат, сотни танков и бронемашин, и американцы, как союзники и друзья явившиеся на Кавказ, не могли поступить иначе, кроме как выставить против чужих бронированных армад заслон.

Возможно, в штабе, где-то там, за океаном, на полном серьезе считали, что русские могут без видимых причин перейти границу, развязав войну. Сам Камински ни на мгновение не верил в это – там, в кремле, были вовсе не идиоты, готовые без всякого видимого смысла бросить в огонь тысячи своих людей. И все же подразделения Десятой легкой дивизии занимали позиции на самом рубеже, в полной готовности к любым сюрпризам. И сам Мэтью Камински считал, что должен быть там, на острие удара, пусть и трижды гипотетического, подавая пример своим солдатам, которые должны были видеть не штабную крысу, а боевого офицера.

Штабной М1114 "Хаммер", подпрыгивая на ухабах, полз в самой средине очередной автоколонны. Горная дорога извивалась, прихотливо петляя, прижимаясь к крутому склону, а с другой стороны обрываясь казавшейся бездонной пропастью. Ровно рычал скрытый под капотом стадевяностосильный дизель, сердце вездехода, а фары ближнего света мазали лучами по серому дорожному полотну.

– Связь со всеми машинами, – приказал генерал, обращаясь к сжавшемуся рядом с ним – "Хаммер" был мощным автомобилем, надежной, с хорошей проходимостью, но никак не мог считаться комфортным и просторным – радисту. – Сбавить скорость. Всем соблюдать дистанцию! – И, уже обращаясь к самому себе, добавил: – Не хватало, чтобы кто-то свалился в это чертово ущелье.

Внедорожник катился по ухабистому проселку, наверное, никогда еще не знавшему, что такое асфальтовое покрытие. Впереди мерцали габаритные огни грузовика, в кузове которого тряслись, сжимая штатные винтовки М16А2, пехотинцы – пусть здесь, в Грузии, пока и царил мир, каждый солдат, каждый офицер имел при себе табельное оружие и полный боекомплект. И все же, несмотря на эти меры предосторожности, генерал Камински был уверен, что эта дислокация – не более, чем отпуск. Во всяком случае, сейчас можно было не бояться заложенного на пути следования колонны фугаса или засевших в придорожных зарослях снайперов.

– Парни хотя бы отдохнуть, если уж доведется потом опять вернуться в это чертово пекло, – сказал Мэтью в первые часы своего пребывания здесь. – Видит Бог, ребятам нужен отдых, и черт с ним, если отпуск придется провести под боком русского медведя!

Пожалуй, единственной опасностью сейчас мог быть горный обвал, да еще некоторые слишком резвые водители, не вписываясь в поворот, могли запросто свалиться в пропасть. Дороги были здесь самым опасным врагом, и это не могло не радовать после пропитанной смертью иракской пустыни и раскаленных городских улиц, которые уже стали могилой для сотен простых американских парней.

Мысль об угрожающем обвале оказалась пророческой, и Мэтью Камински даже испугался на миг открывшегося у него дара провидения. Откуда-то с ночных небес вдруг пришел нараставший с каждым мгновением рокот, который не могли перекрыть даже мощные двигатели армейских грузовиков и внедорожников.

– Какого дьявола, – генерал выглянул в окно, увидев лишь усеянный каменными "клыками" склон горы. – Что происходит? Лавина? – При мысли о несущемся с вершины потоке каменных осколков генерала охватил озноб – Мэтью почти уже слышал, как трещат кости, и кричат попавшие под камнепад люди, замурованные в заваленных по самую крышу бронированных коробках автомобилей. – Всем внимание!

Ответ пришел в следующее мгновение, когда над дорогой, едва не касаясь брюхом земли, пронеслись, словно вырвавшиеся из ада демоны, вертолеты. Несколько боевых геликоптеров "Апач" – Мэтью не успел сосчитать, сколько точно, но не меньше трех – пролетели над самой колонной, спустя несколько секунд растворившись во тьме.

– Тревога, – кричали опешившие поначалу сержанты и капралы. – Угроза с неба!

Взметнулись в небо стволы крупнокалиберных "Браунингов", установленных в шкворнях на крышах "Хаммеров", провожая безжизненными взглядами растворившиеся во мгле вертолеты. Но было уже поздно – окажись здесь враг, и колонна, накрытая ракетным залпом, оказалась бы заблокирована на узком шоссе, превратившись в неподвижную и чертовски уязвимую мишень.

– Генерал, сэр, – Камински несмело окликнул выглядевший весьма сконфуженным радист. – Сэр, на связи командир Двести двадцать девятой бригады армейской авиации. Он говорит, это их вертолеты имитировали воздушный удар по колонне.

– Дай сюда. – Генерал выхватил из рук связиста трубку, зло рявкнув в микрофон: – Какого черта, полковник? У нас полный боекомплект. Придержите ваших ковбоев, если не хотите, чтобы в следующий раз они напоролись на заградительный огонь.

– Кажется, сегодня это не помешало моим парням, – раздался в ответ насмешливый голос, полный гордости. – Поздравляю, генерал, вы условно уничтожены. Кстати, надо будет сообщить нашим парням, что они разбомбили ваш штаб, сэр. И, пожалуй, сегодня мне придется разориться на пиво для пилотов – ребята это наверняка заслужили. До встречи на земле!

Камински раздраженно выругался – горы таили немало сюрпризов, и впредь нужно было проявлять больше осторожности. В этот раз генералу повезло – колонну "атаковали" свои, и, хотя это было обидно, все бойцы остались живы, даже толком не успев понять, что произошло. Но при мысли о том, что сейчас творилось бы на дороге, окажись за штурвалами вертолетов враги, генерала передернуло. Проклятое расслабление после вечного напряжения там, в Ираке, могло выйти боком всем, и было, о чем задуматься.

Жизнь шла своим чередом. Прибывшие в Грузию солдаты развлекались военными играми, полностью доверившись большезвездным генералам, готовые выполнить любой их приказ. Для них все было просто и легко, в отличие от Роберта Джермейна, уже много дней подряд мотавшегося по всей Европе, и, наконец, добравшегося до Вильнюса.

Пневматики шасси легкого С-20А со скрипом коснулись взлетной полосы, и погруженный в свои мысли министр обороны вздрогнул, с неохотой покидая мир грез. А "Голфстрим-IV", приписанный к авиабазе Рамштайн, уже подруливал к зданию терминала столичного литовского аэропорта. И здесь же, прямо на летном поле, высокопоставленного гостя ожидала целая кавалькада строгих автомобилей с дипломатическими номерами, возле которых толпились люди в военной форме и строгих костюмах.

– Министр, сэр, – стюардесса в форме лейтенанта ВВС отдала честь выбиравшемуся из не отличавшегося излишним простором салона Джермейну. – Вы довольны полетом, сэр?

Роберт усмехнулся, но так, чтобы девушка не видела – даже офицерам военно-воздушных сил приходилось вести себя совершенно по-холуйски. В прочем, это было частью правил игры, которые давно уже принял и всецело теперь разделял не только глава военного ведомства, но и все, кто по своей воле надел погоны вооруженных сил Соединенных Штатов.

– Благодарю, лейтенант, все превосходно, – кивнул Джермейн, на миг задержавшись возле стюардессы. – Будьте готовы к вылету. Полагаю, я вернусь не более чем через пару часов.

Вильнюс встретил заморского гостя промозглой погодой, будто вдруг в одночасье наступила осень. В прочем, наверное, это просто долетало дыхание теплого моря. Моросил мелкий дождь, и один из ожидавших министра офицеров поспешно подскочил к Джермейну, раскрыв над ним большой черный зонт.

– Господин министр, – к Роберту подошел мужчина в штатском, протянув руку. – Я посол Уилкинс, глава дипломатического представительства США здесь, в Литве. Рад приветствовать вас.

– Я тоже, посол, – коротко кивнул Джермейн. – Надеюсь, литовцы предупреждены о моем визите? Не хотелось бы потратить время впустую – у меня еще полно дел.

– Литовцы ждут вашего прибытия, министр, – сообщил Уилкинс. – Вас примет министр обороны Гринюс и еще кто-то из членов их правительства, как нас предупредили.

– Сэр, – армейский майор, кто-то из помощников военного атташе американского посольства окликнул Джермейна. – Сэр, машины готовы, мы можем ехать.

– Тогда едем, – кивнул Роберт Джермейн. – Не будем ждать, у меня еще много других дел, майор!

И они помчались по окутанным серой мглой улицам столицы, под рев мощных двигателей и завывание полицейской сирены – первыми ехали мотоциклисты-литовцы, а за ними уже следовали автомобили с самим министром и сопровождавшими его людьми из американского посольства. Дороги пустели, точно по волшебству, и уже спустя сорок минут "Шевроле" мягко затормозил возле здания министерства обороны Литвы. Как раз кончился дождь, и Джермейн, выбравшись из авто, уверенно двинулся вверх по ступням, навстречу замершим в почетном карауле часовым, рослым белокурым парням, типичным арийцам. В прочем, министра не остановило бы, окажись здесь даже папуасы в набедренных повязках и с каменными топорами.

Глава военного ведомства независимой Литвы – в мирное время являвшийся командующим весьма немногочисленными вооруженными силами прибалтийской республики – в ожидании гостей вышагивал по своему кабинету, от стола к окну и обратно, всего шесть шагов. Как только на пороге появились сопровождаемые адъютантом американцы, Повелас Гринюс едва не бегом устремился им навстречу.

– Добрый вечер, господа, – литовец энергично пожал руку сперва Джермейну, затем послу, кости которого ощутимо хрустнули в широкой лапище Гринюса. – Господи Джермейн, господин Уилкинс, добрый вечер.

Министр обороны Литвы, которого прежде Роберт видел лишь дважды, и то издали, был крупным мужчиной, плечистым, с внушительным животом и сверкающей лысиной. Джермейн припомнил, что главный военный Литвы начинал вою службу, как и многие здешние генералы, в рядах Советской Армии, ухитрившись дорасти от какого-то интенданта до главы военного ведомства целой страны, пусть и крохотной даже по меркам не отличавшейся просторами Европы. Форменный китель туго обтягивал выдававшееся вперед чрево литовца, в сравнении с которым Джермейн казался легкоатлетом, только что вернувшимся с олимпийских игр.

Гринюс не в одиночестве ожидал гостей из-за океана. при появлении американцев навстречу им подалась одетая в строгий брючный костюм, предельно официальный, женщина, миниатюрная блондинка лет сорока пяти.

– Господа, позвольте представить вам министра иностранных дел Литвы Бируте Варне, – Повелас указал на женщину, уже решительно протягивавшую изящную кисть для рукопожатия. – Предстоящий разговор некоторым образом затрагивает юрисдикцию и ее ведомства, так что она будет присутствовать на этой встрече.

Роберт Джермейн окинул женщину пристальным взглядом, словно пытаясь запомнить ее облик. Широкая в бедрах, она, несмотря на возраст, могла соперничать фигурой и лицом с двадцатилетними девицами, и только сеть морщинок возле глаз, да скрывавший бледность слой пудры выдавали ее истинные годы. Глаза же женщины-министра светились странной недоверчивостью.

– Что ж, я не против, – учтиво кивнул Джермейн. – Итак, господин Гринюс, госпожа Варне, я хотел бы поговорить о выполнении вашей страной союзнических обязательств, как членом Альянса.

– Но мы в полной мере придерживаемся своих обязательств, – пожал плечами литовец. – Наш Генеральный штаб предоставляет полный доступ к разведывательной информации, полученной нашими спецслужбами, а для участия в маневрах "Северный щит" нами выделены значительные силы. Литовское небо открыто для союзной авиации, а наши порты – для военных кораблей Альянса.

Роберт Джермейн согласно кивнул – Литву в охвативших почти всю Европу маневрах, от которых уже несколько дней подряд содрогалась земля и раскалывались небеса, представляли пехотный и инженерный батальоны, значительные силы, если учесть, что вся литовская армия представляла собой лишь девять батальонов регулярных сил, менее восьми тысяч солдат. Но сейчас разговор шел не об этом – прежде, чем министр покинул Брюссель, откуда, в конечном итоге, и осуществлялась координация действия объединенных сил, он получил весьма подробные инструкции от самого президента Мердока.

– О, разумеется, мы ценим вашу преданность нашим идеалам, – кивнул Джермейн. Сейчас он играл первую партию, посол же оказался лишь фоном. – Но речь не об этом. Возникают ситуации, когда необходимо действовать быстро, без долгих обсуждений и согласований. Несмотря на то, что мы находимся сейчас в Европе, в сердце цивилизации, неожиданности возможны и здесь, стоит вспомнить хотя бы кошмар, охвативший не так давно осколки Югославии. Там и сейчас тлеет пожар войны. Поэтому я хочу обсудить возможность размещения на вашей территории американских войск в случае возникновения угрозы безопасности для любого из наших общих партнеров.

– Ваше правительство готовит военную операцию на Балканах, и хочет, чтобы плацдармом для очередного "крестового похода" во имя свободы демократии стала теперь моя страна? – тотчас вскинулась Варне, не дав Джермейну завершить фразу. Глаза ее сврекали праведной яростью, ноздри гневно раздувались, а к лицу прихлынула кровь.

– А вы, госпожа, министр, с каких же пор перестали разделять приверженность идеалам демократии, которой так долго ждал ваш народ? – встрял в беседу посол Уилкинс, не удержавшийся от того, чтобы не вставить хоть пару слов. – Прежде вы всегда называли себя сторонником свободы. А за свободу порой приходится платить и кровью, ведь не на всякого действует одно лишь доброе слово.

– Значит, я все-таки права, – презрительно усмехнулась Бируте Варне, небрежно отмахнувшись от напиравшего на нее американского посла. Глава МИД Литвы понимала – Уилкинс здесь не более, чем гид, а потому все свое внимание уделяла министру Джермейну: – Вы что, опять хотите развязать войну? И кого же, господин министр, вы на этот раз решили объявить перед всем миром кровавым диктатором-безумцем? Мне кажется, в Европе подходящих кандидатур уже не осталось.

– Кандидат найдется, было бы желание, – цинично усмехнулся Роберт Джермейн. Вся экспрессия, весь гнев, что источала Варне, на шефа военного ведомства США не произвели ни малейшего впечатления – ему прежде доводилось видеть кое-что посильнее, чем разбушевавшаяся баба. – Но желания такого ни у меня, ни у нашего президента нет, однако не всегда суровая необходимость оказывается согласна нашим устремлениям. Потому-то я и хочу сейчас добиться хотя бы предварительной договоренности на этот счет. Мы не хотим воевать, но должны быть готовы в любой миг встать на защиту свободы, на защиту демократии, хотя бы и в вашей стране, так долго пребывавшей под гнетом тоталитарного коммунистического режима. И порой, чтобы спасти жизни сотен или даже тысяч мирных граждан, решения нужно принимать быстро, забыв о существующих правилах, действуя во имя высших интересов.

– Но Литве, кажется, пока ничто не угрожает, – фыркнула Бируте Варне. – Или вы уже создали нам подходящего врага?

– Довольно ваших острот, Бируте, – одернул свою коллегу Гринюс. – Ваша язвительность не делает вам чести в глазах наших гостей. – Литовец перевел взгляд на американцев: – Разумеется, мы готовы обсудить ваши предложения по существу, хотя все же не мне принимать окончательное решение.

– А мне кажется, здесь нечего обсуждать, – прервала Гринюса глава литовского МИДа. – Нога американского солдата ступит на нашу землю только с разрешения всего литовского народа в лице его представителей, депутатов Сейма, так, и только так. Мне хорошо известна склонность вашей администрации, господин Джермейн, проводить тайные операции по всему миру. Официально не существующие диверсионные подразделения, тайные тюрьмы, все это давно перестало быть секретом. И я не позволю устраивать что-либо подобное на территории моей страны. Только единогласная воля всего литовского народа сможет заставить меня отказаться от этих слов.

– Жаль, – усмехнулся министр обороны Соединенных Штатов. – Кажется, нам не удалось найти общий язык. Право, мне жаль. Сейчас, когда миру в вашей стране ничего не угрожает, вы, конечно, вольны бросаться подобными заявлениями, но как вы потом будете выглядеть, явившись к нам с мольбами о помощи когда-нибудь потом?

Американцы ушли, оставив своих литовских коллег в тягостных раздумьях – туманные намеки и едва ли не явные угрозы могли кого угодно лишить доброго расположения духа. В прочем, Роберт Джермейн сейчас едва ли задумывался о произведенном эффекте. Глава военного ведомства США не лукавил, говоря, что у него много дел. Приказ президента Мердока был вполне конкретен, и Джермейн спешил исполнить его. Спустя еще час "Гольфстрим" вновь поднялся в небо, взяв курс на север.

– Здесь удача оказалась не на нашей стороне, – вздохнул министр обороны, откинувшись на спинку кресла. – Ну, что ж, попытаемся еще раз. Командир, курс на Таллинн, – приказал он ожидавшему распоряжений высокопоставленного пассажира пилоту. – Надеюсь, эстонцы окажут нам более теплый прием.

Переговоры шли не только в Вильнюсе – дипломатические фронты в эти часы пролегли и по погруженным в тишину коридорам нового, еще не полностью отделанного офиса корпорации «Росэнергия», работавшего, меж тем, в необычайно напряженном ритме, хотя внешне это совершенно никак не проявлялось. Десятки экспертов, экономистов, юристов, технологов, уже несколько дней подряд трудились над проектами новых договоров с европейцами, которые должны были связать Запад и Россию прочнее, чем сами трубы газопроводов.

– Вадим Георгиевич, – через порог кабинета Захарова перешагнул Максим громов. – Разрешите? Я хотел кое-что обсудить с вами.

Вадим Захаров кивнул, сделав приглашающий жест рукой. Глава "Росэнергии" вовсе не бездельничал, раздав поручения своим людям. Каждое слово в новом документе, определявшем политику страны в отношении с европейцами на годы вперед, прежде, чем получить право на существование, проходило согласование во многих инстанциях, в конце концов, дожидаясь одобрения от самого Захарова. А если Вадим решал иначе, документ вновь оказывался на столе истинного автора, и тому не оставалось ничего иного, кроме как заново переписать не утроившие начальство параграфы. Слишком важными были эти контракты, чтобы позволить вкрасться в них хотя бы одной ошибке.

– Я хочу посоветоваться с вами насчет некоторых условий соглашения с западниками, – сообщил Громов, сев напротив своего шефа. Захаров выглядел уставшим, под глазами его пролегли темные круги, а сами глаза были красными от напряжения. В прочем, не лучше выглядел и сам Максим. – У меня возникла такая идея, точнее, мне подсказал ее один умный человек. А что, Вадим Георгиевич, если обязать европейцев расплачиваться с нами не валютой, этими разноцветными бумажками, ничего, по сути, не стоящими, а чем-то более реальным?

– Ну-ка, ну-ка, – Захаров, в глазах которого появился азартный блеск, подался вперед. – А если подробнее? Говори, Максим, не стесняйся!

– Никакая валюта сейчас не может считаться достаточно надежной, тем более, американские доллары, за которыми, по сути, пустота, – пояснил Громов, почувствовав нахлынувшее вдохновение. – В случае обострения отношений с Западом, а об этом нельзя не думать, деньги превратятся просто в цифры в бухгалтерских ведомостях, обычную бумагу, не годную даже для того, чтобы топить ею печь – слишком быстро сгорает. Нам же нужно нечто вполне материальное, то, с помощью чего мы сможем прокормить, согреть, одеть, защитить от врагов нашу страну, если все станет слишком плохо.

Захаров удивленно присвистнул:

– Ты предлагаешь рассчитываться золотом? А может, вовсе натуральный обмен, как в неолите?

– Именно, – серьезно кивнул Громов. – Нам не нужны деньги, которые мы вынуждены будем отдать тем же европейцам, американцам, чтобы приобрести у них ту продукцию, которую не могут дать наши заводы. Наша промышленность сейчас пребывает далеко не в лучшей форме. Проблемы со многим, даже с автомобильными двигателями. Черт побери, на новые разведывательные бронемашины "Тигр", только начавшие поступать на вооружение армии, мы ставим американские движки "Камминз"! – возбужденно воскликнул он. – В Генеральном штабе стоят компьютеры, собранные в Корее, на Тайване. Даже калькуляторов своих у нас нет! Но с этим еще можно мириться, а вот то, что на новейших танках Т-80УМ-1 "Барс" устанавливают французские тепловизоры, которые мы привозим из-за "бугра" буквально поштучно – это уже слишком! Когда-то наша страна была одним из лидеров в авиастроении, а теперь без помощи иностранцев мы не можем даже производить конкурентоспособные авиадвигатели для гражданских самолетов. Хорошо хоть, для боевой авиации еще не ввели экологические нормы, и наши АЛ-31 и РД-33 пока вполне состоятельны, – горько усмехнулся Громов, энергично мотая головой.

Максим Громов сейчас не притворялся, не устраивал спектакля, разыгрывая оскорбленный патриотизм, и Захаров видел это, нисколько не сомневаясь в истинности охвативших своего помощника чувств. Вадим и сам вполне разделял эти мысли, но идея, как исправить положение, пришла в голову не ему, погруженному в рутину.