Текст книги "Россия и Европа. 1462-1921. В 3-х книгах"

Автор книги: Александр Янов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 114 страниц)

М.П. Погодин. Цит. соч., с. и.

B.C. Соловьев. Цит. соч., с. 337.

Б.П. Балуева, действительно уверен, что «после открытия Данилевского в истории не осталось открытий и тайн», а оппоненты возражали против его открытий исключительно потому, что смотрели на историю «глазами дьявола».77

Да, наследники Данилевского готовы скрепя сердце признать, что Соловьев был человеком гениальным. И как не признать, если «настоящим гением» считал его даже нисколько не склонный к гиперболам Леонтьев? Да еще добавлял, что это «гений с какой-то таинственной высшей печатью на челе»/8 И самое главное, признавался, что Соловьев «единственный из наших писателей, который подчиняет до известной степени мой ум»/9 Не Данилевский, заметьте, которого Леонтьев, хоть и считал учителем, но, случалось, высмеивал беспощадно, а именно Соловьев.Все это не мешает, конечно, наследникам Данилевского обвинять Соловьева во всех смертных грехах. НА Нарочницкая, например, уличает его в том, что он был «яростным и недобросовестным оппонентом „России и Европы"». В чем же состояла его недобросовестность? В том, оказывается, что «Соловьев отвергал теорию культурно-исторических типов прежде всего потому, что она якобы противоречит „универсальной сверхнародной христианской идее единого человечества"».80

Но ведь Соловьевлишь констатировал факт, которого ни на минуту не скрывал и сам Данилевский. Главным недостатком славянофильства, допустим, было, по его мнению, то, что оно «считало, будто бы славянам суждено разрешить общечеловеческую задачу. Такой задачи, однако же, вовсе и не существует»81 Потому именно не существует, что «человечество не представляет собой чего-либо действительно конституированного... а есть только отвлечение от понятия о правах отдельного человека, распространенное на всех ему подобных»82 Од-

Б.П. Балуев. Цит. соч., с. 6.

К.Н. Леонтьев. Избранные письма, Спб., 1993, с. 376.

Там же, с. 337.

Н. Нарочницкая. Цит. соч., с. 44.

Н.Я.Данилевский. Цит. соч., с. 98.

ним словом, абстракция. «Против этого нельзя возражать, – продолжал Данилевский, – что сам культурно-исторический тип есть понятие подчиненное в отношении к человечеству и, следовательно, должен подчинять свои интересы и стремления общим интересам человечества».83 С точки зрения Данилевского, это вполне логично: реальность («тип») не может подчиняться абстракции («человечеству»). Но если так, то в чем же недобросовестность Соловьева?

Еще комичней попытка Б.П. Балуева обвинить Соловьева «в злобных нападках» на Данилевского за то, что «его теория провозглашает возможность развития всеславянской культуры»84 Балуев ссылается на Бестужева-Рюмина. Четыре поколения назад, во времена Бестужева-Рюмина, еще, может быть, и простительно было верить в эту химеру, хотя Франтишек Палацкий уже и тогда, как мы помним, так именно и назвал «всеславянскую культуру», а Соловьев лишь повторил его. Но верить в неё во времена Балуева? В 2001 году? Да еще называть соловьевскую критику «злобными нападками»?

Как бы то ни было, во всех случаях непримиримость соловьев– ской критики объясняется мотивами низменными, либо тем, что книга Данилевского стояла поперек дороги «теории всеединства», как думает Нарочницкая, либо тем, что мешала проповеди «всемирной теократии», как полагает Балуев. И никому из них почему-то не пришло в голову, что объясняться могла эта непримиримость просто патриотическим долгом по отношению к своему отечеству. Между тем достаточно одного примера, чтобы в этом убедиться, причем, примера, который приводит сам Балуев. Ему представляется неотразимым аргумент Данилевского, что «государство, представляющее собой конгломерат неродственных народов», как Турция, состоявшая тогда из славян и тюрков, «не имеет в себе жизненного начала», обречено на неминуемый распад.85

Именно по этой причине уверен был Данилевский, что Турция «умерла – и подобно всякому трупу, вредна в гигиеническом отношении, производя своего рода болезни и заразы».86 Но ведь и Рос-

Там же.

Б.П. Балуев. Цит. соч., с. 117.

Там же, с. 96.

Н.Я.Данилевский. Цит. соч., с. 307

сия времен Данилевского представляла собою точно такой же «конгломерат» из славян и тюрков. Так как же не заметить, что в случае, если Данилевский прав, обречен был на распад и конгломерат российский? Согласитесь, что теория культурно-историческихтипов не просто даже опасна для любого сообщества, где случилось проживать вместе «неродственным народам», она, если можно так выразиться, радиоактивна.

Ну, представьте, читатель, свою собственную реакцию, если бы какой-нибудь турецкий Данилевский предложил сегодня вполне серьезно аналогичную теорию, из которой следовало бы, что, поскольку Россия по-прежнему состоит из «неродственных народов», она, «подобно всякому трупу, вредна в гигиеническом отношении». Представить это нетрудно, ведь сегодняшняя Турция – государство в основном моноэтническое, во всяком случае по сравнению с Россией, которая как раз и есть тот самый «конгломерат неродственных народов», обреченный радиоактивной теорией Данилевского на неминуемый распад. Представили? Так разумно ли бросать камни тому, у кого дом стеклянный? И честно ли, добросовестно ли приписывать низменные мотивы Соловьеву, восставшему против теории, столь опасной для самого существования его страны?

Глава седьмая

Национальная идея КЭВЭЛ врИЙСКЭЯ

ЭТа КЗ Даже большой поклонник Данилевского Питирим Сорокин, русский эмигрант и американский социолог, благодаря усилиям которого «Россия и Европа» была издана в США, признавал, что начинается она «как политический памфлет».87 И действительно, начальные главы книги Данилевского напоминают скорее фельетон. В них он пытается объяснить читателю, почему Россия не Европа. Оказывается, между прочим, и потому, что никогда никого не завоевывала и, следовательно, неповинна в том, что зовет он «политическим убийством» или «скажем лучше: национальным, народным убийством, изувечением».88

P. Sorokin. Social Philosophies of an Age of Crisis, Boston, 1951, p. 329.

Н.Я. Данилевский. Цит. соч., с. 20.

Вот его доказательства – с севера на юг. Да, Россия отняла Финляндию у Швеции. Но разве финны народ, который можно было убить? Ничего подобного: «Финское племя, населяющее Финляндию, подобно всем прочим финским племенам... никогда не жило исторической жизнью».89 Просто «этнографический материал», присоединение которого к России «мы уподобим влиянию почвенного удобрения на растительный организм».90 И вообще «все наши многочисленные финские, татарские, самоедские, остяцкие и другие племена предназначены к тому, чтобы сливаться постепенно и нечувствительно с той исторической народностью, среди которой они рассеяны, ассимилироваться ею и служить к увеличению разнообразия её исторических проявлений». У них нет права «на политическую самостоятельность, ибо, не имея её в сознании, они и потребности к ней не чувствуют... Нельзя прекратить жизни того, что не жило»91 Короче говоря, удобрение оно удобрение и есть.Ну хорошо, Финляндия по своему «удобрительному» характеру завоеванием считаться не может. Но ведь Польшей-то мы все-таки владеем. «Да, к несчастью, владеем! – восклицает Данилевский. – Но владеем опять-таки не по завоеванию, а по... сентиментальному великодушию» 92 Допустим. Но тогда почему бы не исправить эту «сентиментальную» ошибку и не отказаться от этого «несчастья», как и предлагал в свое время Погодин? Что отвечал на это Данилевский, мы уже знаем: сначала «очистим» Польшу от её развращенной интеллигенции и веры, а там видно будет.

Пойдем дальше. Что по поводу древнего христианского царства Грузии, которое уж наверняка не было «удобрением», как Финляндия, и развращенной латинством интеллигенции, в отличие от Польши, заведомо не имела? Да, Грузия изнемогала в борьбе с Персией и Турцией, просила о помощи. Но ведь о помощи же, а не о «политическом убийстве». И тем не менее уверен Данилевский, что «ни по сущности дела, ни по его форме тут не было завоевания, а было по– дание помощи». Несмотря даже на то, что после такого «подания

Там же, с. 22.

Там же, с. 84.

там же, с. 21.

помощи» Грузия перестала быть самостоятельным государством, оказавшись провинцией чужой империи.

К тому же «вместе с нею покорены были магометанские ханства: Кубанское, Бакинское, Ширванское, Шекинское, Ганджинское и Талышенское... и Эриванская область. Назовем, пожалуй, это завоеваниями, хотя завоеванные через это только выиграли». Завоевание таким образом признаём, но о «национальном, народном убийстве, изувечении» речи больше нет. Лишь о том, что политическая смерть оказалась выгодна самим «изувеченным». И вдобавок еще сквозь зубы замечено: «Не столь, правда, довольны русским завоеванием кавказские горцы».93

Глава седьмая Национальная идея

Как видим, кавалерийская атака на тяжелую проблему, почему Россия не Европа, удовлетворительных результатов не принесла. «Памфлетный» подход совершенно очевидно сработал тут против автора. Не только не удалось Данилевскому доказать, что никаких «политических убийств» Россия, в отличие от Европы, не совершала, его путаные объяснения привели к конфузу: завоевания пришлось признать. Вот тогда-то, надо полагать, и возникла нужда в тяжелой, так сказать, артиллерии, в солидной наукообразной теории. Тогда-то и была развернута, по определению Н.А. Нарочницкой, «историческая концепция Данилевского – органицизм», на котором основана «Россия и Европа»?*

Китай

умирает? Коротко суть этой концепции

проста. Общество отождествлено с организмом, социология с биологией, жизнь народа с человеческой жизнью: те же молодость, зрелость, старость – и смерть. Впрочем, Данилевский объяснит это лучше меня. «История говоритто же самое о народах [что об индивидах]: и народы нарождаются, достигают различных степеней развития, стареют, дряхлеют, умирают – и умирают не от внешних только причин... умираюттем, что называется естественной смер-

Там же, с. 30.

Н. Нарочницкая. Цит. соч., с. 44.

тью или старческой немощью». Доказательство? Китай. Ибо именно «Китай представляет такой редкий случай... как те старики, про которых говорят, что они чужой век заживают, что смерть их забыла».95

Умирающий от старческой немощи Китай, впрочем, не исключение. В «дряхлеющем состоянии находится теперь и Индия»96 Что поделаешь, таков «закон культурно-исторического движения» (Данилевский так именно и называет это свое замечательное открытие – законом). Молодость, время, когда народы «проявляют преимущественно свою духовную деятельность», коротка. И самое главное – она никогда «вторично не возвращается»97

Не возвращается и всё – как жизнь не возвращается к покойнику. Таков закон. «Оканчивается этот период тем временем, когда иссякнет творческая деятельность в народах». Они либо «дряхлеют в апатии самодовольства (как, например, Китай) или... впадают в апатию отчаяния».98 Не довольно ли, впрочем, цитат? Спросим лучше, согласятся ли сегодняшние китайцы с тем, что еще в позапрошлом веке, оказывается, безнадежно «распустились в этнографический материал», оказались удобрением для других, «исторических» народов? Спросим у индийцев, вправду ли не дано им было создать ничего нового на своей древней земле? Я не говорю уже о Финляндии, которой и вовсе не положено было «жить исторической жизнью». Право, не могу себе представить более очевидного банкротства «исторической концепции органицизма», нежели судьба примеров, предложенных самим Данилевским.

Глава седьмая

Национальная идея [~Д0 ИСКЭТЬ

романо-германский тип?

Задача, которую поставил перед собой Данилевский, выходила, однако, за пределы его примеров (будь то Китай, Индия или Финляндия) и вообще за пределы конвенционального,

95

Н.Я.Данилевский. Цит. соч., с. 62.

Там же.

Там же, с. 89 (выделено мною. – А.Я.).

Там же, с. 90. (выделено мною. – А.Я.).

так сказать, «органицизма». Автору-то нужно было доказать, что не столько русские, сколько славянское племя в целом, единое по языку, крови и вере с Россией, идет на смену «угасающему», чтобы уж прямо не сказать гниющему племени европейскому (одна из глав его книги так и называется «Гниет ли Запад?»). Иначе говоря, отождествить с индивидом требовалось не народы, а группы народов, племена. И хотя ему не всегда, как мы видели, удавалось следовать собственному правилу, он старался называть «культурно-историче– скими типами» именно племена. Они тоже, оказывается, рождаются, подобно индивиду, зреют, а потом дряхлеют и умирают – чтобы, если повезет, вернуться в мир как почвенное удобрение для новых типов, «снизойти, – по словам Данилевского, – на степень служебного, для чужих целей, этнографического материала».99

Вот это, собственно, и попытался он доказать в «России и Европе». Не может сам по себе русский народ, узнаем мы, создать самобытную цивилизацию (хотя еврейскому, эллинскому или римскому народам создать её почему-то удалось). Для этого русским непременно нужно все то же тютчевское «дополнение» (Данилевский много раз повторяет, что без славянского племени Россия лишь «на три четверти» самостоятельный культурно-исторический тип). Вот почему объединить вокруг себя славян есть для неё вопрос жизни и смерти. И вот почему «для всякого славянина: русского, чеха, серба, хорвата, словенца, болгара (желал бы прибавить и поляка), – после Бога и Его святой Церкви – идея Славянства должна быть высшею идеей, выше свободы, выше науки, выше просвещения, выше всякого земного блага».100

Ибо если славяне по каким бы то ни было причинам «не в состоянии выработать самобытной цивилизации, то есть стать на ступень развитого культурно-исторического типа – живого и деятельного органа человечества, то им ничего другого не остается, как распуститься, раствориться и обратиться в этнографический материал, в средство для достижения посторонних целей», уподобившись, скажем, финнам или татарам.101

99 Там же, с. 136.

Там же, с. 107 (выделено автором).

К этому Данилевский, будь он последователен, мог бы добавить, что, поскольку европейская цивилизация «угасает», неспособность славян сменить её на посту лидера в качестве «живого и деятельного органа человечества» означала бы катастрофу и для всего этого человечества. Оно просто впало бы в этом случае в беспросветное варварство. Ибо, кроме славянства, заменить европейскую цивилизацию некому. Тем более, что с Европой дело обстоит, по мнению Данилевского, плохо. Ей предстоит судьба Китая, т.е. смерть от старческой немощи и, похоже, уже очень скоро: «мысль, высказанная славянофилами о гниении Запада, кажется мне совершенно верною».102 Может ведь повториться то, что произошло после падения Римской империи. Даже хуже, потому что тогда, полтора тысячелетия назад, еще подавали признаки жизни Китай и Индия, еще жива была Византия. А сейчас мир просто превратился бы в ци– вилизационную пустыню. Короче говоря, славянский аргумент Данилевского много бы выиграл, если бы автор мог апеллировать к интересам человечества.Но он не мог. С его «органической» точки зрения, интересы человечества были, как мы уже знаем, абстракцией. Хотя бы просто потому, что жизнь человечества никак нельзя уподобить жизни индивида. Кто знает, когда вступило оно в пору зрелости и когда одряхлеет? Уже по этой причине никаких интересов человечества существовать не может. Допустим, борьба с исламским фундаментализмом, который угрожает всем «неверным» одинаково, – и в этом смысле может быть понята как интерес всего человечества, – дело пустое. Ибо «что же такое интерес человечества? Кем сознаваем он, кроме одного Бога, которому, следовательно, только и принадлежит ведение его дел».103 И потому для смертного никаких обязанностей по отношению к человечеству не существует. Зато «существуют особые обязанности не только к государству, но и к той высшей единице, которую мы называем культурно-историческим типом»104

Типов этих от начала истории Данилевский насчитал десять. Вот они: «1)египетский, 2)китайский, з)ассирийско-вавилоно-финикий-

Там же, с. 138.

Там же, с. 88.

ский, халдейский или древне-семитический, 4)индийский, 5)иран– ский, 6)еврейский, 7)греческий, 8)римский, 9)ново-семитический или аравийский, ю)германо-романский».105

Произвольность этой классификации ошеломляет. «Откуда взялось, – спрашивает, например, B.C. Соловьев, – целых три культур– но-историческихтипа для одного семитического племени, которое говорило и говорит на языках настолько близких друг к другу, что Ренан признает неточным даже самое выражение „семитические языки", так как существует, собственно, только один семитический язык?»106 Почему перечислено десять типов, а не больше и не меньше? Почему одни народы выделены в особые типы, а другие слиты в племена? Почему китайский тип у Данилевского наличествует, а японский нет? Почему был иранский тип и не было тюркского?

Тем более все это непонятно с точки зрения того, как сам Данилевский определяет свои типы: «племя или семейство языков, характеризуемое отдельным языком или группой языков довольно близких между собою – для того, чтобы сродство их ощущалось непосредственно».107 Я, к примеру, по собственному опыту знаю, что близость турецкого, узбекского, киргизского, балкарского языков ощущается вполне непосредственно. Как же в таком случае объяснить отсутствие в классификации Данилевского тюркского культурно-исторического типа? Но самое главное в другом: как объяснить включение в неё «романо-германскоготипа», если шведский и итальянский языки не имеют между собою не только непосредственной, но и вообще никакой близости? Точно так же, впрочем, как голландский с испанским или норвежский с португальским.

Между тем все эти прорехи в классификации Данилевского не просто очередной недосмотр автора, они опрокидывают всю его конструкцию, основанную, как мы уже знаем, на противопоставлении грядущего славянского культурно-исторического типа угасающему романо-германскому. Но если, согласно его собственному определению, никакого романо-германского типа существовать не может, то чему, собственно, должны идти на смену славяне?

Там же, с. 74.

у

B.C. Соловьев. Цит. соч., с. 368. Н.Я.Данилевский. Цит. соч., с. 77.

Самое странное во всей этой путанице, однако, вот что. Хотя значительная часть совершенно конкретных возражений против классификации Данилевского известна уже больше столетия, ни один из его наследников даже не попытался за все это время на них ответить, чтобы хоть как-то защитить своего ментора. Точнее единственным ответом были, говоря словами старинного романса, лишь «упреки, подозренья», а то и, как слышали мы от одного игумена, очень обидные обвинения, что возражающие смотрят на дело «глазами дьявола». По сути же – ни полслова. Почему бы это?

Гпава седьмая

Национальная идея ДеВаЛИСЬ

мусульманство

и буддизм? Но на прорехах в классификации культурно-исторических типов проблемы Данилевского не кончаются. Прежде всего типы, оказывается, не равны между собою. Одни богато одарены от природы, другие бедны, одни передовые, другие отсталые, а первые пять из них и вовсе ни на что не годны, не оставили потомству ничего, заслуживающего уважения, почти как финны или татары. «Всё было в них еще в смешении; религия, политика, культура, общественно-экономическая организация».108 В этом смысле египетский, китайский, вавилонский, индийский и иранский типы были лишь «культурами подготовительными».109 Презршельно раскассировав таким образом половину своего списка, Данилевский переходит к тем из них, которые хоть чего-нибудь да стоят. «Только религиозная деятельность еврейского народа осталась заветом его потомству... народ этот по справедливости называют богоизбранным... Подобно тому, как еврейская культура была исключительно религиозна, – тип эллинский был типом культурным и притом преимущественно художественно-культурным... Этому столь богато одаренному в культурном отношении народу недоставало ни экономического, ни политического, ни религиозного смысла».110

Там же. с. 401.

Там же.

Там же, с. 402.

По этой причине Данилевский называет евреев и эллинов «одноосновными типами», т.е. развивавшими только одну какую-либо основу человеческой культуры. Сюда же относятся и римляне: «Столь же односторонен, как еврейский и греческий культурно-исторические типы, был и тип римский, развивавший и осуществивший с успехом одну лишь политическую сторону человеческой деятельности».111 Наконец, вслед за всеми этими «одноосновными» типами возникает в истории Европа. Её Данилевский великодушно наделяет двумя «основами». Все-таки промышленность, наука. «По всем этим причинам должны мы установить за германо-романским культурно-историческим типом название двухосновного политико– культурного типа с преимущественно научным и промышленным характером культуры».112В отличие от римлян, однако, политического смысла у европейцев нет и в помине («политический демократизм» для Данилевского лишь «предвестник и орудие разложения».)113 Религиозного смысла, впрочем, у них, в отличие от евреев, как мы скоро увидим, нету тоже. Зато все это – и высшая политическая организация (т.е. самодержавная диктатура), и единственно истинное христианство («им досталось хранение религиозной истины»)114 в дополнение к передовой промышленности и самобытной науке есть – или непременно будет – у славян. Поэтому «славянский тип будет первым полным четырехосновным культурно-историческим типом».115

Такова иерархия типов Данилевского. Прорех в ней, увы, еще больше, чем в его классификации. Ну, прежде всего, куда девался тип № 9 «новосемитический или аравийский» (в просторечии мусульманство)? Какие стороны человеческой деятельности развивал он и сколько у него «основ»? Хронологически он прямо предшествовал европейскому и потому его нельзя просто раскассировать, подобно китайскому или индийскому, но, с другой стороны, и сказать о мусульманстве Данилевскому нечего. Поэтому в иерархии типов

Там же, с. 404.

Там же. с. 407 (выделено автором).

Там же, с. 406.

Там же, с. 409.

оно попросту отсутствует. Не менее поразительно, что отсутствует и буддизм. На эту странную прореху обратил внимание еще Соловьев.

И она тем более существенна, что опровергает один из главных «законов» Данилевского, который гласит: «Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа».116 На это B.C. Соловьев резонно возразил, что Индия, занимающая самую низшую ступень в иерархии типов Данилевского и ничего, стало быть, потомству не оставившая, «передала высшее выражение своей духовной культуры – буддизм – множеству народов другого времени и другого типа, передала не как... почвенное „удобрение", а как верховное определяющее начало их цивилизации... Религия – индийская по своему происхождению, но с универсальным содержанием и не только вышедшая за пределы индийского культурно-исторического типа, но почти совсем исчезнувшая в Индии, зато глубоко и всесторонне усвоенная народами монгольской расы, не имеющими в других отношениях ничего общего с индусами, – религия, которая создала такую своеобразную местную культуру, как тибетская... и исповедуется пятью– или шестьюстами миллионами людей, рассеянных от Цейлона до Сибири и от Непала до Калифорнии, – вот колоссальное фактическое опровержение всей теории Данилевского».117

Глава седьмая

Национальная идея

Iирдыил Аналогичная неувязка получилась у Данилевского и с евреями. Следуя своему

«закону», он, естественно, настаивает, что «евреи не передали своей культуры ни одному из окружавших или одновременно живших с ними народов».118 Но ведь любой студент поставил бы его в тупик простейшим вопросом: как быть с Библией? Ни у Данилевского, ни у его наследников ответа на этот вопрос (так же, впрочем, как и на вопросы о мусульманстве или буддизме) нету. Ответил на него опять же Соловьев. «Религиозное свое начало евреи несомненно передали, с одной стороны, через христианство, грекам и римля-

Там же, с. 83.

B.C. Соловьев. Цит. соч., с. 369.

Н.Я.Данилевский. Цит. соч., с. 79.

нам, романо-германцам и славянам, а с другой, через посредство мусульманства, арабам, персам и тюркским племенам. Или и Библию нужно считать лишь почвенным удобрением?»119

И вообще, как случилось, что отсталый «одноосновной» народ сумел выработать универсальное вероисповедание, тогда как передовое «четырехосновное» славянское племя лишь заимствовало (причем, вопреки «закону» Данилевского) своё исповедание из чужого, греческого культурно-исторического типа?

Но все эти частные вопросы, на которые мы так, боюсь, никогда и не услышим ответов от наследников Данилевского, бледнеют перед самым важным пороком его теории, перед её племенной языческой гордыней. В конце концов всё, что попытался сделать Данилевский, это прикрыть наспех сооруженной теоретической схемой языческую ненависть к «не нашим». Все они без исключения – протестанты, католики, мусульмане, буддисты – все живут во лжи, одни мы монопольные обладатели абсолютной истины. И потому наша племенная миссия – крестовый поход против носителей лжи. Тем более, что увенчать её суждено кресту на Св. Софии. Мог ли не почувствовать этой гордыни Соловьев? Вот что писал он по этому поводу.

«Признавая протестантство отрицанием религии вообще, а католичество – „продуктом лжи, гордости и невежества" , Данилевский отождествляет христианство исключительное греко-российским исповеданием, которое и является таким образом единственным адекватным выражением абсолютной истины. А вместе с тем это исповедание признается специально просветительным началом одного русско-славянского культурно-исторического типа и в этом качестве не допускается передача его другим типам. Но с этим падает все воззрение Данилевского. Ибо тогда вместо десяти... культурных типов человечество должно делиться только на две безусловно несоизмеримые половины: с одной стороны, православный славянский мир, обладающий исключительным преимуществом абсолютной истины, а с другой, – все прочие племена и народы, осужденные пребывать в разных формах лжи. Перед этой безусловной противоположностью между истиною и ложью исчезают все относительные различия культурных типов, ибо,

B.C. Соловьев, цит. соч., с. 370.

как напоминает нам сам Данилевский, „отличие истины от лжи бесконечно"».120

Читатель не посетует, надеюсь, что так обширно цитируя Соловьева, я втянул его в этот длинный и на первый взгляд схоластический, а на самомделе вполне политический спор.Ужесли Константин Леонтьев, независимость мысли которого легендарна, признавался, что Соловьев был единственным в его время писателем, подчинявшим себе порою его ум, то нам и подавно не грех учиться у величайшего из русских политических мыслителей. Завершу поэтому критический разбор теории Данилевского еще одним замечанием Соловьева. «Идея племенных и народных делений, – говорил он, – столь же мало, как и юлианский календарь, принадлежит русской изобретательности. Со времен вавилонского столпотворения мысль и жизнь всех народов имели в основе своей эту идею национальной исключительности. Но европейское сознание, в особенности благодаря христианству, возвысилось решительно над этим, по преимуществу языческим началом и, несмотря даже на позднейшую националистическую реакцию, никогда не отрекалось вполне от высшей идеи единого человечества. Схватиться за низший, на 2000 лет опереженный человеческим сознанием языческий принцип, суждено было лишь русскому уму».121

Глава седьмая Национальная идея

с нами ьог! » Нет надобности, по-видимому, мнржить примеры отступлений Данилевского от научной корректности, христианского мировосприятия и даже элементарной логики. Искусственность его схемы очевидна. И с исторической, и с философской, и с религиозной точек зрения она не выдерживает даже первого прикосновения серьезного анализа. С такими «открытиями» автор не защитил бы диссертацию ни в одном уважающем себя университете. Уж слишком многим общеизвестным факсам противоречат его «законы» И слишком прозрачно, что скон-

Там же, с. 374-375 (выделено автором).

«Вперед,

Там же, с. 354.

струированы они были с одной-единственной целью – теоретически оправдать императивность конфронтации с Европой.

Вытекала эта императивность, по мнению Данилевского, уже просто из того, как и сам он нечаянно однажды проговорился, что «экспансивная сила России больше, чем у европейских государств».122 Если и могла она, начиная с Петра, играть роль одной из великих держав Европы, то «не иначе как скорчиваясь, съеживаясь, не давая простора своим естественным стремлениям, отклоняясь от совершения своих судеб».123 Другими словами, Петр замкнул её в европейский «барак», как скажет один из наследников ментора. Время, считает Данилевский, эту клетку ломать. Время дать простор своим «естественным стремлениям», своей «экспансивной силе». И если означает это войну с Европой за свое славянское «дополнение», то что ж, «есть нечто гораздо худшее войны, отчего война может служить лекарством».124

Лекарством, конечно, было именно это славянское «дополнение» и добиться его поэтому есть для России вопрос жизни и смерти, её «историческое предназначение». Не исполнив его, «не сделавшись представительницею славянского мира, [Россия], конечно, лишится через это исторической цели своего существования, представит миру жалкий образец исторического недоросля в громадных размерах», лишенного «внутреннего смысла и содержания».125 Больше того,

«если Россия не поймет своего назначения, её неминуемо постигнет участь всего устарелого, лишнего, ненужного... потерявшей причину своего бытия, свою жизненную сущность, свою идею, [ей] ничего не останется, как бесславно доживоть свой жалкий век, перегнивать как исторический хлам, лишенный смысла и значения, или образовать безжизненную массу, так сказать, неодухотворенного тела... распуститься в этнографический материал... даже не оставив после себя живого следа».126

Для того ведь и создавалась теория культурно-исторических типов, чтобы предотвратить столь страшный конец России.

Н.Я.Данилевский. Цит. соч., с. 339"34°-

Там же, с. 339.

Там же, с. 370.

Там же, с. 341.

Немногие из наследников Данилевского в XIX веке оказались честны перед собою и читателями, открыто признавая, в чем был смысл его теории. Как признал, например, в 1888 году К.Н. Бесту– жев-Рюмин, «тесно жить в бараках, душа рвется на простор. Такой простор, такая историческая ширь открывается только кровавой борьбой. Страшно произнести это слово в наш слабонервный век, но произнести его надобно и надо готовиться к его осуществлению».127 Во имя чего нужна кровавая эта борьба? Бестужев-Рюмин не отшатывается и от этого вопроса: «славянская федерация мыслима только под главенством России. Осуществление же её возможно лишь по решению вопроса о Царьграде».128Понятно теперь, в чем коренилась единодушная решимость российской элиты в роковом июле 1914-го ввязаться в войнуза Константинополь? «Славяне, – говорил Данилевский, – как бы предчувствуя его и свое величие, назвали его Царьград. Это имя и по своему смыслу, и по тому, что оно славянское, есть будущее название этого города».129 Короче, вперед на Царьград, с нами Бог!