Текст книги "Кроваво-красный (СИ)"
Автор книги: Ulgar Ridt
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 52 страниц)
Глава 73
По каменным стенам стекала кровь. Густо-алые струйки бежали по серым камням и собирались на полу в стыках старых плит. Сапоги мокли от нее, но он не перешагивал их, зная об их иллюзорности и стремясь отгородиться от нее – хотя бы ненадолго, на ближайшие часы, которые ему предстоит провести в окружении остатков Черной Руки. Одно из последних для него собраний обещало быть коротким, если все пойдет по плану.
Матье Белламон почти нежно провел пальцами по корешку аккуратно подшитых листов пергамента и прикрыл глаза, позволяя себе ненадолго провалиться в темноту, где единственным звуком был ласковый шепот матушки. Она довольна им. Он все сделал как надо. Сейчас, когда дело почти завершено, он почти с удовольствием признавал правоту Лашанса, назначившего полукровку душителем. Бесполезное на вид создание, которому прочили сдохнуть через пару месяцев, оказалась весьма способной и везучей. Без проблем она избавилась от двух Спикеров и душителей, вбитая жизнью осторожность уберегла ее от внимания стражи и, насколько Матье знал, спасала до сих пор: вчера Шализ нашли со стрелой между глаз. Слушатель, уже два дня чуявший ее смерть, покинул форт Вариэл первым, бросив напоследок Аркуэн, что отдает ей право распоряжаться до его возвращения.
Он не вернется, если все пойдет по плану. Терис знает, где он живет, и все в его доме будет отравлено к тому дню, когда он, серый и ничего не видящий от физически ощутимого чувства потери, придет с похорон своего душителя. И тогда власть в Братстве перейдет в руки Аркуэн, которая сделает все, чтобы отомстить за своего наставника. И не только она будет жаждать мести.
Матье остановился у двери и постучал не сразу, вопреки своим мыслям все еще чувствуя незримое присутствие Алвала Увани. Он не любил приходить к нему больше, чем к кому бы то ни было. Красные как угли глаза данмера всегда горели каким-то нечеловеческим знанием. И его выдержки с трудом хватало, чтобы не отводить взгляд и не показывать волнения. Казалось, что он узнает все, если посмотрит лишнее мгновение, по глазам, по дыханию и движениям разгадает все его планы и пустит по следу своих ищеек. И даже теперь, когда данмер обрел покой в Пустоте, войти в его кабинет без содрогания было тяжело.
Банус Алор поднял голову, и на долю секунды взгляд алых глаз заставил Матье почувствовать себя неуютно. Новый Спикер, хоть и не связанный с Банусом Алором кровным родством, легко мой сойти за его сына. Сходство усиливала и черная роба, превращавшая всех членов Черной Руки в безликих теней, и то, что молодой данмер подражал своему наставнику во всем и не скрывал своего подражания.
– Садись, – он указал на кресло напротив стола и механическим, неживым движением отодвинул от себя книгу.
Скрип кожаной обивки стал единственным звуком, нарушившим тишину с того момента, как бретонец переступил порог кабинета. Он лишь благодарно кивнул и скорбно склонил голову, не тревожа старого друга пустыми вопросами о его состоянии и предоставляя ему возможность заговорить самому. Данмеру нуждался в этом, и Матье знал, что он единственный, с кем он позволит себе быть откровенным. Аркуэн, хоть и высоко ценившая душителя Алвала Увани, не сближалась с ним, Белезарис Ариус, несмотря на почтенный возраст, не пользовался у Бануса Алора уважением, а Лашанс… Что до него, то имперец заходил к новоиспеченному Спикеру еще вчера, но Матье знал, должно пройти немало времени, прежде чем данмер изменит свое отношение к тому, кто изрядно запятнал свою репутацию и стоял в опасной близости от обвинения в предательстве. И этого времени у него не будет.
– Рад, что ты пришел. – Данмер молчал бесконечно долго, прежде чем заговорить, но его слова звучали искренне. – Я должен завтра вернуться в Лейавин. Нужно встретиться с торговцем и закупить лекарств. У нас двое раненых, причем один алхимик. И убили лошадь Темной Чешуи. Придется отправлять кого-то в Чейдинхолл, больше таких негде достать. И нужен новый мастер оружейник. Ж`Виир почти ослеп, а его подмастерье убили зимой. – Банус Алор потер переносицу и устало прикрыл остекленевшие глаза, через силу заставляя себя озвучить тяжелую мысль, отгораживаться от которой вечно он не мог. – Мне нужен душитель.
– Ллатис?
И без того пепельно-серое лицо Спикера стало похожим на скорбный лик гранитного изваяния у входа в склеп, и Матье понял, что вопрос попал в цель.
Личные привязанности, как бы члены Черной Руки ни стремились их скрыть, подчас играли большую роль, чем здравый смысл. Данмерка, чьи таланты высоко ценил покойный Алвал Увани, никогда не станет душителем. Сейчас, когда членов Черной Руки убивают одного за другим, Банус Алор не станет ей рисковать.
– Темная Чешуя работает девять лет. – Бесстрастный тон, перенятый от наставника, вызвал у бретонца неприятный холод, – Он темный ящер и предан Братству. Ллатис представляет ценность как маг, неплохо справится с управлением убежищем... но нет. Он подходит больше.
– Я понимаю. Хорошо, когда есть выбор и не приходится брать душителем первого попавшегося убийцу… – Матье сжал пальцы, и листья пергамента отозвались шорохом.
– Что это у тебя? – Банус Алор приоткрыл глаза, ожидаемо не оставив без внимания ни шорох, ни фразу, почти не скрывавшую очевидного намека.
Матье вздохнул, позволяя себе нервно смять листы.
– Я… говорил с некоторыми информаторами. Неприятные новости. – Матье встретился глазами со Спикером и не отвел взгляда. Банус Алор, как бы ни стремился походить на своего наставника, прожил слишком мало, чтобы обрести способность видеть собеседника насквозь. Сейчас он смотрел так же пристально, ловя каждую интонацию и жест, каждый неровный вдох, и, сам того не ведая, послушно следовал по проложенному для него пути сомнений и страхов.
– Я идиот. Я должен был все сказать Слушателю, но он уехал. Сейчас Аркуэн вместо него и… – Матье провел рукой по лицу, убирая со лба волосы, и рывком поднялся, делая шаг к столу. – Скамп… Прочитай. У тебя… больше прав предъявить обвинения, чем у меня. Алвал Увани был твоим наставником.
Когда исписанные разным почерком листы оказались на столе, окружающий мир перестал существовать для данмера. Матье знал, что он не сойдет с места, прежде чем прочтет все отчеты. Закрывая дверь, он вновь услышал смех матери и почувствовал прикосновение сухой костлявой руки к своему плечу. Она гордилась им.
В просторном холле было пусто. За последние дни он привык к этой пустоте. Черная Рука теперь держалась вместе, но такое соседство нисколько не сплотило убийц. Напротив, Спикеры избегали встреч, стремясь занять себя чем угодно, только не общением друг с другом. Белезарис Ариус, знавший о собственной незначительности в глазах остальных, упорно изучал книги, как будто бы надеясь, что это сколько-то ему поможет. Лашанс последние дни пропадал в глубинах форта, приводя в порядок давно поднятых им скелетов стражей. Матье знал, что он не задержался бы ни на день, если бы имел хоть какое-то представление о том, где искать своего душителя. Но еще день-два, и он сорвется, наплевав и на приказ Слушателя не покидать форт, и на то, что искать одну полукровку в Сиродииле – бессмысленная задача.
Матье улыбнулся своим мыслям, почти слыша, как шелестит страницами отчетов Банус Алор в своем кабинете. У Лашанса не будет нескольких дней, чтобы сбежать, все закончится раньше. И, даже если вдруг он прямо сейчас сорвется с места, он не уйдет далеко.
В огромном тускло освещенном зале осталась только Аркуэн. Место Слушателя за общим столом шло ей, как шли платья из темно-зеленого сукна, янтарь, золото и изумруды. На кресле с высокой спинкой она сидела как на троне, сверху вниз глядя на своих собратьев, и в ее взгляде было куда больше власти, чем во всех пламенных речах Анголима. Она стала бы лучшим Слушателем, если бы Братство ждало будущее.
– Добрый вечер, Спикер. – Матье склонил голову, и альтмерка ответила кивком.
– Ты рано. Надеюсь, за последние два часа ничего не случилось? – В ее усталой усмешке таилась тревога, и Матье поспешил жестом уверить ее, что все спокойно.
Ей нельзя волноваться. Смерти собратьев, связанных с ней кровью, изматывали ее так же сильно, как гнет вечной ответственности за своих людей.
– Прекрасно. – Она вернулась к разложенным перед ней отчетам, – Мне хватает и этого. Еще пятеро убиты легионерами, от троих нет вестей. А у нас два новых Спикера и предвидится четыре новых душителя… Ситис, дай мне терпения…
Матье промолчал. Он не смел проронить ни слова сочувствия, ни слова лести. Сейчас, когда альтмерка пребывала не в духе, и то и другое могло вывести ее из себя. И он боялся. Боялся не стать жертвой ее гнева, а нарушить ее и без того хрупкое душевное равновесие. Слишком многое свалилось на нее в последние месяцы, чтобы тревожить ее хоть одним неосторожным словом.
«Убить их всех». – Напоминала мать, вновь касаясь его плеча сухой рукой, и он чувствовал, как ее пергаментно тонкая кожа натягивалась на костяшках неестественно длинных ломких пальцев.
Пять минут. Еще три минуты, и Банус Алор дочитает отчеты информаторов, и его жажда мести найдет своего адресата. Если ему хватит самообладания явиться в общий зал и перед лицом остальных выдвинуть обвинения, то крови будет много. Лашанс не сдастся без боя, и мать хочет именно этого – увидеть, как Черная Рука уничтожает сама себя. И Аркуэн станет одной из тех, кого загнанный в угол предатель не станет жалеть…
– Ты не болен? – Голос Аркуэн развеял шепот матери, и из заволакивающей глаза темноты выплыло ее лицо – восковая желтизна кожи, тусклый блеск усталых глаз и след от ожога, который так и не удалось вывести до конца.
"Убить всех. Убить ее..."
В коридоре висела тишина, продлевая мучительное ожидание и вскармливая сомнения. Неловкое покачивание головой вместо ответа, опущенный взгляд – он так и не смог проронить ни слова, боясь, что ответит матери, а не Спикеру.
Убить их всех. Всех, кроме нее. Не так, не сейчас… Ее нужно во что бы то ни стало забрать в Анвилл.
«Убей ее!» – Мать впилась в плечо иссохшими пальцами и шипела, почти касаясь уха прилипшими к зубам губами. – "Молчи и убей ее сейчас!"
– Со мной все хорошо. Я...волнуюсь за вас. – Он заговорил вопреки приказу матери молчать и ее недовольству, ледяной волной нахлынувшей на него из тех темных глубин сознания, где продолжала жить ее душа. – Я вижу, что вам тяжело. Если... Если все станет плохо...
Мать кричала, но ее напор был бессилен перед слишком яркими, греющими душу видениями. Он заберет ее с собой, и мать смирится с этим. В сумраке подвала темно, толстые стены надежно укрывают от враждебного мира, есть свечи и есть колба с вязкой зеленью, которая спасет их всех, если за ними придут.
– Приезжайте в Анвил. Мой отец был смотрителем маяка. Я...я живу там, когда возвращаюсь в город. Если... Если будете там, я буду рад вас видеть... И там безопаснее...
Мать рвала его пальцами, и он видел, как с пожелтевших костей слезала кожа. Ее крик обратился в яд и разъедал изнутри, но он терпел: помогал выдержать внезапно потеплевший и смягчившийся взгляд Спикера.
Она была живой и более реальной, чем мать, не способная вырваться из его головы, и каждое ее слово или жест имели большую власть. Одно ее слово – и он остановится. Он не позволит грядущей бойне начаться в зале и, когда все закончится и мать будет отомщена, будет служить ей. Только одно слово...
Она не ответила, вдруг вскинув взгляд поверх его головы и подавшись вперед. Безупречную ясность мысли отравила ее тревога, и звук, донесшийся до слуха, сломал казавшуюся непоколебимой решимость.
Звук шагов, почти неслышных, если бы не хромота того, кто услышал их разговор.
Он замер, не смея шевельнуться и не имя сил сопротивляться матери, вернувшейся оттуда, куда мгновение назад загнала ее его ненадолго обретшая силу воля.
Мать пронзительно хохотала, колотя покрытыми обрывками кожи руками в стены в своем исступленном веселье. Мать смеялась над ним и над его слабостью, давая сполна ощутить, чего стоило его мысленное отречение от нее.
И он вновь не смел ей возражать. Не сейчас, когда он почти видел, как в голове Лашанса складываются воедино воспоминания о давнем контракте и услышанное сейчас. Он помнил маяк. Он помнил женщину, которой отрубил голову и мальчишку, которого оставил в живых. Теперь он знает все, и единственным, чего ему не хватает – это его дневника и иссохшей головы матери.
Он встал, шатаясь и с трудом делая шаги. Если Аркуэн и говорила что-то, он уже не слышал.
Догнать предателя и убить. Банус Алор дочитал отчет
Аркуэн что-то говорила, но он не слышал. Слух был полон визгливого хохота матери, и забившееся в угол сознание отчаянно пыталось найти выход.
Бежать следом. Бежать и надеяться, что Банус Алор выйдет навстречу. Вдвоем они справятся с предателем, и так будет лучше. Он едва ли выживет, но Аркуэн останется в безопасном месте.
Темные стены коридора давили, пол скользил под ногами, и страх лишал возможности чувствовать течение времени. Он знал, что шел – невыносимо медленно, как во сне, и так же медленно долетали глухие звуки.
Темнота почти полностью захлестнула его, когда в плечо ударила тяжелая дверь и рука – живая, осязаемая, впилась в его запястье.
Он невидяще смотрел на серое лицо Бануса Алора, раскрашенное полосой крови. Его крови, льющейся из разбитого лба, от которого данмер отнял ладонь. Он что-то говорил, и Матье не разбирал слов, пока от окровавленной руки Спикера не оторвался огненный шар, и свет не выхватил из темноты очертания двух мертвых стражей. Пламя объяло их, и запах жженых костей ударил в ноздри, окончательно возвращая ощущение собственного существования в мире, где все пошло не так, как должно было.
– Он... Он успел раньше... – Банус Алор распрямился, рукавом стирая со лба кровь. Он хотел сказать еще что-то, но промолчал, с бессилием глядя на горящих, но еще стоящих на ногах скелетов. Они не нападали, только преграждали путь, лишая их драгоценных минут, и Матье знал, что сейчас данмер корит себя за то, что не пустил в ход оружие и за то, что оказался слабее своего противника. Он подвел своего наставника, и чувство вины, собственного унижения и желания поквитаться слишком сильно, чтобы задаться мыслью, почему Лашанс не перерезал ему глотку.
***
Пасмурное небо над Бравиллом темнело, роняя мелкую изморось. Тяжелый и густой воздух пах сыростью, плесенью и приторными болотными травами, проросшими в канавах у стен города, и от этих запахов полукровку клонило в сон. Этот город не подарил ей ни одного светлого воспоминания. Старый извращенец, от которого она сбежала в первый же день работы, притоны, где приходилось ночевать в особо безденежные времена, три дня в сырой тюрьме и чуть не добившая ее лихорадка. И теперь – еще один сырой и душный вечер, обязанный стать последним для очередной ее жертвы.
Терис чувствовала, как от нехватки свежего воздуха начинает кружиться голова, и не прятала лицо под капюшон, позволяя дождю капать на лоб и щурясь, когда капли воды сбегали вниз. Ее начинало знобить от тошнотворной тревоги.
Последний контракт. Босмер Гвинас, опасный, как и все предыдущие жертвы, и она сделает все, чтобы не встретиться с ним. Взломает замок и выльет остатки яда в кувшин для воды. Или смажет им края чашки. Это не займет много времени; когда все будет сделано, она покинет его дом и дождется вестей о смерти своей жертвы.
Мысль о том, что скоро все закончится, ни капли не грела. Будущее, ранее определенное необходимостью выполнять контракты, теперь виделось мрачным и туманным, как тени в переулках. Жизнь босмера оборвется так же, как и жизни тех, кто был до него, и она будет свободна – свободна и абсолютно одинока.
За недели, минувшие с ее разговора с Тилмо, она не видела никого, кто мог бы иметь отношение к Братству. Ее никто не искал и не передавал посланий. Легионеры, иногда попадавшиеся ей на пути, не обращали на нее внимания, и их слепота иногда порождала веру в то, что она уже умерла и призраком бродит среди живых, иногда забирая с собой тех, чей час уже настал. Даже то, как сонные трактирщики принимали от нее плату за ночлег, не спасало от этого чувства, и единственным, убеждавшим ее в собственном существовании, оставалась способность чувствовать запах болота, головную боль и страх. Страх за Спикера, старательно гонимый тысячами объяснений, с каждым разом терявшими свою силу.
Он побывал в Морровинде и теперь находится где-то в Сиродииле, предупрежденный Черной Рукой о том, что возвращаться ему некуда. Где именно – Тилмо не сказал, поскольку едва ли знал сам, и оставались только домыслы, подпитываемые знанием о том, как Черная Рука относится к Спикеру запятнанного позором убежища. Если они решат избавиться от нового командора Легиона, то поручат это ему. Если заподозрят его в чем-то, то убьют на месте, не растрачиваясь на поиски виновного. Неизвестность была полна отчаяния и надежды, рожденной услышанными от кого-то словами о том, что все в Черной Руке связаны и чувствуют смерть друг друга. если так, то он еще жив, а чувство безысходности и тоски – лишь порождения ее усталости и одиночества, которые рано или поздно закончатся. Если бы не приказ как можно скорее покончить со всеми четырьмя жертвами, она давно бы оставила контракты и искала его. Останавливало только давно усвоенное понимание того, что так она скорее навредит, чем поможет. Душитель, нарушивший приказ – отличный повод для Черной Руки избавиться от лашанса.
Дом Гвинаса приближался, но убийца уже не заставляла себя сосредоточиться, зная наперед, что хозяина нет дома, и замок она откроет ключом, изготовленным ей одним из местных воров. Изжелта-бледный и почти слепой, он казался таким же призраком, каким стала она, и встреча с ним в местном притоне казалась частью тяжелого и душного сна, которые обычно дарили ночь в этом городе. Стража, безразличная почти ко всему в этом городе, если и увидит ее, то не обратит никакого внимания или решит, что к босмеру приехала его родственница. Потом она так же тихо уйдет, заперев дверь, и хозяин не узнает, что в доме побывал чужак.
Ключ повернулся в замке мягко, с приятным глухим щелчком, свидетельствующим о мастерстве полуслепого вора.
Едва слышный звук натянувшейся и лопнувшей под ногой нити заставил замереть на месте. Несколько бесконечно долгих мгновений прошли в тишине, и полукровка с облегчением выдохнула, вспомнив о нитках, которые в приюте некоторые дети натягивали на свои сундучки, опасаясь за их содержимое. Она без труда натянет эту нитку, когда закончит свои дела в доме.
Двухэтажный дом Гвинаса, видимо, считался одним из лучших в городе. Внутри почти не пахло плесенью, чистый пол не отсырел, и лестница на второй этаж почти не скрипела под ногами.
Как Терис и надеялась, босмер имел привычку держать кувшин и чашку с водой около кровати. Зеленоватые капли яда беззвучно упали на дно кувшина и обволокли край чашки незаметной глазу пленкой. Этого хватит для того, чтобы хозяин дома не проснулся следующим утром. Обычная смерть во сне. Явление нечастое в его возрасте, но если кого-то это и насторожит, она к тому времени поспешит убраться из города как можно дальше и, свободная от контрактов, начать свои поиски.
Она сделала шаг к двери, когда в замке повернулся ключ. Короткий глухой щелчок, скрип петель и тишина, заставившая Терис задержать дыхание.
Тишина была страшнее его шагов, шороха сырого плаща и треска поленьев в камине. Он вернулся и сейчас стоял на пороге, глядя на порванную белую нить и зная, что кто-то побывал в доме. И, не двигаясь с места, он ловил каждый звук.
Терис бесшумно втянула воздух. Не поворачивая головы, перевела взгляд на окно. Слишком крепкое, чтобы выбить. Запертое на замок.
Сердце забилось болезненно и тяжело, и полукровка стиснула зубы, не позволяя дыханию сбиться. Не в первый раз у нее проблемы. Были наемники Умбакано, было бегство от стражи Лейавина, было...много такого, что чудом не прикончило ее и позволило дожить до этого дня. И сейчас можно прорваться: пальцы уже сомкнулись на рукояти кинжала, и клинок медленно, дюйм за дюймом выскальзывает из ножен.
Короткий едва слышный скрип кожаных креплений ножен. Мгновение тишины.
Терис в два прыжка оказалась в коридоре. Почти не видя нападавшего, ушла от острого блеска стали в его руках, ударила сама. Короткое шипение босмера сообщило об удаче – насмешливо изменчивой и неверной. Стальные пальцы сомкнулись на ее запястье, выворачивая, и пальцы предательски разжались, выпуская кинжал. Удар ногой пришелся в пустоту, свободная рука оцарапала воздух. Чудовищной силы удар пришелся под ребра, ослепляя болью и лишая возможности вдохнуть. Тело швырнуло обо что-то твердое, и под каблуком, опустившимся на руку, хрустнула кость.
Терис не могла кричать, не могла думать и видеть – только свернуться на полу, пытаясь дышать. Что-то внутри разрывалось от боли, но легкие, слипшиеся от удара об пол, еще работали, продлевая мгновения жизни, которую ей зачем-то оставили. Все равно, зачем. Дышать... Просто дышать и надеяться, что зрение и способность двигаться вернутся раньше, чем босмер добьет ее.
Зрение возвращалось по каплям. Серый пол, пальцы собственной неподвижной руки, прижатой к груди, капли крови на сапогах босмера. Не шевелиться. Прилипнуть к полу и старательно дышать, пока он позволяет...
– Слабовато для душителя. – Издалека долетели его слова, и их смысл не сразу дошел до полукровки.
Душитель. Он в курсе, кто она. Сдаст ее страже и ее казнят, если она не оправдается. Ей нечем оправдываться. Ее убьют. В этот раз Спикер не окажется рядом, и сама она не сбежит. Не от стражи.
Страх перед смертью заставлял пытаться ползти, но тело не слышалось, парализованное болью. Тошнота подкатила к горлу, и полукровка сплюнула на пол кровь.
– Я знал, что за всем стоит Лашанс, но не думал, что последние убийства – твоих рук дело. Алвал Увани и Ж`Гаста... Кто бы мог подумать.
Холод пополз по спине и разлился в голове, замораживая боль.
Спикеры Черной Руки. Убийства. Бессмыслица... Она убивала, кого приказал Лашанс. Его почерк... Тилмо в Братстве недавно. Ее жертв звали иначе. Один был из Мораг Тонг, она знала это...
Она мотнула головой, не в силах выдавить что-то кроме хрипа.
Ошибка. Она не справилась бы со Спикерами. Не так легко...
– Хочешь сказать, что ты не знала, кого убиваешь? – Носок сапога несильно ткнул ее в плечо, переворачивая на спину. Босмер средних лет смотрел на нее сверху вниз, и взгляд его раскосых зеленых глаз убивал всякую надежду.
Надежду выйти живой.
Надежду на то, что он ошибается.
– Не утруждайся. – В ответ на ее хрип он почти заботливо коснулся ее плеча, наклонившись. – Я знаю, что ты хотела бы сказать. Что тебе дали контракт и ты его выполнила. Что это были другие люди и что ты ничего не знала. Я Слушатель, мне такое говорили много раз, поверь. Может быть, они даже не лгали. Может, тебя Лашанс тоже использовал, как и их. Это не имеет никакого значения. Ты убила Алвала Увани, Ж`Гасту, Хавилстена и Шализ. Смерти одного было бы достаточно, чтобы убить тебя. И мы тебя убьем. Нет, не смотри так. Не сейчас и не так быстро, как тебе бы хотелось. Я заберу тебя в форт Вариэл, и там вы оба ответите по закону.
Он говорил еще, но его слова растворялись в звенящей тишине, наполнившей сознание Терис.
Он прав. Она убивала своих. Как Корнелий, как Марта и Николас, свято верившие в подлинность выданных им контрактов.
Она могла бы повторить то же, что и они. Про почерк, про печать и добавить, что приказы были неотложные и что она не могла подвести Спикера. Это не спасло бы ее и вбило бы еще один гвоздь в крышку его гроба.
– Не... его... – Хрип наконец сложился в слова, и Терис, сплюнув кровь, вдохнула еще раз. – Не было контрактов. Я...сама.
– Вот как? Что-то совершенно новое. – Слушатель придвинул табурет и сел. Его широкоскулое лицо оставалось непроницаемым, но взгляд выдавал интерес. Интерес человека, впервые за долгое время увидевшего нечто, способное его удивить.
– Я...ненавижу вас... Очищение... – Еще один вдох. Пара фраз – и все закончится. Она проживет еще немного и умрет. Умрет одна. – Я...хотела отомстить. Это...за Альгу и Винсента...и остальных. Вы...вы виноваты.
Анголим молчал, смотря на нее глазами, вдруг утратившими всякое выражение, и она не смела отводить взгляда от его лица, боясь упустить его ответ. Дышать стало легче: ложь рождала надежду, дававшую сил. Если он поверит, то Спикера не тронут. А он...он найдет настоящего предателя. Ее тогда уже не будет, но это неважно. Винсент счел бы это правильным.
Терис не шевельнулась, когда Слушатель наклонился к ней и почти заботливо стер краем ее сбившегося капюшона кровь с ее губ и заправил за ухо выбившуюся прядь волос.
– Весьма неожиданно. Признаюсь, ты меня удивила. Месть за убежище... Ты, конечно, знаешь, что за это тебя убьют, и признаешься. – Слушатель откинулся, прислонившись к стене. – Видимо, ты очень...к нему привязана, если готова взять вину на себя. И знаешь что? Я тебе поверю. Правда, почему бы и нет? Они стали твоей семьей, а мы приняли решение убить их. Алвал Увани убил Альгу. До Аркуэн ты просто не добралась... Все вполне логично. – Он вновь взглянул на нее, и невеселая улыбка скользнула по его губам. – Вот только Лашанса это не спасет. Он ведь в ответе за тебя. Вы все равно умрете оба.
Выхода нет. Совсем. Никакого. Отчаяние теперь вместо надежды глушило боль, заставляло забыть о сломанной руке и о том, что ей нужно нормально дышать, чтобы далеко уйти. Здравый смысл умер в ней давно, и отсутствие надежды на милость Слушателя лишало смысла саму идею думать прежде, чем действовать.
Она поднялась рывком, не чувствуя и боли. Неведомым усилием бросила ослабевшее тело к лестнице и, когда руки Слушателя обхватили ее, сделала шаг.
Мир перевернулся несколько раз, превратившись в калейдоскоп серости и сумрака, что-то хрустнуло дважды и один раз бок прострелила боль. Пол у подножия лестницы принял ее ударом в голову, и мир вновь сузился до темноты перед глазами, боли и отчаяния.
Бежать. Срочно бежать отсюда. Форт Вариэл. Карты. Она сможет... Она убила Спикеров и убьет еще, если понадобится. Устроит побег. Что угодно.
Почти вслепую она выползла из-под прижимавшей ее к полу тяжести, не сразу осознав, что это Анголим. Он не шевелился, и это давало возможность уйти.
Сплевывая кровь, полукровка поднялась на ноги и тяжело прислонилась к стене. Что-то в животе и груди болело до тошноты, сгибая пополам, сломанная рука висела плетью, но у нее еще хватало сил убеждать себя, что она быстро вылечится. Пара сильных зелий – и уже завтра она будет в порядке.
Терис сорвала со стола скатерть и насколько могла туго обмоталась ей. Боль не стихла, но стоять прямо стало немного проще. Все не так страшно. Маттиас бил сильнее.
С трудом наклонившись, она подобрала выпавший из руки Анголима кинжал и почти равнодушно вытерла его от крови и только убирая его в ножны, задалась вопросом, откуда она взялась.
Ответ нашелся быстро, и от него желание убраться стало только сильнее, как и чувство полной и неразрешимой безысходности. Разбитая голова Анголима и его неестественно свернутая шея не оставляли смысла проверять пульс и звать на помощь.
Оставалось только бежать. Собрав все силы, выпрямиться и запахнуть плащ, пряча под ним белизну заменившей бинты скатерти. Не думать о тех, кто уже мертв и кого не вернуть ни из Пустоты, ни из других мест, куда они могли попасть после того, как она отняла их жизни. По собственной чудовищной ошибке, которую уже никогда и никак не исправить. Можно только еще побороться за жизнь Спикера...
За порогом лил дождь, и в темноте тускло горели фонари, освещая пятачки гнилых настилов и темные стены. Мир растворялся в густом и голодном сумраке, глотавшем все, что вырывалось из пятен света. В нем тонули звуки, бесследно исчезли два стражника, патрулировавшие улицы.
Дыхание отзывалось болью, на лбу выступила испарина. Мелочи. Она дойдет до таверны и подлечится. Пошлет за лекарством кого-то из детей хозяев и щедро заплатит. Она найдет способ купить себе здоровье, которого хватит, чтобы добраться до форта Вариэл.
Через десяток шагов ее согнуло пополам и вырвало, и из-за света фонаря не удалось убедить себя, что это не кровь. Терис умылась, зачерпнув воды из бочки, и сплюнула темный сгусток.
Не страшно. Так уже бывало. Ее вылечил Умбакано, заставив своих наемников разориться на лекарства.
Мир вокруг потемнел раньше, чем закончились фонари на улице. Ноги еще шли, а рука скользила по стенам домов. Просто не останавливаться, и скоро она придет. Ей помогут. Про смерть Анголима узнают утром. Она...она успеет вылечиться.
Она слышала голос, доносящийся издалека, но продолжала идти, пока чья-то рука не схватила за плечо.
Сероватое длинное лицо, раскосые небольшие глаза, острый нос. Тонкие губы двигались, но она не слышала слов.
Роз, старая знакомая. Куртизанка в местном борделе. Еще живая, хотя ей уже пытались перерезать горло, и с тех пор она носила на длинной жилистой шее бархатную повязку и говорила хрипловатым голосом. Некоторые ее клиенты по ее словам находили это привлекательным.
Терис не сопротивлялась, когда Роз, качая головой и продолжая что-то говорить, потянула ее за собой. Она помогала прежде – не без выгоды для себя, но все же помогала. И в этот раз может помочь. Она отблагодарит ее.
Темнота, редкие вспышки фонарей в сыром мареве дождя. Терис не знала, насколько хорошо смогла объяснить ей, как дойти до таверны. Она пыталась что-то сказать, пару раз проваливалась в забытье, и один раз приходила в себя, лежа на земле, откуда Роз поднимала ее. Не слишком аккуратно, но поднимала, чего она уже не смогла бы сделать без ее помощи.
Скрипнула дверь, выпуская в сырой сумрак улицы гомон голосов, духоту и оглушающий запах дешевых духов.
Терис не слышала, что говорила Роз. Кровь подступила к горлу, и в гаснущем сознании яркой вспышкой пронеслись воспоминания о далеком детстве. Теплое солнце, трава на берегах Нибенея и аргонианин, учивший ее стрелять из лука. Харна, подбившая кролика, и этот кролик, зажаренный на костре. А еще – холодные стены приюта и наставник, прочивший ей сдохнуть в борделе. Похоже, скампов старик был прав.
