Текст книги "Кроваво-красный (СИ)"
Автор книги: Ulgar Ridt
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 52 страниц)
– Спикер, вы... – Терис на мгновение осеклась, когда убийца остановился в дверях и через плечо оглянулся на нее с обычным пугающим спокойствием. – Пожалуйста, будьте осторожнее.
– Очень ценный совет. Тацкат сейчас начнет меня поздравлять и может даже задушить от радости. Он очень эмоциональный.
– Я про задание, – Терис нервно сжала оказавшееся под рукой перо, – Легионеры, Филида...
– Ты и про это знаешь, – Лашанс не выказал ни удивления, ни недовольства, явно догадываясь, откуда у нее такие сведения. – Спасибо за заботу, но Тацкат и Альга меня пугают больше.
Терис задавила невольную улыбку, рожденную мыслью о том, что в ближайшие дни редгард и данмерка не дадут Спикеру заскучать, поздравляя с прибавлением в семействе. Может, все и правда не так плохо, как казалось. Никто не выказывал волнения по поводу задания, даже Альгу больше волновали отношения в Черной Руке, а не сам Филида и его охрана.
– Значит, за вас можно не волноваться? Все будет хорошо? – вопрос прозвучал спокойно, в тон словам Спикера, но надежда услышать утвердительный ответ все же проскользнула в нем.
– Можешь быть спокойна. – Спикер сделал шаг за порог библиотеки. – Тацкат и Альга не те люди, которые позволят ребенку расти без отца.
Глава 53
Они собрались снова – раньше положенного срока, повинуясь приказу Слушателя. Слишком срочное и важное дело, чтобы откладывать, и уже достаточно сведений, чтобы выдвигать предложения и выбирать...
Иллюзия выбора изначально не вызывала доверия ни у кого. Все слишком много времени провели в Черной Руке, чтобы не понять истинного положения дел, и финал предстоящего спектакля был ясен настолько, что можно было предугадать каждое слово и жест, но правила требовали присутствия. Присутствия и внимания, которое начало притупляться через час разговоров.
Альга говорила долго, и Матье уже заскучал бы, не умей она преподносить даже самую неинтересную информацию. Бывший маг, шпион, убийца Мораг Тонг, убийца и информатор Братства... Богатое на события прошлое, смена ролей – хватит на целый роман, которые она так любит, но десятки примеренных образов делали ее положение не менее шатким, чем положение всего Чейдинхолла.
– ...отправляется по Красной дороге после полудня, а значит к вечеру...
Но она все еще держалась. Пятьдесят лет балансировала на грани недоверия к ней Черной Руки, но ни разу не совершала промаха, а на мелкие прегрешения Слушатель закрывал глаза. Мастерство бывшего шпиона дорого стоит, и поручительство Винсента Вальтиери тоже сыграло не последнюю роль полвека назад. Еще до Анголима, что тоже пошло ей на пользу – годы службы решали здесь много, хотя ее репутация едва ли станет когда-то безукоризненной.
Особенно теперь.
– ...отрезать палец с кольцом. Это должно послужить хорошим предупреждением для его преемника.
Слушатель согласно кивал, покачивая зажатым в пальцах пером, Ж`Гаста внимательно слушал и даже нервно дернул усами пару раз, как будто бы всерьез думая, что задание может свалиться ему. Аркуэн, от которой не скрылось его волнение, только едва слышно усмехнулась. Бывшая ученица самого Слушателя могла себе позволить это, фанатизм и бесконечная преданность с лихвой искупали все мелкие грешки вроде презрения к некоторым братьям и чрезмерной даже для убийцы жажды крови.
– Очень хороший план, – Слушатель благосклонно кивнул, улыбнувшись – он имел привычку улыбаться даже перед тем, как и отдать кого-то Ярости Ситиса, и поэтому полагаться на его выражение лица и интонации не стоило. – Засада на дороге... Мы еще не пробовали в этом месте. Лес, есть, где укрыться. И его сопровождение...
– Пять человек. Он выезжает в патруль в это время. В его обязанности это не входит, просто небольшая ностальгия по молодости, когда он сам был патрульным. Думаю, ему простительно иметь слабость, – Альга улыбнулась, безукоризненно вежливо и ядовито одновременно. Неприязнь к Слушателю и остальным за исключением ее бывших учеников, сквозила в каждом жесте, в каждом взгляде, умело прикрываясь уместной ненавистью к Филиде, и ее то ли прощали за мастерство, то ли предпочитали не замечать. Пока что, ничего постоянного здесь не было.
Анголим кивал, не глядя ни на кого, и долго рассуждал, обращаясь одновременно ко всем и к никому, перетирая каждое сказанное данмеркой слово, старательно взвешивая все за и против.
Конечно, он готов ехать и сам, мысли о погибших от руки Филиды уже много лет не дают ему покоя, и он чувствует бремя долга отомстить за них. Но долг перед живыми сильнее, и приходится подавить все свои желания во имя блага Братства – Мать Ночи возложила на него обязанность руководить и защищать его, и он не имеет права ее подвести. А без своего душителя Шализ он как без рук, и никогда не простит себе, если отправит ее туда без своего присмотра.
Алвал Увани, без сомнения, мастер своего дела, и поэтому нельзя рисковать его столь ценной для Братства жизнью. Кто еще сумеет обучить и воспитать таких верных Ситису убийц, как он, дать мудрый совет и сохранить основы веры... Конечно же, только он, проведший в Черной Руке больше полувека и не раз доказавший ей свою преданность и глубину своей веры в Ситиса и Мать Ночи.
Аркуэн – Слушатель позволил себе теплую улыбку, говоря о ней, Аркуэн плохо себя чувствует. Смерть Ра'Вира тяжело сказалась на ней, и ее пошатнувшееся здоровье не позволяет ей ехать в такую даль и так рисковать собой...
Матье мысленно улыбался, слушая долгие восхваления Аркуэн. Прекрасный руководитель, умелая убийца, верная дочь Матери Ночи, заботливый наставник... О методах ее управления Слушатель умолчал, но они и так были известны всем, и избегавший общества Черной Руки Тацкат едва сдержал усмешку. Наверное, он, как и Лашанс, уже свыкся с мыслью о том, что пошлют его, и не слишком переживал по этому поводу. Альга не могла ничего упустить, план не должен был дать сбой – своих бывших учеников на произвол судьбы она не бросит. Давняя потеря сына сделала ее слишком сентиментальной, и некоторым из убийц везло получить ее расположение и почти материнскую заботу. Матье она в этом отказала, ограничившись во времена его пребывания в Чейдинхолле обычной вежливостью и безразличием, причину которых он понял не сразу. Он был аккуратен в словах и действиях, безукоризненно придерживался правил...наверное, слишком безукоризненно, что убивало у данмерки весь к нему интерес.
"Матушка, она все равно не заменила бы тебя. Я все сделаю, и скоро все они умрут. Немного иначе, чем я планировал, но все получится. Вот увидишь, ты будешь рада..." – внутренний диалог успокаивал, погружал в приятное оцепенение, которое всегда давало ему силы. Силы ночью ползти по чьей-нибудь крыше, забыв про страх высоты, часы сидеть неподвижно, выжидая жертву, оставаться безукоризненно спокойным в моменты ярости Аркуэн. За это она его и ценила, одаряя редчайшей благосклонностью. Тяжкий труд терпеть ее характер, выслушивать излияния и не давать ей напиться вознаграждался доверительностью. Может, она и впрямь считала его близким себе человеком, может, наоборот, принимала за неодушевленный предмет, перед которым нечего скрывать...
Слушатель все еще говорил, перебирая причины, по которым Ж'Гаста и Хавилстен не могут выполнить волю отца Ситиса. И хаджит куда способнее в ближнем бою, чем в стрельбе из лука, и Хавилстен сейчас по важным для Братства делам пребывает слишком далеко, чтобы вызвать его для убийства Филиды... Убедительность всего этого можно было бы подвергнуть сомнению, но никто не собирался возражать, придерживаясь своей роли и не желая задерживаться еще на час, чтобы выслушать все аргументы Слушателя, в которые он обычно облекал свою неоспоримую волю.
Разговор о Чейдинхолле зашел не сразу. Анголим, не то старательно поддерживая иллюзию всеобщего решения, не то возомнив себя великим оратором, долго говорил о потерях за последний год, перечисляя погибших и их достоинства. Не обошел вниманием и Корнелия – такой талант, такое блестящее начало, и – Ситис, как жаль – так печально закончил свою жизнь, сбившись с истинного пути.
"Это только начало. Дальше будет больше, вы все умрете один за другим", – Матье скорбно опустил голову, встретив недобрый взгляд Лашанса, которому упоминание о погибшем подчиненном было неприятно. Вроде бы, он неплохо относился к святоше, и Альга расстроилась, когда черное порождение Пустоты вырвало у него сердце...
Матье склонил голову, пряча проступившую было радость. Сочувствие. Он очень сочувствует по поводу смерти Корнелиия и ни в коем случае не считает, что он виновен. Трагическая ошибка, недоразумение – что угодно, ему не понять, но очень, бесконечно жаль. Нельзя терять ничье расположение, как бы ни хотелось прямо сейчас схватиться за кинжал и перерезать всем глотки.
Корнелий, Марта и Николас, Харберт – пятно на репутации Чейдинхолла разрослось до невиданных размеров, и все это ужасающий, неизгладимый позор для Братства. Слово "Очищение" ни разу не было сказано, но его эхо до сих пор звучало в этих стенах с тех пор, как Аркуэн предложила пойти на крайние меры год назад. Слушатель упомянул и об ужасной репутации, выказал надежду на то, что еще не все потеряно, и нужно принять все возможные меры ради Мэг... Имя Спикера, которую Матье не застал, было здесь главным козырем. Кому как не ее бывшим ученикам, которым она стала матерью, надлежит мстить?
Синяя дорога, лоредас, десять часов вечера. Десять миль до Чейдинхолла. Конечно же, оттуда ехать ближе всего, и зачем кому-то другому тратить силы и время на долгий и опасный путь. Идеальное оправдание решению Анголима. Он вообще любил прикрывать свои поступки обстоятельствами и часто всеми силами старался сложить с себя ответственность, особенно когда не был уверен в верности своих решений.
Поэтому медлил с Очищением. Поэтому предоставил Корнелия на суд Ярости Ситиса, и теперь удачно совместил необходимость убрать Филиду с возможностью избавиться от тех, кто казался ему ненадежным. Если капитана стражи убьют – прекрасно, а если нет...на все воля Ситиса, Лашанс не тот человек, о котором он будет жалеть. И Тацкат тоже, хотя тот никогда не играл здесь большой роли и до сих пор удачно избегал всех неурядиц в Черной Руке.
Матье смотрел, как Слушатель торжественно вручал оружие, но уже не слушал его напутственных слов. Два лука, стрелы – все весьма странного вида, как будто бы не сделанное руками человека, а выросшее не то из кости, не то из корней... Такое же чужое, нездешнее, как и лошади, предпочитавшие траве сырое мясо и кровь. Пустота существует, и иногда она щедро одаряла своих служителей, требуя взамен немногого – крови. Недаром у того же Алвала Увани, проведшего в Черной Руке больше полувека, обе руки испещрены белыми отметинами шрамов – напоминание о том, какую цену имеет каждое обращение к помощи тех сил. А оружие, должно быть, непростое, одно из тех, которое убьет, даже если рана будет легкой… Интересно, пробьет ли броню? Ходили слухи, что некоторые стрелы плавили сталь или разбивали ее как стекло. Если так, то старика Филиду уже ничто не спасет. А он полезен. Полезен, как Аркуэн, как Слушатель, как был полезен Харберт. Каждый неосторожно оставленный труп можно списать на его работу. Каждого убийцу, подошедшего слишком близко к догадке, способного разрушить планы, можно сдать его людям, подкинув письмо. Этих писем было столько, что впору потребовать у старика жалования агента. И телохранителя. Ему еще нельзя умирать.
– Ты вырастешь и станешь сильным, – матушка расчесывала его волосы, сидя у окна, откуда доносился шум прибоя, – не то, что твой отец. Смотритель маяка – разве это работа? Ты не слушай его. Ты не будешь здесь работать ни дня. Ты будешь легионером, все тебя будут уважать…
«Ты ведь знаешь, что как легионер я бы не смог отомстить, мама. Их подкупают, запугивают, они бессильны»...
Мама знала и понимала, как и всегда. Сквозь пространство и время тянулась холодной мертвой рукой и гладила по волосам – как и в далеком детстве в комнате на маяке. Мама верила в него, беззвучно нашептывала советы и повторяла, что он справится, что убежища одно за одним утонут в крови, и что она гордится им. Он весь в нее, он умный, умеет планировать, умеет вызывать доверие – Аркуэн никогда не спросит, куда он едет, за время службы он убедил ее в том, что вся его жизнь посвящена Братству. Он работал, уживался с ней, ни на мгновение не утрачивая внешнего смирения и преданности, и этого было достаточно, чтобы она не задавала лишних вопросов. Не задаст и в этот раз, когда он, сопроводив ее до Красной дороги, задержится на полдня, чтобы заехать в столицу за давно заказанным у Россан клинком.
Глава 54
– Кто так пишет? Как курица лапой, в каждом слове ошибка... – старый бретонец в сердцах кинул на рассохшийся стол исписанный и заляпанный кляксами лист, – И во имя Девяти, как можно написать «Император» со строчной буквы! Богохульство! – рука потянулась к многострадальному правому уху, – Видят Девять, ты закончишь свою жизнь в борделе, если не научишься писать!
Старого учителя рядом не было, но его образ представал перед глазами каждый раз, стоило обнаружить в тщательно переписанном из учебника тексте ошибку. А ошибки попадались, хотя небольшой отрывок из жизнеописания Тайбера Септима и был изложен в простейшей форме, подходящей для того возраста, когда люди только учатся чтению и письму. Такие им диктовали в приюте, и от воспоминаний болели уши и спина – учителя не скупились на розги и иногда, не выдерживая, таскали за ухо, тыкая носом в заляпанные чернилами листы. Наверное, ее следовало драть за уши усерднее, может, и удалось бы вколотить хоть какое-то прилежание к учебе.
"Тайбер Септим одержал много побед и верно служил Девяти. Он был мудрым и справедливым правителем. Его чтят во всей Империи, особенно в Скайриме. "
Терис старательно вывела последние буквы и отложила перо. Неплохо было бы потом попросить кого-нибудь продиктовать ей еще что-нибудь. Того же Винсента, если он будет не слишком занят. Или Альгу, когда она вернется. Она уехала неделю назад вместе со Спикером и Тацкатом, на прощание обняв полукровку и торжественно пообещав ей присматривать за будущим отцом ставшего ей совершенно родным ребенка. Убеждать в чем-то данмерку и взывать к ее совести было бесполезно, и Терис в том же тоне поблагодарила ее, пообещав назвать ребенка, если будет девочка, в ее честь.
Страницы учебника зашелестели, пестрея картинками и крупными буквами, и шорох слился со звуками в коридоре – чьи-то медленные шаги, скрип старого кресла, глухой кашель. Кто-то вернулся. Не через дом, а тем тайным ходом, который она видела всего раз, и навалившееся чувство тревоги гнало из библиотеки, заставляя бросить книгу и наполовину исписанный лист.
В зале было пусто и сумрачно, половина свечей погасла, и в пятне света смутно различались очертания замершего в кресле человека.
– Спикер?.. – Терис сделала шаг вперед, напрягая зрение, и в ноздри ударил железный запах крови, от которого на мгновение перехватило дыхание.
Лашанс поднял голову, и в тусклом свете совершенно серое лицо с пустыми глазами казалось маской мертвеца, только изо рта по подбородку стекала струйка крови.
– Я...я сейчас позову кого-нибудь, – взгляд упал на торчащий из груди обломок стрелы, и страх раздавил все мысли, – Вы только не двигайтесь...
Промелькнул перед глазами коридор, на повороте непослушные ноги подвели, и Терис плечом врезалась в стену, не сразу почувствовав удар. Как в тумане она не то проползла, не то пробежала до темной лестницы, и замерла, когда в черноте вспыхнули две алые точки и Винсент Вальтиери возник на пути подобно призраку, раздувая тонкие ноздри и тревожно оглядываясь.
– Кровь. Что случилось? – взгляд вампира приморозил к месту, а ледяные руки легли на плечи, безотчетно впиваясь пальцами.
-Спикер... – Терис с трудом выдохнула, махнув онемевшей рукой в сторону коридора, – Ранили...сильно.
Винсент скрипнул зубами и, отпустив ее, шагнул к лестнице наверх.
– Иди к нему. Я пришлю Гогрона.
– И что мне делать?
– Просто посиди с ним. Я...не смогу... – вампир скрылся за поворотом, сорвавшись на бег и оставив Терис наедине с давящим чувством страха.
Идти назад. Просто сидеть и…скамп знает что делать. Лучше даже не думать об этом, забить в себе все мысли и страхи, делать то, что велел Винсент. Для начала – идти, не спотыкаться, смотреть под ноги. И верить, что все не так страшно, верить...
Спикер сидел в прежнем положении, полусогнувшись и не шевелясь. Из спины торчали еще две стрелы, и в свете догорающей свечи была видна небольшая лужица крови, собравшаяся на полу.
Раны тяжелые – хватило одного взгляда и полного отсутствия каких-либо познаний в медицине, чтобы это понять, и от этой мысли ноги подгибались, вязли в полу, спотыкались о брошенный у кресла лук и колчан со стрелами.
– Вам сейчас помогут, – Терис тяжело опустилась на колени и осторожно дотронулась до ледяной руки убийцы, – Здесь Винсент и Гогрон…
Лашанс скривился не то в гримасе боли, не то в такой же болезненной усмешке, и Терис раздосадовано вздохнула, в полной мере осознавая свои слова. Вампир, которого ломает от одного запаха крови, и орк, нечаянно задушивший собственного кролика – отличное утешение.
– Лекарства есть…
"И нет Корнелия, который был целителем. И Альга вернется...скамп знает когда..."
Лашанс не ответил, с трудом давя приступ кашля и прижимая ко рту рукав, уже порядком залитый чьей-то кровью.
Что-то пошло не так, это было ясно и без вопросов. Покушение на Филиду сорвалось, или уже на обратном пути вышла неудача с легионерами – стрелы их, длинные, с аккуратным серым оперением. Какая теперь к Дагону разница...
И в часовню нельзя. После стычки с легионерами – самоубийство.
Терис заставила себя хранить спокойствие, не допуская никаких мыслей, и осторожно погладила Спикера по руке. Все будет хорошо. Есть лекарства, и кто-то наверняка сможет вытащить стрелы, забинтовать... и Альга должна вернуться в ближайшие дни, она смыслит в медицине. Не так, как Корнелий, но все же. И Винсент, наверное, сможет хотя бы дать совет…
Сзади раздались шаги, Гогрон невнятно выругался на своем родном языке, и мгновение спустя Терис сдвинули в сторону.
– О Ситис... – Тейнава, пришедший вместе с орком, метнулся к раненому убийце.
"Все будет хорошо. Он же не может умереть", – мысль растворилась, когда аргонианин и орк подняли Спикера на ноги. Он еще был в сознании и пытался идти, только левая нога волочилась по полу, оставляя кровавую полосу на камнях, и в свете факелов большая часть спины отблескивала кровью.
Терис сделала шаг за ними, но костлявая рука вампира опустилась на плечо, вынуждая остановиться и провожать убийц взглядом, пока они не скрылись за поворотом коридора.
– Уберись здесь, – Винсент хмурился, прижимая к лицу платок, остро пахнущий какими-то травами, и старательно отводил взгляд от лужи крови на полу.
– А Спикер...
– Ему помогут. Вымой здесь все и жди меня, – вампир сделал шаг в сторону лестницы, но остановился, поймав ее взгляд, и через силу продолжил уже спокойнее. – С ним не в первый раз такое, у нас опасная работа. Вылечим, ты только не лезь сейчас туда, не поможешь.
Терис заставила себя кивнуть, хотя по-прежнему хотелось сорваться с места и убежать вверх по лестнице...только зачем? Она не лекарь, готовить умеет только самые простые яды, стрелу вытаскивала только один раз, и то из собственной ноги, и закончилось это вынужденным лечением у целителя в деревне неподалеку от Бравилла.
Вампир быстрым шагом удалился в коридор, и его шаги затихли где-то внизу, на пути туда, где находилась лаборатория. Без него тишина зазвенела битым стеклом, до боли режа уши, и Терис поспешила вниз по коридору, невольно натыкаясь взглядом на кровавые следы.
Все пошло совсем не так, как было задумано. План снова не сработал? Или Филида мертв, но была погоня? Альга ведь обещала, что все будет хорошо, она лучшая из лучших в своем деле, она говорила, что все продумано до мелочей и опасаться нечего...
А может, все сработало, но стража узнала Спикера в лицо. Он в Братстве давно, кто знает, кого он за это время успел убить, чтобы его запомнили и искали? Может, поэтому и живет вдали от города, чтобы лишний раз не показываться на глаза легионерам. И приехал сюда, а не попытался найти убежище в каком-нибудь монастыре или часовне.
Ведро с водой, тряпка... Мыть полы и не думать ни о чем, сосредоточиться на мысли, что все будет хорошо. Иначе быть просто не может. Спикер не тот человек, который так просто сдастся, и Винсент обещал...
Только слишком много на полу крови, и три стрелы вошли явно глубоко. От таких ран умирали. Умирали даже от более легких – в приюте одна девочка напоролась на сук в лесу ногой и умерла через неделю от лихорадки.
"У нас не было хороших лекарей", – судорожным движением руки отжимали тряпку, и вода в ведре окрасилась кровавым.
Здесь тоже нет с тех пор, как не стало Корнелия. Есть только Гогрон, который может разве что крушить молотом черепа, Тейнава, с детства обученный убивать, и Винсент, который даже близко не может подойти к раненому и избегает смотреть на кровь. И еще есть она сама, от которой пользы еще меньше.
Снова идти вниз, стараясь не смотреть на воду в ведре, которая по цвету уже не отличалась от крови. Снова набрать чистой и ползти наверх, стирать с камней начавшие засыхать пятна. И не думать, выбивая все мысли повторением слов Винсента.
Время растянулось, перестав делиться на минуты и часы. Терис не помнила, сколько раз пришлось менять воду, пока она не перестала отдавать кровью, сколько раз кто-то сбегал по лестнице в лабораторию за лекарствами и сколько раз поднимался наверх. Она не пыталась подойти и задать вопрос, не хотела видеть выражение его лица, цепляясь за свою веру в то, что все обойдется.
Когда на лестнице в очередной раз раздались шаги, она не подняла головы, только вцепилась пальцами в уже выжатую досуха тряпку и зажмурилась, вслушиваясь в их звук. Кажется, шел Винсент – уже не торопясь, устало переставляя ноги, неся с собой тяжкий груз известий, слышать которые было страшно.
Вампир шагнул в зал, и Терис впилась в него взглядом, не пытаясь задать вопроса и с трудом вдыхая через вставший в горле ком.
Слишком пустой взгляд и постаревшее на десятки лет лицо не менее серое, чем у самого Спикера.
Все плохо.
– Он жив, – вампир ответил на незаданный вопрос, на долю секунды задержав на ней взгляд, но почему-то от его ответа стало не намного легче. Вампир потер лоб, поправляя встрепанные волосы, и жестом пригласил следовать за собой.
Ноги повиновались так же тяжело, подгибаясь на каждом шагу, и, несмотря на слова Винсента, страх накатывал волнами, слепя темнотой, в которой иногда мелькала фигура идущего впереди вампира. Он шел медленно, с усилием не давая себе сутулиться, с усилием переставлял ноги и хранил остатки положенного ему спокойствия – если поддастся страху он, то некому будет унять остальных.
Закрылась дверь в его комнату, и звук затерялся в тишине, не дойдя до ушей, или просто не был замечен, задавлен тяжестью мыслей и страхом.
Вампир указал на стул, как-то рассеянно проводя по лицу рукой в попытке заправить за ухо снова выбившуюся из хвоста прядь, и от его невидящего взгляда стало жутко настолько, что Терис не сразу смогла подойти к столу.
– Садись, – наконец выдавил он и посмотрел на нее. Спокойно, мягко, пытаясь заполнить что-то внутри привычным выражением глаз и интонациями.
Не хотел пугать и пытался следовать своей вечной роли наставника и учителя, способного успокоить и объяснить.
– Что...что случилось? – полукровка села и вцепилась в подлокотники, не отрывая взгляда от вампира.
Он не смотрел ей в глаза, только мельком убедился, что она сидит, и оперся худыми руками о стол, глубоко вдохнув и на несколько мгновений замолчав, подбирая слова.
– Покушение сорвалось. О нем знали. Их...атаковали легионеры, – тонкие узловатые пальцы сжали край стола, и древесина тонко заскрипела, – Тацкат погиб.
Зрение поплыло, когда ком в горле разросся до пугающих размеров, давя уже на сердце.
Она видела его один раз, толком не знала, но он был своим. И то, что о нем было известно, поневоле располагало. Не лез в интриги, заботился о сестре, и Альга так говорила с ним, с такой заботой и нежностью...
– Альги с ними не было, – Винсент не то отвечал на ее еще не сформулированный вопрос, не то продолжал не услышанную ею фразу, и в его голосе сквозь боль прорезалось секундное облегчение, – Она где-то в столице. Должна вернуться в течение недели.
Вернется и узнает, что ее ученик погиб, если слухи об этом не дойдут раньше. Сначала Корнелий, теперь Тацкат, которого она знала много лет.
"За что..." – тупая боль разливалась внутри, и слова царапали пересохшее горло.
– Как Спикер?
Винсент ответил не сразу, и пара секунд его молчания приморозили к месту парализующим чувством страха.
– Раны тяжелые, – Винсент выдавил слова, с неохотой признаваясь самому себе. – Стрелы вытащили, но…я не могу ничего обещать.
Дыхание перехватило до тошноты, и Терис прикрыла глаза. Ни мыслей, ни связных слов, только накрывающее волной чувство, как все рушится на части. Вязкий, беспросветно-черный кошмар наяву, от которого невозможно избавиться, как ни пытайся, и все прежде сказанные вампиром слова о том, что все будет хорошо, уже не имели никакой силы.
– Но ведь можно что-то сделать? Зелья...
– Зелья есть, но этого мало. Иногда они делают только хуже. – стол снова скрипнул под обманчиво хрупкими пальцами, – Я...мог бы обратить его, но он не будет мне за это благодарен. Эта не та жизнь, ради которой стоит бегать от смерти, – вампир сел, и холодная рука коснулась щеки Терис. – Все еще может обойтись.
Она попыталась кивнуть, до боли четко осознавая, насколько все плохо. Еще недавно вампир говорил, что все обойдется, не слишком в это веря, а теперь даже не пытался врать. Может, обойдется. А может...
– Я могу хоть чем-то помочь?
– Нет. Не ходи к нему, он...в сознании и не в лучшем расположении духа. Тейнава остался на случай, если придет кто-то из Черной Руки. Они скоро все узнают, пошлют кого-нибудь.
– Они могут помочь? Там ведь должен быть целитель... – Терис не договорила, встретившись взглядом с вампиром, глаза которого были лишены всякой веры в ее слова.
– Приедет курьер, будет выяснять детали и записывать. Черная Рука будет недовольна, захочет все узнать, а наше положение... – Винсент осекся, решив, что дальнейшего ей знать не следует, но непроизнесенные им слова уже были поняты.
– Очень шаткое. И теперь все еще хуже, – собственный голос прозвучал бесцветно и ровно, и осознание этого уже не пугало, а только глубже засасывала вязкая черная трясина глухого отчаяния.
Вампир помолчал, не пытаясь возражать. Ему нечего было сказать, не было ни сил, ни смысла внушать, ей, что с их убежищем все в порядке. Верить в это было тяжело, наблюдая последние события, а после общения с Альгой и вовсе невозможно. И Винсент еще не знал о степени ее участия в устранении Харберта...
– Тебе нужно отдохнуть, – мягкость в интонациях тщательно скрывала беспокойство и боль, – Ты все равно ничего не сделаешь.
Слова доносились издалека, врезаясь в панцирь оцепенения и с каждым разом ударяя все слабее, донося только общий смысл. Она ничего не сможет сделать, будет лучше, если она отдохнет – живая и здоровая она нужна Братству. И все еще может быть хорошо, еще ничего точно не известно, и нужно если не верить в это, то хотя бы не забывать.
– Можно остаться здесь? – вопрос удалось выдавить не сразу, а только когда в сознании снова всплыл зал – пустой, полутемный, с оставшимся на полу оружием. Оно было какое-то неправильное, костяное, вылепленное или выращенное из чего-то не из этого мира, и казалось живым. Она не рискнула его трогать и осторожно сдвинула подальше, и теперь мысль о нем почему-то была столь же неприятной, как и мысль об одиночестве. Стоит выйти за дверь – липкий полумрак коридоров набросится с новой силой, задушит страхами и осознанием собственного бессилия, раздавит полностью и не оставит сил, чтобы сделать что-то, когда будет нужно.
– Можно, – Винсент поднялся и отошел к шкафу, выискивая что-то среди корешков книг и склянок. Звякнуло стекло, плеснулась вода в кувшине, что-то закапало в нее – и в поле зрения оказался стакан с чем-то прозрачным и смутно знакомым. Запах – легкий, едва ощутимый, похожий на запах вина.
– Вино летаргии? – Терис взяла чашку, без всяких эмоций отмечая, что вряд ли отказалась бы, будь там даже яд.
– Снотворное. Всего три капли на стакан воды, тебе хватит, – вампир положил руку ей на плечо. – Проспишь до утра. Перебирайся на кушетку и пей. Если будет нужна твоя помощь, я разбужу.
Вода в стакане поблескивала в неярком свете, гипнотизируя и погружая в тупое и лишенное мыслей оцепенение. Надо спать. Хотя бы для того, чтобы не вынуждать Винсента тратить остатки сил на бессмысленные разговоры, дать ему заняться чем-то более важным или отдохнуть. Он прав, ей не мешает поспать, пока мысли окончательно не превратились в мешанину образов и страхов, пока еще есть возможность принимать хоть какие-то решения и следовать его приказам, а не бежать сломя голову наверх, чтобы еще раз в полной мере ощутить все свое бессилие. И, может быть, если заснуть, все-таки удастся проснуться и понять, что все это лишь дурной сон.
