Текст книги "Кроваво-красный (СИ)"
Автор книги: Ulgar Ridt
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 52 страниц)
Глава 31
Морозный полдень миновал, и бледное солнце, едва поднявшееся в свой зенит, торопливо покатилось за горизонт. Дома Эльфийских садов бросали длинные тени на ослепительно белый снег, хрустевший под ногами у играющих на улице детей. Маленький хаджит, орки-двойняшки, пятеро человеческих детей и диковинного вида плод любви человека и данмера бросались снежками, время от времени затевая спор, кто в этот раз будет за даэдра, а кто за Императора.
Терис миновала их и свернула в Переулок роз, получивший свое название из-за растущих около каждого дома розовых кустов, летом наполнявших воздух своим ароматом, а сейчас скрытых под тяжелыми снежными шапками. Белые стены домов, белые дорожки к ним, слепящий снег и деревья, в обилии высаженные за домами – прекрасное, хотя и не самое престижное место в столице, но и далеко не из дешевых. Видимо, Торонир неплохо заработал на вещах покойников, чтобы купить здесь дом. И до сих пор жил на свои сбережения, раз у него находились деньги на скууму.
Его дом Терис нашла почти сразу. Дорожку к нему чистили кое-как, из сугробов торчали обломанные ветки замерзших роз и кое-где поблескивало стекло пустых бутылок. Вне всякого сомнения, не из-под лекарств. И едва ли кто-то еще из эльфов допустил бы такое рядом со своим домом, а вот опустившийся наркоман вполне мог.
Терис прислушалась, силясь различить звуки, доносящиеся из дома. Тишина. И дверь открылась сама, стоило ее толкнуть – эльф то ли забыл ее закрыть, то ждал кого-то, кому доверял. Она шагнула в тусклый сумрак дома, тут же ощутив вонь грязи, лежалого тряпья, перегара и остро-пряный запах скуумы, всегда висевший в хижине Йормира и некоторых домах Бравилла, пользовавшихся дурной репутацией. Симплиссия говорила правду – босмер, сломленный провалом своего дела и долгой судебной тяжбой, вконец опустился и редко покидал свое жилище. Шорох на заваленном всяким хламом диване заставил Терис резко обернуться на звук, и рука само собой потянулась к висевшему на поясе клинку, но замерла, остановленная здравым смыслом.
– Ты кто? – на фоне общего запустения и полного разгрома она не сразу различила Торонира: в полумраке он терялся, становясь похожим на часть стены или разваленной по полу рухляди.
– Я от Криворукой, забыл? – Терис поплотнее закрыла за собой дверь, и комната лишенная последнего источника света, наполнилась густым сероватым мраком, -Я принесла тебе и твоему другу скууму и пыльцу.
– Скуума... – эльф нахмурился и, напрягая зрение, вгляделся в нее. Про себя Терис отметила, что за прошедшие месяцы босмер сдал так, как будто бы прошли десятки лет. Его некогда упитанное лицо осунулось и пожелтело, нос заострился, обнаружив невидимую раньше странную для босмера курносину, волосы поредели и приобрели какой-то ржавый оттенок. Зеленоватые глаза Торонира все еще блестели, но уже не по-лисьему маслянисто и хитро, а лихорадочно, как у тяжелобольного.
– Да-да, для тебя и Фэлиана. Он ведь придет к тебе? Босмер прилип взглядом к ее лицу и долго смотрел безо всякой мысли, наклонив голову и покачиваясь вперед-назад; от этого зрелища полукровке стало жутко, и в голову сами собой пришли воспоминания о пустых глазах зомби в криптах часовни Королла.
– А ты...я тебя знаю. – в зрачках босмера промелькнуло нечто осмысленное, и он сделал шаг вперед, отчего у Терис на мгновение перехватило дыхание. Помнит – полбеды, куда хуже, если он как-то свяжет тот ее визит и смерть Агамира... Что ж, если такое случится, она успеет всадить ему нож между ребер.
– Ты та шлюха из ''Плавучей таверны''! – наконец выдал он, и его пересохшие губы тронуло подобие улыбки, превратившей его иссохшее лицо в подобие черепа.
– Да, точно. – полукровка поспешила согласиться: шлюха не вызвала бы у него подозрений, только навязчиво всплыло вдруг в памяти то злосчастное малиновое платье.
– Роз, я помню... Ты была у меня летом, красное платье...
Терис вежливо кивала, задумавшись на мгновение, будь здесь Спикер, проявил бы он приставшую высокой должности серьезность или позволил бы себе посмеяться над удивительным совпадением.
– Знаешь, у меня есть деньги, не смотри, что я так выгляжу. – Торонир вдруг суетливо полез дрожащими пальцами в кошелек на поясе, – И в подвале все по-прежнему. Я не стал продавать те наручники и кнут...
''В этот раз – никаких отчетов. К чертям, к чертям все! И я точно не хочу знать деталей. Никогда''.
– Нет, я этим больше не занимаюсь, – Терис поспешила остановить его излияния, пока могла сохранять относительно спокойное лицо, – А вот деньги не убирай, ты должен мне за скууму.
Торонир дрогнувшей рукой протянул ей деньги, при этом сосредоточенно хмурясь и что-то проговаривая одними губами. Полукровка в его слова не вслушивалась, выуживая из глубин памяти прилипчивую мелодию какой-то песенки про троллей и лес, которая все же была лучше подробностей давних забав эльфа с куртизанкой из таверны.
– Порошок и скуума, – глаза Торонира обрели искру жизни, когда в его дрожащих пальцах оказалась бутылочка и мешочек; он поднес его так близко к лицу, что убийца даже испугалась за него и поспешила остановить.
– Продай половину Фэлиану. У тебя будут деньги, он богат, ты же знаешь.
Торонир медленно опустил руки и кивнул, приоткрыв растрескавшиеся губы для вопроса, но убийца опередила его.
– Я загляну завтра. – полукровка подмигнула ему, стараясь не задумываться о том, насколько ужасно у нее выходит подобное кокетство, – Фэлиан скоро придет?
– Он спит... Наверху, в кровати. – босмер ответил не сразу, а какое-то время созерцал остановившимся взглядом пузырек скуумы, – Он... платит мне...чтобы приходить...
– Продай ему пыльцу, он ее любит. Можешь принести ее прямо сейчас, он обрадуется и заплатит больше. До завтра, дорогой.
***
Время текло медленно, измеряемое звуком шагов, эхом разносящихся в пустынном зале форта Вэриал. Пока пустынном – все места за столом пустовали, темные стражи, немые и глухие, были не в счет, а Тацкат уже давно был не посторонним, а тенью, следовавшей куда угодно, кроме собраний Черной Руки. Сегодня же тень сделала исключение и стояла у дверей, протирая рукавом навершия рукоятей парных клинков.
– Спикер, я готов признать свою вину перед Черной Рукой. – Корнелий поднял голову и попытался придать своему дрожащему голосу твердости, но он все еще выдавал страх. Не перед Черной Рукой, а перед совершенным преступлением и собственным грехом.
Он ни мгновения не отрицал своей вины. Не попытался сбежать, когда ночью его подняли с постели и задали вопрос о последнем задании. Безропотно последовал на суд, скорбя лишь о том, что убил незнакомого брата, и призывая в свидетели Девятерых, что исполнял приказ.
Не отрицал вины, раскаивался и клятвенно уверял в своем незнании – это и ставило в тупик, спутывая мысли, и без того находящиеся в полном смятении после нескольких почти бессонных ночей и непрестанного жужжания над ухом Аркуэн.
– Пыткой можно вытянуть все, что нужно. Что за глупости, брат мой, что за снисхождение к предателю?
– Если его вину не докажут, он вернется к работе. От искалеченного убийцы мало толку.
''Если его вину не докажут'' – неуместная, нелепая надежда, над которой альтмерка только насмешливо кривила губы в улыбке. Доказательства не были нужны: убийца мертв, кто-то заметил в тех краях Корнелия, а этот рыцарственный идиот даже не думал оправдываться. Впрочем, его бы это не спасло, как не спасали ни прежние заслуги, ни полное подчинение воле Черной Руки, ни идеальная репутация. Идеальная за исключением одного въевшегося пятна – его веры в Девятерых, на которую далеко не все закрывали глаза.
– Спикер, я клянусь вам... – за мгновения молчания голос бретона окреп, и во взгляд вернулась былая твердость, – Я действовал в соответствии с приказом...
Люсьен Лашанс поднял на подчиненного злой и усталый взгляд, под которым тот моментально затих и впился пальцами в подлокотники своего стула, стоящего в нескольких шагах от стола Черной Руки.
– Вений Викториус, имперец, житель Луговины, поселка неподалеку от Кватча. – Спикер вложил в голос остатки терпения, что у него оставалось после бесполезных споров с Черной Рукой, – Ты убил Ра'вира, хаджита из Черной заводи, что рядом с Короллом. Их невозможно было спутать. Приказ прошел через мои руки и руки Слушателя, там не могло быть ошибок.
Корнелий кивнул, и его взгляд сделался совершенно стеклянным от ужаса и чего-то еще, что редко встречалось в глазах убийц. Раскаяние, искреннее...
– Я не хочу сказать о своем брате дурного, но ему место в монастыре, а не среди нас. – Мари исходила недовольством, как всегда бывало, стоило речи зайти о Корнелии, – Он меня порядком достал за последние годы, и эти его попытки ухаживать...
– Свои отношения вы выясните сами. Речь о его поведении в целом.
– Да он Девяти молится, уже за это надо вешать! – вся красота лица Мари исчезла под натиском ярости, на мгновение превратившей ее во вторую Аркуэн, – Николас и Марта тоже не молились Ситису, все они одного поля ягоды...
Может, она и была права, а вместе с ней – М'Раадж и Тейнава, и он бы не предпринял ни единой попытки спасти недоделанного рыцаря, если бы не полная покорность последнего. Он даже не попытался сбежать сразу после убийства, как будто и правда не знал, кого убил.
– Харберт доставлял ему поручение. Они не ладили, норд угрожал ему... – Винсент Вальтиери хмурился, барабаня сухими желтоватыми пальцами по столу.
– Хочешь сказать, что норд подменил приказ? – Лашанс впился в наставника взглядом, ожидая подтверждения своих подозрений, но вампир только вздохнул и печально посмотрел ему в глаза.
– Он не умеет писать, насколько я знаю. Это не в его духе. Он скорее раскроил бы Корнелию голову своим топором, чем подставил. И не стал бы кому-то в этом помогать.
Вампир был прав, как всегда убийственно прав, но норда все-таки задержали, хотя толку от этого вышло немного. Он твердил одно и то же – передал приказ, Корнелий принял и черкнул роспись, где надо. Роспись и правда была, да и Корнелий не отрицал правоты норда, окончательно загоняя себя в тупик.
– Я клянусь вам Девятью, что в контракте было написано имя хаджита. И много информации... Черная заводь, он жил там, иногда бывал в Королле...
– Он работал на Аркуэн. И она теперь горит желанием отомстить.
– Просто выдай мне мальчишку, я спущу с него шкуру и повешу ее у входа в твое убежище. Это искоренит даже мысли о предательстве.
Предложение Аркуэн граничило с угрозой и пугало неотвратимостью. Она свежевала и вешала своих, не проявляя ни понимания, ни жалости к провинившимся, но перед лицом врага защищала их с такой же безумной и безудержной яростью, с какой предавала смерти.
– Я клянусь... – в сотый раз вырвалось у бретона, но он так и не договорил – все присутствующие и без того знали продолжение фразы.
– Твои клятвы Девятерыми мало что решат. Без доказательств никакие слова не имеют силы. Свидетели в Королле тоже против тебя – Белламон лично видел тебя, а он душитель Аркуэн, и его слово на совете далеко не последнее.
– Я сжег приказ, как и положено. Вы ведь с самого начала велели уничтожать все... – серые глаза вновь затопило отчаяние, беспросветное, как сама Пустота.
Он всегда следовал инструкциям с той же скрупулезностью, что и Белламон, с той лишь разницей, что Корнелий верил в Девятерых и оправдывал все убийства их волей. И, как не странно, такая вера внушала куда меньше неприязни, чем полное соответствие требованиям Черной Руки, которое являл собой Матье. С этой неприязнью и каким-то подсознательным желанием держаться подальше Лашанс так и не справился несколько лет назад, и отправил Белламона в Королл, где тот на удивление легко прижился.
– Они...не поверят словам, я знаю... – внезапное спокойствие в голосе Корнелия было хуже самого черного отчаяния, – Что...что теперь делать?
Ничего. Смириться и ждать приговора, который непременно будет: Черная Рука не простит предателя, а доказательства, которые могли бы его спасти, сгорели вместе с приказом. Все кончено, и единственная милость, на которую он может рассчитывать – это быстрая смерть от рук своего Спикера или Ярость Ситиса, но тут речь идет об общем решении всего совета.
Тацкат с лязгом убрал клинки в ножны и посмотрел на бледного Корнелия с мрачным сочувствием.
– Ты в дерьме, парень. В полном дерьме.
Глава 32
За мутным окном таверны бушевала метель, сотрясая хлипкие от старости стены и задувая огоньки сальных свечей, которые с ворчанием вновь зажигала Криворукая Ханна, хозяйка ''Утонувшего рыбака'', единственной таверны Портового района. Терис провела в ней почти два дня, отогреваясь у закопченного очага, хоть как-то разгонявшего лезущий из всех щелей холод. Она могла бы позволить себе и более дорогое жилье за стенами столицы, но таверна Ханны, имела три огромных преимущества перед теплом и уютом гостиниц в стенах города: ее хозяйка, слепая и глухая ко всему, не задавала никаких вопросов, а стража предпочитала другие заведения. Зато сюда под вечер стекался весь сброд, всевидящий и всезнающий, до которого в первую очередь доходили все известия, даже избегавшие всеобщей огласки. Их разговоры и слушала убийца, сидя в общем зале за кружкой дрянного глинтвейна – единственного пойла, имевшегося у Криворукой помимо скуумы.
– Драконис пропал, слыхали? – бородатый нищий с черным от какой-то болезни лицом глотнул глинтвейна и вытер сивые усы тыльной стороной ладони. Краем глаза наблюдая за ним, убийца заметила, что у него не хватает мизинца и безымянного пальцев, и рука сплошь покрыта следами от ожогов.
– Вернется, куда денется. Умбакано ему хорошо платит. – его собеседник, еще молодой и почти прилично одетый босмер, лениво водил пальцем по столешнице, рисуя что-то расплескавшимися каплями глинтвейна. – Погуляет и попросится обратно.
– Думается, что не сбежал он, а сдох где-нибудь. Эльф, вроде, совсем из ума выжил со своими алейдами, отправил его куда-то в Нибеней. А там места гиблые, болота, человеческого жилья днем с огнем не сыщешь.
– Я слыхал, у него там сестра живет. Сибилла. – эльф лениво растягивал слова, выводя винные узоры на старом дереве стола, – Еще более ненормальная, чем он.
– Все-то ты знаешь, – одетая в тряпье бретонка средних лет усмехнулась, показав желтые зубы, – Вернется он еще, не из тех, кто так просто сдохнет.
– Да нам-то что? – бородатый снова хлебнул из кружки, – Сдохнет – и слава Талосу, нам стражи хватает, а этот ублюдок вечно норовил нос не в свое дело сунуть. Говорят, что Маэлира он прошлой зимой утопил.
– Маэлир сам виноват, нечего было с Умбакано ссориться и орать, что всем про его дела расскажет. – тетка снова весело оскалилась, – Мы-то знаем, но ведь молчим.
– Пока не заплатят... – беспалый нищий подмигнул ей.
– А вот когда заплатят... – босмер состроил совсем хитрое лицо, и все трое разом подняли кружки.
Терис улыбнулась в высоко поднятый воротник, краем глаза следя за троицей оборванцев и стараясь запомнить их лица. Изможденное и худое у беспалого, широкоскулое, с небольшими и острыми глазами – у бретонки, а эльфа несложно было запомнить по раскосым глазам разного цвета. Когда-нибудь все они могли пригодиться, и она была готова платить – у нее уже давно родилась уверенность, что многие из Братства пользуются услугами нищих и воров, после Кризиса в обилии наполнивших города Тамриэля.
Дверь открылась, жалобно заскрипев на ржавых петлях, и из бушующей снаружи метели шагнула массивная фигура в много раз переделанном овчинном тулупе.
– О, а вот и Медведь! – босмер стукнул по столу кружкой, черное лицо нищего отразило некую радость, и даже блеклые глаза Криворукой обрели искру жизни.
Медведь, огромного роста норд, всем своим видом оправдывавший свое прозвище, прямиком направился к барной стойке, на ходу отряхивая с тулупа снег.
– Криворукая, зря радуешься. Прячь скууму, два твоих клиента копыта откинули.
Рябое лицо женщины, и без того мучнистое и бесцветное, стало совсем белым, а глаза мутно-болотного цвета зажглись беспокойством. Утратив всю медлительность, она вылетела из-за стойки и исчезла в люке подвала. Медведь неожиданно расхохотался и по-хозяйски налил себе глинтвейна из оставленного на огне котелка, после чего уселся на жалобно скрипнувшую под его весом лавку рядом с босмером.
– Кто помер-то? – тетка с любопытством глянула на норда, пока тот неторопливо пил.
– Да босмер этот со своим верзилой-дружком. Стража только что нашла, оба не то от скуумы, не то от зеленой пыльцы концы отдали.
– И что, теперь облава? – босмер вздрогнул, заерзав на скамье, но Медведь успокоил его, положив свою тяжелую руку ему на плечи.
– Да какая там облава, кому эти двое нужны? Торонир не так давно из-за решетки вышел, второй вообще не наш, приезжий. Стража если за это дело и возьмется, то только если альтмерская дамочка скандал закатит и на лапу капитану даст как следует.
– А как же...
– Глянь, как Криворукая оживилась, как молодая носится. – Медведь замолк, допивая глинтвейн, и остальные не стали задавать новых вопросов.
Терис выскользнула из-за стола получасом позже, когда разговор нищих зашел о вещах, мало трогавших ее на данный момент, но за прошедшие минуты она успела многое узнать о на удивление богатой на события жизни Торонира, о которой узнала и стража, еще осенью заглянув к нему в подвал при обыске. По словам Медведя, плети и кандалы были еще цветочками по сравнению с остальным, о чем, вероятно, его собеседники были осведомлены, судя по их хитрым взглядам и смеху.
«Я никогда не буду об этом думать. Никогда». – Терис поспешно покидала зал, поднимаясь на второй этаж и все еще слыша перешептывание вернувшейся Ханны со своими гостями, – «И о малиновом платье тоже. Дагон побери этих извращенцев»…
***
Коридоры, уводившие под землю и сплетавшиеся в паутину лабиринтов, пустовали, и каждый звук тонул в лабиринтах, задушенный отсыревшим камнем стен. Где-то далеко внизу едва слышно шумела подземная река, а из темноты, сгущавшейся в ответвлениях коридоров, доносился скрип костей темных стражей. Форт Вариэл – не самое приятное место в Сиродииле, но зато надежное, забытое и заброшенное много столетий назад. Редкий искатель сокровищ заходил сюда – и оставался здесь уже навсегда в виде вечного стража этих коридоров и чужих тайн. Черная Рука свято хранила свою резиденцию и всегда избавлялась от свидетелей. Почти всегда.
Ночь была темная и еще теплая, как и всегда в конце лета, задержавшегося в Анвиле дольше, чем в других городах Тамриэля. Темнота заполнила сад и влилась в окно спальни матушки. Темнота отражалась в луже крови на полу и в темных глазах убийцы. И эти глаза смотрели на него – всего несколько мгновений, прежде чем черная тень исчезла в окне.
Почти двадцать лет. Сколько стараний, кто бы знал…
«Все не зря, матушка. Скоро…скоро начнется. Уже началось».
Началось еще в прошлом году. Сначала он убивал сам, скрываясь из-под носа своих собратьев, научивших его этому на свою беду. Он запутывал следы, терялся в тенях, и сам потом вел некоторых из убийц по ложному следу, разжигая страхи и подозрения. А потом…
«Я должен был быть аккуратнее. Еще немного, и этот данмер меня бы заметил…»
Заметил и испепелил бы на месте: Банус Алор был не из тех, кто долго думает в таких случаях, и Матье надеялся когда-то на этом сыграть. Потом, в будущем, до которого надо дожить.
Тогда и пришло время Николаса и Марты. Он знал их, и не составило труда предугадать, какая цепь событий последует за их предательством. Очищение. Аркуэн без его подсказок выдвинула это предложение на совете и почти добилась своего…
«В этот раз все получится, мама. Они перегрызут сами себя…черные крысы. Крысы…крысы… Матушка, как же я ненавижу их всех!»
Двух предателей в тот раз простили. Слишком чистая репутация у остальных, чьи мелкие грешки Лашанс всегда прикрывал перед Черной Рукой, слишком яро вступился Ж`Гаста и поддержал Алвал Увани – без того пыла, что был у хаджита, но не менее решительно. Слушатель колебался, но проявил неожиданную снисходительность, даровав жизнь остальным и выразив надежду, что предательство умрет вместе с теми, кто его совершил.
Почти год тишины, обманчивой, как и все здесь. Тишина скрывала подозрения, страхи и недоверие, разъедающее Братство изнутри, порождая безумие, которое он подпитывал все новой кровью.
Темнота за решеткой в одной из камер шевельнулась, выдавая присутствие узника. Харберт никогда не умел таиться в тени даже при желании, выдавая себя неосторожными движениями, ростом и почти вечным запахом перегара. Подсунуть такой подарок в Чейдинхолл было прекрасной идеей, одной из тех, за которые Матье почти искренне уважал своего Спикера и временами даже смутно сожалел о том, что когда-то, если все пойдет по плану, придется убрать и ее. Впрочем, тогда от Аркуэн уже не будет никакого прока.
– О, кто пришел… – хриплый голос каркнул из темноты, и норд прислонился поудобнее к стене, когда свет факела коснулся его. За четыре дня за решеткой он стал еще больше напоминать того наемника, который вступил в Братство три года назад – волосы свисали на лицо спутанными прядями, светлая щетина начала превращаться в бороду, а глаза, непривычно трезвые для него, смотрели до странного прямо и остро, – Пришел навестить старину Харба?
– Да, – бретон прислонился к стене, но, увидев табурет, придвинул его и сел напротив решетки, – Услышал, что у тебя неприятности…
Норд хрипло засмеялся, вновь наводя на мысль о карканье вороны.
– Этот поганый святоша зарезал кого-то из наших, а виноват еще и я. Все из-за того, что я курьер… Очива, чертова ящерица, вернусь – по стене размажу…
– Тихо, – Матье приложил палец к губам, -Услышат…
– Да пускай слушают! – Харберт ему не внял и продолжил едва ли не громче прежнего, – Это она нашептала, что я работаю плохо. Если бы не ее нытье Спикеру, работал бы дальше и не влип во все это дерьмо… – он ожесточенно ударил кулаком в стену, и на сбитых костяшках выступили капли крови, и бывший наемник посмотрел на них с некоторым удивлением, сменившим приступ ярости.
– Они разберутся со всем. Ты ведь…
– Я ему контракты вез, – норд невесело усмехнулся, – А этот паршивец взял и нашего убил. Мол, в заказе так было написано. А контракт заверен Черной Рукой, с вас спросу нет, все шишки мне теперь.
Матье промолчал, и молчание было принято за выражение понимания и сочувствия, погасившего взрыв эмоций Харберта и вернувшего ему некоторое спокойствие.
– Что они там хоть говорят? – убийца опустил руки и сделал шаг к решетке, – Решили что-нибудь?
Норд полезен, очень полезен. Цепной пес, не склонный мыслить и разбираться, а алкоголь стирает из его памяти все события, способные навести на подозрения. Жаль будет так быстро его потерять…
– Корнелий оправдывается, слово дает, что правда в контракте было написано. Лашанс пытается разобраться, кого-то в те края послал… Аркуэн за казнь и Очищение, Увани пока только за казнь. Ж`Гаста как-то притих, может, тоже оправдывать будет.
– А насчет меня? – голубые глаза глянули прямо и пронзительно, и на мгновение Матье почудилась в этом взгляде искра опасного для него раздумья. Вспыхнула и тут же погасла, даровав покой: норд по-прежнему не представлял угрозы.
Матье помолчал, нервно ломая пальцы и ища слова. Норд не имел прямого отношения к делу, и о лично его казни речи не шло, особенно с учетом вновь предложенного Очищения. Но если вдруг каким-то чудом Лашанс сумеет найти возможность вытащить из всего этого Корнелия… Матье не сомневался, что Спикер без зазрений совести переложит всю вину на норда, и тогда дело примет совсем иной оборот, не слишком выгодный для него. И норд…пока что полезен, другого такого найти будет слишком сложно.
– Я попробую тебе помочь. – бретон посмотрел в глаза Харберту, и тот замер, как пес в ожидании команды, – Просто делай то, что я тебе скажу, и тебя отпустят.
– Прямо вот так, под честное слово? – Харберт усмехнулся, не скрывая недоверия к словам душителя, но в его взгляде теплилось нечто вроде надежды, с которой он не хотел так просто расставаться, – У меня кроме него доказательств нет. И в Черной руке меня не то чтобы любят, знаешь ли.
– Если подкрепить слова именем Ситиса и Матери Ночи, то этого может и хватить. – Матье ответил тонкой улыбкой, которая спустя несколько мгновений ожидания отразилась и в глазах Харберта.
