Текст книги "Кроваво-красный (СИ)"
Автор книги: Ulgar Ridt
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 52 страниц)
Глава 64
Бледно-зеленая вязкая капля медленно катилась по толстому стеклу колбы. Бесконечно долго. Время, недавно проглотившее несколько часов жизни, теперь безжалостно растянулось, позволяя сознанию вобрать каждую деталь.
Раздробленный стеклом алхимических приборов свет факела бликами застыл на надгробии, заменявшем в форте стол. Глубокая трещина в сером камне сохранила след чьей-то крови. Белизна сложенных бинтов резала глаза, напоминая о костях, и воспоминания обжигали болью понимания, что уже не будет как прежде.
Та же лаборатория, те же тяжелые реторты и колбы, которые когда-то было страшно трогать. Тот же скрип костей в сумраке за дверью, даже скелеты те же самые. Спикер так же сосредоточенно обжигает над огнем иглу, только за пределами этого форта не осталась ничего и никого.
Терис не помнила обратного пути. Помнила, как Аркуэн пару мгновений смотрела на нее и осознавала слова Лашанса, после чего без слов развернулась и ушла, и где-то в коридоре вслед за ней потянулись черные тени присланных Слушателем убийц. Она помнила Матье – казавшиеся темными глаза бретонца выражали предельное чувство вины, спина сгорбилась, и он что-то сказал, прежде чем последовать за своим Спикером.
Ему было жаль, только это ничего не меняло. Не для Винсента, Мари, Очивы и остальных. Не для Лашанса, который с тех пор не произнес ни слова и в полной тишине зашивал глубокий порез на руке полукровки.
Притупленная зельем боль пульсировала в глубине раны, полураздавленной улиткой ползла до мозга, глухого ко всем мыслям.
Костяной нож из Пустоты, обмен кровью – все это что-то значит, открывает ранее закрытые двери к ответам на не заданные вопросы. Дарует защиту. Ярость Ситиса не приходит к членам Черной Руки. Она теперь душитель.
Понимание этого приходило и таяло в безразличии. Черная Рука, ответственность душителя, причастность к тому, что еще вчера было бесконечно далеким и недоступным... Неважно. Что бы ни ждало впереди, сейчас это не вызывало никаких эмоций, даже страха перед тем, что, наверное, придется лицом к лицу столкнуться со Слушателем.
Бинт скрыл под собой шов, и Спикер тяжело опустился на лавку, глядя в пол с тем же выражением, что и несколько часов назад. В застывших глазах читалась уже бессмысленная попытка найти решение, ответ на единственный оставшийся вопрос.
"Попробуйте прожить подольше". – Старый вампир дал совет, граничащий с приказом, которому придется следовать. Неизвестно только как.
На время заглушенное ощущение пустоты внутри вернулось вместе с тупой болью понимания, что сейчас не остается ничего, кроме как дотащить ставшее чужим тело до лавки, сесть рядом и точно так же молчать. Нельзя даже плакать. Нельзя ничего сказать – слова абсолютно бессмысленны и ничего не изменят, единственная известная вещь ясна и без них: впереди – другая жизнь, если так вообще можно назвать существование в том, что осталось от привычного мира.
Терис закрыла глаза и ссутулилась, борясь с сознанием, которое помимо воли по кускам собирало память о последних часах. Она запоздало поняла, что так и не смогла заставить себя войти в комнату. Оружие, вещи, деньги – все осталось там, и туда придется вернуться.
Потом. Потом что-то должно измениться, потому что невозможно так же жить дальше.
Сквозь поток затягивающих в топкий омут мыслей дошло, что Спикер дотронулся до ее спины – осторожно и отрешенно, как будто бы только сейчас понимая, что она все еще жива. Тяжесть опустившейся на плечи руки вернула способность сосредоточиться на настоящем, не метаться мыслями между прошлым и пустым будущим. Есть здесь и сейчас. Есть форт, такой же, как и вчера, как месяц, как полгода назад. Есть единственный оставшийся в живых близкий человек.
– Поедешь к лекарю. – Негромкий голос без усилий оставался ровным настолько, что от его безжизненности хотелось выть. – Тебе нужно вылечить спину.
Терис коротко дернула головой в знак согласия, которого не требовалось. Когда-то давно, в прошлой жизни, он уже говорил это, но тогда дело так и не дошло до лечения. Тогда она ждала Альгу, а та обещала хорошего целителя, что-то рассказывала про выведение шрамов и подобающий внешний вид, строила планы на будущее, в котором она была уверена. Только вернется с задания – и в Имперский город, к знакомым магам: старые связи и умение налаживать новые позволяли ей многое. Данмерка говорила что-то еще, давала кучу полусерьезных советов, сетовала на неровно стриженные волосы полукровки и пыталась соорудить из них хоть какое-то подобие аккуратной прически.
Опустевшая комната всплыла перед глазами очередным напоминанием, что убежища больше нет. Есть стены. Есть вещи на тех местах, где оставили их владельцы. Книги Винсента в расставленном им порядке, кинжал Антуанетты Мари под подушкой, мази и духи Альги, рядами выстроенные перед зеркалом. Единственный след пребывания их в этом мире, убийцам не принято оставлять о себе память.
Терис зажмурилась и втянула воздух с запахом холодных камней, зелий и крови. Из хаоса мыслей, клочков чувств и полного незнания, что делать, медленно вырисовывалось нечто определенное.
Скоро придется ехать куда-то. Не столь важно, куда именно, главное, что будет разбитая весенняя дорога, холод, тающий снег и цель. Довольно простая, но сейчас больше не требуется, и сама она не нуждается в другой. После долгого или не очень пути будет лекарь, чьи умения совершенно неинтересны, который даст ей сильное снотворное, и на какое-то время мир исчезнет. Уже после придется ждать, пока срастутся кости, тренироваться, снова ездить на задания... Пытаться делать то, что велел Винсент. Жить.
И потом, когда спадет оцепенение, искать того, кто начал все это. Кто знает больше, чем простые убийцы. Кто способен подменить контракт и послать одного убийцу умирать от руки более сильного, не подозревающего, чью шею он ломает.
Кого-то очень опасного и невидимого даже для своих. Кого-то из Черной Руки.
***
Шорох страниц был единственным звуком в зале, толщина стен заглушала даже скрип костей в коридорах. Трое скелетов здесь, еще пятеро уровнем выше, трое в коридоре наверху. При желании можно вспомнить каждого, ставшего вечным стражем форта Вариэл по распоряжению Мэг. Давно ушедшая из жизни Спикер считала, что так он обеспечит себе расположение Черной Руки, докажет свою пользу и защитит тех, кто в убежище, от слишком пристального внимания Слушателя...
"Я не справился, Спикер".
Мысль до сих пор не приживалась, разум раз за разом обходил ее, на пустом месте создавая иллюзии. Впервые за долгие годы начали сниться сны – не убийства, совершенные теми, на кого указывала Мать Ночи, а те, кто должен быть в убежище. Маленькая Очива тащила за руку к мишени, показывая на попавшую в центр стрелу, Тейнава с гордостью демонстрировал только что заточенный нож, Винсент долго и обстоятельно рассказывал о недавно прочитанной книге.Тацкат предлагал сыграть в карты, пока не видит Мэг. Альга призывала вести себя достойно и не предаваться азартным играм, после чего подсаживалась к ним, и в колоде появлялись лишние карты.
Во сне. В реальности же...
– Я... ознакомился с отчетом Аркуэн... – Слушатель взглянул нарочито сурово, пряча за строгостью свое нежелание смотреть в глаза. – Мне не хотелось принимать такие меры, но предательство должно быть наказано. Если гниет один палец, нужно отсечь его, пока болезнь не поразила всю руку.
Сохранять спокойствие. Не думать о том, что сейчас в рукаве спрятан метательный нож, и что он глубоко войдет между глаз босмера. Не думать о том, что хватит сил справиться с Матье, который ближе всех и который занял нынешнюю должность благодаря своему повиновению, а не умению убивать... Хавилстен сильнее. А Алвал Увани, несмотря на искалеченную руку, испепелит на месте после первого же неверного движения.
Оставшаяся в живых Терис не давала права рисковать собой.
– Твой выбор душителя очень меня тревожит. – Слова Анголима вплелись в едва зародившуюся мысль о полукровке. – Очень неразумно и поспешно, хотя я отчасти понимаю твое состояние. Но она... Терис, конечно, убила Филиду, но...
Пауза позволила вспомнить все, заново собрать из навсегда оставшихся в памяти деталей картину, исчерпывающе объясняющую сомнения Слушателя и ядовитую усмешку Алвала Увани. Отрубленные руки командора Легиона в цветастой наволочке, сломанный нос полукровки и панический ужас в глазах – так получилось. Невиданное везение, идиотизм и ни единой возможности выжить, если бы не обстоятельства, сложившиеся в ее пользу. Нелепая история с Франсуа Матьером, вызвавшая такое негодование Аркуэн. Смерть Харберта. Имя нового душителя звучало здесь часто, и каждый раз в связи с каким-то близким к бреду событием.
– Почему она?
Потому что в противном случае Аркуэн едва ли оставила бы ее в живых. Потому что лучше она, чем навязанный Слушателем душитель, который стал бы подобием Харберта, связанного своей клятвой перед Черной Рукой.
– Она быстро учится. – Умение не выказывать сомнений в своих словах не подвело, доля истины не позволила сомнениям просочиться в голос.
Она училась, делала успехи в алхимии. Изначально хорошо обращалась с луком и отмычками. Если дать ей время...
– Она не успеет научиться. – Алвал Увани полоснул холодным взглядом. – Этот вопрос не стоит такого внимания. Советую только заранее подумать, кто займет ее место. У меня есть пара убийц, которых я могу рекомендовать. Опытных, дисциплинированных, с прекрасной репутацией. Последнее немаловажно в твоем случае.
Не думать о ноже. Молчать. Спорить бесполезно, каждое слово данмера будет подрывать остатки веры в какое бы то ни было будущее. Банус Алор видел слишком многое и не преминул рассказать все своему приемному отцу. В подробностях, как и требовалось, не упуская ничего. Его нельзя винить, как и тихого, безукоризненно исполнительного Матье, ни разу не совершившего ни единой ошибки, умело обходящего все конфликты и не вызывавшего ни у кого неприязни. Впрочем, приязни тоже, если не считать Аркуэн, которой было необходимо хоть какое-то близкое существо, а безропотный и спокойный бретонец идеально подошел на эту роль.
– Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы она соответствовала должности. – Люсьен Лашанс выдержал взгляд данмера, гоня из мыслей тень предательской веры в его правоту.
Терис слабая. Преданность и желание учиться никогда не исправят от природы хрупких костей и последствий старых ран и переломов. Что-то можно вылечить – Геон хороший целитель, но...
Нельзя об этом думать. Она выживет, она теперь тоже не имеет права уйти.
Данмер с шипением выдохнул воздух, но промолчал, скривив губы в ядовитой гримасе и скрестив на груди руки; неподвижные пальцы правой все еще скрывали бинты.
– Можешь вербовать, кого сочтешь нужным. Но я пришлю человека для поддержания порядка. – Анголим смотрел в угол, тихо стуча пальцами по столу. Колебался, осознавая собственное неумение подбирать слова и скрывая его под маской глубокомыслия. – Нужен кто-то...на место Винсента. Ты в отъезде, а твоя...твой душитель не представляется никому из нас достойным кандидатом, чтобы руководить убежищем.
Спикер заставил себя промолчать: все возражения сдавались пониманию неизбежности.
– На этом все. – Анголим аккуратно сложил листы в стопку, и в его глазах прочлось облегчение от окончания тяготившего его собрания. – Все свободны.
– Да хранит вас Мать Ночи.
Нявязчивая мысль о ноже в рукаве отпустила, когда зал остался позади.
Есть время. Слушатель недоволен, и разговор о Терис еще зайдет, но не сейчас. Сейчас еще есть время дать ей вылечиться, найти тех, кто будет выполнять контракты, попросить Винсента...
Мысль сорвалась с привычного пути, ведущего в пустоту.
Вампира нет, нет никого, кроме безразличного к чужим смертям Тенегрива и полукровки, раздавленной Очищением и еще не осознавшей обрушившуюся на нее ответственность.
– Спикер... – Негромкий голос за спиной вынудил обернуться, но не сбавить и без того все еще медленный шаг.
Матье, светящийся в темноте мертвенной бледностью, нервно сжал пальцы и с трудом поднял лихорадочный взгляд.
– Я...понимаю, что мои слова ничего не изменят, но... Я сожалею. Я пытался отговорить Аркуэн...
Может быть, пытался. Матье провел в Чейдинхолле не один год, у него было основание сожалеть. Или пытаться изобразить сочувствие в угоду своему стремлению ни с кем не портить отношений.
– Спасибо. – Отсутствие искренности резало слух, но бретонец как будто бы поверил, даже перестал комкать край рукава.
– Если...если понадобится помощь... Вам или Терис...
– Не стоит. Не усложняй свои отношения с Аркуэн, она не одобрит.
Душитель промолчал, не находя или не желая находить слов для возражения. В повисшей тишине старая, ничем не обоснованная неприязнь шептала, что было бы не так уж плохо навлечь на него гнев альтмерки.
– Как...как Терис? – Бретонец напомнил о своем существовании у лестницы, даже с беспокойством взглянул на покалеченную ногу и с трудом удержался, чтобы предложить помощь еще раз.
Чувство самосохранения спасало его от всех ошибок и вместе с безукоризненной исполнительностью вознесло его так высоко.
– С ней все хорошо.
– Я...хотел бы извиниться за то, что держал ее. Спикер приказала, я не мог... Если есть возможность увидеть ее...
– Я передам. – Желание поскорее уйти заставило крепче сжать трость – достаточно тяжелую, чтобы проломить ею череп.
– Она сейчас в форте?
Спикер остановился на середине лестницы, борясь с самоубийственным желанием начать второе Очищение.
Предатель среди тех, кто знает слишком много. Слушатель, Спикеры, душители, информаторы – кто-то из их числа. Их не так много, и подозрения близки к паранойе, близки настолько, что Матье может стать первой жертвой его поисков, если скажет еще хоть слово.
Звук шагов и блеск красных глаз в полумраке стали спасением, и Матье отступил на пару шагов, склонив голову перед Алвалом Увани.
– Ты свободен. – Взгляд данмера равнодушно коснулся душителя. – Пожелания скорейшего выздоровления моей дорогой сестре.
– Благодарю вас. – Бретонец вновь поклонился и беззвучно скрылся за поворотом лестницы, а вместе с ним ушло сильное как никогда желание забыть о долге перед Братством. Холод глаз Алвала Увани гасил все порывы, порождая вынужденную способность терпеливо слушать и молчать.
– Я задержу тебя ненадолго. – Данмер свернул в коридор, где не скрипели даже кости скелетов. Он предпочитал тишину и в форте обустроил себе подобие кабинета на случай, когда обстоятельства вынуждали задержаться надолго. .
– Не жди от меня извинений, я не Матье. – Бросил данмер, едва захлопнулась тяжелая дверь, и сумрак сменился светом единственного факела в глубине комнаты. – Я давно предупреждал тебя, что я не буду прикрывать твое убежище ради памяти о Мэг.
– Я не ждал этого. – Абсолютную честность отравила давняя злость.
Он приходил в убежище много лет назад как к себе домой. Он охотно поддерживал разговор с Винсентом и Альгой, не отходил от Мэг, которая считала, что ему можно доверять, и это делало его безразличие и отстраненность незначительными. Он был своим.
Алвал Увани усмехнулся, ядовито, но почти беззлобно, и оперся здоровой рукой на край старого дубового стола.
– Ты ненавидишь меня. Ненавидишь нас всех. Но я не виню тебя. Скажу больше – если бы не я, тебя убили бы вместе с остальными.
Данмер смотрел прямо, как и всегда. Он никогда не лгал, едва ли кривил душой и теперь – он был выше того, чтобы размениваться на внушение чувства благодарности во имя собственной гордыни
– И в чем причина?
– Уж точно не в моем к тебе расположении. Если бы я мог выбирать... – Панцирь бесстрастия дал трещину, сквозь которую на долю секунды проглянуло нечто живое. – Винсент был хорошим другом. Но у него был мотив. Альга с самого начала не внушала мне особых симпатий... Впрочем, как и ты. – В красных глазах вновь вспыхнуло неумолимое пламя решимости уничтожать всех и вся, несущих угрозу Братству. – Но у тебя нет ни единого повода устраивать все это. Я давно знаю тебя. Ты не стал бы подставлять своих людей. Я даже не уверен, что ты их убил... Но это уже совершенно не важно. Мои сомнения останутся со мной.
Лашанс промолчал, без сомнений принимая услышанное и пытаясь отыскать в себе подобие признательности за помощь.
Все же он помог – ровно настолько, насколько счел нужным, насколько позволил его вечный холодный расчет, не допускавший участия эмоций, которых у данмера осталось слишком мало после смерти Мэг.
Решение провести Очищение поддержали все, говорила Аркуэн. Он тоже не сказал ни слова в защиту, так же приговорив к смерти всех, кто не имел никакого отношения к предателю. Не сделал попытки найти того, кто проник в Черную Руку или в ряды информаторов.
Или же...
Вопрос "зачем" не находил ответа, встречая глухие стены из неоспоримых доводов. Он в Братстве дольше, чем кто-либо из Черной Руки. Он всегда был образом, хранителем веры и традиций, суровым и неумолимым преследователем нарушителей. Он не стал бы...
– Не стоит благодарить. – Алвал Увани смотрел так же холодно, без ожидания ненужных и безразличных ему слов. – Поблагодари Ситиса за то, что в Черной Руке есть хоть кто-то, кто это понимает. И можешь заодно помолиться о моем здоровье. Я здесь последний, кто может тебе поверить.
Глава 65
«Дорогая матушка, они все мертвы. Я сделал все, как и хотел. Аркуэн потребовала Очищения, все поддержали ее! Они мертвы! Лашанс должен был убить их сам. Я не знаю, смог ли он, но они мертвы».
Перо замерло, уронило кляксы под строкой кривых от волнения букв, и Матье замер, переводя дыхание.
Дневник помогал упорядочить мысли, запечатлевал воспоминания, но сейчас его было мало. Радость разрывала изнутри, хотелось кричать о ней, рвать волосы, в голос рыдать от счастья, хохотать и кататься по полу... Столько лет ежедневного риска, создание собственной безупречной репутации, беспрекословное подчинение приказам, терпение – все оправдалось.
Он тихо рассмеялся, сжимая истрепанный дневник, и запрокинул голову к низкому потолку подземелья маяка.
Дом, ненавидимый матерью, стал его единственным пристанищем, о котором никто не знал. Его логовом, его норой, в которую можно спрятаться от мира, где можно окунуться в свои мысли и дать волю чувствам. Здесь темно, холодно, в воздухе повис тяжелый запах бальзамических масел, гнили и увядших цветов. Матушка любила цветы. Особенно те, что росли в городе под окнами красивых и чистых домов, а не сорняки с побережья.
– Я все сделал. – Звук собственного охрипшего голоса развеял застоявшуюся тишину подземелья. – Матушка...я видел их, они мертвы! Все!
К глазам подступили слезы радости и облегчения, которых здесь можно было не стыдиться. Матушка все понимала и гордилась им, ее пустые глаза смотрели ласково, она улыбалась растрескавшимися изжелта-серыми губами. Она давала ему время отдохнуть перед последним шагом.
Чувство эйфории утихло, темными птицами пролетели мысли, в последние дни изгнанные из головы подальше, дабы не омрачать триумф.
Лашанс еще жив. Благодаря собственному везению, милосердию Слушателя и его собственному промаху.
Он мог закончить все еще там. Ему хватило бы секунды, чтобы перерезать полукровке глотку: она даже не пыталась вырваться. Ничего не стоило убить ее и получить удар кинжалом в ответ. Если бы повезло, он увидел бы, как Аркуэн убивает Лашанса.
– Матушка... – Голос дрогнул, тяжелый взгляд матери уничтожил остатки радости, напоминая об ошибке.
Он не мог объяснить, почему не сделал этого, боялся произнести вслух и признаться самому себе, что его сдержал приказ Аркуэн. А еще – смутный, скрываемый от самого себя страх, что она не справится с имперцем. Оба ранены, только ему терять нечего, и на его стороне несколько скелетов.
– Я не добрался бы тогда до остальных... Он убил бы меня...
До боли зажмуренные веки прятали в темноте, но укоризненный взгляд мертвых глаз проникал извне, выворачивал наизнанку, заставлял самому перебирать все упущенные возможности.
Форт Вариэл. Он мог ударить в спину в пустом коридоре, успел бы раньше, чем их догнал Алвал Увани, но предпочел играть привычную роль, балансировать на тонкой грани между вежливостью и навязчивостью. Удар в спину – слишком легко. Месть требовала большего.
– Убей их всех... – Мать разомкнула прилипшие к зубам губы, протянула невидимые руки.
– Я...я убью, обещаю... Я хотел убить Терис, но он не сказал, где она... – Зубы стучали, сырой холод пробирал до костей, тело сжималось в комок. – Он не доверяет мне. Никогда не доверял... Но я доберусь...доберусь до всех, мама.
Хриплое дыхание рвало легкие, перед глазами плыли багровые круги. Стук крови в ушах мешался с шепотом матери, всегда слышным здесь, рядом с ней.
Убить их всех.
Убежища Чейдинхолла слишком мало для мести, должны умереть все: Лашанс, его душитель, Слушатель, Алвал Увани...
Аркуэн.
Пальцы впились в растрепанные волосы, по спине прошла дрожь, заставляя согнуться над раскрытым дневником.
– Матушка...я не хочу... Она добра ко мне. Я ей нужен.
Марии он тоже был нужен, пока она не узнала правду. Ее красивое лицо вытянулось с выражением отвращения и ужаса, она отступила на шаг...
– У меня не было выбора. – Он проглотил всхлип и зажмурился. – Я...я ничего не скажу Аркуэн... Она будет в убежище. Она лечится. Ей...ей нужно отдыхать и нельзя волноваться. Она не будет нам мешать. И Лашанса она ненавидит... Если он даст повод, убьет...
Матье свернулся комком на холодном полу, прижимая к груди дневник и чувствуя спиной, как мать тянет к нему свои руки.
Он обещал ей, он не может отступить. Он не хочет отступать. Он найдет способ избавиться от всех, сделать так, чтобы Черная Рука уничтожила саму себя изнутри. Придется ли для этого убивать, менять контракты или самому встать под удар – неважно. Смерть давно перестала страшить, он знал, что примет ее с улыбкой, если это будет разумной платой за месть. Умереть, но перед этим убить всех, до кого удастся дотянуться.
– Мне нужно время. Я найду способ. – Голос прозвучал почти спокойно, бешеный стук сердца стих, и матушка вновь смотрела благосклонно.
Конечно, она не торопит, она любит его и прощает все ошибки. Она в него верит.
Матье медленно выпрямился, сведенные судорогой пальцы ослабили хватку, и дневник с негромким шорохом соскользнул на пол. Зарябили перед глазами строчки, мелькнула пришитая к одной из страниц прядь золотистых волос Марии. Если бы она в тот раз приняла его, он бы и пальцем ее не тронул. У них была бы настоящая семья.
Душитель отвел взгляд от раскрытых страниц и поднялся на дрожащие ноги. Рука коснулась волос на голове матери, поправила в них серебряный гребень с рубином – его подарок матери, каких ей никогда не дарил отец. Но он лучше отца, он оправдает все ее надежды, о да...
– Мне пора, матушка. – Губы коснулись холодного лба и в нос сильнее ударил запах тлена и масел, не способных остановить разложение. Если все получится, он увезет ее из Анвила как можно дальше, и там она будет чувствовать себя гораздо лучше. Все же нужно постараться выжить: о ней больше некому заботиться.
Матье Белламон аккуратно одернул темный дуплет и стряхнул с коленей грязь. Спокойствие возвращалось вместе с привычками, въевшимися за время службы в Братстве. Быть аккуратным во всем, не привлекать к себе лишнего внимания, не задерживаться нигде надолго... Прояснившаяся память напомнила про отчет для Аркуэн: нужно написать о последнем задании, с которым он блестяще справился. Стражник мертв, улики указывают на его напарника – все так, как и хотел заказчик. Спикер будет им очень довольна.
***
Скрипу колес телеги вторило чириканье птиц и шелест едва раскрывшихся на деревьях листьев. Полуденное солнце бросало на лесную дорогу кружевные тени, и раздробленные лучи солнца блестели в каплях росы. Где-то в скрытом буреломом овраге шумел ручей, плескалась о холодные камни ключевая вода.
Весна, невидимая за высокими каменными стенами монастыря, бросалась в глаза, кружила голову, слепила красками, стертыми из памяти мертвой белизной зимы. Лес проснулся и жил, как жил год назад, хотя казалось, что между прошлой весной и этой прошла целая вечность. Руины и пещеры мешались в памяти, лица людей, с кем сводила жизнь, сливались в серое пятно, даже оставшийся на спине след от ожога казался чужим.
Когда седой целитель протянул снотворное, на мгновение появилась надежда, что бесцветная жидкость сотрет память, ту ее часть, где осталось опустевшее убежище, кровь на клинке клейморы и едва заметное бурое пятно на подушке Антуанетты Мари. Все должно было закончиться, сознание отчаянно пыталось поверить в это, пока не провалилось в небытие.
С пробуждением пришло забвение – минутное, и тогда в мире существовал только низкий потолок, тонкое одеяло и тугие бинты. Спикер ушёл сразу, удостоверившись, что она жива, и в следующий раз приехал через неделю. Она смутно помнила, что он говорил, медленно обходя с ней двор лечебницы. Встреча была короткой, а общество лекарей вынуждало соблюдать осторожность и молчать о том, что касалось Братства.
Терис прикрыла глаза, прислонившись к высокому бортику телеги, с безразличием вслушалась в разговор попутчиков. Слова касались слуха и стирались, вязли в оставленной лекарствами паутине полузабытья. Обезболивающие, порошки для укрепления костей, мази для швов. Ее отпустили с тем условием, что она продолжит лечиться сама и будет осторожна.
Придется. Вместе с физическим оцепенением пришла ясность понимания новой жизни. Горькая, лишенная облегчения, но расставившая все по своим местам. Она должна как можно скорее вылечиться и привыкнуть к своей должности, должна соответствовать – другого выхода нет, не осталось с того момента, как Гогрон свернул шею несчастному босмеру.
Мысль о большом, простом и добром ко всем орке тоже вызывала тупую боль, от которой в глазах темнело, а сознание, пребывающее в шатком спокойствии, готово было вновь провалиться в бездну отчаяния и неприятия.
Нельзя о них вспоминать.
– Ты в Чейдинхолл? – Вопрос возницы дошел до слуха с опозданием, вырвавшись из его негромкого разговора с женой.
– Нет, я только до леса.
– Куда тебе сейчас в лес? – Средних лет крестьянка обернулась, глянув с негодованием от такой глупости. – Тебе Гален, дайте Девять ему здоровья, при мне сказал себя беречь.
– Я травы соберу и домой. Лучше сейчас, чем потом за ними ходить.
Сабин вздохнула, покачав головой, но не стала пытаться переубедить. Приехавшая лечить сломанную руку крестьянка стала единственной, с кем удавалось общаться в лечебнице. С ней можно было молчать, с благодарностью принимать ее заботу и слушать рассказы про ее семью, про дом, про то, как они собираются засевать поле и какое платье она хочет сшить дочери на свадьбу. Женщина была столь добра, что еще вечером пообещала целителю, что довезет ее до города, а утром усадила с собой и намеревалась доставить в Чейдинхолл.
Лошадь замедлила шаг, колеса тяжело ударились о камни, Сабин в последний раз укоризненно вздохнула.
– Спасибо большое. – Терис осторожно слезла и стащила с телеги свою не слишком тяжелую сумку. – Берегите себя.
– Ты тоже. Не задерживайся здесь. – Сабин с беспокойством взглянула на пустую дорогу. – Лес все-таки. Патрули ходят, но мало ли что...
– Я здесь часто бываю, не волнуйтесь.
– И все же... – Крестьянка вздохнула, но тут же сменила беспокойство на теплую улыбку. – Надеюсь, еще увидимся. Будешь в Кропсфорде – заходи к нам.
– Спасибо, я очень постараюсь. – Онемевшее лицо послушно изобразило улыбку, и Терис в душе порадовалась своей лжи. Не увидятся. Муж Сабин – мельник, сын – кузнец, дочка собирается замуж за владельца книжной лавки. Хорошие честные люди, которые никогда не станут ни жертвами Братства, ни его клиентами.
Телега скрылась за поворотом, когда полукровка свернула с дороги в тень деревьев. Снег здесь давно растаял, только в самых темных низинах поблескивали лужи холодной талой воды. Из-под слоя опавшей листвы пробивалась трава, белели первые цветы, промелькнула даже одинокая бабочка с большими желтыми крыльями. Терис задержала на ней взгляд, замедлив шаг, про себя пытаясь оправдать задержку интересом, а не усталостью от нескольких минут ходьбы.
Мысли рассеивались, действие лекарств очищало сознание, оставляя только отстраненное восприятие. Лес, голубое небо, трава под ногами; шорох сухих прошлогодних листьев доносился издалека, как будто бы прорываясь сквозь толщу воды. Подниматься в гору еще трудно, болит спина и тяжело дышать, но это скоро пройдет. Отвар из мандрагоры три раза в день, порошок из рыбьих костей, еще какие-то травы, которые дала с собой ученица лекаря помимо длинного списка того, что придется варить самой...
За каменной аркой форта на звук ее шагов повернула голову черная лошадь, и Терис застыла; воспоминания и самые черные предчувствия лезли в голову, на мгновение лишая возможности мыслить здраво.
Все хорошо. Обычная лошадь с обычными темными глазами посмотрела на нее и продолжила жевать оставшуюся траву. Судя по размерам уже объеденной полянки, она здесь давно, и можно надеяться, что ее хозяин скоро уйдет.
Терис протянула руку к двери, борясь с желанием остаться снаружи, посидеть в тени старой ели и дождаться, когда гость уедет.
Теперь так нельзя. Простой убийце, не подающей больших надежд, было позволительно прятаться по углам, душитель же не имел такого права.
Дверь открылась раньше, чем пальцы коснулись тяжелого кольца, и Терис отступила на шаг.
Высокий незнакомый данмер окинул ее взглядом, и краем глаза Терис увидела, как его рука дернулась к рукояти кинжала на поясе, но замерла, повинуясь не сразу пришедшей догадке.
Платье, теплая шаль, волосы заплетены в две кривые косички. Не самый лучший вид для...
– Терис, мой душитель. – Голос вышедшего следом за данмером Спикера не выразил ни недовольства, ни неудобства.
Все так как и должно быть, и за свой внешний вид она не обязана извиняться. Не ехать же ей в куртке, украшенной наплечником с отпечатком руки, который кто-то из работавших на Братство мастеров счел хорошей идеей. Тем более, куртка осталась в Лейавине вместе с лошадью и оружием, став трофеем не то стражника, не то вставшего на защиту закона горожанина.
– Дредас Рендар. – Данмер едва кивнул, но его взгляд за долю секунды утратил все эмоции. – Управляющий в убежище. Мне пора, прошу меня извинить.
– Да хранит вас Мать Ночи. – Заученное напутствие спасало, создавая иллюзию уверенности, воспринималось как должное.
