Текст книги "Astia vala femundis (СИ)"
Автор книги: Soul-keeper
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 58 страниц)
Они говорили еще какое-то время, в конечном счете, Хоук уснула, а Фенрис еще долго лежал, бездумно уставившись в потолок, и размышляя над словами Мариан о демонах…
Эльфу было не по себе каждый раз, когда он вспоминал о том, что она видит во сне. После ее рассказа мысли становились одна красочнее другой: представлялись искаженные лица, тени странных фигур и замысловатые жесты. Старые знакомые тянули к нему свои руки, чтобы поздороваться… Закручивались в пыльные вихри, рассыпаясь на тысячи осколков и напоминая о своем существовании в какой-то искаженной и непонятной эльфу манере…
Фенрис проснулся от резкого хлопка. Что-то случилось на улице: судя по возгласам – отскочило колесо телеги с товаром. Какие-то прохожие бросились помогать, все происходящее сопровождалось шумными ругательствами на гномьем диалекте. Послышался собачий лай и чей-то заливистый хохот. К великому удивлению эльфа, несмотря на столь поздний час, Хоук еще спала. Фенрис умел определять время, ориентируясь по солнечному свету, попадающему в спальню сквозь дырявую крышу. Сейчас было около полудня, и он решил, что раз уж даже шум на улице не потревожил сна Мариан, – пусть отдыхает и дальше, ведь редко, в последнее время удавалось заставить ее как следует выспаться.
После случая в поместье Амеллов кошмары не беспокоили, эльф спал, как убитый – ему ничего особенного не снилось. Он даже счел это хорошим знаком. В конце концов, страх отступил, ощущения после того сумбурного сна забылись и будто бы стерлись из памяти.
Он поднялся с кровати, наспех накинув одежду, и спустился вниз. Сквозь щель под входной дверью призывно выглядывало письмо. Он подхватил его, и отправился в кухню. Конверт был скреплен красной сургучовой печатью с неизвестной Фенрису символикой и казался увесистым.
Он бережно развернул его и принялся читать.
«Лито.
Прежде всего, я должна сказать тебе спасибо. Несмотря на случившееся, ты показал себя с лучшей стороны, и я благодарна за это. В конце концов, это меньшее, что я могу сделать.
Попасть к людям, о которых ты говорил, оказалось неожиданно и весьма приятно. Я не знала, что буду делать с тех самых пор, как оказалась в Киркволле – теперь же, не вижу и тени сомнения. Аарон хороший человек, несмотря на то, что он наш соотечественник.
Не может же все в мире быть плохим, правда, Лито?
Его жена, Вайлет, красивая девушка, и она на сносях! Оба с нетерпением ожидают первенца, а я помогаю, им как смогу! Готовлю, убираю, упражняюсь в магии. Вайлет научила меня грамоте! Прямо сейчас я пишу это не без ее подсказок, но собственной рукой!
Знаешь, мне нравятся их идеалы. Мне нравится помогать, просто потому что я этого хочу! Мы все похожи на большую дружную семью. Стоим лагерем в разных местах, люди Аарона выполняют различные задания по контрактам, а иногда даже бесплатно, просто ради справедливости! Хорошие люди, которые делают благое дело: я счастлива быть среди них и защищать тех, кто не может сделать этого сам. Такой ведь была и я, когда-то.
Мы бывали даже на границе с Неваррой!
Наверное, я все же попутешествую, когда-нибудь.
Так странно писать тебе об этом.
И так сложно выразить на бумаге все то, что мне не удалось на словах…
Прости меня.
Я надеюсь, ты не держишь зла? Мысли путаются, столько всего хочу рассказать, и так боюсь, что ты сожжешь это письмо, едва получишь…
А помнишь тот клубок ниток, и как мама учила плести из него паутинку? Надеваешь нить на пальцы, двигаешь ими синхронно и вот – самый настоящий узор волшебным образом возникает прямо перед глазами! А ты так злился, если делал что-то неправильно. Называл это девичьими штучками, фыркал на нас с матерью.
Я так по ней скучаю, Лито. Я скучаю по дням, когда мы были вместе, и ничего этого не случилось! Столько боли в моем сердце, так страшно вспоминать те дни, когда мы остались одни, без тебя…
Но ты ведь просил, а я обещала, что расскажу тебе о том, что произошло.
С тех пор, как ты оказался на Арене, мы только и слышали что о твоих свершениях. Убил того-то, покалечил таких-то… Мама каждый раз плакала. А я, дура глупая, все не понимала, почему.
Сначала она не могла найти работу. Мы наскребли все сбережения, которые у нас имелись – этого едва хватило, чтобы снять жилье на окраинах. Там было хуже, чем в бараках. Намного хуже.
Одна комнатка на чердаке с крохотным круглым окошком под потолком, в квартале торговцев, где каждый день царила жуткая суета. Мама ходила по дворам, в надежде, что ее хоть где-то возьмут, а я сидела дома. Она запретила мне выходить, беспокоилась, как бы меня не подобрали на улице, как потерявшуюся рабыню и не забрали к себе.
По вечерам мы ели странный суп, из каких то ростков… Тогда я не знала, что мама собирает травы за городскими стенами. У нас просто не было еды. Вообще никакой еды, ты можешь себе представить?
Когда мне исполнилось четырнадцать, ты стал знаменитостью. Что-то произошло, мы не знали, что именно, но твое имя появлялось на афишах все чаще. У мамы не было денег, чтобы купить билет на Арену. А я пыталась проникнуть туда много раз, но ни один стражник не согласился пустить. Кое-кто даже предлагал билет в обмен на увеселительное времяпрепровождение.
Мы не могли увидеть тебя, как бы ни старались.
В конце концов, мама устроилась посудомойкой в таверне. Мы снова переехали, на этот раз, в домик к другим, таким же, как мы, работникам. Там было чуть лучше, и хозяин таверны первое время даже относился по-доброму. Подкидывал кое-какие продукты, всегда улыбался мне.
Мама работала не покладая рук. Я помогала, но денег за это не доплачивали. Мне было больно видеть, куда катится наша свобода. Мама твердила, что ты старался не напрасно. Так убивалась, что не может вырваться… И я верила, что рано или поздно наступит день – и мы расправим плечи!
Но день отчего-то так и не наступал.
Однажды хозяин таверны застал меня дома одну. Я сразу почуяла неладное в его взгляде. Он всегда был добр ко мне, даже слишком.
Поздно поняла, что к чему… Он сказал, что я не посмею сообщить матери о том, чем мы занимались, иначе он выставит ее за дверь. Оказаться на улице без средств страшило меня куда больше, чем перспектива быть с этим человеком. Я боялась за мать. Она сильно кашляла в те дни.
Так начались жуткие времена.
Лито, возможно, я была глупа, опрометчива, наивна. Прости меня за это. Что я могла знать?
Ни я, ни мама понятия не имели о том, как жить на воле. Деньги, которые давались ей с таким трудом, и то, как она радовалась каждой монетке, обещая купить мне новое платье, взамен протертому до дыр – все это заставляло меня держать язык за зубами.
Хозяин таверны возвращался, едва видел, что мама уходит.
Я скрывала происходящее, терпела жуткие боли, научилась беззвучно плакать ночами, лишь бы не тревожить ее.
Но однажды, она вернулась домой с рынка чуть раньше. И увидела нас…
Не помня себя от ярости, она схватила со стола большие железные ножницы. Там лежали отрезы ткани, мне на платье…
Мама кричала, чтобы я отошла к ней, чтобы не стояла рядом с этой мразью… Я послушалась, что еще оставалось? Он тоже вмиг разошелся, начал угрожать нам обеим, размахивать руками. Успел схватить меня за волосы и выдрать клок.
Я никогда не смогу забыть маминого голоса. Я не смогу забыть ни мгновения из того, что произошло в тот день.
Он бросился на нее, надеясь вырвать оружие из рук. Мама завела меня за спину, нацелившись, словно собиралась убить…
Завязалась борьба, тихая, почти беззвучная. Оба пыхтели, упираясь ногами в пол, отчаянно и упрямо. Мама давила, но он отводил удар за ударом.
Она казалась такой хрупкой, но сколько силы в то мгновение было в ней?
В конце концов, хозяин таверны поскользнулся, и ножницы задели его грудь от ключицы к плечу. Он взревел, хватаясь за кровоточащий порез. Мама в ужасе уронила оружие на пол, сгребла меня в охапку, накинув какой-то кусок ткани сверху, и бросилась наутёк.
Мне было так жутко, казалось, что кровь в жилах застыла, и я слышу только звук ее шагов. Она бежала. Куда – я не помню.
Последнее, что я успела увидеть – яркий свет факелов, после которого меня будто огрели чем-то тяжелым, и я потеряла сознание.
Маму забрала стража. Меня поместили в какой-то временный лазарет. Я почти не помню тех дней, все как в тумане. Кто-то осматривал меня, какие-то женщины качали головами, говорили, что мне нужно больше кушать и спать. Помню их сочувственные взгляды, и что я все время звала маму.
Я узнала, что она умерла спустя неделю.
Какой-то стражник пришел в лазарет и бросил на мою кровать свиток с оповещением о ее гибели.
Добрые женщины помогли мне разобрать, что к чему.
Смерть в результате хронической болезни – вот что там было написано.
Моя мать умерла в тюрьме. Быть может, там было слишком сыро, и её кашель обострился? А может хозяин таверны пришел и убил ее?
Я не знаю, Лито. Я чувствовала себя убийцей, виновной во всем. Я была сама не своя.
И вся моя жизнь после… Хочется забыть о ней, как о страшном сне, да вот только не могу!
Лито, ведь я даже не думала, что оно так выйдет!
Прости меня… Прости меня и больше никогда не вспоминай, если пожелаешь!
Я пойму, ведь виновата в столь многом…
Я была в отчаянии.
Явившийся ко мне Данариус показался призраком из далекого прошлого!
То, как он говорил, что хочет найти тебя, и его странные обещания, что он раскроет мой потенциал в магии, все это запутало окончательно… Ведь когда я поняла, что несколько человек умерло от прикосновения ко мне, я хотела покончить с собой! Я просто не хотела больше жить. Я чувствовала себя грязной изнутри и снаружи!
Но магистр обещал, что все будет хорошо! Он долго говорил со мной, держал за руку, и взгляд был таким… потерянным. Он сказал, что кроме тебя у него никого не осталось, Лито. Он так жаждал найти тебя, твердил, что вместе мы сможем жить дальше, как раньше, и что все станет как раньше, и у нас даже будет собственный дом…
Я пожалела его.
Поверила, потому что желание отыскать тебя вдруг сделалось смыслом моего существования! Я не знала, есть ли какое-нибудь «дальше», о котором без конца твердил Данариус.
Прости, Лито, я снова сглупила?
Я знала, что ты жив, ведь как раз получила известие об этом от твоего друга! Не мешкая, мы с Данариусом отправились в Киркволл с первым же кораблем!
Магистр был совсем один, без слуг, и выглядел так, словно с ним сталось нечто ужасное.
Он рассказывал мне о том, что с тобой… сделали. Говорил, что какой-то его коллега погиб в процессе этого ритуала! Я плохо помню, как его фамилия. Магистр без конца повторял имя Фаусто, его руки дрожали, он уходил от меня с палубы, наверное, не хотел, чтобы я видела, как он плакал. Но я видела… И мне все казалось, что ему хочется выговориться, но он не может… Словно случилось что-то от чего кровь в жилах застыла. Знаешь, у него было не лицо, а маска. Он весь был, как не живой.
Это все что я помню, а остальное… тебе известно.
Ни к чему писать еще раз.
Я сделала, как ты просил, Лито. На сердце стало легче, но в душе не будет легче уже никогда. Я смирилась и вовсе не жду от тебя снисхождения. Надеюсь, что находясь здесь, и принося любую посильную помощь окружающим, я смогу хоть как-то подтверждать собственное право на жизнь.
Спасибо, что ты сохранил мне ее. Теперь это все, что у меня есть.
Варанья».
Фенрис отложил аккуратно исписанные листы в сторону, затем посмотрел на них издалека, словно, не веря в то, что только что прочли глаза.
Ему стало плохо. Заболело в груди, перехватило в горле и все внутренности словно стянуло железным прутом. Он заставил себя собраться с мыслями и последняя тут же обожгла разум.
Фаусто Серафини умер во время ритуала?!
Быть того не может. Кто прислал им ответ? Кто тогда искал Лито?
В дверях возникла заспанная фигура Хоук. Девушка почесала в затылке, прошла к буфету и выпила молока прямо из кувшина. Покосилась на листы письма на столе, но спрашивать ни о чем не стала. Фенрис был рад, что Мариан всегда понимала, когда этого делать не следовало. Он глубоко вдохнул, и также размеренно выдохнул. Странная дрожь отступила.
– Доброе утро, – спокойным голосом произнес он.
– И тебе, – Мариан потрепала его по волосам, а затем легонько чмокнула прямо в макушку. В щель дверного проема просунулась голова мабари. – Идём, идём! – радостно оповестила Хоук, и Дэни скрылся. Послышалось радостное взвизгивание: пёс наконец-то дождался времени прогулки. – Ты с нами? – поинтересовалась Мариан, на ходу застегивая куртку. Фенрис мотнул головой, и она пожала плечами. – Тогда приготовь что-нибудь поесть, мы скоро придем. Если не приготовишь, Дэни отгрызет тебе ногу, а я, пожалуй, к нему присоединюсь!
Звонко хохоча, Хоук покинула кухню.
Эльф дождался хлопка входной двери, затем собрал листы письма обратно в конверт, аккуратно поднялся со стула и вернулся наверх, в спальню. Там он извлек из шкафа заранее заготовленный с вечера рюкзак, вложил туда письмо Вараньи вместе с дневником Данариуса и картой Варрика. Закончив со сборами, он быстро оделся и закрепил за спиной меч. Эльф действовал без лишней суеты, спокойно и уверенно, выполняя каждое действие, как запланировал ранее.
Фенрис решил, что если все пойдет так, как он рассчитывал – Хоук пройдется с собакой прямо до Висельника, где обязательно заглянет на чашку-другую чая, чтобы поболтать с Варриком и Изабеллой. Он знал, что если не было других дел – она начинала утро именно так. Затем Мариан должна была появиться дома, – проверить, как там Орана и гномы. Если Хоук будет придерживаться привычного распорядка, у эльфа в распоряжении окажется несколько часов.
Без карты она не будет знать, куда он поехал. Варрик обещал молчать, значит, даже если Мариан бросится в погоню – вряд ли сможет так быстро его отыскать.
Фенрису было паршиво от того, как он собирался поступить… Но от мысли, что с ней может что-нибудь случится по его вине – становилось еще хуже. Он знал, что она о нем подумает. Каффар, да эльф даже мог предположить в каких витиеватых ругательствах она выразит свое отношение к случившемуся!
Он довольно быстро достиг конюшен у городских ворот Киркволла.
Заплатив за самую быструю лошадь и добавив сверх за молчание конюха, он выехал за пределы города.
Требовалось двигаться на север, вдоль наезженного торгового пути. Фенрис сразу же отклонился от курса, стараясь ехать там, где попадалось меньше людских глаз. Если впереди на горизонте маячила ферма, он объезжал ее. Если видел пастухов или охотников, старался держаться тени густых крон деревьев. Лошадь была молодой и быстрой. К закату эльф одолел приличное расстояние и решил дать животному время, чтобы передохнуть. Он развел небольшой костерок и устроился спать возле старого дуба.
Есть не хотелось вовсе. Пламя костра мерно потрескивало, на лес опустились сумерки. Вдоволь напившись из ручья, лошадь щипала траву неподалеку. Фенрис разглядывал первые звезды, появляющиеся на темнеющем небосклоне. Вспомнил письмо сестры, нахмурился и извлек его из тетради. Перечитал еще раз, заметил, что сжимает левую руку в кулак, так сильно, что на ладони остаются следы от ногтей.
Он понимал, почему Варанья сказала, что эльф больше всего выиграл от полученной свободы. Теперь было ясно, что она имела в виду, говоря, что Фенрис понятия не имеет, через что ей пришлось пройти. И ведь если подумать – не проси он для них свободы, мать осталась бы жива, и они жили бы все там же… И может быть, Фенрису удалось бы забрать их и сбежать…
Эльф уронил письмо на колени. Злость на самого себя и на целый мир перехватила горло на мгновение. Затем он осекся, возвращая мысли в направлении того, что он собирался сделать.
Фаусто Серафини. Умер во время ритуала, если верить тому, что сказал Данариус.
Фенрис открыл тетрадь с записями магистра. Они с Хоук остановились на том моменте, где маг писал об исследованиях. В этих способах проведения заклинаний не было ничего ясного. По крайней мере, для эльфа. Мариан говорила, что все это весьма интересно, и стоит того, чтобы попробовать. Она хотела даже потренироваться с этой магией за пределами города.
Фенрис пролистал несколько страниц, надеясь, что взгляд зацепится хоть за одну строчку о том, где Данариус рассказал бы о произошедшем. Эльф искал упоминания о ритуале, хотя бы слово о Серафини – но в дневнике ничего такого не было! Замысловатые чертежи рун, списки с ингредиентами, какие-то странные иероглифы, не то арканум, не то гномий язык…
– Фаста васс! – раздраженно сорвалось с его губ. Лошадь подняла голову и недоуменно шевельнула ушами.
Эльф спрятал записи в рюкзак, подложил его под голову и попытался уснуть. Мысли роились в голове, словно надсмехаясь над ним в этих тщетных попытках. Фенрис все думал о Мариан. Он видел девушку всего-то полдня назад, а уже жутко скучал. Не хватало ее звонкого голоса, этих ясных глаз с непременными искорками озорства и какой-то непоправимой детскости. Хоук всегда казалась ему ребенком. И хотя он знал, что это не так, множество раз видел, как храбро ведет себя эта хрупкая, на первый взгляд, девушка – Фенрис все равно думал, что она рядом с ним, как дитя, которое хотелось защищать. И любить. И быть рядом во что бы то ни стало. Гладить по волосам, дышать ее телом, обнимать, бережно прижимая к себе, словно она не человек, а какое-то сокровище!
А теперь ее нет, эльф сам решил, что не станет подвергать ее опасности. Хватит с нее неприятностей! Дома с ней ничего не случится – он поступил правильно, что не взял ее с собой!
Но отчего-то ему все равно было жутко тоскливо и… одиноко.
Надо же, как быстро можно привязаться к человеку! Он так привык спать с ней в одной постели, чувствовать тепло под боком, отплевываться от ее волос по утрам, смеяться, когда она злится, что он мешает ей удобно лежать…
Фенрис перевернулся на спину и снова принялся изучать звезды. Негромко проухала сова, в предвкушении ночной охоты. Кажется, он даже услышал топот копыт, но тот затих в отдалении, и эльф решил, что это какой-то путник едет по накатанному торговому пути.
А вместо звезд он уже видел лицо Мариан. С мыслями о ней, Фенрис наконец-то уснул.
Он открыл глаза на рассвете, почувствовав, что весь промок от росы, но разбудил его не холод. Голоса. Негромкие, но нарастающие – несколько человек находились поблизости и, судя по всему, приближались. Проснулись старые инстинкты, эльф мгновенно собрал вещи, тихонько поцокал языком, подзывая к себе кобылу, закрепил рюкзак и вскочил в седло, ловко закинув ножны за спину.
Голосов было всего два. Один женский, другой ниже и грубее, возможно, принадлежал крупному мужчине средних лет. Эльф определил, с какой стороны доносится разговор, и стал двигаться параллельно тропе, не выдавая своего присутствия.
Это были наемники. А может, грабители, поджидающие очередной торговый караван, в надежде чем-нибудь поживиться. Фенрис знал, что на него вряд ли решатся напасть, но, тем не менее, обошел людей, и, оказавшись впереди, припустил лошадь быстрее.
Первого крупного поселения он достиг уже к обеду. Кобыла устала, эльф планировал оставить ее здесь и купить новую, чтобы продолжить путь без остановок.
Конюшня в поселке была одна, и в той не оказалось сносной замены.
Работник подсказал, к кому лучше обратиться. Фенрис не пожалел денег и приобрел крупного и выносливого жеребца у местного торговца.
Люди не сторонились его, как это было раньше, к тому же, при звуке монет их настроение сразу же располагало к беседе. Эльф не стал брать с собой много денег, – он рассчитывал наняться в охрану к каким-нибудь купцам, следуя совету Варрика.
Тем же вечером, он дождался гномьего каравана, проходящего в этих краях и следующего в Тантерваль. Договорившись о небольшом вознаграждении, он отправился с ними дальше в качестве сопровождающей охраны.
Хоук по-прежнему не выходила у него из головы. Эльфу чудилось, что за возгласами торговцев, слышится ее заливистый смех, а по вечерам, он ловил себя на мысли, что ему не с кем поделиться впечатлениями о людях и о пройденном пути.
Хмурые гномы не удостаивали его разговорами, – Фенрис тоже не рвался вступать в беседу. Они делились едой, теплом от костра, и этого было вполне достаточно, но…
Привычка видеть болтливую Мариан рядом постоянно напоминала о себе.
Во время ночных привалов, Фенрис всё думал, – как же она повела себя, узнав, что он ушёл? Эльф напряжённо вглядывался в горизонт в надежде увидеть хоть слабый отблеск знакомого силуэта, следующего за ним по пятам.
Но там никого не было…
Фенрис храбрился, как и всегда. Убеждал себя в правильности принятого решения, но, вместе с тем, злился, что от всех этих мыслей ему становилось только тоскливее.
Комментарий к Глава 8 http://annyboostuff.tumblr.com/post/124660224994 грустный комикс.
====== Глава 9 ======
Aut vincere, aut mori
Или победить, или умереть
Неделю назад глава гномьего каравана щедро расплатился с Фенрисом за оказанные охранные услуги. От отсчитал нужную сумму денег и молча протянул ее эльфу. Впрочем, в поставленной перед ним задаче не было ничего нового, любой повел бы себя абсолютно также со всяким другим наемником. Эльф не был каким-то особенным исключением для таких торговцев. Хорошие деньги, суровое молчание и беспрекословное исполнение обязанностей. К подобным вещам было не привыкать, хотя, спустя столько лет, как Фенрис занимался этим в последний раз, он все же чувствовал себя очень одиноко. Особенно без привычной веселой компании и вечного, звонкого смеха Хоук по правую руку.
Вот уже третий день подряд ему снились кошмарные сны, в которых эльф как бы ни старался, не мог дотянуться до Мариан. Словно их разделил какой-то невидимый барьер, через который нельзя было пройти. Эльф кричал, что есть мочи, Хоук пыталась что-то сказать в ответ, но они не слышали друг друга. И каждое утро, на рассвете, он подрывался на спальнике в холодном поту.
Фенрис пересек Минантер и приближался к следующей точке пути, небольшому поселению близ города Хасмал. До границы с Тевинтером оставались считанные лиги. Он остановился в городе на ночь, узнал, есть ли проводники по восточной части Долины Безмолвия. Сверившись с картой и теми знаниями, что получил из многочисленных книг о путешествиях, эльф понял, что Пустынные земли, которые ему предстояло пройти, были полны неожиданностей, и идти в такой путь одному оказалось бы попросту неразумно.
Он договорился с несколькими имощаг, – так в здешних местах называли путеводителей по этим опасным землям. С ним вызвалось идти трое мужчин: старший среди них, – очень спокойный и рассудительный, и двое молодых, примерно одного возраста, оба замкнутые и молчаливые.
Одеты они были в рубашки без рукавов и широкие штаны. Головы покрывали белым платком, заматывая лицо и оставляя открытыми только глаза. Поверх одежд имелись накидки серого цвета, на груди перекрещивались две широкие ленты, а под ними пояс, с креплениями для кинжалов. Оружие показалось Фенрису любопытным. Эти короткие клинки имели двойной изгиб, что скорее всего позволяло владельцу наносить рубящие и весьма болезненные удары в бою. При должной сноровке их, наверное, можно было метать...
Фенрис облачился в похожую одежду, и точно также прикрыл лицо от песка и палящего солнца.
Закупив все необходимое, эльф со своими провожатыми выдвинулся вглубь пустыни. По словам старшего имощаг, – маршрут должен был начинаться в месте, которое называется Тадрат. Это не очень большой участок поселения на границе: там брали начало разноцветные дюны, перемежаемые каменными плато и высохшими руслами рек. Вдали на горизонте виднелась изрезанная линия гор, тех самых, куда Фенрис держал путь.
В первый же день нужно было добраться до начальной точки маршрута – ворот в Тадрат. Это была огромная и величественная арка, возведенная из крупных каменных блоков: именно в этом месте начинался путь к предгорьям Ста Столбов.
Фенрис сверился с картой, которую ему оставил Варрик. Область, откуда вернулся посыльный, была обведена размашистым чернильным кругом. Его проводник заметил, что эльф изучает путь, и посмотрел на проложенный гномом маршрут. Имощаг, издавна обитающие в пустыне, карт не имели: они ориентировались по звездам и каким-то своим, особым приметам, вникать в которые у Фенриса не было времени. Старший лишь кивнул головой, веля следовать за ним, и эльф безропотно подчинился.
В дороге всегда было о чем подумать. Мысли, до этого рассеянно витающие в голове, вдруг обретали стройность, а все переживания будто раскладывались по полочкам. Можно было пораскинуть мозгами, перетасовывая решения, как карты за игральным столом. Фенрис смотрел, как ляжет та или иная комбинация и предполагал, что может ждать его впереди.
Помимо переосмысления собственной жизни, эльф вспоминал, сколько всего полезного успел прочесть, будучи в Киркволле и пользуясь библиотекой в поместье Амеллов. В частности, ему удалось узнать, что Тевинтер занимал на карте весьма обширные территории. Запад мог похвастать сильными и жаркими ветрами из пустынного Андерфелса. Они дули, как правило, с весны и до самой осени, принося с собой пыль и сухость. Пыльные бури были самой страшной из напастей тех мест. С востока же империя разделялась гористым хребтом, именуемым как Сто столбов. Именно туда Фенрис и держал путь.
Судя по скучным выдержкам из многочисленных томов по истории империи, которые Фенрис все же заставил себя прочесть, Тевинтер являлся крупным экспортёром свежих продуктов и занимал ведущее положение в отрасли сельскохозяйственных технологий. Все это несмотря на то, что его география являлась далеко не оптимальной для ведения какого бы то ни было хозяйства вообще. Обширные территории испокон веков поддерживались при помощи огромного числа рабов. Именно их потом и кровью создавались величественные оазисы, огромные по площади плантации фруктовых деревьев, а также стройные ряды теплиц, в которых не без помощи магии день и ночь поддерживалось приемлемая для роста овощей температура.
Все это писали в книгах, как обстояло на деле, Фенрис видел лишь отчасти. Всю свою сознательную жизнь он прожил на острове, вдали от основной части империи. Местность с роскошными дворцами, изобилующая щедрой и плодородной землей была для него чужда. Он заранее готовился к тому, что не увидит и не услышит ничего знакомого, не считая языка.
Казалось, Тевинтер изгладился из его памяти, словно дурной сон. Однако если кошмары покидали его ранним утром, уходя безвозвратно, с первыми лучами солнца и объятиями Мариан в теплой постели, то прошлое, которое никак не выгонишь из мыслей, всегда оставалось где-то поблизости. И как бы эльф не противился, оно временами шептало, а подчас и звало из самых глубин души, заманивая, будто дразня своим существованием.
Дорога была совсем не живописная – унылая каменистая пустыня, сплошной грязный серо-желтый цвет и редкие тощие кусты попадающиеся то тут, то там. Песок начал появляться только через пару лиг от Хасмала, и первое время Фенрис с интересом изучал каждую дюну и каждого зверя, попадавшегося на пути. Но постепенно сие занятие ему наскучило. Вести беседу с имощаг на привалах было весьма сложно. Старший лишь указывал ему на карте уже пройденное расстояние, говорил, сколько осталось еды и что будет на ужин. Остальные разбредались по небольшому лагерю, всем своим видом демонстрируя безразличие к походу и преследуемым целям эльфа. Они жили в этих краях, зарабатывая сопровождением караванов и богатых купцов. Хотя последние все же предпочитали не сокращать дорогу через пустыню, вместо этого пользуясь широким имперским трактом.
Прошлое и настоящее скручивались в душе Фенриса тугим жгутом. Все чаще он ловил себя на мысли, что его воспоминания о Мариан – единственное лекарство от подступающего к горлу странного чувства тревоги и какого-то смутного сомнения.
Он объяснял это чувством вины за то, что не взял с собой Хоук, в очередной раз не поставив в известность о своем уходе.
Но эльф не мог иначе. Это было принципом, сродни тем, почему он не хотел жить в ее поместье.
Мариан неоднократно заводила разговоры на эту тему, и до последнего момента Фенрис находил слова, чтобы перевести щекотливую беседу в нужное русло и избавить Хоук от тревоги за их будущее.
Нет-нет, он хотел, чтобы у них было будущее. Но лишь в том случае, если он смог бы обеспечить его сам. Все книги, все трофеи и деньги, которые имела Мариан, были личной заслугой девушки и безраздельно принадлежали ей одной. Эльф считал, что он не в праве посягать на ее имущество, пользоваться положением в обществе и всеми благами, которые могли из этого вытекать. Однако это вовсе не значило, что Фенрис собирался опустить руки и ничего не делать.
Он уже довольно давно завел привычку откладывать заработанные деньги. Сначала он делал это попросту не успевая столько потратить. Как-то раз эльф пришел в Висельник, справедливо рассудив, что если к кому и обращаться по финансовым вопросам, то только к Тетрасу. Они были дружны с гномом, хоть с виду этого нельзя было сказать наверняка. Варрик знал привычку эльфа к немногословности, но, как умелый торговец и знаток человеческой души, он находил путь, выбирая нужные ниточки, цепляя те мысли, которые Фенрис упорно пытался скрыть от окружающих. В конце концов, они стали общаться теснее, делясь друг с другом тревогами, которые в совокупности, касались одной лишь личности, имя которой Мариан Хоук.
В тот день эльф был предельно честен: он выложил гному все. И о деньгах, и о его положении в качестве экзотического любовника Защитницы Киркволла, которая, кстати, уже успела прослыть женщиной с причудами, несмотря на все свои благие деяния. Тетрас понимал, что Фенрису, в общей сложности, наплевать на чужие разговоры – его заботило другое. Он не хотел мириться со сложившейся ролью. Он был намерен стать защитником сам.
Но для этого требовалось сделать многое. Вместе, они пришли к выводу, что искать повода подтвердить право на полуразрушенное поместье, в котором поселился эльф, весьма неразумно. Тетрас предложил другие варианты по приобретению недвижимости, однако предупредил, что ввиду усиления власти храмовников, проводить сделки в Киркволле не стоило. Вместо этого гном лично вызвался подыскать ему дом, где-нибудь в отдалении от шумных городов, поближе к фермам и спокойной, размеренной жизни.
Фенрис хотел принимать решения. Быть для Мариан не просто любовником – стать ее мужчиной. Во всех смыслах, в которых только возможно было понять значение этого слова. Эльф часто думал о том, что марчане и ферелденцы вкладывали в понятие брака. Многочисленные книги способствовали тому, что в нем сформировалось четкое понимание того, как должна выглядеть семья. Он хотел, чтобы они с Мариан стали семьей. Спустя столько лет, проведенных в отрезе от своего темного прошлого, новая жизнь, которую Фенрис строил, казалась все реальнее и ближе, с каждым маленьким шагом.
