Текст книги "Astia vala femundis (СИ)"

Автор книги: Soul-keeper

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 58 страниц)

– Чего тебе, бронто… – эльф не договорил, улыбаясь в ответ на ее скорченную гримасу.

Ему казалось, что сегодня он уже и не дождется того момента, когда Мариан, наконец, оставит проклятый дневник в покое, и они смогут отдохнуть.

Хоук была упорной, это ее отличительное качество Фенрису, вне всякого сомнения, нравилось.

Он ценил моменты, когда она с остервенением помогала окружающим, пренебрегая собственной усталостью, но иногда это все же не играло ему на руку.

Например, в случае с этим дневником.

Фенрис многое бы отдал за то, чтобы эта проклятая тетрадь никогда не попадалась ей на глаза. Но, ничего не поделаешь, упорство Мариан проявлялось теперь в отчаянных попытках привести свой рваный перевод в надлежащее качество. И не только для того, чтобы уловить суть: она хотела услышать скрытый подтекст даже в звучании! С недавних пор, Хоук с чего–то решила, что Данариус не был главным виновником произошедшего.

Мариан перевела достаточно, чтобы решить, что нечто двигало магом, какая–то сила, против его воли вела через этот порочный путь. Хоук упоминала имена, и в один из дней, она притащила в поместье Фенриса стопки книг с монографиями ученых умов, найденных ею в собственной библиотеке. Две или три фамилии совпали с теми, что упоминал Данариус, и Мариан потратила несколько недель, чтобы хотя бы вкратце ознакомиться с работами, что они писали. Это не дало им никаких ответов, напротив, породило множество новых вопросов, которые еще больше все запутывали.

До определенного времени Данариус не знал, что Фенрис был знаком с его сыном, магистр даже не подозревал о существовавшей между ними двумя связи. С десяток страниц в дневнике были посвящены систематизированными наблюдениями за болезнью сына, а также многочисленными упоминаниями о людях, с которыми маг встречался, чтобы диагностировать недуг и испробовать новые методы лечения.

Хоук прошерстила несколько справочников по болезням, имевшихся у них в распоряжении, но ни в одном из них не нашла ничего и близко похожего с тем, о чем писал Данариус.

В целом, та часть, где магистр описывал свои отношения с Силиусом, взывала странные чувства. Хоук отчего–то очень грустила, впрочем, Фенрис и сам не был весел, сознавая, как многого тогда не понимал. Если бы он хотя бы на секунду задумался в те дни! Он бы мог догадаться, что происходит, он бы понял, от чего Силиус так стремится убежать!

Фенриса раздражало, что Хоук вдруг взяла на себя смелость пожалеть обоих.

Чем дальше раскрывалась перед ними эта история, тем больше Мариан проникалась сочувствием, тем сильнее переживала за то, что отец так и не смог помочь собственному сыну. Несмотря на ужасы, которые он творил, чтобы поддерживать едва теплящуюся жизнь, Хоук пыталась найти оправдание его поступкам!

Эльф молчал, стараясь не ругаться и не спорить, а Хоук все сильнее погружалась в свои труды, в лихорадочной жажде увидеть продолжение событий тех дней.

Данариус писал, что вел дневник с самого рождения сына, он упоминал, где хранятся все части, и о том, что обращался к ним, чтобы систематизировать записи. Он знал, сколько сын ел, он контролировал его сон, занимался его физическим и духовным развитием, ни шагу не отступал, иногда даже вызывая протест со стороны ребенка. Он вспоминал начало болезни, пытался понять, в какой момент произошло непоправимое, сокрушался, что мог предвидеть события, но, как это часто бывает с родителями, не верил в серьезность происходившего до самого последнего момента.

Фенрис уже во второй раз бежал взглядом по строчкам, которые Хоук заботливо переписала на чистовые листы.

Моему сыну в тот день исполнилось шесть лет. Мы устроили тихий праздник в узком семейном кругу, затем, пригласили детей, с которыми Силиус посещал занятия по этике и риторике. Его наставник и по совместительству мой старый знакомый, завидев меня с женой, тут же направился в нашу сторону. Сын крутился рядом, я помню этот день, как сейчас. Именно тогда, каффар, все началось именно тогда!

– Сегодня он повёл себя агрессивно, – заметил наставник, взяв на тон ниже, чтобы дети не услышали нас. Я поинтересовался, что же такого мог натворить мой сын. – Начал хватать и разбрасывать чужие рисунки, мастер, – вежливо пояснил наставник. – Значит, его вывели из себя, – так же вежливо отметил я. – Нет, это началось ни с того ни с сего, – не унимался учитель. Здесь, в наш разговор вклинилась моя жена. Она поймала Силиуса за плечи и ласково спросила: – Хороший мой, они тебя дразнили? – Нет, – сын по привычке спрятал руки за спину. На его лице блуждала возбужденная улыбка. Тогда же я отметил, что дети переели сладкого и оттого были взбалмошны и несносны. – Брали рисунки? – продолжала спрашивать моя супруга. – Нет, – Силиус смотрел, как дети начинают запускать воздушного змея. Наблюдение поглотило его целиком. – Чем же тебя разозлили? – Разозлили и всё, – нехотя ответил сын, не отрывая взгляда от парящего уже в небе бумажного дракона. – Да, а чем? – Всем! – резко отрезал Силиус. – Чем именно? – спросила моя жена, ласково потрепав его за волосы. – Тем, что меня злило! – сын толкнул ее и побежал к остальным детям. – Мастер, у вас дома проблемы? – спросил вдруг наставник, наблюдая, с каким беспокойством моя жена смотрела в сторону ребенка. – Почему вы так решили?– оскорблено поинтересовался я. – По–другому не объяснить его поведения. Оно ненормально! Скорее всего, это гиперактивность, – предположил учитель. – Но ведь гиперактивные дети суетливы и невнимательны! – воскликнула моя жена. – Да, вы правы, – наставник согласился с ней. – Но Силиус не такой, он вдумчивый и глубокий мальчик! – Каффар, да он уже выучил два языка, как он может быть гиперактивен? – возмутился я. – К сожалению, одарённые дети тоже бывают с отклонениями.

Моему возмущению не было предела. Наставник предложил перевести моего сына в особенную группу! Специальную группу для проблемных детей! Подумать только, я был настолько оскорблен, что вышвырнул этого наглеца с праздника. Я отказался водить сына к нему на занятия! С тех пор мы не виделись больше. Он сказал, Силиусу нужен особый подход? Этот особый подход мы обеспечим ему дома, решил в тот день я. Возможно, лучшим вариантом было не лишать сына возможности общаться со сверстниками? Позор мне, я изолировал собственного ребенка, не веря в то, что ему нужна помощь, но не сомневаясь в его одаренности и исключительности!

Все началось именно тогда. С того момента все покатилось вниз, быстро–быстро, мы не успевали принимать удары судьбы.

Его охрана, которую я отрядил на всякий случай, чтобы сопровождала на прогулках, прибежала ко мне в панике, сообщив, что сын упал со ступеней и расшибся! Тогда на улице лил сильный дождь. Редкость, при нашей жаре, поэтому я запомнил все детали того дня.

Я бежал по дворцу сломя голову, в ужасе! Они сказали мне, что Силиус стоял на месте, а затем, словно не видя, куда ему нужно, просто шагнул и пропустил пару ступеней лестницы! Это насторожило, и я в панике осмотрел каждый сантиметр на его теле. Силиус улыбался, и, что ужаснее всего, слабо реагировал на происходящее. Я звал его по имени, спрашивал, как это случилось, но он лишь смотрел по сторонам, кивая головой!

Он рассек лоб, кровь лила из него, как из ведра, но малыш не плакал! Его улыбка вызывала лихорадку во всем моем теле. Меня бросило в жар, затем в холод. Я выгнал охрану, предупредив ни слова не говорить жене, а сам понес ребенка к себе в кабинет. Силиус пришел в себя спустя некоторое время, когда я, вооружившись щипцами и нитью, начал зашивать предварительно обработанную рану на лбу. Его большие синие глаза, такие же прекрасные, как и у моей супруги, смотрели на меня с ужасом. Я говорил ему, какой он храбрый мальчик, унимая тем временем дрожь в собственных пальцах. Я не мог поверить, но уже тогда чувствовал, что с ним происходит что–то, чему я не в силах дать объяснения. Родительский инстинкт подсказывал мне это, но я лишь искал оправданий.

Это был жуткий день, предвещающий беду, о которой мы даже не догадывались.

Я повел Силиуса на Арену, едва ему минуло восемь. Мой единственный наследник, мой мальчик проявил интерес к состязаниям, к моей великой радости! А ведь я имел в распоряжении немыслимое количество хорошо обученных рабов, которые могли принести мне победу за победой, услаждая наш взор.

После появления афиш о гладиаторских боях или травле зверей в наш город стекались тысячи жителей с разных концов империи. В амфитеатре можно было увидеть все сословия и все возрасты. Силиус восторженно глазел по сторонам, и задавал мне вопросы, но, как выяснилось, совсем не те, что я ожидал услышать.

Он стал спрашивать меня, что это за кровожадная, истерическая, звериная эстетика? Что это за сладострастие при виде бессмысленной бойни, при виде крови, при виде немой горы трупов? Я отвечал ему, что Тевинтер – это страна полного и настоящего абсолютизма, это царство магии, перед которой отдельный индивидуум – просто не существует, он – только часть всеобщего, имеющий значение лишь в меру своей приспособленности к этому магическому целому.

Мой сын был умен, я ценил его мнение, но в тот день, оно настолько шокировало меня, что я даже не нашелся, чем ответить на его домыслы, относительно царившей на Арене жестокости. Удивительная миролюбивость, учитывая мои старания в его воспитании. Для гражданина империи, он был излишне добр и мягок по отношению к окружающим. В особенности слугам и рабам.

Это случилось после очередного боя. Мы вернулись домой, я, крайне раздосадованный тем, что решился спорить с собственным сыном, и сам Силиус, удрученный и молчаливо–угрюмый ввиду моих ответов на его вопросы.

Я прибежал на грохот в его комнате, раздавшийся спустя какое–то время. Волей обстоятельств, именно в это мгновение раб, который приглядывал за сыном в спальне, уснул! Я приказал отвести его в подземелье, в пылу исступленной ярости. У моего ребенка открылось носовое кровотечение! Он свалился со стула, собираясь достать с полки шкафа какую–то книгу. На мои расспросы о том, как это стряслось, мальчик лишь качал головой. После случившегося жена вынудила меня показать ребенка лекарям.

Врачи не говорили ровным счетом ничего. Из всего, что я мне было известно, выстраивалась следующая картина: мой сын был склонен к приступам внезапной неконтролируемой агрессии, страдал от нарушений координации и внезапной временной потери зрения! Я понятия не имел, что за заболевание могли представлять данные симптомы. Моя жена не находила себе места.

Я должен был что–то предпринять. Врачи могли убеждать меня, что с ребенком все в порядке, и я, признаюсь, очень хотел в это верить. Они не видели никаких патологий, они проверяли дыхание, простукивали и прослушивали его…

Спустя несколько недель начались ухудшения. Силиус периодически переставал слышать меня.

Я заметил это случайно, когда мы перебирали наши коллекции игрушек, фигурки маленьких рыцарей и драконов, что я дарил ему.

Именно жена посоветовала мне человека, о котором в те дни говорили лишь в узких кругах. Он оказался целителем, и я вызвал его во дворец в тот же день.

Фаусто Серафини, так его звали. Этот человек принадлежал к лаетанам, магам, которые происходили из семей сопорати. Уже одно только это могло вызвать разговоры обо мне в Магистериуме!

Данариус, богатый и влиятельный магистр, пользуется услугами какого–то искусного шарлатана, который и родословной–то своей не ведает! Меня подняли бы на смех, и поэтому я пытался сохранить тайну, не говоря никому о болезни сына и о том, что воспользовался услугами этого человека.

В целом, как бы мне ни хотелось – он внушал доверие. В его походке, в жестах, в манере речи чувствовалось какое–то странное, не свойственное простолюдину, вроде него, величие. Я затыкал рот, едва он произносил хоть слово!

– Вероятно, нарушена слуховая функция. С ушами все в порядке, но его мозг не воспринимает звук, – наконец, изрек он, после нескольких тестов с моим мальчиком. Он взял немного его крови, чтобы показать мне кое–что важное. – Что–то мешает ему, но вариантов здесь тысяча! – я начал перебирать в голове все знакомые мне болезни. Волосы вставали дыбом. Силиус сидел на лавочке рядом, вертя в руках фигурку рыцаря, которую я всучил ему перед походом к целителю. – Было бы неплохо, если бы вы оставили его со мной на несколько дней, чтобы я смог наблюдать симптомы.

С того дня мы приходили к нему в клинику, под прикрытием, ежедневно на протяжении недели. Я верил человеку по имени Фаусто Серафини: он единственный выражал готовность действовать, тогда как все остальные знаменитые доктора лишь разводили руками, погружаясь в чтение древних манускриптов.

– У Силиуса – редкое заболевание, – сказал Фаусто в наш последний визит, – врождённое нарушение обмена веществ, которое вызывает дегенерацию мозга. Я наблюдал его только у мальчиков, обычно в возрасте от пяти до десяти лет. К несчастью, ваш сын обречён. Все мальчики с ним умирают, как правило, в течение двух лет.

Я понял, что затрясся, как лист на ветру. Этот человек только что с таким спокойствием объявил смертный приговор! Ни один мускул на его лице не дрогнул, он лишь сцепил руки в замок и вперил в Силиуса внимательный взгляд. Видя то, что сын заметил мое нервное состояние, я подобрался, собираясь с духом. Злость, что этот человек при сыне обозначил возможность летального исхода, дала мне силы сосредоточиться.

– Исключений не бывает? – спросил я с сомнением. – Мне очень жаль, – Серафини покачал головой, продолжая рассматривать Силиуса, словно куклу в магазине. – И вы абсолютно уверены? – неуклонно продолжал я. – Да. – Силиус, выйди, пожалуйста, нам нужно поговорить, – я передал ребенка моему верному распорядителю, наказав следить за ним, не спуская глаз, и подождать меня в холле клиники. – У вашего сына основной симптом. Видите? – Фаусто повернулся к столу и взял колбу с его кровью, затем, одним движением, извлек наружу нить, демонстрируя, как багровая жидкость разделяется на разноцветные частицы, свободно парящие в воздухе. – Я наблюдаю аномально высокий уровень этого вещества в крови, – он указал на одну из нитей, в которой я даже не смог разглядеть ничего особенного. – Это разрушает его мозг? Но как? – едва мой сын покинул кабинет, страх охватил меня с новой силой. – Это вещество должно расщепляться, но у мальчиков с упомянутым мною заболеванием, это не работает. Вещество накапливается в сосудах и... это как бы разжижает ткани его мозга. – Как бы разжижает? А можно поточнее? – я начал злится на него. Серафини говорил убедительно, но, сомнения в правдивости его слов взяли надо мной верх. Я никогда не слышал ни о чем подобном, хотя, был уверен в собственной осведомленности в исследованиях различных болезней. В конце концов, я посвятил половину жизни работе над различными трансформациями тела и мутациями организма. – Ну, мы сами до конца не разобрались, как это происходит. Знаете, что такое миелин? – Нет. – Миелин – это жировой чехол, который надевается на сосуды у вас в мозгу. Это вещество, – Фаусто указал на кровь, до сих пор витающую в воздухе, – оно сдирает миелин с них. Разъедает, если хотите. Из–за этого затрудняется передача информации, и мозг атрофируется. Ваш сын падает и плохо слышит именно поэтому.

– Но учёные ищут выход, правда? – мой голос задрожал, вопреки всей собранности и сосредоточенности.

– Это заболевание, – Серафини замолк, жестом отправляя кровь моего сына обратно в колбу, – я открыл его всего десять лет назад. И... ещё до конца не понял, что это такое. Я хотел бы дать вам хоть какую–то надежду, но... Если бы разрешили мне всего несколько тестов…

По прошествии месяца упорного труда, Хоук, наконец, дошла до той части, где магистр упоминал о том, что ему известно об общении сына с Фенрисом. Причем узнал он это задолго до того, как эльф и Силиус попробовали сбежать в первый раз. Он решил наблюдать за ними, отправил своих соглядатаев во все уголки казарм и в лазарет. Данариус поверил в то, что связь сына с эльфом каким–то мистическим образом приостановила течение болезни, ослабив некоторые её симптомы.

Он писал что–то о новой опухоли в груди, и о том, что ранее, она росла с каждым днем, не давая Силиусу никаких шансов. Но после их с эльфом встречи состояние сына стабилизировалось, и он начал проявлять интерес к окружающим вещам, задавать вопросы и в целом вести себя живее, чем обычно.

– Фенрис, порежь мне яблоко, – Мариан откинулась на спинку стула, разминая затекшую шею.

– Много сделала за сегодня? – поинтересовался эльф, заглядывая девушке через плечо.

– Еще часть, но нужно поработать, чтобы связать эти предложения в единообразный текст. Знаешь, что мне любопытно? – Хоук уткнулась затылком в живот эльфа. – Он все время упоминает имя этого Серафини, – она дернулась, чтобы достать толстый том с другого конца стола, но Фенрис мягко остановил ее.

– Хоук, давай отдохнем. Ты сидишь сегодня весь вечер.

– И впустую, всего ничего перевела! – упрямо заворчала она, потряхивая перед ним листками, на которых красовался ее текст, с пробелами, заметками и многочисленными зачеркиваниями.

– Если сегодня худший день, завтра будет лучший? – усмехнулся эльф и ласково потрепал ее за волосы. Мариан увильнула из–под него и встала с кресла.

– Хорошо, зануда эльф, я передумала насчет яблока, – она заливисто рассмеялась и протянула к нему руки, – отнеси меня в спальню.

– С удовольствием, упрямая мадам, – эльф подхватил ее, и Хоук радостно взвизгнула.

Фенрису было не по себе от того, что она столько времени проводит за дневником, и так мало с ним. Только в постели она была прежней Мариан, не сосредоточенно–напряженной и натянутой, словно струна. В его объятиях она позволяла себе расслабиться, Фенрис вдыхал запах ее волос, целовал и чувствовал, как она отдается в ответ, искренне и даже немного отчаянно.

Как и всегда.

В их отношениях всегда было нечто такое, чему эльф даже не мог подобрать подходящего объяснения. Эмоции вели вперед, страсть держала на коротком поводке: они любили друг друга так, словно завтрашнего дня могло бы и не быть. Фенрис боялся открыть глаза утром и не увидеть Мариан рядом. Хоук говорила ему, что чувствует то же самое.

Они не верили, что наконец–то вместе, и поэтому не могли насытиться друг другом.

Эльфу казалось, что так будет всегда, но он был рад, что их чувства нашли выражение, а еще больше счастлив, когда Мариан говорила об этом вслух.

– Тебе нравится? – выдохнул он ей прямо в ухо, легонько касаясь мочки губами.

– Я хочу еще, Фенрис, – Хоук подалась вперед и крепко обхватила его руками. Жжение в клеймах усилилось, но, перемежаемое с наслаждением, отступило на задний план.

Заранее проигранная битва. В этом сражении боли уже не одержать побед.

До тех пор, пока эльф слышит, как бьется её сердце, чувствует, как её руки скользят по спине, заставляя двигаться все быстрее, в такт стонам: боли не будет. Наслаждение выше страданий, они заслужили его, в их праве получать удовольствие, так близко друг к другу. Прямо сейчас.

Он хотел ее всю, так долго и так давно, что и сам не помнил.

– Я твоя, – шептала Хоук, уткнувшись ему в шею. Фенрис смотрел ей прямо в глаза, неотрывно.

Каффар, эльф видел самого себя, и это не пугало, ведь он чувствовал тепло – то самое, которое раньше сжигало дотла, но теперь могло согреть обоих.

Он хотел отвечать ей в сто крат большим, если бы знал подходящие слова. Но сейчас было не до разговоров. Пульс участился, эльф зажмурился, целуя ее шею, переплетая пальцы одной руки, а другой, крепко сжимая Хоук за бедро. Девушка слабо вскрикнула.

– Я твой, – выдохнул Фенрис в ответ и в сладком изнеможении лег рядом. Эльф по–прежнему держал ее за руку, и ему казалось, что она слабо подрагивает.

Мариан смотрела на него ласково, с нежностью выводя узоры по ладони кончиками пальцев. Они лежали молча некоторое время, затем Хоук довольно потянулась и откинула одеяло. Эльф улыбнулся этому жесту.

– И вправду жарковато, – довольно заметил он.

– Кто–то обещал мне яблоко? – Мариан повернулась к нему, и в ее глазах заплясали озорные искорки.

– Будет тебе яблоко, ненасытная, – Фенрис подвинулся ближе и поцеловал ее в нос.

Хоук снова завернулась в одеяло, наблюдая за тем, как он поднялся и натянул брюки.

– Послушаешь, что я перевела? – спросила вдруг она, и эльф закатил глаза, – эй, я столько времени на это убила, а ты фыркаешь?

– Почему бы не подождать до утра?

– Потому что там есть кое–что, что тебя заинтересует!

– Хоук, ты все время это говоришь! Каждый день! Там есть что–то, что тебя заинтересует, – передразнил ее эльф. – Все, что меня интересует, это ты в постели, здесь и сейчас!

Фенрис замолчал, заметив ее недовольный взгляд.

– Мариан, мы и так целыми днями мотаемся по делам, а вечерами, я хочу провести время с тобой, а не с воспоминаниями Данариуса!

– Фенрис, – Хоук поднялась с кровати, и, обойдя ее, оказалась напротив эльфа, – я тоже хочу проводить с тобой время, как мы делали пару минут назад, – она вкрадчиво улыбнулась, и эльф нервно сглотнул – Мариан была голая, и это определенно мешало выдумать какой бы то ни было ответ. Он терял привычную сосредоточенность, слишком расслаблялся в ее присутствии.

–Но я хочу покончить со всеми тайнами, – пользуясь замешательством Фенриса, Хоук продолжила, – тем более, ответы у нас под рукой, стоит только немножко постараться, и мы все узнаем!

– Одень на себя что–нибудь, иначе яблока ты так и не увидишь, – заворчал эльф, отворачиваясь.

– Эй, ты вообще меня слушал? – она возмутилась, уперев руки в бока.

– Как я могу слушать, когда ты передо мной в таком виде! – Фенрис посмотрел в сторону кровати, стараясь не выдать собственного смущения от этой сцены. Ему было стыдно за то, что происходящее вызывало такой бурный всплеск фантазии. Ему было неловко, потому что он не мог думать о чем–то серьезном!

Настойчивый стук в дверь прервал их мирную идиллию.

– С этого начинаются проблемы, – прошипел эльф, по привычке потянувшись за мечом.

– Это ты из–за меня так говоришь, да? – Хоук хихикнула и села обратно на кровать.

– Оденься, – бросил эльф, собираясь с мыслями.

Он спускался по лестнице и настороженно прислушивался. Чутье подсказывало, что за дверью явно не тот, кого они ожидали увидеть сегодня.

Они никого не звали.

Стук не был похож ни на один из тех, что Фенрису довелось слышать в собственном доме.

Эльф застыл в холле, обдумывая ситуацию.

Варрик был уведомлен, что их не стоило беспокоить. Эльф лично ходил в Висельник и отыгрывался в Алмазный ромб до тех пор, пока Тетрас не сжалился, дав возможность покинуть их с Донником компанию.

Больших усилий стоило договориться с Изабеллой. Она совала нос в любые дела, прямо или косвенно касающиеся Мариан. И если Авелин, к примеру, было достаточно четко и ясно сказать, что они с Хоук теперь вместе, со всеми вытекающими, то для пиратки это выглядело лишь новым поводом для разговора или приглашением в гости. Ривейни приходила почти каждый день, всячески пыталась вытащить Мариан из дому, втягивая при этом в очередную сомнительную авантюру. Она фыркала, всякий раз, когда Фенрис возражал против какой–либо из её затей. Изабелла даже переняла привычку Хоук называть его занудой.

Стук из вкрадчивого превратился в настойчивый. Фенрис уже было потянулся к ручке, когда кто–то дважды саданул сапогом по стене рядом с входом.

Эльф рванул на себя дверь, отступая назад с мечом наперевес и готовый ко всему.

– Карвер!? – голос Мариан, раздавшийся позади, опередил действия эльфа.

Мужчина, стоявший в дверном проеме, действительно оказался братом Хоук, собственной персоной. На его загорелом, обветренном лице едва читалась та юношеская припухлость, которую Фенрис запомнил в первые дни их знакомства. Он будто бы возмужал, разросся в плечах и даже стал выше ростом. На нем красовались сильверитовые с синими вставками доспехи Серых Стражей, за спиной – массивная рукоятка меча. В целом, он выглядел даже устрашающе, если бы не мимолетный испуг при виде полыхнувших клейм Фенриса.

Эльф поспешно унял лириум, который переливаясь, уже заполнял борозды шрамов.

Хоук с визгом пересекла коридор и бросилась Карверу на шею. Брат смутился, Фенрис отметил, что, несмотря на все внешнее мужество, румянец тотчас же залил щеки и шею младшего.

– Карвер, милый мой братец! – завыла Хоук, молотя кулаками по его груди. Возбуждение от встречи, кажется, передалось и мабари.

Пес вился кругом, как бешеный. Он то лаял, то скулил, срываясь на щенячий писк, крутил своим обрубком хвоста с такой силой, что Фенрис побоялся, что пёс лишится задницы при таких усилиях.

– Мариан, я тоже рад тебя… видеть, – натужно выдохнув, сказал Карвер, в буквальном смысле отцепив сестру от себя.

– Как ты здесь оказался? – радостно спросила Хоук, поправляя растрепанные волосы. Ее лицо лучилось счастьем, она схватила брата за руку, словно не веря в то, что перед ней действительно он.

– Твой… эм, поверенный гном, кажется, он представился Боданом… Так вот, он сказал мне, где тебя лучше всего искать, – Карвер оглядел холл имения, – а тут мало что изменилось, разве что, – он на секунду запнулся, задерживая взгляд на домашнем костюме Мариан.

Фенрис смутился, понимая, что и сам не в привычном боевом облачении.

– Разве что вы, – подытожил брат, обращая свое внимание на эльфа. – Рад тебя видеть, – вдруг добавил он, и его лицо просияло.

Фенрис протянул Карверу руку. Тот быстро снял перчатку и пожал ее. Эльф отметил, что ладонь младшего вся в мозолях от меча, и ему стало любопытно, насколько хорошо Карвер натаскался с этим оружием? В последний момент, когда им довелось биться вместе, эльф неоднократно делал замечания касательно его техники.

– Карвер, ты только прибыл? Устал? Ох, Создатель, идем скорее, я велю Оране подготовить для тебя комнату, только… Мне нужно собрать вещи, – Хоук засуетилась, – ждите здесь, вы оба! – скомандовала она, едва Фенрис хотел предложить свою помощь.

Неловкое молчание наполнило холл, когда Мариан поднялась наверх и зашумела в спальне.

Эльф прекрасно понимал, о чем сейчас думал ее брат. Каффар, даже идиот, наверное, догадался бы, что произошло. Конечно, братец не видел сестру несколько лет и писал ей лишь изредка, без возможности отправить ответ. Судя по его напряженному лицу, младший сосредоточенно думал, что бы сказать. Фенрис поразмыслил с минуту и решил дать ему такую возможность.

– А вы с Мариан… – начал парень и тут же заткнулся.

– Мы с Мариан что, прости? – переспросил эльф, едва скрывая иронию.

– Вы теперь вместе, – Карвер произнес эти слова без вопроса, словно подтверждая какие–то собственные догадки на этот счет.

– Какой ты проницательный, мой дорогой брат! – Хоук, смеясь, сбежала по лестнице, легким прыжком минуя две последние ступеньки. На ней снова красовались привычные кожаные брюки и такая же длинная куртка с многочисленными застежками и разрезами к низу.

Фенрис принял из рук Мариан собственную верхнюю одежду и покорно последовал в поместье Амеллов.

Он понятия не имел, каким образом о появлении Карвера узнало столько народу, но, вот уже через несколько часов, глубокой ночью в доме Хоуков творился самый настоящий бедлам!

Варрик и Авелин увлеченно терзали брата Мариан расспросами о его службе и приключениях с Серыми Стражами, Изабелла вольготно расположилась на бортике кресла, с восторгом слушая смущенного парня, который, казалось бы, вовсе не ожидал такого теплого приема.

Хоук носилась от кухни к столу, поднося все новые угощения. Не сказать, чтобы Карвер был им не рад. Парень проглатывал все, что Орана или Мариан успевали ставить перед его носом. Он даже не замечал, как сменялись тарелки. Прерывался, чтобы прожевать или сделать глоток воды, продолжая рассказ.

За большим столом в кухне горело несколько толстых свечей. Они отбрасывали длинные тени на стены, их причудливые формы словно становились воплощениями героев из рассказов Карвера. Порождениями тьмы, страшными ограми, ведьмами и колдунами, которых он встречал на пути.

Мариан, наконец, села к столу, пойманная Фенрисом за рукав.

– Отдохни, он уже наелся, – шепнул эльф ей на ухо, усаживая рядом с собой. Было приятно видеть ее сияющее от счастья лицо, но он беспокоился, не голодна ли она.

Мариан мотнула головой при виде еды, но залпом осушила чашку с уже остывшим чаем.

– Разговоры разговорами, Карвер, но ты все же вот что, – Варрик оперся на локти, нависая над столом, – Серых стражей не отпускают домой на каникулы, скажи, чем обязаны столь неожиданному визиту?

– Меня все же отпустили, – вздохнул он, – но с заданием. Ночью в нашей крепости в Ансбурге на меня было совершено нападение, – Карвер вдруг сделался очень сосредоточенным. Он нахмурился, припоминая детали, затем подробно поведал им о нападавших.

– Гномы? Из Хартии? – Варрик удивленно вскинул брови. – Но какой им резон атаковать крепость!? Ты уверен, что они были из Хартии?

– Их одежда, найденные в сумках договора и бумаги, с печатью… Сложно не догадаться. Нас подняли посреди ночи по тревоге. Конечно, мы перебили всех, не успев разобраться, что к чему. По их бессвязным воплям вообще сложно было что–либо понять, но свое имя я слышал чётко.

– Хоук, – Фенрис вмешался в разговор, – вспомни, что было неделю назад.

– А ведь эльф прав! – Варрик хлопнул рукой по столу так, что мабари, тихо сопящий на полу, вздрогнул и глухо заворчал.

– На тебя напали не кто–нибудь, а те же самые гномы из Хартии, – пояснил Фенрис.

– Страж–командор отправила меня в Киркволл не случайно. Она не ошиблась, что это произойдет и с тобой… – Карвер откинулся на спинку стула, – хорошо, что все обошлось. Надо выяснить, зачем мы понадобились Хартии.

– Друзья мои, нам всем пора отдохнуть, – Варрик обвел присутствующих многозначительным взглядом. – Кто бы ни были эти головорезы, из Хартии или нет, но я докопаюсь до сути. Никто не тронет наших любимчиков, – он усмехнулся, похлопав парня по плечу.

– Спасибо, Варрик, от твоих слов мне полегчало, – сострил Карвер.

– Эй, младший, – гном хитро сощурился, – я гляжу, Стражи здорово тебя поднатаскали?

– Больно хорошо выгляжу? – с вызовом ответил брат.

– Ладно–ладно, не злись, я же без умысла, – Тетрас шутливо поднял вверх руки и засмеялся. – А ведь и вправду выглядишь неплохо, – он встал из–за стола. – Дождитесь меня до завтрашнего вечера. Из дому без лишнего повода не высовывайтесь. Я полагаю, Хартия уже в курсе, что в Киркволле теперь оба Хоука. Мне нужно будет подергать за пару ниточек, и к вечеру, я надеюсь, вернусь с информацией. Изабелла? – гном галантно подал пиратке руку.