Текст книги "Astia vala femundis (СИ)"

Автор книги: Soul-keeper

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 58 страниц)

–Давай, младший, рассказывай, нам всем не терпится послушать! – Варрик сделал вид, что полез за пером и свитком, – я бы даже записал, если…

– Не смей!

– Ей едва исполнилось шестнадцать, – начал брат, – она пошла в деревенскую таверну! Решила, что достаточно взрослая, чтобы под шум праздника попробовать эля.

– Мне было семнадцать! – запротестовала Мариан.

– Какая разница, ты все равно соплей была! – отмахнулся Карвер, – Ай, ухо то за что!? – он ловко заломил ей руки и продолжил, – вы представляете, вбегает к нам в дом какой-то пьяный деревенский увалень, с ходу заявляющий, что на трактир напал дракон! Я так перепугался, схватил меч и тут же ринулся за этим доходягой. Отца не было, я оставался за единственного мужчину в доме. Конечно, я был в курсе, куда Мариан отправилась. Мне даже на долю секунды действительно подумалось, что это мог быть дракон. Хотя, конечно же, я знал, чем все это обернется! С ней никогда не было иначе… – Карвер почувствовал, что Хоук, кажется, оставила попытки заткнуть его, и ослабил хватку. – Я отыскал ее на втором этаже. Она взобралась на стол и нацепила на себя какие-то лохмотья, что лица не узнать! На мою беду, к ней было не пробиться от толпы зевак и пьянчужек. Но я сразу понял, что сестренка хватила лишку с алкоголем. Ее качнуло в сторону, и из рукава вырвалась струя пламени. Она кричала, что сожжет трактир дотла, если ей не принесут трех молодых быков и что посетителям не поздоровится! Мне пришлось расталкивать толпу, стаскивать ее со стола и уводить из трактира, пока дело не закончилось плохо. Церковь и храмовники были неподалеку, нас могли заметить. К счастью, пока сообразили в чем дело, мы были уже возле реки. Ее шумно вырвало, а я сидел на берегу до тех пор, пока не стало лучше! – брат не без удовольствия понаблюдал, как краснеет Мариан, а затем добавил. – Тогда же, нам снова пришлось переезжать.

Фенрис подумал, что Карвер, судя по всему, не всегда был в тени сестры. Исходя из этой истории, он не впервые спасал ее из передряг. К тому же, у эльфа вдруг возникло стойкое ощущение, что всё то же самое происходило и с ним. Хоук не была оригинальна… в этой стезе. Эльфу ведь тоже приходилось заботиться о ней много раз, вытаскивая из разнообразных неприятностей.

– Так ты снова напилась до драконьего концерта? – усмехнулся брат, толкая плечом насупившуюся сестру.

– И вовсе не нужно было этого говорить, – обиженно пробурчала она.

– А по-моему вы поступили так благородно, – Орана вздрогнула от звука собственного голоса и неожиданно громко икнула.

Хоук переключила внимание на нее, дав возможность остальным обсудить подробности случившегося.

Они выпили бутыль целиком, прежде чем Карвер отнес уснувшую Орану в кровать. Виски оказался хорошим. Эльф не чувствовал усталости, немного хотелось спать, но в целом, напиток согревал горло, и, словно наполнял теплом изнутри. Опьянения как такового у эльфа почти никогда не бывало. Намерения пить до состояния ходячего трупа тоже.

Варрик откланялся, обещав навестить их в скором времени. Он отозвал Фенриса в холл, предупредив, что помнит о просьбе. Гном еще раз пообещал помочь в поисках Фаусто Серафини, хотя и просил не рассчитывать на скорый результат. Эльф предложил искать следы убийств и магии крови, надеясь, что сумасшедший маг не прекратил своих исследований даже после смерти Данариуса. Более того, Фенрис был уверен, что Серафини было наплевать на магистра. Варрик кивал головой, соглашаясь с этой гипотезой.

– Я направлю запросы к моим связным в торговых гильдиях. Если все, что ты говоришь о лириуме, правда – он должен его где-то добывать. Отслежу поставки, и, если получится, отыщу концы. Ключевое слово – если, эльф. Я не всесилен, – с этими словами Тетрас покинул особняк.

Вернувшись в гостиную, Фенрис заметил, что Хоук уже задремала, опустив голову на сложенные руки.

– Ты тоже спать? – поинтересовался Карвер, увидев, как эльф заботливо поднял Мариан, чтобы отнести наверх.

– Нет, подожди меня здесь, – шепнул он в ответ.

– Целый погреб в нашем распоряжении? – хитро усмехнулся младший, – а затем добавил, – а я, вроде как, должен поблагодарить тебя.

– Я все слышу, – пробурчала Мариан эльфу в рубашку.

– И всё-то ты слышишь, – передразнил Фенрис, перехватил ее поудобнее и пошел к лестнице. Мабари встрепенулся и потрусил за ним следом.

В комнате было сухо и тепло, Орана растопила камин и подготовила постель. И хотя Фенрис предпочел бы этому уюту их собственный, в его полуразрушенном поместье, – он все же был рад, что Хоук останется здесь. Ей нужен был хороший сон, впрочем, как и ему тоже. Но для эльфа само понятие отдыха стало обыденным недавно, и то, только вместе с Мариан.

Фенрису было не привыкать к тяжелым условиям, которые они вынужденно терпели в этом походе. Он гордился тем, что Мариан держалась молодцом, но отчего-то жалел ее. Хотелось, чтобы она больше улыбалась, а на щеках играл такой привычный глазу румянец. Видеть круги под глазами от бессонных ночей, проведенных в подземельях, становилось почти невыносимо.

– Кажется, тебе пора смотреть десятый сон, – прошептал он, стаскивая с нее одежду и кутая в одеяло.

Дэни деловито запрыгнул в кровать следом.

– Ты же придешь? – пробормотала Хоук, нехотя отпуская эльфа.

– Поговорю с твоим братом и приду.

– Приходи побыстрее, я не хочу спать одна, – Мариан натянула одеяло до самого носа.

Она всегда так делала. Фенрис улыбнулся и поцеловал ее в нос. Сейчас он, безусловно, с удовольствием остался бы, чтобы повторить то, чем они занимались в ванной… И может быть даже не один раз...

Но он хотел поговорить с Карвером.

Не только потому, что того требовали элементарная вежливость и гостеприимство, но и ввиду неожиданного и искреннего желания узнать о брате Хоук больше. Внезапно для самого себя, Фенрис заметил, что младший ему нравился.

Спустившись вниз, эльф обнаружил парня в библиотеке. Карвер стоял возле стоек с оружием и задумчиво разглядывал одну из них. Какое-то снаряжение Хоук нашла еще в экспедиции на Глубинных тропах, часть мечей с необычным орнаментом принадлежала кунарийским войнам. Были и посохи, но в данный момент младшего заинтересовали большие двуручные мечи.

– Ты гораздо лучше владеешь оружием, – заметил Фенрис, подходя ближе.

– Я многое стал делать лучше, – грустно пробормотал Карвер, – наверное, с того момента, как понял, что знаю отмеренный мне срок.

– Ты про то, что Стражи живут не больше тридцати лет?

– Угу, – Карвер открепил от стойки большой меч и попробовал его на вес.

– На волоске от гибели мы всегда ценим свою жизнь больше, – ответил Фенрис, заметив бутыль на столике.

– Что можно успеть сделать за тридцать лет? – спросил младший, рубанув мечом воздух.

– Многое. Например, стать хорошим человеком? – предложил эльф и протянул младшему кубок с виски.

– Я пытаюсь. Каждый день. Ради отца и матери. Ради моих сестер.

– Кстати… – Фенрис отхлебнул напиток и открыл один из ящиков в столе, – возьми, Хоук хотела, чтобы это было у тебя.

– Наш портрет? И где она их откопала? – Карвер широко улыбнулся, принимая лист с рисунком из рук эльфа.

– Я много таких видел. Бетани любила вас рисовать. Особенно тебя и Хоук.

– Мы часто гуляли, когда были маленькими. Мариан считала, что должна заботиться о нас.

– Как я понял, вскоре вы поменялись ролями?

– Фенрис, я беспокоился за нее… – младшего потянуло на откровения.

– Беспокоился, а теперь нет? – предположил эльф.

– Нет, потому что я вижу рядом с ней тебя. И я заметил, как ты прикрываешь ей спину, – Карвер еще раз посмотрел на набросок, – ты не дашь ей сделать глупости.

– Не дам, – подтвердил Фенрис, кивая головой.

– За наших близких, – младший чокнулся с ним, – чтобы мы могли беречь и защищать их.

Они устроились возле камина, и каждый уставился на огонь, вспоминая случившееся с ними приключение.

– Кто был твоим первым учителем? – Карвер нарушил тишину первым.

– В фехтовании? – Фенрис поёрзал в кресле, задумчиво грея в руках золотистый напиток.

– Почему большие мечи? – Карвер кивнул головой, обращая внимание на лириумные клейма, – это же татуировки дали тебе силу. До их получения, разве ты удержал бы в руках такую громадину? Эльфы не славятся своей мощью. Больше ловкостью.

– Есть такая вещь – упрямство… Возможно, благодаря ему я и преуспел, – улыбнулся Фенрис.

– Упрямо хватался за то, что тебе не по силам? – Карвер засмеялся. – Помню, как отец подшучивал надо мной, ведь меч перевешивал и при ударе меня заносило.

– Заваливался на сторону, а потом научился держать баланс?

– Угу, – кивнул младший, – а ты таскал на себе коромысло с ведрами?

– Палку с тюками, набитыми песком, – поправил его Фенрис.

– И тренировал мышцы спины, – Карвер широко улыбнулся эльфу.

– Именно, – подтвердил тот, и они рассмеялись.

– Не ожидал, что найдется, о чем поговорить? – спросил Фенрис, после некоторой паузы.

– Отчего же, всегда знал, что ты болтун. Сестра говорила, – Карвер зевнул, – ты знал, что она втрескалась в тебя с самой первой встречи?

– Догадался. Правда, не сразу. Тогда я не думал об этом, – ответил эльф.

– Думал, что она маг и должна быть убита?

– Нет, к тому времени я поборол эти стереотипы. Просто боялся преследования… За мной ведь охотились…

– А я думал, что убью тебя, едва ты ее пальцем тронешь, – честно признался Карвер.

– Поверь мне, я сразу заметил, как вы все возле нее столпились! Даже ты, несмотря на ворчание.

– Поворчать я любил…

– Вышибли дух? – Фенрис хотел спросить у младшего о том, что его изменило, а сейчас как раз представился подходящий момент.

– У Стражей? – переспросил Карвер, и эльф кивнул. – Есть такое… Пришел, надеясь стать героем, а на деле… Все не так.

– Разочаровался в своем выборе?

– Напротив! – парень заметно воодушевился, – мне удалось научиться тому, что ускользало от понимания годы! Самоконтроль и дисциплина, – он произнес эти два слова, словно смакуя каждое. – Я перестал обращать внимание на мелочи и какие-то собственные неудобства. Мне нужно было выполнять приказы, чем я и занимался, но проблема не в этом… Я знал о целях Серых стражей. Их идеи мне всегда нравились. А вот методы оказались не по душе. – Он вдруг замолк.

– Методы у всех разные.

– Знаешь, люди такие забавные... Они боятся магии, – пробормотал младший, – но, послушай! Они самих себя должны бояться в первую очередь! – Он посмотрел на огонь, и его глаза вдруг сделались непроницаемыми. Словно то, о чем он вспомнил, отразилось в них темнотой и в мгновение исчезло. – Стражи представлялись мне доблестными войнами в сверкающих доспехах. Но ты же знаешь, как быстро сказка оборачивается пылью, и мы сталкиваемся с реальностью. Как обухом по голове треснуло, когда я понял, что в отряде четверо и те, в прошлом воры и насильники. Ведь к нам набирали всяких, многие рвались просто так, видя в этом единственный выход. Избежать казни, и посвятить остаток жизни убийству порождений тьмы. Удобное оправдание, правда? В свое первое задание, я спас какую-то девушку от изнасилования. Мне казалось, мы только что возвращались с Глубинных троп, только заделали дыру в пещере, откуда эти твари вылезли. А тут, на тебе, я уже в трактире, и все кругом изрядно выпившие. На моих глазах эти здоровые обалдуи валят дочку хозяина заведения… Я подрался с ними, они уверяли, что девочка была согласна… После этого я доложил старшему о случившемся, и знаешь, какой я получил ответ? Задание выполнили? Нет претензий! Пусть живут, как им нравится. Не убили ее? Вот и славно. А то, что она до конца жизни будет заикаться и вздрагивать при виде мужчин? – Карвер перевел взгляд на эльфа,– люди. Вот что я тебе толкую, бояться надо людей. Мы можем прикрываться какими угодно лозунгами. Бдительность в мире. Жертвенность в смерти… А внутри все давным-давно сгнило… – младший запил свой монолог стаканом виски и шумно выдохнул.

– Я был на рынке в детстве, видел, как рабы поймали другого на воровстве, – вдруг продолжил Фенрис, – до сих пор помню их лица... Один схватил топор и рубанул руку, в которой были деньги. Она сжалась, сработали рефлексы, и деньги не рассыпались. Вместо этого они упали на мостовую. Звякнули, зажатые в кулак, а кровь брызнула тонкими струйками образовывая лужу. Секунд десять прошло, еще до того как раб перестал кричать от шока и боли, – кто-то подбежал, схватил его руку с деньгами и унесся прочь. Раб захотел его догнать, но резкая слабость от потери крови повалила на колени. Он крикнул вслед, с такой надеждой: “Руку хотя бы верни”. Но не вернул. Убежал.

– А ты говорил, магия – зло. Люди творят вещи намного хуже, – горько усмехнулся Карвер.

– Во всем можно найти крайности.

– Я жил бок о бок с отступниками, Фенрис. Мой отец сейчас кажется мне благороднее, чем мой командир. Хотя тот даже не маг. Они говорят: «Магия – это опасно». Люди, которые её используют, становятся испорченными. А эта испорченность в итоге приводит к тому, что люди начинают совершать плохие поступки. Но я здесь и сейчас готов клясться тебе: это нет так! – Карвер повысил голос, и эльф приложил палец к губам, – моя сестра там, – младший продолжил шёпотом, – можешь ли ты с уверенностью сказать, что она опасна?

Эльф сделал глоток. Виски почему-то обжег горло.

– У меня в отряде был парень, истово верующий... Знаешь, что он спросил у меня? Он спросил: “Если Создатель сотворил мир и все, что есть в нем, зачем он создал магию и проклял людей”? – Карвер выглядел взволнованным, но все же держал себя в руках. – Они говорят, что дети разгневали Создателя своей гордыней: уподобились демонам. Поэтому он ниспослал испытания.

– Нам ли говорить о магии? – спросил Фенрис, замечая, как светает на улице.

– Моя сестра не опасна, – упрямо заявил Карвер.

– Послушай, я ведь с тобой не спорю.

– Ты прав. И я рад, что ты не споришь, ведь я бы тебе задницу надрал, – младший расхохотался.

– Я пожалуй пойду. Тяжелое выдалось… путешествие.

– Как хочешь, – Карвер потянулся, зевая, и отставил стакан на столик. – Я тут посижу еще чуть-чуть.

– Когда ты уходишь? – поинтересовался эльф.

– Утром, сразу как проснусь.

– Не забудь попрощаться с Мариан.

– Не беспокойся на этот счет, Фенрис.

– И кстати, – эльф замер в дверном проеме, – когда пишешь ей, оставляй, пожалуйста, обратный адрес. Если сможешь. Она очень переживает, что не может отправить ответ.

Карвер хмыкнул и махнул рукой.

Фенрис пожал плечами, покидая библиотеку. Но едва выйдя в коридор, он заулыбался, потому что заметил, как крепко брат сжимал в руке лист бумаги с наброском.

Хоук мирно посапывала. Хотя мирно – сказано слишком мягко для такой особы, как Мариан. Она раскинулась на всю ширину кровати. Ее рубашка задралась, обнажив плоский живот. Фенрис обратил внимание на длинный след шрама от топора Аришока. Потом перевел взгляд на запястья. Тонкие белесые линии испещряли их в некоторых местах…

Неужели я правда верю в то, что ты не опасна?

Как ты можешь быть проклята Создателем?

Мариан улыбнулась чему-то сквозь сон, и у эльфа защемило в груди. Подул сильный ветер, – он подошел к окну и тихонько прикрыл створку. Вдруг простудится?

На ее письменном столе лежали листы с неоконченным переводом дневника Данариуса. Эльф вздохнул, понимая, что любопытство одерживает над ним победу за победой, затем устроился в кресле и принялся за чтение.

Предчувствия никогда не обманывали меня.

Но как это бывает с людьми, весьма уверенными в собственных силах, меня не подводили лишь только те предчувствия, к которым я сам соизволял прислушиваться.

Я игнорировал происходящее под носом в угоду теоретическим изысканиям. Я позволял Серафини творить все, что ему вздумается, погруженный в собственные труды. От моего внимания ускользали мелочи, которые со временем сложились в страшное стечение обстоятельств, и сейчас, я как никогда более уверен, что всего этого можно было бы избежать.

Тем временем, Лито делал успехи в битвах. То были безоговорочные, зрелищные победы, – мои собственные генералы даже теряли нить рассуждений во время рапорта. Они не могли объяснить причину того, как этот маленький шестнадцатилетний юнец утирал носы ветеранам.

Я же полагал, что причиной тому было нахождение эльфа в весьма щекотливом положении. Ведь именно мне удалось создать условия, в которых его талант смог раскрыться в должной степени. Но куда более интересовали другие необыкновенные странности. Мой старый знакомый, которого я временно отрядил работать в военный лазарет – рассказывал мне о наблюдениях за этим мальчиком.

Вне всякого сомнения, Лито находился в том возрасте, когда могли и должны были проявиться магические способности. И я был весьма удивлен, ведь среди моих рабов доселе не встречалось никого, кто смог бы заявить об этом. А то факт, что эльф обладал магическим даром, представлялся мне почти неопровержимым.

Фенрис оторвал взгляд от бумаги. Строчки плыли перед глазами, обращаясь в живые и яркие воспоминания. Он ясно видел перед собой тот день, вопросы, которые задавал седой старик в лазарете, крепко въелись в мозг. Он спрашивал эльфа о снах… И о том, как быстро заживают на его теле раны. Но… магия? Какого демона?!

Фенрис посмотрел на спящую Хоук. А ведь она наверняка могла бы рассказать ему о том, как проявлялись её способности…

Он вздохнул и продолжил читать.

Это было достаточной редкостью среди населения, из поколения в поколение подневольного.

Так быстро, как мог, я навел справки о его родных. Я даровал свободу его матери и сестре, они поселились на задворках города, не имея возможности снискать хоть какие-нибудь средства к существованию.

Участь освобожденных в Тевинтере – незавидна. Их нигде не примут.

Те сословия, к коим они относились ранее, не посмотрят в их сторону из зависти, ну а свободные люди не захотят связываться ввиду законов и правил, негласно запрещающих давать работу таким личностям.

Я наблюдал за ними, изредка отправляя людей, чтобы те сообщали мне обо всех перемещениях.

Странным показалось отсутствие записей в архивах об отце этих детей. На бумаге выглядело, что мать Лито родилась от моих рабов в Минратоусе и уже с малых лет находилась в услужении. Но далее не было записи о том, что у эльфийки появились дети! Ни единой строчки! Я пожалел, что при переезде с материка, кое-какая часть из архивов осталась в столице. Вернуться туда уже не представлялось возможным. Упоминания о Лито и его сестре появились лишь десять лет назад, но, по моим скромным подсчетам эльфу было немногим больше шестнадцати. Куда пропали шесть лет? Не могли же дети появиться из воздуха? Мои служащие вели тщательный учет и контроль за рождаемостью. Пускай большинство магистров и славились свой неуемной страстью к множеству слуг, я не был из числа таких. Мое положение обязывало знать каждый голодный рот и контролировать каждое денежное поступление в бюджет. Мне нужны были деньги, в противном случае, я потерял бы возможность лечить собственного сына!

Я терялся в догадках, и, погруженный в свои размышления, днями и ночами пропадал в лаборатории.

Фенриса пробрал озноб. Он не мог вспомнить ни мгновения из рассказов матери об их прошлом. Даже ее голос звучал в голове с трудом, словно проходя сквозь незримый барьер. Эльф ненавидел себя за это. Мать умерла, они так и не увиделись! Он вспомнил глаза сестры, полные слез, когда его, закованного в кандалы, уводили с Арены. Она обещала писать, но отчего-то не делает этого. Добралась ли до Аарона? Все ли с ней в порядке? Фенрис тряхнул головой, отгоняя дурные мысли.

Как бы то ни было, мои проблемы в те дни пускали корни гораздо глубже, чем я мог себе вообразить.

Как-то вечером, ко мне пришла жена. Углубленный в исследования, я не видел, как горе медленно, но верно съедало ее красоту, словно раскаленным прутом выжигая в душе отметины, которые подтачивали ее, делая похожей на призрака.

В женщине, что сейчас предстала передо мной, почти ничего не оставалось от жены, которую я так любил. Ни улыбки, ни ясных и синих, как небо глаз.

Ее волосы поредели, она осунулась, а лицо скрылось за мертвенной бледностью.

Несмотря на успехи, которые делал Серафини, несмотря на то, что Силиусу стало лучше в те дни, она все равно увядала!

Тень жены вмиг набросилась на меня с криками, с горячностью сумасшедшей, убеждая, что мне неведомо то, что происходит на самом деле.

Признаться честно, я вспылил, ведь мое нервное состояние в те дни говорило заместо разума.

Жена подозревала, что Фаусто Серафини хочет убить ее и нашего сына. Я опешил от таких откровений и велел супруге выметаться вон, а также подлечить свой расшатанный рассудок.

Однако же, спустя часы раздумий, сомнения расцвели в моей душе с необыкновенной силой. Гнев сменился чувством стыда, ведь я горячо любил эту женщину. Она разделила со мной великое горе и вместе, мы молча принимали на себя удары судьбы. Как я мог быть столь неблагодарен по отношению к ней?

Читать о том, что у магистра была семья, казалось эльфу странным. В его воспоминаниях Данариус почти всегда был беспощадным. Могущественным. Таким, словно выточен из самого камня.

Что же произошло в те дни? Почему он пишет обо всем этом так, словно случилось непоправимое? Фенрис подумал, что ни разу не видел жену мага, в те дни, когда был его телохранителем. Это навело на простой вывод: её не стало… По какой-то причине. Убили или умерла? А может быть, наложила на себя руки? Эльф отвлекся, накрывая Мариан одеялом. Она постоянно сбрасывала его, но в комнате становилось все холоднее. Перед рассветом с моря дул промозглый сырой ветер.

Мне не сиделось на месте, и я решил принести извинения. Однако по дороге в наши покои, вдруг почувствовал явственный след магии, ведущий из башни моего сына. Это насторожило, я отвлекся от своей первоначальной цели и двинулся на поиски Силиуса.

В его комнате гулял сквозняк. Он играл с занавесками настежь распахнутых окон. Вещи лежали в привычном беспорядке, а личный слуга Силиуса спал в кресле сном младенца.

Однако я сразу заметил, что здесь не так. Простейшее, но весьма действенное усыпляющее заклинание….

Через секунду мои опасения подтвердились – печать колдовства, оставленная на слуге, указывала на авторство моего сына. Но он не покидал башни в ночное время, более того, я никогда не видел, чтобы он применял магию! А в том, что след в истончившейся Завесе принадлежал ему, не было ни малейшего сомнения. Мне казалось, даже несмотря на все наши разногласия, я воспринимал его боль, как свою собственную. Ведь я был его отцом! Когда ритуалы не облегчали страдания, я считал удары его сердца, сутками проводя возле постели, пренебрегая едой и сном.

Я знал своего сына. Мою плоть и кровь.

Но тогда даже не подозревал, сколь великая пропасть уже появилась между нами…

Силиус старался скрыть следы магии, но, в силу опытности, мне не составило труда определить направление, которое он избрал для своей тайной ночной прогулки. Зная, что если обнаружу себя, навлеку на наши отношения еще больше бед, я ничем не выдавал собственного присутствия, тихонько следуя за ним.

Сын направлялся к Казармам. Ночью было тихо, и мне пришлось маскировать шаги даже от собственной стражи. К моей великой гордости, Силиус двигался столь же бесшумно и умело, сколь и я сам!

О боги, как я хотел в тот момент обнять его и сказать, что весьма горжусь тем, что он мой сын! Мой мальчик, превозмогая болезнь, воспитал в себе мужество и овладевал искусством магии без моего ведома! Подумать только, ведь ему не потребовались учителя, чтобы освоить азы. Он не выдал своего дара, и это даже ускользнуло от моих глаз.

Я остановился неподалеку от изгороди, увитой диким виноградом. Силиус без особого труда пролез между прутьями, – мне же пришлось стоять по ту сторону, вовсю напрягая слух и зрение.

И то, что открылось глазам – испугало меня.

Мой сын целенаправленно шел к тому самому эльфу! Демоны Тени, он шел к Лито!

Я стоял, замерев на месте, и чувствуя, как на лбу появились капельки пота. Эта странная магия, древняя, эльфийская магия – она отличалась от нашей, и как будто дремала в нем.

Шептала мне, чтобы я не прикасался, словно… защищала его?

Лито с недоверием смотрел на моего мальчика. Признаться честно – в ту секунду я был готов покинуть свое укрытие и наброситься на него, чтобы, в случае чего, защитить сына.

Но такого случая не представилось. Древняя магия испарилась в воздухе, вместе с его страхом. Этот эльф вел себя дерзко, задавал вопросы, на которые мой сын смиренно отвечал.

Я жалел, что попытки воспитать в Силиусе должное отношение к рабам, не увенчались успехом. Он был учтив с эльфом, словно говорил в эту минуту с каким-нибудь знатным вельможей!

Я не заметил, как онемели костяшки пальцев – так сильно сжал руки в кулаки, наблюдая за этой сценой.

– Я могу приходить к тебе, чтобы поговорить? – слова сына отозвались в моем мозгу словно колоколом.

Силиус, мальчик мой, неужели ты знал то же, что было известно мне? Ради богов, как – среди тысяч моих рабов ты отыскал именно этого? Ведомый размышлениями, я проводил сына до самой башни. Лишь увидев, как наверху зажглась свеча, я позволил себе расслабиться.

К жене я так и не сходил, о чем и по сей день страшно сожалею. Мне никогда не снискать прощения за свои грехи.

Я решил, что предпринимать что-либо слишком рано, но на следующее же утро сын обескуражил меня, прислав слугу с письмом прямо в лабораторию. Силиус обращался ко мне, впервые за столько времени молчания! Мой ребенок хотел присутствовать на следующих боях на Арене!

Фенрис отложил бумаги. В доме воцарилась тишина, он слышал тяжелую поступь Карвера и скрип открываемой двери. Младший улегся на кровать в соседней комнате, а спустя какое-то время шумно вздохнул.

Эльфу стало жаль, что он не умеет читать на аркануме. Он подумал, что было бы неплохо научиться, и как можно быстрее.

Прочитанное будоражило ум, лучшим выходом из сложившейся ситуации стало бы решение лечь спать, чтобы как следует выспаться, и наутро спокойно обсудить записи с Мариан. Фенрису пришлось заставить себя лечь, на самый край кровати, – он не хотел потревожить Хоук. Мабари тихонько спрыгнул на пол и улегся возле камина.

Почему-то стало казаться, что в комнате стало слишком холодно.

Ему снились беспокойные сны. Он открывал глаза и видел перед собой знакомый полог кровати. Вслушивался в ровное дыхание Хоук и сопение мабари. Пёс тихонько поскуливал.

Эльф видел Сегерон, Силиуса и магию… Она будто разговаривала с ним. Шептала что-то, прячась в Тени.

Интересно, а он мог видеть Тень? Если Данариус оказался прав и у него были способности к магии, что сотворил ритуал? Эльф вспомнил гадалку, что подстерегла их на улицах Вал-Руайо. Голос старухи рассек тишину, скрипуче раздаваясь в голове.

Ждешь ты чего-то ужасного, что изменить невозможно. Он сказал тебе, что ты не должен жить, но твоя жизнь упрямая, стержень крепок, не гнется от ветра, его не под силу сломить непогоде. Двое внутри, они спорят, рвут душу, страх излучают! Пытали, кромсали твою душу, вижу страдания, боль… Запрет!

Что за запрет наложен на его собственный разум?

Сны уносили в свои объятия, он видел лицо Хоук, – она улыбалась и тянула к нему руки.

Сквозь пелену сладкого забвения он слышал крики магистра. Хриплое дыхание Силиуса, умирающего у эльфа на руках и странный шепот, который все время звал его: «Лито, Лито, Лито, проснись, Лито…»

– Да проснись же ты! – Хоук трясла его за плечи. Эльф с трудом разлепил глаза, не понимая, в чем дело.

– Что с тобой?! Что с тобой случилось!? – кричала она.

– Со мной все в порядке, почему ты …

– Фенрис! – она удалялась, а тело растворялось во мраке.

– Я знаю, что ты хочешь сделать. Я знаю, что ты задумал. У тебя ничего не получится, – гаркающий, хриплый голос. Словно кто-то задыхался совсем рядом с ним.

Полога кровати над головой уже не было. Фенрис снова услышал чьи-то крики, рваный смех и разговоры людей.

Постойте, разве рядом стояли люди?

Эльф оглядывался по сторонам, но ничего не мог разглядеть. Он словно пытался смотреть под водой. Защипало в глазах, а кровать под ним вдруг оказалась камнем.

Руки в цепях.

Он дернулся вперед, но боль стрелой пронзила позвоночник.

– Мариан! – закричал он, но ответом было лишь молчание. Шепот в голове усилился. Словно кто-то пытался поговорить с ним. Кто-то за стенкой, совсем рядом.

Фенрис постарался вслушаться.

– Папа! Папочка! Посмотри на них, у нас никогда не было именно этих рыцарей! Кто они?

– Это орлейские доспехи. Их носят шевалье.

– Шевале?

– Нет-нет сынок, говорят Ше-ва-лье.

Прекрасные воспоминания, он так гордился им. Столько нежности перетекало во взгляде одного к другому.

Отец и сын. Гордость и надежда.

Не суждено. Не суждено с самого начала. Невинная душа, невинная, как и они. Создатель отвернулся от тебя, дитя мое.

Боль разодрала грудную клетку, Фенрис шумно закашлялся. В висках словно били молотки. Темно кругом, холодный камень прикасался к коже, а кандалы натерли запястья. Они начали кровоточить.

Что происходит?

Несправедливо обреченные вечно быть в Тени. Униженные и оскорбленные своим родителем, они ждут своего часа, чтобы вернуться в наш мир, ждут времени, когда смогут повергнуть в хаос то, что было создано. Я предоставлю им такую возможность!

Эльф не знал, кому принадлежат эти голоса, перед глазами вдруг заплясала красная точка. Боль сосредоточилась в ней, Фенрис пытался смотреть по сторонам, но точка перемещалась вместе с пульсацией, раскалывая голову изнутри.

Полон слез тот день,

Когда восстанет из праха

Чтобы быть осужденным, человек.

Так пощади его.

Милостивый Создатель,

Даруй ему покой.

Руки и ноги онемели, голова вдруг впечаталась в холодный камень. Тело сковала судорога. Фенрис видел перед собой только красную точку и ничего более.

Он отчаянно пытался проснуться. Забыть. Забыть это.

Я не хочу помнить. Я не хочу умирать. Мамочка, помоги мне…

– Фенрис, милый, что случилось? Фенрис!

Эльф проснулся от собственного крика. Он отполз на кровати в сторону от Хоук, испуганно прикрывая голову руками. Стыд, страх, боль, – всё смешалось в одном сосуде. Он сам словно превратился в сосуд, переполненный изнутри. Это были чужие голоса, не его собственные. Но ужас, сковывающий конечности, липкий, забирающийся под кожу, хозяйничающий в разуме... Его агония. Его нескончаемая агония.

Он горит изнутри.

Заныли шрамы. Лириум замерцал, и эльф завалился на бок. Ему показалось, что он заскулил.

– Фенрис… – испуганно, чуть не плача пробормотала Хоук, – посмотри на меня, не бойся, это я… – она подползла ближе.

Не верилось в то, что Мариан рядом. Вообще ни во что не верилось. Только секунды назад эльф был на волоске от того, чтобы вспомнить, чего он не пожелал бы под страхом смерти. Спина покрылась липким потом, Фенрис почувствовал, что дрожит. Теплая ладонь Хоук легла на плечо.