Текст книги "В тот год ликорисы цвели пышнее (СИ)"

Автор книги: Prosto_ya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 47 страниц)

Спасение пришло вполне закономерно: открытые ворота на одном из разветвлений дороги явно говорили о том, что здесь начинается черта города Отафуку.

Сквозь стену дождя Саске разглядел невысокое здание впереди, являющееся гостиницей, в которой пришлось остановиться. Денег оставалось не мало, а мокнуть под проливным дождем, тем более когда они уже пришли на место, было глупо.

Ступая по размякшей дороге, Саске снова ощущал, как сильно колотится его сердце.

***

Наутро дождь прекратился, но тучи так же неподвижно висели плотным и толстым серым покрывалом над головой. Саске, оперевшись руками о холодную и сырую раму окна и смотря вниз, на влажную дорогу и глубокие бочки, наполненные дождевой водой, зябко ежился, однако стоял все так же без рубашки.

Их вещи сушились у хозяев гостиницы, которые радушно приняли их к себе и даже накормили, несмотря на позднее время. Судя по всему, в это неприятное время года совсем мало постояльцев останавливались в Отафуку, потому дворы принимали каждого человека с особенным вниманием и чрезвычайно радушно, предоставляя и теплую сухую постель, и горячую еду, и кров, чтобы укрыться от дождя. Хозяин, мужчина в преклонном возрасте с еще подвижным и живым взглядом темных глаз, но со сгорбленной, натруженной годами спиной, неспособной больше работать на полях, рассказывал, пока Саске и его спутники стряхивали воду с отяжелевших плащей, что их город уже с августа не видел солнца, встречая каждый день затяжными дождями. Дамбу на местной мелководной реке неподалеку прорвало, и лежащие близ западной границы города крошечные деревни потопли.

Однако в Отафуку это было далеко не впервые, люди, рождавшиеся здесь, привыкали с пеленок к затяжному сезону дождей, распространяющему голод и эпидемии, в которых чаще всего гибли дети. Путники частенько подхватывали заразу, но местные, из поколения в поколение привыкая к этому и вырабатывая иммунитет, почти не реагировали на инфекции, продолжая работать и жить так, как работали и жили всегда.

Что Итачи нашел в этом городе, в сырой и мрачной дыре, Саске не мог понять. Он понимал, что как место для одной-двух ночей это вполне обычная история скитаний шиноби, но находиться здесь более недели, почему?

Что Итачи делать в разоренной голодом Стране Земли, в стране неотесанных, грубых дикарей промышляющих одним гончарным делом? Скрывается? Бежит? Почему тогда не к побережью, где нет поблизости границ великих стран и деревень, где его никогда не найдут, где даже нет шиноби? Если Итачи и надумал пойти на побережье моря, то место, куда он идет, все равно лежит в черте Стране Земли, а значит, будет постоянная угроза для его жизни. Или у него очередные свои соображения, понятные лишь ему одному?

Саске раздраженно цокнул языком, устало и вымучено потирая лицо руками.

Он выспался, не был голоден, дождь кончился, одежда высохла за ночь, и он был полон сил без устали искать человека по имени Учиха Итачи.

Оставив Сая и Неджи досыпать, Саске, накинув на плечи предложенное ему юкато, спустился вниз, встречаясь с другими немногочисленными постояльцами. Молча, сухим кивком головы поприветствовав их, он пересек небольшой темный холл и зашел в маленькую боковую комнату, куда хозяйка, к удивлению еще совсем молодая женщина с округлыми руками и свежим чистым лицом, унесла вчера сушиться их одежду.

Там сидел, раскладывая на полу отсыревшие дрова, хозяин, ползал на коленях по полу и разговаривал о житейских мелочах со своей женой, которая зашивала в это время одежду своих постояльцев. Увидев Саске, она встала и поклонилась, отвечая на его поклон; хозяин, поднявшись с пола, последовал тому же примеру, приветливо интересуясь, чем вызвано такое неожиданное посещение и спрашивая о том, как господину спалось в их гостинице.

Саске поблагодарил еще раз за кров и вежливо, но довольно сухо поинтересовался, готова ли их одежда, и получил небольшую соломенную корзину с чистыми плащами и рубашками, выстиранными и выглаженными. Этого он никак не ожидал увидеть. Еще раз поблагодарив хозяйку и отказываясь от завтрака, Саске осторожно спросил, не останавливался ли у них человек с длинными темными волосами, среднего роста, с низким тембром голоса, чертами лица похожий на него, Саске: такое описание было достаточно точным для тех, кто мог вспомнить своих немногочисленных посетителей – большего пока не требовалось. Но хозяин и хозяйка, задумавшись, сказали, что к ним на самом деле не многие приходят, однако такого человека они точно не помнили. Но посоветовали походить по рынку: если человек, которого ищет молодой господин, будет нуждаться в пище, он пойдет именно туда, поскольку таверны очень дорогие и их мало, гостиницы очень скудны в питании, а рынок изобилует продуктами и восхищает своими размерами.

Отафуку был таким же торговым и большим городом, как Тандзаку, но не таким шумным и пыльным, окруженным деревнями и сохранившим их сельский дух.

Получив эту незначительную информацию, Саске, держа в руках корзину с одеждой, поднимался к себе, проходя под темными деревянными сводами коридора гостиницы.

***

Сай и Неджи уже проснулись, когда Саске вошел обратно в номер. Сухо и мрачно посмотрев на них, он поставил посреди пола корзину с одеждой, садясь рядом на корточки и начиная искать в ней свою рубашку, плащ и штаны.

– Одевайтесь, – холодно бросил он, вставая с татами: его вещи уже были в его руках.

Саске сейчас жалел, что опрометчиво отказался от предложенного ему завтрака, не подумав как следует об этом, но желание тут же отправиться на поиски было выше его потребностей, и, кроме того, вечером их накормили довольно хорошо, поэтому сильного голода Саске не испытывал. Пусть таверны здесь и дорогие, но все же они есть, а значит, голод никому не грозит.

Неджи и Сай о завтраке даже не вспомнили, лишь быстро убрали свои футоны и оделись. Спустившись вниз, еще раз поблагодарили за гостеприимство хозяина и хозяйку и вышли во двор, вздрагивая от окатившей их влажности.

Было не холодно, скорее наоборот, душно. Казалось, что кожа постоянно покрывалась липкой испариной от влаги, висевшей в воздухе; Саске недовольно шел по влажной дороге, косясь на тяжелое, нависшее над ним небо.

Потребовалось пройти еще около часа, чтобы попасть с окраины города, где они ночевали, в его центр; там, несмотря на погоду, во всю кипела жизнь.

Отафуку был во многом похож на Тандзаку, несомненно, как, впрочем, и все торговые города. Те же двухэтажные серые деревянные дома, почерневшие от влаги, дерево которых смазывали, чтобы оно не прогнило раньше срока от сырости осени; те же лавки доброжелательных торговцев, рынки, люди, снующие по улицам, рабочие, возводящие дома, рикши, телеги, воины. Казалось, что только Коноха жила исключительно своей, тихой жизнью, отдельно от других городов. Возможно, потому что это был искони поселок шиноби, скрытый военный поселок, охраняемый у входа и выхода на его границах.

Простых воинов и самураев феодала было намного больше, чем шиноби, живущих только в скрытых деревнях, где обучались в находящихся исключительно там Академиях для шиноби. Не везде во главе стран наряду с феодалами стояли Каге – их было лишь пять. Они управляли жизнью не только скрытых деревень, великих стран, сотрудничая со своими феодалами; только они были самыми важными фигурами в жизни шиноби и фактически главами их мира: Каге и совет старейшин.

Отафуку резко отличался от Тандзаку тем, что в нем был тот самый очаровательный дух деревни. Крестьяне, сновавшие с груженными до верху телегами, крик животных со дворов, простая грубая одежда у бедных семей, бегающие по улицам мальчишки в порванных рубашках и с грязными босыми ногами, месящими грязь дорог и топчущимися по рассыпанному корму для птиц. Саске узнавал все это, узнавал черты Скрытого Листа и своего поселка, но с одной разницей: его родное поселение Учиха было намного строже, чище, идеальнее, там была вымощенная дорога, не было рынков, лишь местные лавки и к тому же принадлежавшие его многочисленным родственникам.

Запах выпечки и рисовых лепешек тетушки – Саске обожал его. Тонкий аромат корицы, имбиря, местных трав и чрезвычайно дорогой и редкой ванили, привезенной из-за моря; хотя Саске не любил сладкое назло брату, принципиально, но этот запах всегда приводил его в восторг, не давая возможности пройти мимо.

Сразу же после этого в чем-то несомненно трогательного и приятного воспоминания грянула оглушающая своей ужасной простотой мысль, что больше ни тетушки, ни ее знаменитой на весь клан Учиха выпечки нет и никогда не будет.

Саске, словно резко вспоминая после секундного забытья, зачем он здесь, остановился посреди рынка, вглядываясь в торговые ряды и людей, кишащих здесь.

– Что случилось? – Сай встал рядом, пытливо смотря в ту же сторону, что и Саске.

– Хозяйка постоялого двора сказала, – небрежно бросил тот, – что Итачи можно найти на рынке. Я предлагаю разделиться и поискать. Встретимся в той, – Саске обернулся назад, указав рукой, – таверне.

– Хорошо, – пожал плечами Неджи и сделал шаг вправо, как удивленно приподнял бровь. – Сай, ты разве не идешь в другую сторону?

Тот отрицательно покачал головой, улыбаясь уже более естественной и непринужденной улыбкой.

– Нет, я не могу оставить Саске-куна.

Тот нахмурился.

– Черт с тобой, – раздраженно бросил Саске.

Неджи, усмехнувшись, не стал дожидаться, когда его спутники уйдут. Он, быстро осмотревшись по сторонам, нырнул в толпу и скрылся в многочисленных рядах рынка.

***

Найти человека в огромном многолюдном городе, не зная наверняка, здесь ли он еще, неимоверно трудно. Можно потратить попусту огромную массу драгоценного времени на то, чтобы перерыть бесполезный город, в то время как Итачи бы уже начал продвигаться дальше к границе.

Наверняка он не будет свободно разгуливать, зная, что его может арестовать и убить любой, даже простой крестьянин. Найти Учиху Итачи в этой ситуации равно как искать иголку в стоге сена, а тем более его, не генина, не джоунина, а одного из самых опытных и сильных шиноби в истории Скрытого Листа, к тому же, кто знает, под каким из плащей он прячет свое лицо?

Не увидишь лицо – никогда не найдешь.

У Неджи на самом деле – и он не лгал себе и не питал пустых иллюзий, как это делал Саске – не было ни малейшего представления о том, откуда и как начать свои поиски, каким образом увязать их с неизвестной целью Учихи Итачи. Саске пока еще был вне состоянии трезво рассуждать и мыслить, он даже не понимал, как по-детски глупа и наивна его идея. Обойти рынок? Весь? И что? Ну, что? Вряд ли бы Учиха Итачи стал появляться в настолько людных местах, когда как ему было бы проще затаиться на пустой окраине.

Дело не в том, что Саске был неопытен или легкомыслен, напротив, но пока он еще находился в состоянии лихорадочного возбуждения от близкого нахождения рядом с собой брата, убийцы своих родителей, до сих пор обожаемого человека, Неджи знал, что его чувства еще живы, как никогда живы и подвижны, и это они заставляют его так необдуманно метаться, обожженные огнем ненависти и горечи.

Окончательно загнав себя в тупик, Неджи остановился у одного из прилавков, пытаясь привести свои мысли и все умозаключения к маломальской логике.

Ходить просто так по рынку не выход. Просто пустая трата драгоценного времени.

Легче и надежнее в этом случае было бы обойти постоялые дворы, но в верности и надежности этого пути Неджи так же сильно сомневался, как и в идее Саске, но лучшего придумать пока он не мог. Проанализировав ситуацию еще раз и попытавшись найти другой, менее затратный и более полезный путь, Неджи обреченно покачал головой и с раздражением отошел от прилавка, ныряя в глубь толпы: все было так же неопределенно и размыто, как и сама затея со своего корня.

В большинстве своих случаев, как показывала практика мира шиноби, шанс успешного конца таких поисков приравнивался к нулю, и всего лишь три человека, даже можно было считать, что два, вряд ли бы справились с задачей найти преступника, которого до сих пор не обнаружил никто из Пяти Великих Стран. Просто так бродить между рядов, выискивая свою цель, а вернее, ее тень, кто знает, какая она, эта цель, – даже генин, даже ребенок прекрасно понимал, что это совершенно бесполезная и напрасная трата времени.

Без толку потратив на пустое хождение между рядами еще около часа, Неджи остановился у лавки одной из торговок травами. Делать было нечего, надо было хотя бы попробовать испытать счастье: потрогав мягкими пальцами прохладную сочную зелень, Неджи вежливо улыбнулся, стараясь придать лицу более дружелюбный вид. Действительно, напряженное и даже в чем-то угрюмое выражение рассеялось, черты лица как будто преобразились, особенно красиво гармонируя со светлыми фиалковыми глазами.

– Добрый день, я ищу своего друга, он приехал в город около месяца назад. Возможно, вы его видели…

– Господин, – вежливо и с поклоном ответила женщина, извиняясь за то, что перебила, – приношу свои извинения, но я работаю здесь много лет, и запомнить тысячи лиц…

– Да, вы правы, это почти невозможно, но вы должны знать местных и тех, кто приехал, – возразил Неджи.

Хозяйка лавки, немолодая женщина в опрятной хлопковой одежде, задумалась.

– Верно, может быть. Но даже если я и видела вашего друга, вряд ли бы я его запомнила, к тому же у нас немало приезжих этой осенью.

– Конечно, но дело в том, что он приехал сюда недавно. Я опишу его, – Неджи нахмурился, прекрасно понимая, что не сможет настолько четко описать Итачи, как это сделал бы Саске, но ничего другого не оставалось, кроме как следовать глупой идее, понимая, как абсурдно выглядит это даже со стороны обычной торговки. – Это молодой мужчина, с резкими чертами лица. У него длинные черные волосы, и обычно он их подвязывает красной лентой. Он вежлив, спокоен, обходителен, у него низкий голос и темные глаза. Он среднего роста, худой, я бы даже сказал, у него изможденный вид. И на лице у него, вот здесь, – Неджи провел пальцем косую линию от переносицы до щеки, – с обеих сторон морщины.

Женщина задумчиво смотрела в одну точку, перебирая в памяти всех, кто был хоть чем-то похож на того, кого описал Неджи.

– Нет, – она в итоге отрицательно покачала головой, в ее глазах мелькнуло неподдельное сожаление, – я приношу вам свои извинения, но такого человека я не могу вспомнить. К тому же под такое описание подходят многие местные, очень неопределенные и размытые детали внешности, по ним вряд ли можно найти человека.

– Ничего страшного, – неловко и даже смущенно улыбнулся Неджи, чувствуя себя полным идиотом, – я отнял у вас время, простите.

Спрашивать так у каждого не было смысла, это только выставило бы его полным дураком. Эти люди действительно не могли бы запомнить после годов работы здесь какое-то одно лицо, пусть оно и было запоминающимся и не похожим на остальные, но так, как его описывал Неджи, оно могло подойти под личность любого: практически у всех традиционно были темные волосы и темные глаза, это вовсе не отличительные приметы.

Неджи почти беспомощно оглянулся вокруг, окончательно не зная, как ему и с чем идти к Саске. Нашел ли тот что-либо? Вряд ли, так же ходит, без толку наворачивая круги.

На сегодняшний день единственным правильным решением Неджи считал вернуться обратно и повернуть до этого абсолютно бесцельные поиски в то русло, которое казалось ему наилучшим выходом из этой ситуации.

***

Вопреки своим вовсе невеселым ожиданиям, Неджи оказался на месте сбора далеко не первым. Впрочем, говорить и спрашивать ему о чем-либо было вовсе не надо, он и так видел по лицам Саске и Сая, что они также не нашли ни единой зацепки, натыкаясь вокруг на одни разочарования. Стоило серьезно засомневаться, не пропал ли след Учихи Итачи с концами?

– Ничего? – спросил Сай, взглядом провожая Неджи. Тот медленно, как будто отстраненно, покачал головой, мельком переведя свой взгляд на Саске. Тот, также косо смотря в глаза Неджи и встречаясь с ним взглядом, угрюмо сфокусировал зрачки на стоящей перед ним горячей пиале с чаем, потом поднес ее к губам, но так и не притронулся к покрытому глазурью краю: Саске явно был не в духе.

Что-либо добавлять к тому, что и так было видно без лишних вопросов и слов, Неджи не стал, молча садясь рядом и скрещивая свои руки на широком деревянном столе, упорно принимаясь разглядывать их, как будто там были написаны ответы на все его вопросы. Однако долго молчать он не собирался, искося посмотрев на отвернувшегося в решетчатое окно Саске, который как будто был отдельно от остальных, погруженный в свои мысли, отрешенный, холодный, замкнутый.

Он все больше замыкался, все больше молчал, все чаще находился в угрюмом настроении.

Все, чего он хотел, это найти брата. От этого пойдет дальнейшая пляска жизни и смерти, а пока его жизнь замерла на паузе.

– Я предлагаю, – уверено начал Неджи, серьезно смотря поочередно то на Сая, который заинтересованно и внимательно начал слушать его, то на Саске, который снова смотрел на неподвижный чай в пиале, но все же вслушивался, – больше не ходить по рынку. Это была глупая идея, признайтесь.

– Для меня были хороши все способы, – наконец, прервал долгое молчание Саске. Он резко и категорично отставил пиалу в сторону, в его жесте и взгляде сейчас промелькнули истинные отцовские черты. Похоже, примиряться с неудачей он не собирался.

– Саске, – Неджи покачал головой, – ты как шиноби в первую очередь, не смеющий действовать по воле эмоций, должен понимать, что все не так просто, как тебе кажется на первый взгляд. Найти человека, причем скрывающегося, причем Учиху Итачи, пусть даже он твой брат, проживший с тобой бок о бок всю жизнь, может быть не по силам даже тебе и твоему стремлению.

– Мне не нужна ваша помощь, – внезапно резко огрызнулся Саске. Он явно злился, будучи в отвратительном настроении. – Мне нужно было дойти до города, но вас помогать я не просил. Это только мое дело, и как я буду его решать, и что я буду делать с Итачи, вас не касается.

Сай не вмешивался, молча смотря то на одного, то на другого. То ли у него также не было настроения что-то добавить или возразить, то ли он вообще не считал нужным лезть сейчас в спор.

– Кто знает, Учиха Саске, – холодно и даже небрежно усмехнулся Неджи, самоуверенно прикрывая фиалковые глаза, – может быть, это твоя судьба – никогда не найти брата. То, чем мы занимаемся, потакание твоим глупостям и эмоциям. Если госпоже Судьбе угодно сделать так, чтобы мы пошли по разным с твоим братом дорогам, так и будет, и Коноха тут ни при чем, как и наши усилия бессильны перед роком предназначения. Я никогда не разделял вашу с Изуной-саном ненависть к простым людям Скрытого Листа. Да, к главам кланов и совету, к тем, кто управляет нами грязно и без совести, но не к людям, невиновным и чистым людям. Судьба, Учиха, распорядилась, чтобы больше не было на земле кровосмешения между братьями.

Саске слушал молча и даже, казалось, с неподдельным вниманием. Но все, что он ответил, выдержав паузу, это было короткое:

– Иди к черту со своей судьбой.

Больше никто ничего доказывать не стал. Саске говорить и слушать было больше нечего; в душе он искренне хотел бы остаться наедине с собой. Но никто не мог уйти: Сай был вынужден оставаться рядом с ним, Неджи еще не выполнил то, ради чего ему дали свободу и будущую жизнь.

Над всеми повисла тяжелая и громоздкая атмосфера напряженности. Саске угрюмо смотрел в стол, кажется, ему было абсолютно безразлично то, что творится вокруг него. Нечто другое, мучающее его изнутри и не дающее покоя ни днем, ни ночью, намного сильнее заботило и терзало его, не давая примириться с длительным сидением сложа руки и выжиданием непонятно чего. Темные, усталые и воспаленные от недосыпания глаза пристально разглядывали трещины на старом дереве, потом метнулись в квадратный проем окна, где рассматривали, как дочь хозяина поджигает небольшой глиняный фонарь на входе в таверну, то и дело поправляя прядь своих смоляных волос, закрученных в высокий пучок. День подошел к концу. Еще один тяжелый день.

Снова собирался дождь. Небо, потемнев от быстро наступающей ночи, медленно скручивалось в плотную и громоздкую фиолетовую пластину, поднимался сильный ветер, но в то же время все остальное вокруг затихало: скорее забивались в сухие укромные углы цикады и сверчки, мотылек, с минуту побившись о фонарик, залетел в таверну и сел на стену, сливаясь с деревом и неподвижно замирая; прекратили свистеть и чирикать маленькие серые птицы, клевавшие рассыпанный птичий корм; последний раз хлопнув острыми крыльями, они забились под высокие крыши домов, отряхивая темные перья, а кто-то нахохливался, приподнимая одну лапку и закрывая глаза, чтобы впасть в сон. Лишь один ветер, как живое и покинутое всеми вокруг существо, бушевал на улицах, как будто искал себе компанию.

Саске, которому решительно все надоело и который жаждал побыть один, решил начать собираться, чтобы наконец в одиночестве успокоиться и раствориться в своих мыслях, которые бурлили и кипели в голове, одна сменяя друг другую, каждая настолько противоречивая другой, что невозможно ухватиться за какую-то одну, и все об Итачи, – разве он заслужил того, чтобы о нем постоянно думали? – каждая секунда, будь то ненависть или тоска, боль или злость, непонимание или просто, черт ее побери, любовь.

Неудержимая, почти животная, живущая в Саске по-прежнему, и это была даже уже не та самая трепетная и нежная любовь, раздавленная ненавистью. Память, смеясь над своей же жестокостью и ликуя, когда по ее воле вновь начинали кровоточить едва подсохшие раны, услужливо каждый раз подкидывала то, что требовалось забыть, изгнать, уничтожить, но, черт возьми, ощущения, воспоминания были так коварны, так реальны, так живы.

Саске в сотый раз шел по раскаленным углям, почти на шаткой грани безумия наслаждаясь и ненавистью, и болью, и страстью, начиная все с большей силой ненавидеть Итачи, испытывать к его холоду, жестокости и совершенству почти безумно бесчеловечную страсть – Саске не знал, откуда у него берется все это, – но сама мысль о том, что брат сделал с родителями, сметала все остальное на своем пути: этому проступку не было ни оправдания, ни прощения, по крайней мере, пока что не было.

– Я думаю, – внезапно начал Неджи, – что завтра можно будет обойти все постоялые дворы и таверны, раз мы решили действовать по тому же пути. Но, Саске, ты должен хорошенько описать нам своего брата, и не только внешность, по одной внешности, как я понял, его не найдешь даже в самой Конохе. А теперь пора идти. Дождь собирается, – задумчиво, как будто самому себе, добавил Неджи, вставая из-за широкого старого стола с потертой столешницей из крепкого массива дуба.

Все без колебаний встали следом за ним. Звякнули небрежно брошенные монеты, гремя и дрожа на твердой поверхности, иногда осмеливаясь блеснуть в свете фонарика; Сай и Саске молча согласились с идеей Неджи: другого выхода не было.

На пороге таверны их встретил начавшийся дождь, переходящий в бурный, неудержимый ливень.

Небеса почему-то снова плакали, и Саске проклинал их слезы.

***

Место для ночлега долго выбирать не стали: под холодным проливным дождем не до выбора. Но это, как и в первый раз, оказалось приятное, чистое и приличное место с приветливыми и гостеприимными людьми, берущими недорого и предоставляющими не только кров, но и горячую пищу под ним. Хозяева были молодой парой, женщина ловко, быстро и с доброй горкой раскладывала по глубоким глиняным чашкам густую и острую рисовую похлебку, изредка ненароком поглаживая свой округлый живот, выпирающий из-под складок красного кимоно. Еда пришлась очень кстати, не ел лишь один Саске; даже не поднявшись в комнату, выпил еще одну крошечную пиалу чая и ушел на улицу, несмотря на дождь. Никто не стал его останавливать, Сай хотел было последовать за ним, но Неджи спокойно остановил его жестом руки: действительно, это было лишним.

Поблагодарив за пищу и кров, они не спеша поднялись к себе, в небольшую комнату с маленьким окном и широким подоконником. В номере давно никто не жил, воздух был тяжелым и спертым, дышать пылью было нестерпимо трудно; Неджи распахнул створки окна, впуская в помещение ни с чем несравнимый запах дождя и его ритмичный глухой стук. Подоконник быстро намок.

– Я ненадолго отлучусь, – внезапно сказал Сай, вставая с татами, где до этого проверял содержимое своей аптечки. Неджи, созерцающий танец дождя по лужам в саду, обернулся.

Его длинные шелковые волосы, отливающие насыщенным и глубоким шоколадным цветом на макушке, по-королевски рассыпались по сильным плечам и крепкой твердой спине, когда от резкого движения с их кончиков слетела белая льняная лента. Фиалковые глаза смотрели без какого-либо определенного чувства, слегка равнодушно и отсутствующе, но как будто на секунду они блеснули любопытством.

– И куда же?

– За Итачи-саном следят, я знаю, где мне найти членов АНБУ здесь. Может, – Сай коротко пожал плечами, накидывая поверх себя так и невысохший плащ, – узнаю что-то про брата Саске-куна.

Неджи ничего на это не ответил, подбирая с пола ленту для волос. Когда он остался один, то, свободно вздохнув и чувствуя, что еще долго никто не вернется сюда, перебирая пальцами складки своей походной формы, скинул с себя всю одежду, поддаваясь внезапному порыву леденящей свежести от окна, который смешивался с духотой помещения и парящей в ней влажностью воздуха. Темнота неосвещенной подсвечником комнаты и еще не захваченный ночью бледный свет, льющийся с улицы, перекликались друг с другом, бликами ложась на крепкое обнаженное тело Неджи, очерчивая складку его по-мужски сильных лопаток, подтянутого и упругого живота, твердых плеч, играя с красками на его волосах. Он медленно и глубоко дышал полной грудью, вздрагивая всякий раз, когда капли набирающего силу дождя попадали на его горячее тело.

Зачем?

Он не знал. Просто хотел наконец освободиться от одежды, как кошка гибко изогнувшись взобраться на подоконник и ощущать, как его кожу ласкает дождь.

***

Дождь гремел все с большей силой, размывая и так уже достаточно размякшие и расползшиеся дороги. Он как огромная стена, плотная и шумящая, как падающий сверху водопад оглушительно обрушивался на город. Жители давно спрятались в своих теплых и уютных домах, откуда из окон лился знакомый бледный свет ламп и свечей.

В такой ливень стоять под деревом, прислонившись спиной к его мокрому и холодному стволу и натянув капюшон плаща на голову, было бесполезно, Саске это понимал. Дождь упрямо и назойливо доставал его своими жадными лапами и здесь, под разлапистыми и мощными ветвями; Саске промок до нитки, но возвращаться в гостиницу он не хотел: нахождение рядом других людей было для него еще более раздражающе и невыносимо, чем ярое одиночество.

Мысли были постоянно заняты братом, это невероятно злило Саске, невероятно раздражала почти бредовая зацикленность на Итачи. Такие люди, как он, должны быть навсегда преданы забвению, вычеркнуты из памяти, если не мирным путем, то насильственным. Такое существо, подчиняющее своим совершенством себе навсегда, не должно больше существовать в мире, его смерть решит и закончит все, Саске готов был убить своего старшего брата хотя бы поэтому: не себе, так никому другому.

«Брат, – Саске в который раз зябко поежился, выглядывая из-под мокрого капюшона и вздрагивая от холода, – где ты? Во что превратил тебя этот человек по имени Учиха Итачи?»

Он мысленно обещал себе, что все выслушает и, может быть, даже не тронет пальцем, хотя как знать, почти насильно в голове всплывали воспоминания теплых материнских рук, ее забота, улыбка, надежда на то, что когда-нибудь он поблагодарит ее и отплатит отцу за все, что тот ради них сделал.

Но, увы, все, что оставалось сейчас Саске, это горько усмехнуться своим воспоминаниям и мыслям.

Итачи в который раз сломал и забрал все.

Как будто назло, специально придумал все это, с самого начала, с самого рождения месть непонятно за что. Даже если Сай говорил правду об убийстве Учиха, чего не могло быть, все равно Саске уже сомневался, что его не использовали.

Он с самого начала чувствовал неладное, но как наивный ребенок верил, он всегда верил Итачи и его призрачному «другому разу».

Саске изо всех прижал ладонь к корявой коре сырого дерева, поднимая голову вверх.

Капли воды упали на нос.

Итачи ответит, за все ответит сполна, за каждое слово. Сначала за родителей, Саске напомнит ему все. Потом за себя.

Даже если он пытается сбежать, все равно Саске готов был его найти где угодно, ему нечего было терять, у него больше ничего не осталось.

Он потерял все, вернее, добровольно отдал, но кто был в этом виноват? Конечно, он думал, если его будет окружать Итачи, ему всегда и везде будет хорошо и тепло, ему ничего не будет нужно, ничего иного – ложь.

Глупо.

«Ненавижу!» – Саске прикусил губу, сминая пальцами твердую кору дерева.

Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Если бы Боги знали, как сильна моя ненависть.

Но самое страшное было то, что даже после всего этого он сильно сомневался, ненависть ли это?

Обида, да. Злость, несомненно. Но уже не ненависть.

Глупо. Сотни раз глупо.

«Ненавижу».

Никакие уговоры о том, что брат жестоко и безжалостно убил их же родителей, на самом деле не помогали, повторять это про себя – бесполезный фарс. Сомнения были вовсе не из-за слов Сая. Саске всегда, даже в тот момент, когда покинул Коноху, не мог найти места от беспокойства, которое металось в нем и днем, и ночью, глубоко в душе создавая смутное предчувствие того, что тех, о ком думаешь и кем дорожишь, уже давно нет на свете. Сказать проще, Саске был в какой-то степени готов к смерти родителей, просто так Коноха бы не отдала на казнь другого преступника.

Конечно, Скрытый Лист во всем виноват. Если бы не он, если бы не он…

Тем не менее, Итачи после всего бросил. Да-да, просто бросил, даже от этого, от осознания того, что родители умерли сами, а не от его руки, совсем не становилось легче. Тем более, тем более, у Саске оставался единственный в мире человек, которому он мог доверять, которого мог любить, о котором мог заботиться, так же охранять. Однако Итачи посмел отнять и эту возможность быть со своей семьей.

За это, пожалуй, можно было убить. Саске не мог смириться с уязвленными доверием и преданностью.

В итоге, не в силах больше стоять тут, промокая насквозь, но и не горя желанием возвращаться к своим спутникам, Саске медленно пошел по дороге, спускаясь с холма на восточную окраину города.

Он не смотрел на серое небо, не злился на дождь, мрачно прячась под капюшоном. Все, что стучало в его голове и сводило своим навязчивым стуком с ума, – слово «ненавижу».