Текст книги "Тайна Хэппи-Долла: Чернила (СИ)"

Автор книги: KroccovepMan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 50 страниц)

– С чего ты решил?

– А с того, что ты вдруг стал вести себя по-другому. И заметь, это уже не первый день. Все началось с того самого письма от некоего Билли-Дога. Помнишь, этот Дог писал кошке что-то утешительное, а потом кулон ей прислал?

– Ну?

– Что «ну»? Ты тогда тут же решил вернуть эту побрякушку хозяйке. И даже не потрудился объяснить мне, своему родному брату, почему ты так решил. А когда она нас застала врасплох, ты даже не вырубил ее, а меня ни за что выругал.

– Ты ей нос разбил, – заметил Шифти. – Причем вдрызг.

– Я тебе уже объяснял, – терпеливо продолжил Лифти. – Это у меня вышло на автомате.

– А вот когда я тебя позавчера припер к стенке на кухне, ты вообще ничегошеньки мне не сделал.

– Просто от тебя я такого не ожидал и был, честно сказать, в замешательстве. Ладно, не об этом речь. В общем, подытожим: мне абсолютно, совершенно не нравится твое поведение. Ты что, собрался на свидание с этой кошкой? Решил этой бабе предложение сделать? Не молчи!

Но Ворюга сам уже не знал, что ответить своему брату. В принципе, тот был прав: поведение енота в шляпе было слишком странным и необъяснимым. Словно это был и не сам Шифти, словно им кто-то управлял со стороны. «Черт возьми, да что же это на меня нашло?! – подумал снова старший брат. – Что я, действительно, засмотрелся на эту шельму? Как будто она особенная из себя вся такая». Он посмотрел на младшего брата, в его изумрудные глаза. Тут его буквально осенило. Он улыбнулся и сказал:

– Знаешь что, ты прав. Я сейчас же пойду к этой кошке и выскажу ей все, что о ней думаю. Пошлю куда подальше, унижу, а уж потом и вовсе затопчу ее в грязь.

– Вот это по-нашему, – довольно сказал Лифти. – Только ты недолго, хорошо?

– Я уж постараюсь. У меня, кстати, есть один план на ограбление. Приеду – расскажу.

С этими словами Шифти поправил свою шляпу, подумал и пошел пешком в сторону общежития. Все равно идти было недалеко, к тому же по пути он решил заскочить как раз в то самое место, которое он планировал обчистить вместе с братом. То есть в дом Флиппи. Конечно, енот понимал, что сам хозяин дома очень опасен, сам как-то раз испытал на себе всю силу этого медведя, когда они его грабили в канун Нового Года. Но устоять перед всеми дорогими штуками, что хранились у ветерана в его доме, было просто невозможно – глаза разбегались, а руки сами все загребали.

Кэтти-Блэк проснулась, открыла рот и вздохнула, поскольку ее нос был чем-то забит, и было невозможно дышать. Подушка оказалась мокрой – видимо, кошка плакала во сне, причем очень много. Подняв голову, она попыталась вспомнить все события вчерашнего дня. Про то, как она сунулась в порт, чтобы просто понаблюдать за выдрой, а он решил показать ей весь пляж, несмотря на ее сопротивление и страх. Как она увидела того самого медведя, который впал в бешенство, едва завидев ее. А потом… Тут воспоминания обрывались, образовывался какой-то странный провал, будто в этот самый момент Кэтти-Блэк просто потеряла сознание, а потом проснулась у себя дома в постели. «Странно, – подумала она. – Почему я ничего не могу вспомнить?».

Она встала, пошла мыться. Когда она сполоснула лицо водой и посмотрела на себя в зеркало, ей очень не понравился свой собственный вид. Личико было бледно, хотя из-за черного окраса нельзя было различить. Под глазами образовались мешки и синяки, складывалось такое ощущение, что кошка не спала несколько ночей. Нос стал сухим, что тоже было неестественно. Шерстка на щеках в виде бакенбард всклокочилась, спуталась с усами. «Жабо» на груди точно так же превратилось в набор мочалок, в них запуталась золотая цепочка с кулоном. Дышать кошке было немного больно и трудно, словно ее легкие были чем-то заменены. Пощупав себя, Кэтти-Блэк обнаружила в области правой подмышки небольшое вздутие.

– Все, – сказала она себе. – Это финиш. Пора уже заканчивать с затворничеством и замкнутостью. А то так недалеко и до болезни. Да и друзей у меня так и не появилось… Хотя вряд ли я с ними смогу сблизиться. Кому я такая нужна: пугливая, замкнутая?

Кэтти-Блэк тут вспомнила, как в отрочестве, когда она ходила в школу, она была «козой отпущения». Все над ней измывались и дразнили за черный окрас, шушукаясь у нее за спиной: «Черная кошка – к несчастью и невезению!». А если что-то такое и происходило, и при этом несчастная кошка оказывалась рядом, все обязательно восклицали: «Ха! Бог шельму метит, вот и пришла причина всех наших бед!». Тогда у нее не было другого выхода, как просто молчать и терпеть, терпеть все выпады в ее сторону и не обращать на это никакого внимания. Похоже, именно тогда она и утратила свой навык общения практически полностью.

Тяжело вздохнув, она собрала свой рюкзачок, поскольку планировала сегодня выйти на целый день из своего номера, оглядела свою комнату, в которой Кэтти было спокойно и уютно в этом странном городке, а потом в пустом коридоре послышался звук запирающегося замка и звон ключей.

На улице, прямо у входа в общежитие кошка остановилась и задумалась. А куда идти-то? Где ей искать контакт? И главное, с кем? Правильно ли она поступила, решив, наконец, показаться всем? Может, стоило остаться у себя и переписываться с Билли-Догом, единственным живым существом на планете, который как никто другой понимал ее? Но потом она встряхнула головой, передумала и зашагала к парку, тому самому, где она впервые увидела Флиппи. «Возможно, – думала она. – Не только этот безумный вояка гуляет там. Может быть, встречу кого-нибудь другого. А если нет – что ж, будем аккуратны с этим ветераном. Кто знает, может, он просто себя не контролирует, и ему нужна помощь?».

Где-то с такими мыслями она шла по тротуару пустой улицы.

Парк был слишком большой для Хэппи-Долла, но все-таки относительно мал по сравнению с Центральным Парком Хэппи-Биг-Тауна (как позднее отметила Кэтти). И не очень популярный среди жителей. Конечно, тут и там встречались отдельные зверушки, но они были редки. Чаще всех тут можно было встретить Папашу со своим Малышом, а также Флиппи. Медведь-отец играл с ребенком, постоянно отслеживал каждое его движение, лишь изредка прерывался на трубку или газету. Сам же медвежонок от души смеялся, а при виде кошки весело помахал ей своей ручкой. Прапор же прогуливался неподалеку. Он шел по узкой тропинке и о чем-то думал. Кэтти-Блэк, едва завидев его, тут же свернула на более широкую аллею. Хоть она и плохо помнила, чем кончился ее вчерашний день, но она все так же помнила, как этот ветеран был в состоянии аффекта после ее фотовспышки, да и вчера тоже.

Кошка шла и оглядывалась. Еще ни разу за всю свою жизнь она не видела таких парков. Даже Центральный Парк в Хэппи-Биг-Тауне, и то не скрывал своей ненатуральности. А тут… Тут как на Аллее Скорби на Северном Кладбище, деревья боролись с асфальтированными тропинками и прочей культурой. Однако сами дорожки и скамейки как-то очень гармонично вписывались в эту природу и практически не резали глаз, не бросались случайному взору. Кошка даже не заметила, как асфальт перешел в гальку, а потом дорожка и вовсе превратилась в проторенную кем-то тропинку, ведущую куда-то вдаль леса. Повсюду летели семена, и это предвещало скорое начало осени. Кое-где на ветках виднелись пожелтевшие, даже высохшие листья. Словом, природа уже начала готовиться к сентябрю, одновременно радуя глаз прохожего своим новым нарядом и новыми запахами.

Кэтти-Блэк добрела до полянки и остановилась. Там кто-то был. На самой лужайке была всего одна скамейка, на ней сидел фиолетовый бобр. Со спины нельзя было разглядеть, был ли это подросток или же ровесник Кэтти (ей, кстати говоря, было двадцать шесть лет). Кошка не стала долго гадать. Робко подошла к скамейке и села с другой стороны, прижимаясь к краю, словно боясь побеспокоить незнакомца. Но тот заметил такое поведение. Повернулся лицом к кошке, улыбнулся, и ей пришлось невольно поморщиться от увиденного: из-под повязки на правом глазу виднелась засохшая струйка крови; на левой щеке виднелся шрам, заклеенный пластырем; правая щека имела продолжение разреза рта, из-за чего казалось, будто незнакомец ухмыляется; одного переднего зуба не было.

– Привет, – сказал бобренок.

– Привет, – тихо ответила Кэтти-Блэк. – Что с твоим лицом?

– Ах, это, – с ноткой равнодушия начал бобренок. – Это мне два здешних грабителя сделали. Хорошо, что в живых хоть оставили. Позавчера сделали. А ты – Кэтти-Блэк, да?

– Да, – удивилась кошка. – Откуда ты знаешь?

– Ну, мне про тебя Гигглс и Петуния рассказывали.

– Это розовая бурундучиха и синяя скунсиха?

– Ну да.

– Тогда ты – Тузи? Они говорили мне о тебе вкратце.

– Да. Меня так зовут. Еще Зубастиком иногда называют, мне лично все равно. Эти имена, в принципе, означают одно и то же. Что ж, Кэтти-Блэк, будем знакомы, – с этими словами бобренок протянул руку кошке.

Она не сразу, но пожала. По правде говоря, ей еще ни разу не удавалось так быстро завести с кем-либо знакомство, так что неудивительно, что она была немного растеряна. Над полянкой воцарилось молчание. Ни Тузи, ни Кэтти не решались первыми заговорить. Они просто смотрели на впереди стоящий лес и слушали музыку природы. Каждый испытывал разные чувства. Зубастик получал от этого какое-то нежное удовольствие сродни тем самым уютным посиделкам со своим кумиром за чашкой чего-нибудь горячего. У кошки же вдруг защемило в груди от нахлынувшей печали и тоски по родному дому, где она росла со всей своей родней. Она бы заплакала, но она сдерживала слезы. Она давно научилась не плакать на пустом месте, только если ей было очень больно физически или слишком грустно, чтобы сдерживать внутри себя все наболевшее.

– Так почему ты сюда приехала? – как бы между прочим спросил Тузи.

– А? Что? – Кэтти-Блэк не поняла вопроса.

– Я говорю, почему ты приехала в наш город? – повторил Зубастик свой вопрос.

– Просто так, – ответила кошка, пожимая плечами.

– А все-таки? – не унимался бобренок, он явно был настроен раскрутить новую знакомую на разговор и раскрепостить ее.

– Я просто хотела найти себе место, где я могла бы спокойно жить одна.

– Разве тебе плохо было там, откуда ты приехала?

– В Хэппи-Биг-Тауне? Не знаю. Было как-то… Суетно. Все постоянно куда-то спешили, торопились, ни у кого не было свободного времени и личной жизни.

– Значит, ты только из-за этого сюда переехала?

– Не только.

– А почему же еще?

– Меня уволили.

– Ой, – осекся Тузи. – Прости, я не знал…

– Ничего, – очень спокойно ответила Кэтти-Блэк.

– А кем ты работала, если не секрет?

– Судмедэкспертом и патологоанатомом в отделении полиции.

– Судмед… Чего? – Зубастик не понял почти ничего из ответа своей собеседницы.

– Я определяла время и причину смерти жертв. Проще говоря, работала с трупами, – все таким же спокойным голосом говорила кошка, как будто она рассказывала не о своей необычной профессии, а о том, что она любит пить чай по вечерам.

– Господи, – поморщился бобренок. – И тебе… Не было страшно?

– Чего бояться? – спросила Кэтти-Блэк. – Смерти? Она повсюду, каждый день на Земле кто-нибудь умирает. Трупов? Так это неизбежно, все мы хотя бы раз в жизни видим мертвое тело, например, своих родных на похоронах. Нападения? Ну да, этого можно опасаться. Но когда ты тысячу раз встаешь перед угрозой быть убитым тем самым оружием, которым убили обследованный тобою труп, то этот страх сам собой отпадает, на его место встает лишь осознание неизбежного. Ведь все мы рано или поздно умрем, и не важно, как сложится судьба, от нас ничего не останется, кроме сгнившего тела.

Тузи больше не стал спрашивать кошку. Не то чтобы он очень испугался речей, или же они ему очень не понравились, он просто перестал спрашивать. Однако по спине все равно пробежал легкий холодок. Последний монолог новой знакомой был полон депрессивных мыслей, которых обычно придерживались эмо. Однако сама собеседница не походила на представительницу подобной субкультуры, несмотря на свой черный окрас. Бобренка вдруг осенила одна не очень веселая мысль. Что если у кошки не было друзей вообще, с кем бы ей было чем делиться? Что если у нее детство прошло очень печально? И может быть, она просто ищет сейчас себе новые знакомства, просто не знает, как нужно общаться?

Если бы Зубастик был чуть более сообразителен, он бы понял, что был абсолютно прав. Однако сейчас он об этом не догадался. Бобренок повернулся к Кэтти-Блэк, взял ее за руку и спросил:

– Слушай, а давай мы сейчас пойдем к Расселу? Я как раз к нему должен был прийти сегодня, он мне обещал показать, как клеить модель корабля. Побудешь с нами, познакомишься с выдрой! Он очень хороший и компанейский, он тебе понравится.

Кошка была удивлена таким поведением нового знакомого. Она-то думала, что на ее монологе все их знакомство закончится. У нее и в мыслях не было, чтобы кто-нибудь приглашал ее в гости к кому-то другому. Поэтому она ответила не сразу. Вытащила свою руку, посмотрела в лесок и задумалась. «Стоит ли мне вообще идти к этому выдре? – размышляла она. – Хотя с другой стороны, что я теряю от похода в гости? Ничего. Наоборот, у меня может появиться новый друг. В конце концов, этот пират очень интересен мне, давно хотела с ним поговорить».

– Хорошо, – сказала она. – Я не против. Но у меня один вопрос.

– Какой?

– Он живет в порту?

– Нет. Его дом расположен в другом месте. А почему это тебя так интересует?

– Я боюсь во… Во… – Кэтти-Блэк силилась выговорить слово «воды», но фобия была слишком сильна.

– Понял, – сказал Тузи. – А ты что, знаешь о нем что-то?

– Я его пару раз видела. Вчера, когда я за ним наблюдала, он подходил ко мне, заговаривал со мной и пытался показать мне свой порт.

– Все, понятно, – повторил подросток. – Не волнуйся, хоть Рассел и работает там, живет он совсем в другом месте. Однако его дом все равно походит на корабль. Пошли, может, познакомишься с ним поближе.

С этими словами бобренок снова взял кошку за руку и повел из парка. Кэтти-Блэк послушно шла за ним, при этом она все время о чем-то думала и бормотала себе под нос. Зубастик не стал спрашивать, что именно она себе говорила. Он как-то сразу осознал, что он один из своей новой знакомой вряд ли вытащит сейчас всю интересующую его информацию касательно нее. Поэтому-то он и воспользовался приглашением Рассела, поскольку надеялся на то, что выдра, будучи приблизительно ровесником кошки (может, даже чуть старше нее), сможет разговорить ее. Так они шли молча всю дорогу, не обмениваясь друг с другом ни единым словом, и добрались до дома выдры.

Когда Кэтти-Блэк увидела этот самый дом, она остановилась как вкопанная. Ее очень удивило почти точное сходство жилища бывшего пирата с кораблем. Вместо окон были иллюминаторы, хотя они имели ручки и петли. Верхняя палуба была оборудована под крышу-веранду, там можно было разглядеть пару зонтиков и растительные посады. Нос корабля выглядел более чем нелепо: вместо носовой скульптуры там висела бечевка, на которой сушилась одежда, в основном синие штаны и матроски. Корма была оборудована под балкон, где также был виден ряд посадов, на которых росли нарциссы и другие какие-то декоративные цветы. На грот-мачте красовался флаг Веселого Роджера. Похоже, Рассел иногда любил вспоминать свое пиратское прошлое. Впрочем, как знать.

Однако вскоре кошка увидела еще одну деталь дома, которая ей жутко не понравилась: сам дом был расположен в кроне дерева. То есть, чтобы войти туда, нужно было подниматься наверх. Кэтти-Блэк остановилась, высвободив свою руку из ладони Тузи. Тот обернулся и с удивлением посмотрел на новую знакомую.

– Ты чего? – спросил он.

– Тут… – замялась кошка. – Тут высоко.

– И что с того? – все еще не понимал Зубастик.

– А я побаиваюсь высоты. Точнее говоря, боюсь ее совсем. Не так сильно как… Ну ты знаешь.

– Вот те на! – присвистнул бобренок. – Значит, ты еще и высоты боишься?

– Да.

– А чего ты еще боишься? – честно говоря, Тузи был немного раздражен тем, что его новая знакомая была такая же пугливая, как и Флейки.

– Только высоты и во… Во… Воды, – с трудом ответила кошка.

– Ну ладно, тут все равно не настолько высоко, чтобы заработать себе рвотный приступ, – с уверенностью заверил бобренок. – К тому же внутри дома ты даже не заметишь высоты.

Тузи опять взял руку Кэтти-Блэк, подвел к входной двери и постучал. Ему никто не ответил. Должно быть, выдра был чем-то сильно занят. Зубастик снова постучал, на этот раз громче и отчетливей. Наконец внутри послышался стук дерева об пол, и дверь распахнулась. На пороге стоял пират. Он был одет более просто, чем кошка его обычно видела: вместо полосатой красно-белой матроски на нем была майка такой же расцветки, а вместо пиратской шляпы с пером – черная бандана с черепами. На деревяшках-протезах выдры Кэтти-Блэк увидела розовые тапочки. Это выглядело со стороны очень забавно, однако сама гостья даже не улыбнулась, лишь подумала: «Как комично – тапочки на протезах».

– Привет, Рассел, – сказал Тузи, пожимая целую руку выдры.

– И тебе не хворать, приятель, – улыбнулся пират. – А кого это ты с собой привел?

– Ну, я думаю, вас не нужно представлять, – ответил Зубастик. – Я полагаю, вы друг с другом уже встречались, да?

– Верно, – подметил выдра. – Еще вчера я ее видел в порту. Ну что ж, рад встрече, незнакомка. Прости, я вчера не узнал твое имя.

– Я – Кэтти-Блэк, – тихо проговорила кошка.

– Какое красивое имечко, – хозяин дома снова улыбнулся. – Что ж, а меня Расселом зовут. Будем знакомы, подруга. Да вы проходите, что мы тут стоим на пороге. Я сейчас разогрею чаю.

– Подожди, так куда надо грот-мачту клеить: в десятую выемку или в двенадцатую? – переспросил Тузи у выдры, когда они доделывали модели корабля.

– Еще раз: грот-мачта должна находиться в центре верхней палубы, – пояснил Рассел. – Так что, приятель, надо вставлять в двенадцатую выемку.

Друзья провозились за подобной работой практически три часа. За все это время Кэтти-Блэк не сказала ни слова. Просто сидела в сторонке, наблюдала за действиями своих новых друзей и потихоньку отхлебывала морской чай. Он показался ей не очень вкусным, но она из вежливости не стала отказываться и выражать свою точку зрения. Сами же бобренок и выдра как-то напрочь позабыли о гостье, увлекшись постройкой моделей. Лишь изредка пират спрашивал кошку об ее жизни до приезда в Хэппи-Долл, об ее работе, об ее личной жизни, ее интересах и о прочих простых вещах. Гостья отвечала на них кратко и всегда все самое главное.

Когда часы-попугай прокричали пять часов вечера, Кэтти-Блэк решила немного подышать свежим воздухом. Она незаметно вышла из кабинета Рассела, поставила пустую кружку на кухне и пошла по лестнице, которая вела из прихожей на верхнюю палубу. Как только она открыла дверь, ей в нос ударил свежий запах хвои. Видимо, хозяин дома разводил здесь хвойные деревья или что-то около того. Кошка глубоко вздохнула и вышла наружу.

Ей открылся удивительный вид на городок. Солнце заходило и своим красным светом окрашивало небо в соответствующие оттенки. Кэтти-Блэк тут вспомнила свою работу. Такое вот разнообразие красного цвета она видела каждый день, вскрывая и исследуя трупы, а также забирая себе в коллекцию образцы крови погибших. Сразу же она почувствовала какую-то приятную тоску. Словно и больно было вспоминать потерянную работу, и в то же время это вызывало приятные ощущения. Вместе со своей работой в голове вновь всплыл образ Билли-Дога. «Ах, Билли, – подумала она. – Если бы ты был здесь сейчас, рядом со мной… Ты бы был поражен всей этой красотой!». Она приблизилась к краю борта, посмотрела вниз. И остолбенела. От земли ее разделяла высота в семь-десять метров. Дыхание у кошки перехватило, голова закружилась, и она неловко попятилась назад.

– Осторожно! – услышала она за спиной чей-то голос, и кто-то подхватил ее под руки.

Сразу же правую подмышку вспороло что-то острое, и это привело Кэтти в чувство. Она вскрикнула от боли, схватилась за рану и встала на колени. Рассел тут понял, какую ошибку он совершил. Спохватился и побежал к себе вниз за аптечкой. Между тем гостья, держась за ранение, вдруг почувствовала что-то маленькое, твердое, с острыми гранями, как будто вшитое в мышечную ткань. Как только к ней вернулся пират с чемоданчиком, она, не говоря ни слова, раскрыла саквояж, достала оттуда шприцы, растворы обезболивающего, медицинские нити, скальпель и другие приборы. Похоже, она собиралась провести операцию, причем серьезную.

– Что случилось, Рассел? – Тузи выбежал на верхнюю палубу. – Я слышал крик… Кэтти-Блэк, что ты делаешь?!

Было ему отчего пугаться. Кошка села на лежак, вколола себе в вену запястья шприц и с минуту лежала неподвижно. Дожидалась момента, когда обезболивающее вступит в полную силу. Затем, проверив себя на болевой рефлекс, она надела перчатки, что были в ее рюкзачке, а потом она медленно и осторожно стала надрезать скальпелем мышцы подмышки. Она едва не зацепила какой-то нерв, из-за чего ей пришлось воспользоваться медицинской нитью, чтобы отвести серенькую веревочку от оперируемой зоны, саму нитку она зажала в зубах. Выдра и бобренок смотрели на все это с квадратными глазами. Еще ни разу они не видели сам процесс операции. Тем более, когда эту самую операцию проводит девушка сама на себе, без наркоза и с серьезным лицом. Зубастик, конечно, помнил про профессию своей знакомой, однако он и в мыслях не мог себе представить, что Кэтти-Блэк на такое способна. Зрелище было не из приятных, Тузи даже глаза закрыл.

Между тем кошка закончила свою операцию. Вытащив пинцетом какой-то мелкий предмет из мышечных волокон и положив его временно на металлический подносик, она аккуратно вернула все мышцы и нервы на прежнее место и зашила порез. Правда, из-за неудобного своего положения и из-за того, что ей все время приходилось работать одной левой рукой, стежок получился не очень ровным, а в подмышке вновь образовалось вздутие, которое, однако, довольно быстро уложилось. Перчатки Кэтти были полностью в крови, да и сама она неестественно побледнела от потери большого количества крови. К тому же обезболивающее прекратило действовать, и теперь девушка тихо стонала от боли и покачивалась из стороны в сторону. Она попыталась встать, но тут же без сил бухнулась на лежак.

Рассел и Тузи, опомнившись, бросились к кошке. Зубастик вытер с ее лба пот и стал приводить в чувства, легонько похлопывая ее по щекам. Выдра же, достав бинты и йод, обильно протер зашитое место и довольно туго затянул марлевой повязкой. Сразу же в бинтах, в области правой подмышки выступило большое кроваво-красное пятно.

– Что же с тобой такое сегодня? – кручинился пират, завязывая узел. – Прямо двадцать два несчастия. Не улыбаешься, почти не разговариваешь… А ведь это я виноват.

– Все нормально, кхе-кхе, – закашлялась Кэтти и взяла целую руку Рассела.

Тот взглянул на гостью и впервые увидел слабое подобие улыбки. Но ему все равно стало от этого не легче. Ведь под улыбкой скрывалось вовсе не облегчение, не сочувствие. Все та же прежняя печаль, тоска. Даже глаза кошки выдавали это, ничего не скрывали.

– Кстати, а что это ты вытащила? – как бы между делом спросил Зубастик.

– Не знаю, – ответила Кэтти-Блэк. – Но очень похоже на «жучок». Кто-то следит за мной. Но кто? И когда этот неизвестный успел вшить «жучок» мне в мышечную ткань?

– А где сам «жучок»-то?

– Он на подносе.

– Его нет.

– Как? Не может быть. Может, обронила?

– Может, – сказал, наконец, выдра, – Но это не важно. Что было, то было. Пошли лучше на нижнюю палубу. Там чай допьем, а я для гостьи отвар сварю. Кровь разгонит, заодно силы восстановит.

Троица пошла вниз и даже не обратила внимания на маленькую букашку, пробежавшую по всей палубе и спрятавшуюся за первой попавшейся бочкой.

– Слушай, вот далась она тебе, – ругался Лифти на своего брата. – Ну не удалось тебе ее найти с утра, так что с того?

– А как я с цветами поступлю? – парировал Шифти.

– Выкини. Сломай и выброси на помойку. Забудь уже про нее, скоро у нас начинается ограбление.

– Не, брат. Я хочу именно унизить ее, хочу оскорбить ее и развеять ее красоту у себя на глазах.

– Зачем?

– Чтобы я сам себе поверил, что эта шельма совсем не красивая и не привлекательная.

– Ты дебил, – заключил Хитрюга. – О, глянь. Помяни ведьму – она и появится.

В самом деле, Кэтти-Блэк показалась из-за угла улицы, на которой ее и поджидали братья. Ворюга уже хотел было приступить к задуманному плану, как вдруг что-то в кошке его остановило. Он пригляделся и понял, что именно: лицо новенькой было неестественно бледное, на груди виднелась бинтовая повязка, пропитанная насквозь в области подмышки кровью. Сама кошка тяжело дышала, видимо, марлевая ткань была слишком туго затянута. Шифти остановился и задумался, а стоит ли ему вообще унижать эту девушку? Может, все-таки нужно отдать ей цветы, сказать пару комплиментов, посочувствовать ее ранению и уйти по-тихому? Но тут Лифти буквально ударил близнеца в спину так, что тот изогнулся и злобно зыркнул на него.

– Чего опять загляделся? – возмущенно прошептал енот без шляпы. – Хотел оскорбить ее? Вперед, маэстро!

– Но она ранена, – ответил старший брат. – Ей плохо!

– Знаешь, вот когда Гигглс была примерно в таком же состоянии, ты даже бровью не повел, позволь напомнить. Так вот, эта шельма ровно такая же. Она не стоит твоего внимания. Ну же, иди давай. Только быстрее.

Енот в шляпе недовольно буркнул себе что-то под нос, надвинул свой головной убор на глаза, выпятил грудь и смело направился к Кэтти-Блэк. Она его не заметила, и они оба столкнулись. При этом Шифти нарочно сделал толчок сильнее и специально выронил букет. Кошка начала было извиняться, хотела помочь еноту поднять цветы, но тот лишь грубо ее оттолкнул, отчего она едва не упала на асфальт. Сам Ворюга, отряхнув цветы, гневно посмотрел на новенькую. Он входил в роль.

– Ты посмотри, что ты наделала! – крикнул он. – Какого черта ты тут ошиваешься? Специально меня дожидаешься, да? Шельма! Ведьма! Недаром говорят про таких, как ты, что черные кошки – к несчастью! Из-за тебя у меня испортился букет! А ведь я его собирался подарить одной девушке. Как я теперь ей в глаза смотреть буду? Она ведь любит ухоженные и аккуратные цветы. Зараза! Все из-за тебя, двадцать два несчастья! Ты вообще слышишь меня, падла?!

Он посмотрел на Кэтти-Блэк и осекся. Она спокойно слушала его, не перебивая. В глазах не было слез, которых ожидал увидеть Шифти. Даже обиды не было. Там было какое-то… Равнодушие. Спокойствие. Терпение. Словно кошка уже много раз слышала подобную ругань в свой адрес и давно уже перестала кому-либо возражать на это. Как будто она уже наперечет знала, как с ней будут обращаться, если она вдруг сделает что-то не так. Енот в шляпе был убит таким взглядом наповал. Ему вдруг стало жалко новенькую. «В конце концов, – подумал он. – С чего это я решил, что она заслуживает такого обращения? Она же мне ничего не сделала».

Он смущенно протянул букет ей, отчего Кэтти была удивлена. Она не сразу, но приняла подарок. С минуту в переулке была почти полная тишина, изредка прерываемая стрекотом сверчков и шумом поздних водителей. Наконец Шифти подошел к кошке вплотную, посмотрел ей в глаза, а потом осторожно тронул ее в то место, где повязка пропиталась кровью. Сразу же послышался тихий стон, новенькая отступила на шаг, все так же удивленно и терпеливо глядя на него.

– Вообще-то, – начал Ворюга. – Я соврал. Эти цветы предназначались изначально тебе, но… Но как-то потом я… Почему у тебя кровь? – внезапно спросил он.

– Я порезалась, – тихо ответила Кэтти-Блэк. – Это вышло случайно, я напоролась на крюк Рассела. А потом я нашла у себя в мышцах «жучок».

– Какой «жучок»?

– Самый обычный. Но я его потеряла.

Шифти хотел было еще поговорить с новенькой, но тут он услышал злобный оклик брата. Лифти был явно рассержен подобным поворотом событий. Он отчаянно махал руками, скрипел зубами и показывал на запястье, словно на часы. Енот в шляпе понял знак, вздохнул и сказал:

– Ладно, мне… Мне пора. Как-нибудь потом поговорим.

– А вообще, – прошептала кошка вслед. – Я люблю сирень. К розам я равнодушна.

Ворюга услышал это, но не обернулся, быстрым шагом направился к Хитрюге. Сел в машину, завел мотор и откинулся в кресле, пытаясь расслабиться и забыть это происшествие, как собственный сон. Однако образ Кэтти-Блэк всплывал в его сознании вновь и вновь, он постоянно вспоминал эти лунные глаза, лишенные каких-либо чувств, в которых была лишь печаль. «А все-таки в ней что-то есть, – думал он. – Не похожее ни на что. Она совсем другая. Почему же она не обиделась на мои оскорбления? Неужели ее так всю жизнь дразнили?». Он не смог додумать, потому что Лифти в это время схватил его за плечо и начал очень сильно трясти.

– И все-таки ты дебил, – сказал младший брат. – Прям их король. Ты что, не мужик, что ли? Не мог до конца сыграть свою роль? Что ты стал с ней нежничать, как влюбленный?

– Сам ты дебил, – огрызнулся енот в шляпе. – Не мог я не проявить такт. К тому же ты видел ее реакцию на мои оскорбления? Ей они безразличны! У меня складывается такое ощущение, что ее так всю жизнь обижали.

– Ой, а ты вот решил ее внезапно пожалеть? Знаешь, пошел ты в задницу. Вот если у нас сейчас не получится ограбить Флиппи, то гадом буду, если это тебе не накаркала эта шельма.

– Вот ты сам не каркай, а?

Шифти от раздражения резко надавил на педаль газа, из-за чего еноты едва не врезались в ближайший фонарный столб. Вывернув на дорогу, они умчались на окраину в сторону дома ветерана.

– Тридцатое августа две тысячи девятого года. Три жертвы, один с шизофренией, один свидетель смерти. Начинаю перепись погибших.

– Первая жертва: Малыш. Время смерти: четырнадцать часов тридцать три минуты. Погиб после падения в обрыв, сломав при этом практически все кости и из-за обильного внутреннего кровотечения. Причиной смерти является обычный недосмотр Папаши.

– Вторая и третья жертвы: Лифти и Шифти. Время смерти: двадцать один час пятьдесят одна минута. Погибли, когда грабили дом Флиппи. Виновник смерти: соответственно Флиппи. Были разделаны на отдельные органы.

– Флиппи. Виновник смерти енотов-близнецов. Как уже было сказано ранее, разделал воров на органы, ими украсил свою спальню. Из оставшихся шкурок сшил чучела и установил в комнате с трофеями. Впал в состояние Берсерка, когда братья, будучи еще живыми, угрожали ему пистолетом.

– Свидетель смерти: Папаша. Видел смерть Малыша. Чисто фактически, он косвенно виноват в этом происшествии, поскольку вновь недоглядел за своим ребенком. Энцефалограмма показала «прорыв воспоминаний», возникший из-за шока и стресса.