Текст книги "Тайна Хэппи-Долла: Чернила (СИ)"

Автор книги: KroccovepMan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 50 страниц)

Это была та самая статуэтка, которую Кэтти-Блэк находила накануне. Теперь, когда никого вокруг не было, пациентка смогла как следует разглядеть ее и кое-что новое для себя отметить. В самом деле, это была позолоченная статуэтка, очень похожая на божка каких-нибудь древних латиноамериканских цивилизаций. И в самом деле, данный божок изображал кого-то сидящего с длинными волосами, обхватившего обеими руками свои колени. Рот был раскрыт, словно ожидая, что туда положат что-то, и из-за этого все лицо было обезображено (а может быть, божок таким образом кого-то отпугивал). Немного поразмыслив и пораскинув мозгами, кошка догадалась, что эта статуэтка олицетворяла собой бога плодородия, а значит, она не может принести какого-либо вреда. Да и что может сделать плохого какая-то неживая безделушка? Однако девушку безобидный видок статуэтки не убедил в ее плохом предчувствии. И в целом, она не зря опасалась.

Внезапно глазки-пуговки божка замерцали ярко-красным цветом, а потом в них появились драконьи зрачки. Глаза проморгались и уставились на кошку. Та замерла на месте, словно притворяясь чучелом, учебным пособием. Но статуэтка не отводила взгляда, казалось, что она буквально сверлит тело кошки своим взором, намереваясь прожечь сквозь голову пациентки приличную дыру. Тогда девушка сделала шаг влево. Зрачки повернулись в ее сторону. Окончательно струхнув, кошка, тем не менее, не сделала ни единого движения больше. Она уже не знала, как ей нужно поступить. Выходить из палаты она боялась, поскольку полагала, что там ее ждет такая же участь, как и оперировавшего его Сниффлса, а также Гигглс. Она лишь чуть-чуть отступила назад. И уткнулась спиной обо что-то.

Кэтти-Блэк замерла окончательно. Напряглась всеми своими мышцами, насколько это было возможно, даже затаила дыхание, боясь вдохнуть и воспроизвести этим самым какой-нибудь шумок. Потому что сомнений не было, позади нее кто-то был. И этот кто-то, очевидно, был очень сильным, коренастым, широкоплечим. И ясное дело, этот сильный мог быть кем угодно. И он мог сделать с кошкой что угодно, вплоть до сворачивания шеи и жесточайших пыток. Незнакомец также стоял на месте, ничего не говорил, и только ровно и спокойно дышал насмерть перепуганной Кэтти в затылок. Так продолжалось около минуты. Пациентка все стояла, не смея пошевелиться. В ее голове уже начали проноситься всякие страшные мысли и опасения. От одной такой мысли она невольно вздрогнула и поежилась, и тут же ей на плечо легла чья-то рука. Достаточно сильная. Кошка от испуга и паники взвизгнула и хотела отскочить, но неизвестный гость держал крепко. От отчаяния Кэтти едва не заплакала навзрыд, но тут она услышала знакомый голос:

– Ты чего испугалась, подруга?

– Рассел? – дрожащим голосом спросила пациентка. – Это ты?

– Ну да.

Девушка обернулась, и дрожь ее прекратилась в один миг. Позади нее действительно стоял выдра-пират. «В самом деле, – подумала про себя кошка. – Чего это я его испугалась? Почему я вдруг решила, что меня хотят убить? Хотя… Тут повсюду кровь… А Рассел даже не замечает ее. С чего бы это?».

– Пожалуйста, больше так не пугай меня, – почти умоляющим шепотом попросила кошка. – А то я здесь натерпелась. Мне очень страшно.

– Почему, подруга?

– Неужели ты не видишь? Здесь повсюду кровь!

– Это? – выдра глянул на свои испачканные протезы. – Ах да… Здесь произошла какая-то катастрофа, из-за которой Гигглс, Сниффлс и еще парочка жителей погибли. Тебе повезло, что ты в живых осталась.

– А как ты понял, что я жива? – с легким подозрением спросила пациентка, глядя прямо в целый глаз Рассела цвета морской волны. – И почему ты пришел сюда? Если знал, что здесь небезопасно?

– Когда спасатели ушли и сказали, что никого в живых не осталось, я не поверил им и сам пошел внутрь. Я надеялся хоть кого-нибудь увидеть в живых. Но когда я увидел кровь по всему полу и стенам, то моя надежда начала потихоньку угасать. Однако как только я увидел тебя через окно операционной палаты, я очень обрадовался.

– Почему же ты меня не окликнул тогда? Не сказал сразу, что это ты пришел? Зачем меня нужно было так пугать? – Кэтти-Блэк засыпала пирата вопросами. – Так ведь не делают. Я чувствую, ты мне что-то недоговариваешь. Что именно произошло? Почему я одна осталась здесь живой и даже невредимой? И на каком основании тебя так легко пропустили сюда, не попытавшись даже задержать тебя как безумца?

– Столько вопросов, подруга, у меня даже голова закружилась, – шутливо ответил Рассел. – Пойдем лучше наружу. Как раз свежим воздухом подышим…

– Я никуда не пойду, – резко ответила кошка.

– Я не понял, – выдра удивленно посмотрел на пациентку. – Это ты что? Это было, между прочим, не приглашение. Пойдем, я говорю, – с этими словами он довольно грубо взял девушку за ее недвигающуюся руку и потащил за собой.

– Я же сказала, я никуда не пойду с тобой! – чуть громче и чуть резче произнесла Кэтти, вырывая руку сильным движением плеча. – Я останусь здесь до тех пор, пока ты мне не выложишь все начистоту.

– А я тебе ничего и не скажу, – все так же спокойно говорил пират. – Ты пойдешь со мной, и точка. Это, повторяюсь, не обсуждается. В конце концов, я – капитан, и я здесь решаю, куда ты пойдешь, и что ты будешь делать – тоже решаю я!

Выдра снова попытался увести кошку, но та изловчилась и встала с другой стороны операционного стола. Она смотрела на Рассела. Ей он определенно не нравился. Это был не тот добродушный и веселый отшельник, которого она знала накануне. Это был совсем другой Рассел. Холодный взгляд (что странно, целый глаз-то остался прежним, а не стал драконьим, как кошка сначала предполагала), дерзкая уверенность, осознание своей силы перед ней, стремление завладеть ею… Кровожадность. Та самая, которую носят на своих физиономиях настоящие пираты. Невольно вспомнив диалог Тузи и Рассела, который Кэтти-Блэк слышала когда-то, она вдруг поняла, кого она перед собой видит. И ей это еще сильнее не понравилось. В голове вдруг возникла странная мысль о проклятии божка, который минуту назад пялился на нее. Она посмотрела в ту сторону, где стояла статуэтка. Но ее уже там не было. «Куда она исчезла? – испуганно подумала она. – Где она? Что вообще здесь происходит?».

Между тем пират, воспользовавшись минутной задумчивостью кошки, обошел стол, крепко схватил ее за руку в районе плеча и с силой потащил за собой к двери. Девушка стала упираться, но вырваться она уже не могла. К тому же Рассел пригрозил ей расправой своим крюком, если она будет и дальше сопротивляться. Поняв, что высвободиться ей не удастся, а если бы и удалось, то сбежать все равно было бы некуда, кошка покорно поплелась с выдрой. Плохое предчувствие смерти вновь овладело ею. Хотя нет, скорее это было не предчувствием смерти, поскольку кошка ее не боялась. Она скорее очень боялась мучений и пыток, которым ее могут подвергнуть. Она боялась боли. Она очень не хотела быть измученной и избитой. Но ничего пациентка не могла поделать.

Как только Рассел открыл дверь палаты, в нос Кэтти-Блэк внезапно ударил запах моря, а до ее ушей донесся тихий рокочущий и успокаивающий звук. Почти сразу же, как только пират и пленница вышли из операционной, девушка почувствовала качку. Дверь закрылась, и стало полутемно. Не было даже ламп на потолке, только факелы на почему-то деревянных стенах. «Мы на корабле? – удивилась кошка. – Но как? Каким образом?».

– Где мы? – спросила она у Рассела. – Как мы оказались на корабле? И куда ты меня ведешь?

– Замолчи, – грубо ответил выдра. – Вопросы здесь задаю я. А твоя задача сейчас помалкивать и не дергаться в попытке сбежать. Да я думаю, что ты и не сможешь уйти отсюда. В конце концов, ты же у нас, насколько я помню, боишься воды.

Уже при одном только слове «вода» у кошки парализовались мышцы, и она запнулась. Пират, увидев ее замешательство, кровожадно улыбнулся. Похоже, ему нравилось наблюдать за тем, как его будущая жертва постепенно немеет от страха, как ее кошачьи зрачки превращаются в узкую щелку, дыхание учащается, а сердце уже на полпути к тому, чтобы выскочить из груди прямо в руки. Рассел сжал свою руку на плече пленницы так, что его коготки впились в ее шерстку. От боли бывшая пациентка застонала и пошла дальше, подгоняемая выдрой. Наконец они пришли в какую-то каюту, очевидно, каюту капитана, то бишь Рассела.

Она была не такой богато обставленной, как у каких-либо книжных пиратских капитанов. Да, тут стоял большой стол, на котором лежали несколько карт, торчали из чернильницы перья и еще что-то. Да, тут был шкаф с одеждой, тут была койка, выглядящая пусть и не первой свежести, но, по крайней мере, мягкой. Но больше тут ничего не было. Ни сундука с сокровищами, ни каких-либо драгоценных ваз, безделушек, ни даже астролябия, так необходимого для морского плавания и ориентирования по ночному небу.

Недолго думая Рассел бросил пленницу на свою кровать, и кошка поняла, что ошибалась насчет мягкости койки. Матрас был неимоверно жестким, словно это был и не матрас вовсе, а какой-то очередной операционный стол. Пират поднял ее руки, и тут кошка услышала позвякивание цепей, а в районе локтей она почувствовала холодный металл. Ноги ее в районе щиколоток, а также туловище, за пояс выдра довольно сильно стянул кожаным ремнем. Закончив привязывать пленницу, Рассел отошел, скрестил руки на груди и посмотрел на дверь. Он кого-то ждал. А Кэтти-Блэк, поняв, насколько сейчас все плохо, стала биться в путах, но тщетно. Ремень больно впивался в щиколотки и в тело, а цепи на предплечьях не давали ее рукам делать широкие амплитудные движения, тем более руки все равно не слушались ее. От безысходности кошка всхлипнула и с какой-то ненавистью посмотрела на своего мучителя. Ей до сих пор не верилось, что этот отшельник, такой ранее с ней вежливый, добродушный и дружелюбный, вдруг стал жестоким пиратом, и теперь он будет ее пытать весьма жестокими и экзотическими способами.

Прошла минута, две, а Рассел так и не начинал свое грязное дело. Его правая нога с протезом стала отбивать нетерпеливую дробь. За это время кошка уже успела натерпеться такого страху, что если бы рядом с ней стоял какой-нибудь Альфред Хичкок, то из этих мыслей можно было бы снять новый фильм ужасов. Наконец дверь в каюту открылась, и внутрь зашла… Гигглс. Живая и невредимая. В докторском халатике, с шапочкой и марлевой повязкой на лице.

– Гигглс? – удивленно проговорила пленница, но потом тут же закричала: – Беги отсюда! Уходи! Рассел – вовсе не добряк, уходи!

– Да, Гигглс, – сказал внезапно пират голосом Сниффлса. – Я в тебе очень разочарован. Мы же договаривались все вместе – никакой анестезии! А ты что наделала?

– Прости, – виновато ответила Смешинка. – Но… Но я не могла больше смотреть на ее страдания.

– Знаешь, твоими стараниями стало только хуже. Не видишь разве? У нее начались галлюцинации, она бредит. Она принимает меня за Рассела, отвечает невпопад, у нее началась паранойя. Даже эту безобидную койку, это обыкновенное помещение она принимает за пиратский корабль! У нее нарушилась координация движений, она, пока мы с ней шли в лабораторию, все время качалась из стороны в сторону, словно только что сошла с плавающего судна.

– Но я же хотела как лучше! Я не могла больше смотреть на ее слезы и на ее страдания.

– Знаешь, мне вот что интересно, – с ноткой иронии сказал Рассел-Сниффлс. – Как ты вообще стала медсестрой? Ты слишком все серьезно воспринимаешь, переживаешь за любую мелочь, слишком болезненно смотришь на операции.

– А, значит, по-твоему, медик должен быть холодным и равнодушным, да? Не испытывать сострадания к больному, не сочувствовать ему?

Пока они ругались друг с другом, Кэтти-Блэк попыталась прийти в себя. Постепенно она вернулась в реальность. Деревянные стены немного посветлели и стали однотонными, бетонными. Кровать действительно оказалась столом. Рассел тоже удивительно преобразился: нос его превратился в хоботок, богато ушитая длиннополая куртка – в докторский халат, повязка на глаз – в очки в роговой оправе, а шляпа – в зеркальце. Каюта, изменившись, превратилась в лабораторию. Запах моря постепенно сменился запахом медицинской химии, который, тем не менее, очень походил на запах морской соли. Единственное, что здесь не изменилось – оковы и ремни, которыми кошка была привязана к столу. Попытавшись снова высвободиться, теперь уже чисто из инстинкта самосохранения, Кэтти поняла, что зафиксирована она была достаточно крепко. И хотя вокруг все были свои, друзья, и лаборатория не внушала особого страха, разве что легкий трепет, плохое предчувствие смерти не покидало пациентку. Она пыталась успокоиться, но это противное чувство, словно паук, постепенно обматывало ее, захватывало в свой кокон, из которого нет возврата тем, кто осмелился бороться в одиночку.

– И вообще, – заключила бурундучиха. – Зря я тогда вообще согласилась, что операцию нужно делать без наркоза! Мне нужно было вмешаться и убедить ее в том, что с анестезией ей будет лучше!

– Сниффлс? Гигглс? – тихо проговорила кошка, слабо дергаясь в путах. – Может, не надо… Ругаться?

– Ой, она проснулась, – как-то испуганно среагировала Смешинка. – Ты как, в порядке?

– Не очень, – честно призналась пациентка. – Все как в тумане. Голова болит и кружится.

– Вот, – торжествующе сказал Сниффлс. – Что я говорил? Твое желание сделать как лучше сделало только хуже. И теперь я уже не уверен, стоит ли вообще проводить сращивание нервов на клеточном уровне, и я зря ее фиксировал.

– Нет! – крикнула Кэтти, когда муравьед подошел к ней, чтобы освободить. – Нет. Не надо. Приступай к работе.

– Но ты совсем уже никакая, твое состояние очень сомнительное, – ответил доктор. – Ты можешь просто не вынести процедуры.

– Мне все равно, – снова резко сказала пациентка. – Я не хочу быть безрукой, понимаешь? Вот этого я действительно не переживу. Уж лучше эта процедура, чем потом вечно прятаться ото всех со своими обрубками, – говоря это все, Кэтти-Блэк не упомянула о том, что на самом деле ей было просто страшно.

– Ладно, – вздохнул Ботаник. – Но помни: если что-то пойдет не так, то я могу не успеть освободить тебя, и тогда уже погибнешь не только ты, но, возможно, и я, и Гигглс. Слушай… Ну вот ты точно уверена, что хочешь пойти на такое?

– Да, я уверена. Почему ты меня до сих пор спрашиваешь?

– Ну, смотри.

Муравьед опустил какой-то странный прибор, очень похожий внешне на автоматизированного робота-сборщика автомобилей. Манипуляторы, отсканировав тело пациентки, нашли поврежденные нервы, и тонкие пальцы-иголочки коснулись вскрытых участков тела, постепенно входя глубже в мышцы. От такого действия тело кошки свела сильная боль, она попыталась отнять руки от манипуляторов, но цепь помешала. Ноги рефлекторно дернулись, желая оттолкнуть от себя машину, но ремень снова больно впился в щиколотки.

А иглы-пальцы манипуляторов все глубже и глубже проникали в мышцы, отыскивая нервные концы и раздражая их. Наконец, зафиксировавшись в нужном положении, прибор остановился, ожидая дальнейших команд. Сниффлс посмотрел на монитор, висевший на одной из «рук». Там отображались какие-то цифры, которых медсестра не понимала. А вот хирург стал очень внимательно их изучать. Временами он что-то бормотал, один раз он облегченно вздохнул – значит, все было в порядке. Но потом что-то слегка встревожило его, он нажал парочку кнопок, что-то настроил, однако затем этот легкий испуг прошел, оставляя место расслабленному спокойствию. Муравьед посмотрел на пациентку.

– Все в порядке, – сказа он. – Похоже, у тебя все-таки очень крепкий организм. Во всяком случае, твои характеристики, ну, характеристики твоего нынешнего состояния, весьма обнадеживающие. Я не вижу тут ничего, что могло бы помешать процедуре.

– Так давай приступай уже, – шепотом сказала кошка. – Мне больно…

– Это скоро пройдет, – успокаивающее ответил док. – Ладно. Будем надеяться на лучшее. В конце концов, я не могу знать, как пройдет процедура и чем это закончится. Три… Два… Один… Поехали!

И Ботаник дернул рубильник на машине. Сначала ничего не произошло, и Кэтти-Блэк подумала, что тут какая-то неполадка, но потом… Потом началось самое ужасное.

Иглы-пальцы манипуляторов, торчавшие из мышц, пустили не то ток, не то какую-то жидкость, отчего нервы на руках возбудились, передавая свой импульс во всю нервную систему. Все тело пациентки свело просто адской болью, все мышцы, включая те, которые не слушались, сократились, начался тетанический спазм. Кошка попыталась вдохнуть, но дыхательные пути были зажаты мышцами шеи, и теперь бедная кошка не могла дышать. От нахлынувшей боли и начинавшегося удушья пациентка задергалась, пытаясь высвободиться, но ремни и цепи снова больно впились в кожу. Даже вскрикнуть Кэтти не удавалось, она лишь мотала головой и хрипела. В глазах ее помутнело, все снова вокруг поплыло, и снова Сниффлс предстал перед ней кровожадным пиратским капитаном Расселом, лаборатория – каютой, а прибор превратился в страшного монстра из-под кровати, которого кошка боялась в детстве (вообще, она в детстве боялась двух вещей – пиратов и монстров под кроватью; от первого страха пошла фобия воды, а вот второй страх как-то затерялся и проявился снова лишь сейчас). И теперь этот монстр парализовал ее, намереваясь завладеть ее телесной оболочкой.

В реальности же все было куда прозаичнее, но зато и ужаснее. Увидев, что творит машина с пациенткой, муравьед тут же набросился на прибор, дергая один рычаг за другим. Но вот само изобретение, похоже, было другого мнения насчет нынешнего обстоятельства. Своим третьим манипулятором оно с силой отпихнуло доктора, продолжая душить кошку. Вот уже ее лицо посинело, глаза хоть и бегали, но не могли сфокусироваться, хрип затих, а зубки ее впились в губы, да так, что на стол потекла тонкой струйкой кровь.

– Останови прибор! – завизжала Гигглс. – Останови его, Кэтти ведь умрет!

– Я пытаюсь! – крикнул Ботаник, снова приближаясь к машине. – Но, похоже, эта зараза взбесилась и вышла из-под контроля!

И муравьед снова накинулся на прибор. На этот раз он буквально повис на одной из «рук», дергая рубильник. Ничего не выходило. Машина, поняв, что просто так она от своего создателя не отделается, так же, как и от медсестры, превратила свой третий манипулятор в циркулярную пилу (она, в принципе, была предусмотрена Сниффлсом на экстренный случай, хотя непонятно, для каких именно) и резким движением провела по серому телу. Сначала ничего не было, но потом Ботаник распался на две части с противным хлюпаньем. Одна половина осталась висеть, окропляя задыхавшуюся пациентку кровью, а другая тяжело ухнула на пол недалеко от Смешинки.

Бурундучиха, увидав, что произошло, взвизгнула и побежала в сторону выхода. Но дверь оказалась запертой. Видимо, машина каким-то образом перехватила управление всей электроникой этой лаборатории. Закончив с кошкой, которая, последний раз хрипнув, безжизненно обмякла, она на своих первых двух манипуляторах двинулась к медсестре, угрожающе размахивая пилой. Гигглс в панике задергала ручку двери, но тщетно. Тут она почувствовала кратковременную боль, прошедшую от головы до района поясницы. А потом ее тело распалось на две половины, заливая пол своей свежей кровью.

В палате повисла мертвая тишина. Прибор, закончив убивать и лечить, выключился, как-то странно, словно предупреждая о своей поломке, пискнув напоследок. Кулон на шее кошки слабо засветился, и цифра 7 сменилась на цифру 6. Правда, никто этого не мог увидеть, если не считать странного свидетеля событий в виде позолоченной статуэтки, стоявшей во время операции на одной из полок лаборатории.

– Седьмое сентября две тысячи девятого года, – проговорил низкий голос очень тихо. – Четыре трупа. Начинаю перепись погибших.

На столах в операционной лежало четыре тела. Два из них были аккуратно распилены пополам, третье было смято и превращено в ярко-зеленую мясную фрикадельку с сахарной присыпкой, а последнее было целым и сохранным. Насчет последней жертвы складывалось сначала такое ощущение, что погибший просто спит. И только очень внимательный увидел бы, что тело-то не дышит совсем, и сердце не бьется абсолютно.

Послышался щелчок диктофона, и голос продолжил:

– Первая жертва: Натти. Время смерти: девятнадцать часов, восемь минут. Погиб при очередной попытке раскрошить зубодробилку при помощи пресса. Был сам раздавлен несколько раз с разных плоскостей. Что удивительно, зубодробилка так и не раскололась. Интересно, кто их производит..?

– Вторая жертва: Сниффлс. Время смерти: двадцать один час двадцать минут. Умер от распиливания тела циркулярной пилой. Погиб от своего же изобретения.

– Третья жертва: Гигглс. Время смерти: двадцать один час двадцать пять минут. Умерла по той же причине – она была распилена циркулярной пилой, которой воспользовалась машина Сниффлса.

Наконец «доктор» остановился у стола с кошкой. Именно у нее все тело было целым и невредимым. Лишь на руках в районе предплечья, а также в районе правой подмышки при тщательном осмотре можно было увидеть едва заметные шрамы. Глаза у кошки были стеклянными, зрачки сужены до очень маленьких щелок. На груди лежал кулончик с цифрой 6, украшенный топазами. Неизвестный с каким-то странным любопытством смотрел на это украшение. Ему почему-то казалось, что раньше на нем было другая цифра и другие камушки. Тем не менее, он продолжил запись диктофона:

– Четвертая жертва: Кэтти-Блэк. Время смерти: двадцать один час двадцать три минуты. Умерла от удушья вследствие тетанического спазма. Косвенным виновником смерти можно считать Сниффлса с его изобретением. Стоит отметить, что умирала эта кошка достаточно долго, видимо, она тренировалась и научилась надолго задерживать дыхание. Или же это у нее такая особенность организма, дающая способность очень упорного сопротивления смерти. Не важно. Также интересен тот факт, что прибор, убивший ее, тем не менее, срастил поврежденные Прапором нервы рук, так что можно сказать, она свою задачу выполнила. Хм, осталось только научить эту машинку вести себя адекватно и уметь сдерживать свой, можно сказать, убийственный порыв при требовании прекратить работу.

– Заканчиваю перепись. Приступаю к операции, зачистке и коррекции.

Диктофон был брошен на столик с приборами и инструментами. А «доктор» пока не спешил начинать свою привычную процедуру. Он все еще рассматривал кошку. Особенно кулон. Уж очень он привлек его внимание. Чешуйчатая рука ухватила своим большим когтем золотую цепочку, а голова в капюшоне наклонилась ближе. Но тут цепочка странно засветилась ярко-красным светом и стала отчего-то медленно нагреваться, словно подкова, «учуявшая» поблизости какую-нибудь нечистую силу типа ведьмы. «Доктор» с минуту не обращал внимания на эту странность, но потом ему пришлось отнять руку от кулона, ибо он стал постепенно прожигать коготь.

– Нет, – тихо проговорил он. – Ты, кошечка моя, не можешь быть посланницей небес. Иначе ты бы быстро на меня вышла. А так… Уж слишком ты слабая. И физически, и психически. Плаксивая, ранимая, даже какая-то наивность в тебе есть. Вишь как на оскорбления Каддлса болезненно отреагировала. Конечно, нельзя тебя винить в слабости в случае нападения Флиппи, от потери большого количества крови и лишения подвижности рук и, соответственно, от болевого шока, любой бы на твоем месте потерял бы сознание. Но ты слишком слаба для ангела или что-то такого. Знаешь, раз такое дело, я бы тебя не оживлял, но… Мне вновь стало любопытно, к чему приведет твоя никчемная жизнь в этом городке. Особенно ваши с Шифти странные отношения, очень похожие на неловкое проявление любви. Ведь Ворюга еще ни разу никого по-настоящему не любил, даже своего маленького братика. К тому же твой кулончик… Он определенно что-то значит. Иначе бы у меня не было бы сомнений. Эх, жаль, что ты меня не слышишь абсолютно. А то бы подтвердила мои подозрения. Вообще, мне бы очень хотелось поговорить с тобой по душам, с глазу на глаз. Жаль, но нельзя – правила есть правила. Хватит болтать! Пора приступить к операции!

Сначала в операционной палате ничего не было слышно. Только позвякивание натачиваемых инструментов да хлюпающий звук раскрываемой плоти и текущей крови. А потом примерно через полчаса над всем Хэппи-Доллом разнесся женский визг вперемежку с рыданиями и всхлипами.

====== Глава 17. Или брат, или девушка ======

Шифти совсем потерял покой в последнее время, особенно с тех самых пор, как Кэтти-Блэк унесли в больницу. Пару раз он порывался на официальный визит к больной, но его даже близко не подпускали к кошке по двум причинам: у енота не было специального пропуска в больницу, а также из личных соображений, что этот воришка своим посещением сделает только хуже. От такого поворота событий Ворюга от злости едва не перестрелял весь персонал, но благоразумно решив, что такой метод решения ни к чему не приведет, остановился и твердо для себя решил действовать более осторожно. Но ему не дал этого сделать Лифти.

Младшему близнецу все меньше нравился его старший брат. Нельзя сказать, что Хитрюга ревновал братца к кошке, у него никогда не было слишком уж теплых чувств к Шифти. Это была просто братская обеспокоенность, как это обыкновенно и бывает, когда человек видит своего близкого совсем в ином ракурсе, не как привычно. Вот и тут: Лифти не узнавал своего Ворюгу – вороватого, хитрого, холодного и рассудительного, умеющего разработать новый план в экстренных ситуациях, когда, казалось бы, их уже поймали. Сейчас енот в шляпе был зол, раздражителен, импульсивен и очень возбудим. Он постоянно покрикивал на брата, когда тот якобы медлил при ограблении или же просто где-то задерживался. При этом Шифти часто говорил невпопад, о чем-то глубоко задумывался, забывал о своем привычном деле, то есть о воровстве и мошенничестве. В общем, енот в шляпе вел себя совершенно иначе. И Лифти уже прекрасно знал причину такой перемены. «Все, – подумал он. – Хватит. Полюбовался на эту кошку и достаточно. А то из-за его влюбленности недолго и в обезьянник загреметь. Надо покончить с этим раз и навсегда!».

Как-то раз в воскресенье после очередной не очень удачной торговли партией просроченных лекарственных препаратов еноты вернулись домой. Шифти был очень задумчивым, и за весь день он не сказал своему брату ни единого слова. Он даже на провалившуюся аферу почти никак не среагировал, лишь печально хмыкнул. Дома же енот в шляпе лишь сел на диван в прихожей, как-то тупо уставился на выключенный экран телевизора и снова углубился в свои мысли. Но тут он получил хорошую затрещину по затылку.

– Эй! – воскликнул он, потирая голову. – Ты чего, Лифти?

– А ты чего опять задумался? – с ноткой иронии ответил Хитрюга. – Что, опять об этой шельме?

– Не понимаю, о чем ты.

– Все ты понимаешь, – сразу стал серьезным енот без шляпы. – Я же вижу, ты все время думаешь об этой кошке. Даже после того случая, как ты ее почти унизил у себя же на глазах, ты не перестал о ней мечтать. Ты буквально сохнешь по ней!

– Неправда! – Шифти сжал кулаки. – Заткнись и не начинай мне опять все уши жужжать на эту тему!

– Ага, значит тебе неприятно, – Лифти уже завелся, его трудно было остановить. – Значит я прав! Я прав, ты в нее втюрился по самые свои уши и шляпу! Я так и знал! Так и знал! Только вот мне одно непонятно: что такого ты углядел в этой шелудивой девчонке, чего не было, например, у Гигглс или у Петунии, с которыми ты когда-то флиртовал?

– Ничего я в нее не влюбился! – продолжал упираться старший брат, несмотря на всю очевидность обратного. – Тебе только так кажется! Может, у меня просто такое… Эм… Обострение, о!

– Ага, весеннее? В начале осени? Не, брат, так не бывает. Хватит уже отнекиваться, ты и сам прекрасно понимаешь, что я прав. Ты влюбился. И я давно уже хочу с тобой об этом поговорить.

– Не о чем нам с тобой говорить. И вообще, мне нужно идти, – с этими словами Ворюга встал и направился в сторону выхода, но Лифти преградил ему дорогу, одновременно поворачивая замок. – Эй, ты что творишь? Ты тут что, меня запереть решил? А ну дай мне пройти! Или я с тобой драться буду!

И енот в шляпе набросился на младшего близнеца, размахивая кулаками почти в слепую и особо не целясь. У него была одна цель: оглушить брата, отпереть дверь и срочно куда-нибудь уехать, уединиться. А лучше еще раз попытаться проникнуть в больницу. Но на этот раз он недооценил Лифти. Тот ловко отпихнул от себя Ворюгу, повалил его на спину и сам сел ему на грудь, прижимая своими ладонями его руки к полу и не давая стряхнуть себя. Ворюга дергался, брыкался, лягался, даже попытался укусить Хитрюгу за руку, но тщетно. В конце концов, старший енот выдохся и перестал сопротивляться, лишь с ненавистью посмотрел на брата, не скрывая своего злобного оскала и даже тихого предупреждающего рыка.

– Успокоился? – как бы между прочим спросил енот без шляпы. – Вот и отлично. А то лично мне бы не хотелось прибегать к крайним мерам и связывать тебя, как сумасшедшего. Может, мы с тобой поговорим спокойно? Как брат с братом? Ты мне сейчас расскажешь обо всех своих чувствах, обо всех своих мыслях, а я попытаюсь тебе помочь. Идет?

– Да чтоб ты провалился сквозь землю, подонок! – зашипел старший брат, снова попытавшись сбросить с себя близнеца. – Сейчас же отпусти меня, гад!

– Что ж, ладно, ты сам напросился, – с этими словами Лифти замахнулся и как следует ударил кулаком Шифти прямо промеж глаз, отчего у последнего глаза закатились, и он потерял сознание.

Очнулся Ворюга довольно скоро, сидя на стуле. Голова у него заболела жутко, он простонал и встряхнулся. Попытавшись встать, енот обнаружил, что руки его были связаны за спинкой. Это крайне удивило его, а потом, поняв, что происходит, еще и взбесило. Он с еще большей ненавистью посмотрел на брата, стоявшего перед ним и ехидно ухмыляющегося. Хитрюга же деловито прошелся вокруг брата, укоризненно цыкнул пару раз, а потом с тоном матери, застукавшей своего ребенка за очередной шалостью, сказал:

– Ну как же так можно нападать на своего братца, а? Это совсем не дело.

– Позволь напомнить, дорогой мой братец, – с иронией ответил Шифти. – Что еще совсем недавно ты на меня вот так же подло напал, разбил мне нос, из-за чего я два дня корявил свое произношение.

– Не важно, – отрезал енот без шляпы.

– Да? А что тогда важно?

– Важно сейчас твое поведение, – Лифти взял Ворюгу за подбородок и притянул к себе. – Ты слишком увлекся этой любовью. Пора бы уже, наконец, проснуться и вернуться в реальный мир!