Текст книги "Тайна Хэппи-Долла: Чернила (СИ)"

Автор книги: KroccovepMan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 50 страниц)

Вот и все мои вопросики. Надеюсь, ты очень скоро поправишься. Мне, кстати, Сниффлс сказал, что ты будто бы хочешь, чтобы над тобой провели операцию на руки без наркоза. Если честно, я за тебя опасаюсь. Вдруг ты не выдержишь? Я лично буду держать за тебя пальцы скрещенными. Мне, конечно, Тузи рассказывал, как ты провела сама над собой операцию где-то в районе подмышки, но я все равно за тебя переживаю. Хоть я тебя и мало знаю.

Выздоравливай поскорее. Увидишь, жизнь в нашем Хэппи-Долле вовсе не такая унылая и безрадостная, как кажется.

С искренними пожеланиями,

Гигглс

– Надо же, – вздохнула кошка. – Она довольно много пишет.

– Хи-хи, да, – ответил Натти. – Она всегда так много говорит и пишет. Привычка такая, порой очень раздражает.

– В самом деле?

– Ты бы знала, как иногда Смешинка надоедает своим общением, несмотря на все свои благие намерения, – честно признался бельчонок, нисколько не стесняясь своих слов. – Плюс она является нашим яростным защитником природы, чуть что – она тут как тут, и она не успокоится, пока природа снова не станет чистой. Вот помню, хи-хи, как-то раз она поймала меня со Сниффлсом в парке. Я тогда случайно промахнулся, выкидывая фантики в мусорку. Одна такая дрянь, кажется, от батончика, упала на траву. Хи-хи, что тут началось! Гигглс буквально завизжала от паники, схватила меня за руку и начала трясти что есть мочи! Едва не оторвала руку-то. Пришлось под ее же надзором не только фантик выкинуть, но еще и окрестности парка проверить на наличие мусора. В общем, мы с моим другом целых три часа успокаивали эту бурундучиху, хи-хи. Но даже после этого она с нас буквально глаз не спускала, особенно с меня. Только вечером она взяла со Сниффлса слово, что тот будет следить за мной.

– Комично, – проговорила Кэтти-Блэк.

– Да, неплохо рассказал, – послышался тоненький голосок от дверей. – Вижу, ты все-таки запомнил урок.

Натти резко обернулся и увидел Гигглс. Та стояла, уперев руки в боки и отбивая ножкой кафель, строго смотрела на него. Видимо, она полностью слышала его рассказ и его мнение, и ей это, мягко говоря, не понравилось. Сладкоежка, поняв, что только что попал впросак, отложил письмо, встал и смущенно засмеялся. Его косой глаз начал делать неуверенные обороты, словно извиняясь. А потом, догадавшись, чего от него ждут, бельчонок вздохнул, прилепил назад отпавшие от его шкурки конфеты и собрался уйти, как тут его взгляд остановился на недоеденной шоколадке. Уловив, куда он смотрит, кошка слабо улыбнулась и сказала:

– Бери себе. Все равно ты ее уже начал есть, чего уж пропадать добру. Ты можешь, кстати, и коробку конфет взять. Оставь только ту, вторую шоколадку.

– Зачем?

– Просто, – ответила Кэтти. – Я, кажется, догадываюсь, кто ее мне прислал. И хочу, чтобы этот подарок остался у меня.

– Ну ладно.

Натти недолго думая взял шоколад от Каддлса, коробку и с превеселым видом направился к выходу. Гигглс отступила на шаг, а потом, когда гость оказался очень близко от нее, еще на один. Видимо, она не очень хотела иметь тактильный контакт с этим липким бельчонком. Наконец, когда дверь палаты закрылась, она вздохнула и подошла к койке.

– А он ничего… – сказала задумчиво Кэтти-Блэк. – Во всяком случае, веселый. От него как-то настроение поднимается.

– Да ну его, – отмахнулась Смешинка, доставая шприцы. – Хотя, действительно, он вполне себе симпатичный. Но он ничего, кроме сладостей, не любит. У него даже ни разу ни одного реального романа не было, хотя ему тоже уже семнадцать лет. Только вот какие-то грезы о свадьбе с большой коробкой конфет.

– И ты бы не стала меня сводить с этим парнем? – с ноткой усмешки спросила кошка.

– В смысле?

– Ну, ты же мне в письме сказала, мечтаю ли я о парнях, все такое…

– А, ну да. С Натти бы я точно никого не сводила. Вряд ли он хоть кого-то полюбит.

– Не знаю… Вот в Элис бы, наверное, он влюбился бы…

– Ой, а кто такая Элис? – с неожиданным любопытством спросила Гигглс, одновременно вводя инъекцию в плечо пациентки (там были необходимые препараты для поддержания жизнедеятельности).

– Да так, моя двоюродная сестра. Лисица.

– Да ты что? В самом деле, лисица?!

– Ну да. Чего тут удивительного? – Кэтти-Блэк недоуменно посмотрела на медсестру.

– Ну, просто я не могу себе представить, чтобы лисы и кошки были друг другу родней. Ведь они же относятся к разным видам животных по систематике!

– Этому тебя на биологии так научили? – усмехнулась кошка. – Ну, в целом да. Но просто у нас общие прапрапрадед и прапрапрабабушка были лисом и кошкой соответственно. Мне мама рассказала. А у этой пары родилось трое: черная и белая кошки и рыжий лис. Вот с тех пор у нас три родовые линии: я – Блэк, Элис и Луис – Фоксы и Кэтти-Уайт – Уайт соответственно.

– Ух ты, как интересно! – протянула Смешинка. – Слушай, ну, а почему ты решила, что эта твоя Элис влюбит в себя Натти?

– Насколько я помню, она точно так же просто обожает конфеты. Особенно молочные коктейли. Правда, я давно ее не видела, она вместе со своим братом переехала в Хэппи-Нью-Сити… На воровском поприще они решили там преуспеть.

– То есть как это «на воровском поприще»? – Гигглс изумилась. – Неужели они воруют?!

– Как это ни печально, но да.

– Ужас какой…

– Ну не знаю. Главное, чтобы они меня не грабили. И главное, что их не посадили еще ни разу. Ладно, проехали. Слушай, ты не могла бы мне прочитать письма? А то Натти успел только твое письмо прочитать.

– Сейчас. Какое хочешь? – бурундучиха стала просматривать нераскрытые конверты, пока не остановилась. – Ого, вот это да! Сколько марок! Это из Хэппи-Биг-Тауна. От Билли-Дога. Читать?

– Нет… Хотя ладно. Читай.

Гигглс аккуратно разорвала конверт, хотя на пол все равно посыпались марки. После некоторой уборки бурундучиха вытащила листок, расправила его, поскольку письмо отчего-то помялось, и стала читать:

Милая Кэтти!

Уже неделю я сижу у своего компьютера и жду от тебя хоть каких-нибудь вестей. Но мне ничего не приходит. Я буквально потерял всякий сон, каждую ночь хожу в своей комнате из угла в угол, думаю, что же могло случиться с тобой? Ведь ты никогда не отмалчиваешься без уважительной причины.

Может, с тобой случилось что-то серьезное? Что-то страшное и опасное? Пойми меня правильно, я просто за тебя очень переживаю и волнуюсь. Я чувствую себя ужаснее некуда. Ведь это я тебе посоветовал поехать в Хэппи-Долл, и я даже не удосужился узнать хотя бы, что это за поселение такое. Вдруг там небезопасно?

Впрочем, сокрушаться уже бесполезно. Ты уже там, а я связан по рукам своей работой. Меня-то никто не заменит, я в своем роде единственный сыщик. Кстати, твои коллеги, Хаунд и Кэррион-Кроу, спрашивали о тебе. Говорят, что очень скучают по своему прежнему судмедэксперту (Гигглс недоуменно взглянула на пациентку) , очень хотели бы вернуть тебя в наш отдел. Но ты же знаешь нашего начальника. Зверь, а не босс. В последнее время он как будто с цепи сорвался: все время давит на нас, требует от нас большей продуктивности и ускорения темпа раскрытия дел. В общем, нам от него никакого покоя нет. Разве что ночью у себя в квартире за старым добрым ноутбуком.

Слушай, я все хотел спросить тебя: как тебе мой подарочек? Ну, кулон? Нравится он тебе? Носишь ли ты его? Если нет, ты можешь прислать его обратно. Конечно, это может меня огорчить, но я пойму все, если что. На всякий случай я прислал тебе с этим письмом несколько старых фотографий. Надеюсь, они поднимут тебе настроение и дадут тебе приятные воспоминания.

Остаюсь твоим верным псом и другом,

Билли-Дог

После прочтения письма Гигглс достала фотокарточки. Их было три. Медсестра стала с огромным интересом разглядывать снимки, совершенно позабыв о том, что они на самом-то деле предназначались вовсе не ей. Кэтти-Блэк между тем терпеливо ждала, понимая чистое женское любопытство и резонно решив не мешать девушке удовлетворять свой интерес.

– Какой этот пес, однако, красавец! – с восхищением сказала Смешинка. – Прям нет слов! Атлет!

– Ну, уж сразу атлет, – шутливо заметила кошка. – Он просто натренированный боец, вот и все.

– Мне кажется, или у вас с ним были очень теплые отношения? – хитро сощурясь, спросила бурундучиха.

– Нет! – воскликнул пациентка испуганно. – Вовсе нет! Он просто мой друг, вот и все. Ничего личного.

– А все-таки?

– Не приставай ко мне с такими расспросами, а? – внезапно резко попросила Кэтти-Блэк. – Если честно, мои отношения с этим псом тебя никоим боком не касаются. Я не хочу, чтобы кто-то лез в мое личное дело. И я никому, даже самому близкому существу не расскажу об этом. Поняла?

– Ладно, ладно, поняла, – Гигглс примирительно подняла руки, кладя фотографии на стол. – Так бы сразу и сказала. Кстати, тут одно письмо осталось. Оно было прикреплено к оставшейся шоколадке. Странно, подписи нет… Кто бы мог написать?

– Я, наверное, догадываюсь, кто.

– Кто же?

– Я не могу этого сейчас сказать. Лучше прочти, пожалуйста.

Бурундучиха, пожав плечами и поняв, что лучше уже не перечить пациентке, снова аккуратно разорвала конверт. Внутри был небольшой листок, но исписанный с обеих сторон очень неаккуратным почерком, кое-где потекшие чернила скрывали буквы, а кое-где листок был даже порван. Да и сама бумажка была не первой свежести – немного пожелтевшая. Гигглс невольно поморщилась от такого письмеца, но увидев выжидающий взгляд кошки, вздохнула и прочитала:

Привет, кошка. (Смешинка хмыкнула от такого «некультурного» приветствия)

Извини, что называю тебя так, но по правде говоря я, дурак, так и не узнал твое настоящее имя. Надо было тогда еще, при нашей первой встрече узнать. Ну да ладно, не в этом суть. Как-нибудь позднее обязательно узнаю.

Знаешь, я никогда так не делал раньше, но сейчас… Сейчас я волнуюсь за тебя. Как ты там, в больнице? Ведь меня не допустили туда, сказали, чтобы я продолжил учиться, а не расхаживал тут по палатам и почем зря беспокоил пациентов. Хе, как будто там у них едва ли не каждая койка занята каким-нибудь прокаженным, дурни (Гигглс нахмурилась, ей явно не нравился этот тип, что написал письмо) . В общем, как ты поняла, меня к тебе не пускают. Поэтому мне пришлось прибегнуть к письмам и гостинцам (надеюсь, тебе они понравились). Их-то довезут, я по поводу этого определенно не парюсь.

Не знаю почему, но сейчас я испытываю лично к тебе какое-то странное чувство… Я такого раньше не ощущал, понимаешь? Знаешь, что это такое: сердце бьется учащенно, мысли путаются и возвращаются к одному и тому же, твое тело мягкое, словно ватное, а когда засыпаешь, то невольно оказываешься в стране, где мы с тобой вместе, и нас ничто не может разлучить? Если да, то что это? Скажешь мне, шельма? (тут медсестра совсем рассердилась от такого тона) Или же ты предпочтешь молчать? .. Хотя нет, я неправильно с тобой разговариваю… Черт возьми, я даже не могу контролировать свою речь! Слушай, ты могла бы что-нибудь по этому поводу сказать что-нибудь дельное? Хоть что-нибудь?! А то лично я уже измучился от этой непонятки. Да и ты, наверное, не меньше моего мучишься, наверняка даже страдаешь…

Короче, если сможешь (или же когда тебе прооперируют руки), напиши мне ответ. Только никому не передавай. Лучше сделай так: как только тебя выпишут из больницы, ты положи письмо в дупло того самого дерева, под которым мы с тобой недавно сидели. Да, там есть дупло, ты просто его тогда не заметила. Я буду ждать каждый день. Ну, если, конечно, у меня не возникнут определенные трудности, а они у меня имеются, к сожалению.

В общем, выздоравливай,

Черный Лепесток

Эта странная подпись ничуть не удивила кошку. Она сразу же догадалась, кто ей написал письмо и прислал ей шоколадку. Зато Гигглс была окончательно запутана и введена в тупик. «И что это за Черный Лепесток? – подумала она. – Уж не новенький ли тут у нас в городе появился? Нет, не может быть. Иначе бы я узнала одной из первых. Ладно, не важно». С такими мыслями она хотела выкинуть письма в мусорное ведро, но тут же услышала слабый голос Кэтти-Блэк:

– Нет, оставь, пожалуйста.

– Ну как хочешь. Ладно, мне пора идти, – сказала бурундучиха, погладывая на часы. – У Сниффлса скоро начнутся важные эксперименты, я должна ему там помогать. Хотя, если честно, – Смешинка перешла на заговорщический шепот: – Я в этой технике разбираюсь ровно столько же, сколько Ботаник в косметике. То есть, я вообще ничего не понимаю.

– Комично.

– Ну, я пошла. Ты пока поспи, если хочешь.

С этими словами Гигглс встала, прибрала на столике у койки, подоткнула одеяло кошке, отрегулировала яркость ламп так, чтобы они светили не очень ярко, и вышла вон. Послышались быстрые шаги в коридоре, а потом тонкий голосок о чем-то заспорил с юным мальчишеским голосом. Вслед за этим в том самом коридоре погас свет, и наступила гробовая тишина практически во всей больнице.

Кэтти-Блэк глубоко вздохнула, впитывая в себя запах йода и карболки. Она, в принципе, любила этот запах. Всегда лучше, чем аромат формалина, который она ощущала еще будучи судмедэкспертом в Хэппи-Биг-Тауне. Во всяком случае, разница была в том, что медикаменты давали ощущение жизни, пусть и не всегда радостной, но жизни, а вот формалин напрочь убивал это чувство, давая понять, что ничто не ускользнет от смерти. И поэтому кошка была даже отчасти рада, что ее уволили тогда с работы. Повернувшись на другой бок, она снова уставилась на противоположную стену. Опять голубая полоска кафеля на фоне остального белого была похожа на полосу неба среди облаков. Ей снова почудилась красная полоска, такая же яркая, как повязка на глазах у Сэверза. Замечтавшись, кошка не сразу заметила, как задремала.

Ей приснилась пустыня. Выжженная, жаркая, песчаная, непроходимая и опасная. Где-то там сзади послышался странный шум. Обернувшись, Кэтти с некоторым страхом увидела приближавшуюся песчаную бурю. Не зная, куда спрятаться, она просто побежала вперед, постоянно обыскивая глазами местность на укрытие. Но как назло пустыня бала абсолютно равнинной. Нигде не было даже и намека на какие-либо дюны или барханы. Даже растительности тут не было, не говоря уж о животном мире. Только перекати-поля, обгоняя беглянку, мчались вдаль. А буря все гнала и гнала, грозясь соскрести кожу с любого живого, попавшегося ему на пути.

Кошка, окончательно выбившись из сил и отчаявшись найти хотя бы что-нибудь, что спасло бы ее, села на песок. Повернулась и посмотрела в сторону песчаной бури. А она все приближалась и приближалась. Вот она уже приблизительно в метрах двадцати от своей жертвы, Кэтти уже чувствовала, как песчинки касаются ее шерстки, проникают под волоски и уже слегка покалывают ее кожу. Решив окончательно покончить с этим, она легла на песок, посмотрела на небо, а потом закрыла глаза и приготовилась быть навсегда погребенной. В голове стали проноситься самые разные мысли, касавшиеся прожитой ею жизни. Родной Хэппи-Форест… Игры с Кэтти-Уайт и лисами… Обучение в школе… Первый страх высоты… Хэппи-Биг-Таун… Повышение квалификации… Встреча с Билли-Догом… Работа в отделе полиции… Хэппи-Долл и все его странности… Кэтти-Блэк даже как-то странно улыбнулась от таких воспоминаний, пусть и не всегда приятных. Она уже чувствовала приближение неизбежного и была уже морально готова ко всему.

Но прошла минута, две, а песок так и не спешил вздыбиться от ветра. Не понимая, что происходит, кошка открыла глаза, но ей сразу же стало больно смотреть. Видимо, частицы пыли попали на роговицы. Она стала щуриться и жмуриться от пощипывания в глазах. Единственное, что ей удалось разглядеть во всей этой мути – это чья-то светло-голубая фигура, стоящая там, откуда по определению шла пыльная буря. Сверху фигуру венчало что-то красное, такого же интенсивного цвета, как галстук и повязка на глазах Сэверза. Этот незнакомец приблизился к кошке, наклонился, и его сильные, но в то же время нежные и холодноватые длинные пальцы аккуратно провели по векам девушки, вытирая с них песок и слезы. Затем неизвестный взял что-то большое и плоское и накрыл этим предметом бедную кошку. Потом, привстав и что-то прошептав, таинственный гость положил что-то белое на плоский камень, располагавшееся недалеко от Кэтти-Блэк, и ушел, не проронив ни слова. Послышался звук закрывающейся двери, и пациентка окончательно проснулась.

То, что она приняла за песчаную бурю, было ничем иным как перегревшимся и оттого взбесившимся кондиционером, прогонявшим почему-то горячий воздух. Сейчас он уже не работал – видать, сломался. Большим и плоским предметом, накрывавшим кошку, было простое одеяло, которое все же было бережно подоткнуто ей под плечи и бока. Плоский камень оказался столиком у койки, а вот белый предмет почти не изменился. Это был конверт. Вернее не конверт, а сложенная вчетверо бумажка. Очевидно, что это было письмо от того незнакомца. Девушка, забывшись, хотела было взять письмо, но вовремя вспомнив, что руками она не может шевелить, вздохнула и стала ждать, когда к ней придет Гигглс или же кто-нибудь из посетителей.

Дверь открылась, и внутрь зашел Сниффлс. Он выглядел немного повеселевшим с момента последнего обследования кошки, однако его глаза все-таки бегали и скулы были слегка напряжены. Кэтти-Блэк это увидела, и ей не понравилось выражение лица муравьеда. Что-то в его виде начало беспокоить ее. В душе закралось какое-то подозрение, постепенно переходившее в страх, который потихоньку начал охватывать все ее тело от ушей до пальцев ног. По спине почему-то пробежал неприятный холодок, словно кошка увидела то, отчего ей было суждено умереть.

Если бы она только знала, что этот умный Сниффлс, хоть и несознательно, не со зла, без всякого гадкого умысла, невольно примет эстафету по обратному отсчету…

– Ну, ты как? – между тем, спросил Ботаник. – Как ты себя чувствуешь?

– Вроде бы нормально, – неуверенно начала Кэтти-Блэк, стараясь скрыть навалившееся чувство.

– Ты готова к операции?

– Как, уже?

– Да. Я думаю, что тут тянуть нельзя. Либо я делаю операцию без анестезии, и тогда шансы на скорое выздоровление будут оптимальными, либо же мне придется использовать обезболивающее, что может негативно сказаться на твоем мозге. Ну, ты помнишь, я тебе рассказывал о побочных эффектах.

– Ну, раз так… – пациентка задумалась. – В принципе, я согласна. Только…

– Что?

– Прочитай, пожалуйста, письмо. Оно лежит на столике. Оно последнее. Я хочу просто, чтобы ни одного не осталось, если вдруг я… Если вдруг я умру.

– Ну, хорошо. Только быстро.

Муравьед взял листок, удивился, что письмо не было завернуто в конверт, пожал плечами, развернул лист и начал чтение:

Дорогая Кэтти-Блэк.

Вообще, это письмо небольшое. Я не смог найти нужных слов, чтобы описать Вам, насколько для меня лично было тяжело узнать, что наш Флиппи Вас так изувечил. Думаю, Вы уже из других писем и от посетителей услышали достаточно теплых слов.

Лично я же тоже хочу пожелать Вам скорейшего выздоровления. И поверьте мне, мне бы очень хотелось, чтобы такого ужасного инцидента на самом деле не происходило. Будь на то моя воля, я бы нейтрализовал Прапора, когда тот только-только стал Берсерком… В общем, мне очень жаль, что так получилось. Я даже начинаю чувствовать себя виноватым и ответственным за Ваше здоровье.

Я слышал мимолетом от Гигглс, когда приходил сюда несколько минут назад (после чего я и написал эту записку), что Вам будут проводить операцию без анестезии, а также тот факт, что Вы уже однажды проводили на себе очень сложную хирургическую операцию без наркоза. Я лишь могу пожелать Вам крепкого здоровья и большой выдержки. Можете мне поверить на слово, перенести такое – почти подвиг (хоть у меня с некоторых пор имеется завышенный болевой порог). Как только операция закончится, и Вы уже будете выписаны и в состоянии двигать своими руками, я буду очень и очень рад видеть Вас снова в нашей школе. Мне очень приятно наше с Вами общение.

С наилучшими пожеланиями,

Сэверз

– Надо же, – хмыкнула кошка. – Даже в письме он такой вежливый… Приятно.

– Ну ладно, поговорили, – с некоторой нетерпимостью сказал Ботаник. – И хватит. Давай-ка мы с тобой, госпожа Кэтти, пойдем в операционную. Я помогу тебе встать.

Стянув с себя одеяло ногами, девушка подняла свое туловище (не без помощи муравьеда) и спустилась с койки. А Сниффлс между тем надел на нее халатик, бережно подхватил ее за недвигающуюся локоть и повел по больнице. Вообще-то идти было недалеко – операционная находилась всего-то через дверь. Так что кошка смогла дойти вполне самостоятельно (хоть она и понимала, что помощь Ботаника была чистой формальностью).

В помещении для операций йодом и прочими медикаментами пахло гораздо сильнее. Помимо всего этого тут пахло еще чем-то, до боли знакомым Кэтти-Блэк. От этого запаха перед ее глазами начало все потихоньку плыть. Сниффлс уже каким-то образом успел надеть марлевую повязку и еще что-то, отчего он сам выглядел очень бодрым. То же самое было надето и на Гигглс. Видимо, в палате случайно распылили хлороформ, поэтому кошка бессильно легла на койку, стараясь не заснуть. Муравьед тут же надел перчатки, а Смешинка прикатила к операционному столу тележку с инструментами.

– Итак-с, начнем, – сказал главный доктор. – Кэтти-Блэк, скажи мне только еще раз: ты действительно готова терпеть все то, что я буду делать с тобой?

– Делай, – совсем уже тихо проговорила Кэтти, борясь с действием пролитого хлороформа.

– Ладно. Скальпель!

В руке муравьеда оказался маленький медицинский ножик. Сниффлс наклонился над правой рукой, сделал большой надрез у самого жгута, а ремень сам ослабил. Сначала кошка ничего не почувствовала, а когда она ощутила, как плечо стало потихоньку неметь и ныть, а под правой подмышкой она почувствовала что-то жидкое, она еле слышно простонала. Ибо ей было действительно больно.

====== Глава 16. Третья смерть, или Операция на руки ======

Муравьед, сделав надрез у жгута и ослабив ремень, раскрыл мышцы и стал оценивать их состояние. Он искал нерв, тот, который отвечал за сгибание руки. Наконец он нашел серую ниточку, которая очень искусно вплеталась в мышечные волокна. Аккуратно ухватив нерв ниточкой, он стал эдаким образом дергать, чтобы найти обрубок в ране, нанесенной Флиппи. В конце концов, отрубленный конец нашелся, правда, от подергивания он настолько глубоко ушел внутрь, что Ботанику потребовался пинцет и помощь Гигглс, чтобы ухватить этот конец и обозначить его.

Тело пациентки слабо дернулось, Кэтти-Блэк глубоко выдохнула. Сниффлс ее прекрасно понимал: она хоть и обещала, что будет терпеть, но операцию всегда очень трудно перенести, тем более без анестезии. Это почти равнялось самоубийству. Но в то же время хирург был немало удивлен реакцией. Это был лично для него первый случай в жизни, когда оперируемое существо просто выдыхало от раздражения столь важных нервов. И все равно он стал оперировать осторожнее, хотя, казалось, куда уж больше.

Гигглс, стоявшая рядом и подававшая инструменты Сниффлсу, когда тот просил, очень переживала за Кэтти-Блэк. Хоть она много раз видела всевозможные операции, которые проделывали муравьед и Лампи, в этот раз ей было страшно смотреть, как несчастная кошка, превозмогая боль, тоже наблюдала над тем, как ее руки режут скальпелем. Поминутно бурундучиха просто отворачивалась, не умея пересилить свой подсознательный страх крови, но потом была вынуждена вернуться к работе. Кстати, во время одной такой «отлучки» она заметила нечто блестящее и золотистое на полке у плакатов со строением пищеварительной системы. Чуть позже она сумела разглядеть в этом непонятном предмете немного проржавевшую статуэтку какого-то божества. Что-то смутно знакомое показалось ей в этом божке. Но потом она выкинула эту мысль из головы.

Сама же Кэтти-Блэк, борясь с очередным приступом сонливости, вызванным не выветрившимся хлороформом, вдруг пожалела, что вообще согласилась на операцию без наркоза. Всякий раз, когда Сниффлс касался ее тела, пусть даже не вскрытого участка, а к простой коже и шерстке, она испытывала адскую боль, жжение и жуткое, невыносимое покалывание. Словно Ботаник был неким демоном, который стремился не вылечить, а скорее измучить и извести пациентку. И хотя кошка прекрасно понимала, что это не так, тем не менее, она едва сдерживала стоны и слезы, чтобы не показать, насколько ей было больно.

– Так-с, – пробормотал Сниффлс, найдя второй конец порезанного нерва и проделав то же самое со второй рукой. – В принципе, тут два варианта: либо ампутировать руки вообще и попробовать после операции разработанные и доработанные мною протезы, либо же использовать неопробованный мною метод сращивания нервов на клеточном уровне с помощью моего нового сложнейшего изобретения. Вообще, я бы посоветовал ампутировать руки.

– А почему нельзя использовать второй вариант? – спросила Смешинка.

– Я же говорил: метод сращивания нервов еще мною не опробован на живом существе, – терпеливо объяснил хирург. – И я не могу точно сказать, как это может сказаться на организме. Вдруг произойдет мутация? Или, что еще хуже, летальный исход?

– Но… Как же теперь быть? Неужели она останется без рук?! – бурундучиха очень разнервничалась и распереживалась. – Но как же она жить потом будет?

– Госпожа Гигглс, – Сниффлс положил ей руку на плечо. – Послушай, я очень хочу помочь нашей новой сожительнице. И мне так же, как и тебе, очень ее жаль. Я тоже переживаю за нее и хочу ее здоровья и благополучия не меньше твоего. Но я, как врач, не должен рисковать. Я не должен подвергать опасности жизнь пациентки и ставить ее под угрозу смерти, ибо я следую клятве Гиппократа. Так что… Зря я предложил второй вариант.

– Но ты же зачем-то сказал?

– Видимо, подсознательно хотел взбодрить. Не получилось. Ладно, придется резать. Ножовку!

Гигглс едва не плакала. Она всегда переживала за всех, когда кто-то получал увечье, за исключением братьев-близнецов (которые ее грабили несколько раз) и Диско-Бира (который уже давно достал ее своими ухаживаниями). Ей было горько смотреть, как Кэтти-Блэк вот так вот сейчас лежала на столе, слышала весь разговор и понимала, что ее ждет. Медсестра не могла себе представить эту кошку без рук, как Хэнди. Поэтому она не сразу достала ножовку, словно пыталась потянуть время и дать муравьеду хотя бы пару секунд на то, чтобы передумать. Но, видимо, Ботаник говорил тогда очень серьезно. Потому что он, взяв пилу, подошел к пациентке с правой стороны, примерился к тому месту, где ближе всего была кость, и уже завел руку, как тут он услышал слабый стон, а потом Кэтти, посмотрев на него своими лунными глазами, прошептала, не в силах говорить громче:

– Сращивай нервы.

– Что? – опешил Сниффлс, все также держа руку с ножовкой наготове. – О чем это ты говоришь?

– Сращивай нервы, – повторила кошка чуть громче.

– Но как? – хирург был введен в замешательство. – Я не могу этого сделать. Вдруг ты умрешь? Тебя нельзя ставить под угрозу смерти.

– Сниффлс… – уже плача сказала пациентка. – Я не хочу… Я не хочу быть безрукой. Я этого не вынесу, не переживу. Пожалуйста, сделай что угодно, только не лишай меня рук! Умоляю!

И из лунных глаз совсем уже опечаленной и измученной кошки потекли слезы. Из груди до муравьеда и бурундучихи донеслись отчаянные всхлипы. Ботаник был поражен. До этого самого момента Кэтти соглашалась на все, что он сделает с ней, даже боль терпела. Но тут… Он как-то беспомощно посмотрел на свою помощницу. Та тоже едва не ревела, и Сниффлс понял, что теперь он просто обязан вернуть кошке руки, как бы там не сложились обстоятельства. Он вздохнул, воткнул в плечо пациентки капельницу, пустил кровь, затянул жгут на правой руке, а потом вышел вон из операционной палаты, не обратив внимания на стоявшую у дверей позолоченную статуэтку.

Девушки остались одни. Гигглс тревожно смотрела на приборы, отмерявшие сердцебиение Кэтти, и затем немедленно переводила взгляд на саму кошку. Та лежала и всхлипывала. Смешинка, не зная, как утешить новую подругу, положила свою руку на плечо и стала гладить. Но это не помогло. Пациентка хоть и посмотрела с благодарностью на медсестру, но плакать не переставала. Видимо, нервы у нее были на пределе. Тогда бурундучиха решилась на отчаянный шаг: она достала баллон с анестезией, присоединила к нему шланг с маской и положила ее на лицо Кэтти. Та же, поняв, что собирается сделать Гигглс, замотала головой, пытаясь стряхнуть с себя эту маску.

– Ты не должна! – сказала она. – Зачем ты это делаешь? Оставь, прошу! Мы же договорились без наркоза!

– Прости, подруга, – с искренним сочувствием ответила медсестра. – Но я больше не могу смотреть на твои страдания. Ты слишком многое на себя берешь, нельзя так с собой поступать. К тому же это общая анестезия, от него никогда еще побочного эффекта не было. Ты просто поспишь.

С этими словами она крутанула вентиль баллона. Послышалось тихое шипение высвобождающегося газа. Кошка дернулась, повернула голову вправо, но бурундучиха крепко зафиксировала маску на лице пациентки. Через минуту черное тельце перестало сопротивляться, а глаза лунного цвета закрылись. Дождавшись полного засыпания кошки, Смешинка убрала маску, закрыла баллон и убрала его подальше.

– Прости, – прошептала она, стоя почти у самого уха Кэтти. – Но я хочу как лучше.

Кэтти-Блэк с громким вздохом встала с койки. Грудь и плечи неимоверно болели, на лице до сих пор ощущалась резиновая рамка от маски. Она огляделась по сторонам. Она находилась в той же самой операционной палате, в которой и уснула стараниями бурундучихи. Девушка уже было подумала, что операция закончилась, но как только она попыталась сделать движение рукой, у нее получилось лишь поднять плечо. «Но… Но как? – подумала с тревогой кошка. – Как такое могло случиться? Почему я одна? Где все?».

– Ау? – позвала она тихим голосом. – Сниффлс? Гигглс? Тут есть хоть кто-нибудь? Пожалуйста, отзовитесь!

Но никто ей не ответил, лишь тихое и невнятное эхо повторило ее зов. Поняв, что лежа она не добьется ничего полезного, пациентка решила перейти к действию. С большим трудом с помощью ног она сбросила с себя одеяльце и спрыгнула со стола. Пол был почему-то мокрый. Девушка посмотрела вниз и остолбенела: вся плитка была измазана в крови, желчи, желудочном соке, мозгах и еще в чем-то склизком и противном. Чуть погодя она почувствовала на своем теле точно такую же склизкость – она была вся забрызгана кровью. Это очень не понравилось Кэтти. Снова что-то тревожное охватило ее тело, заставляя трястись мелкой дрожью. Она двинулась в сторону двери, но тут ее мимолетный глаз уловил нечто блестящее в отдаленном углу палаты. Приблизившись, кошка смогла рассмотреть предмет.