Текст книги "Тайна Хэппи-Долла: Чернила (СИ)"
Автор книги: KroccovepMan
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 50 страниц)
Добравшись до полянки, он увидел тут же небольшой красный колючий шарик, усыпанный белой перхотью. Флейки. Она каким-то образом нашла сокровенное место Флиппи и теперь сидела, свернувшись клубочком, обхватив руками колени и подняв голову на небо. Кажется, она сидела здесь с самого утра и наблюдала рассвет с утренним туманом. „Интересно, – подумал про себя бывший военный. – Как она выглядела в тумане? Хе, как ежик в тумане…“. С грустно улыбкой он молча подошел к дикобразихе и сел рядом с ней, держась на некотором расстоянии от иголок – он хоть и любил Чудачку, но укалываться об ее иглы не очень хотелось.
– Доброе утро, Флиппи, – сказала девушка, не оборачиваясь на него и не отрывая взгляда от неба.
– Да… Доброе, – тихо ответил медведь. – Давно ты тут?
– С шести утра…
– Почему так рано встала?
– Не спалось, – девушка только тут опустила голову. – Флиппи… Мне снились кошмары. Я видела во сне, как тебя похитили Сниффлс и Гигглс, а потом унесли куда-то… Тебя приковали к какой-то карусели недалеко от Сплендида… И… В общем… – слеза выкатилась из вишневых глаз Флейки и потекла по щеке, а сама дикобразиха стала тихо всхлипывать.
Флиппи не стал расспрашивать. Интуитивно он понял, что видела Флейки. Ей приснился вещий сон, а потом кто-то ей объяснил всю соль. А дикобразиха, услышав правдивый рассказ, не на шутку перепугалась. Небось, всю ночь не спала совсем, все переживала и думала, пойти ли к Прапору или лучше не ходить. Медведь присмотрелся к девушке и убедился в своей догадке. У Чудачки под глазами были синие мешки, сама она дышала неровно и периодически клевала носом. Еще немного – и она просто уснет сидя, даже не заметив этого, хотя было видно, что она с упорством, достойным уважения, боролась с этой дремой.
– Слушай, Флейки… – тихо начал парень, подсаживаясь к любимой. – Ты всю ночь не спала. Прошу тебя, поспи немного.
– Нет! – резко воскликнула та, круглыми глазами глядя на Флиппи. – Ни за что! Я… Б-боюсь…
– А ты на меня ляг, – бывший военный с улыбкой распростер руки. – Я побуду с тобой.
– Т-ты..? Побудешь со… Мной? – немного удивилась девушка, все же пододвигаясь к медведю.
– Ага. Побуду. И защищу от всего, что будет угрожать твоему покою, твоему здоровью и твоей жизни. Я буду защищать тебя. Ну же, Флейки, не бойся… Я не обижу тебя. И Он тебя – тоже.
– П-п-правд-да? – глаза дикобразихи наполнились надеждой и робкой радостью.
– Я обещаю.
Дикобразиха нерешительно подвинулась и прижалась к Флиппи. Она старалась больше не дрожать, чтобы не показаться совсем трусливой, однако у нее это плохо получалось. Но Флиппи не стал обращать на страх девушки никакого внимания. Он и без того знал, чего конкретно она боится. Поэтому он просто взял и прижал к себе Чудачку, старательно избегая ее игл. Тут он заметил одну интересную деталь – как только его любимая оказалась в объятиях, она как-то сразу успокоилась, а колючки превратились в нечто подобное обычных, но чересчур длинных волос. Невольно зеленая лапа прошлась по таким „прядям“, ощущая не колкость, не остроту, которую привык испытывать Прапор, а необыкновенную мягкость.
– И давно у тебя так колючки умеют переделываться? – с улыбкой спросил он.
– А? – не поняла Флейки. – Ах, это… Ну, с самого детства… Когда меня кто-то обнимал, то… Мои иглы становились мягкими, словно ткань… Или волосы…
– А почему я раньше этого не замечал?
– Наверное… – девушка сглотнула. – Потому что ты меня раньше никогда не обнимал вот так…
– Как?
– С любовью. Настоящей любовью… Раньше ты обнимал меня, чтобы утешить, успокоить, как отец ребенка. А сейчас… Ты как-то по-другому меня обнимаешь, – после этого дикобразиха смолкла, покраснела и уткнулась носом в грудь вояки, не смея больше произнести ни единого словечка.
Флиппи был немного ошарашен. Но в то же время он ясно осознал, что его возлюбленная была права: он впервые обнимал ее за просто так, из любви к ней. Не отцовской, не покровительственной… А такой, которая соединяет сердца парня и девушки. Такой, которой подвергаются любые молодые в первые минуты встречи и в последующих свиданиях где-нибудь в уединенных местах. Короче говоря, самой горячей и самой сильной любовью. Которую нельзя восполнить ничем другим, даже найдя себе любовника. Зеленая лапа мягко и плавно проходила по красным „волосам“, усыпанным блестящей перхотью…
– Знаешь… – отметил вояка. – А твоя перхоть очень похожа на заколки, когда у тебя иголки становятся мягче.
– П-правда?
– А тож.
– С-спасибо… Флиппи… Я люблю тебя…
Так они и просидели до обеда вместе, обнимаясь и глядя на светлеющее небо Хэппи-Долла. Они не заметили, как в один момент между деревьев тяжелым шагом прошла фигура в плаще, мимолетно бросив на них ядовитый взгляд ярко-красных глаз и недовольно рыкнув, после чего исчезла, направляясь прямо к городу.
Сплендид всю ночь не спал. Ему было не до сна. А потому утром он был весь разбитый, сонный и вообще никакой. Он не мог уже делать никакую домашнюю работу, не говоря уже о работе супергероя. Хотя к счастью именно сегодня никому помощь сильного летающего летяги не требовалась – у всех, ну, во всяком случае, у большинства жителей городка, было точно такое же подавленное настроение, как и у него, никому и в голову не приходило заняться хоть каким-нибудь стоящим делом. Так что все было тихо и спокойно, можно было бы услышать, как где-то вдалеке шумит море.
Умывшись и приведя свое лицо в порядок, Великолепный решил заварить себе кофе. Конечно, при таком раскладе относительного спокойствия можно было себе позволить вздремнуть, но летяга не решался ложиться опять в постель и погружаться в царство Морфея, где героя ждали кошмары и ужасы в стиле франшизы „Пила“. Лучше уж потерпеть еще сутки, пока мозг не переварит все пережитое и не выкинет куда-нибудь в подсознание, чтобы больше об этом никогда не вспоминать. А потом можно и завалиться хоть на двое суток подряд, со спокойной душой игнорируя крики о помощи. Все равно теперь все знали, что если они умрут, то завтра же утром они проснутся у себя дома живыми и невредимым.
С такими мыслями Сплендид с натянутой улыбкой смотрел в окно, наблюдая бабье лето. В этом году было невероятно тепло. Солнце припекало и прогревало воздух с землей, даруя жителям планеты Земля ласку и теплые объятия. Летяга с удовольствием впитывал в себя лучи, приятно щекотавшие его нос, и чувствовал, как его тело наполняется особой энергией серотонина, несмотря на замотанность и эмоциональный упадок вследствие той бурной ночки. Он ощущал в себе прилив новых сил и готовность вновь совершать подвиги, хотя бы просто так, ради себя и друзей.
– Эх… – вздохнул он, вертя кружку в своих тонких пальцах. – Как жаль, что все мои подвиги оборачиваются для всех новыми катастрофами, чем чем-то хорошим… Почему же я такой неудачливый? Почему у меня все валится из рук? Я же супергерой. Я криптонец. На земле мне нет равных, кроме Сплендонта, с которым я мог даться наравне… Эх, интересно, как он там? Что он сейчас делает, этот… Герой?
Сплендид никогда не говорил о своем брате-близнеце плохо. Ну, пару раз скажет грубое слово, но в глубине души он все еще надеялся, что красный летяга когда-нибудь ответит добродушной улыбкой на его предложение о дружбе и сотрудничестве. И тогда Земля наконец-то сможет спать спокойно, ведь на посту будет уже не один, а сразу два супергероя. Оба будут сильными и непобедимыми, никто не сможет их побороть. Они будут вместе бороться с мелкой и крупной преступностью, останавливать мировые кровопролитные войны вроде той, что сейчас шла где-то во Вьетнаме между Тигриной Федерацией и Объединенной Зеленой Республикой… Дид и Донт были бы напарниками. И просто братьями.
От таких мыслей на душе Великолепного стало как-то гаже, чем с утра после бессонной ночи. Допив остывший кофе, супергерой вымыл чашку, поставил ее на место, сел за кухонный стол, закрыл лицо руками и стал напряженно думать, чем бы ему заняться в этот неожиданный выходной. Но мысли все вертелись около той злополучной истории с каруселью и неизвестным сверхъестественным существом, пытавшемся убить Кэтти-Блэк и большую часть населения Хэппи-Долла, в том числе и его. „Вот только… – пронеслась вдруг в его голове мысль. – Каким образом тот неизвестный собирался меня убить? Неужели и он знает что-то про Крипторех? Но как он узнал? Откуда?“.
Тут его размышления прервало сообщение по радио, где передавалось, что на окраине городка Дылда попал в аварию недалеко от обрыва, и теперь он буквально балансирует на краю пропасти, чтобы не свалиться на острые скалы. Супергерой только закрыл лицо рукой. Ему было не в первой выслушивать объявления о неприятностях Лампи. Проблема заключалась в том, что он уже был сыт этими происшествиями по горло. Но делать надо было что-то, иначе Сплендида посчитали бы либо ленивым, либо трусливым. Тяжело вздохнув и взглянув на прощание на свой дом изнутри, он запер дверь на несколько замков, глубоко выдохнул, собрался с мыслями и стремглав полетел туда, где застрял его первый подопечный… И первая жертва на сегодня.
Дид проснулся в лесу через два часа после всего того, что с ним произошло. Он плохо помнил, что было тогда с утра. В ушах до сих пор звучал то сердитые возгласы Лампи, то его отчаянный вопль. То этот лось кричал, что он сам лучше бы справился со своей ситуацией, то умолял в слезах спасти его, честно говоря, никчемную жизнь. Герой еще тогда разозлился и пригрозил этому высокому существу, что если тот не прекратит ему указывать, то летяга без угрызений совести распилит его пополам своими лазерами. Но не это было главное… Загвоздка заключалась в том, что потом Великолепный просто отрубился. Его организм не выдержал и отключился, герой просто уснул.
– И как же это я умудрился заснуть прямо на рабочем месте? – спросил он себя. – И что случилось с Лампи тогда?
– Погиб он, – ответил Сниффлс, который, как оказалось, все это время был недалеко от Сплендида. – Когда ты уснул, твои руки, державшие фуру, разжались, и машина полетела вниз, а столкнувшись со скалами, взорвалась.
– Снифф? – удивился первый, вставая и глядя на ученого. – И давно ты тут? И ты что, наблюдал за мной?
– Немного есть такое. Ведь это я вызвал радиостанцию, – Ботаник поправил очки, протерев перед этим глаза. – Что с тобой-то случилось? Ты выглядел очень сонным. К тому же было весьма неожиданно наблюдать тебя в тот самый момент, когда ты просто засыпаешь прямо во время исполнения своего геройского долга.
– Не важно, – отрезал летяга, поднимаясь на ноги и потягиваясь. – Сон плохой приснился.
– Отнюдь. Если бы тебе приснился дурной сон, ты был бы хоть как-нибудь, но выспавшийся. По тебе же было видно, что ты вообще не спал.
– Ну да, не спал. Прям догадливый и прозорливый… А почему ты сам выглядишь не лучше?
– Я тоже не спал. Но мне это привычно… – муравьед тут зевнул, так что последнее слово почти невозможно было разобрать. – Я ведь ученый, я привык… Не спать ночами, пока я что-то изучаю.
– Почему сегодня не спал? Что изучал?
– Волну. Ту самую энергетическую волну, что прошлась по всему Хэппи-Доллу и не только, вызывая негативную реакцию у всего живого. Ты ведь помнишь свои чувства и ощущения после того загадочного вопля, разнесшегося над обломками больницы, где нас удерживали против воли?
– Ну… – летяга как-то неуверенно вспомнил события прошлой ночи. – Да, помню.
– Вот что ты тогда почувствовал? – Сниффлс, видимо, очень сильно заинтересовался этим явлением, раз так спокойно об этом спрашивал героя.
– Сначала – пустоту в душе. Потом холод. Одиночество… Брошенность. Потерянность, – удивительное дело, но ощущения всплывали прямо тут же, без каких-либо промедлений, в памяти вершителя правосудия, словно это с ним случилось совсем недавно. – А дальше я… Словно потерял всякую надежду на светлое будущее. Словно бы случился какой-то катаклизм, в ходе которого все, что у нас когда-то было, разрушилось. И все погибли, за исключением меня… Мне так казалось примерно два часа подряд. А потом все улеглось.
– Вот именно. То же самое чувствовал весь Хэппи-Долл и окраина Хэппи-Фореста! – торжествующе воскликнул ученый. – И такое уже происходит во второй раз. Плюс ко всему, это случается тогда, когда погибает Кэтти-Блэк. Значит, что-то у нас происходит… Пусть нехорошее. Но я должен это понять. Мы все должны это понять!
– Ты уверен, что нам это ничем не грозит? – Сплендид скептически поднял бровь.
– Конечно, не уверен. Но попробовать стоит! К тому же, мы ведь все погибаем не по-настоящему, мы на следующий день вновь живы и здоровы. Да и вообще – я считаю, что мы находимся в какой-то зоне аномалии… – тут муравьеда буквально понесло, и он стал рассуждать вслух, уже даже не обращая внимание на своего недавнего собеседника. – Мы умираем каждый день по-разному… А потом утром мы снова живы и невредимы… Раньше мы это не запоминали… Но теперь у нас как будто у всех разом активировали сектор памяти в головном мозгу… И мы не только начали запоминать свои нынешние смерти… Но еще вспомнили и предыдущие… А это произошло тогда, когда в нашем городке появилась Кэтти-Блэк… Так-так-так…
Летяга постоял-постоял, послушал немного научные изыскания своего очкастого приятеля, после чего вообще махнул на него рукой и улетел к себе домой, досыпать и восстанавливать свой измученный страшными мыслями мозг. Он был настолько измотан сегодняшним происшествием, а Ботаник был настолько увлечен своими размышлениями, что они оба даже не заметили, как между деревьев совсем недалеко от них, прямо у них в поле зрения неловко и немного неуклюже проскочила фигура в плаще. Эта фигура, едва поняв, что его даже не замечают, издала звук облегченного вздоха вкупе со страдальческим стоном, сверкнула ярко-красными глазами, послушала немного Сниффлса, после чего опять скрылась где-то в чаще.
– Яррр… – с тяжелой головой, словно после ночной пьянки, Рассел поднялся со своей койки. – Как же голова болит… Лопни моя селезенка…
За ночь он умудрился пережить несколько кошмаров подряд. Причем один не уступал другому. У каждого был какой-то свой хоррор-сюжет. Конечно, в основном на морскую тематику, но это ничуть не убавляло той степени ужаса, что пришлось пережить бывшему пирату. Гигантская белая акула, соразмерная киту… Кракен, пожирающий корабли, словно орешки, и у которого десять пастей внутри с миллиардами миллионов зубов, где висят ошметки одежды и плоти прошлых жертв нападения морского чудища… Корабль-призрак с его капитаном Дейви Джонсом, который захватывает его, Рассела, в плен и превращает в часть своего корабля, бедный выдра пытается вырваться, но к ужасу для себя врастает в стенку палубы… Очаровательные русалки с прекрасным голосом, оказывающиеся людоедками, съедающими только лицо заплывшего не туда моряка и высасывающими из него душу…
– Заприте мне в сундуке Дейви Джонса… – ругнулся он, глядя на себя в грязноватое зеркало. – Так недолго и помереть на дне морском… О-хо-хо, как же эти кошмары меня замучили… И выспаться не получилось. Видимо, сегодня мне лучше не ходить на рыбалку совсем. Иначе усну, а потом меня действительно сожрет акула, да так, что я уж на следующий день и вовсе не проснусь…
Умывшись и позавтракав, моряк вышел на палубу, встал на нос корабля и глубоко вдохнул. Свежий морской воздух был приятен его носу, не было ни одного другого запаха, который нравился бы выдре больше. Именно его солоноватый привкус сначала в ноздрях, а потом чуть-чуть на языке будоражил морского волка, бодрил его и насыщал энергией на весь день. Обычно Рассел так и делал с утра пораньше, уделяя такой своеобразной терапии около часу времени, после чего он отправлялся на рыбалку или в плавание в дальние города на торговлю рыбой. При этом он чувствовал себя веселым и полным сил, готовым не только на удачный клев или торговлю, но и на опасное приключение, в конце которого его ждали бы горы золота, выпивка и прекрасные девушки.
Но сегодня у него было абсолютно не то настроение, чтобы наслаждаться такими мыслями. Да что уж там, его даже морской воздух не бодрил. Ни капельки. Напрасно капитан пытался развеселиться, вспоминая затравленные временем анекдоты про каракатиц или про акулу. Напрасно он пел себе под нос песенки и старенькие мотивчики морских разбойников. Ничего не помогало, любая попытка развеяться так или иначе сходилась к одному: Рассел вспоминал ту самую ночь. Он еще ясно помнил, как его ставили на кон вместе с Лампи кому-то… Ему знакомому. Помнил тот низкий голос, насмехавшийся над каким-то еще одним пленником. А потом внезапное освобождение, мощный взрыв… И чей-то дикий вопль, разнесший по всему городку волну отчаяния и безысходности.
– Яррр, тысяча Кракенов, что бы это могло быть? – спросил он сам себя, наблюдая за „барашками“ на волнах. – И что тогда с нами случилось? Ничего не помню, заприте меня в сундуке Дейви Джонса…
Он со все той же тяжелой головой спустился на причал и медленно застукал протезами в сторону города, надеясь хоть там как-нибудь отвлечься. Однако его ждала усугубляющая картинка – почти во всем Хэппи-Долле не было ни души. Как будто городок вымер после той злополучной ночи. Нигде в окнах не горел свет, ни один магазин, за исключением круглосуточных, не работал, никто не ходил по своим делам, никто ни с кем не разговаривал. Даже ребятня вроде Тузи или Каддлса сидели по своим домам и переживали свои впечатления. В такой мертвящей тишине можно было услышать, как муха или комар пролетают мимо.
Тяжело вздохнув, моряк стал медленно и бесцельно ходить по главному проспекту, оглядываясь по сторонам и представляя себе постапокалиптический Хэппи-Долл. Как все погибнут окончательно или исчезнут от какой-то неизвестной беды, а он останется один в живых. Он будет искать себе пропитание, подворовывать из опустевших магазинов, сражаться с монстрами не только на суше, но и на море. Он будет тайным и неизвестным хранителем этого маленького, малоизвестного городка с аномалией. Его будет настигать смерть, но на следующий день после гибели он будет возрождаться и продолжать свое дело. Может быть, у него исчезнет цель, а может, она у него и будет. Главное, что он будет защищать поселение. Он будет хранить память, чтобы потом передать родной город кому-нибудь из других выживших.
– Гуляешь? – услышал он справа от себя знакомый хрипловатый голосок. – Что, дома не сидится, раз решил размять свои старые кости и пропитанные морской хренью протезы?
Лифти. Как всегда грубый и нахальный. Он стоял за углом в темной подворотне, очень удачно скрывшись в тени, а заодно и довольно ловко затаившись от поля зрения Рассела. Раньше еноты-воры знали, как можно было подобраться к пирату незаметно – с правой стороны, – и всячески пользовались этим, чтобы стащить в очередной раз кошелек с „неплохим уловом“. Но сейчас по тону младшего близнеца можно было догадаться, что он не настроен в данный момент времени грабить или делать что-то подобное.
– Яррр, гуляю, – спокойно ответил выдра, поворачивая к нему свой целый глаз. – А ты что здесь забыл? Почему не дома?
– Не хочу будить Шифти с его павой, – фыркнул Хитрюга и вышел из тени. – Дрыхнут, как сурки, да еще и мурлычат в голос… Меня это немного раздражает.
– Разве? – пират многозначительно поднял бровь. – Только ли из-за этого ты покинул дом?
– А тебе какое дело? – енот без шляпы сразу же почувствовал подвох в вопросе и поспешил уклониться от ответа. – Мало ли, по каким причинам я выхожу на улицу. Вдруг я тебя сейчас ограбить собрался, просто ввожу тебя в заблуждение?
– Мой друг, я чувствую по твоему тону, что у тебя такого не было в помыслах. К тому же, я сегодня не взял с собой ничего ценного. Поэтому скажи лучше правду. Если это что-то личное, ярр, то клянусь своими целыми глазом и рукой, я не скажу никому.
Лифти заколебался. Он обычно никому не рассказывал своих тайн и затаенных чувств, кроме Шифти – это было единственное близкое ему существо, даже ближе родителей, которых он не очень помнил. Но сейчас ему было просто жизненно необходимо выговориться хоть кому-нибудь, кроме брата. И уж тем более не самому Ворюге. Потому что то, что младший близнец сейчас скрывал, было не для ушей старшего. Он боялся, что после сказанного братец на него обидится и перестанет с ним разговаривать, а потом в школе поднимет на смех. „А если я расскажу Расселу, – подумал он. – То… Он ведь точно не расскажет. Он хоть и пират, но бывший… Слово свое сдержит. И не проболтается никому даже под пыткой…“.
Взвесив все „за“ и „против“, пораскинув мозгами, Хитрюга глубоко выдохнул и решился все-таки высказать Расселу свои мысли. Набравшись духовных сил и собрав мысли воедино, он сказал буквально на одном дыхании:
– Хорошо, ты меня раскусил. На самом деле, я завидую. Завидую своему брату. Мало того, что он в нашей паре главный, мало того, что он зачастую подставляет меня в ограблениях, мало того, что он даже не приходит ко мне на помощь, когда меня повязывает полиция, а забирает все деньги и убегает, так он еще и первым себе девушку завел. Причем какую девушку… Красивую, в какой-то мере умную, слушающуюся его… И что самое главное, ту, которая любит его не за деньги, как другие шалавы, которые к нам лезли в Хэппи-Биг-Тауне или Хэппи-Нью-Сити… А просто за то, что Шифти такой есть. А я сам тоже очень хочу завести себе любимую. Которая обнимала бы меня, целовала, ласкала, прижималась ко мне… Которая не боялась бы моей „профессии“, которая понимала бы меня с полуслова. В общем, я тоже хочу любить! И быть любимым!
Выпалив это все за раз, Лифти облегченно выдохнул. Как ни странно, но ему стало гораздо легче. Видимо, ему все-таки стоило выговориться кому-либо еще, а не держать все в себе. Енот перевел дыхание и посмотрел на Рассела. Тот молчал. Нет, у него не отвисла челюсть, он не расширил от удивления свой целый глаз. Он не был удивлен. Пират уже давно, еще с самого начала конфликта между близнецами из-за Кэтти-Блэк, знал, почему Хитрюга стал так себя вести по отношению к брату. А последние произнесенные вором без шляпы слова только подтвердили его гипотезу. Поэтому он решил подбодрить парня.
– Яррр, приятель, – с улыбкой начал он, похлопывая младшего близнеца по плечу. – Я ведь что-то подобное в тебе подозревал.
– П-правда? – вор немного опешил, он ожидал иной реакции.
– А-гась, – выдра стал медленно идти вдоль проспекта, енот пошел рядом с ним. – Я видел, как ты смотрел на Кэтти-Блэк. Вроде бы и с ненавистью, но не с такой, с какой ты обычно смотрел на ноющую Лэмми или на плаксивую Флейки. По-другому. Словно бы тебе втайне хотелось отобрать кошку у своего старшего брата и присвоить себе. Ты ведь даже несколько раз пытался их поссорить друг с другом, чтобы потом беспрепятственно появиться в жизни нашей новенькой гостьи. Не так ли?
– А может быть, я хотел вернуть себе брата! – Хитрюга попытался отпарировать. – Хотел, чтобы он перестал ошиваться вокруг этой кошки!
– Ох, Лифти, Лифти, – Рассел шире улыбнулся и покачал головой. – Мы ведь оба знаем, что это не та причина, по которой ты действовал таким образом. Ты завидовал своему брату, ты ведь это только что сказал мне. Ты хотел, чтобы ты первым обзавел себе девушку. Знаешь, я тебе дам один совет: успокойся и наберись терпения. Вот увидишь, когда-нибудь ты найдешь ту избранную, которая будет тебя любить.
– Ты уверен в этом? – енот недоверчиво хмыкнул и опустил глаза. – Все девчонки больше любят Шифти. Потому что он старше. А еще он носит шляпу, которая как магнит притягивает баб… Тоже мне, нашли на что зариться…
– Яррр, да, я уверен в своих словах. На свете очень много девушек, которые не обращают внимания на внешние характеристики. Когда-нибудь в наш маленький скромный городок придет та, которой ты определенно приглянешься не столько потому, что ты похож на брата, а потому, что ты особенный, что у тебя есть свои особые черты характера! Это обязательно произойдет с тобой, запри меня в сундуке Дейви Джонса, если я обману!
Енот без шляпы прыснул от смеха от последнего пиратского жаргонного словечка. Ему стало еще легче на душе. Этот моряк своими словами как будто свалил целую гору с плеч парня, облегчив ему душевные терзания. «Надо же, – подумал Лифти. – Никогда бы не подумал, что буду искренне благодарен этому старому прохвосту… Хм, мы так быстро нашли с ним взаимопонимание… Может, потому что нам не только нравится Кэтти-Блэк, но еще потому, что мы с ним „коллеги“? Он – пират, а я – вор-карманник… А что, вполне может быть».
– И откуда ты столько знаешь, а? – спросил он у Рассела.
– Мальчик, – усмехнулся тот. – Мне ведь как-никак сорок два года. Я пожил на свете, потому и знаю кое-что о жизни.
– Ну ясно… Слушай, а о девушках-то ты знаешь тоже потому, что некоторые у тебя уже были?
– К сожалению, нет, – грустно вздохнул пират. – Еще ни разу в моей жизни не встречалась особа, которая полюбила бы меня. К тому же, я со своими товарищами по большей части похищал красавиц для развлечения, а потом отпускал. Не уверен, что после такой поездки они в нас влюблялись. Разве что только мазохистки, а я таких не очень люблю… – он смолк, глядя в небо.
Так они и шли далее молча вдоль проспекта, иногда перекидываясь друг с другом парой словечек. Но в основном они не говорили ничего. Не о чем им было. Они слушали птиц, шумок автомобилей, проезжавших мимо городка по загородному шоссе и наблюдали за облаками. Каждый думал о чем-то своем. И они оба не видели, как между домами изредка мелькала фигура в длинном изорванном плаще с капюшоном, под которым сверкали ярко-красные глаза…
====== Глава 39. Городок-призрак ======
Кэтти-Блэк после той бурной ночки не спала совсем. Едва она оказалась дома у Шифти, в его теплых и нежных объятиях, ощущая его ласку, мягкость и легкий запах одеколона, то сон как рукой сняло. Она просто тихонько лежала, не решаясь разбудить своего суженого, только мерно дышала, упражняясь в дыхательной гимнастике. Все, что случилось с ней за эту последнюю ночь, произошло слишком быстро и внезапно… Она, конечно, уже давно привыкла к пустоте, там, куда она все время попадала во время состояния комы или после смерти. Но… Ворюга, оказавшийся в межмировом пространстве вместе с ней… Это было неожиданно. Что-то вроде сюрприза. «А я-то все время думала, что эта пустота – только для меня одной…» – промелькнула мысль в голове девушки.
Лежа в постели в руках енота в шляпе и слушая его тихий мерный храп, она смотрела в потолок, наблюдала за медленно ползшим по нему пятну лунного света. Постепенно это пятно растягивалось, добираясь до стен, а заодно и затухало. Дело было ближе к рассвету, уже можно было отличить среди серебристых бликов красноватые ниточки и полоски. В воздухе комнаты уже витала утренняя прохлада, чего раньше в доме близнецов не было ни разу – они не отличались привычкой открывать окно на ночь на проветривание, это уже была инициатива самой Кэтти. Чувствовался запах росы, собравшей пыльцу растений. «Пахнет, как в Хэппи-Форесте… – улыбнулась про себя кошка. – Как в любое его утро…». Прикрыв глаза, она погрузилась в сладкие воспоминания своих, пожалуй, самых запомнившихся периодов жизни – детства и работы в полиции Хэппи-Биг-Тауна.
Маленький черный котенок проснулся оттого, что его усики почувствовали пары утренней росы. Открыл свои большие лунные глазки, и зрачки тут же превратились в узкие щелочки. Носик забавно дернулся, котенок попытался сдержаться, но все же чихнул. Испуганно оглядевшись, котенок забеспокоился, что его соседи, белый котенок и два лисенка могут тоже проснуться от такого внезапного громкого звука. Но те только ушами дернули, что-то пробормотали во сне и продолжили свои странствия в стране Морфея. Облегченно вздохнув, черненький соскочил со своей маленькой кроватки, тихо прошагал через всю комнату, стараясь не произвести ни малейшего звука, и, шмыгнув за дверь, выскользнул на улицу.
На улице было прохладно и свежо, как и в любое утро. Ранние пташки только-только проснулись и теперь сидели в кронах деревьев и распевались, забирая высокие и низкие пассажи. Какие-то мелкие пичужки, едва завидев черношерстного гостя, слетели со своих веток и чуть покружились вокруг котенка, радостно чирикая и приветствуя своего друга, совершенно не боясь ни его природы, ни его коготочков. Они уже давно знали, что это маленькое существо им ничем не навредит, что оно их не тронет. И поэтому некоторые из них даже подсаживались совсем близко от пришедшего, смотрели на него своими глазками-пуговками и приветливо щебетали, иногда с такой выразительной интонацией, что складывалось впечатление, как будто они говорили на языке зверушек-антро.
– И вам всем доброе утро… – улыбнулась маленькая Кэтти-Блэк. – Мне так нравится ваша песня… Спойте мне еще что-нибудь, пожалуйста.
Она уселась под большим тенистым дубом, поджала колени под себя, обхватив их ручками, положила голову на них и стала слушать. Птички, переглянувшись, расселись по своим веткам, словно в симфоническом оркестре, задали свои чистые ноты, «настроились» на нужный лад и защебетали. Их песня была очень схожа с одной из композиций группы Dark Moor, а конкретно – с одной давно известной песенкой… «Музыка в моей душе» («A Music In My Soul»). Кошечка улыбнулась, прикрыла глаза и вслушалась. Она любила эту песенку больше всех. Потому что именно ее мам пела своей дочери на ночь до своей скоропостижной смерти…
Листья шумели, словно по ним капал дождь, а где-то в отдалении слышалось соло соловья. Можно было услышать подражание фортепиано и флейты, а также басовых инструментов. Весь лес затих и слился звуками с песней, исполнявшейся только ей, Кэтти-Блэк. А она просто сидела и слушала. Вот вступление уже отзвучало, пора певцу заводить…
I break down just thinking on dark swallows,
I’ve not strength enough to fly away,
So I could look like a kid who follows,
Staggering, a serpentine long way.
Тихий, тонкий, немного тянущий верхние ноты голосок запел, разнося загадочные строчки над кронами деревьев. Дуб, под которым сидела гостья леса, загудел и зашелестел своими твердыми листьями. Ласточки, прилетевшие с пригорка, зачирикали, сели рядышком и с любопытством посмотрели на певунью, словно понимали, что речь шла о них самих, и предлагали свою посильную помощь. Кэтти-Блэк заметила эту необычную публику, слабо улыбнулась и махнула ручкой, прогоняя ласточек. Хоть она и любила, чтобы живность была недалеко от нее, но ей было немного некомфортно, когда кто-нибудь из живых существ был совсем рядом с ней.
Она с самого детства сторонилась остальных. И друзей, и братьев-сестер, даже родителей и прочную родню. Единственное существо, которое было ей ближе всех на свете – ее родная мать, Шэдоу Блэк. Это была самая красивая представительница семьи Блэков. Идеальная фигура с плавными линиями талии, длинный, тонкий и гладкий хвост, редкие рыжие полоски, а вокруг глаз – белые «очки». Ушки этой кошки были, правда, меньше, чем у других, но это придавало ей только большее очарование. А характер… Под стать внешности: добрый, отзывчивый, сострадающий. Шэдоу Блэк была готова протянуть руку даже самому обездоленному.