Текст книги "Тайна Хэппи-Долла: Чернила (СИ)"

Автор книги: KroccovepMan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 50 страниц)

– Ладно. Тогда во сколько?

– Ну, думаю, примерно в час. Да, кстати, прихвати с собой розу.

– Зачем?

– Нужно. Не спрашивай, просто поверь – нужно. Ладно, спокойной ночи. Постарайся выспаться.

Послышался странный звук, не то «чмок», не то «хлоп», и в трубке послышались однообразные гудки. Кэтти-Блэк сидела и слушала их, словно они были для нее своеобразной музыкой. Она пыталась сейчас сосредоточиться и понять, что же именно произошло. Нельзя сказать, что разговор и приглашение ввели ее в ступор, просто в голове было очень мутно, мозг отказывался правильно воспринимать информацию и выстраивать мысли в нужном порядке. Тщетно. В голове постоянно мелькали образы Берсерков в лице Сниффлса, Гигглс, Натти, Рассела, Каддлса, Тузи и Лифти. Они окружали ее, злобно и безумно смеялись, норовили схватить ее и выдать Флиппи.

Измучившись подобными мыслями, кошка кинула взгляд на розу. Она уже распустила свои лепестки. Было очевидно, что ей водоросли-паразиты и прочие неудобства для остальных культурных растений были нипочем. Вздохнув, Кэтти все-таки сменила воду в стакане и отставила вообще далеко от себя на кухню на подоконник, предварительно открыв окно. А затем она без сил упала на кровать, кое-как укрылась одеялом и уснула. Спала она тяжело и плохо.

На следующее утро она проснулась на удивление рано. На часах было без двадцати семь. То есть девушка могла еще немного отоспаться. Но она не могла. Она выспалась. Однако это не было для нее в радость. Голова до сих пор жутко болела, кости ныли. Вставать было еще труднее, чем после сна о пиратах. Но Кэтти-Блэк пересилила себя и поднялась, села на матрас. Не зная, чем бы ей заняться, она сварила себе кофе, чтобы окончательно проснуться и больше сегодня не засыпать. Но ей не везло. У нее все валилось буквально из рук: то турка выскользнет из пальцев, то сам кофе убежит, а то и ложка для размешивания напитка упадет в сосуд и утонет в заварке так, что достать ее было весьма и весьма проблематично. И все же кошке удалось с грехом пополам сварить кофе. Правда, он оказался очень горячим и крепким, обжигал язык и заставлял и без того ослабленное сердце девушки биться еще сильнее. Но, тем не менее, одну цель кошки напиток все же выполнил – она проснулась и взбодрилась.

Очнувшись от учащенного сердцебиения и оправившись от внезапного прилива энергии, Кэтти решила прогуляться. В парке в какой-нибудь отдаленной его части, чтобы не попадаться кому-либо на глаза. Хотя если принимать во внимание школьное время, то фактически в парк никто не придет. Ну, за исключением четверых: Диско-Бира, Мола и Папаши с Малышом. Да и то очень маловероятно, тем более, когда на часах было только восемь часов. В общем, это время было идеальным для тех, кто очень хотел бы уединиться и подумать о чем-нибудь своем. Поразмышляв таким образом, девушка вышла из номера, прихватив с собой небольшую сумочку-ридикюль, куда она положила розу.

Просидев и прогуляв так до половины одиннадцатого в парке, кошка обнаружила, что чувствует себя лучше, пусть и не особо. Во всяком случае, голова перестала болеть и кружиться. Однако до встречи еще было полтора часа времени, а дольше здесь находиться девушка не хотела. Ей хотелось пройтись еще где-нибудь. Но, кроме парка, в Хэппи-Долле не было мест, где можно было бы спокойно поразмышлять о чем-нибудь. Однако тут девушка вспомнила об Аллее Скорби. Перед глазами моментально всплыла маленькая улочка, являвшаяся неким краеугольным камнем Северного Кладбища. Однако вскоре она отбросила эту мысль – Аллея Скорби была слишком мрачным местом, да и располагалась она в мрачном месте.

Вздохнув, Кэтти-Блэк решила все-таки пойти в школу, а там уже переждать остальные часы до назначенной встречи. Что она и сделала – уже через полчаса она вошла в здание учебного заведения. И ей сразу же встретился Флиппи.

Он сидел у себя в маленькой комнатенке. В его руке была кружка, очевидно, наполненная чем-то горячим, но медведь оттуда не пил. Он смотрел в окно. Его лицо было очень печальным, грустным. Глаза его блестели от слез, он вздыхал. Он даже не сразу обратил внимания на пришедшую. А кошка, в свою очередь, сначала очень испугалась вида Прапора, вспоминая все свои ночные кошмары. Но потом она поняла, что боится лишь своих снов, в реальности этот бедолага пытается быть нормальным. «Наверное, он сейчас думает о чем-то своем, о прошлом, о своих друзьях, родных… – заключила она. – И, видимо, эти воспоминания ему очень болезненны. Как бы я хотела ему помочь! Но нельзя – в таких случаях нельзя беспокоить…».

Кэтти уже хотела тихо пробраться мимо каморки, и ей это почти удалось, она прошла в коридор, да только Флиппи заметил ее. Он встал, отставил кружку на столик, пошел вслед за кошкой и взял ее за плечо, останавливая. Девушка развернулась и встретилась с его глазами.

– Привет, – тихо проговорила она.

– Привет, – ответил ветеран. – Что ты здесь делаешь? Тебя уже выписали?

– Да. А что случилось?

– Ты… Как бы тебе сказать, – замялся Прапор. – Ты просто очень плохо выглядишь.

– В самом деле?

– Да. Ты себя видела в зеркало? – медведь взял лицо кошки обеими руками и стал осматривать. – Мешки под глазами, лицо осунувшееся, шерстка поблекла, глаза красные и тусклые… Боже, да что же ты сделала с собой?

– Ничего, – удивилась кошка. – Я просто попросила Сниффлса выписать меня пораньше.

– Мне кажется, ты зря выписалась, – с этими словами Флиппи повел Кэтти в свою каморку. – Пойдем, ты посмотришь на себя.

– А может, я лучше в женский туалет пойду? – осторожно спросила девушка.

– Боишься меня? – догадался медведь. – Ладно, иди. Дальний конец коридора, третья дверь от стены слева.

– Я не это имела в виду… – пришедшая поняла, что глупо поступила. – Я не…

– Не важно, – ответил Прапор, скрывая всякие эмоции. – Меня многие боятся, я уже привык к этому.

– В самом деле?

– Да. Ну, иди, – ветеран подтолкнул кошку, словно гнал ее от себя.

– Нет, – она встала как вкопанная. – Прости меня, пожалуйста. Я сама не знаю, что на меня нашло. Прости, я не хотела тебя обидеть. Помнишь, как я хотела, чтобы ты ко мне приходил?

– Ну помню… Только вот я не мог. Нужно же кому-то школу охранять. К тому же я очень боюсь за тебя. Да и за себя тоже. Я ведь могу в любой момент озвереть, дай мне только повод. И поэтому я не приходил – боялся, что если я превращусь опять в Берсерка там, то тебя уже нельзя будет спасти. А я не хочу никого убивать. Я хочу, наконец, избавиться от своего зверя. Навсегда.

– Флиппи, – Кэтти подошла к медведю сзади вплотную, положила ему руки на плечи и наклонила голову к его уху. – Твое одиночество и стремление к уединению тут не помогут. У тебя должен быть тот, кто помогал бы тебе справиться с твоим гневом. Так понимаю, у тебя есть этот кто-то. Чудачка, да?

– Откуда ты знаешь? – удивился Прапор, поворачиваясь к кошке.

– Мне Гигглс с Петунией рассказывали.

– Хе, вечные болтуньи, – усмехнулся медведь. – Да. Флейки – одна из тех, на кого у меня просто рука не поднимется. Она ведь… Такая хрупкая, беззащитная. Боязливая. Боится ведь поголовно всего: деревьев, ножей, озер, одиночества. Но больше всего она боится птиц и самолетов. Она маленькая и настолько беспомощная, что даже Берсерк не в состоянии ее тронуть. Жалеет он ее. А я ее люблю. Она – меня.

– Вот и хорошо, – Кэтти, кажется, была очень обрадована таким заявлением. – Значит, полдела сделано. Осталось лишь научиться самому контролировать Берсерка.

– И в кого ты такая умная? – Флиппи снова взял обеими руками лицо кошки и посмотрел ей прямо в лунные глаза.

– Не знаю, – честно ответила девушка, переплетая свои пальцы с мозолистыми пальцами Прапора. – Я папу не помню. Он ушел, когда еще я, Кэтти-Уайт и Элис с Луис, мои двоюродные сестры и брат, были маленькими и жили вместе. Наверное, что-то с ним случилось. Во всяком случае, мама мне рассказывала, что он связался с плохой компанией, и теперь пытается искупить все свои черные дела. Сама мама у меня была простой медсестрой, она не отличалась каким-либо умом и талантом. Может, я в дедушку такая. Он тоже много изучал психологию и медицину. Правда, он не был судмедэкспертом – он был хирургом.

– Интересно, – улыбнулся ветеран. – Ладно, скоро звонок. Мне нужно спрятаться в свою каморку. Было приятно с тобой поговорить.

И он ушел, заперев за собой дверь. А кошка осталась на месте. Ее щеки до сих пор чувствовали на себе его мозолистые пальцы с многочисленными шрамами. Даже какой-то запах начал ощущаться – странный, непонятный, незнакомый… Военный. Руки Флиппи пахли войной. Болью. Отчаянием. Жаждой жизни и победы любой ценой. Безумием. В какой-то момент Кэтти-Блэк даже увидела перед собой картинку военных действий, где светло-зеленый медведь, укрывшись чьим-то телом, осознает всю ценность своей жизни и превращается в Берсерка – монстра, убийцу, зверя. Эта картинка всплыла лишь на мгновение, однако и этого было достаточно, чтобы девушка поняла всю трагедию травмы ветерана.

Мысли ее были бесцеремонно прерваны школьным звонком. Очнувшись, кошка посмотрела на часы. Было двадцать минут двенадцатого. Ждать до встречи еще долго. Поэтому она, взглянув на прощание на дверь каморки, двинулась в сторону туалета. По пути она снова почувствовала сильную пульсирующую головную боль. Принюхавшись, она поняла, что опять пахнет розой. Этот несчастный цветок пропах всю сумку-ридикюль и теперь разносил свой запах вокруг, заставляя хозяйку вновь мучиться от боли и мигрени. Добравшись до туалета, отложив сумку и посмотрев на себя в зеркало, Кэтти поняла, что Флиппи был прав насчет ее преждевременной выписки.

Вид у нее был просто ужасный, если не хуже. Лицо все неестественно-бледное, шерстка кое-где поседела и даже поредела. Такое ощущение, что все волосы, вся шерсть, решив внезапно, что их хозяйка умерла, начали активно выпадать. Под глазами были не только мешки, но и синяки, сильные отеки, будто кошка не спала три ночи. Сами глаза были неимоверно красными, в правом глазу даже имелся красный островок лопнувшего сосуда и последующего маленького кровоподтека, словно девушку ударили в глаз. Шерстка бакенов почти исчезла, усы ослабели и безжизненно повисли. Волосы, и без того бывшие слегка растрепанными и непослушными, теперь и вовсе всклокочились. «Боже, – подумала Кэтти. – Неужели я и впрямь поторопилась с выпиской? Вон как моя внешность испортилась… Причем буквально за день…».

– Ах, Божечки, что это с тобой? – услышала она вдруг знакомый голос.

Кошка развернулась и увидела Петунию. У нее в руках были какие-то моющие средства, видимо, она всегда носила их с собой на всякий случай (кто бы сомневался, такая аккуратистка). Вид у нее был испуганный, она с каким-то страхом смотрела на лицо пришедшей.

– Ничего, – попыталась соврать Кэтти-Блэк. – Просто… Не выспалась.

– Нет, – отрезала скунсиха. – Когда кто-то не выспался, он не выглядит так ужасно. Может, ты заболела?

– Знаешь, – девушка поняла, что врать бесполезно. – Ты, наверное, права. Я, кажется, заболеваю. Точнее, я схожу с ума. Мне очень плохо, у меня все время голова болит.

– Так что ж ты делаешь здесь, в школе?

– Нужно. У меня тут одно дело есть важное.

– Что за дело? – поинтересовалась Петуния.

– Не могу сказать. Секрет.

– А все-таки? – синяя девчонка не унималась, она хитро сощурила глаза. – Что же это за секрет? Да ладно тебе, скажи как девушка девушке.

– Я не могу, – кошка замотала головой. – Это такой секрет, такая тайна, которую никто не должен знать.

– Почему?

– Это очень личное. К тому же если я расскажу, то я подорву репутацию.

– Чью? – удивилась Петуния. – Свою?

– Не совсем, – черная девушка неопределенно махнула рукой. – Чужую. Но тебе это вовсе не нужно знать. Просто не спрашивай, ладно?

– Ну, ладно, – с некоторой досадой ответила скунсиха и вошла в кабинку. – А все-таки ты зря пришла в школу в таком виде. Тебе бы отлежаться, отоспаться, лекарства принять.

Кэтти не ответила. Она лишь стояла у зеркала. Решив больше не оставаться в туалете, чтобы не возникло новых вопросов, она сполоснула лицо водой, кое-как привела его в порядок, взяла сумочку и бесшумной походкой вышла наружу в коридор. Там, слава Богу, никого не было. Видимо, все школьники устремились в столовую и теперь дрались за право обладания первого места в очереди. Ну, или на улицу все высыпали. Не столь важно. Главное, чтобы никто не видел девушку и не задавал таких навязчивых вопросов. В конце концов, она могла и не выдержать, проболтаться и забыться.

Рассуждая таким образом, кошка тут поняла, что не знает, где конкретно находится подсобка, где была назначена встреча. Надо бы написать СМС-сообщение Шифти, спросить его. Но телефон она с собой не прихватила. Коря себя на непредусмотрительность, Кэтти вернулась к Флиппи. В каморке было на удивление тихо. С минуту постояв и решая, стучать ли или же все-таки лучше не беспокоить ветерана, она все-таки стукнула пару раз своими пальчиками. Звук вышел очень тихим, почти незаметным. Но, пожалуй, этого было достаточно, чтобы Прапор услышал. Дверь открылась, и медведь, видимо, только что оправившийся от действия своего Берсерка (комнатенка была в бардаке), с удивлением посмотрел на гостью.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Флиппи, – тихо проговорила девушка. – Прости, что беспокою, но… Где у вас тут располагается подсобка?

– Какая подсобка? Моя комнатка – вот подсобка.

– Нет, ты меня не понял… Подсобка, которая раньше была у вас экспериментальным кабинетом. Ее там, насколько я помню, не ремонтировали.

– А, ты это имеешь в виду, – ветеран сразу все понял. – На третьем этаже, крайняя дверь слева. Ты ее сразу отличишь от других. А зачем тебе этот кабинет понадобился вдруг?

– Ну, у меня там встреча назначена.

– С кем, если не секрет?

– В том-то и дело, что это секрет. Встреча тоже секретная. В час мне нужно там быть.

– Ладно, как хочешь, – медведь пожал плечами. – Ты, кстати, видела себя?

– Да, Флиппи, – Кэтти кивнула с грустью головой. – И ты прав. Я ужасно выгляжу. И ты еще был прав, что я зря так рано выписалась из больницы. Мне нужно было полежать. Но… – тут из глаз ее по непонятным причинам потекли слезы, девушку нашел приступ откровения. – Я не знаю, что на меня нашло. Я просто не могла больше там лежать, понимаешь?

– Почему ты плачешь? – Прапор погладил кошку за щеку, вытирая слезы.

– Не знаю, – ответила девушка, всхлипывая. – Я не знаю. Я вообще никогда не плачу по пустому поводу, но сейчас… Мне очень плохо, Флиппи. У меня все время болит голова. Кости ноют, я постоянно засыпаю. И мне снятся такие кошмары… Ты бы знал, Флиппи, как мне страшно порой бывает от этих кошмаров! – и кошка вдруг разревелась, сама не понимая, почему.

– Тихо, тихо, – медведь приобнял гостью, поглаживая ее по спине и успокаивая ее. – Ведь сейчас же тебе ничего не снится. Ты именно поэтому меня так опасаешься?

– Как ты понял?

– Нетрудно догадаться, – Прапор улыбнулся. – Мне ведь тоже снятся кошмары. Всякий раз. Каждый день я просыпаюсь и вспоминаю сон, в котором я был Берсерком, убивал других, но в то же время я являлся неким зрителем со стороны, однако не мог успокоить своего внутреннего зверя. И мне порой кажется, что все, что происходит в моих кошмарах, происходит и наяву.

– Серьезно? – Кэтти успокоилась и перестала плакать. – Ты действительно так считаешь?

– Да, – признался Флиппи. – Уж слишком яркие эти сны… Ладно, прости, я слишком много тебе сказал. Думаю, тебе не стоило это рассказывать.

– Что ты, ничего, – кошка смущенно покраснела. – Во всяком случае, я еще больше заинтересована твоей психической болезнью. Может быть, нам когда-нибудь удастся встретиться где-нибудь, чтобы нас никто не видел. Поговорим с глазу на глаз, может, я найду другие способы вылечить тебя. Только вот Флейки… Она ведь такая хрупкая, боязливая… Неужели она действительно тебя любит?

– Да. И не боится Берсерка. Я иногда думаю, что она просто не понимает, но глядя в ее глаза… Мне становится ясно, что она вправду считает, что я смогу ее защитить от своего зверя.

– Понятно, – не зная, как бы закончить разговор, девушка смущенно потерла свою шею и неловко сказала: – Ладно, мне пора.

– Пока, – просто ответил ветеран.

И он ушел в свою каморку, плотно прикрыв дверь. А Кэтти-Блэк, полностью успокоившись, пошла в подсобку. По дороге она отчаянно ругала себя за этот бессмысленный диалог, за эти слезы и за эту излишнюю сентиментальность, которую она пробудила в медведе. Хоть ей и было приятно, когда Прапор обнимал и успокаивал ее, но слишком уж быстро все это произошло, слишком бездумным и слишком дурацким получился разговор. Было такое ощущение, что Флиппи ухаживал за нею несколько дней и был ее парнем. «В конце концов, – думала она. – Ему уже давно за тридцать. У него есть девушка, а я, дура, склоняю этого мужчину к себе… И почему я вдруг стала плакать? Что с моими нервами? Неужели… Неужели это еще один побочный эффект моей преждевременной выписки? Не может быть!».

С этими мыслями она добралась до пункта назначения. В самом деле, дверь совершенно отличалась от других. Во-первых, она была в обивке. В стандартной такой, как у старинных диванов и кресел – темно-красной, кожаной. Причем обивка была немного жестковатой, словно овчинка. Во-вторых, это уже как следствие, она была потрепана, поцарапана, кое-где даже порвана. Из дырок торчали ватки, которыми набивали обивку. Ну и в-третьих, на двери висела табличка с надписью «Не входить!». Очевидно, что это помещение не предназначалось для постоянных посещений, да и вообще его планировалось опечатать. Во всяком случае, кошка так думала и предполагала.

Она толкнула дверь, полагая, что она заперта, и с удивлением обнаружила, что дверь открылась легко, даже щелчка замка не было слышно. Видимо, кто-то успел сломать и вытащить его. Так что войти мог любой желающий. Вопрос в том, были ли в этой школе ученики, жаждущие посмотреть, что таила в себе подсобка.

А ведь там было на что посмотреть. Комната была похожа на зал музея. Три шкафа – два у одной стены занимали ее всю, и еще один у другой. У этой же стены стояло пианино. Старенькое, лак с него уже давно слетел, дерево кое-где было поцарапано, краска облезла. Открыв крышку и проведя пальцами по клавишам, Кэтти удивилась, что инструмент еще работал и мог издавать звуки. Хоть и немного расстроенные. В шкафах же находились разные диковинные предметы. В одном из них были книги. Превеликое множество книг, старых, потрепанных. Наверное, их раньше выдавали в школьной библиотеке, но потом унесли сюда как в архив. В другом находились всякие приборы, которые обычно демонстрируют на уроках физики: микрофоны, вольтметры, амперметры, осциллографы и прочие вещи. А вот третий шкаф привлек кошку больше всего.

Еще бы, там, на полках, стояли баночки, скляночки, бутылочки с необычным содержимым – все, что нужно биологу, генетику, естествознателю, патологоанатому и прочему деятелю биологии. В банках находились различные органы. Настоящие, грамотно погруженные в формалин. Сердце. Печень. Почка. Желудок. Двенадцатиперстная кишка. Поджелудочная железа. Мочевой пузырь. Мозг. Даже чья-то матка. Другой посетитель на месте девушки тут же облил бы пол всей своей жидкостью из желудка, не переварив все, что съел с утра. Но гостью это зрелище не пугало. В конце концов, она же судмедэксперт, ей не в первой видеть органы отдельно от тела, сами тела, мертвые, холодные и недвижимые. Она с какой-то приятной тоской смотрела на «экспонаты», вспоминая свою работу.

Она глубоко задумалась и не заметила, как уже прошел еще один урок. Не заметила она и того, как в подсобку кто-то вошел и подкрался к ней сзади. Чьи-то руки закрыли ей глаза. Не хватало еще, чтобы подошедший сказал: «Угадай, кто?». Это было глупое действие, однако Кэтти-Блэк почему-то так не подумала. Она подняла свои руки, взяла пальцы Шифти и опустила их к своему носу. Вдохнула. И вновь почувствовала запах денег, антиквариата и чего-то сладкого. Она была несказанно рада этому запаху. Все лучше, чем вечно чуять эту проклятую розу в сумочке-ридикюле.

– А я-то думал, что ты не придешь, – сказал Ворюга, обхватывая одной рукой девушку за плечи и прижимая к себе. – Ну, или чуточку задержишься.

– Напрасно ты так считал, – ответила кошка. – Я привыкла приходить заранее.

– Тебе нравятся эти органы?

– Да. А тебя они пугают?

– Ну, если что немного, – честно признался енот в шляпе. – Ладно. Что у тебя случилось? Видок у тебя жуткий, – он взял лицо кошки и осмотрел.

– Знаю. Мне Флиппи говорил то же самое, и Петуния…

– Да, я знаю. Во всяком случае, про ветерана.

– Откуда?

– Ну, я немножко следил за тобой. Ты когда пришла к нему спрашивать, где находится подсобка, я случайно проходил по коридору. Услышал твой голос. Ну, решил немного посмотреть. Мало ли, а вдруг этот контуженный вояка опять озвереет?

– Нет… Он не зверел.

– Знаю. Ну, так что с тобой произошло? Ведь еще позавчера ты была свежа и почти бодра.

– Я сама не могу понять. Думаю, тут дело в чем-то… Другом. Точно не в моем организме. Потому что я знаю, что даже если кто-то преждевременно выписался, то он все равно скоро выздоравливает. Я же заболеваю.

– Ты розу принесла?

– Да.

– Покажи ее мне.

Кэтти послушно достала цветок из сумочки-ридикюля. Как только она это сделала, запах розы так сильно ударил ей в нос, что ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отшатнуться и не потерять сознание. Она протянула растение Шифти. Тот взял и стал осматривать. Сначала принюхался, словно ища среди прекрасного благоухания какой-нибудь резкий ядовитый запах. Потом как-то очень придирчиво осмотрел лепестки. Потом стебель. Пощупал каждый листик, каждый лепесток. А потом взглянул на кошку. Было видно, как у него сейчас активно работали шестеренки в голове, пытаясь сложить логическую картинку происходящего. Роза – кошка – роза – кошка – роза – кошка… Цветение – болезнь – цветение – болезнь. Ворюга отложил цветок на стол. Вздохнул и сказал:

– Слушай, меня сейчас тут одна мысль посетила, – сказал он, потирая подбородок. – Очень неприятная. Она, наверное, к тому же и глупая, но другой версии я не могу придумать.

– Что же это? – с волнением спросила Кэтти-Блэк. – Прошу тебя, не томи! Мне и так тяжело.

– Посмотри внимательно на розу. Что ты видишь?

– Ну, черно-зеленая роза, очень необычной расцветки. Что с того?

– А еще чего-нибудь необычного не замечаешь?

– Ну… Она почему-то цветет, даже когда не стоит в воде, и даже когда она стоит в стакане с водой, поросшей мелкими водорослями.

– А теперь взгляни на себя, – с этими словами енот подвел слабую кошку к зеркалу, стряхнув с него пыль.

– Ну, больная я. Все лицо бледное, глаза красные… Стой, – только тут девушка догнала. – Неужели ты считаешь..?

– Да, – утвердительно кивнул старший близнец. – Роза цветет, а ты чахнешь. Причем не по дням, а буквально по часам. Я не думаю, что это простое совпадение. Каким-то образом этот цветок на тебя влияет.

– Не может быть… Но как такое возможно? – от шока ноги Кэтти подкосились, она оперлась о первый попавшийся стул.

– Я что, похож на биолога? – без злобы ответил вопросом на вопрос Шифти. – Не знаю. Ты вчера где была-то?

– Я целый день дома просидела. Точнее пролежала. Я два раза впадала в забытье, видела кошмары…

– Что за кошмары?

Кошке пришлось пересказывать все свои сновидения. Удивительно, но она их помнила так, словно они произошли на самом деле, наяву. Сначала девушка рассказала о сне, когда она попала снова в больницу. Как она там сначала увидела Флиппи, потом Сниффлса с Гигглс, но поняв, что они хотят отнюдь не чай попить, она стала отступать, убегать. Как потом наткнулась на Натти, схвативший ее и довольно крепко удерживавший. Как Прапор «консультировался» с Ботаником, как дольше убивать. И как потом внезапно пришел Шифти, перехвативший жертву и ставший защищать ее от ветерана, совершенно не опасаясь его силы.

Рассказ переключился на явь. Но он был недолгим, Кэтти лишь упомянула, что приняла по одной таблетке всех видов обезболивающих, но потом поняла, что зря так сделала. Затем она стала рассказывать о сне про Рассела. Как она очнулась в трюме и обнаружила себя в кандалах на руках и ногах. Как выдра посвятил ее в суть происходящего. Как ее выволокли на верхнюю палубу, где капитан Рассел объяснил, почему ее собирались выдать Флиппи. Как сама пленница пыталась пробудить в выдре воспоминания о гостях, но ничего не вышло. Как ее сажали в шлюпку и везли к субмарине Прапора. И как тут появился Ворюга на своем челноке со своей командой, состоявшей из Сэверза, Лампи и Хэнди.

Странное дело, но для того, чтобы рассказать события, произошедшие за целые сутки, кошке потребовалось всего пятнадцать минут. К тому времени уже прозвенел звонок, но ни парень, ни девушка не обратили на это внимания. Шифти же, дослушав историю, задумался. Ему очень не нравилось нынешнее положение дел. К тому же пока Кэтти повествовала, она прерывалась, хваталась за голову и стонала от боли.

– Значит, все в этих снах было именно так, да? – спросил он. – Тебя кто-то хватал, собирался передать этому ветерану, но в самый последний момент появлялся я и спасал тебя?

– Да, – ответила девушка, держась за голову. – У меня так голова болит…

– Очень странно… Если кто-то кому-то снится, – продолжал он, как бы рассуждая вслух. – То значит… Хм. Ладно, не буду это озвучивать, – однако в душе Ворюга начал потихоньку торжествовать, ведь это значило то, что кошка-таки испытывала к нему более чем теплые чувства. – Вопрос в другом. Почему тебе постоянно снится что-то по этому сценарию? Ну почему ты все время видишь, как тебя хотят передать Флиппи, чтобы тот тебя убил?

– Я уже ничего не знаю… Шифти, мне плохо, – Кэтти перешла на шепот, уже не в силах говорить внятно, она смотрела своими опухшими глазами в глаза енота. – Я до сих пор чувствую запах розы, у меня болит голова. Я…

Тут она не договорила. Новый приступ мигрени заткнул ее. Она схватилась за волосы и застонала. А потом, сделав пару неуверенных шагов в сторону старшего близнеца, она обмякла и опасно наклонилась, словно теряя сознание. В последнюю секунду енот в шляпе успел подхватить девушку на руки. Она бессильно поникла головой и полностью повисла. Шифти испугался, но сразу же взял себя в руки. Он перехватил кошку, взял ее на руки, открыл ногой дверь подсобки и вышел в коридор.

Там было пусто. Конечно, сейчас ведь был урок, а Ворюга его нагло прогуливал. Но именно сейчас у него нашлась очень уважительная причина так поступить. Неся Кэтти-Блэк, он, ни минуты не раздумывая, направился в медицинский кабинет. Обычно там работал Лампи (а раньше там был Крот, но его уволили за неумышленное причинение вреда для здоровья и недееспособность), ну или Кро-Мармот, если лось на тот момент преподавал биологию. В этот раз Дылда был на месте. Он с удивлением посмотрел на пришедшего ученика и хотел было выпроводить его. Но увидев, кого принес енот, док сразу изменился в поведении.

– Клади ее на койку! – резко сказал он.

Шифти повиновался. Он аккуратно уложил тщедушное тельце, вытягивая руки вдоль туловища. Тут старший близнец обнаружил, что девушка не только изменилась в лице, но еще и сильно похудела. Можно было нащупать ребра на груди. Но провести полное «обследование» Ворюге не удалось. Лампи оттолкнул ученика от койки. Он держал в одной руке коричневую склянку, на которой виднелась подпись: «Нашатырный спирт». В другой руке лось держал ватку. Щедро намочив ватку, доктор поднес ее к носу больной.

Та не отреагировала. Но Дылда продолжал водить ваткой у носа кошки, так что скоро весь воздух в кабинете пропах этим нашатырем. Шифти стоял рядом и с едва скрываемым волнением смотрел на кошку. Он молился, чтобы она очнулась, пришла в себя. Наконец Кэтти-Блэк закашляла, дернула носом и проснулась. И Лампи, и Шифти облегченно вздохнули. Больная же недоуменно осмотрелась.

– Иди в кабинет истории, – сказал лось еноту. – Поучись пока. Я тем временем проведу осмотр. На перемене приходи. Да, приведи Сниффлса. Кстати, ты можешь сказать, почему она потеряла сознание?

– Ну, наверное, тут дело в розе, – ответил старший близнец.

– Какой такой розе? – удивился доктор.

– Ой, блин! – ругнулся Ворюга. – Я ее забыл в подсобке! Сейчас принесу!

– Стой! – остановил Дылда парня. – Принесешь на перемене. Ты пока учись иди, я же сказал.

– А с ней что будет?

– Я присмотрю за ней. Сейчас ей нужно лежать, лежать и еще раз лежать! Я окно открою, таблетки дам, если надо будет…

– Вот так да, – енот в шляпе был удивлен нынешнему уму Лампи, потому что раньше он такие вещи не говорил, всегда как-нибудь да усугублял травмы и болезни школьников. – Ладно. Я пойду, пожалуй… Но я сразу же вернусь, – он повернулся к кошке, погладил ее по щеке. – Ты лежи. Держись.

– Шифти, – слабо проговорила девушка. – Пожалуйста… Не… Оставляй… Меня…

– Я не могу. За тобой Лампи последит. Я скоро приду. Держись только. И больше так не пугай меня.

С этими словами Ворюга вышел из медпункта и направился в кабинет истории. Сердце его отчаянно билось, он очень волновался. Он очень хотел остаться и самим присмотреть за больной, но спорить с лосем, а потом и с завучами, пусть даже они знают о его чувствах к кошке, было бесполезно. Поэтому он твердо решил вернуться на перемене.

====== Глава 21. Четвертая смерть, или Роза-паразит ======

Пустота. Огромная, можно сказать, бесконечная, темная, не имеющая цвета, запаха, размера и времени. Вездесущая и в то же время несуществующая. Она обволакивала свою гостью, пришедшую к ней в очередной раз из школьного медпункта, гладила и ласкала, но одновременно и колола, растворяла в себе, поглощала, словно собиралась вобрать в себя маленькое тщедушное тельце и превратить в абсолютное ничто. Сделать частичкой себя. Пустота делала это медленно, методично и очень коварно, словно знала, как правильно ломать свою жертву. И делала это, видимо, получая от этого какое-то странное извращенное удовольствие, как маньяк, поймавший очередного невинного жителя и пытающий его на хирургическом столе.

Прежде всего – спокойствие. Спокойствие, никакой паники. Иначе ты проиграл пустоте. Она только этого и ждет – чтобы ты начал метаться, звать, кричать, биться в истерике. Пытаться найти хоть какую-нибудь ниточку, которая приведет тебя к спасению. Плакать, умолять пустоту пощадить тебя и отпустить, говорить, как безумно ты хочешь жить. Ведь пустота знает, что ты хочешь этого – жить. И она тебе даже может посочувствовать. Но пути назад она тебе не даст. Ей скучно. Ей хочется разнообразить свое одиночество, скрасить свое время. И она это делает.