Текст книги "Тайна Хэппи-Долла: Чернила (СИ)"

Автор книги: KroccovepMan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 50 страниц)

И не пытайся спросить ее, почему она так жестока с тобой. Почему она всякий раз заставляет тебя нервничать, волноваться, плакать, переживать. Зачем она проматывает перед твоими глазами образы любимых тебе существ, зачем она играет с твоей психикой, зачем она медленно режет твою плоть, разбирая каждую клетку. Просто не спрашивай. Пустота не ответит. Она не умеет говорить. И она попросту не умеет по-другому развлекаться. Она знает только этот тип игры, где она – кукловод, а ты – лишь послушная марионетка, неспособная порвать свои нитки, сколько бы ты этого ни желал.

Вообще, пустота не злая, не добрая. Она никакая. У нее нет злобы на тебя. Она просто принимает тебя и начинает играть. Она похожа на ребенка, который играется со всем, что попадется под руку. Захочет – побьет тебя об угол стола, захочет – сунет себе в рот, попробует на вкус, захочет – разорвет на части, захочет – соберет обратно, чтобы вновь разобрать, но уже новым способом. Разница лишь в том, что над пустотой никто не стоит. Она существует сама по себе. Она самодостаточна. Можно сказать, она – демиург. Она появилась на свет сама по себе, она была раньше самой Вселенной. Она может быть ребенком, а может быть и взрослой. Кому как. Каждый видит ее по-своему.

Но есть одна вещь, которую пустота делает со всеми – она кардинально меняет характер своих гостей и жертв. Она меняет им воззрение на жизнь. Потому что именно пустота является границей между жизнью и смертью. И именно она решает, кому жить, а кому умереть. И нет гарантии, что тебе, несчастному существу, попавшему в это место, повезет. Вероятность обоих событий равна один к двум. То есть пятьдесят на пятьдесят. Пустоте все равно, она делает свой выбор, полагаясь не на справедливый Божий суд, отнюдь. Она делает выбор «методом тыка». Ткнет пальцем в правую дверь – и ты падаешь в Ничто, навсегда исчезаешь. Укажет на левую дверь – беги, живи, радуйся, что все обошлось, продолжай свое бренное существование!

Все равно, в конце концов, ты умрешь. Твое время придет, ты тоже станешь частью этого Ничто, просто сейчас живи. Дыши, говори, смейся и веселись. Ведь только пока ты живешь, ты можешь испытать все хорошее. После смерти ты этого больше не ощутишь. Ибо там нет веселья. Там нет смеха. Лишь сплошная пустота…

Кэтти-Блэк лежала на койке, смотрела в потолок и думала о пустоте. «Интересно, – рассуждала она. – Который раз я туда попадаю? Раз, три… Четвертый раз, наверное. И почему она до сих пор меня не убила? А, не важно. Все равно я сегодня умру. Это наверняка». Флуоресцентная лампа освещала кабинет мягким белым светом. Пахло йодом, но не так сильно, как в больнице. Слышалось шуршание бумаг, скрип ручки, разлив воды из бутыли, чьи-то мерные шаги. Тонкий пледик, укрывавший больную, тем не менее, согревал ее. Обезболивающее, что ей запихнули в рот буквально сразу после того, как она очнулась и полностью пришла в себя, начинало потихоньку действовать, голова уже не болела. Но вот кости до сих пор ныли.

Лампи следил за состоянием кошки. Он то и дело проверял у нее пульс, прикладывал холодную пластинку стетоскопа к груди, мерил давление. В принципе, показатели были обнадеживающими, лишь небольшое отклонение от нормы. Но лицо, тело и задумчивость пациентки говорили об обратном. Это значило, что тут дело не в физиологии и не в организме. Тут дело скорее в нервной системе и психике. А вот Дылда не отличался широкими познаниями в психологии и психоаналитике, его умения ограничивались лишь тем, что он знал несколько способов усмирить гнев (которые, в общем, практиковались на Флиппи). Поэтому он ждал конца урока, когда к нему должен был прийти Сниффлс. Уж муравьед-то точно поймет, в чем дело.

А пока суд да дело лось просматривал все медицинские карточки участников, кое-как составляя квартальный отсчет директору школы. Вот, например, Каддлс. Этот желтый кролик за первые дни учебы умудрился дважды чем-то проболеть, хотя в летний сезон он бегал и прыгал, совершенно не заботясь о своем здоровье. А вот Тузи. Этот парень прилежно учился, ни разу не жаловался ни на что. Правда, в конце августа и первые три дня сентября он ходил с повязкой и шрамами, которые ему нанесли Лифти и Шифти (как бобренок сам рассказывал). Но наиболее тонкой и чистой медицинской картой обладал, естественно, Ботаник. Было, конечно, непонятно, как этот хилый с виду муравьед вообще не заболевал. Но сколько бы его ни спрашивали, он отвечал довольно туманно. И все жители Хэппи-Долла решили больше не задавать ему вопросов на эту тему, условились про себя, что у него просто такой нехилый иммунитет.

А Кэтти-Блэк, не обращая внимания на хлопоты Лампи, все лежала и лежала. Она уже не пыталась собраться с силами, встать и начать расспрашивать, мол, что случилось, почему я потеряла сознание. Все уже было ясно, как день. Правда, кошка мучительно пыталась вспомнить, к какому же выводу она пришла с Шифти до того, как упала в обморок. Что-то связанное с розой… Роза – цветение, кошка – болезнь… Нет, кажется, не та ассоциация. Тогда какая же? О, больная бы сейчас отдала бы все на свете, чтобы вспомнить. Но при любой попытке вскопать хоть что-нибудь из недавних событий голова начинала мучительно болеть. Не в силах выносить мигрень, одолевшую обезболивающее, девушка переставала думать и смотрела в потолок.

Наконец по коридору разнеслась трель звонка. Было слышно, как школьники гурьбой вываливают в коридор (что удивительно, учеников было всего двенадцать, а шуму от них было, как от четырех классов по двадцать животных), как кто-то с кем-то ругается, чей-то смех. Через минуту в кабинет вошел Шифти. Он вел за собой Сниффлса. Тот сначала недоуменно смотрел на енота, пытаясь понять, почему вор привел муравьеда в медпункт. Но когда он увидел больную и ее состояние, то сразу до него все дошло. Он сразу же подошел к кошке и стал осматривать ее, касаясь своими пальцами ее лица, тела. Девушка не обращала на это внимания.

– Ты говоришь, что она вот так вот взяла и упала в обморок? – спросил Ботаник у Ворюги.

– Да, – ответил тот. – Прямо ко мне в руки. Совершенно неожиданно.

– Очень странно… – проговорил Сниффлс, потирая подбородок. – Мне кажется, это все из-за преждевременной выписки из больницы. Я ведь ее честно предупредил…

– Ты подожди ее обвинять, а? – Шифти немного выпятил грудь и надвинулся на ученого. – Может, тут дело не в этом? Насколько я помню, даже если кто-то преждевременно выписался, то через пару дней он обязательно выздоравливает.

– Тогда в чем же? – с ноткой иронии спросил муравьед. – Может, ты знаешь диагноз?

– А может и знаю, – дерзко ответил енот. – Я полагаю, что дело все в розе.

– Какой розе?

– А вот в этой, – с этими словами старший близнец протянул Сниффлсу розу необычного вида. – Я подарил этот цветок кошке полторы недели назад. Он стоял у нее в комнате все это время. Как мне Кэтти рассказывала, эта роза цвела даже тогда, когда вода в стакане заросла микроскопическими водорослями. И даже в ее сумочке она продолжала цвести. Ты посмотри, посмотри это растение. Может, поймешь что-нибудь своими мозгами.

Не обращая внимания на оскорбления, Ботаник действительно стал осматривать розу. Лепестки, листья, стебель, маленькие шипы, кончик стебля – ничего он не упустил из виду. А затем он снова посмотрел на больную, на ее безучастное лицо, на ее исхудалую фигуру, потрогал шерстку. Шифти видел, как сейчас муравьед напряженно думает, анализируя свои наблюдения и составляя единую картинку. И, пожалуй, сейчас у него в голове проносились те же ассоциации, что и у вора час назад: роза – кошка – роза – кошка, цветение – болезнь – цветение – болезнь. Глаза у ученого округлились, и он с некоторой опаской посмотрел на енота. «Сейчас дойдет», – ухмыльнулся тот, считая про себя до трех.

– Ты полагаешь, – сказал Сниффлс, как только Ворюга таки досчитал. – Что дело именно в розе?

– О, проснулся, – с сарказмом ответил старший близнец. – Да, полагаю. Я в этом уверен.

– Но ведь у тебя эта гипотеза ничем не подкреплена.

– И что ты предлагаешь?

– Я хочу обследовать розу, посмотреть на нее под микроскопом. Потом я должен сделать анализ крови у госпожи Кэтти-Блэк. На это уйдет какое-то время, и…

– Чего ты тогда тут стоишь и балаболишь? – грубо прикрикнул енот в шляпе. – Давай доставай все, что тебе нужно, проводи обследование!

– Но скоро урок, я не могу его пропустить! – попытался возразить Ботаник.

– Мне тебе в глаз дать или как? – Шифти надвинулся на муравьеда. – К черту уроки, тут кошка помирает! Как там у вас в клятве Гиппократа? «Прежде всего, не навреди»? Так давай шуруй, обследуй! Сделай хоть что-нибудь полезное, вытащи ее из той задницы, что ее сейчас убивает!

– Ладно, ладно, ладно, – ученый примирительно поднял руки. – Сейчас быстро сбегаю в кабинет биологии, заберу приборы.

И он едва ли не пулей выбежал из медпункта, оставляя Лампи и Шифти наедине с больной. Лось с недоумением смотрел на вора, а тот, не обращая внимания на взгляд дока, приблизился к кошке. Та смотрела по-прежнему в потолок. Казалось, она вообще не слышала этого диалога и этого порыва старшего близнеца. Она о чем-то думала. Но при виде Ворюги ее взгляд прояснился, а маленькая ручка переплела свои пальцы с грубоватыми пальцами парня. Енот в шляпе покрылся румянцем. Он коснулся своей второй рукой ее щеки и стал тихонько трепать поредевшую шерстку бакенбард. Голова больной повернулась, носик уткнулся в ладонь и глубоко вдохнул.

– Шифти, – прошептала Кэтти, но это ей явно давалось с трудом. – Твои руки… Так приятно пахнут.

– Тише, тише, – успокоил ее Ворюга, опасаясь, как бы Дылда ничего не услышал. – Все в порядке, сейчас мы тебе проведем обследование.

– Кто «мы»? – недоуменно спросила девушка. – Разве ты?

– Ну ладно, Сниффлс, – признал старший близнец. – Сейчас он посмотрит на розу…

– Роза? – прервала его кошка. – Какая роза? Ах да, эта… – она повернула голову в сторону цветка. – А она так прекрасна… Цветет. Что это? – тут ее глаза округлились, и она затравленно посмотрела на розу. – Что с ней происходит? Нет! Уберите ее от меня!

Он стала ворочаться на койке, со страхом глядя на цветок. Шифти недоуменно посмотрел на больную, а потом на растение. Ничего страшного не происходило, роза все так же стояла в пластиковом стакане и цвела. Однако пациентку она почему-то пугала. Ворюга пригляделся, но ничего сверхстрашного не обнаружил. Тут его посетила весьма неприятная мысль. Он взял обеими руками кошку за лицо и вгляделся в глаза. Они были расфокусированы, зрачки сужены до предела. «Неужели у нее начались галлюцинации? – с испугом подумал Ворюга. – Что же делать, что же делать?».

Но додумать он не успел. Потому что буквально на этой мысли в кабинет влетел Лифти. Он был вне себя от злости, но на лице он этого не показывал. Только было слышно его глубокое злобное дыхание. Зрачки не были сужены, но цвет радужных оболочек сменился на оттенок крыжовника, а это был верный знак – Хитрюга был готов рвать и метать, даже убивать. Чуткое ухо Шифти также уловило тихое рычание. Хвост у младшего близнеца не двигался, лишь едва заметно дрожал, порываясь махать из стороны в сторону. Енот без шляпы быстро осмотрел медпункт. На Лампи он не обратил никакого внимания. Но когда глаза цвета крыжовника остановились на старшем брате и на кошке, то они налились кровью, Лифти быстро подошел к Шифти, схватил его за плечи и потянул на себя.

– Вот ты где шляешься? – прошипел он. – А я-то думаю, чего это он прогуливает уроки? Сначала, видите ли, подумал, что ты пошел на какое-то дело, грабануть решил по-тихому, чтобы потом вместе со мной поторговать во дворе, – Хитрюга не обращал внимания на то, что у этого монолога был свидетель. – Но как только я услышал и увидел, как ты уволок с собой Сниффлса, то сразу понял, что тут что-то не так. Однако решил не спешить с выводами, подслушал под дверью. Теперь ты попался! Ты у меня на мушке, ха!

– Отстань! – Ворюга оттолкнул от себя брата. – И не кричи так!

– А что так? Ах да, тут же у нас больная. Ты же за нее волнуешься, переживаешь. Значит так, – он поднял палец. – Сейчас ты идешь со мной. Оставляешь эту шельму ко всем чертям, пусть с ней произойдет что угодно.

– Я никуда не иду! – енот в шляпе уперся, когда младший близнец потащил его за руку. – Я останусь здесь! Отстань от меня, иди отсюда!

– Ну, все, меня достала твоя влюбленность! Видимо, наш прошлый разговор на тебя никак не повлиял. Придется использовать самые крайние методы! – с этими словами Лифти набросился на Шифти, от души награждая того своими точными и методичными ударами.

Завязалась драка. Ворюга был в проигрыше, поскольку он не был готов к такому повороту событий, к тому же, в кабинете было слишком мало места, чтобы свободно отбивать бесконечные атаки. А потому енот в шляпе лежал на полу, кое-как защищаясь от ударов и пытаясь хоть как-нибудь сбросить с себя своего взбесившегося брата. Младший же близнец как с цепи сорвался. Он бил Ворюгу то в живот, то в лицо, то по поднятым в защитную стойку рукам. Лампи пытался разнять драчунов, но тщетно – они вцепились друг в друга, как клещи. Хитрюга все норовил попасть в нос или в зубы, но тут Шифти немного поднапрягся и как дал ему ногами по животу. Лифти отскочил, схватился за койку и упал прямо на кошку.

Та от испуга взвизгнула и стала верещать, отталкивая от себя младшего близнеца. Она махала ногами и руками, беспрестанно крича:

– Нет! Уйди от меня! Прошу, не делай мне больно! Пожалуйста, помогите! Шифти!!!

Енот без шляпы злобно посмотрел на пациентку, желая прикрикнуть на нее, чтобы заткнулась. Но едва он встретился с ней взглядом, как тут же осекся. Лицо у Кэтти-Блэк было абсолютно бледно, шерстка поседела и посерела. Глаза цвета Луны налились кровью и были полны страха и отчаяния. Девушка отчаянно пыталась сбросить с себя незваного гостя, она смотрела на него так, как будто тот собирался убить ее, будто он – Флиппи в состоянии Берсерка. Она часто-часто и шумно дышала, сердце ее отчаянно билось, из глаз брызнули слезы.

Лифти опешил. Прежде он никогда не рассматривал эту кошку так близко от себя. Не было ни случая, ни желания. Но сейчас его мысли как-то круто переменились. Он смотрел на испуганное лицо больной и буквально менялся в своих представлениях о ней. «Боже, она такая… Красивая, что ли? – думал он. – Да уж, понятненько, почему она привлекла моего братца. Перед такой естественной красотой мало кто устоит. Правда, он к такому быстро остывает. Интересно, а она его тоже предпочла? Ведь насколько я понимаю, да… Какие милые губки… Чмокнуть ее, что ли? Заодно и братика позлю, ему полезно будет». Хитрюга едва заметно ухмыльнулся и начал медленно опускаться к лицу Кэтти, одновременно ища своими губами ее и не обращая внимания на слабое сопротивление пациентки. Но тут старший близнец резко схватил младшего за шкирку и резко оттащил от койки. Через секунду младший енот отплевывался в раковину кровью и выбитым зубом.

– Ты чего удумал? – проговорил ему прямо в ухо Шифти. – Что это с тобой, а?

– Шам не жнаю, – шепелявя, соврал Лифти. – Что ж, во вшяком шлучае, теперь мне понятно, почему она тебе так понравилашь.

– Ха, и после этого ты мне еще тут вякаешь, что я стал вести себя странно? – с ноткой сарказма спросил Ворюга.

– Заткнишь! – огрызнулся Хитрюга. – То, что шейчаш проижошло, еще ничего не жначит. Вше равно она шельма. Хоть и крашивая…

– Ага, все, вот я тебя и поймал, – радостно потер руки енот в шляпе. – Попался ты, голубчик! Теперь я за тобой следить буду, чтобы ты ни на йоту не приблизился к ней.

– Пошел ты в жопу! – крикнул с досадой младший близнец. – Больно нужна мне она! Вот как я ее теперь… Тьфу, жаража! Твою мать, блин!

И обильно матерясь, Лифти вышел из медпункта, придерживаясь за челюсть. Старший брат посмотрел ему вслед. Он, в принципе, сразу догадался, что сейчас произошло с его младшим. Хитрюге тоже понравилась кошка. Но он не влюбился. Ворюга очень хорошо знал своего брата. И он точно знал, что это намерение поцеловать Кэтти было отнюдь не искренним и имело корыстную цель – разозлить его. «Вот сволочь, – думал он. – Скотина какая, а? Позлить меня вздумал? Ладно, главное, что он не влюбился. Иначе проблем набрался бы с ним… Ой-ой-ой!». Он подошел к Кэтти-Блэк.

Та была сама не своя. Она плакала в голос, буквально ревела, свернувшись в комочек и обхватив руками колени. Ей было страшно, хотя мнимая опасность уже была далеко позади. Ее лицо приобрел белоснежный оттенок. Она вся дрожала, можно было слышать, как зуб на зуб у нее не попадал.

Шифти сел рядышком. Сначала он провел пальцами по щиколоткам больной. Потом его ладонь нежно поползла по голени, перескочила на руку кошки, добралась до плеча и стала делать массирующие движения на спине. Никаких мыслей на тот момент у енота не возникло. Он просто хотел успокоить пациентку, дать ей повод расслабиться, дать ей возможность ощутить свою защищенность. Ведь если рассуждать логически, то именно в старшем воре Кэтти-Блэк видела своего защитника. Поэтому Ворюга старался быть с ней как можно дольше.

Внезапно девушка посмотрела на енота в шляпе. Посмотрела как-то странно. Словно не узнавала его, или же просто не могла вспомнить. А потом она накинулась на него и стиснула в объятиях, затихла. Она просто прижималась к Шифти, как можно сильнее напрягая свои руки. Енот в шляпе был слегка удивлен таким поворотом событий. Но он тоже обнял Кэтти-Блэк. Тут его взгляд упал на розу. И он понял, что был прав насчет своей теории, и что не нужны никакие доказательства Сниффлса с его расследованиями.

Она полностью расцвела. Лепестки раскрылись, с них капала непонятно откуда взявшаяся роса. Листки увеличились в размерах. От бутона исходил не только запах, но и пыльца. И эта пыльца потихоньку разносилась по палате, не затрагивая енота и лося, но протягиваясь к кошке. Словно пыльца выборочно парализовывала и поражала животных. Она будто знала, что девушка больна, и что у нее довольно слабый иммунитет. Ворюга посмотрел на пациентку. И тут он догадался, что больше уже ничем помочь нельзя будет.

– Что… Со мной? – спросила Кэтти-Блэк. – Где я? Шифти… Это ты?

– Да, да, это я, – сказал старший близнец.

– Со мной… Все… Будет… Хорошо? – красные опухшие лунные глаза с надеждой посмотрели в два изумрудно-зеленых глаза енота.

– Конечно, кончено! – соврал Шифти. – Все будет прекрасно.

– Моя… Голова… Ай! Больно! Больно! Больно!!!

Кошка схватилась за голову. Ворюга видел, что ей действительно больно. Тщедушное тельце агонизировало, дергалось, словно по нему проводили мощный электрический ток. Кэтти дергалась и кричала, не могла остановиться. Старший брат, увидев это, схватил больную и попытался ее успокоить. Но ничего не выходило. Ее схватила предсмертная агония. Шифти все держал ее, и он так стиснул свои руки у нее на груди, что не сразу заметил, как задушил ее. Случайно, неосознанно. Только когда безжизненное тельце обмякло, а крик прекратился, енот, едва взглянув в стеклянные кошачьи глаза, все понял. Его руки задрожали. Он выронил девушку, она упала на койку. Енот сел рядом, схватился за свою шляпу, за свои уши, опустил голову, да так и замер. Его охватил шок.

Как раз в этот момент прибежал Сниффлс в сопровождении Рассела и Сэверза. Они увидели тело больной. Сначала они ничего не поняли и приступили к осмотру. Муравьед достал шприц, вколол в вену больной, взял пробу крови и капнул пару капель на стеклышко. Сунул под окуляр микроскопа и начал исследовать. А выдра и летяга тем временем посмотрели на Шифти и Кэтти-Блэк. Сэверз подошел к больной, осмотрел ее тело, пощупал пульс. А Рассел взял енота за плечо и стал потихоньку трясти, пытаясь привести в чувство.

– Подожди, коллега, – остановил летяга. – Кэтти-Блэк умерла.

– Стоп, что? – отозвался не только выдра, но и ученый.

– Да, она умерла! – взволнованно ответил Лампи. – Буквально за секунду до того, как вы сюда пришли!

– Как это произошло? – строго спросил Ботаник.

– Ну, сначала ничего не было, просто прибежал Лифти. Там драка была, братья бились из-за пациентки. Потом Шифти таки прогнал своего близнеца…

– Ближе к делу!

– А потом кошка вдруг закричала от головной боли! Шифти ее обнял, видимо, хотел успокоить, но потом… Потом она умерла.

После такого сбивчивого рассказа лося все, кто был в медпункте, разом обернулись на Ворюгу. Тот все сидел. Он, видимо, ничего не слышал. Он о чем-то думал. Он мял в руках свою шляпу. Что-то бормотал себе под нос. А потом он поднял голову, осмотрел всех зрителей и остановился на розе. Тут началось: глаза его покраснели от гнева, из его груди донесся громкий рык, его пальцы, то есть коготки впились в обивку койки. Хвост активно замахал из стороны в сторону.

– Проклятая роза! – заорал он. – Зря я ее вообще подарил вместе с другими цветами! Будь она неладна!

И он, вскочив с места и распихав всех вокруг, выхватил цветок из стакана, разорвал все лепестки и съел их. Он это делал с большим остервенением. Он громко чавкал, но когда он попытался проглотить цветок, что-то ему помешало сделать это. Наверное, вкус бутона, а может просто желудок вора не привык к такой «пище». Однако Шифти не сдался. Он сделал над собой усилие и таки проглотил несчастное растение, после чего приложил руку к горлу, словно готовясь удержать рвотный порыв. Но ничего не произошло.

Лампи, Сниффлс, Рассел и Сэверз смотрели на него с квадратными глазами. Они еще ни разу не видели енота таким злым и едва ли не бешеным. Но тут им пришлось еще больше удивиться, а потом схватиться за головы и почти запаниковать.

Сначала Ворюга спокойно стоял и старался осознать, что это с ним только что произошло. Как только он понял, то улыбнулся. Но потом его лицо изменилось. Такое ощущение складывалось, что он что-то почувствовал внутри своего организма. А через пару секунд он с диким воплем встал на колени, схватившись за живот. С минуту он так и сидел, орал. Потом он попытался встать, но его ноги стали слабыми, ватными, так что енот в шляпе, сделав пару неуверенных шагов, оперся об раковину. Он тяжело задышал. Его лицо позеленело, хоть это и было почти незаметно. И тут его вырвало. Отплевавшись неаппетитной массой, старший близнец уже было успокоился, однако боли на этом не прекратились. Через минуту Шифти снова стоял на коленях. Он закашлялся, а потом с каким-то ужасом посмотрел на свою руку. Она была вся в крови. Внезапно живот енота схватил спазм, а через минуту после сильных мучений на полу лежали остатки органов – бедолагу буквально выворачивало наизнанку.

Тут все наблюдатели опомнились, едва увидев кровь. Муравьед и лось начали пихаться в дверях, пытаясь первыми добраться до носилок. А выдра и летяга подбежали к еноту, подхватили его за руки и подняли над полом. Тот, как только увидел их, забился, заметался, заорал, обильно наполняя воздух кабинета многоэтажным матом. Он как будто не узнавал никого. И только вид тщедушного тельца Кэтти-Блэк был ему знаком. Он рвался к ней, но учителя держали его крепко. Тогда Шифти извернулся и до крови укусил Рассела в целую руку, отчего тот вскрикнул и невольно отпустил. Сэверз удивился и на долю секунду ослабил хватку. Ворюга воспользовался случаем, оттолкнул от себя преподавателя литературы и направился к кошке. Но его сил не хватило. Лепестки розы, которые и были причиной схваток и разрушения организма, добили его. И енот с грохотом упал на пол, испустив последний вздох, да так и не добравшись до своей цели.

– Десятое сентября две тысячи девятого года, – послышался тут низкий глубокий голос, отдаленно похожий на голос Сэверза. – Три трупа, один с шизофренией. Начинаю перепись погибших.

Кэтти-Блэк открыла глаза, подняла голову с колен и осмотрелась вокруг. Нет, вокруг ничего не изменилось после того, как Шифти случайно удушил ее. Вокруг нее была все та же пустота. Черно-белая, бесконечная и холодная. «Сколько я уже тут сижу? – подумала она. – Часов пять? Шесть? Нет, наверное, восемь. Не важно». Она вздохнула, положила голову на колени и опять замерла на месте, лишь изредка покачиваясь из стороны в сторону.

Она ждала. Она ждала того, что хоть что-нибудь изменит в этой пустоте. Прислушивалась к каждому звуку, но единственное, что она слышала – это мерное и цикличное «тук-тук, тук-тук, тук-тук». Это билось ее сердце. Сначала она слышала только этот стук. Потом к нему присоединились другие звуки. Например, звук сокращения мышц желудочно-кишечного тракта. Или же звук электрического импульса, пробежавшего сначала от кончика хвоста через спинной мозг в головной, а затем возвратившийся на кончик хвоста. Много тут, в общем-то, было звуков. И их все воспроизводил один тщедушный организм девушки.

Кэтти-Блэк никогда раньше не прислушивалась так особо к своему организму. Она думала, что переслушала все на свете, что только возможно. Последнее сокращение сердца погибшего, предсмертные вопли, просьбы добить, капание слез с холодных лиц умерших, шум воздуха в разорванных легких… Всякое случалось у нее в жизни. Но ни разу не бывало такого, чтобы она прекрасно слышала свой организм. Видимо, это приходит к каждому после смерти.

– Первая жертва: Кэтти-Блэк, – услышала она тут тот же самый голос. – Время смерти: четырнадцать часов двадцать семь минут. Погибла от истощения организма и непреднамеренного удушья. Первое произошло от распространения спор ядовитой черно-зеленой розы, взращенной на атомной электростанции методом контролируемого мутагенеза, в крови, а также во всем остальном организме. Кости были утончены и почти полностью растворены данными спорами, мозг основательно поврежден, как и вся остальная нервная система. Виновником второго явления стал Шифти.

«Надо же, – подумала кошка. – Кто же этот неизвестный мне патологоанатом? И когда… Почему я его слышу? Ах! Что это? Кто это коснулся меня?». Девушка схватилась за лицо, поскольку почувствовала на своей щеке чью-то большую чешуйчатую лапу с острыми когтями, но самой руки она не видела. Это испугало бедную пленницу пустоты. Она отползла немного, однако тут же наткнулась спиной о чьи-то костлявые ноги.

– Ты уж вставай, деточка, – услыхала она другой голос, мягкий, старушечий, очень-очень тихий. – А то так недолго и простудиться.

И незнакомка протянула Кэтти-Блэк свою костлявую (в буквальном смысле) руку. Кошка на этот раз не испугалась. Она поняла, кто это пришел. Поэтому она без всякого пренебрежения и страха ухватилась за руку и встала. В самом деле, опора, на которой она тогда сидела, была холодной, словно металлический пол. А сейчас ей стало чуточку теплее. Перед кошкой стояла невысокая фигура, одетая в потрепанный темно-коричневый плащ, голова была скрыта под капюшоном. На нее глядели два васильково-голубых огонька.

– Привет, – сказала она, глядя в лицо черепа. – Давно ты тут?

– Да почитай недавно, – ответила скелетонша, открывая свой капюшон. – Токмо пришла.

– Давненько же мы с тобой, подруга, не виделись, – без нотки сарказма сказала девушка.

– Да уж, – усмехнулась старушонка. – Да вот случая не бывало. Прогуляемся, может, побалакаем? Али хочешь одной остаться?

– Да нет, почему же? С удовольствием.

– Вторая жертва: Шифти, – послышался снова глубокий низкий голос. – Время смерти: пятнадцать часов одна минута. Погиб от отравления этой же самой черно-зеленой розой. Съел все ее лепестки. Потерял много жизненно-важных органов.

– Кто это говорит? – спросила кошка у скелета.

– Душечка, не могу тебе сказать, – с нескрываемой грустью ответила та. – По правилам мне не велено называть имена своих коллег. Да я бы с радостью сказала бы тебе все, да нельзя. Создала эти правила на свою голову, договорилась с нечистыми силами, чтобы мы все были равны пред этими правилами…

Повисло молчание. Кошка шла рядом со скелетом. Ей было как-то спокойно вместе с этой старушонкой. Может, она не внушала никакого страха, только какой-то легкий трепет? Или же то предназначение, что выполняла весьма необычная собеседница, никоим боком не касалась сейчас девушки, и она подсознательно это понимала? Решив не мучить себя подобными изысканиями, Кэтти-Блэк спросила напрямую:

– Слушай, ты пришла, чтобы забрать меня?

– На кой? – удивленно спросила скелетонша. – Я просто так пришла, побалакать с тобой захотела. Едва увидемши тебя туты, я сразу обрадовалась, думаю, вот будет-то хоть какое-то разнообразие моей работенке.

– Но… Но ведь ты – Смерть.

– Ясен пень, я – Смерть. Тебя, милочка, что-то смущает?

– Но ведь ты приходишь к другим тогда, когда кому-то уже пора умирать. А я ведь умерла.

– Нет, голубушка моя, ты не умерла, – вдруг выдала Смерть.

– Как?! – кошка встала как вкопанная. – Но разве Шифти меня не задушил? Разве роза-паразит меня не отравила?

– Вестимо, удушил, – согласилась старушка. – Вестимо, отравила. Да токмо ты не мертвая. Но и не живая пока что.

– Как ты… Что это значит?

– А вот погляди-ка. Конечно, назвать имя не могу, а вот показывать коллег было не запрещено. Так что ты вполне можешь удовлетворить свое любопытство.

С этими словами Смерть подняла руку, положила ее на что-то, а потом сделала движение, будто открывала створку окна. Кэтти сначала стояла и немного недоверчиво смотрела на свою собеседницу. Но посмотрев в пустые глазницы с яркими голубыми точками, она поняла, что ей можно все-таки верить. Поэтому она подошла к «окну» и посмотрела через нее.

Операционная палата. Двадцать три хирургических стола. Четыре из них заняты. Три тела залиты кровью. Они были мертвы. Среди трупов было и тельце кошки. Еще два трупа принадлежали близнецам. Они были в разной степени повреждены. И только одно тело было цело и дышало. Это был Флиппи. Он спал. И спал тяжело, все время хмурился. Между столами проходила какая-то высокая фигура, облаченная в длинный черный плащ, поглощавший свет, голова была скрыта капюшоном. И только ярко-красные драконьи глаза светились из-под ткани. На минуту девушке показалось, что она также видит хищный оскал под глазами, но потом морок исчез.

– Третья жертва: Лифти, – сказал неизвестный в плаще, держа у головы диктофон. – Время смерти: шестнадцать часов тридцать минут. Погиб от потери четырех конечностей и огромного количества крови. Был четвертован в подвале школы при помощи старого тренажера. Виновник смерти: Флиппи.

– Жалко этого енота, – проговорила кошка, обращаясь к Смерти. – Хоть он меня и ненавидит…

– Уже не ненавидит, крошка, – ответила скелетонша.

– Правда?

– Да. Ты ему, душечка, тоже понравилась. Но не настолько, как Шифти. Хитрюжка признал, что в тебе есть нечто особенное, но вслух никому не сказал. Он гордец, – Смерть тут замолкла, и кошка сразу поняла, что Лифти еще проявит себя.