Текст книги "Тайна Хэппи-Долла: Чернила (СИ)"

Автор книги: KroccovepMan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 50 страниц)

– Смотри, какое дивное уединенное место, – воскликнул Шифти, указывая на лужайку Кэтти. – Мы можем здесь остановиться, присесть и посидеть вдвоем. Только ты и я.

– Соглашусь с тобой, – прошептала девушка.

Тут же енот подхватил ее сзади за верхнюю часть груди и сам сел, устроившись на естественной скамеечке, образованной корнями ели и клена. Его носик снова уперся ей в затылок и глубоко вдохнул. Правая рука начала гладить черношерстную по животу, а левая просто крепко и нежно прижала Кэтти к Ворюге. Губы парня тихо и почти незаметно коснулись кошачьего ушка. Та же сначала забылась и начала ластиться к любимому, изредка мурлыча. Но потом она снова вздрогнула и поежилась. Было отчего.

Они сидели между двумя деревьями разных видов и обменивались друг с другом теплом, любовью и лаской.

– Мой маленький котенок… – прошептал Шифти, наклоняясь к уху любимой и нежно поглаживая ее по животу. – Мой котеночек… Маленький… Так бы и гладил тебя всю свою жизнь… Моя маленькая девочка…

– Эй, – девушка дала себе повод возмутиться. – Я не маленькая… Я ведь твоя ровесница.

– А для меня ты всегда будешь маленькой… – старший близнец был упрям. – Ты так мило сворачиваешься, когда тебя обнимаешь… Мяукни, пожалуйста…

Просьба была абсолютно невинной и даже немного слащавой. Блэк посмотрела в изумрудные глаза своего возлюбленного, словно пытаясь прочесть в них сарказм, иронию или еще что-то типа того. Но нет – он серьезно попросил ее издать свой естественный звук. Шифти смотрел на нее нежно, ласково и немного просяще, словно какой-нибудь домашний пес, который очень хочет, чтобы ему погладили за ухом или по животу.

Кэтти-Блэк не сразу выполнила просьбу. Она вообще стеснялась мяукать перед кем-либо. Она положила голову Ворюге на грудь, устремила свой взор куда-то вглубь леса и встала перед дилеммой, мякнуть ли или же лучше будет промолчать и сослаться на неподходящее настроение для исполнения желания зеленошерстного. В конце концов, она вздохнула и тихо, очень робко и застенчиво, но проворковала:

– Мяу…

– Какое у тебя красивое мяуканье… – услышала она радостный шепот. – Такое… Чистое, словно хрусталь. Звонкое… Голосок у тебя словно музыка…

Этот чересчур красивый комплимент, достойный утонченного поэта, но не закоренелого вора в маске, глубоко проник в душу девушки. Она смущенно сжалась в комочек, втянула голову в плечи и полностью порозовела. И вдруг она снова непроизвольно вздрогнула от нового ощущения дежа-вю, знакомого момента в ее жизни.

Он ласкал ее, шептал ей всякие комплименты на ухо, а она ему мурлыкала и мяукала в ответ на такую ласку.

Черношерстная не могла вспомнить, где она уже такое видела. Мысли ее мучительно пробивали грань сознания, но все тщетно – сектор воспоминаний как будто сдал и пожелал ничего важного и нужного не показывать. Кэтти-Блэк даже зажмурилась и напряглась от мучительных попыток все вспомнить. Но ничего дельного в голову так и не пришло. Вдобавок ко всему она начала нервничать и раздражаться от сладостных трелей птичек, летавших неподалеку от пары. Даже такое приятное поглаживание по животу не успокаивало ее. Из ее груди начал доносится тихий рык. Это заметил енот в шляпе.

– Кэтти… – зашептал он ей в ухо, касаясь его губами. – Что с тобой? Почему ты рычишь, а не мурлычешь? Что тебя напрягает?

– Ничего, – немного грубо отозвалась кошка. – Я просто… Сегодня не в настроении.

– Расскажи мне, пожалуйста, в чем дело – может, я тебе помогу.

– Нет. Тут ты мне ничем помочь не сможешь.

– Ну, а вдруг получится? Прошу тебя, не скрывай от меня ничего – ты же сама прекрасно знаешь, что от меня нельзя ничего скрыть.

– Ладно, – тяжело вздохнула девушка. – Просто… У меня такое ощущение, что я уже когда-то ходила с тобой в парк, где растут два вида деревьев… Что мы точно так же сидели между двумя разными деревьями… Что ты меня точно так же ласкал, а я тебе мяукала… А потом… – тут ее глаза округлились, сама она часто-часто задышала. – А потом должно случиться что-то ужасное.

– Что? – забеспокоился Шифти. – Что именно? В любом случае я защищу тебя! Я никому не позволю тебя обидеть. Ни единому живому существу, ни одному гаду. Пусть только попробуют к тебе прикоснуться!

И он крепко прижал к себе кошку. Эти последние восклицания хоть и содержали очень много уверенности, но не успокоили Кэтти-Блэк. Она все равно чувствовала всеми фибрами своей души, что сейчас нет-нет, да и произойдет нечто такое, что обязательно испортит романтическую обстановку… И ее нервы окончательно. Поэтому она просто еще сильнее сжалась в комочек и стала глядеть в лес.

Тут она заметила глубоко в чаще какую-то странную фигуру. Чуть поодаль – другая. Еще дальше – третья. Позади пары – четвертая. Эти четыре фигуры медленно приближались к возлюбленным, четко намечая окружность. Скоро эти четыре неизвестных существа плотно окружили енота и кошку, не давая тем прохода и хоть какого-нибудь шанса для побега. Поскольку было уже темно – дело было к вечеру, – то ни парень, ни девушка не сразу различили в лицах подошедших своих знакомых. Секунду погодя Кэтти вздрогнула и все вспомнила в одночасье.

Сниффлс, Гигглс, Лампи и Каддлс окружили парочку, глядя им прямо в глаза и словно ожидая какого-то приказа со стороны.

– Шифти… – прошептала Блэк, немного тряся старшего близнеца за плечо. – Мы… Нам нужно бежать отсюда как можно скорее… Я уже видела этот момент.

– Что же это было, позволь узнать? – тихо спросил тот.

– Это… Был мой сон.

– Правда? И что нам теперь делать?

– Я же говорю – бежать!

Но этому не суждено было случиться. Потому что именно в этот самый момент муравьед и бурундучиха, как-то неестественно резко и быстро дернувшись с места, схватили Ворюгу за руки, подняли над землей и, не давая ему и малейшего шанса и секундочки на то, чтобы оправиться и начать действовать, приложили к лицу белую тряпку с резким запахом. Енот задергался, зарычал, глубоко вдохнул – и обмяк, захрапев в крепких серых и розовых руках. Ботаник и Смешинка ловко перехватили зеленошерстного в своих руках и потащили вглубь леса.

Кэтти-Блэк все это наблюдала с широко раскрытыми глазами и сдавшими нервами. Она хотела было завизжать от страха, но тут желтая лапа сильно зажала ей рот, и в результате по всей полянке разнеслось лишь истошное мычание вперемешку с истерикой. Две пары рук подхватили вырывающуюся и бьющуюся кошку, подняли над землей и с силой потащили в ту же сторону, где исчезла первая пара незваных гостей. Девушка билась, извивалась, плакала и пыталась освободиться, убежать, позвать хоть кого-нибудь на помощь. Она даже попыталась пустить в ход свои когти… Но в этот самый момент она обнаружила, что ее ладони были заключены в небольшие мешки и завязаны на запястьях. «Когда? – подумала она с ужасом. – Когда они успели это сделать?».

Но додумать свою мысль ей не удалось. Внезапно она увидела прямо перед собой две ярко-красные точки, два ярко-красных драконьих глаза. Они вперились в ее глаза цвета Луны и смотрели пристально, не моргая. В них блестел злобный огонек. Розовый носик измученной страхом девушки почувствовал мерзкий смрадный запах смерти, металлический запашок крови… И даже как будто запах боли, агонии и отчаяния. Едва Кэтти-Блэк увидела это страшное лицо, как тут же почувствовала тяжесть в голове и морок. Она погрузилась в темноту…

Шифти похитили и увели куда-то в темноту, а Кэтти-Блэк схватили чуть позднее и тоже куда-то потащили…

Вы уже устали бежать. Вы устали прятаться от опасности, подстерегающей вас на каждом шагу. Потому что она вас по любому нагонит. Везде найдет. Где бы вы ни прятались. И заставит страдать, чувствовать настоящую боль, кричать, молить сначала о пощаде, а потом о смерти. Потому что кому-то это нужно – чтобы вы страдали. Но вам неизвестна цель этого кого-то. Вы даже не знаете, что из себя представляет этот кто-то.

Вы просто сдаетесь. Вы глубоко выдыхаете, останавливаетесь, поворачиваетесь лицом к неизвестному преследователю, расставляете ноги на ширине плеч, раскидываете руки и ждете. Ждете того, что с вами будут делать. И через секунду впадаете в забытье. Такое сладостное и приятное. Потому что это единственное место, где вы одни. Где вас никто не трогает. Никто не беспокоит. Никто не мучает. И вам, едва вы окажетесь в пустоте, хочется, чтобы вы остались тут навсегда.

Пустота для вас становится чем-то родным. Даже роднее, чем детская люлька, в которой вас укачивали, и из которой вы слышали колыбельную. Вы уже не обращаете внимания на ее действия по отношению к вам – вам уже все равно. Вы лишь чувствуете, как она обволакивает вас, словно в теплое шерстяное одеяло, устраивает вас поудобнее и начинает что-то нашептывать вам на ухо… Будто бы и вашу любимую сказку детства. Вы прикрываете глаза и начинаете дремать.

А тем временем пустота начинает поглощать вас. Сначала исчезают пальцы на ногах и руках. Нет-нет, они не отрезаются, они не испаряются. Они просто становятся прозрачными, а затем и вовсе бесследно пропадают. Потом исчезают щиколотки и запястья, после этого – предплечья и голени. Через несколько минут вы уже не чувствуете свои конечности. Но вы не обращаете на это внимания. Вам на все наплевать. Вернее говоря, вы даже рады такому раскладу событий. Вы постепенно забываетесь. Единственное ваше желание – слияние с этой пустотой, с этой тишиной. Вы лелеете мечту стать частью этого загадочного пространства. Стать навсегда забытым – и освобожденным от всего.

Но этого не происходит. Внезапно в бормочущую тишину врывается что-то чужеродное. Что-то нехорошее. Вы с недовольством и страхом понимаете, что и здесь вы не найдете убежища. Вы с волнением смотрите на себя и с ужасом понимаете, что постепенно к вам возвращается плоть. Вы пытаетесь вновь раствориться и испариться. Тщетно. Тогда вы срываетесь с места и бежите. Бежите долго, неутомимо. Но чужое вас нагоняет. И накрывает с головой, погружая вас в тяжелую непроницаемую тьму.

Вы падаете. Хотя вы не чувствуете падения. Вы смотрите вниз. Хотя вы смотрите и вверх тоже. Воздух бьет вам в лицо и треплет волосы. Хотя никакого воздуха тут нет и в помине. Вы видите нечто ужасное прямо перед собой. Хотя это ужасное находится буквально повсюду… К тому же там, где вы находитесь, нет ничего. Вы двигаете рукой и ногой. Но вы не движете ничем. Ваши уши улавливают характерные колебания воздуха, сливающиеся в звуки. Однако это загадочное место абсолютно беззвучно.

Ловушка, в которую вы угодили, само по себе противоречиво. Оно и реально, и несуществующее. Оно и ясно, и загадочно от корки до корки. Вы его видите, слышите, обоняете и осязаете, вы даже чувствуете его вкус, но при этом вы ничего не ощущаете, вы не получаете никакой информации. Капкан небытия и абсолютного хаоса захлопнулся, взяв вас в надежный плен, из которого еще никому не удалось выбраться.

И вы томитесь в этом заключении. Пока тихий шепот, разрывающий пелену потустороннего измерения, не вытаскивает вас из него.

Карусель готова. Пора играть.

====== Глава 36. Седьмая смерть, или Карусель ======

Карусель готова. Пора играть.

Кэтти-Блэк словно ввели адреналин в кровь внутривенно. Она резко раскрыла глаза и глубоко вдохнула. Но встать она уже не смогла – силы у нее все куда-то исчезли. Она лишь вяло дернула рукой. „Где я? – таковыми были первые ее мысли. – Куда меня занесло на этот раз? Почему я не могу прожить и дня спокойно..? Неужели такова моя судьба?“. Из ее глаз невольно потекли слезы. Они стекали по щеке и падали куда-то вниз совершенно беззвучно.

Кошка лежала на какой-то твердой по ощущениям, но мягкой на самом деле опоре – видимо, пол был чем-то обит. Сразу же она ощутила, что помещение, куда ее положили, было маленькое по площади – она не могла вытянуться во весь рост лежа. Колени упирались в стену, которая, как и пол, тоже была обита чем-то мягким, словно диван. Было похоже, что девушку поместили в некое подобие карцера, куда сажают особо буйных психически больных существ, связав смирительной рубашкой и заткнув рот кляпом. Хотя в отличие от этих несчастных, черношерстная не была стеснена ни в движении, ни в говорении.

Она попыталась пошевелить снова рукой или ногой, но ничего не получилось. Конечности все еще не слушались ее, лишь вяло дергались от больших усилий головного и спинного мозгов. Да и осязательные рецепторы начали потихоньку сдавать наряду с другими органами чувств, уволакивая свою хозяйку обратно в то сладостное место, в пустоту, где ее никто не мог достать. Но кошка боролась с забытьем. Она все еще помнила то противоречивое в ощущениях место, где ее нагнало нечто чужое. Она не хотела больше подвергаться этому. Она больше не хотела попадать в плен хаоса, анархии, безвременья и небытия.

Сколько времени так прошло – было неизвестно никому. Может, час, может, минута, может, месяц. Может быть, даже вечность. Кэтти-Блэк давно перестала считывать время. Все вокруг нее было статичным и неподвижным, не изменяющимся. Тот же мягкий пол, та же стенка, куда упираются ее коленки, тот же отвратительный запашок смерти и крови. Та же тишина. Было слышно лишь ее собственное сердцебиение.

„Может, я уже умерла окончательно? – в первый раз за такой длительный промежуток времени у нее возникла мысль. – А это место – моя могила? Меня похоронили? Положили в небольшой гроб, обитый изнутри чем-то мягким, и закопали в землю со всеми почестями? Интересно, а какие цветочки мне положили на могилу? Наверное, розы… Или гвоздики… Хотя я так люблю сирень… А как там Шифти? Может, он тоже здесь, под землей? Где-то рядышком со мной? Или же, что лучше, нас положили в одну могилу? Тогда я понимаю, почему у меня упираются коленки… Жаль, что я уже ничем пошевелить не могу… Я устала… Я хочу уже окончательно и безвозвратно умереть. Чтобы проснуться… Там. Где сейчас моя мама. Где все остальные…“. Она закрыла глаза (хотя она их особо не открывала из-за кромешной тьмы вокруг), глубоко выдохнула и стала потихоньку засыпать, одновременно представляя себе, как она проснется в каком-то райском саду и сразу же окажется в крепких объятиях своего возлюбленного.

Карусель готова. Пора играть.

Снова этот странный хриплый шепот… Он и тут нагнал бедную кошку. Она вздрогнула и снова широко раскрыла глаза, пытаясь найти источник беспокоящего ее шума. Кэтти застонала с ноткой недовольства, как будто ее разбудили прямо на середине интересного сна. Девушка попыталась снова уснуть. Но ей не дали этого сделать. Похоже, что за ней и за ее состоянием мозга и души как-то следили. И контролировали ее поведение, заставляя делать то, что неизвестным было угодно.

По всему телу внезапно прошлась огромная и сильная волна адреналина, всколыхнувшая буквально каждый нейрон, каждый аксон и каждый нервный узел в рефлекторных дугах. Это заставило черношерстную закричать от прилива энергии и резко встать, стукнувшись лбом о низкий потолок, точно так же обитый чем-то мягким.

Комната оказалась не просто маленькой – крошечной. Блэк в ней едва помещалась, она могла лишь свернуться в комочек, поджав колени под себя. Стены, пол и потолок действительно были в мягкой обивке. Видимо, это было предусмотрено для того, чтобы жертва не пыталась убиться, сильно и методично отбивая голову об стенку. Все. Больше в ней ничего не было. Во всяком случае, девушка не могла видеть ничего в этой непроглядной кромешной тьме. Как будто ей завязали глаза черной плотной тканью, или же она сама не открывала веки.

„Где я? – снова Кэтти-Блэк погрузилась в раздумья. – Что это за место? Почему оно такое маленькое? И что это за пучки торчат из всего моего тела?“. Она ощупала себя. В самом деле: из шеи, из конечностей в нескольких местах, из затылка, из туловища в огромных количествах точек торчали пучки тонких пластмассовых и металлических трубочек, введенных в тело девушки внутривенно. Они были похожи на пучки оптоволокна, а кошка – на системный блок звездчатой сети. В голову пришла вдруг страшная догадка. „На мне… Ставят эксперименты?! – с ужасом подумала жертва. – Но кто? Кому это вдруг понадобилось? Почему я? За что?! Что за эксперименты?!“. Она забилась в панике по маленькой комнатке, царапая обивку и пытаясь найти хоть какой-нибудь выход из западни.

– Не дергайся и не паникуй, не возбуждай свои нервные клетки раньше времени, – услышала она вдруг низкий и глубокий голос. – Иначе я буду вынужден ввести тебе смертельную дозу клофелина.

Черношерстная, едва эта угроза отзвучала, только испугалась еще сильней и сильнее забилась в комнатке, пытаясь снять с себя пучки трубок. Тщетно – они были надежно закреплены, глубоко всажены и приклеены к коже очень липким лейкопластырем. Кэтти-Блэк совсем обезумела от страха и отчаяния, она стала кричать несвязные звуки, полагая, что кто-нибудь услышит ее и прибежит на помощь.

Вдруг что-то прошлось по трубочкам и влилось внутрь тела бедной пленницы. Тело вдруг стало расслабляться и меньше слушаться свою хозяйку. Через минуту Блэк ослабла, поникла и легла на обитый пол комнатенки, глядя вверх. Перед глазами вдруг поплыли разноцветные круги, кошка почувствовала слабость, сонливость и какое-то спокойствие. Она стала засыпать, но где-то глубоко в подсознании она все еще боролась. В конце концов, она сдалась. Ее тело подверглось жуткому и неконтролируемому тремору, а сознание начало спутываться и теряться в мыслях. В общем, бедная кошка просто перестала контролировать себя и потеряла над своим организмом всякий контроль.

– Вот так, хорошо, – проговорил тот же самый голос. – Думаю, хорошая доза хлордиазепоксида пойдет тебе на пользу. Тебе нужно успокоиться… И понять, что сейчас тебе никто не поможет. Никто.

Кэтти-Блэк осмотрелась по сторонам, хотя чуть позднее она перестала ощущать послушность своего тела. Хлордиазепоксид вызвал в ее тщедушном тельце прямое торможение двигательных нервов, так что теперь пленница была не только насильно успокоена, но и фактически парализована. „Почему мне так знаком его голос..? – подумала она, отчаявшись предпринять новые активные действия. – Я слышала его много раз… Но где?“.

– Ты узнала мой голос, – словно прочитав ее мысли продолжил неизвестный. – Конечно, ведь в первый раз ты его услышала еще первого сентября, когда я отвечал на твой вопрос про директора… Да-да, не удивляйся – это я отвечал тебе. От лица безногого выдры и этого ботаника… Кстати, они сейчас здесь, как и многие твои друзья. И они очень хотели бы с тобой увидеться, – послышался тяжелый вздох. – Но увы: глаза у них закрыты плотной черной тканью, а рты заткнуты кляпом. К тому же они надежно и крепко привязаны к своим креслам, им не удастся сбежать…

Девушка слушала это. Она хотела было выразить свой страх, широко раскрыть глаза и часто-часто задышать, запаниковать, может, даже запищать. Но вместо этого она выслушивала речи говорящего с мертвым спокойствием. Транквилизатор работал исправно, методично заглушая и даже убивая нервные клетки мозга, отвечающие за эмоции. Но, тем не менее, пленница не хотела верить во все эти речи. Она очень хотела, чтобы это все оказалось сном. Чтобы она проснулась в кровати своего номера… Хотя нет, лучше – в кровати в доме близнецов, в обнимку с Шифти, чтобы тот крепко прижимал ее к себе, терся с ней носами, целовал, гладил по всему телу, ласкал и шептал самые разные комплименты. Чтобы все было как прежде.

Но этому не суждено было сбыться. Внезапно мягкий белый матовый свет, исходивший из стыков стен, пола и потолка, озарил небольшую комнату, освещая его гладкие и мягкие стены. Черношерстная сразу же увидела следы царапин. Как оказалось, ткань обивки была очень плотной, кожаной, и бедная пленница не смогла в порыве животного страха прорвать ее насквозь. А о потайных кнопках или панелях тут и речи быть не могло. На своем теле девушка действительно обнаружила кучу пучков трубок и проводков, довольно крепко и профессионально закрепленных с помощью клейкой ленты. Она была буквально опутана этими ниточками, хотя они не лишали ее подвижности, как это было выяснено ранее. Впереди себя Кэтти-Блэк также увидела два небольших оконца, за которыми еще стояла кромешная тьма. „Что это? – подумала она. – Что это за место? Что за окнами? Свобода? Или это просто будка наблюдений за мной? И стекла просто с одной стороны прозрачные..?“.

– Нет-нет, за этими окнами не будка наблюдения и не свобода, – похоже, говоривший действительно обладал телепатией. – За этими окнами – наша с тобой игра. Но для начала… Я тебе поясню кое-что, пока транквилизатор еще действует, и пока ты беспомощна и неподвижна… Место, где ты сейчас находишься – мое рабочее место. Именно здесь я работаю, вскрывая и оперируя всех этих недотеп, когда они в очередной раз становятся жмуриками, – голос был приторно-сладким, словно неизвестный вспоминал о чем-то приятном для себя. – И я каждый раз созерцаю эти трупы, истекающие кровью, желудочным соком, прочей внутренней жидкостью и постепенно покрывающиеся гнилью и гноем… Иногда мне даже приходится собирать дохликов по кусочкам, разминая испорченные органы в своих руках, чиня их и сшивая медицинской нитью. И ведь я при этом не надеваю перчатки, как все нормальные хирурги. И таким образом эти идиоты могут получить нечто более страшное в свой организм, чем простой вирус гриппа, и погибнуть в следующий раз более интересной смертью… Ну да ладно, не о том речь, – внезапно говорящий начал вещать довольно резко, даже сердито: – Все было у меня хорошо ровно до тех пор, пока не появилась ты! Да-да, как только в моем городке – моем, слышишь? – объявилась ты, грязная черношерстная и никому не нужная шелудивая кошка, у меня все сразу пошло наперекосяк! Ладно, я закрою глаза на то, как ты влюбила в себя Шифти – такое с каждым могло случиться, любви все покорны… Хотя лично я не верил, что этот неотесанный грубый вор хоть кого-то полюбит…

Кошка, слушая всю эту ахинею по поводу невозможности любви самого закоренелого вора, попыталась вновь заговорить. Но ей удалось только раскрыть челюсть, голос еще не окреп, чтобы сказать хоть какое-нибудь вразумительное слово. „Шифти – не неотесанный! – думала она, полагаясь на телепатические способности своего собеседника. – Он добрый, нежный, любящий и заботливый енот. Он самый лучший, тебе этого не понять, кто бы ты ни был…“. Говорящий смолк, словно прислушивался к мыслям своей пленницы. Через минуту, когда та закончила свою мысленную речь, он сказал небрежным тоном:

– Да-да, разумеется, для тебя он самый лучший. Несомненно. Мне плевать, если честно. Я бы, повторяюсь, закрыл бы глаза, если бы ты только влюбила Шифти в себя. И не погибала бы – я ведь не оживляю тех, кто не живет в Хэппи-Долле. Это так, к сведению. Но ты меня тогда чем-то заинтересовала… Не помню уже, чем конкретно, но, оживив тебя, я совершил ужасную ошибку! Ты пустила цепную реакцию из воспоминаний и уменьшения концентрации смертей в день! Из-за тебя все эти разноцветные неадекватные дебилы вспомнили все свои гибели, вспомнили, как они умирали, и перестали бояться смерти! Перестали! А из-за потери их животного страха, из-за того, что они перестали корчиться в агонии и попытках выжить, вместо этого спокойно ожидая смерти и возрождения, я перестал получать необходимую мне энергию!!! – неизвестный остановился, отдышался, потом продолжил: – Но тебе, сучка, и этого было мало… Тебе было мало всеобщего „прорыва воспоминаний“, который я уже не могу залатать при помощи своей аппаратуры… Так ты еще и сбила меня на машине, мне самому едва не поломала ребра и надела этот чертов ошейник! – послышался какой-то тихий скрип и звук, словно металл терся о другой металл. – И теперь… Я истекаю кровью. Я начинаю терять свое могущество… Ту силу, которую я ранее имел. Я теперь не могу убить случайного прохожего случайным кирпичом, мне нужно организовывать действительно несчастные случаи! Такие, о которых будут кричать в новостях! А это гораздо тяжелее…

Кэтти-Блэк слушала это и начинала осознавать кое-что… До нее постепенно доходил смысл слов. „Так значит, это он стоит за всем этим… – подумала она, постепенно возвращая свою подвижность и вставая с пола. – Никакой он не ангел… А я так глупо понадеялась, что нас возвращает к жизни кто-то добрый… Но зачем? Зачем ему это нужно? И почему бы ему меня не убить прямо сейчас? Неужели он не может?“.

– Да, я не могу до тебя добраться, – проговорил низкий голос. – Мне что-то мешает притронуться к тебе и убить простым удушьем или просто чем-то непосредственно… Вполне возможно, что этот твой чертов кулон. Но я уже придумал иной способ убить тебя… Один из эффективнейших. Я приготовил тебе такое, что даст мне плодороднейшую почву для нового подъема моих сил… – тихий злобный смешок ненадолго прервал речь. – После этой процедурки я снова смогу стать сильным и достаточно могущественным, чтобы осуществить свои планы. Но для начала… Помнишь ли ты карусель, детка?

Сразу же за двумя маленькими оконцами загорелся свет. Сначала очень яркий и слепящий, так что Кэтти даже зажмурилась и приложила ладонь к лицу козырьком, чтобы закрыть свои глаза от такого освещения. Постепенно интенсивность света утихла и стала такой же мягкой, как и в маленькой комнатенке. Кошка робко приоткрыла глаза, со страхом глядя в оконца. Она интуитивно чувствовала, что то, что она увидит за стеклами, ей в большой степени не понравится… И, может быть, даже напугает.

Через минуту черные ушки с белыми кончикам свернулись в трубочку от невероятно громкого визга, а голосовые связки, производившие такой звук, едва не порвались напрочь. Лучше бы бедная пленница не просыпалась вообще. Лучше бы умерла. Во всяком случае, такова была ее первая мысль после вопля отчаяния.

За двумя оконцами была видна большая зала с такими же стенами, полом и потолком, как и в камере жертвы. Но, в отличие от предыдущей, в этой было сразу десять пленников. Все они сидели на двух пятиместных каруселях. Руки были надежно прикованы к подлокотникам за запястья и предплечья у локтей, тяжелые добротные цепи из металлического нержавеющего сплава дважды обходили туловища, прижимая к спинкам сидений. Ремни, хорошие, кожаные, наверняка пахнущие этой самой кожей, были туго затянуты в области бедер и верхней части голеней пленников, накрепко связывая ноги и прижимая их к сидениям. Головы также фиксировались тонкими ремешками, которые до крови стирали кожу пленных, если те пытались хоть как-то повернуть голову. Глаза несчастных были завязаны плотной черной натяжной тканью (то есть повязки были натянуты на голову), во рты были вставлены тугие тряпки из грубой ткани. Из тел жертв, из тех же точек, что и из Кэтти-Блэк, торчали пучки пластиковых прозрачных трубочек и проводки. Эти трубки и провода уходили за кресла, а потом, слившись вместе в один большой и толстый столб, вверх, в потолок.

В общей картине складывалось ощущение, что этих существ посадили на многоместный электрический стул, и сейчас по ним пустят неслабый разряд тока. Пленники сидели, слабо дергались и приглушенно мычали. Они были явно напуганы внезапной переменой своего положения. Возможно, они смогли увидеть сквозь плотную черную ткань столь яркий свет и потому так оживились, попытавшись вновь вырваться из своих оков и пут. А когда интенсивность света урегулировалась, они стали дергаться меньше. Лишь самые отчаянные продолжали бессмысленную борьбу.

Кэтти-Блэк, осмотрев всю эту сцену, горько заревела. Ей было страшно. Ее нервы были на пределе. Хотя если подумать, то они уже и без того были изрядно попорчены и, возможно, даже загублены. Девушка плакала достаточно долго. Она глубоко сожалела о том, что у нее было крепкое здоровье, не позволившее ей умереть от страха еще там, в парке с елями и кленами, когда она увидела те ярко-красные глаза. Слезы катились из глаз по щекам, теряясь в шерстке бакенбард и в белом „жабо“. Наплакавшись вволю и исчерпав свои слезные ресурсы, кошка вновь посмотрела на представшую ей картину. Она сразу узнала всех пленников: Лампи, Каддлс, Сниффлс, Гигглс, Флиппи, Рассел, Тузи, Сплендид, Лифти… И Шифти! Ее возлюбленный тоже был там, точно так же привязанный к сидению ремнями и цепями, с завязанными глазами и заткнутым ртом. Уж он-то мычал громче всех. Наверняка он хотел прокричать сквозь кляп все нецензурные выражения, которые он знал, своему похитителю.

– Что… – прошептала черношерстная, приложив руки к стеклам оконцев и уперевшись лбом в стенку посередине. – Что ты от меня хочешь..?

– Хороший вопрос, – с ноткой иронии проговорил низкий глубокий голос. – Чего я хочу? Просто поиграть с тобой. Вот и все. Игра простая – спаси чужую жизнь. Тебе предстоит выбирать. У тебя будет пять заходов по два кандидата на выживание. И ты должна будешь выбрать одного из них… Желательно одного. Так что выбирай наиболее объективно. Когда выберешь – прикоснись рукой к металлической пластинке рядом с оконцем, – при этих словах между стеклами из стены выползли две стальные холодные пластинки. – Что ж, удачи тебе… И крепкого здоровья. Они тебе понадобятся!

Злобный смех прокатился по всей комнатке. „Крепкого здоровья? – подумала Кэтти-Блэк. – Что это значит? Почему он пожелал мне крепкого здоровья? Не понимаю…“. Но времени на раздумья ей не дали: какой-то механизм вдруг заскрипел и привел в движение обе карусели с пленниками, даже заиграла какая-то старая музыка, которая обычно играет на настоящих праздничных каруселях на ярмарках. Жертвы недоуменно замычали и попытались помотать головой, пытаясь найти источник звука. Но потом вдруг карусели остановились, выставив перед истерзанной девушкой ее первых „кандидатов на выживание“.

– Тузи и Каддлс, – сказал неизвестный. – Оба школьники. Знакомы с детства. Закадычные друзья. Вместе состоят в одной музыкальной группе. Лапочка любит экстремальные виды спорта и активные, подвижные игры, никогда не сидит на месте, довольно часто ходит с пластырями и царапинами. Зубастик любит больше спокойные и развивающие игры, иногда решает дополнительно какие-нибудь задачки по математике. Каддлс тебе в первую встречу умудрился нанести тяжелое оскорбление. А Тузи с самого начала был вежлив и обходителен с тобой. Выбирай: грубиян или воспитанный парень…

Эти слова словно эхом пронеслись в голове пленницы. Она смотрела в полускрытые лица подростков. Уши кролика, вечно поднятые и весело торчавшие, теперь опустились и невольно дрожали от страха. Как, впрочем, и кудрявые волосенки. Большой лиловый плоский хвост бобренка тоже дрожал, сотрясая некоторые трубочки и проводки, закрепленные на этой конечности. Бедные мальчики сидели, подвергшись тремору, и ждали своей участи. Хоть они и не слышали того глубокого низкого голоса (его могла слышать только Кэтти-Блэк), но они смутно осознавали, что сейчас им грозит страшная опасность.