Текст книги "Тайна Хэппи-Долла: Чернила (СИ)"

Автор книги: KroccovepMan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 50 страниц)

«Либо Каддлс, либо Тузи… – тем временем думала девушка, с необъятным состраданием глядя на первую пару. – Либо бунтарь и хулиган, либо умник и милый парень… Выбрать одного… Нет. Конечно, я могла бы выбрать Зубастика, но… Я не могу позволить, чтобы Лапочка умер только оттого, что он мне когда-то нагрубил, используя старый стереотип. В конце концов, он мне не хотел зла, это был его минутный порыв, вызванный поражением в игре… А что будет, если я выберу обоих? Ведь не было запрещено выбирать обоих „кандидатов“, значит… Будь что будет, они должны жить!». С такими мыслями черношерстная приложила ладони к обеим пластинам.

Тут же ее шею что-то сильно сдавило, и она начала задыхаться, трубочки с проводками довольно сильно впились ей в кожу, почти моментально прорезая плоть, кровь потекла по шее, плечам, ключице и лопаткам. Оказалось, что пучки на шее и затылке, так беспорядочно спутавшиеся друг другом, были ничем иным, как хитро сплетенной удавкой. И сразу же кошка догадалась, что имел в виду неизвестный под пожеланием крепкого здоровья. То есть если бы она выбрала только Каддлса или только Тузи, то она, возможно, не страдала бы так сильно, как сейчас, может быть, удавка не прорезала бы ей шею почти насквозь… Но при этом один из этих несчастных подростков непременно погиб бы в тех же страшных муках, что и она сейчас. Кровь все текла и текла по черной шерстке, теряясь в ней и сливаясь. Перед глазами пленницы поплыли разноцветные круги. Она попыталась просунуть пальцы под удавкой, но та уже вошла в кожу и почти резала трахею. Не выдержав потери крови и кислородного голодания и минуты, Кэтти свалилась на пол, пачкая его своей кровью.

– Знаешь, а ведь я о тебе был лучшего мнения, – услышала она голос сквозь забытье. – Я думал, что ты будешь крепче… И что ты будешь более объективной при выборе. Но ты, как оказалось, всего лишь сердобольная шелудивая сучка, которая будет жалеть всех подряд и прощать… Как же меня бесят такие всепрощающие личности!

В кровь девушки был вновь введен адреналин. Она встала и вздрогнула от прилива энергии. Удавка больше не давила ей на шею, но кожа там была довольно глубоко прорезана. Кровь запеклась и тонкой корочкой покрыла место удушения, так что казалось, будто голову Кэтти-Блэк просто пришили к телу, и что эта голова была ранее без тела. Черношерстная также почувствовала, что где-то глубоко в шее ей трудно дышать… И она не чувствовала вдоха и выдоха в носу! Чуть погодя она, прощупав шею, поняла, что из-за удавки произошла трахеостомия – теперь дыхание происходило через прорезанную щель в трахее. Кошка осторожно расширила дырку своими тонкими пальчиками, после чего зашипела от боли (кричать она больше не могла, поскольку отверстие находилось ниже голосовых связок, воздух до них не доходил).

– Лампи и Рассел, – тем временем продолжил неизвестный, прокрутив две карусели на одно „гнездо“ вперед. – Лучшие друзья. Часто ходят на рыбалку вместе, а иногда – и на экспедиции по поискам сокровищ на дне морском. Дылда глуповат, его интеллект ниже среднего, рассеян и невнимателен, часто меняет свою работу. Рассел же довольно сведущ в плане морского дела, да и в прочих науках, бывший пират, сейчас зарабатывает торговлей рыбой в разных городах. Лампи видел тебя всего пару раз, даже не заговаривал с тобой. Рассел много раз с тобой виделся, первым решил с тобой познакомиться. Выбирай: совсем незнакомый тебе глупец или друг-моряк…

Снова выбор. Снова две жизни на кону. Лось сидел неподвижно, он явно не понимал, что происходит, и полагал, что все происходящее вокруг – не более чем просто чья-либо дурацкая шутка. А вот выдра так не думал. Он давно уж все понял. Он глубоко дышал и готовился к самому худшему. „Даже если я сейчас умру, – подумала про себя Кэтти. – Я спасу их обоих. А если выживу… То спасу всех! Чего бы это мне ни стоило!“. Тут она почувствовала, как ее грудь что-то мягко согревает. Она посмотрела вниз и увидела свой кулон. Он слабо светился и пульсировал, словно напоминал об опасности, грозившей ей в случае прикосновения обеих пластин. Но девушке было уже все равно. Она смело коснулась металла обеими руками. Контакт замкнулся.

С минуту ничего не происходило. Потом по трубочкам в кровь пленницы что-то втекло. Опять ничего не было. А потом… Кэтти с ужасом осознала, что сейчас у нее наступит полное обезвоживание и истощение организма: ей ввели огромную дозу слабительного. Смеси из слабительных от запора и солевых слабительных. Тут, автор полагает, стоит умолчать о том, что произошло с несчастной жертвой и дать волю воображения читателю. Скажем лишь, что от усиленной моторики кишечника у кошки сильно заболел живот, так что та согнулась в три погибели и не разгибалась почти ни разу, а от почти моментального обезвоживания тело иссохло, кое-где шерсть попадала, оголяя розовые островки сухой шелушащейся кожи. Вскоре комната наполнилась не только зловонной массой, но еще и обильным объемом крови и громким воплем боли и агонии. Кэтти-Блэк лежала в продуктах ускоренного обмена веществ, постепенно перестав обращать внимание на вонь и всю мерзость случившегося. Через час она встала, с трудом передвигая конечностями.

– Сплендид и Флиппи, – равнодушно продолжил низкий голос, словно бы его не касались мучения его пленницы. – Их связывает довольно странная, но все-таки крепкая дружба. Два самых сильных существа не только в Хэппи-Долле, но и во всем мире, не считая Сплендонта. Великолепный – супергерой, однако довольно часто его присутствие только усугубляет ситуацию, и этот летяга не спасает, а наоборот, калечит и убивает страждущих. Прапор – бывший военный, получивший серьезную психическую травму во время войны и теперь страдающий раздвоением личности, которое ты немыслимым образом заглушила. Сплендид был виновником твоей первой смерти, случайно сломал тебе ребра, повредил легкие и сердце, пытаясь сделать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Флиппи стал виновником твоей пятой смерти, при этом он сознательно и методично убивал тебя, причем медленно и мучительно. Выбирай: случайный убийца или сумасшедший маньяк…

„Нет! – решила сразу черношерстная. – Пусть они и были моими убийцами, они не желали мне зла! В конце концов, я их простила… К тому же они ко мне позднее были вежливы, в какой-то мере даже ласковы и дружелюбны… Я не могу позволить им умереть! Лучше самой сдохнуть в мучениях и принять их смерти на себя!“. Она посмотрела на пленников. Оба были спокойны и хладнокровны. Они сидели смирно, не выдавая свой панический страх ничем. Видимо, им действительно приходилось ранее попадать в такие передряги, белке-летяге – во время исполнения своих геройских обязанностей при сражении с каким-нибудь злодеем, а медведю – во время жестокой войны при попадании в плен к врагам и последующих пытках. Дыхание у них было ровное и беззвучное, но если присмотреться, то можно было увидеть, как напряглись их мышцы от ожидания. Девушка стиснула зубы и коснулась обеих пластинок.

Тут же по всему ее тщедушному и ослабленному слабительными телу прошелся мощнейший электрический заряд. Все мышцы сократились, пытаясь воспрепятствовать дальнейшему течению тока, но тщетно. Начался тетанический спазм. Кошка вновь стала задыхаться. И мало того, что она вновь испытывала сейчас кислородное голодание, так еще ее живот, недавно пострадавший от дозы „лекарств“, дал знать о своей предыдущей травме. К тому же волосы и шерстка, недолго продержавшись, загорелись, воспламенились, и вскоре тело пленницы покрылось огромными волдырями ожогов. Не выдержав такого заряда, Кэтти-Блэк снова без чувств упала прямо в каловую массу.

Очнулась она примерно через три часа, хотя состояние ее организма четко указывало на то, что она не проснется и через двое суток. Видимо, неизвестному затейнику просто не хотелось ждать. Потому он и ввел новую дозу адреналина в кровь, на этот раз более мощную, потому что Кэтти на этот раз встала слишком тяжело. Было видно, что еще чуть-чуть – и она свалится замертво. Лишь каким-то немыслимым чудом ее организм держался и боролся за жизнь из последних сил.

– Сниффлс и Гигглс, – незнакомец снова стал вещать, как только карусели вновь остановились. – Они не друзья, но давние знакомые. А также коллеги по работе в центральной больнице Хэппи-Долла. Сниффлс – самый умный житель этого маленького городка. В свободное время изобретает какие-нибудь чудо-машины, однако это довольно часто обходится ему боком. Также изредка пытается съесть муравьев, но и тут ему везет не больше. Гигглс – самая развязная девчонка. Меняет парней как перчатки, хотя утверждает, что ее постоянный парень – Каддлс. Выбирай: добросовестный ученый или распутная малолетка…

Кошка недоуменно посмотрела на эту пару. Ей было непонятно, почему муравьед и бурундучиха, с которыми ее не связывала столь крепкая дружба, знакомство или сильный эмоциональный контакт, как в случае с остальными, оказались здесь, на карусели смерти. „Почему и они здесь? – недоуменно думала она. – Что за ерунда..? Хотя если подумать, то они стали виновниками моей третьей смерти… Наверное, именно поэтому… Плевать! Это не играет роли! Выжить должны все! И я сделаю это, даже если этот гад-похититель убьет меня, а потом и их чуть позднее!!!“. Она дернула руками, но тут упала навзничь и потеряла сознание. Сердце не выдержало подобной нагрузки, выпавшей на его долю. Да и мозг тоже начинал сдавать, постепенно уводя сознание пленницы в темноту, в пустоту. Он словно мечтал там остаться навсегда. Но новый прилив адреналина в кровь заставил жертву вновь вздрогнуть и встать.

– Конечно, я не вправе осуждать твой благородный порыв сохранить жизнь всем этим тупым придуркам, – вкрадчиво замурлыкал низкий голос. – Однако подумала ли ты, что на деле Сниффлс и Гигглс тебе вовсе в этой жизни будут не нужны? Ну, подумай сама – они ведь тебе не друзья. Всего лишь те, кто неумело пытались спасти твою жизнь перед третьей смертью. Те, кто так нелепо убили тебя, попытавшись срастить твои нервы на руках. А подумала ли ты о том, кто будет в следующей паре? И пораскинула ли ты мозгами, что будет со следующими пленниками… А вернее с последним, когда тот узнает о твоей кончине? Ведь фактически, спасая всех, ты можешь не только сама погибнуть, но и убить своего ребенка… Да-да, можешь поверить мне на слово – ты беременна. Двойней. Вот тебе и больший повод поразмыслить над дальнейшей судьбой…

– Заткнись… – злобно прошептала кошка, используя щель трахеи. – Захлопни свою пасть, говнюк… Ты меня достал! Ты меня задолбал! Да, я хочу жить, не хочу умирать… Но я также хочу, чтобы и все эти ни в чем не повинные существа тоже жили, радовались новому дню! Погибну?! Прекрасно! Зато я буду знать уже там, на том свете, что моя смерть не была напрасной! Так что заткнись, сволочь! Просто заткнись!!!

И она с силой надавила на панели, словно собиралась ими продавить стенку насквозь. Тут же трубочки влили в кровь жертвы новое вещество. Десять минут ничего не происходило, а затем Кэтти-Блэк почувствовала сильный зуд во всем теле и обильное слюновыделение. Через еще пять минут девушка почувствовала рвоту и тошноту, так что вскоре ее камера наполнилась еще и рвотными массами вперемежку с темно-красной кровью. Тетродотоксин, введенный в опасной дозе в организм, методично добивал измученный и почти мертвый организм, доделывая работу слабительных. Еще чуть-чуть – и черношерстной бы больше не пришлось выбирать из последней пары пленников кандидата на выживание. Да и неизвестный уже смаковал гибель троих пленников, тихо и злобно смеясь.

Но тут случилось нечто неожиданное. Это заставило говорившего заорать от негодования и недоумения. Сначала, когда карусель провертелась для того, чтобы кошка в последние минуты своих мучений смогла взглянуть на своих любимых енотов и в порыве отчаяния, агонии и невыносимой муки разорваться на части, пустив этим самым мощнейшую волну негативной энергии, обнаружилось, что оба сиденья были пусты. Енотов не было. Оковы, цепи и ремни, а также пучки трубок и проводков лишь мертво висели, пытаясь дотянуться до пола. „Неужели у меня пошли глюки..?“ – спросила себя кошка, бессильно падая на пол и уже начиная захлебываться собственной слюной и рвотой и задыхаться от смрадного запаха собственных отходов.

– Но как?! – услышала она сквозь мутную пелену подступающей смерти и пульсацию кулона дикий крик. – Как?! Они не могли сбежать!!! Не могли!!! Уроды!!! Говнюки, подонки!!! – далее пошла многоэтажная нецензурщина, явно свидетельствовавшая о том, что неизвестный похититель был разозлен до крайности.

А затем случился взрыв. Мощный взрыв, разорвавший стену маленькой камеры. Взрывная волна задела пленницу, и многочисленные тяжелые осколки задавили ее. Послышался мерзкий и противный хруст вместе с хлюпаньем – видать, все кости переломались. Рекорд, однако, надо бы отметить потом… Хотя чего тут отмечать, когда костлявая Смертушка уже рядом, готова взмахнуть косой? Однако… Нет, это была не та добродушная старенькая скелетонша с васильково-голубыми огоньками в бездонных глазницах. Это был Он. Кэтти-Блэк впервые увидела того, кто стоял за всеми этими гибелями, в лицо.

Это был дракон. Кроваво-красная чешуя отражала свет мигавшей лампы, редких сноп искр и полыхавшего пламени – похоже, что из-за взрыва что-то воспламенилось, и теперь „место работы“ демона сгорало буквально за секунды. Он стоял у развалин и гневно смотрел на них ярко-красными драконьими глазами. Черный плащ был порван во многих местах и развевался, так что можно было рассмотреть его тело. Оно было большим и крепким, даже крепче и сильнее, чем у Флиппи. Кое-где, правда, портила картину выпавшая чешуя, но это было не столь примечательно. Самой интересной деталью внешности представшего перед Кэтти демоном было лицо. А его исказила такая страшная гримаса гнева, ненависти, злобы и боли, что было нетрудно догадаться, что этот чешуйчатый сейчас сделает.

Мощная лапа легко откинула один из обломков, придавивших девушку, а потом, грубо схватив ее за волосы, бесцеремонно вытащила из-под обломков. От такого грубого и неаккуратного поднятия кожа кошки в некоторых местах просто-напросто содралась из-за обломков до мяса, оголяя мышцы, нервы, внутренности и даже кости. Демон приблизил черношерстную к себе, дыша ей прямо в лицо своим ужасным запахом смерти, словно давая той понять без лишних слов, что теперь ей точно настал жестокий и бесповоротный конец. С минуту он так стоял и сверлил свою пленницу сим страшным взглядом, вкладывая в него всю свою злобу, обиду и желание ее мучительной и долгой смерти. Потом он взял и бросил Блэк прямо в центр пожарища, так что та упала на расплавленную карусель (кстати говоря, пока происходил взрыв и прочие дела, остальные жертвы уже успели освободиться и тоже сбежать) и моментально прижарилась к ней.

– Сдохни, сука… – сквозь зубы прошипел он, приближаясь к своему врагу, постепенно переходя на крик и рык. – Сдохни, никому не нужная тварь! Сдохни, как последняя бездомная псина, как облезлая дворовая кошка! Сдохни, сдохни, сдохни!!!

– Это ты сдохни, ублюдок! А ее даже не смей трогать своими грязными когтями!

Послышались выстрелы и звуки борьбы. Рык и крики. Вопли, стоны, ругательства. Сплошная матершина. Но кошка уже не воспринимала это. Последнее, что она увидела – как два каких-то серебряных кольца сомкнулись на руках демона, последнее, что она услышала – дикий и истошный вопль, полный животной ненависти и боли, а последнее, что почувствовала – какую-то странную волну, прошедшуюся по всему ее телу и затоптавшую всю надежду на лучшее и светлое будущее. Потом она закрыла глаза… И догорела почти дотла.

Цифра 3 на ее кулоне сменилась на цифру 2 с фиолетовыми аметистами.

Шифти с трудом отлепил девушку от расплавленной и догоревшей карусели, получив сам нехилые ожоги на руках. Отнес в лес, к озеру. Положил на берег. Смочил тело возлюбленной холодной озерной водой, остужая труп. Первые две минуты слышалось шипение, от мертвой исходил пар и дым, пахнувший настолько омерзительно, что любой неподготовленный сейчас же убежал бы в гущу леса, чтобы вывернуть свой желудок наизнанку. А потом труп перестал шипеть. Енот в шляпе кое-как отмыл полусгоревшее тело от крови, кала и рвоты и остановился, глядя в лицо возлюбленной.

Вокруг него собрались все те, кто был жертвой „игры“. Они все пришли посмотреть на ту, которая не пожалела себя ради их жизней. Они все вместе смотрели на ее лицо. Оно было кротким, милым и прелестным даже в нынешнем состоянии: пол-лица было лишено кожи, кое-где даже сгорели мимические мышцы. Один глаз обуглился и вытек из глазницы, другой же чудом уцелел. Даже веко там сохранилось. Личико кошки выражало какую-то тревогу, смятение, страх. Похоже, что она что-то увидела или почувствовала страшное перед тем, как умереть.

Ворюга взял правую ручку кошки, которая была более-менее цела, и приложил тыльную сторону ее ладони к своим губам. Он хоть и привык видеть чужие смерти, тем более смерти девушек, но сейчас… Он был подавлен. Сломлен. Он уже не мог верить, что его любимая оживет. Потому что уже все знали, кто их оживлял все эти долгие годы. И он тоже это знал. Потому и затоптал свою надежду на дальнейшую счастливую жизнь. „Приду домой, – думал он. – Тут же выпью аконит… Пошло оно все лесом, когда моя жизнь сломалась, и никому не подвластно починить ее…“.

Все уже разошлись по домам, даже Лифти, а Шифти остался сидеть рядом с трупом любимой Кэтти-Блэк на берегу реки. Ему было наплевать, который сейчас час. Ему было наплевать на все. Он уже решился на гибель. Но тут он почувствовал странный холодок, а затем – приятное тепло. И что-то костлявое коснулось его плеча. „Смерть… – догадался он. – Но как, уже? Так быстро? Ну что ж, тем лучше. Я быстрее воссоединюсь с ней…“. Он в последний для себя раз посмотрел на возлюбленную, после чего закрыл глаза и приготовился испустить последний вздох. Но вместо этого он услышал старческий голосок:

– Милок, почто ты хочешь себя погубить? Ты не думай, твоя любка не покойна. Она лишь отдыхает. Ты не кипишуй, скоро она вернется к тебе. Но ты сам, главное, не смей накладывать руки на себя. Твоя жизнь, как и ее, только начинается. Вы должны продолжать жить. У вас все еще впереди, милок… Но я так полагаю, тебе тоже хочется отдохнуть, милок? Так ложись с ней, а я вас обоих, голубков, устрою.

Тихий смешок, и затем – тишина. Шифти был потрясен. Он протер глаза, встряхнул головой, снял шляпу и вытер пот. „У меня что, глюки пошли? – была его первая мысль. – Что за..? Какого гребаного хрена я слышу голоса?“. Однако дальше мозг отказался думать. Сказал хозяину весело и беззаботно: „Адьес, амиго, не скучай!“ и куда-то пропал. Енот без шляпы, отчаявшись прийти в норму и решив про себя, что он уже сошел с ума окончательно, прижал труп Кэти-Блэк к себе и лег на полянку, глядя на звезды, ярко светившие в эту ночь.

Через минуту он забылся. По всему его телу снова пробежал холодок, а потом что-то приятное и теплое обволокло его и унесло далеко-далеко в дебри измерений и потусторонности.

– Шифти, ты тоже здесь? Я так рада видеть тебя! Ты только не пугайся – мы с тобой не мертвы. И мы завтра проснемся, как ни в чем не бывало. У меня ведь… Еще две жизни, помнишь?

– Да… Помню…

====== Глава 37. Браслеты ======

Треснувшее зеркало треснуло еще сильнее, теперь уже не было больших кусков, были лишь мелкие осколки. Некоторые из них даже на пол упали, не удержавшись на своих позициях, обнажая деревянную подпорку для стекла. Дырки были самых разных форм и размеров, создавалось ощущение разодранной, но не содранной до конца коры какого-то белого дерева… Наверное, березки. И в этой коре, в ее белых частичках, отражались ярко-красные огоньки, которые буквально источали всю ненависть и злобу, на которую было вообще способно живое существо… А может, и не существо, а нечто сверхъестественное, то, что не должно существовать в реальности, но тем не менее оно было.

Доктор стоял и едва сдерживал свой гнев, чтобы не разбить свое зеркало окончательно. Как-никак, оно было очень дорого ему… Хотя бы потому, что именно это зеркало помогало ему следить за всеми жителями городка, угадывать их желания и планы, а заодно узнавать, чего они боятся больше всего. То есть зеркало было инструментом в его чешуйчатых лапах, с помощью которого он правил жизнями этих недоумков. А чем больше оно трескалось, тем хуже он видел общую картину происходящего. Если раньше зеркало показывало ему буквально все, о чем он ни попросил, всех жителей, все то, что они делали в данный момент времени, даже прогнозировал, как можно подстроить их смерть, то теперь он лишился контроля над некоторыми зверьками, в основном над енотами, летягой, Флиппи и выдрой. Да и смерти он перестал «видеть», он лишь угадывал, кто как погибнет, не более того.

Собственно говоря, не только зеркало свидетельствовало о его поражении. На руках демона теперь красовались два браслета из такого же серебра, как и ошейник. И у них были такие же функции и свойства… Они давили на вены и артерии в запястьях сквозь чешую, нагревали и плавили саму чешую. На полу уже успела образоваться небольшая блестящая лужа из смеси крови и расплавленного полуметалла. А браслеты продолжали свою работу, грозясь отрезать запястья напрочь, лишить Доктора рук, которыми он оперировал и восстанавливал умерших зверушек. Хотя иногда браслеты прекращали свои действия, но приступали к совершенно иному – они управляли его лапами, словно какой-то невидимый кукловод осваивал свою новую игрушку.

А в перепончатое ухо Доктора уже нашептывались фразы, написанные рунами на браслетах: «Когда кто-то приносит в жертву себя – он дарит жизнь, и сама смерть отступает перед ним, возвращая отданное со сторицей».

Я шел по субстрату в пустоте, заложив руки за спину. Я шел не потому, что знал, куда мне надо идти, и не потому, что меня кто-то звал. Я просто шел. Я не мог просто так стоять и пялиться вокруг себя, пытаясь хоть что-то различить в пустоте. Потому что тут ничего, кроме меня, не было. Темнота вкупе с белым светом непонятно откуда, ощущение бесчувственности, тепло и холод одновременно… И с чего я решил, что старушечий голос, настигший меня у озера, перенесет меня к моей возлюбленной? Она ведь лежит сейчас где-то в лесу, полусгоревшая и мертвая… И все равно красивая, хорошенькая… Ждет меня, наверное, где-то в раю, а я даже себя приложить не могу, поскольку у меня в буквальном смысле нет ничего, кроме когтей и шляпы, но они не дадут желаемого эффекта…

Тут я остановился. Задумался. Собственно говоря, а почему я, старший из близнецов и, соответственно, неформальная глава криминального дуэта, закоренелый вор, готовый продать собственного брата за доллар, даже за четвертак, вдруг полюбил кошку и теперь готов ради нее жизнь отдать, не раздумывая? Почему вдруг она стала мне дороже зеленых хрустящих и вкусно пахнущих денег, дразняще шуршащих в банковских ячейках Диско-Бира и под матрасом Лампи? Почему я вдруг даже умудрился из-за любви к ней перестроить месячный график ограблений, составленный мною еще в начале рабочего квартала? Что такого есть в ней, чего я не нашел ни в родном брате, ни в долларах, ни в призвании великого вора? Что? И почему я так сильно люблю ее? Что в ней заставляет мое сердце биться как сумасшедшее, а дыхание сбиваться?

Вопрос оказался весьма сложным, я даже остановился, чтобы не отвлекаться. В самом деле, если призадуматься и посмотреть на все это с объективной стороны, то Кэтти-Блэк – не более чем просто черная кошка. Плаксивая, робкая… Пугливая. Хуже Флейки. Та хоть иногда проявляла себя смело и хоть с кем-то разговаривала нормально, хотя бы с Каддлсом или Тузи. Эта же постоянно пыталась избежать контакта в первые свои дни в Хэппи-Долле, словно она чувствовала себя неуютно в компании. К тому же она что-то рассказывала вкратце про патологоанатомию, что она типа где-то работала судмедэкспертом в полиции, потому чаще привыкла взаимодействовать с трупами… Бр-р-р-р, не самые приятные ощущения это у меня вызывает, учитывая события двухлетней давности… Тогда Сплендид был тоже… Больше похож на труп.

Но я что-то отвлекся. Возвращаемся к теме: почему я люблю Кэтти-Блэк? Даже успел с ней дважды переспать… И обрадоваться, что, возможно, у меня будут дети. Не важно, один, два. Главное, что дети, что они мои, от меня и Кэтти-Блэк. Только вот… Действительно ли я этому рад? Или я поддался мимолетному счастью? Подвергся действию своих гормонов, едва посмотрев на тело кошки под особым ракурсом и поддавшись естественному влечению и первородному инстинкту? Не знаю… Не могу понять. Вроде бы и люблю Кэтти, люблю ее сильно-сильно, но в то же время я не понимаю, как это со мной случилось… Все это больше похоже на сказку, чем на реальность. Не прошло и месяца с момента начала наших отношений, а мы уже думаем о детях, о семье, я сделал ей предложение…

– Шифти, ты тоже здесь? – знакомый голосок, поцелуй в щеку и нежные объятия вокруг моей шеи прервали мои околофилософские размышления. – Я так рада видеть тебя! Ты только не пугайся – мы с тобой не мертвы. И мы завтра проснемся, как ни в чем не бывало. У меня ведь… Еще две жизни, помнишь?

– Да… – задумчиво и как-то равнодушно ответил я, даже не глядя на свою возлюбленную – не до того было. – Помню…

Демон сопротивлялся. Долго и упорно. Он кусал губы, царапал свои чешуйчатые ладони в кровь, стискивал до скрипа зубы. Он стонал, рычал, тяжело дышал. Ходил из стороны в сторону по палате с трупами, насколько это ему позволяло нынешнее положение – в голове из-за ошейника у него все было мутно, все плыло перед глазами, кружилось и вертелось в безумном танце. Мычал, ругался преимущественно нецензурно, царапал кафель стен своими когтями, оставляя глубокие порезы в цементе и искусственном мраморе. Но все было тщетно – браслеты действовали с удвоенной силой всякий раз, когда Доктор пытался им сопротивляться и делать что-либо по-своему, на свой лад и манер.

Они заставляли руки Доктора работать, не переставая и не делая каких-либо записей диктофона в перерывах, оперируя тела погибших зверушек, причем так, чтобы у них не оставалось ни одного шрама, ни одной царапинки, а раньше демон нет-нет да оставлял крохотную, едва заметную царапинку в определенном месте, чтобы не сбиться при подсчете общего количества смертей. Когда же демон хотел было один раз по привычке стереть память Каддлсу, нелепо попавшему под убийственной лапой Лампи, обнаружилось, что сам же демон собственными руками уничтожил аппарат. То есть теперь каждый житель Хэппи-Долла мог вспомнить, сколько раз и когда конкретно он умирал, как он погибал – долго или быстро, мучительно или безболезненно, сам или от чьей-либо руки. Так что теперь не требовались никакие «шрамы на память».

Это выбесило демона физической смерти. Он с рыком разломал окончательно то, что осталось от стирателя памяти, и на пол с печальным звоном и треском посыпались запчасти вкупе с деталями, болтиками и гайками. Между какими-то проводками с грустным зумом сверкнула маленькая молния тока и исчезла, оставив после себя характерный запашок гари. По коридорам разнесся дикий вопль вперемешку с нечленораздельными криками и непонятными ругательствами, возможно, на каком-то древнем языке.

– Как? – спросил он себя, глядя в отражение разбитого зеркала и гневно сверкая глазами. – Как?! Каким образом?! Все то, что я создавал эти долгие годы после того, как этот ботаник-муравьед занес меня в этот городок… Все полетело крахом! Буквально за неделю!!! Даже меньше!!! Гр-р-р-р-р, как же это меня достало!!! – Доктор стал царапать себя по чешуе на груди, чтобы хоть как-то выплеснуть свой гнев, поскольку царапанье кафеля и выбивание плитки уже не помогало, а только усугубляло ситуацию, из-за чего на пол посыпалось несколько испорченных и измятых чешуек вместе с алыми каплями крови. – А все из-за кого?! Из-за этой дрянной кошки!!! Все из-за нее… – послышался глубокий вдох, а затем выдох. – Она приехала в Хэппи-Долл и… Словно прознала про меня с самого начала… Как будто она следила за мной все это время… Но этого не может быть! Она ведь всего лишь кошка! Она – такой же смертный звереныш, как и все остальные в городке и во всем мире!!! Она не связана ни с какими потусторонними силами… Я ведь в этом еще давно убедился… Тогда почему? Почему всякий раз она одолевает меня? Почему она смогла наложить на меня… Браслеты и ошейник? И наложить проклятие?

Доктор снова зашагал по палате, благо теперь ему не нужно было кого-либо оживлять и возвращать в законное место жительства – палата опустела. Шаги гулко отдавались в коридорах и вообще по всей больнице. Попеременно с этим можно было услышать неприятный, режущий слух скрип когтей о камень и о кафель. Демон вновь пытался успокоиться и стать снова тем хладнокровным существом, каким он был долгие годы… Но тщетно. Все было напрасно. Каждый новый шаг давался ему с большим трудом, мысли путались и сбивались, дыхание осложнялось, можно было слышать беспомощный хрип вкупе с бульканьем крови в трахее. Драконикус все время слышал хор шепчущих голосов, и все они говорили об одном и том же.

– Так, надо собраться… – начал опять свой монолог Доктор, чтобы хоть как-то заглушить этот мерзкий хор. – И начать перебирать варианты… Кто же мог такое сделать с моим оборудованием, с моей жизнью, если не эта кошка? Ведь все указывает точно на нее… Когда она пришла, я сразу почувствовал что-то неладное… Хорошо, допустим, она не посланница небес, не пресловутый ангел, принявший образ кошки и для прикрытия влюбивший в себя Шифти… Но кто же тогда? Почему же тогда, когда я к ней пытаюсь всякий раз приблизиться, ее кулон отсвечивает и жжет мне чешую, отталкивает меня от своей хозяйки? Почему я не могу ее убить собственноручно? И почему когда кто-то ее защищает… Я страдаю, как любой смертный? А Ворюга тоже хорош… Выстрел из его револьвера стал для меня едва ли не смертельным…

Тут он остановился. Ведь, по сути, стрелял не совсем енот в шляпе… Он сам даже не решался сделать это, потому что демон был в тот момент в теле его родного брата… Но потом он так поднял руку с оружием, словно кто-то подошел к нему сзади и мягко коснулся держащей руки, что-то шепнул на ухо, помог с прицелом и сам нажал на курок пистолета, отправляя не обычную, а серебряную пулю… Кто-то, кто точно знал слабое место Доктора, кто мог предугадать дальнейшие действия не только его самого, но и других жителей, кто знал все наперед. Кто был главнее его в области смерти.