Текст книги "Тайна Хэппи-Долла: Чернила (СИ)"

Автор книги: KroccovepMan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 50 страниц)

– Хватит дергаться! – рявкнул контуженый. – Тебе мало было тогда пощечин? Еще раз хочешь получить, ненужный ты кусок дерьма?! – послышался глухой удар в висок девушки, и она затихла. – Не двигайся, я ведь так могу тебя убить прежде положенного! А я еще столько всего не попробовал на тебе…

Топор нещадно рубил хвост. Вот уже послышался хруст позвонков и связок. Однако где-то на этом месте процесс притормозился. Почему-то лезвие никак не проникало дальше, а просто тупо било, обрывая мелкие мышечные ниточки и нервные окончания. Посмотрев на топорище, Флиппи сердито усмехнулся, отошел от кошки, сел за стул и начал точить. До ушей измученной Кэтти-Блэк доносился визг камня, потираемого о железо. Она посмотрела туда, в темноту, но увидела лишь яркий свет от искр, никаких четких очертаний. Перед глазами все плыло. Все тело горело, изливалось изнутри кровью, мозг рвался и метался в своей черепной коробке. В конце концов он сдался, и девушка провалилась в небытие, в ту самую пустоту, куда она недавно проваливалась, умирая раз за разом. «Все, – подумала она. – Наконец-то мои страдания закончились… А ведь я не сказала ему самого главного… Ну, ничего. Скажу, когда проснусь».

С трудом разлепив веки, кошка почувствовала сильное сердцебиение. Она уже хотела было протереть глаза, но услышала знакомый лязг звеньев цепи. Лоб все также врезался в жесткий ремень, а щиколотки ощутили ту самую веревку. Нижняя челюсть была все в том же связанном тряпкой положении. «Как? – с некоторым испугом подумала Кэтти. – Не может быть… Неужели я все еще в подвале?!». Сразу же она почувствовала, как из ее руки, из вены, вытащили какую-то иглу. А потом новая пощечина окончательно привела жертву в сознание.

– Знаешь, а я ведь о тебе был лучшего мнения, – услышала она тот же хриплый голос. – Я полагал, что ты сможешь стерпеть. Что ты потеряешь сознание только тогда, когда я тебе оторву руку. Да, раньше я задумывал и такую вещь, но… Я чуть позже передумал. Ведь если я тебе руку оторву, то твоя вторая рука освободится, и ты начнешь вырываться… А мне этого не хочется. Но ты оказалась слабее характером, чем я думал, – он не обратил внимания на мычание, которым кошка хотела сказать, что такие пытки не выдержал бы никто, даже он сам. – Бабы… Все вы одинаковые. Эх, где-то время, когда Тигриный Генерал был единственным моим достойным соперником… Ладно, я опять заболтался. Хвост-то еще не отрублен!

И топор, уже наточенный настолько, что случайно пролетавшая мимо мошка потеряла крыло, вновь вонзился в позвонок, соединявший конечность со спиной. Пленница вновь затрепыхалась, но сил у нее практически не было – адреналин, введенный в ее организм внутривенно, действовал как возбудитель лишь первые минуты, после чего утихал. А Флиппи рубил и рубил. Кровь забрызгала ему руки и куртку, мелкой россыпью покрыла его безумное лицо, но он не обращал на это никакого внимания. Он улыбался и тихо смеялся, слушая знакомые ему стоны и плач. Но тут он внезапно остановился, не разрубив позвонок до конца. Сначала девушка была удивлена, однако затем она услышала:

– Эй, соображай быстрее!

После чего по всей спине прошлась жгучая боль медленно сдираемой кожи. Прапор тянул за хвост, косточка, соединявшая пушистое окончание с туловищем, печально хрустнула, выплеснула на ноги маньяка серое вещество, а затем потянула на себя участок кожи со спины, оголяя мышцы и позвоночник. От этой боли Кэтти-Блэк громко и истошно завизжала, но тряпка все также исправно заглушала звуки. Когда же хвост все-таки оторвался, медведь с каким-то отстраненным любопытством смотрел на то, что у него вышло в итоге. Потом ему пришла в голову идея. Он обвязал оторванную кожу вокруг своего пояса, так что хвост оказался сзади. Встал перед жертвой и покрутился на месте, словно девушка, примерившая новое платье.

– Хе-хе, разве я теперь не похож на зеленого кота с черным хвостом? – злобно усмехнулся он. – Будет довольно забавно походить так по городу… Хотя никто уже не оценит мой юмор. Только ты… – он взял Кэтти за подбородок и слегка пошевелил пальцами, словно гладил. – На данный момент только ты меня можешь выслушать. Хе, да у тебя особо и выбора-то нет. Все равно тебе больше не с кем будет поговорить… Нет, некого будет послушать. Хотя как знать, может быть, на том свете у тебя все-таки найдется собеседник, но это уже не мое дело. Хм, слушай, а ты любишь насекомых? – после такого вопроса черное тельце заворочалось, лунные глаза непонимающе уставились на ветерана. – Ладно, не важно. Посмотрим, полюбят ли тебя мои членистоногие крошки.

Он снова ввел какой-то шприц в вену. Через минуту жгучая и пульсирующая боль в спине, пальцах, ладонях и щиколотках девушки унялась, а затем и вовсе исчезла. «Обезболивающее, – подумала она. – Но зачем? Разве он не боли жаждет? Разве он не хотел слышать от меня крики и стоны? Что он делает..?». Флиппи достал скальпель и сделал I-образный надрез в области живота, там, где располагалась тонкая кишка. Раскрыл кожу, словно створки окна. И сразу же его почти всего забрызгала кровь, а внутренности начали сползать вниз под действием силы тяжести. Конечно, другую жертву при виде собственных внутренностей бросило бы в неконтролируемую дрожь, началась бы самая настоящая паника и истерика. Прапор как раз ожидал этого от своего подопечной.

Но стоило ему вновь взглянуть в глаза цвета Луны, как он понял, что и тут он не добьется желаемого результата. Потому что Кэтти-Блэк смотрела на него уже без боли. Без всякого непонимания. Глаза выражали лишь жалость. Нежную и искреннюю. И уже можно было точно сказать, кого конкретно жалела пленница. Уж точно не себя. Это очень не понравилось Берсерку. Он буквально кипел от злости. Он готов был рвать и метать, ломать и крушить все вокруг. Как же так?! Он, убийца с посттравматическим синдромом, с тяжелой формой шизофрении, способный убить целую армию в одиночку голыми руками – и не способен вызвать и каплю страха в этой черношерстной тщедушной скотине?!

Он взял со столика банку, в которой ползали плотоядные насекомые. Взглянул на них, как они забавно копошились на дне, кровожадно ухмыльнулся, открыл крышку и пересыпал их прямо на желудок и кишечник жертве. После чего он закрыл «створки», взял в руки нить, иголку и довольно аккуратно, со знанием дела зашил разрезы. Нитка была белой, так что вскоре на животе пленницы появился рисунок в виде английской буквы I. Та никак не среагировала. Она все смотрела на своего мучителя.

– Знаешь, пока эти крошки еще не начали действовать в полную силу, – сказал тот, словно размышляя вслух. – А обезболивающее уже через две минуты должно прекратить действовать… Что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал? О, у меня много чего припасено! Может быть, посмотрим, из чего состоят твои молочные железы? А то я только теорию изучал на войне, а вот посмотреть одним глазком… Бабы всегда такие шустрые, когда напуганы и не безумны. Что ж, надо бы только избавиться от твоего «жабо» и…

Он достал свое излюбленное мачете и довольно ловко, но медленно срезал белую шкурку с рыжими концами. Сначала Кэтти на это никак не реагировала, но потом она стала недовольно мычать и ворочаться – видимо, действие обезболивающего подходило к концу. Флиппи это заметил, улыбнулся и начал уже грубо рвать оставшиеся белые клоки шерсти. Стон и сдавленное мычание усладили слух маньяка, и он блаженно вздохнул. Когда же грудь была оголена, медведь как-то отрешенно посмотрел на нее, в его ярко-желтых глазах не читалось какого-либо возбуждения при виде обнаженных грудных холмов. «И то хорошо, – подумала про себя пленница. – Значит, он все-таки не извращенец». А потом ей снова пришлось застонать и закричать от боли – Прапор срезал возвышенности груди, словно сыр, проливая на себя новую порцию крови.

На пол упали два круглых по форме куска мяса. Мучитель поднял их и стал с любопытством рассматривать извлеченные столь зверским образом молочные железы. Странно, но молоко оттуда не текло, сколько бы контуженый ни сжимал и ни мял их. Видимо, они еще недостаточно созрели. Отбросив железы в сторону и глубоко вздохнув, медведь присел на табуретку, отложил мачете в сторону и потянулся. Конечно, он хоть и был почти неуязвимым солдатом, с которым мог бы потягаться только Сплендид (но и этого летяги уже не было) или покойный Тигриный Генерал, но и он тоже уставал. Правда усталость ему нагоняли скорее не бои, а пытки… Все-таки это занятие не для слабонервных. Ветеран взглянул на девушку.

Та висела в оковах и путах. Глаза ее были закрыты, из них слезы уже не текли – видать, все пересохли, да и слезные железы уже выжаты как лимон. Лицо было мертвецки-бледное от потери огромного количества крови, но сама пленница была еще жива. Из груди доносились лишь редкие всхлипы и слабые стоны. Берсерк снова поглядел в лунные глаза жертвы. И снова внутри него все всколыхнулось от бессильной злобы. «Как же так? – думал он в гневе, ходя по подвалу, не в силах сидеть на месте. – Черт возьми, она потеряла три литра крови, не меньше! Он потеряла свой хвост вместе с десятью процентами кожного покрова! Я лишил ее когтей и, возможно, каких-то нервов! По ней прошелся довольный мощный заряд электрического тока! И она до сих пор не молит меня взглядом о пощаде или смерти?! Как?!».

Он решил действовать кардинально. А потому он подошел к Кэтти-Блэк сзади, разрубил мачете цепи, снял ремень (под ним обнаружились оголенные мимические мышцы лба) и повязку (а здесь нижние клыки как-то умудрились прокусить верхнюю губу до крови и даже насквозь, превращая ее в подобие «заячьей»), развязал щиколотки. Освобожденная жертва тяжело упала на пол, не в силах стоять. Но голый участок на груди заставил ее перевернуться на спину, а там уже – обратно. В конце концов, кошка просто села, опираясь на нижнюю часть левой ладони, которая меньше всего пострадала. Прапор не стал особо церемониться – схватил ее за волосы, развернул и притянул к себе, приставляя клинок к горлу своей подопечной.

– Есть ли у тебя хоть что-нибудь, что бы ты хотела сказать напоследок? Или ты будешь играть в партизана? Я не слышу!

– Флип-пи… – с трудом проговорила Кэтти, кладя свою обожженную руку на мозолистую щеку своего палача. – А т-теб-бе… Ког-гда-н-нибудь… П-пели?

– Что? – Берсерк был в замешательстве. – Что ты мне зубы заговариваешь?! Какой еще «пели»?!

Но девушка ничего не сказала. Как-то странно улыбнулась и снова взглянула прямо в ярко-желтые глаза. А монстр, что сидел внутри медведя, тут уж не выдержал. Он заорал и заметался, как тигр в клетке, крича в голове: «Убери этот взгляд! Убери его! Ненавижу! Прикончи ее наконец, прикончи!!! Этот взгляд… Он меня уничтожит!!!». Жалость – вот что видел Флиппи. Жалость к нему. Он буквально читал мысли жертвы. А они были добрыми, сочувственными… Через секунду он услышал дрожащий голос, который тем не менее чисто запел:

Come, little children, I’ll take thee away

Into a land of enchantment.

Come, little children, the time’s come to play

Here in my garden of shadows.

Сразу же перед его глазами всплыл образ его родной матери. Ее пурпурные вечно-заплаканные глаза, ее голос, ее печальный смех… А ведь она пела ему точно такую же песенку на ночь, когда он был еще совсем мальчишкой. Только вместо слова «children» она пела «Flippy», словно песня предназначалась лишь ему одному. Тогда он любил представлять себе эту самую страну, где нет войн, где все счастливы и веселы… «Неужели Кэтти тоже знает эту песню? – подумал он, и в голове его послышался уже другой голос, заглушавший яростный рев Берсерка. – Но откуда? Как она узнала?». А между тем кошка пела дальше, все слабея и слабея (плотоядные насекомые, расправившись с кишечником, пожирали остальной организм, но кошка этого будто не замечала):

Follow, sweet children, I’ll show thee the way

Through all the pain and the sorrows.

Weep not, poor children, for life is this way

Murdering beauty and passions.

Темная сторона Флиппи истошно заорала, призывая и приказывая телу немедленно прекратить песню. Но руки уже не слушались его. Сам медведь сел рядом с девушкой обхватил ее двумя руками, словно маленькое существо, и с ужасом смотрел на изуродованное им же самим тело. И вновь он встретил эти лунные глаза. Чистые, немного блестящие от слез, они буквально проникали в его душу.

И вот тут он почувствовал… Освобождение. Он понял, что значила эта жалость. Он все осознал. «Вот почему она меня не боялась, – догадался он. – Она… Она все жалела меня… Она все знала. Как же..? Ах, ну да, я же ей сам все рассказал. И теперь… Боже мой, я – монстр!». Он отстранился от Кэтти-Блэк, а та уже допевала последний куплет:

Hush now, dear children, it must be this way

Too weary of life and deceptions.

Rest now, my children, for soon we’ll away

Into the calm and the quiet.

Голос гулко разнесся по подвалу, словно в темноте располагались певцы академического хора. Сама же кошка опасно склонилась в сторону. Прапор поймал ее и вновь прижал к себе. Он начал шептать ей на ухо, что, мол, все, все ее пытки закончились, сейчас он окажет ей медицинскую помощь, что она не умрет. Но тут обожженная лапка мягко легла ему на губы. Он смолк и взглянул в лицо. Кэтти слабо улыбнулась. Ее рука потянулась куда-то за пояс ее бывшего мучителя, а сама она, через раз прокашливаясь (неудивительно – ядовитые насекомые действовали исправно и быстро, пожирали уже легкие, подбираясь к сердцу), сказала:

– Флиппи… Не нужно. Я умру. Но я встану. Я завтра проснусь у себя дома… Как все те, кого ты, как тебе казалось, отправил на тот свет, – с минуту она промолчала, после чего добавила. – Не нужно на меня так удивленно смотреть. Ведь я знаю то, о чем никто из вас не догадывается… Мы все умираем, но потом воскресаем. Только мы этого не помним. А я это вспомнила… Понимаешь, я ведь четыре раза умирала. Ха, этот так комично вспоминать… Словно травму, залеченную гипсом и давно переставшую иметь для тебя значение… А знаешь, в чем твоя главная проблема? – медведь удивленно посмотрел на нее. – Ты слишком много думаешь о прошлом… О том, что бы мог изменить… Флиппи, прошлое никому не подвластно изменить. Прими его, какое оно есть. И постарайся забыть все то, что отравляет твою жизнь… Надеюсь, ты меня поймешь правильно… И примешь все, как есть.

С этими словами она достала второй нож, который висел на поясе Прапора, и вонзила себе в сердце. Ветеран это увидел и хотел было предотвратить, но было уже поздно – самый главный орган был безнадежно поврежден. Не плотоядными членистоногими – ножом. Кэтти-Блэк легла на пол, улыбнулась и закрыла глаза. Ее не стало. А бедный медведь сидел над ней, не в силах ни заплакать, ни сказать что-нибудь, ни сделать хотя бы какое-либо вразумительное действие. Он ничего не замечал вокруг себя. Мир перестал для него существовать. Он также не заметил, как кулон, висевший на шее его бывшей пленницы, слабо засиял и сменил свою цифру на 4. Не увидел он и двух ярко-красных огоньков в глубине подвала.

Потом его охватил какой-то морок, и он потерял сознание.

– Флиппи, – звучал монотонно низкий глубокий голос в палате. – Является виновником смерти шестнадцати вышеописанных зверушек: двенадцати школьников и четверых учителей. Кро-Мармот уцелел по понятным причинам. А также потому, что его в этот день не было в здании школы. Видимо, у него сегодня был методический день.

Послышался характерный звук глотания воды. Тут не было ничего странного – описание смертей всех шестнадцати-семнадцати зверушек (последнюю жертву «доктор» оставил напоследок), а также виновника этого кровавого урожая изрядно потрепало голосовые связки. Выпив полный стакан, неизвестный крякнул и окинул взглядом свое место работы. Конечно, другого бы зрелище повергло в шок, но только не чешуйчатого медицинского спеца.

По всей палате уже разнесся сильный трупный запах. Многие тела были сильно изуродованы, расчленены, разорваны напрочь. Кровь текла от них на пол, так что кафель был почти полностью залит красной жидкостью. У некоторых тел уже летали непонятно откуда взявшиеся мушки… Наверное, они взялись из тела последней жертвы.

– Семнадцатая жертва: Кэтти-Блэк. Время смерти: двадцать два часа сорок шесть минут. Умерла от потери большого количества крови, вследствие сильного ножевого ранение в сердце, а также вследствие тотального повреждения жизненно-важных органов ядовитыми плотоядными насекомыми полупаразитического типа. Виновник смерти: Флиппи.

– Заканчиваю перепись. Приступаю к операции, зачистке и коррекции.

Диктофон был положен на стол. При этом можно было заметить, что рука у «доктора» дрожала, а сам он учащенно дышал. Что-то его сильно беспокоило. Нет, не так – что-то его пугало. Однако что именно, он не мог понять. Он пытался вспомнить все, что могло вызвать у него забытое ему чувство страха. Но тщетно. А между тем беспокойство нарастало, намереваясь полностью сковать его волю, захватить его мозг и сердце. В конце концов «доктор» не выдержал, зарычал и зашагал по палате, грубо расталкивая столы с пациентами, отчего на пол упали некоторые отрезанные или оторванные части тела.

– Что же ты делать будешь?! – ругался чешуйчатый, сверкая своими глазами. – Такое ощущение, будто скоро должно произойти что-то, что навсегда переменит здесь жизнь… Что же именно? Что?! Мне нужен ответ!!! Кошка! – он мигом оказался у стола с изуродованным телом Кэтти-Блэк. – Все. С меня хватит! Верно, это ты будешь виновницей будущих перемен… Ведь вспомнила все, даже пустила шепоток по Хэппи-Доллу. А кто тебе вообще давал разрешения на это?! Кто?! Ты должна была молчать в тряпочку! Все. Спи себе дальше. Больше я тебя восстанавливать не собираюсь!

Но потом, после того как он прооперировал коренных жителей городка и хотел было выкинуть тело кошки восвояси, случилось то, чего сам неизвестный не ожидал. Руки, не слушаясь его, сами начали оперировать черношерстную девушку, постепенно приводя ее в порядок. Сколько бы «доктор» ни сопротивлялся, у него не получалось остановить свои верхние конечности. Чешуйчатые пальцы словно отказались от своего хозяина. Они же подвели корректор памяти к глазам Кэтти, настроили его и включили. Когда операция закончилась, чешуйчатый с удивлением и даже каким-то ужасом глядел на свои лапы.

– Что со мной? – прошептал он в припадке паники, быстро переходя на крик. – Кто? Кто мной управляет?! Кто посмел?! Кто осмелился бросить мне вызов?! Все! Больше я к этой шельме не притронусь! Запру ее в своем карцере, закую в кандалы, оставлю умирать голодной смертью! Я…

Но он не успел договорить. В этот момент его охватил какой-то странный морок, в глазах все поплыло, тело обрело какую-то легкость… Через полчаса он очнулся в уже опустевшей и очищенной от крови и трупов палате. «Кто-то или что-то контролирует меня, – подумал он. – Не иначе, как эта скотина черношерстная. Надо ее извести… Надо изничтожить ее, стереть с лица земли! Иначе она перехватит Хэппи-Долл! Мой Хэппи-Долл!!!». По всей палате, а также за ее пределами разнесся рык вкупе со злобным безумным смехом.

====== Глава 28. Шрамы – это прорехи ======

Выдра проснулся в холодном поту буквально за час до своего попугая-будильника. Солнце только-только поднималось над горизонтом, так что городок еще мирно спал. Можно было спокойно ложиться обратно в свой гамак и досыпать. Однако у бедного, измученного кошмаром и непонятными страхами пирата сна не было ни в одном глазу. Ни в целом, ни в потерянном. Он чувствовал, как сильно бьется его сердце, как тело внезапно и непонятно отчего приобрело какую-то странную активность, как адреналин, разливаясь в капиллярах и более крупных кровеносных сосудах, бил по головному и спинному мозгам. «Что это со мной? – подумал Рассел. – Чего я так боюсь? Так, спокойствие… Попытаюсь вспомнить, что было со мной вчера. Ох, чувствую я, что-то тут не так…».

И он не ошибся. Память услужливо подбросила ему весь вчерашний день, во всех подробностях. Сначала он начинался довольно мирно и безобидно. Уроки, некоторые канцелярские мелочи вроде бумаг с квартальными (но никому не нужными) отсчетами. А потом… Потом Кэтти-Блэк пришла в школу. Чтобы накричать на Шифти, который якобы оскорблял ее по телефону и при помощи СМС-сообщений. Как потом Тузи вывел все на чистую воду и заявил, что старший близнец ни в чем не виноват. И чуть позднее – взбешенный Берсерк. Связавший несчастную девушку и расправившийся с Сэверзом Крипторехом… Подсобка, где трясутся перепуганные Сниффлс и Натти, битва с обезумевшим Флиппи… И смерть. Быстрая, но при этом ярко бросающаяся в зрительную память.

Пират до сих пор помнил то самое ощущение, когда Прапор сначала пронзил его сердце и вытащил этот орган из грудной клетки. Как потом он загнал выдру в угол, пока тот кашлял и истекал кровью, и с легкостью отрубил ему голову. А ведь он еще после этого что-то успел различить… Какое-то ярко-зеленое пятно и истошный вопль отчаяния… И темнота, навалившаяся на его единственный глаз. Больше Рассел ничего не мог вспомнить. Только какое-то болезненное ощущение вокруг глаз и полное их иссушение. «Неужели я плакал? – подумал он, не обратив внимания на воспоминания о смерти. – Но когда я успел? Что же заставило меня осушить свои иллюминаторы? Моя смерть..? Стоп, что?! Смерть?! Я умирал?!».

Ему в голову словно ударили большим мешком с порохом. И поддали леща прямо по лицу. Смерть вновь промоталась перед его глазами, причем так ясно и отчетливо… Это точно не могло быть кошмаром. Уж слишком все выглядело реально, не было никаких нестыковок. И Берсерк появился не случайно, а после истошного вопля Тузи, защищавшего честь Шифти, и кровь, разлитая по коридорам, и части тел погибших, разбросанных по уголкам. Все это вспомнилось ему настолько отчетливо, что не было никаких сомнений – это произошло с ним на самом деле.

– Но как такое могло быть? – спросил выдра сам себя, глядя в зеркало на побледневшее от ужаса лицо. – Ведь я жив. Голова на месте, сердце – тоже… А может быть, я уже на том свете? Может, я давно мертв?! И теперь витаю в облаках?

Эта страшная догадка заставила его выглянуть в окно. Нет, никаких облаков и дворцов божества он не видел. Никакой кипящей лавы с тонущими и булькающими в ней мучениками. Никаких ангелов или демонов. Ничего сверхъестественного. Та же полянка под его домом-кораблем. Тот же хвойный лесок, приятно пахнущий смолой. Тот же Хэппи-Долл, постепенно просыпающийся и снимающий с себя завесу сонливости. И тот же Хэппи-Полис, видневшийся вдали и все так же исправно освещаемый мощными прожекторами, которые вылавливали случайно пролетавшие самолеты и вертолеты. Этот большой город никогда не спал и жил достаточно бурно, чего не скажешь о деревушке.

– Вроде бы все на месте… – проговорил пират. – Все как прежде. И все же… Что же меня пугает? Почему я думаю, что умирал? Причем вчера? – он почесал своей целой рукой шею и тут удивленно воскликнул: – Эй, почему у меня на шее шрам?!

Сразу же Рассел побежал в ванную комнату, выкопал из угла пыльное зеркало, протер отражающую гладь… И с легким испугом попятился назад. На шее красовалась полоска более светлой, еще не проросшей до нормальной длины шерстки. Причем она была идеально ровной, словно ошейник. Под шерсткой проглядывалась корочка молодой кожи, словно голова только-только приросла на своем законном месте. Выдра приподнял свою майку, вспоминая, что при «смерти» он еще потерял свое сердце. Его предположение подтвердилось – в районе груди, то бишь у солнечного сплетения и в области ключиц была видна такая же более светлая шерстка, а под ней – молодой эпителий. «Значит, это все правда?! – с ужасом подумал пират. – Я действительно умер? Не может быть… Что за нонсенс? Какого морского дьявола?!».

Тут было чего не понять. Нельзя было понять, почему же, если он действительно погиб вчера от руки Флиппи (и тому имелись доказательства), он продолжает жить? Почему все вокруг выглядит таким обыденным, прекрасным, знакомым до мельчайшей детали? Тут его осенила догадка, глупая, но в данной ситуации вполне возможная: «А что если я попал в петлю времени? И сегодня снова пятнадцатое число?». Сразу же его настроение слегка приподнялось, хоть и не сильно. А что приятного в том, что ты застрял в одном дне, как в фильме «День сурка»? Правильно, ничего. Одна скука, когда тебя какая-то невиданная сила заставляет переживать этот избранный день раз за разом, дабы ты усвоил какой-то урок. И в конце концов умер по-настоящему… Но сейчас выдре было главное, что он жив, здоров, не убит.

Решив не медлить с поиском подтверждений, Рассел переодел свою майку на матроску, нацепил на голову поверх банданы свою извечную пиратскую шляпу, перескочил на «повседневные» протезы с «домашних» и, прихватив с собой школьные документы, направился в учебное заведение.

Тузи ходил по комнате, стараясь привести свои мысли в полный порядок. Но в голове царил такой кавардак, что проще было просто все взять и забыть, лечь обратно в постель и не думать ни о чем, кроме как о стране сновидений. Однако мысли все равно не давали фиолетовому бобренку ни минуты покоя. Они были очень мрачными, содержали всякую ахинею про убийства и про собственную гибель. «Что за ерунда? – думал Зубастик, выпивая кофе. – Почему я все время вспоминаю этот злобный смех? Это мачете, отрезающее мне обе руки… Эта злобная шутка про Хэнди… Это выдавливание глаз… Фу, какая мерзость! Мало того, я почему-то… Почему-то ощущаю шрам у себя на спине».

Паренек посмотрел в окно. Природа просыпалась и радовала случайного зрителя своими утренними красотами. Птицы распевали свои песенки, одновременно охватывая всевозможные диапазоны и репетируя другие мотивы. Листья уже успели прилично опасть и перекрасить зеленый ковер в нечто золотистое вкупе с красным и оранжевым. Солнце светило с неба, в последний раз одаривая землю своим летним теплом, то и дело скрываясь за серыми облаками. Туман уже рассеялся, но все равно еще веяло сыростью и свежестью.

Такая идиллическая обстановка могла бы и отвлечь Тузи от его воспоминаний. И он действительно начал потихоньку забывать вчерашний день, блаженно улыбаясь. Но тут он посмотрел на слабое отражение в стекле окна. И ему ужасно не понравился свой собственный вид. Особенно руки. В том самом месте, где, как он думал, Берсерк отрубил ему руки. Оставив чашку с недопитым кофе на кухне, бобренок начал лихорадочно искать большое зеркало, где он мог бы видеть себя в полный рост. После пары минут бешеных поисков такой предмет был, наконец, найден.

Но то, что предстало перед взором бобренка, ему совсем не понравилось. На всем его теле (ну не на всем, но в большинстве мест) виднелись шрамы. Неаккуратные, плохо зашитые и плохо скрытые. На задней стороне рук он даже обнаружил медицинские нитки, завязанные в узелки. Любая попытка вытащить их сопровождалась сильнейшей болью в мышцах. Так что Зубастик вскоре бросил это занятие. Он присмотрелся получше. И испугался собственных глаз. Вокруг них имелась полуголая кожа, не скрытая светло-фиолетовой шерсткой, из-за чего складывалось такое ощущение, что парень не спал несколько ночей, или же он постарел в раз на тридцать лет и одряхлел. Однако потом внимание Тузи привлек большой шрам на спине в виде креста. Эта отметина находилась в районе лопаток и страшно уродовала всю спину. Шерсть там не проросла абсолютно, так что можно было видеть корку кожи.

При виде шрамов в голове бедолаги опять пронеслись страшные воспоминания вчерашнего дня. Урок биологии, пришедшая в учебное заведение Кэтти-Блэк, защита Шифти от необоснованных и ложных обвинений… Его собственный крик, приправленный неким подобием приказного тона, а потом – женский испуганный визг и злобный маниакальный хохот взбешенного Прапора… Беготня по школе в надежде выжить… Прятки в подсобке, куда никто не ходил… Смерть от руки Берсерка после потери рук и перелома лопаток с ключицей…

– О Господи, – испуганно прошептал Тузи. – Что же это получается? Я умер? Вчера?! Но почему же тогда все на своем месте? Мой дом, мой двор, природа за окном? Хотя… Может быть, я уже на том свете? А все вокруг такое знакомое просто потому, что я сам хочу такую свою вечную жизнь? А что, вполне возможно…

Но его размышления были прерваны телефонным звонком. Это ошеломило Зубастика. Он как-то странно посмотрел на свой мобильник, не спеша отвечать на вызов. В его голове мысли начали выстраиваться потихоньку в один стройный ряд. Если бы та реальность, куда попал бобренок, действительно была бы потусторонним миром теней, то никаких средств связи он бы не обнаружил. Почему-то он искренне верил, что туда, куда отправляются души умерших, телефоны, компьютеры и прочая лабуда не нужна. Что стоит только подумать – и ты окажешься с тем из покойных, с кем тебе хочется поговорить или просто побыть рядом. Но раз мобильная связь есть, значит… Значит он не мертвец?

– Что за черт! – воскликнул Тузи, принимая наконец вызов. – Да? Кто это мне звонит?

– Тузи? – послышался испуганный голос Каддлса (что было на него совсем не похоже). – Это ты?

– Кадди? – точно так же удивился фиолетовый паренек. – Почему ты мне звонишь в такую рань?

– Я… Я просто… – замялся ушастый на другом конце линии. – Я просто увидел себя в зеркале и…

– Увидел шрамы? Вспомнил свою вчерашнюю смерть от руки взбешенного Флиппи? – перебил его друг.

– Откуда ты знаешь?! – не на шутку перепугался Лапочка.

– Я тоже весь в шрамах. И я тоже вспомнил, как меня убили.

– Значит, мы оба с тобой мертвы?

– Я не знаю. Но думаю, что нет.

– Почему ты так в этом уверен?

– Не знаю. Наверное, потому, что в мире мертвецов нет телефонов. И компьютеров.

– Это еще ничего не значит. Мало ли, а вдруг…

– Хрен с ним, – огрызнулся Зубастик. – Ты только мне звонишь?

– А кому еще? – удивился кролик.

– Ну, Гигглс, например. Или Сплен… Кхм, Сэверзу.

– Что ты там про Сплендида хотел сказать? – голос Каддлса стал лукавым, и можно было догадаться, что он там сощурил глаза.

– Ничего! – брякнул Тузи, понимая, что едва не проболтался. – Я про Сэверза хотел сказать!

– Врешь.

– Заткнись! – не выдержал бобренок. – И больше не спрашивай об этом! Давай… Давай лучше в школе встретимся? Мне кажется, там поспокойнее будет.

– Да? – скептически переспросил Лапочка. – А ты уверен, что школа существует? Учитывая тот факт, что мы с тобой типа дохляки…

– Будем считать, что не мертвы. Во всяком случае, это еще надо доказать, разобраться во всем! Ну, так ты идешь? Или будешь трястись у себя под кроватью, как трусливый заяц?

– Вот я сейчас приду, да как вмажу тебе промеж глаз!