Текст книги "Сумасшедшие двадцатые (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 63 страниц)

– Это не я, Люсьен, – удивляется Фрея, берет в руки конверт, лежавший на одной из коробок.

Ребекка. Конечно же, это в стиле ее сестры. Открывает конверт с фамильным гербом и как будто пустота внутри ее заполняется теплом.

" Инженер на кухне– вот в кого должна превратиться женщина. Я ведь уверенна, что даже на такой маленькой кухне ты сумеешь творить. Я знаю, как сильно ты любишь готовить, а я люблю тебя, сестренка и поэтому посылаю тебе этот маленький арсенал приборов. Это заполнит твою пустоту. Будь счастлива, Фрея и в один день мы снова будем вместе. Целую и обнимаю. Твоя любящая сестра, Ребекка. "

Арсенал приборов, призванных избавить от “ домашнего рабства. “ Газовая плита, холодильник, пылесос, электрические мясорубки и миксеры, стеральная машина марки Thor, утюги – с каждым годом домашняя техника становилась все совершеннее , а женщина из бесплатной прислуги превращалась в инженера на кухни, который контролировал работу сложных механизмов и приборов.

Ребекка именно этого хотела для своей сестры и теперь Фрея понимает это. Понимает, что все это облегчит ее домашнюю работу и у нее больше времени останется на себя и другие важные дела.

– Люсьен, ты же сможешь сегодня оставить все дела моего брата и установить эти приборы? Теперь у нас будет больше времени на другие “ важные” дела, – руки обвивают шею, целует в щеку.

– С радостью и в кого же превращается моя жена? – улыбается, охватывает лицо руками.

– Как написала моя любимая сестра” инженер на кухне”, – отвечает и целует, только уже в губы.

Это и вправду облегчит жизнь Фрею, она сможет больше времени проводить с Люсьеном, улыбаться ему и дарить себя ему.

Сегодня воскресенье, в комнате тихо, ведь они не спешат прерывать поцелуй, Люсьен придерживает ее за бедра усаживает на столешницу стола, на пол падают предметы домашней утрови, и хрустальная ваза с еще не увядшими розами, которые Фрея собрала, в саду своей семьи, сбрасывает с нее халат, пока она срывает с него рубашку. Стоит признать, что сегодня Фрея Майклсон живет, по телу мурашки от влажных поцелуев, которые на груди оставляет муж. Сегодня она улыбается, растворяется в его объятьях, проводит руками по оголенной спине. Пытается сделать вздох, и он чувствует это. Они понимают друг друга, возможно, сошли с ума, зависимы друг от друга, просто любят друг друга и это не запрещено. Сегодня она позволяет себе жить, видеть мир в ярких цветах и любить.

Как писала одна из компаний в своей брошюре : “ Как преуспевающей мужчина отдает поручения подчиненным, так и разумная женщина поручает электричеству, все, что способны делать электроприборы. А сама она занимается более важными делами. “

Дом семьи Кеннер.

Потеряна. Пустота. Пустота завладела ее сердцем. Хейли Маршалл– Кеннер. После похорон матери, закрытого на железный замок особняка Майклсонов.

Пустота. Она не знает ради чего жить, что сказать дочери.

Свернулась, обняла руками подушку, отвернулась от солнца. Сердце разбито и ведь Хейли знала, что Майклсоны выберут свою семью, спасут только тех, кто носит фамилию « Майклсон.» Знала, что Майклсоны думают только о себе. Знала, что им плевать на то, кто должен убить ради семьи. Знала, что именно Майклсоны впустили пустоту, и если у нее была такая возможность, Хейли Маршалл перевернула бы свою жизнь, была бы со своими людьми, поддерживала бизнес отца, который был бы в руках человека, которого она любит.

Майклсоны впустили в ее сердце пустоту.

В Аду. Ее жизнь обернулась в Ад и сейчас ее не радует солнце, запах жасмина, смех дочери, который слышится за дверью. Хоуп ведь чувствовала. Чувствовала, что пустота здесь, отражается в глазах тех, кто ее любит.

Пустота. Хейли смотрит в сторону окна.

Она и так уже потеряла все. Все.

Шаг в пустоту.

Она готова сделать этот шаг.

Шлёпаные босых ног. Хейли Маршалл готова, быть слугой пустоты.

Касается железной ручки окна, впускает в комнату ветер и даже улыбается, подставляя лицо под этого ветра. Вздохнуть полной грудью. Вздохнуть последний раз.

Пустота жаждет крови и жертвы. Пустота может получить желаемое. Может получить душу Хейли Маршалл-Кеннер и не рожденного ребенка. Джексон Кеннер не знает, что сегодня может потерять все. Пустота может отнять у его жену и нарождённого ребенка.

Пустота.

Ветер хлещет в лицо, растрепывает шоколадные локоны, пробивается сквозь легкую ткань черного платья.

Этот ветер унесет ее в пустоту.

Забралась на подоконник.

Очередной вздох. Через силу.

Ноги словно онемели от холода. Ледяные.

Сделать шаг вперед. Шагнуть в пустоту.

Пустота.

Ей не страшно, потому что внутри ее пустота. Не страшно лишать себя и еще нарождённого ребенка жизнь. У Хейли Маршалл-Кеннер нет причин жить. Майклсоны внесли в ее жизнь пустоту.

Пустота в ее разуме и жизни.

Зачем проживать пустую и бессмысленную жизнь, если можно шагнуть в пустоту.

Пустота.

Пустота заполнила ее сердце, от которого остались одни очертанию и вакуум.

Пустота отражается в ее глазах.

Пустой бессмысленный взгляд.

Хейли смотрит на солнца, голубые облака,деверья в саду, видит пролетающих мило птиц. Видит, но не замечает всего этого великолепия, того, ради чего стоит жить.

Она видит только пустоту. Пустота заполнила ее. Отчаяние толкнуло ее в пустоту.

Сделать шаг в пустоту.

Пустота.

Хоуп смеется, в одной руке держит рисунки, которые желала показать матери. Маиза крепко сжимает ее за руку, помогает подняться вверх по лестнице, на второй этаж, где находилась комната ее матери и отчима. Женщину радует, что сегодня

Хоуп улыбается и даже не заговорила об отце, не просит рассказать те, сказки, которые рассказывала ей тетя Ребекка. Пустоту в ее сердце не заполнит ничего, но Хоуп ощущает, что она не одна и забывает. Забывает о той боли, кошмаре и пустоте, которую внесли в ее жизнь Майклсоны.

Улыбается, но неожиданно отпускает руку Маизы. Застыла на одном месте, что даже женщина не осознает, что происходит с ребенком, что так напугало ребенка.

Побледнела, выронила рисунки. Ее голос срывается от криков до шёпота, от хрипа до воя, от стона до вопля. Страх въедается глубже, чем боль. Хоуп ведь не знает, что такое страх и боль. Но страх сжимает цепи вокруг ее горла и царствуют тени, страх – монстры, которых дети прячут у себя под кроватью. Страх крутит позвоночник, заставляет прогнуть спину и склонить плечи к земле. Страх страшнее пустоты. Страх заставляет кричать.

Крик, сорвавшейся с уст Хоуп заставляет Джексона вздрогнуть, отбросить документы и выбежать из своего кабинета в коридор.

Пустота. Он видит страх и пустоту в глазах семилетней девочки. Напугана, оцепенела от страха и ей слишком холодно. Видит и Джексон просто будет рядом, прижмет к себе, погладит по спине и волосам, постарается успокоить напуганного ребенка, принять ее страх и боль на себя. Хоуп больше не будет страшно и больно.

Он рядом.

– Я рядом. Тебе не будет страшно, никто не причинит тебе боль. Расскажи, что случилось, Хоуп? Что тебя напугало?

– Нет! Нет! Нет! Она здесь. Пустота. Она здесь.

Пустота она здесь, бьется в их сердцах.

Пустота в этом мире, в их разуме и жизнях. Они одни против пустоты, которая подчиняет себе, делает их своими рабами.

Пустота.

========== Глава 57. Добро пожаловать, в тридцатые. ==========

В конце двадцатых годов происходит крах экономики и наступает период Великой депрессии.

Великая депрессия – это один из важнейших периодов современной истории США. Она началась с мирового экономического кризиса в 1929 году, который сильнее всего затронул именно Соединенные Штаты. Острая фаза кризиса растянулась на три года – с 1929-го по 1932-й, начало 1933 года.

Все 1930-е годы, вплоть до 1939-го, экономика не могла до конца выйти из кризиса и восстановиться. Поэтому весь этот период получил название Великой депрессии – из-за своей продолжительности и тяжелых последствий для общества.

Новый Орлеан.

Обратно в депрессию.

Напуганная женщина прижимает к своей груди семилетнюю девочку, тяжело дышит, на ее глазах слезы только при мысли, сколько еще всего придется пережить этой малышки, только потому, что, ее фамилия Майклсон. Но Хоуп – Майклсон, а значит стойкая и выдержит все испытания, которые ей уготовит судьба.

Выдержит и станет сильнее.

Таков закон жизни.

Слабые могут стать сильными.

Пустота. Стекло в дребезге.

Джексон Кеннер не мог допустить, чтобы пустота отняла у него все, чтобы она разбилась, и птицы унесли ее душу, душу их не рождённого ребенка. Не мог позволить и поэтому не мог опоздать. Момент, когда его увидел жену, стоявшую на подоконники, готовой сделать шаг в пустоту. Теперь он понимает, что так напугало Хоуп.

Пусто ведь и вправду здесь, в наших сердцах. Он сделает все, чтобы пустота отняла у него любовь и счастье. Ее еще не поздно спасти, он успел подхватить ее на руки, снять с окна, усадить на постель, накрыть ее плечи одеялом, прижать к себе. Как она могла решиться на подобное? Как позволила пустоте завладеть ее сердцем? Как впустила ветер и пустоту в их дом?

Он не позволил бы пустоте отнять ее у него, не позволил птицам унести их души?

Плевать, что она расцарапала лицо, когда тот пытался снять ее с окна. Плевать, потому что ему повезло и она жива. Кеннер целует лицо жены, заключает в свои объятья и не отпустит, больше он не позволит пустоте проникнуть в ее сердце.

– Хейли, я рядом и всегда буду защищать нашу семью. Как ты впустила пустоту в свое сердце? Ты понимаешь, я мог потерять вас : тебя и нашего ребенка? Я бы не простил себе этого…

– Не нужно было спасать меня, Джек… Я не стою этого…

– Ты стоишь всего самого дорогого, что есть в этом мире и я люблю тебя и буду любить до конца своих дней. Мы будем счастливы.

– Пока смерть не разлучит нас… Майклсоны причинили мне боль, принесли в мою жизнь только слезы, смерть и несчастья. Я не могу быть счастливой. Ты хороший, Джек. Но пустоту в мое сердце впустили Майклсоны. Они виноваты во всем, всех смертях, пролитой крови. Я не хотела жить… Думала, что легкая смерть – это выход. Именно эта семья всегда ставили свою семью выше других и не думают о других. Они впустили пустоту и разрушили жизни других, ставя семью превыше всего. Поверь мне, Джексон эта семья дорого заплатят за свое : « Семья превыше всего. » Они заплатят за все! Затратят за то, что решили меня семьи, смысла жизни. Они ответят за смерть моей матери.Пусть лучше не возвращаются сюда, и Хоуп будет лучше без них. Я не позволю Майклсономи разрушить, впустить пустоту в жизнь Хоуп. Не позволю, – страшное выражение в глазах, которое так пугает Кеннера.

– Тяготы и невзгоды вместе, Хейли, думай о нашем ребенке ради него и Хоуп мы можем стать лучше, потому что дети – наше продолжение, – заключает жену в свои объятья, несмотря на ее сопротивления.

Чикаго .

Обратно в депрессию.

На ее глазах уже высохли слезы. Она привыкла все терять. Потеряла все : бизнес, брата, девушек, которых называла своей семьей. Потеряла даже доверие и любовь мужа. Да, и семья мужа никогда не примет ее. Аврора выбрала власть и на ее голове кровавая корона приступного мира Чикаго. Де Мартель забралась на капот автомобиля, болтает ногами, ожидая, пока Клаус что-нибудь скажет.

На его глазах еще не высохли слезы, отпивает из горла бутылки виски, который обжигает горло, захлебывается, смотри на Аврору, которая кажется совершенно спокойной, да, бутылка виски самое то. И как она могла догадаться, что именно это поможет ему прийти в себя.

Одинаковые. Словно король и королева на шахматной доске. Распивают алкоголь средь бела дня, и плевать на запреты. Кто посмеет арестовать Короля Нового Орлеана и Рыжеволосую Дьяволицу.

Протягивает Авроре бутылку алкоголя, видит ее грустную ухмылку.

Улыбаться через силу и прятать все эмоции, обжигать горло алкоголем – именно так и поступает Аврора.

– За моих девочек, ушедших, но незабытых. Я отпустила тех, кто выжил и устрою достойные похороны ушедшим навечно.

– И что будет делать безумная Аврора Де Мартель?

– Вернусь в депрессию. Я обещала Тодду быть в приюте, в три. Мы берем под опеку того мальчика и видимо это единственный хороший поступок. Когда вернется моя племянница и Ирма? Из-за тебя я даже не обняла Рози. Ты такой же монстр, как и я. Сейчас ты оставишь все на меня и брата, а сам уедешь развлекаться с этой блондиночкой?

– Когда Тристан исправит свою ошибку. Слишком много раз, ваше семья пыталась пойти против моей, и скажи спасибо, что я не убил Тристана на глазах Ирмы. Керолайн видит во мне свет и если я вернуть к ней, то только после депрессии. Я уеду путешествовать по Европе и переживать личную депрессию. Мы не хорошие, нас не изменить, но мы можем казаться лучше, для тех, кто любит нас, и кого любим мы. Мы можем скрывать монстров ради них.

– Что ж, удачи тебе и прощай, Ник.

Спрыгивает, толкает Майклсона, передавая ему бутылку виски. Лучше ведь скрыть чувства, чем сказать, что ты чувствуешь. Лучше промолчать, чем разочароваться или проститься.

Прощаться тяжело, но все их поступки привели именно к прощанию.

Они ведь не слабые, чтобы показать, что чувствуют. Они одинаковые, жестокие и не знают милосердия и никогда не показывают эмоции.

Они никогда не попросят остаться. Бессмысленно.

Молчит, но заключает в свои объятья. Крепко обнимает и это прощальное объятье.

Выпивка и веселье объединила их.

Выпивка и депрессия поставила точку во всей этой истории.

“ – Твои странности – это твое очарование.” – слышит Аврора напоследок.

Слышит, прежде чем Никлаус Майклсон сядет в ее автомобиль, и водитель нажмет на педаль газа. Клаус Майклсон скрывается. Скрывается ото всех, кроме “ Великой депрессии. “ Не скроется ни от Мирового экономического кризиса. Не скроется от депрессии, которая заполнила его сердце пустотой.

Никлаус Майклсон может уехать, скрыться от всего мира, но он не скроется от себя, не скроется от депрессии.

Обратно в депрессию.

Сказать “ Прощай. “

Обратно в депрессию.

Плотно перебинтовывает руку мужа, легонько касается губами влажной кожи. Пока их никто не видит, они могут позволить себе быть предельно откровенными друг с другом, поговорить о том, что ждет их впереди. Она касается его и ему легко. Легко, как никогда прежде. Легко и любовь предает Элайджи Майклсону силы.

Силы сражаться, не оставить все и не впасть в депрессию.

Чтобы выстоять и пережить депрессию, разлуку с семьей, разруху и смуту в компании Элайджа Майклсон должен озвереть.

Озвереть, ведь сейчас он раненый зверь. Ранен в самое сердце, рана кровоточит, упал, но когда Элайджа Майклсон встанет и все увидяь его монстра, то упадут уже они.

Майклсонам всегда удавалось удержаться на самой вершине.

Жгучая боль, а Кетрин завязывает бинт на узел. Больно, но она ведь знает, что он выдержит, а она будет рядом. Будет с ним до конца. Будет поддерживать и любить, будет обнимать и стряхивать слезы с его глаз, когда наступят самые темные времена. Будет рядом, чтобы после тьмы наступил свет и тот, кого она любит, увидел этот свет вместе с ней.

– Элайджа, посмотри на меня и послушай, нас уже поздно спасать, – руки охватывают его лицо и Кетрин заставляет его посмотреть на него.

– Я всю жизнь, мечтал найти любовь и любить одну, и я нашел тебя, – наклоняет голову, чтобы их лбы соприкоснулись. – А сейчас я вступаю на путь, с которого мечтал сойти. Я не хотел возвращаться… Возвращаться в депрессию.

– Мы вернулись туда, куда не желали возвращаться, вернусь туда, где все началось и где все закончится. Мы вернулись в Чикаго. Больше не будет беззаботной жизни, праздников с алкоголем, больше не будет веселья, и ты, вступил на трудный путь, всё всегда против тебя,ты вернешься обратно в депрессию. Вернешься, чтобы потом выти из депрессии. Нас уже поздно спасать или лечить, и мы не станем лучше. Делай все вопреки, и переверни весь мир, чтобы наша семья устояла. Если нужно озверей. Я знаю, что ты не оставишь компанию и пойдешь на все. Ты сделаешь все, как и я. Знаешь, если мы монстры, то мне наплевать. Наплевать, что нужно будет сделать, чтобы выжить.

– Наплевать? – приподнимает бровь, смотрит в ее глаза.

– Наплевать, потому что наши дети будут лучше нас, – на ее лице проскальзывает еле заметная улыбка.

– Я сделаю все, что нужно, – обещает он.

Вернуться туда, куда не желали возвращаться.

Они ведь не изменяться, и в этом Кетрин права. Права, что по закону жизнь сменяется смертью. На их место придут дети. Когда они умрут на их места придут их дети.

Закон жизни и смерти.

Медленно открывает глаза и повезло ли ей, что она жива. Боль, расплывчатый силуэт в белом.

Умерла?

Все еще жива, потому что доказательства этому боль и бьющееся сердце.

Боль.

Медсестра спешит подбежать к ней, удержать, чтобы она не сделала глупостей. Она еще слаба, потеряла, не мала крови во время жизни.

– Где я? Я умерла?

– Вы в госпитале, у вас в ноге была пуля. Вам пока нельзя ходить. У вас крепкий организм ,если ребенок выдержал такое.

– Где мой муж? Немо…

– Вашего мужа не стало… Мне жаль, но внутри вас осталась часть его, и вы должны быть сильной.

Вдребезги.

Если твоя родственная душа умирает, то лучше не станет : ни через день, ни через год.

Кричит, срывая голос.

Потеряла любовь. Потеряла и поэтому Тайре кажется, что на ее голову обрушались небеса.

Его не стало и поэтому она кричит, стучит кулаками по пастели, которая из-за железной сетки издает весьма неприятный звук. Звук, который давит на уши, что медсестре хочется закрыть ладонями свои уши.

Только бы не слышать.

Не слышать крик женщины, которая потеряла мужа, любимого, будущего отца ее ребенка.

Внутри, где-то под ребрами, становится до невозможности больно. Словно железным прутом насквозь или так, что не вдохнуть. Задыхается и идет ко дну. Задыхается и захлебывается свлими слезами.

Медсестра спешит покинуть палату, принести воды и успокоительное, ведь ее работа – спасать жизни.

Спасти.

Она делает шаг вперед – резкий, необдуманный – и опускает взгляд. Кетрин решилась сама прийти к ней и рассказать все. Рассказать всю правду. Она же поклялась тому, кого любит, что сама скажет Тайре о его решении и рассказать правду. Она не хорошая, ведь ее руки полакать испачканы кровью. Кетрин Пирс не хорошая, но может попытаться быть лучше.

Облачена в черное. Взгляд опущен, ведь она не может посмотреть в глаза Тайре. Не может посмотреть в глаза той, которая потеря все из-за Майклсонов, потеря мужи из-за Кетрин.

– Она права, и тебе нужно думать о ребенке.

Тайра не скрывает антипатию к женщине, вошедшей в палату, от ее вида становится тошно: не по сценарию, нет, прекрати. Тошно. Словно эти стены давят на ее виски.

– Ты жена Элайджи… Мой муж мертв… Боже, Немо мертв!

– Месть погубила его. Став частью семьи Майклсон я поняла, что если ты не Майклсон, то ты пушечное мясо. Они могут ссориться, ненавидеть, причинять друг другу невыносимую боль, но в важный момент ты можешь увидеть, как один Майклсон защищает другого. Я убила твоего отца желая защитить Элайджу. Я убивала много раз и легче мне не стало.

– Говоришь все это, чтобы сделать больнее!? Думаете, вам все позволено?! Майклсоны всегда ставят свою семью превыше всего!

– Нет, тебя спасли потому что врач спросил : « Спасать мужчину или беременную женщину.» Элайджа проявил милосердие и приказал спасти тебя. Он отпустит вас. Вы покинете город и никогда не вернетесь. Попрощаться с мужем, тебе не позволено. Вы уедите завтра.

– Это Майклсоны называют « милосердием. »

– Поверь, судьба та еще сучка, и я тоже расплачусь за все. Возможно, у меня никогда не будет детей. Твой ребенок спас тебе жизнь и мы должны сделать лучшее для наших детей.

– Проследи, чтобы на могильной плите было настоящее имя моего мужа. Я желаю этого.

– Думаю, я смогу сделать это.

Сердце сжалось, когда Кетрин закрыла за собой дверь.

Она потеря все, но осталась жива. Вопреки всему она осталась жива. Но внутри ее осталась часть ее мужа. Часть, ради которой она должа попытаться быть лучше.

Часть, которая заполнит не пустоту.

Она никогда не простит.

Никогда.

Но одна часть сможет заполнить пустоту.

Таков закон жизни : Смерть меняется жизнью. Когда одного не становится на его места приходит другой.

Октябрь 1927.

Наступает осень.

Ему кажется, что он уже давно пошел на дно. Тристан Де Мартель опустился на дно,

кто бы мог подумать.

Его не починить.

Его места занял другой. Молодой и талантливый Кристиан, а Де Мартель теперь значился личным помощником Элвйджи Майклсона, словом теперь он был никем и приходил в Ford Motor Company словно это привычка. Привычка, выработанная годами. Привычка рушить все. Привычка идти на дно, тонуть. Он тонет, уже какой час, день, месяц, год. Идет на дно выпивая бутылку односолотого виски сидя на кухне. Идет на дно видя, как Кристиан преуспевает, смог расположить к себе новый совет управления, в котором, кстати, пустовала одно место. Место уж точно предназначенное для него. Идет ко дну, уже какой день и какую ночь.

Достал пятками до дна и вряд ли что-то может спасти его.

Он не пьет, а отмечает. Отмечает каждый день. Отмечает свой провал. Отмечает то, как скучает по жене и дочери.

Идет на дно, каждый день.

Слезы. Больно.

Мужчины ведь не плачет?

Плачет потому что потерял все.

Загнан в капкан : выпивка и слезы.

Шутит и празднует каждый день.

Уже который день и которую ночь.

Словно птица с поломанным крыльцом, которая разбилась оземь.

Отмечает каждый день.

На его глазах слезы, каждый раз, когда он переступает порог детской. Смотрит на колыбель, которую, увы, он не раскачает, кладя спать свою дочь, смотрит на стекляшки висящие над колыбелью, рассматривает сложенную детскую одежду, фарфоровую куклу, статуэтку балерины, рисунки сложные в кожаную папку.

Нить оборвалась.

Вечно на дне, вечно пьяный и если бы у него был пистолет, то палец уж точно бы соскочил с курка. Нажал бы на курок и выше б себе мозги. Это лучше, чем то, что выносит его мозг. Но оружие у него нет, потому что его сестра позаботилась об этом и каждый вечер следила за ним. Следила до прихода кого-то из знакомых или Мохаммеда, но ее брат не слушал и мусульманина.

Он ведь в ответе за то, что произошло.

Нить оборвалась.

Громить. Кричать.

Дерево трещит, ломает колыбель.

В щепке. Вдребезги.

Вещи разбросаны по комнате, осколки фарфоровой куклы, которую он запустил в стену. Осколки статуэток, разбросанные листки с рисунками.

Достаточно.

Это не кончится.

Не кончится этот хаос и разгромленная комната.

Он посреди этого хаоса. Сидит на полу, отпивает из бутылки виски и ему не больно.

Сейчас не ему не больно.

Врывается в комнату, ужасается, хотя Аврора ведь слышала все. Слышала его крики и то, как ее брат громит детскую. Слышала, а теперь она рядом с ним, обнимает за плечи.

Это никогда не кончится, ведь Майклсонам похоже удалось испортить не одну жизнь, а Тристан не знает, как выйти из этого наркоза, выйти на мель.

Ушел на дно и не знает, как выплыть.

Аврора ведь нашла свою жизнь : у нее семья, приемный сын, которого они сумеют воспитать вместе с Тоддом, и кажется она наладила отношения с родителями мужа. Его сестра счастлива и он рад за нее. Раз, что Аврора выбралась со всего этого.

– Тристан! – выхватывает бутылку из его рук. – Прекрати! Прошу. Ты сидишь среди осколков.

– Это так и есть, сестра, – берет в руки один из рисунков, стряхивает осколки фарфора.

– Прекращай или умрешь раньше, чем воссоединишься с семьей, – вздыхает, выхватывает рисунок. – У тебя просто откажет печень, дорогой братец.

– Плевать, – отмахивается от нее.

– Черт! Говорила же я Ирме, что не стоит рисовать это! В нашей семье двое одержимых этих чертежами и машинами, лучше бы рисовала пейзажи, солнышки, облачка, море, дома – бред, похожий на тот, что рисует Клаус, – недовольна, и возвращает чертеж брату.

– Ирма рисовала это? – спрашивает Тристан.

– Будучи беременной, у твоей жены было очень много свободного времени, хотя я предупреждала ее, – отвечает та.

Тристан молчит, словно и вправду одержим рассматривая чертежи жены. Одержим всем этим, так же Ирма, которая ради должности инженер пошла на многое и измелена всю свою жизнь.

Сейчас Тристсн может изменить их жизни. В его руках незаконченные чертежи и он закончит их.

Закончит то, что не закончила его жена.

Выйдет на мель.

Выплыть.

Теперь он знает, как вернуть его жизнь.

Теперь в его руках шанс. Шанс в виде новой модели, ведь после восемнадцати лет

Генри Форд дал согласие на разработку новой модели и у Кристиана уже были чертежи модели с кузовом. Модель, которая молодой инженер гордо называл моделью А. Модель A , которая должна сменить Модель Т.

Сидит на полу. Сидит на осколках. Сидит среди разбросанных набросков и чертежей, который он обязан завершить до наступление рассвета, ведь правда в том , что Мистер Форд завтра утвердит новую модель.

Тристан Де Мартель знает, как выбраться.

В руках карандаш, который принесла ему Аврора, и пожелала ему удачи, прежде, чем уйти.

Она ведь знает, что в таком состоянии он и вправду похож на одержимого.

Одержимого идеей .

Одержим, проводит карандашом по бумаге. Одержим, прикрыл глаза, а внутри, словно все взорвалось, вышел из под наркоза, выплыл, поднялся со дна.

Глубокие вдохи, жадно хватает кислород.

Тристан Де Мартель поставит точку.

Поставит точку и завершит начатое.

Завершит. Внутри его, в области живота тепло. Неописуемое тепло, словно взорвался вулкан, и лава наполнила его вены. Плевать на все, ведь в его глазах словно напилены Дьявольским огоньком, который заполняет всю радужку. Плевать на все. Плевать если прямо сейчас он во власти неведомого и неописуемого чувства. Ведом неописуемом чувством. Чувства, которое невозможно описать. Тепло, которое разрывает изнутри. Чувства, что ты теряешься во времени, наплевать на все и словно мир остановился. Все остановилось, и ты сосредоточен только на цели. Цели завершить все, даже если вокруг тебя все будет гореть огнем. Довести до конца. Плевать на все, ведь существует только дело, которое ты должен завершить. Чувства, которое направляет тебя, направляет графит карандаша по бумаге. Тепло, которое распространяется по всему телу, до кончиков пальцев, до покалывание, словно разряд электротока, круговорот мыслей, который затихает и в его голове всплывает образ. До последнего штриха графитом.

До конца.

Надавливает на карандаш и графит оставляет жирный след.

Тристан Де Мартель искал и нашел это чувства, свободу внутри себя, огонь, чувства, которое направляет его. Чувства, благодаря которому он может взлететь.

Чувства, которое не отпустит, пока ты не завершишь начатое.

Завершить.

Вырвать душу и взлететь.

Завершил рисунок ,на котором изображен чертеж автомобиль.

Карандаш падает на пол, руку свела судорога, боль, но он не остановится.

Не остановится. Не упадет. Не опоздает.

Компания Майклсонов.

Забралась на его рабочий стол, отбросила голову назад, обняла руками свои колени. Стрижка по последней моде, короткие вьющиеся волосы. Краситься – не грех. Глаза накрашены тушью, губы красной помадой, пудра предается блеск ее лицу блеск, белоснежные зубы, ведь теперь она пользуется отбеливающей пастой ,и ее муж все же одержал победу в этом. Элайджа убедил ее отказаться от этой пагубной привычки.

Несмотря на холод, она облачена в платье-тунику, со скромным геометрическим вырезом в области декольте. Ткань платья поднята до неприличия, оголенные ноги. На руке массивный серебряный браслет, на ногах замшевые туфли на вызывающее высоком каблуке, но с скромной застежкой.

Прикрывает глаза, когда слышит, как открывается входная дверь. Слышит ее запах и поэтому закрывает дверь на ключ.

На лице улыбка, когда та улавливает сладковатый запах его одеколона.

За это время они заучили запах друг друга наизусть.

Заперты в кабине.

Заперты в любовь.

Тик-так…

Не спешит открывать глаза, считает шаги. Ровно сорок девять шагов до его рабочего стала и Элайджа Майклсон не спешит пройти эти шаги. Прикусывает губу медленно идет вперед, приближается к ней, ее медленный яд убивает его. Его любовь убивает ее не меньше, чем курение, вот только сейчас курение и никотин не убьют ее. Он запретил ей курить, но е запретил любить его.

– Катерина, разве я не сказал, чтобы ты оставалась дома, – строго произносит Майклсон, опуская руки на столешницу.

– Я никого не слушаю, Элайджа, – медленно произносит та. – Я пришла извиниться за прошлый раз, и поддержать тебя, ведь сегодня трудный день. Генри Форд будет выбирать новую модель, от которой зависит дальнейшая судьба компании.

– В прошлый раз, я только на утро обнаружил царапины, – довольно ухмыляется тот.

– Это доказывает, насколько сильно я люблю тебя, – открывает глаза, притягивает к себе.

Кетрин просто взяла его лицо в свои холодные руки, поцеловала. Недолгий поцелуй был лучше тысячи слов.

Поцелуй и сбитое дыхание – разжигают огонь страсти.

Он ее, все, как она хотела, и они счастливы.

Он ее, как она и хотела, поэтому она может позволить себе снять с его пиджак, усадить его в кресла, устроится на его коленях, целовать его губы, медленно растягивать пуговицы его жилетки, пока тот придерживает ее за талию, его руки скользят по ее плечам, опускают шлейку ее платье.

Охватил ее талию рукой. Сильно, но каким бы сильный он не был, ее нежность все

равно сильнее.

Сильнее желание сильно любить его, кусать, царапать все его тело и только утром замечать все эти царапины.

Любить сильно.

Любить сладко.

Она ведь сама хочет этого, считая, что такой способ поможет ему отвлечься от всего и расслабиться, слишком многое произошло за последнее время.

Кусать. Царапать все его тело и любить.

Любить так сильно, как может она.

Элайджа ведь знает, как она может любить его. Любить и умереть ради этой любви. Умереть, только бы его губы целовали ее, только бы быть только с ним взлетать,

Прерывает поцелуй, подсаживает на стол, сбрасывает стоящие на нем предметы : железный сундучок, декоративную колону, папки с бумагами, карандаши, книги.

Поднимает ее, крепко удерживает, чтобы она не упала на стол. Удерживает ведь она его. Его Ад и Рай, счастье, больше страсти. Только с ней он испытывает подобное.

Тянет друг к другу.

Поддаться чувству и быть свободными, чтобы в огне сгорели двое человек.

Сгореть в огне сгореть.

Он ее, а она обвивает ногами его бедра, тянет к себе, что вновь и вновь касаться его губ.

Проводит рукой по телу, что Кетрин прикрывает глаза, из ее губ вырывается тихий стон.

Либо взлететь, либо упасть.

Любить сильно и страстно.

Тянет на себя, желает лечь на стол, чтобы он оказался верху и сгореть в этом огне вместе с ним.

Любить сильно и сладко.

Падает на стол, прикрывает глаза.

Уловить момент и не упустить, провести по всему ее телу рукой. Нависнуть сверху, в расстёгнутой рубашке, чтобы закончить начатое.