Текст книги "Сумасшедшие двадцатые (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 63 страниц)

Почему его друг не видит истинную сущность Авроры Де Мартель?

Но Арон не видит горечь в ее глазах. Ненависть переполняет его, и тот вовсе не знает, породила в ней такую ненависть и злобу.

Нагло улыбается, смотря на Арона, который валяется в грязи. Ее зеленые глаза смотрят прямо на его, и тот понимает, что его друг, и вправду, оказался во власти любви и даже не понимает, к чему это может привести.

Аврора любит нарушать все возможные правила. Все запретное привлекает ее.

– Идем, Тодд, – улыбается она, осматривая окружающих их людей.

– Я не могу, меня уволят, – говорит он.

– Мой брат уж точно не уволит тебя, а на нас у меня совсем другие планы, потому что вечером нас проклянут сначала твои родители, а потом мой брат, – тонкие пальцы касаются его рук, снимают перчатки, защищающие руки рабочего. – Идем?

У меня запланировала еще одна важная встреча, а потом мы будем предоставлены только себе.

– Идем, – отвечает тот, смотря на свои рабочие перчатки, которые Аврора отбросила в сторону.

– Как такое допустимо, мисс Де Мартель? – пытается возразить ей пожилой мужчина, который являлся главным мастером в цеху по сбору деталей.

– Мне плевать на то, как твое имя, но знай, что если я узнаю, что мой брат узнал обо мне и Тодде, – отпускает руку Тодда вплотную подходит к мужчине и касается указательным пальцем области его сердца, – я всажу тебе пулю прямо сюда, в твое сердце, а я на это способна. Я это могу. Сейчас прошу меня извинить. Мы уходим вместе с Тоддом.

Уходят, вместе, держась за руки. Этому не придет конец. Авроре Де Мартель никто не может положить конец. Аврора привыкла добиваться своей цели любыми способа и плевать, особенно сейчас, когда ей управляет любовь, и такая любовь не знает границ, ради такой любви она готова уничтожать людей. Ради любви она сделает все и не остановится. Она не остановится, как и Тодд, ведь их любовь не знает границ, их любовь закончится только тогда, когда один из них умрет, ведь без любви им нет жизни.

Любовь толкает на безумство. Аврора свела его с ума. Он ведь полюбил ее с того самого момента, как она напилась. Тогда Тодд понял, что она не такая, как все. Не такая, потому что нарушает всякие правила. Тодд спас ее, ведь она была на берегу отчаянье. Аврора свела с ума Тодда. Но в реальности она сходила с ума. Безумна, и рядом с ней он готов на любое безумство. Безумство ради любви.

Не такой, как все.

Не такая, как все.

Увела его с собой на глазах у всех, и сейчас ее личная машина, которую ей преподнёс в подарок брат. Черный автомобиль Авроры паркуется рядом со складом находящемся за территорией города, и Тодд совершенно не понимает, зачем они приехали сюда.

Вдыхает воздух, как только захлопывает за собой дверь, оставляя Тодда сидеть в одиночестве.

Chrysler Imperial болотного цвета редкие, детали которой в области колес и крыши окрашены в цвет спелой вишни. Салон, обитый натуральной кожей цвета молока с кофе. Водитель явно боится прогневать своего нанимателя, ведь его руки не касаются руля, который тоже украшен кожей. Стильный, эксклюзивный автомобиль под стать владельцу, который сидит на заднем сиденье, забросив нога за ногу, даже не пошевельнется, наблюдая за приближающейся Авророй.

Интрига для наблюдающего за всем происходящем Тоддом, который запутался, но понимает, что бесполезно спрашивать у водителя Авроры о том, кто же находится в той машине. Но для себя Тодд делает вывод, что этот человек явно влиятелен и богат, в отличие от него, возможно, даже замешан в криминале, да ведь и что скрывать, сидящей в автомобиле человек явно связан с гангстерами, мафией и бутлеровствов.

Интрига, но только не для Авроры Де Мартель. Ее зеленые глаза смотрят прямо на его.

Зеленые глаза смотрят прямо в зеленые глаза.

Редкость? Зеленый цвет глаз, и вправду, величайшая редкость.

Черные волосы, зеленые глаза, Аврора даже пошатывается, когда тот открывает дверь, чтобы покинуть автомобиль.

Стильный. Пальто, черные кожаные перчатки, серый дорогой костюм, галстук, хотя Себастьян ненавидел эти удавки подобно Никлаусу Майклсону, но в отличие от Майклсона Себастьян дорожил своим статусом, на ногах начищенные черные туфли, которые даже поблескивают на свету солнца.

Смелый. Себастьян смелый, потому что улыбается, когда прижимает Аврору к автомобилю. Больно? Авроре все равно и ей даже нравится эта игра.

В этом мире они игроки.

Всего лишь игроки.

Себастьян такой же игрок, как и Аврора.

Себастьян уверенный в себе мужчина, слегка наглый и заносчивый, но именно это и помогло ему к своим двадцати семи годам добиться всего того, что он имеет сейчас. Повезло? Повезло тем, что привлек к себе внимание самого Джузеппе Сальваторе и стал его доверенным лицом в Чикаго, управлял поставками оружие и алкоголя.

Стильный и Смелый.

Для любой другой женщины самый настоящий принц и неудивительно, что девушки любили его.

Но Авроре Де Мартель не нужен принц.

Молчит, осматривая Себастьяна, который будучи наблюдательным, замечает

сидящего на заднем автомобиля Авроры мужчину, который внимательно наблюдает за ними и готов вмешаться в любую секунду.

– Вижу, ты завела себе новую зверушку, брат знает? – смеется, и, пользуясь моментом, рыжеволосая отталкивает его от себя.

– Тебя это не касается, милый, – пытается съязвить, но взгляд выдает ее страх.

– Рад, что ты нашла кого-то достойного, чтобы проводить время, и меня это касается, потому что Армин был моим другом, – говорит тот, пытаясь рассмотреть Тодда.

– А ты все еще мечтаешь переспать со мной? Мечтай дальше, – скрещивает руки на груди.

– К сожалению, я не Клаус Майклсон, – уверенно отвечает он.

– Его-то, я любила и не стоит напоминать об этой давней больной ране или очень больно будет тебе, – признается Аврора.

– Но он никогда не любил тебя, – явно задел ее, потому что та отворачивается от него.

– Заткнись, Себастьян, или я заткну тебя, – шипит женщина.

– Не выйдет, любимая, нет, – кивает тот.

– Что ж, – после нескольких вздохов оборачивается к нему, подходит вплотную, улыбается, а ее губы касаются его гладко выбритой щеки, а Себастьян вдыхает пьянящей аромат ее духов. – Ты сделал то, о чем я просила?

– Сделал, – отвечает он, да и Аврора не сомневалась, что так и будет. – Но Джузеппе беспокоится, на биржах неспокойно, одна поставка сорвалась, и тебе крупно повезло, что я спас ящики с твоим любимым вином прямо с горящего склада. В этот раз будет меньше обычного, но плата обычная.

– Какой же ты смелый, заслужил еще поцелуй, – хихикает, целуя его в правую щеку.

– С пожаром придется разбираться тебе и Тристану, потому что это случилось здесь, – серьезно произносит он. – Джузеппе ясно сказал найти того, кто сделал это. Только я не понимаю, почему это случилось.

– Я разберусь, а сейчас, – подходит к багажнику, открывает его и в ее глазах все меньше зелени, как только она видит несколько ящиков с бутылками ее любимого вина.

От берегов отчаяния ее спасал алкоголь. Так было всегда. Аврору Де Мартель спасал алкоголь, словно это наркотик, а Себастьян дилер этого самого наркотика. Дилер, который открашивал ее черный мир в разные цвета. Алкоголь тоже наркотик, которым она заглушала всякие проявления эмоций. Так было легче.

Вместо принца – бокал вина.

Авроре Де Мартель не нужен был принц.

Наркотик для нее – алкоголь.

В никуда. Каждый раз она отправлялась в никуда, выпивая алкоголь, заполняя этим наркотиком свою боль и пустоту.

Улыбается, беря в руки бутылку вина, и теперь она может оставить Себастьяна и отправиться в свою машину.

– Остальные доставите в мой бар, Глория и Вероника встретят тебя, – произносит на прощание.

– Как скажешь, малышка, и передавай привет своему ручному зверьку, развлекайся с ним, пока братец не узнал, – усмехается, машет на прощание.

Между ними много общего и, наблюдая за всем происходящем Тодд, явно понимает, что Себастьян стильный и смелый, властный и имеющий высокий нрав, не привыкший уступать Авроре. Лидер, как и она. Тодд же иной и пошел в отца: тихий и трудолюбивый. Тодд Норвуд не принц, в отличие от Себастьяна Эрола.

Может, его друг был прав?

Запутался.

Де Мартель возвращается в автомобиль, желает открыть бутылку вина, и вряд ли у нее что-то выйдет без штопора, и это явно заставляет рыжеволосую загрустить.

Может, Тодд, тот, кто разбудит ее от всего этого безумие. Аккуратно забирает бутылку из ее рук, ведь он прекрасно знает, каково это оказаться на краю пропасти, сорваться вниз, и никто не заметит, если тебя не станет. Знает, что это все ненастоящее. Абсолютная ложь. Ведь действию наркотика придет конец, и Тодд должен разбудить ее, избавить от этого, заставить проснуться и увидеть свет. Если он может сделать это, то так и поступит. Разбудит, сделает так, чтобы она всегда была рядом с ним. Сделает, чтобы ей больше не было больно. Прижимает к себе, и Аврора кладет свою голову ему на плечо.

Он просто поговорит с ней, чтобы ей не было больно.

Прикрывает глаза, привыкая к его теплу, тишине и тому, что его губы касаются ее лба.

Сильная и сложная. Кто подойдёт под стать такому характеру как у нее? Сложный характер. Все люди говорили, что такая, как Аврора, никогда не выйдет замуж, потому что никому не подчиняется.

– И что это было? Мне не нравится, как он вел себя, да и ты себя вела, – возмущается мужчина, напрягая мышцы лица.

– Я так общаюсь с мужчинами, Тодд, наравне или даже ставлю себя выше, тебе придется привыкнуть, – говорит Аврора. – Все говорят, что я уже давно сошла с ума, что даже я верю в это. Тебе нужно поговорить с моим личным мозгоправом Камиллой, и тогда ты точно разлюбишь меня.

– Я не разлюблю тебя, – говорит он. – И какие у нас планы? Едим к Ками? – интересуется Норвуд.

– Алкоголь в эти планы не входит, а жаль, – догадывается она.

– Зато в эти планы входит вечер, когда я, как в старые времена, буду просить твоей руки у твоего брата, – признается тот.

– Брось, разве может у тебя быть чувства ко мне, – говорит она.

– Мои чувства к тебе сильны, и я докажу это, – смотрит в ее глаза, и Аврора верит ему, потому что Тодд простой. – Аврора мне плевать на то, что говорят о тебе, что ты делаешь, плевать на то, что наш брак могут не одобрить, важно лишь то, что эти чувства сильнее всего в этом мире.

– Черт с ним, я уже готова ко всему, только бы ты был рядом, – несколько раз повторяет она, целуя его в губы, оставляя на его кожи следы помады цвета красного вина.

Привыкает к его теплу, готова отдать себя ему всю без остатка, быть с ним до потери пульса. Возможно, мужчины ненавидят сильных, смелых, ценящих свободу женщин. Но Тодд не такой как, они, ведь он полюбил Аврору. Она та и станет той самой на всю оставшуюся жизнь. Это она виновата, что не нахоходила нужного мужчину. Не только характер, но и ее безумство, потому что она не такая, как все. Аврора была одинокой, свободной и занятой. В этом мире она искала того, кто примет ее такой, какая она есть, и Тодд нашел ее. Понял ее без истерик, и теперь она спокойна, ведь нашла его. Такого земного и любящего. Теперь она мечтает, что однажды в их доме будет слышан детский смех. Спокойна, потому что он рядом с ней и просто поговорит с ней. Просто поговорит: о деле, о их будущем, о семье, о ценностях, о любви, о природе, о мудростях. Просто поговорит и не важно о чем. Просто поговорит с ней и поймет ее, и именно поэтому Аврора Де Мартель поверила в то, что Тодд именно тот, кого она искала. Тодд тот, кто верит в любовь и просто поговорит с ней, а главное, что им хорошо вместе, и что же с этим делать? Они не знают. Они просто нашли друг друга. Нашли того, с кем можно поговорить обо всем, о том, что они верят в любовь.

Новый Орлеан.

Властный социопат. Клаус Майклсон не поехал вслед за братом и сестрой. На сегодня с него хватило, и ему страшно от того, что эмоции взяли над ним верх. Непобедимый Клаус Майклсон плакал и все же боится потерять тех, кто ему дорог. Все пошло наперекосяк. Клаус Майклсон сломал жизни многим людям, и ему плевать, ведь тьма и так уже правит им. Его цель – власть и на этом пути у него только враги. Враги, которых всегда побеждал Майклсон, но оставался один. На пути крови он всегда оставался один. Один оставался во тьме. Весь остаток дня Майклсон посвятил тому, чтобы скрыть улики и трупы, заплатить шерифу Нового Орлеана сумму, который тот потребует взамен за то, чтобы тот озвучил городу официальную информацию и сделал вид, что ничего не было.

Измученный. Озлобленный. Возвращается домой и мечтает только о том, чтобы алкоголь забрал всю его боль. Поднимается в свою комнату. Может, все это королевство вымышленное. Может, королевство под названием Новый Орлеан выдумал сам Никлаус Майклсон.

Дергает дверную ручку и проходит в свою комнату. Замирает в пороге открывая бутылку виски и осматривает свою комнату: никаких обоев, только красный кирпич, а стены украшаю габилены известных мастеров и несколько работ самого Майклсона, шкаф, кресел, несколько скульптур известных скульпторов, на комоде стоит бюст исторической личности, ширма, цветок орхидеи стоит на столе, персидский ковер на полу, а высокие потолки украшают две люстры из венецианского стекла, на стенах висят светильники. Шикарная комната под стать владельцу.

Делает несколько янтарной жидкости, которая обжигает горло. Во тьме не сразу замечает девушку, спящую в его постели, и, пойдя ближе, задевает ногой стоящей на полу поднос с едой. Керолайн принесла ему ужин и, ожидая его возвращения, уснула. Любуется спящей Керолайн, касается кожи ее лица, волос и улыбается, а блондинка, ощущая чьи-то касания, сопит, открывает свои глаза, и ему удалось разбудить ее. Ему удалось разбудить ее и, увидев его Форбс, спешит спрыгнуть с постели, поправить покрывало, на котором она еще недавно сладко спала.

Растрепанные волосы, помятое лицо после сна, но она улыбается и смотрит ему в глаза, а тот молчит, отпивая алкоголь из горлышка бутылки.

– Мистер Майклсон, я ждала Вас, волновалась, принесла ужин, правда, все уже остыло, – говорит, понимая, что его явно что-то тревожит.

– К черту ужин! Убирайся! Оставь меня одного! – подсос летит в стену, что Керолайн закрывает лицо руками.

– Что случилось? – спрашивает она, не сдвинувшись с места. – Вам больно?

– Мне никогда не бывает больно, Керолайн, сперва я видел как на моих глазах тот, кого я считал предателем, защищает меня, и теперь я знаю, имя того кто затеял всю эту игру. После на моих глазах выстрелили в Ребекку, и я думал, что моя сестра мертва, в итоге Ребекка обманула смерть, и финал: три трупа и раненый Марсель, – смотрит в глаза, и теперь Керолайн знает всю правду. – Так что я был занят трупами, любовь моя.

– Мне жаль, я рядом с Вами, – пытается обнять, но тот отталкивает ее, словно не принимает ее доброту.

– Руки, – возмущается тот, но сдерживает Керолайн за запястья так, что она морщится от боли, но терпит. – Ответь мне на один вопрос. Ответь правду, потому что правду можешь сказать мне только ты.

– Я слушаю, – говорит Форбс.

– Было бы лучше, если бы меня не было здесь, если бы Марсель, и вправду, сверг меня и назывался королем Нового Орлеана? – спрашивает он, наблюдая за ее реакцией.

– Правду? – вздыхает, боясь сказать правду, но ложь еще хуже, дрожь в коленях. – Мир стал бы лучше и светлее без Вас. Люди любят Марселя за его решительность и готовность жертвовать собой ради его людей. Честно, Вы и так знаете. Знаете, что он внебрачный сын прошлого губернатора и имеет некоторые права. Он лидер и это видно, Вы же взяли власть силой и не лучше других. Всегда лучше там, где нас нет. Если бы в этом мире были бы живы многие, не проливалась бы кровь. Вы бы не сломали жизни многим хорошим людям. Свет не может существовать без тьмы. Вы тьма. Истинно воплощение тьмы на этой Земле.

– Я и делаю только то, что ломаю судьбы, – ухмыляется.

– Именно! – вскрикивает Керолайн. – Позвольте милосердию управлять Вашем сердцем и увидите, как все изменится.

– Убирайся! Убирайся! Милосердие это слабость! Убирайся! – сдерживает за плечи, толкает к выходу из своей комнаты.

Властный социопат. Руки сжимаются на ее шеи после того, как попытка Керолайн образумить его завершилась тем, что Майклсон порвал рукав ее платья, ударил по лицу, а она оступилась, возможно, даже вывихнула ногу, когда каблук ее туфля зацепился за ковер, которому насчитывается несколько десятков лет. Без шансов одержать победу над ним, когда тот в таком состоянии. Изгибает бровь и вздыхает. Так глубоко, будто не ей, а ему не хватает кислорода. Он ведь обещал, что больно ей не будет, а в итоге сам же и причинил ей боль. Выталкивает за порог комнаты, смотря в глаза полные слез. Уж лучше ему остановится вовремя, ведь если он причинит боль Керолайн, то этого себе он не простит.

Больно. На глазах слезы, а тот захлопывает дверь, закрывает на ключ.

Керолайн тяжело дышит и все пытается образумить его, стучит в дверь, но все это бесполезно. Он не откроет. Клаус Майклсон привык справляться со всем в одиночестве и так лучше. Он привык быть в одиночестве. Бороться со своими демонами и тьмой в одиночестве.

Властный социопат.

Жестокий, не знавший милосердия.

Погрязший во тьме.

Керолайн прижимается к стене, осматривается и понимает, что в коридоре никого нет, и она побудет здесь. Даже если он прогнал ее, причинил боль, она все равно будет рядом с ним, будет пытаться вытащить его из всего этого омута.

Бутылка алкоголя летит в стену, разбивается на осколки, а недопитая жидкость проливается по полу, ведь Клаус и не боролся со своей тьмой. Все, что попадается под руки, летит в стену. Опустился на пол, растягивает пуговицы темно-синего пиджака. Потянулся в карман за портсигаром. Потянулся, чтобы закурить, но вместо портсигара в его руках револьвер. Выдохнул раз, второй, третий, четвертый, пытаясь избавиться от пьянеющей сладости ее духов и образа заплаканной

Керолайн. Он причинил ей боль. Именно он стал причиной ее слез.

Властный социопат.

Тиран и деспот.

Зажимает сигарету губами, чиркает спичкой.

Закрыл глаза. Во тьме ему спокойнее.

Лучше там, где его нет…

Лучше и пуля в висок может положить всему конец. Одна пуля завершит все, и мире, без такого, как Клаус Майклсон, станет лучше. Он и так уже во тьме и заслужил только тьму.

Майклсон затягивается глубоко, горло жжет и щиплет, а выпитый алкоголь дает о себе знать, но он пускает кольца дыма и успокаивается. Успокаивается во тьме.

Только тьма дарует ему покой и защищенность. Только тьма и одиночество.

Он просто посидит так до того, как над городом взойдет рассвет. И все станет, как было прежде. Все будет, как нужно. Клаус Майклсон власный социопат, король Нового Орлеана, который не знает жалости. Все станет как нужно, и никто не узнает, что мучает его с наступлением тьмы. Никто не узнает, что ему больно.

Никто не узнает, что лучше там, где его нет.

Больно не будет. Но почему на ее руках кровь, а платье медсестры испачкано темно-алыми пятнами крови. Крови ее возлюбленного. Элайджа не мог оставить сестру в таком состоянии и наплевать на то, что думает Николаус. Сейчас ему плевать на запрет брата, гораздо важнее поддержать сестру и остановить ее, ведь если, и вправду Марсель умрет, Ребекка отправится вслед за ним. Сорвется с пропасти вниз. Отправится вслед за ним во тьму, и лучше Элайдже думать, как остепенить сестру и не позволить наложить на себя руки. Но это же Ребекка, и она всегда поступала так, как ей вздумается. Чудес же не существует, и если Марсель умрет, то вряд ли Ребекки помогу слова сострадания.

В особняке темно, и, крепко держа сестру, поднимается с ней наверх по лестнице, думает только о том, чтобы было, если бы Никлаус никогда не отстаивал свои права на Новый Орлеан, не назывался королем Нового Орлеана, но Клаус же пошел в отца. Именно этого и боялся Элайджа, ведь если бы их семья никогда не поселялась в этом городе, то можно было избежать множества жертв и боли. Боли, которой их семья пережила здесь. Боли, которую их семья принесла другим. Боли, которую сейчас испытывает его родная младшая сестра и Марсель.

Сопровождает Ребекку в его комнату, пусть та и сопротивляется, но Элайджа усаживает ее на постель, а та осматривается, и конечно, же замечает отсутствие многих вещей, открытый сейф, в котором она хранила драгоценности и яды. Она в своей комнате, но Ребекка Майклсон больше не хозяйка всего этого. На глазах слезы, и ничего, кроме боли. Слезы вытирает окровавленными руками, и за что судьба так издевается над той, которая желала просто любить и быть с возлюбленным? За что судьба ее жизнь и жизнь Марселя?

Скрип двери. Видимо, Стефан услышал шум и решил зайти в комнату, которая раньше принадлежала ему и его жене. После ухода Ребекки он просто не смог остаться здесь. Остаться и жить воспоминаниями. Жить прошлым, в котором он был счастлив рядом с ней. Не смог, но Стефан Сальваторе прекрасно понял, что она любит другого и никогда не любила, была с ним только ради семьи. Предала их любовь, но даже это он сумел ей простить. Все ночи любви и поцелуи, все признания Ребекка произносила только из-за долга перед семьей. Лучше бы их вообще не было. Было бы лучше там, где их нет. Было бы лучше, и Стефан Сальваторе нашел в себе силы простить ее. Стефан нашел в себе силы и теперь готов отдать эти силы ей, только бы она боролась.

В глазах раскаяние, и Ребекка видит в глазах бывшего мужа. Спешит к нему и крепко обнимает так, как не обнимала никогда. Обнимает дрожащими испачканным кровью руками.

– Что случилось? – тихо спрашивает он.

– Марсель, он ранен и может умереть, – все тело дрожит, и Стефан ощущает это и прижимает ее сильнее к себе. – Я не смогу жить без него в этом мире. Это будет не жизнь, а жалкое существование, которое я намерена прекратить.

– Сожалею, ты ведь любишь Марселя, и это чувство непобедимо, – смеет признаться Сальваторе.

Взгляд Ребекки наполнен безумной болью, невыносимой печалью. Она теряет абсолютно все, что было в его жизни. Ее мир рушится... и Ребекка это понимает... Это понимает и Сальваторе.

– Идем в твою личную ванную, я помогу тебе, тебе нужно умыться, – вытирает слезы с ее лица. – Не бойся, ведь я рядом и всегда буду рядом, Ребекка. Ты не одна, и тебе не будет больно.

– Было бы лучше, если бы нас не было, хорошо там, где там нет, – говорит, смотрит на него, крепко хватает за плечи, что даже ему становится страшно. – Стефан, послушай меня. Уезжайте из Нового Орлеана. Уезжайте и спасайте свои жизни. Спасайте свои жизни и уезжайте, как можно скорее.

– Я буду оберегать свою семью. Ребекка, и это я тебе обещаю, мы уезжаем в Нью-Йорк уже после завтра, а затем вернемся в Италию, отец уже слишком долго ждет нашего возвращения домой, – говорит, а она подчиняется ему и Стефан растягивает пуговицы ее платья.

Ребекка не сопротивляется, не отбивается руками, как это было с ее братом, и Элайджа понимает, что лучше ему уйти. Да, он брат, но для блага его сестры он, к сожалению, не смог сделать того, что сделал Стефан Сальваторе. Элайджа понимает, что сейчас Стефан справился лучше и сможет побороть гнев и истерию его сестры, проявить к ней милосердие. Стефан утешит ее, поможет витерит ее, поможет умыться и поговорить, а она послушает его. Стефан Сальваторе справится и поэтому Элайджа уходит, ведь лучше, если его не будет там.

Прошлое никогда не останется в прошлом. Прошлое всегда будет неотъемлемой частью нашего настоящего и будущего. Прошлое преследует Кетрин Пирс, и сейчас пришло время ему вновь запутать ее. В руках расческа, она сидит за туалетным столиком, в плохо освещаемой комнате, изредка посматривает на пустую постель, причесываясь перед сном, думая, что после всего произошедшего глупо ожидать его возвращения после всего произошедшего.

Далеко за полночь. Кетрин уже несколько раз ходила в соседнюю комнату, наблюдая за спящей дочерью. Она так и не смогла уснуть, да и как она может спокойно спать, если его нет рядом. Кетрин Пирс так и не смогла найти покой, и поэтому, погасив основной свет в их комнате, она оставила только лампу, которая стояла на прикроватной тумбочки. Без него она не обретет покой.

Смотрит на свою тень, словно замерла, вспоминает, словно все это было с ней, ибо так и не смогла контролировать вырывающее прошлое. Мороз по коже и по сердцу дрожь, а Элайджа не увидит ее слез. Элайджа не узнает, насколько больно. Элайджа и не узнает, что от прошлого не уйти. Словно в бреду.

Три года назад. *

Встревожена. Аврора всегда все контролировала, но сейчас одна из ее подопечных вышла из под контроля. Как такое допустимо? Зла и даже не думает о том, чтобы остановится, а напуганная Глория поднимается вслед за Де Мартель, шатается, ведь рыжеволосая близка от того, чтобы сбросить чернокожую певицу с лестницы. Короткая вспышка ярости, которая так свойственна рыжеволосой.

– Как? Как это возможно? – дрожащим голосом произносит рыжеволосая.

– У нее в руках ножницы и, – пытается прохрипеть Глория, но Аврора явно не слушает ее, а подойдя к одной из дверей, уверенно открывает ее.

Смотрит на тень девушки, которая словно замерла, дрожит, прижалась к стене, беззащитна, а единственное, что на ней – это простынь, в которую она закуталась.

Словно тень замерла в вечности.

Словно Кетрин и не поняла, что произошло.

Словно это все было коротким страшным сном.

Аврора делает шаг в сторону Кетрин, внимательно смотрит на ножницы, которые в своих руках сжимает Кетрин. Смотрит на мужчину и разбитый светильник украшенный камнем. Камень всего лишь раскололся, а вот Кетрин разбилась навсегда. Аврора зла, ведь, по сути, ее подопечная провалила первое же задание.

Аврора возлагала на Кетрин большие надежды, а та все испортила, что так злит рыжеволосую, пытается выхватить ножницы из ее рук.

– Оставьте меня в покое! – сквозь слезы пытается сказать Кетрин.

– Ты все испортила! Глупая, ты даже не представляешь, как было важно одурачить Эриген, – пытается доказать Аврора.

– Я убью себя! Убью! Я не смогу жить и не смогу вынести всей этой боли, – зажмуривается, преподносит острое лезвие ножниц к своей шеи, отчетливо слыша, бешенный ритм ведь именно так сейчас стучит ее сердце.

Если она уйдет, то никто и не увидит, не поймет…

Как только Аврора сразу не заметила и не поняла всего того, что произошло с Кетрин. Не поняла, что она пережила. Не поняла, всего ужаса и боли, что сейчас испытывает Кетрин. Теперь она понимает, почему дрожащие руки в крови, на запястьях остались синяки, ведь пыталась защищаться, но ее крик никто не слышал. Ее крик о помощи никто не услышал, а она пыталась защищаться, расцарапала лицо обидчика. Но в итоге, так и не смогла противостоять силе и грубости мужчины. Теперь Аврора поняла и знает, что произошло с Кетрин. Спешит заключить ее в объятья, до смерти напуганную Кетрин, отнять у нее ножницы.

– Я понимаю, как тебе страшно и весь тот ужас, я отправила тебя в лапы этого чудовища, – шепчет, крепко прижимая ее к себе, ведь бесполезно просить прощения.

– Я не смогу жить, – руки дрожат, холодно, не может посмотреть Авроре в глаза.

– Но жить нужно, – пытается убедить ее Де Мартель. – Такое могло случиться даже со мной. Найди причину жить. Ради дочери.

– Он жив, – шепчет Глория, нащупывая слабый пульс у лежащего на полу мужчины.

В бреду. Аврора даже не замечает, в какой момент в руках Кетрин оказывается ее револьвер и ей не нужно спрашивать, чтобы выстрелить. Выстрелить, да так, что ее руки впервые не вздрогнули. Сколько бы Аврора не учила ее стрелять, у Пирс это не выходило. Ей мешал страх, а сейчас она словно умерла, и ее ничего не остановит. Выстрелить и единственным оставшимся патроном попасть в цель. Глория и без того напугана, поведением сперва Авроры, а теперь и Кетрин всерьез боится того, что может произойти дальше, а Кетрин вед теперь не обретет покой.

– Мужчины такие, или ты используешь их, или они используют тебя. Кто это первый понял, то и выиграл, – хмыкает Де Мартель, смотря прямо в лицо убитого. – Из-за этого козла у меня было столько лишних проблем. Нужно уходить. Армин решит эту проблему. Одевайся, Кетрин, и уходим. Быстро!

Идет навстречу Глории.

Отпускает оружие, и то с грохотом ударяется о пол. На руках порох, и тот огонь, что она видела, нажав на курок, не очищает, он коптит до черна. У Кетрин Пирс отныне черное сердце.

Придерживает простынь, медленно опускается, чтобы поднять лежащие на полу ножницы. Теперь она знает, что делать. Она могла просто сдаться и умереть, или продолжать бороться, несмотря ни на что. Бороться.

Сердце уже сгорело, и скопилась дочерна. Кетрин не смогла смотреть на то, как ее упругие длинные локоны летят на пол. Аврора прикрывает лицо, руками видя, как Кетрин остригает свои волосы. Прощается с длинными упругими локонами, только чтобы все поменять. Поменять, ведь теперь у нее стрижка «боб» и короткие прямые локоны.

Ей уже не больно.

В бреду, но решила бороться до конца.

Сердце обожжено огнем и скопилась дочерна. Черное.

Кетрин не смогла справиться с чувствами и болью. Глаза закрыты, а в мыслях она просит сама у себя прощения и как будто шепчет: Тебе не будет больно.

Убила в себе себя. Убила ту веселую улыбчивую девушку верящую в любовь. Свет в ее глазах потух. Теперь только тьма.

– Идем, Катерина, – пытается сказать Глория, подойдя к ней, держа в руках ее испачканное и порванное платье.

– Катерина умерла, – отвечает та.

Простынь падает на пол, и теперь Кетрин предстает совершенной ногой перед девушками, ухмыляется забирая свою одежду из рук Глории.

Теперь ей не будет больно.

Она убила саму себя, и этому нет прощения.

Убила, потому что не смогла справиться с болью.

Убила Катерину, которая не желала зла, а Кетрин Пирс воплощение зла, женщина, которая полна тьмы.

Она подменила чувства. Заменила хорошее на плохое, добро на зло. Все подменила. Заменила свет в своих глазах на тьму. Заменила. Подменила чувства, потому что не справилась с чувствами. Теперь она ничего не чувствует. Не чувствует ту боль, с которой не могла справиться.

Теперь не будет больно, ее слез никто не увидит.

Просто отпустила наивную девочку Катерину в свет и, и не просит простить за то, что стала Кетрин Пирс.

Теперь ей не будет больно.

Кетрин Пирс не бывает больно.

Больно было только Катерине Петровой.

Теперь ей не больно.

Кетрин не сразу замечает тень рядом со своей. Элайджа пробрался в комнату столь

тихо, ведь мужчина думал, что она уже давно спала. Тень так близко и кладет руки ей на плечи. Такие холодные руки, и Кетрин даже не сомневается, что это именно он. Никлаус вернулся раньше, а Элайджа не смог оставить сестру в таком состоянии.

– Прости, Катерина, я задержался, – шепчет, целуя ее в шею.