Текст книги "Наследники. Покорители Стихий (СИ)"

Автор книги: KateRon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 81 страниц)

– Мы обязаны были сказать тебе гораздо раньше, Гарри – послышался тихий печальный голос – в кабинет зельеделия вошёл Дамблдор. И мужчина, и мальчик вздрогнули от неожиданности. – Мы виноваты, особенно я… Но лучше поздно, чем никогда… Я пришёл для того, чтобы просить тебя подумать, Гарри, постараться понять и простить нас… Конечно, это сложно и тяжело, но я надеюсь…

– ПРОСТИТЬ?! – выкрикнул Гарри. – Всё своё детство я сочинял истории о воображаемых родственниках, которые живут где-то очень далеко и не могут добраться ко мне… Но стоит подождать немного, и меня непременно найдут, заберут от Дурслей – туда, где я нужен, где меня будут любить… А когда я пошёл в Хогвартс!.. – глаза юноши сверкали сухим злым блеском. – Я каждое лето возвращался к магглам и думал, как же мне пережить эти два месяца, как дотянуть до возвращения в школу. И все это время у меня, оказывается, был дядя! Замечательный дядюшка, который меня ненавидит…

– Гарри, прошу… – Дамблдор слегка повысил голос. Снейп молчал. Его лицо превратилось в застывшую белую маску.

– Что вы у меня просите?! Понять вас? Простить?! Я мог бы простить, но только не ложь! Мне уже 16 лет и неожиданное обретение дяди ничуть не трогает меня. Он обходился без меня столько лет? Значит, обойдётся и всю оставшуюся жизнь. Вы втянули в обман даже Гермиону! Вы даже её заставили врать и скрывать от меня то, что она узнала! Единственная радостная вещь во всей этой комедии, – добавил Гарри более мягко, – это факт появления у меня кузины. Она не похожа на своего отца, по крайней мере, я надеюсь, – она не поступила бы, так как он. А вас… – юноша смерил взглядом профессоров и поднялся, – я не хочу знать! И никогда больше вам не поверю.

Гарри выскочил из кабинета, полный ярости, не думая о том, как его слова отразятся на тех, кто сегодня открыл давнюю тщательно хранимую тайну в надежде, наконец, распутать узел прошлых ошибок. Сейчас его душила злоба от этой жуткой несправедливости, слёз не было, грудь разрывалась. Он сломя голову бежал по коридорам и, выскочив на улицу, остановился. Холодный ветер освежил разгорячённое лицо, на ресницы упали снежинки. Юноша глубоко засунул руки в карманы и бесцельно побрёл, куда несли ноги.

– Вот видите… – глухо проговорил Снейп, уставившись на дверь, куда пару секунд назад выскочил Гарри. – Не стоило скрывать так долго… Следовало рассказать ему правду сразу по прибытии в Хогвартс.

– Я хотел, чтобы ты решил сам, Северус – еле слышно ответил Дамблдор. – И я боялся, что всё может очень плохо кончиться…

– Вот всё и кончилось… – Снейп вскинул голову и прищурился, – не успев начаться. Он никогда меня не простит.

– Гарри умный мальчик, немало переживший, он обязательно поймёт, – бодро отозвался директор.

– Возможно… Но очень нескоро… – мрачно констатировал профессор зельеделия.

Гарри какое-то время бесцельно бродил вокруг замка, не обращая внимания на падающий снег. В мучительно сложных разговорах время пролетело незаметно, и на Хогвартс спускались синие морозные сумерки, – в конце декабря дни коротки и темнеет очень рано… Гарри зверски хотелось есть, но мысль о возвращении в замок вызывала отвращение – увидеть в Большом Зале профессора зельеделия или директора… увольте! Хотя, с другой стороны – чего ещё можно ожидать от Снейпа…

"Дядюшка! Как трогательно!" – фыркнул Гарри, давясь возмущением.

Но гораздо сильнее юношу подкосило поведение Дамблдора: директор ни разу не обмолвился о его семье, хотя, как оказалось, имел к ней отношение… ни разу не намекнул на тайну, не объяснил поведение Снейпа…

"Конечно! Зачем утруждаться!" – негодование, злость и ненависть постепенно разрастались в душе, пока не превратились в чёрное нечто, пронзающее сердце остро заточенными иглами.

"Они полагают, будто я пойму и прощу их? Никогда! Я ненавижу Снейпа! Всегда ненавидел его, и буду! Но Дамблдор… Как он мог! Ведь я ему так верил…" – шептал Гарри в отчаянии. Его била дрожь, и горло сжимали спазмы, но заплакать не получалось… Он ещё в детстве отучился плакать, даже наедине с собой – это стало для него очень важно – как единственный способ досадить Дадли и Дурслям – не показать им своих слёз…

Ноги сами принесли в Хогсмид, а глаза нашли вывеску "Три метлы". Юноша натянул капюшон пониже, завернулся в мантию поплотнее и нашарил в кармане монеты. Толкнув заиндевевшую дверь, вошёл в шумное помещение. Было самое оживлённое время, и паб наполнял разный волшебный люд. Надеясь, что сможет затеряться в этой суете, Гарри прошёл к стойке и присел на высокий табурет сбоку в уголке.

– Что желаете, сэр? – прощебетала мадам Розмерта.

– Что-нибудь покрепче, – пробурчал Гарри, стараясь говорить басом.

– Как насчёт рома? Или предпочитаете джин? – предложила волшебница, не угадывая в нём школьника (или прикидываясь недогадливой).

– Давайте ром, но только побольше, – он слабо представлял себе разницу между джином, ромом и сливочным пивом, однако смутные воспоминания о пиратах навели на мысль, что ром будет очень кстати. Так плохо Гарри не было даже в прошлом году, когда все считали его почти сумасшедшим и называли лгуном…

– С вас десять сиклей, – сказала мадам Розмерта, наполняя солидных размеров сосуд и внимательно поглядывая на кутающегося в мантию посетителя. Гарри быстро высыпал монеты на стол:

– Спасибо! – подхватил кружку и направился к самому дальнему столику.

Усевшись спиной к залу, Гарри осторожно отпил немного, закрыл глаза и сразу же почувствовал, как жгучее тепло разливается по телу. Горячая волна растопила чёрный игольчатый айсберг, который раздирал ему грудь, и он, наконец, смог вздохнуть. На радостях от такого быстрого облегчения, он отпил большой глоток, обжёгший горло и пустой желудок. Приятное тепло разлилось внутри, стало легко и весело – только отчего-то остальные посетители паба оказались, словно за стеклянной стеной: Гарри видел, как шевелятся их губы, но не слышал ни слов, ни других звуков. Он не ел с самого утра, и поэтому алкоголь пробрал его почти мгновенно. Перед глазами всё поплыло, мысли едва шевелились, в голове вспыхивали какие-то разноцветные фейерверки, стало жарко и захотелось немедленно сделать нечто потрясающее. Например, подраться со Снейпом или наколдовать букет роз для Гермионы. Он пожалел, что не захватил с собой метлу – можно было бы полетать… В то же время какая-то часть его существа отстраненно удивлялась этим блуждающим мыслям, странно и одиноко вспыхивающим в пустой звенящей голове… В следующий миг всё показалось ничтожным, неважным, смешным – Снейп, Дамблдор, он сам… "Какая ерунда!", – попытался вслух сказать Гарри и сделал ещё два больших глотка. Голова стала клониться на руки, паб перед глазами безостановочно кружился, и захотелось спать.

Именно в таком состоянии его и обнаружил профессор Ральф – осторожно пройдя между столиками, остановился рядом с Гарри, словно боясь дотронуться до него.

"И почему люди чаще всего пытаюсь притупить боль алкоголем? Бедный мальчик – чертовски пьян", – профессор аккуратно потряс незадачливого выпивоху за плечо, но тот издал нечленораздельный звук, даже не подняв головы.

– Гарри, вставай! – строго выговорил Ральф.

– Астаф-ф-фите меня… – заплетающимся языком промычал юноша.

– Нет! Мы немедленно уходим! – профессор резко поднял его, и поставил на ноги. – Хватит валять дурака!

– Оссс-таньте от меня, – Гарри пошатывался и пытался сфокусировать зрение. Ральф, обхватив его за плечи, поволок к выходу.

Холодный пронзительный ветер сразу растрепал одежду и освежил голову. Вырвавшись из рук профессора, Гарри прислонился к стене, глубоко засунув руки в карманы, и набычился:

– Зач-чем вы меня увели?! Я б ищщо посидел – там так хршо… – Гарри старался тщательно выговаривать каждое слово.

– И он спрашивает! – возмутился Ральф. – Школа стоит на ушах – Поттер пропал! Ты не был на ужине, и мисс Грейнджер подняла тревогу, собралась прочёсывать Запретный Лес. Время-то уже к полуночи, а ты шляешься по пабам! Не боишься, что твой факультет потеряет сотню баллов?!

– А мне плвать, – мрачно ответил Гарри, с трудом удерживаясь на ногах.

– Плевать?! – прищурился Ральф. – О тебе волнуются люди…

– Уж не Снейп ли?.. – небрежно бросил юноша.

– Профессор Снейп! – грозно поправил его Ральф. – И он тоже. Я могу понять твои чувства, но не уважаю вот этот твой поступок. Напиваться – это не выход! Лучше найди в себе силы поговорить с ним и понять его…

– Пнять?! П-Поговорить?! – выкрикнул Гарри и сверкнул глазами, выпрямившись. Его уже почти не шатало. Он вступил в ту стеклянно-бесшабашную фазу опьянения, в которой приходит остервенелая злость на всех и вся – тем более что сейчас у Гарри имелся совершенно конкретный объект для этой злости. – Мы наговорились сегодня – ещё на шестнадцать лет хватит. Я не хочу даже слышать его имени, и уж тем более – понимать!

– Ладно, как хочешь, но вернуться в замок всё же придётся. Однако сначала нужно протрезветь. Твоё состояние отвратительно! – Ральф покачал головой и вынул палочку. – Собриетус!

Желтый луч с силой ударил Гарри в грудь, и тот, не удержавшись на ногах, рухнул в сугроб. Прошло несколько минут, прежде чем погасло золотистое свечение, и он осознал, что произошло. Теперь Гарри воспринимал мир удивительно чётко и в то же время отлично помнил своё прежнее состояние. Грудь ломило, голова раскалывалась и на сердце лежала тяжесть. Юноша медленно поднял взгляд и ясными глазами посмотрел на профессора, который протягивал ему руку, – неуверенно ухватился за открытую ладонь, и Ральф помог ему встать.

– Это заклинание очищает разум от спиртовых паров и полностью избавляет от алкогольного опьянения, но оставляет все неприятные последствия оного, кроме, разве что, запаха…

– Что мне за это будет? – устало и равнодушно спросил Гарри.

– Абсолютно ничего, я только отведу тебя к мадам Помфри…

– Лучше бы – в нашу гостиную.

– Как хочешь…

Гарри шёл впереди, с трудом передвигая ноги, голова кружилась, и на душе было паршиво. Ярость исчезла, и вместо неё пришла удручающая пустота. Испытанное ощущение холодной ненависти и жуткой злости, вызывало трепет, смешанный с ужасом – неужели он чувствовал подобное?!.. Но мысль о Дамблдоре оказалась больнее – Гарри был не готов принять такой поступок директора, потому что всегда безоговорочно доверял ему.

Профессор Ральф довел студента до портрета Полной Дамы, которая глянула на них, едва приоткрыв один глаз. Выслушав пароль, впустила внутрь и тут же негромко захрапела вновь, равнодушная к любым проявлениям мирской суеты, если они происходили после ужина. В этот поздний час гостиная уже пустовала, только огонь в камине танцевал вечное фламенко, потрескивая и стреляя угольками.

– Сейчас ты немедленно отправишься спать, – тоном, не терпящим возражений, приказал Ральф.

– Хорошо.

– Завтра утром будет болеть голова.

– Пусть, – ответил юноша с мрачной обречённостью, он явно был себе противен. – Спокойной ночи, сэр, и – спасибо, – профессор молча кивнул и вышел.

Гарри уныло побрёл к лестнице, ведущей в спальни мальчиков. На нижней ступеньке остановился. Его охватило сильнейшее желание увидеть Гермиону, обнять её, коснуться губ, заглянуть в огромные золотисто-карие глаза, погладить шелковистые волосы. Может быть, рассказать о случившемся… Он понимал, – это глупо, она уже спит, но побороть внезапный порыв не смог и решил постучать, благо комнаты старост располагались особняком, и на них не распространялись хитрые хогвартские порядки, заставлявшие лестницы в спальни девочек неожиданно превращаться в каменные спирали.

Гарри неуверенно стукнул один раз – и дверь вдруг распахнулась так стремительно, что юноша непроизвольно отпрянул. Гермиона возникла на пороге, озарённая пламенем свечи, в халате, с рассыпавшимися в беспорядке по плечам волосами. Она судорожно стискивали руки, глаза казались неестественно большими и тёмными на побледневшем лице.

– Ох! Гарри… – только и смогла прошептать она. – Ты живой…

Он, сгорбившись, стоял в дверях. Мокрые волосы прилипли ко лбу, резко выделяясь чёрными прядями на бледной коже, а глаза… Гермиона испугалась не на шутку, – глаза были настолько тёмными, что привычный изумрудный свет только узкой полоской обрамлял бездонную черноту расширенных зрачков. В этих глазах застыла боль, отголоски чего-то злого и яростного, и – поверх всего – тоска, безнадёжная и пугающая.

– Гарри, что с тобой? – прошептала в ужасе Гермиона, пытаясь заставить голос не дрожать.

– Просто соскучился, – на удивление ровно и спокойно ответил он.

– Соскучился?! Где ты был?! Я места себе не нахожу, не могу придумать куда бежать и где искать!!! А ты появляешься среди ночи, и говоришь, – просто соскучился!

– Я могу уйти, – тихо и как-то обречённо проговорил Гарри.

– Нет уж! – Гермиона порывисто отступила вглубь комнаты и, словно притянутый магнитом, он качнулся за ней. – Так скажешь мне, наконец, что случилось?! Ты сегодня целый день сам не свой!

Она подошла к нему вплотную и глянула снизу вверх. В его глазах неожиданно полыхнуло пламя, и Гермиона, испугавшись, отпрянула, но Гарри с неожиданной силой схватил её за плечи, притянул к себе и поцеловал. Его губы жадно и с каким-то остервенением впились в неё, словно он опасался, что она вот-вот исчезнет и только силой можно её удержать. Его губы были холодными, прикосновения – резкими и властными, куда делась нежность прежних поцелуев и робких касаний. Он целовал так, словно этот раз – последний, словно, он умирает и, корчась в агонии, пытается удержаться за неё, как за якорь, чтоб не соскользнуть в ту бездну, которую уже видят глаза… Гермиона, задыхаясь, пыталась высвободиться, но Гарри опустил руки ей на талию, и крепко прижал к себе, почти лишив возможности дышать. Девушка чувствовала, как его сердце загнанной птицей колотится ей в грудь, как дрожат его руки, обнимая её. Его мантия, свитер и брюки – всё было мокрое, а сам он холодный, как лёд.

"Что же с ним такое? Что произошло?" – лихорадочно думала Гермиона. Гарри, оторвавшись от её губ, стал спускаться ниже, целуя шею. Девушку пронзила странная дрожь, ноги ослабели, почти теряя сознание, она пыталась как-то отстраниться.

– Гарри, прекрати, пожалуйста… – шептала Гермиона, но он не отвечал. – Мне больно, Гар…

Он опять накрыл её губы своими, руки железным кольцом стискивали её, прижимая всё ближе.

"Да как же это! Да что же… – смятенно думала Гермиона, – он что – сошёл с ума, или напился?!!"

Она, наконец, не выдержала и, чудом протиснув руки в практически не существующее пространство между ними, изо всех сил оттолкнула его. Гарри от неожиданности споткнулся и плюхнулся в кресло, глядя на неё совершенно диким взором. Гермиона смотрела на него, не отрываясь, – постепенно пустота и боль уходили из его глаз. Они всё ещё оставались тёмными, но уже зеленели бархатным малахитовым отсветом. Гарри провёл рукой по лбу, словно приходя в себя, на лице отразился испуг:

– Что я делаю! – воскликнул он потрясённо. – Гермиона! Прости! Не знаю, что на меня нашло… Прости… – опустил голову и спрятал лицо в ладонях.

– Гарри… – Гермиона пыталась подобрать слова, в голове ещё был сумбур, а сердце сдавила жалость.

– Как я мог… – шептал Гарри, вцепившись руками в волосы. – Я не хотел тебя обидеть, Гермиона! Правда! Я просто…

– Ты не виноват, – не выдержала Гермиона. – Тебе было плохо.

– Ты простишь меня? – Гарри вскинул на неё умоляющие глаза.

– Я уже простила… Только скажи, что стряслось? Где ты был? Почему?

– Гермиона, ты… Спасибо! Это никогда больше не повторится, обещаю! – он медленно поднялся и направился к двери. Гермиона испугалась не на шутку.

– Стой, – девушка опередила его, встав между ним и дверью. – Я тебя не пущу!

– Гермиона… – он взглянул удивлённо.

– Ты не делал мне больно, – твёрдо сказала она. – Тебе было плохо… Тебе и сейчас плохо. Расскажи, в чём дело, может я смогу помочь?

– В этом ты не сможешь мне помочь, – голос его был тих, но спокоен и твёрд. – Я должен разобраться сам, только сам…

– Гарри, – она улыбнулась, – ты всё всегда делаешь сам. Но разреши мне помочь тебе, хотя бы попытаться…

Гермиона осторожно потянулась к нему, положила руки на плечи и нежно коснулась губ. Он не ответил. Она уже была готова испуганно отстраниться, когда его губы раскрылись, а руки снова оказались на её талии. Это был очень осторожный поцелуй и в то же время настоящий. Её руки взлетели и запутались у него в волосах, притягивая всё ближе… Он снова стал прежним, его губы и руки были знакомы, они заставляли трепетать её тело… Гермиона обрадовалась, кажется, всё прошло. Гарри отстранился и с улыбкой смотрел на неё.

– Я, наверно, пойду… – прошептал он таким тоном, словно хотел спросить "можно, я ещё немного побуду?".

– Нет, – Гермиона не уходила от двери. – Не пущу тебя. Ещё наткнешься на МакГонагалл, вдруг она будет делать обход, – девушка сделала большие глаза и едва удержалась от смеха при мысли о декане, шастающей ночью по гостиной. – Ты ещё не в себе, Гарри, – добавила Гермиона. Он молчал, не выпуская её из осторожных объятий. И всё же девушке хотелось узнать причину его странного поведения, прошедшие годы научили её обращать внимание на всяческие мелочи и всегда докапываться до причин необычных поступков Гарри

– Пожалуйста… расскажи что с тобой стряслось?

– О, у меня был интересный день, – ответил юноша, в миг опять став далёким и замкнутым. – Я узнал кое-что сегодня, – он повернулся и опять опустился в кресло. – Узнал то, что от меня скрывали шестнадцать лет. Я не понимаю, как они могли?!.. И как мне теперь жить со всем этим…

– Что же ты узнал? – насторожилась Гермиона, пытаясь изобразить удивление, но уже предчувствуя ответ.

– Ты разве не понимаешь? Ведь Кристина всё рассказала тогда осенью, но ты молчала…

– Ты знаешь это! – староста в ужасе закрыла рот рукой.

– Я тебя не виню, так же как и Сириуса, и Кристину. Ты должна была хранить эту тайну, но ОН… – голос юноши дрогнул. – Как он мог скрывать и отмалчиваться? Неужели он имел право?! А Дамблдор… Как же я ошибся в нём!

– Гарри… – Гермиона подошла ближе.

– Всё это кажется таким нереальным, но причиняет реальную боль, режет, словно ножом… – Гарри отвернулся к окну, глаза бесцельно следовали за узорами портьер. – Только сейчас я узнал хоть что-то о своих родственниках. Как их звали, какими ими они были… Разве я не имел права знать это раньше?…

– Может, профессора не могли сказать, – осторожно предположила Гермиона. Больше всего ей хотелось сесть рядом, прижаться к нему, обнять, но она отступила, боясь помешать выговориться.

– Это глупо, – отрезал Гарри. – ОН сам сказал, что мне не рассказывал правду… специально. Поведал разные сказочки. Про то, что они с мои отцом были почти друзьями, спасали друг другу жизнь, а на самом деле… – его спина дрогнула, руки сжались в кулаки, так что побелели костяшки пальцев. – ОН ненавидел моего отца и моего деда, и теперь отыгрывается на мне. А забота о моей безопасности всего лишь хорошо подобранная маска… сейчас он изображает несчастного человека…

– Гарри, может… – Гермиона замялась, – может, ты ошибаешься…

– Ты что, оправдываешь его? – он резко развернулся, глаза сверкали.

– Я его не оправдываю… – испугалась девушка. – Просто пытаюсь понять… Кристина сказала, что последнее время ему было очень тяжело…

– Это тоже маска, только для жены и дочери… Думаю, дело в его сыне. Потеря сына выбила Снейпа из колеи, из-за этого он и переживает. А я… Я ему просто понадобился зачем-то…

– Но всё же… – Гермиона решилась и, наклонившись, обняла юношу за плечи, одежда была ещё мокрая, и она чувствовала, как его бьёт дрожь от сырости и от волнения. – Кристина ни при чём… ведь так?

– Она моя кузина, и я счастлив это узнать, – попытался улыбнуться Гарри. – Конечно, она не виновата в ошибках своего отца, так же, как я не виноват в ошибках моих отца и деда…

– И ты действительно не виноват! – твёрдо выговорила Гермиона. – Ты …

– Жертва, – грустно закончил Гарри. – Это ты хотела сказать.

– Ну…

– Гермиона, я больше не хочу говорить на эту тему, – отрезал он. – У меня нет дяди, – не было, и нет. Точка.

– Хорошо, – грустно ответила она. – Но всё же я тебя не отпущу.

– Ты хочешь, чтобы я остался? – он поднял разом посветлевшие глаза.

– Да. Я никуда тебя не отпущу. Ни сейчас, ни потом. Ты весь мокрый и дрожишь… Гарри! – она обняла его и горячо зашептала на ухо, – Я так хочу, чтобы ты забыл обо всех проблемах, хоть ненадолго! Пока ты здесь, со мной – будь счастлив.

– А если меня найдут тут утром? – в его голосе появилась тревога, а в зелёной глубине глаз – надежда.

– Я заколдую дверь на всякий случай, – Гермиона подошла к шкафу и достала синий халат. – Ты останешься здесь и переоденешься в сухое, – она вынула палочку и прошептала заклинание. – Вот держи, думаю, угадала с размером.

– Спасибо, – Гарри подхватил одежду.

– Я сейчас принесу нам что-нибудь поесть, – Гермиона вытащила тапочки из-под кресла. – Переоденься, а то подхватишь простуду. Я мигом.

Она выскочила за дверь. Гарри бросил халат на кровать, поколебался немного, и с облегчением скинул тяжелую влажную мантию, стянул мокрый свитер и брюки. Гермиона чуть-чуть ошиблась, и халат оказался великоват. Ткань была мягкой, тёплой и приятной на ощупь, казалось, это любимая обнимает, а не лёгкая одежда. Он всё ещё не мог поверить, что она не сердится, и сама попросила остаться. В груди разливалось необычное тепло, нарастало какое-то волнение и странное предчувствие… С замиранием сердца Гарри ждал возвращения Гермионы.

Староста не поленилась сбегать на кухню – потревожить бедных домовых эльфов, и теперь гордо держала в руках поднос, нагруженный фруктами и пирожками. Войдя, она улыбнулась, опустила поднос на столик и присела на край кровати, рядом с Гарри. Содрогнувшись, вспомнила, каким он появился на пороге её комнаты совсем недавно, с каким отчаяньем целовал… Желание прикоснуться к нему стало непреодолимым – Гермиона не выдержала – осторожно запустила пальцы во влажные растрёпанные волосы, и Гарри наклонился к ней, глаза оказались совсем рядом. И опять на Гермиону накатило знакомое опьяняющее ощущение, которое всегда приходило, когда она смотрела в эти глаза так близко. Всё окружающее растворялось, исчезало, переставало существовать… Гермиона готова была сжать Гарри в объятиях, расцеловать, спрятать, укрыть от всяческих напастей… Ей с трудом удалось подавить эту бурю желаний, и тут же воспоминание о поцелуях у гриффиндорского камина обожгло сердце и губы, – сразу безудержно захотелось повторения тех ощущений. Они целовались редко, иногда в библиотеке, за книгами – украдкой. А сейчас почти как тогда – в первый учебный день в Хогвартсе: они сидят рядом, чувствуют тепло друг друга, их укутывает глухая ночь… И ещё – они не в гостиной, а в комнате старосты, куда никто не сможет неожиданно зайти и увидеть их. И помешать. От внезапного осознания Гермиона ощутила невероятную радость и сама себе удивилась.

Гарри тоже отчётливо понял это, с замиранием сердца читая отражение собственных мыслей в глазах Гермионы. В груди предательски трепетало сердце, и немедленно с отчётливой ясностью он осознал – не часто будут выдаваться такие вот вечера, когда они смогут побыть наедине, ведь завтра может случиться всё, что угодно… А им так хочется быть счастливыми, попытаться хоть на миг отгородиться от мира хрупким коконом своей любви. И разве можно упускать такое мгновение, если сама судьба щедро преподносит его…

Гарри сел и потянулся к Гермионе. Коснулся рукой её щеки, нежно провёл большим пальцем по губам. Она закрыла глаза и устремилась к нему. Все страхи и опасения отступили, осыпались, как шелуха. Гарри нежно привлёк девушку к себе и поцеловал долгим, горячим, ошеломляющим поцелуем – мир умер, они оба забыли обо всём на свете. Гермиона просто не могла поверить, – он рядом, успокоившийся и осмелевший, готовый отдать всего себя ей и только ей. Девушку захлестнуло нечто непонятное, горло перехватило, сердце забилось в бешеном ритме, по телу волной прошла дрожь. И захотелось, чтобы он целовал не только её губы. Гарри удивлённо раскрыл глаза, когда она мягко потянула его на себя и откинулась на спину. Вдохновлённый её неожиданным порывом, он усилил напор, одновременно боясь испугать каким-нибудь неловким движением. Они целовались долго и самозабвенно, но скорее, нежно, чем страстно. Гарри становилось всё труднее сдерживать поднимающееся в нём трепещущее пламя, которое грозило вот-вот выплеснуться наружу. С ощущением, словно сейчас захлебнётся или сгорит, он оставил её губы, и приподнялся на локтях, чтобы видеть её глаза.

– Спасибо… – прошептал он, задыхаясь.

– За что? – сердце готово было выскочить из груди, когда он вот так смотрел на неё.

– За то, что ты есть… За то, что не прогнала меня…

– Глупый… – Гермиона слегка толкнула его и перевернула на спину.

– Гермиона?! – его глаза удивлённо распахнулись – теперь она наклонилась над ним, касаясь пальцами губ.

– Молчи…

– Ты такая… красивая… – прошептал Гарри дрожащим голосом, собирая её волосы и отводя их в сторону, отчего лицо девушки высветилось в пламени свечи, словно изваянное резцом. – С тобой я чувствую тепло…

– Я тоже… – прошептала она, склоняясь к самому его лицу. Словно горячий ветер подхватил и понёс, горло сжалось, и тщетно пытаясь в словах излить свои чувства, Гермиона прерывисто выдохнула ему в ухо, – не существует в мире того, что я не сделала бы ради тебя…и для тебя…

Гарри смущённо улыбнулся и притянул её к себе в поцелуе, Гермиона на мгновение отстранилась и, сняв с него очки, положила их на тумбочку. Потом, едва касаясь, поцеловала знакомый шрам, как той ночью у камина, закрытые глаза, – веки слегка дрогнули под её нежными прикосновениями, – медленно, едва касаясь, губы двинулись по переносице, от чего Гарри тихо хихикнул. Его ладони ласкали её шею, не решаясь отправиться ниже… а она ощущала, как по позвоночнику пробегают искры. Их дыхание смешивалось, губы искали друг друга, дрожь пронзала тела, – Гарри вновь растрепал ей волосы, порывисто прижал к себе. Гермионе показалось, будто время остановилось, будто нет ничего, кроме этой маленькой комнаты, освещённой мерцающим пламенем свечки, и никого, кроме юноши, единственного, существовавшего для неё сейчас на земле. Каждым прикосновением, каждым поцелуем, она изливала то огромное и сияющее, что жило в её сердце, вытесняя боль, тоску и горе из его души, неосознанно пытаясь закрыть собой, защитить, укрепить…

Когда их губы соприкасались, Гарри ощущал вспышки оранжевого пламени, приходящие откуда-то изнутри, казалось, внизу живота распускается огромный огненный цветок, и его лепестки пытаются вырваться наружу, обжигая нервы. Волнами накатывала дрожь, сотрясая его и Гермиону. Руки сжимались и разжимались, переплетая пальцы. Оранжевые искры перебегали от него к ней, расплавляя остатки мира вокруг них. Они катились по отвесной скале в море рук, губ, поцелуев… к счастью и любви. Вокруг плясали разноцветные огоньки, превращаясь в красивые цветы, порхающих бабочек, сияющие звёзды… Внутри звучала удивительная музыка, ещё более чистая и прекрасная, чем песня феникса. Она разливалась по телу, уносила в сказочные дали… И Гермиона, инстинктивно подчиняясь неслышному ритму этого странного танца, этой музыки, не задумываясь и не сомневаясь, скользнула руками по груди Гарри, распахнула халат, провела ладонями по бокам. Её губы спустились к ямочке у основания шеи, он задрожал, – мышцы затвердели, руки стиснули её так, что она охнула и впервые ощутила, какой он, оказывается, сильный. И это ещё больше взволновало девушку, придало уверенности. Его реакция, его дрожь ошеломили Гермиону, она не могла и представить себе, что это будет настолько всепоглощающе и страстно. Мысли улетучились, собственное тело казалось невесомым, она наслаждалась прикосновениями к его коже, удивительно нежной и гладкой.

Гарри становилось всё жарче, покрывало под ним словно раскалилось, внутри полыхал неукротимый огонь. Он даже не представлял, что люди могут сделать друг другу настолько приятно. Когда ее руки коснулись его обнажённой груди, отголоски чёрноты и боли, ещё остававшиеся в сердце, испарились, уступив место счастью и любви. Он чувствовал, как её ладони путешествуют по его телу, будто запоминая его на ощупь. Её нежные пальцы, проводя по коже, оставляли пламенеющие следы. Это было почти невыносимо, это уничтожало остатки сознания. Его руки оставили волосы и пробежали по её спине, чуть подрагивая. Она вернулась к его губам и, прильнув к ним, задохнулась – его руки нашли лазейку, приподняли пижамку и нырнули под неё, – Гермиона ощутила, как его пальцы быстро, чуть касаясь, пробежались вдоль позвоночника. Ладони скользили к резинке штанишек, пальцы немного потеребили ткань и опять двинулись вверх… Потом оранжевая волна захлестнула её и понесла в удивительный мир чувственных ощущений, когда тёплые ладони нежно-нежно накрыли её грудь. Руки гладили её, а она растворялась в тягучей истоме, которая сводила ноги и отдавалась в пояснице. Раздался какой-то тихий мелодичный звук, она не осознала, что издала его сама, но Гарри вдруг напрягся под ней, как струна, нервы, и так натянутые до предела, словно взорвались.

Мгновенно, легко и с покоряющей силой он перевернул её на спину и оказался сверху. Гермиона увидела его глаза – в них танцевали шальные зелёные искры, на щеках неровно пламенел румянец. Он улыбнулся, приподнял её одной рукой и сдёрнул пижамку. Посверкивая на него золотистым огнём из-под полуприкрытых век, Гермиона, не задумываясь, последовала примеру – его халат тоже полетел на пол. Руки вернулись к нежной шелковистой коже. Она чувствовала, как затрепетали мышцы, когда она провела ладонями вдоль позвоночника. Раньше она с замиранием сердца смотрела, как он летает, как напряжено его тело во время игры, – ей всегда хотелось узнать, что скрывается под одеждой, Гермиона отгоняла эти мысли, безудержно краснея, но сейчас она без смущения ласкала его, наслаждаясь прикосновениями.

Думать о чём-либо стало просто невозможно, последние мысли превратились в чувства и ощущения… Пока её руки медленно путешествовали по его телу, Гарри дарил поцелуи ей, осторожно касаясь губами век, щёк, подбородка… Потом он медленно двинулся вниз по шее, чтобы побывать там, где ещё не был, – прикоснуться к тому, чего раньше не дозволено было касаться… Гермиона чуть слышно вскрикнула, когда горячие губы стали подбираться к груди, её руки с силой вжались ему в спину…

И тут раздался грохот – оконное стекло задребезжало и загудело. Они оба содрогнулись с ног до головы, в ужасе от неожиданности и растерянности – что? откуда? почему? Гарри среагировал первым – мгновенно скатился на пол, сжимая в руке непонятно откуда взявшуюся волшебную палочку, принял боевую стойку и выставил палочку в сторону окна. В стекло билась большая летучая мышь. Билась с целеустремлённым остервенением, будто летала здесь всегда, и вот только сейчас на её пути вырос это неправильный и непонятный замок. Система ультразвуковой локации предельно развита у летучих мышей, они облетают любое препятствие за десятки миль, поэтому неожиданное вторжение этой ночной гости казалось необъяснимым. Витраж жалобно тренькал, но не поддавался, палочка подрагивала в руке Гарри, рукокрыл огромным мотыльком вился у окна, словно привязанный, а Гермиону всё сильнее била дрожь – нечто древнее, необъяснимое поднималось со дна души, какой-то запредельный, потусторонний ужас… Она не боялась летучих мышей с детства, легко препарировала их на Зельях, играючи превращала на Трансфигурации, но в этот миг большой серый нетопырь стал воплощением всех её страхов, средоточием и живым образом тех грозных сил, которые вились над ней и над самым дорогим для неё человеком, несли мрак, смерть и ужас, уничтожали надежду, гасили сердца…