Текст книги "Сказ о том, как тяжела попаданская доля (СИ)"

Автор книги: Al-kor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 68 страниц)

– Вот, открой и ознакомься.

Девушка послушно подошла, аккуратно и почтительно открыла по виду очень серьезную и умную книгу – и на первой же странице прочла:

«Внимание!

Первое правило для попаданок в мир Ведьмака.

Бесплодие ведьмаков и особенно Геральта из Ривии на женщин из других миров

НЕ РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ!»

– Но как же так? – Лена подняла взгляд на Фреёю Ньердовну. – Я же книгу читала. И там тоже черным по-русскому было написано…

– Ну так то книга, а это попаданский стандарт. Ты разницу-то почувствуй. В книге правила для своих, а тут для эмигрантов.

– М-да, – Лена озадаченно потерла переносицу. – Похоже, я, как в том анекдоте, спутала туризм с эмиграцией.

– Да. Неплохое сравнение, – одобрила Фрейя Ньёрдовна. – В общем, можешь сесть и читать. Времени у тебя теперь навалом.

– Да уж, – пробормотала Лена, которой при упоминании о времени сразу вспомнился Кронос, идущий по коридору в хороводе разноцветных дней.

– Впрочем, если тебе хочется быстро и сразу, основу коротенько я могу донести до тебя сейчас, – Фрейя по-своему истолковала изменение выражения лица Лены, тоскливо взирающей на толстенный фолиант.

– Если вас не затруднит, – попросила Лена, у которой действительно не было настроения сейчас листать многостраничный справочник в поисках нужной ей информации.

– Ну что ж, ты наверняка понимаешь, что при создании ведьмаков, маги должны были подстраховаться. Иначе, с учетом долгожительства, физических кондиций и навыков выживания, иммунитета и стабильной половой активности, ведьмаки очень быстро стали бы доминирующей расой, стремительно вытеснив обычных людей, немногочисленные и еще невымершие представители которых стали бы вскорости реликтами, чудом сохранившимися от былых времен. А также считались бы изгоями и паршивыми выродками, которым не место в мире людей идеальных.

– Как раз это мне понятно.

– Поэтому способность к воспроизводству у ведьмаков заблокировали магически. Слышала о такой малораспространенной причине бесплодия, как несовместимость партнеров? Так вот, у ведьмаков с женщинами своего мира, благодаря магическому блоку, она составляет девяносто девять и девять десятых процента. В частности, этим, помимо всего прочего, тоже объясняется высокое либидо ведьмаков. Они просто инстинктивно ищут ту самую, которая могла бы стать исключением из общего правила. Но, как правило, не находят. Маги, задумавшие эту мутацию, к делу подошли в кои-то веки ответственно. А теперь перейдем к попаданкам. Уже смекаешь, в чем соль?

– Я – не из их мира.

– Ага. И магия ведьмиленда на тебя не действует. Это уже две причины. А есть еще третья, дополнительная. Поговаривают, что будучи во Флотзаме Геральт рискнул принять участие в экспериментальном тестировании зелья, формулу которого вывели некие алхимики-самородки. Оно снимает магический блок, а это значит…

– Значит, та же Йеннифэр, выпив это зелье, тоже сможет иметь детей? – полюбопытствовала Лена.

– Деточка, не говори ерунды, – отмахнулась Фрейя. – Не сравнивай здорового мужчину, по физическому состоянию организма тридцати-тридцати пяти лет с более чем столетней бабкой, высохшей от старости и злости, да еще с исправленным врожденным физическим уродством. Уж скорее каменные статуи в нашем парке понесут, чем она.

– Блин, – Лена вновь уставилась в книгу, машинально вычитывая напечатанные фигурным жирным шрифтом буквы и только теперь начиная помаленьку осознавать, во что она реально вляпалась. – И это чего мне теперь делать? Меня жизнь как-то к этому не готовила. То есть я ведь была уверена, что никаких детей у нас с Геральтом никогда не будет. И морально я с этим уже смирилась, когда… Ох, господи, как же по-дурацки все, – высказала она в сердцах и в отчаянии.

– Ты, конечно, можешь избавиться от проблемы… – начала Фрейя Ньёрдовна.

– Нет, – категорически замотала головой Лена. – Я попробую для начала как-то иначе разобраться с последствиями собственной беспечности.

– Похвально, – одобрила Фрейя. – Тогда в порядке исключения мы можем вновь отправить тебя к Геральту. В конце концов, это будет справедливо. Почему с вашей общей проблемой ты должна справляться в одиночку?

– Вероятно потому, что она не наша с ним общая, а именно моя. Чисто физически. У Геральта, вообще-то, никакой проблемы нету.

– Может быть, ты позволишь и ему решать?

– Незачем, – коротко мотнула головой Лена. – Мы уже все порешали в доме Ольгерда. Он не пожелал меня выслушать. А я решила больше ему не навязываться. Так что, у него своя жизнь, как было всегда. А у меня… – она сглотнула подкативший к горлу ком и быстро сморгнула, прогоняя предательски наворачивающиеся на глаза слезы. – У меня – своя, – закончила она решительно.

– Ну коли так, – Фрейя Ньёрдовна посмотрела на Лену, что-то явно прикидывая. – Как насчет того, чтобы поработать? Тут, в Справочном. Рататоск нам не вернуть, а сотрудник нам нужен, вакансия обратно ж гуляет, что не есть хорошо. Ален, соглашайся. Работа не пыльная. То есть, даже буквально. У нашей белки-чистюли тут порядок идеальный был – ни пылинки нигде, ни соринки. Спокойно, тихо, народ не ломится. Будешь сидеть, справочники почитывать, как художественную литературу, раз в год опись сдавать да раз в месяц лекции попаданкам читать. Самое оно в твоем положении.

– Хм, – Лена обвела взглядом уставленные пухлыми томами стеллажи. – Справочная, говорите? А почему бы и… Да, – решительно кивнула она, соглашаясь.

– Вот и чудненько! – хлопнула в ладоши Фрейя Ньёрдовна. – Сейчас быстренько метнемся к Моисею, напишешь заявление – и приступай.

Дальше дело пошло настолько прытко, что в мозгу Лены отпечатывались лишь отдельные стоп-кадры (причем, не факт, что самые важные): хватающийся то за голову, то за сердце Моисей, громко причитающий, что его непременно и как всегда буквально с минуты на минуту кто-нибудь загонит тут в гроб, и авторитетно заявляющий, что на самом деле все здесь именно для этого и собрались, а диспетчерская, коллектив, инспектора и попаданки – лишь прикрытие, которым его враги и злопыхатели искусно замаскировали истинную цель существования Малых ебиней – сжить-таки со свету Моисея.

Потом был договор, который беспрестанно охающий Моисей под ворчливые увещевания Фрейи Ньёрдовны подсунул для подписи Лене. А она его, разумеется, и подмахнула. Впрочем, на всякий случай бегло пробежав глазами его пункты и посмотрев, нет ли там какого подвоха – все-таки опыт общения с Гюнтером и показательное выступление Гермеса Зевсовича не прошли для Лены даром.

Затем Фрейя Ньёрдовна торжественно вручила ей ключи от кабинета и от ведомственной квартиры, где Лене отныне предстояло жить, торжественно сопроводила ее в Справочную, где встала посреди кабинета и широко повела рукой в сторону стеллажей:

– Вот, теперь это твоя епархия, а ты тут хозяйка. Давай, приступай. Удачи!

С этими словами Фрейя Ньёрдовна удалилась, оставив Лену в одиночестве среди бесчисленного множества книг-пособий о правилах попаданского поведения в неизведанных мирах. Лена еще несколько минут бессмысленно смотрела на закрывшуюся за ней дверь, затем подошла к столу, уселась в мягкое и удобное кресло (наверное, белке Рататоск было удобно в нем дремать после обеда, а вот для работы оно ей вряд ли годилось), подвинула к себе справочник по миру ведьмака, еще раз кинула взгляд на упреждающую надпись.

«По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места»,* – подсказала ей мудрая книга, угадав на этот раз не язык, а нужный момент из ее памяти. И Лена решительно перевернула страницу.

Строки из стихотворения Г. Шпаликова.

========== К ЧЕМУ ПРИВОДЯТ МЕЧТЫ или ЭПИЛОГ МАШИНОЙ ИСТОРИИ ==========

Этот мир выглядел угрюмым и неприветливым, навевая воспоминания о сером небе и холодном дожде, под которым вечной осенью мок и мерз город, когда-то бывший Маше родным.

Под порывом стылого, прилетевшего с моря ветра тревожно зашумела листва; пламя костерка, у которого сидела Маша, довольно загудев, разгорелось сильнее и ярче, вновь заплясало на поленьях и тлеющих головешках, прянуло в стороны, зло и жадно лизнув рыжими языками начавшую сгущаться вокруг тьму. В этом мире день, похожий на осенний, был короток, а ночь – холодна, черна и полна бесприютной тоски. Маша поёжилась, плотнее кутаясь в теплую накидку, и протянула к огню уже порядком озябшие ладони.

«Скорей бы уж они прибыли, – подумала она, глядя в стремительно темнеющие небеса и с беспокойством думая, что скоро уже не сумеет рассмотреть в просветах деревьев ожидаемый ею корабль с черными парусами. – Не мир, а дно вселенной какое-то. Даже Карька – и то сюда быстро дорогу найти не может. А я уже смерзла совсем. И темно тут. И жутко. И тоскливо. А пню этому чугунноголовому на все совершенно пофиг. Дрыхнет, как ни в чем не бывало».

Маша с неодобрением и нескрываемой завистью посмотрела на расположившегося поблизости Имлериха, которому были нипочем ни холод, ни возможные опасности окружавшего их практически с трех сторон леса. Монументальный эльф коротал время ожидания своих товарищей единственно верным и испытанным способом – улегшись поудобнее у костерка в их с Машей небольшом импровизированном укрытии и погрузившись в крепкий здоровый сон.

«Храпит, паразит, – она вздохнула, с кислой миной слушая рулады, которые выводил во сне эльф. – Ну правильно, а чё ему. Это я от любого шороха вздрагиваю. А ему бояться нечего, он сам кого хошь до икотки напугает».

Маша нахмурилась и за неимением ничего лучшего начала размышлять о превратностях судьбы.

Маша не знала, сколько времени прошло с момента ее появления на Тир на Лиа. Оно, то есть это самое время определенно шло тут не так, как в ее мире, но приноровиться к эльфскому календарю Маша пока так и не смогла. Точнее, не успела. Потому что ее жизнь, которую она планировала проводить в неге и праздности, приобретя статус королевской любовницы, вопреки ее ожиданиям превратилась в хоровод стремительно сменяющих друг друга событий, полетела-понеслась в бешеной скачке по мирам тем самым Диким Гоном, страшную сказку о котором она когда-то читала в прошлом.

Началось же все с того, что триумфально вернувшийся домой после своего чудесного воскрешения Эредин решил-таки заняться государственными делами лично, а не через посредника-управляющего. О чем торжественно и объявил с балкона Дворца Пробуждения при большом стечении народа на площади перед королевской резиденцией. И главное, что понял молодой король, наконец остыв от войн и погонь и окинув своим мудрым и всевидящим ястребиным оком вверенное ему ольховое королевство – назрели реформы.

Слушая зажигательную речь энергичного монарха, консервативные эльфы с затаенной тоской вспоминали годы правления Ауберона и Ге’эльса, текущие медленно и спокойно, как воды реки Easnadh, но все-таки радовались, сопровождая инновации Эредина одобрительными возгласами и бурными аплодисментами. Ведь несмотря на известную ортодоксальность, Аen Еlle все-таки были мудрым народом: эльфы поняли, что эпоха задумчивого созерцания канула в прошлое, наступило время перемен – и им придется смириться с неизбежным и принять его. И лучше сделать это легко и весело. Ведь те самые реформы, которые решил осуществить Эредин, были еще чем-то неопределенно далеким, а вот сам активный молодой монарх находился в непосредственной близости, поэтому сердить и расстраивать его своим унынием и равнодушием чутким подданным конечно не хотелось. Тем более, что закончил свою речь Эредин явно на оптимистической ноте, заявив, что в некоем загадочном местечке под названием Волчий Тупик, в который путями провидения привела своего любимого, но беспечного юного сына не иначе сама Дана, он узнал от мудрых обитателей сего поселения одно волшебное правило, гарантирующее стопроцентный успех всякому мероприятию: любое начинание следует сначала обмыть, причем чем грандиознее план, тем масштабнее должна быть попойка… то есть, конечно, внушительнее и мощнее заклинательные скрепы, на которых будет зиждиться фундамент будущего (непременно светлого, потому что ради какого-то иного не стоит всю эту байду вообще и начинать).

Услышав такое, эльфы, несмотря на свойственную им приверженность вековым ольховым традициям, радостно поспешили согласиться со своими мудрым не по годам королем – гедонизм на этот раз возобладал над консерватизмом.

Так как aen elle были расой мудрой и обладающей большим жизненным опытом, то к делу они подошли ответственно и занялись им основательно. А поскольку они были еще и расой эстетствующей, то есть любящей комфорт и привыкшей жить в свое удовольствие, то превратили мероприятие в общенародный праздник, масштабы которого не оставляли сомнений – фундамент грядущего ольхового благополучия будет прочен и незыблем, а здание, возведенное на нем, простоит не века (ведь для эльфов век – не срок), а тысячелетия.

Эредин же, видя, с каким энтузиазмом вверенный его заботам народ исполняет веления короля, возрадовался и, воодушевленный первыми успехами, выдал новую директиву. Реформы конечно назрели, но претворять их в жизнь надо постепенно и вдумчиво. Эльфы ведь не какие-то взбалмошные dh’oine, которые в стремлении к переменам сначала бездумно рушат все до основания, а затем в спешке, без какого-либо внятного плана на тяп-ляп и криво-косо возводят на руинах старого мира что-нибудь, минимально пригодное для проживания.

Ольхи выслушали новую речь своего короля и признали Эредина мудрым не по годам, тут же подведя под его слова философскую базу: реформы в ольховом королевстве назревают, когда персональный Уроборос мира aen elle кусает себя за хвост, но по счастью делает он это не часто и не особо старательно, а помимо хвостовой и кусательной частей, у Уробороса присутствует тулово – гладкое, круглое и ровное, хотя и свернутое в кольцо, но без загибов и вывертов. Вот как раз эта статичная и спокойная часть телес мирового змея и является ориентиром течения жизни эльфов народа ольх.

Что же до Маши, то ее события, взбудоражившие местное общество, практически не затронули. И это было вовсе не удивительно – ведь она полноценным членом этого самого общества пока еще не являлась. Посему же, пока ольхи подготавливали базу для грядущих реформ, а Эредин вникал в государственные дела, Маша была занята тем, что пыталась определить свое место в этом новом для себя мире. Конечно, окажись она здесь в самом начале своей попаданской карьеры – ни проблем, ни сомнений, ни затруднений в установлении статуса у Маши бы не было: разумеется, она сразу обозвала бы себя королевой эльфов, самой крутой, наделенной всевозможными умениями и талантами, а заодно еще парой-тройкой эксклюзивных, присущих только ей способностей, магичкой, самой прозорливой и успешной пророчицей всех времен и народов, самой лютой воительницей, а заодно – Дитём Старшей Крови и Королевой Дикого Гона в одном флаконе. Но, как теперь из собственного горького опыта знала Маша, проку лично для нее во всех этих громких титулах не было никакого, потому что по-настоящему ни быть, ни даже хотя бы прослыть всем этим она не могла. А это значило, что интегрироваться в ольховое общество ей предстояло обычными методами с набором своих естественных весьма средненьких характеристик. При этом особое отношение к ней Эредина задачу вряд ли упрощало. Как мало помогала в том и ее официальная должность – Первый Помощник Главного Навигатора Народа Ольх. Спору нет, звучало это звонко и внушительно. Однако Маша прекрасно понимала, что первым помощником она является исключительно потому, что ни вторых, ни третьих – да и вообще никаких иных помощников Карантира у aen elle в данный момент просто не существует. А посему обольщаться на счет своих навигаторских способностей Маше особо не стоило.

В этом мире хозяевами жизни были эльфы. Люди здесь либо прислуживали им, либо занимались работой, которой сами эльфы гнушались. Это правило выполнялось безоговорочно, и исключений из него не существовало.

В Машиной же голове все еще не хотел укладываться тот факт, что такая культурная и развитая раса, достигшая небывалых высот в самых разных областях, а особенно – в архитектуре и искусстве, и даже сумевшая в совершенстве овладеть магией и поставить ее себе на службу, была совершенно чужда демократических ценностей. Но права человека действительно являлись для эльфов пустым звуком, а расовая дискриминация была одним из главных принципов их мировоззрения и государственного устройства. Сама же Маша была для эльфов не более чем королевским трофеем. А то, что ей предстояло заняться несвойственным для местных людей делом, практически никого не интересовало: ведь королевские указы тут не обсуждались, и эльфы деловито и рационально признавали, что раба-профессионала целесообразно использовать на тех работах, где он будет наиболее полезен.

Правда, сама Маша начала сильно сомневаться в своей полезности на том поприще, которое выбрал для нее Эредин, после первых же занятий по физической подготовке и основам магии. Казалось бы, вот оно, столь вожделенное ею вначале попаданческое счастье, и пусть учить ее будут не Геральт и Трисс, а Имлерих и Карантир, но ведь важно не это, а именно тот самый кайф погружения в мир меча и магии…

Маша поняла, что кайф обломился, когда задыхаясь после небольшого кросса, посмотрела на удрученное лицо Имлериха.

– М-да, – эльф задумчиво перевернул песочные часы: по ним он отслеживал время, за которое Маша бегом преодолеет заданную дистанцию. – Для первого раза, для неподготовленной девчонки… – начал было он, но потом вздохнул и прямо посмотрел на все еще не могущую отдышаться подопечную. – Такое чувство, что ты не двадцатилетняя девушка, а бабка тысячелетняя, которая всю жизнь просидела в кресле, вылезая на улицу раз в век по завету. Что ж ты, чуток пробежалась – и язык на сторону. Совсем никакой выносливости нет.

– Ну-у, я… В общем, не особо активный образ жизни вела, – призналась Маша. – А оно мне нафиг было не надо, – тут же поспешила оправдаться она. – Я в школе олимпийского резерва не училась, мне эта беготня по стометровкам нахрен была не нать! Я ж не знала, что жизнь моя вот таким боком повернется.

– Да так-то можно было бы тебя поднатаскать, чтобы хоть дыхалка стала покрепче, – поскреб затылок Имлерих. – Но на это потребуется время, которого нам Эредин не дает.

– Что, опять воевать хочет? – отважилась спросить Маша, пользуясь тем, что Имлерих был настроен к ней доброжелательно и поболтать был в принципе не против.

– Не то чтобы прямо воевать… – уклончиво ответил Имлерих.

– Так вроде некем же.

– Ха! Еще как есть! Оказалось, что наши армейские дела не так уж плохи. Да и Ундвик, как выяснил Карька, был для нас не так фатален, как показалось вначале. Сейчас он заберет оттуда наше уцелевшее воинство, и как только мы окончательно залижем раны и подобьем итоги – можно в новый набег, – радостно и воодушевленно сообщил Имлерих. – И это очень хорошо. А то что нам тут делать? Пить, жрать да сиськи мять? Надоело уже. Надо поехать и разнести что-нибудь. Вот нормальная мужская работа, а не это вот все. А теперь, когда у нас есть еще и ты, мы вдвое больше миров расхуячить сможем!

Маша слушала речь Имлериха, но его восторгов почему-то не разделяла. То ли из-за того что не была мужиком, то ли потому что ей пока что не наскучило пребывание на Тир на Лиа, и она не видела ничего плохого в праздном и мирном существовании. Однако спорить о приоритетах с Имлерихом она не стала, так как это было и со всех сторон неразумно, и без толку. К тому же в резерве у нее оставался Карантир и уроки магии, на которые она возлагала большие надежды. Но тут ее подстерегало разочарование еще более горькое, чем на занятиях по физподготовке (от них-то она, сказать по правде, чудес и не ожидала).

Началось все вроде неплохо: Карантир встретил ее без своего обычного зазнайства и занудства и выдал листочки с вопросами. Маша, признав в процедуре обычное тестирование, обрадовалась – хоть что-то в этом ольховом царстве-государстве было ей привычно и знакомо – и споро принялась ставить галочки напротив правильных, как ей казалось, ответов на вопросы и ситуации. Управившись с заданием, она с гордым видом (мол, не лаптем мы тут щи хлебаем и тоже кое-что могём) протянула выполненные тесты Карантиру. Однако выражение лица навигатора в момент согнало улыбку торжества с Машиной физиономии. Впрочем, Карантир не стал томить свою помощницу и брякнул прямо в лоб:

– Магичка из тебя никакая.

– Как так? – тут же взвилась Маша. – Быть такого не может! Я же порталы открывала в разные миры и нашла эту, которая Шип Плюнь.

– Думаю, что вскорости мне удастся отыскать логическое объяснение этому феномену, – к Карантиру начало потихоньку возвращаться его обычное занудство. – Когда у меня будет побольше свободного времени. А пока я вынужден констатировать факт: ты абсолютно не чувствительна к магии.

– Это ты по моим галочкам сообразил? – подозрительно прищурилась Маша. – А вдруг твой тест недостоверен? А может, на практике я покажу класс?

– Хорошо, – не стал спорить Карантир. – Давай, продемонстрируй.

– Как я что-то продемонстрирую, если ты меня ничему еще не научил? Ты хотя бы заклинание мне какое-нибудь покажи, а уж я тогда перейму и чё-нить колдану.

– Давай так, вон, видишь на столе стакан, а в нем вода. Испари ее.

– Ч-чё, – Маша воззрилась на стакан, как будто перед ней было какое-то неведомое страшилище.

– Я тебе даю очень легкое задание. Испари воду из стакана, ее там налито с гулькин нос.

– Не, ну как… То есть, я ща, – Маша выдохнула, облизнула губы, одернула курточку и начала гипнотизировать стакан. – Чё-то не испаряется у меня, – сообщила она несколькими минутами позже. – Наверное слова надо сказать какие-нибудь заветные или руками помахать.

– Так скажи. И помахай, – разрешил Карантир.

– Ну-у это… Абра-швабра-кадабра, – нерешительно произнесла Маша. – И еще крибля-грабля-всебля! Трах-тибидох-кабыздох! – голос Маши окреп и начал набирать высоту и мощь. – Сезам, заройся! – указующий перст Маши нацелился на стакан. – Крэкс-пэкс-фэкс, а ну, отдай мне то, что дома не знаешь! – Маша сделала замысловатый пасс рукой. – Двое из ларца – одинаковы с конца, не словивши бела лебедя да кушаем? – Маша попыталась изобразить нечто, отдаленно напоминающее стойку из арсенала Брюса Ли. – По сьючьему веленью, по моему хотенью – ёлочка, горись и водица из стакана, испарись! – Маша сурово нахмурила брови и повелительно топнула ногой.

Однако водица нагло проигнорировала все Машины манипуляции и покидать стакан не собиралась.

– Не действуют на воду эту дурацкую заклинания мои, – пожаловалась Маша Карантиру. – Это наверное потому, что вода ваша, эльфячья, а заклинания наши, людские и землянские. А мой междумирский языковой адаптер на эту упертую жидкую субстанцию не действует. Надо ей че-то на ее родном языке прошвкорчать, тогда она меня послушает.

– Так шкворчи, кто тебе не дает-то, – развел руками Карантир.

– Да я бы с радостью, токо я ваших заклятий не знаю.

– Хорошо, вот тебе заклятие на Старшей Речи, – Карантир быстро начертал на листочке несколько знаков и протянул написанное Маше. – Декламируй.

– Абракадабра какая-то, – проворчала Маша, пытаясь сложить буквы в труднопроизносимые слова. – Язык сломаешь. Какой-то вуглускр-абырвалг-попокатепетль. Ща, погоди, – несколько минут Маша шевелила губами, пытаясь выговорить заклинание про себя, а затем, видимо, сочтя себя готовой к таинству, набычилась и утробно взвыла: – Бууу! Не… Мууу! Обратно не так. Абумушрук-с!.. Хрень какая-то, – горе-заклинательница покачала головой. – Это ты специально мне белиберду написал, чтобы поиздеваться надо мной, начинающей магичкой. Можно подумать, ты сам прямо вот с ходу все сразу умел!

– Дело не в словах, – покачал головой Карантир. – Они не значат ничего без энергетической подпитки.

– А где мне эту подпитку взять?

– Почерпнуть из стихий.

– Типа, ковшиком или кружкой, да?

– Да чем хочешь, хоть горстями. Место, где мы с тобой находимся, мощная интерсекция магических потоков. Оно все пропитано магией. Такие перекрестки еще называют Местами Силы. Здесь даже начинающие, неопытные или слабые чародеи могут без проблем подхарчиться магической энергией, взяв ее у стихий – конкретно здесь их несколько: мощная огненная жила, старый глубокий плотный пласт, из которого можно вытянуть энергию земли – для новичков это было бы делом непростым, учитывая, что земная стихия инертна и неподатлива, но несколько тонких водных нитей, пронизывающих массив, значительно облегчают начинающему магу эту задачу. Но… ты ведь ничего такого не чувствуешь, верно?

– Нет, – честно созналась Маша, обреченно покачав головой.

– Ты – дитя мира без магии. Поэтому и сама магия для тебя – нечто чуждое, несуществующее. Ты не узнаешь ее, даже если она пройдет через тебя – не в чистом стихийном виде, конечно, а в преобразованном. И уж конечно ты не можешь ни черпать ее, ни, тем более, накапливать. Ведь ты, как дырявый кувшин – сколько ни влей, все вытечет вон.

– И что мне с этим делать?

– Ничего. Слова: «Эредин, моё сердце – твоё», – ты выучить в состоянии. И произнести это с должным чувством – тебе тоже вполне по силам. А большего от тебя не требуется.

… Эредин внимательно выслушал и доклад Имлериха, и вердикт Карантира, а затем постановил:

– Карантир, выбери подходящий мирок. Имлерих, собирай отряд. Неделя вам на подготовку да сборы – и отправляйтесь. Хватит уже дома сидеть. Потому как дело не улучшится, если его затягивать. А Машуньку я уж сам к походу морально подготовлю, своими эксклюзивными методами.

Так и началась Машина навигаторская карьера.

Первый поход запомнился ей в первую очередь сбитыми до кровавых мозолей ногами, чувством дикой усталости и безысходности от странствия по дорогам чужого мира, конца которому она не видела, а цели – не знала. Близкое же знакомство с прелестями походной романтики с долгими дневными переходами по труднодоступной местности, ночевками под открытым небом, ранними пробуждениями промозглым хмурым утром и общим дискомфортом существования без элементарных благ цивилизации поначалу повергло Машу в состояние, близкое к депрессии. Однако жаловаться здесь было некому: что-то подсказывало ей, что Имлерих не станет ее слушать, а мужики и вовсе поднимут на смех ни на что не годную неженку и неумеху. Впрочем, даже как следует погоревать о своей нелегкой доле у Маши не получалось. Утомительное путешествие напрочь выметало из ее головы все сторонние думы, оставляя мысли лишь о насущных потребностях организма, а когда к вечеру они наконец останавливались и разбивали лагерь, она с голодной жадностью поглощала приготовленный на костре ужин, а потом, уже не чувствуя гудящих от усталости ног и не обращая внимания на неудобное и жесткое ложе, проваливалась в сон, едва приняв горизонтальное положение.

Но в один из дней, когда она уже практически смирилась с тем, что это путешествие будет длиною в ее жизнь, Имлерих вывел их к реке, широкой настолько, что очертания противоположного берега еле-еле угадывались в туманной дымке.

– Вот отсюда мы Эредина с Карантиром и покличем, – постановил он и повернулся к Маше. – Ну что, доставай камешек и зови хозяина.

От нахлынувшего волнения Маша даже пропустила мимо ушей обидную по отношению к ней характеристику. Стараясь унять дрожь в моментально похолодевших руках, она достала из походной котомки их главное сокровище – Солнечный камень, кашлянула, чтобы прочистить горло и немного успокоиться, и срывающимся голосом произнесла заветные слова, думая в этот момент действительно лишь о том, что еще чуть-чуть – и Эредин, по которому она, несмотря на тяжелое путешествие, все-таки успела соскучиться, будет здесь. Он придет и положит конец ее мучениям, похвалит за старание, приласкает – и жизнь наладится, войдя в привычную колею. Чтобы придать призыву дополнительную силу, а желанию – страсть, она зажмурила глаза. А когда открыла их, то ахнула, непроизвольно попятившись и наткнувшись спиной на железно-монолитного Имлериха – материализуясь из тумана, то ли скользя по водной глади, то ли летя по воздуху, к ним приближался громадный корабль. Трепетали, раздуваемые ветром черные паруса, острый бушприт, напоминающий рог огромного доисторического чудовища, как будто вспарывал ткань мироздания, пробивая путь сквозь пространство, а рифленые борта, покрытые широкими пластинами с острыми краями довершали общую картину, действительно делая судно похожим на построенный из ногтей мертвецов мифический зловещий Нагльфар – предвестник конца света.

Маша, впервые видящая прибытие корабля Дикой Охоты, была поражена этим зрелищем, грандиозным в своем величии и ужасе. Она стояла, затаив дыхание и даже не моргая, и смотрела, как на них надвигается темная громада. Из оцепенения ее вывел увесистый удар по плечу. Это Имлерих решил подбодрить растерявшуюся от обилия впечатлений Машу, правда силу при этом, как всегда, немного не рассчитал.

– Не боись, подруга, – весело сказал он, не обращая внимания на то, что Маша с недовольным шипением потирает ушибленное плечо. – Это ж свои прибыли.

Маше, у которой по первости от одного вида «своих» едва не приключался родимчик, за время похода все же удалось наконец привыкнуть к боевому облачению однополчан, и теперь она считала, что самое страшное в ольховом королевстве она уже видела. Но сейчас, лицезрея Нагльфар во всем его ужасающем великолепии, она поняла, что у эльфов Дикого Гона еще полно секретов и жутковатых сюрпризов.

Однако Имлерих был прав. Бояться не стоило – ведь Нагльфар прибыл не по ее душу. Более того, она вызвала его сюда сама с тем, чтобы – вот ирония – на этом кошмарном корабле к ней приплыл ее мужчина.

– Вот же ж блин, – пробормотала она, покосившись на Имлериха. – К нормальным девушкам принцы прискакивают на белых конях или приезжают на белых линкольнах. А у меня чего?

– Белый конь – тьфу, – презрительно заявил Имлерих. – На нем-то любой дурак, умеющий держаться в седле к девушке приедет. Иное дело Нагльфар – оригинально, неизбито и стильно. Эредин знает, как поразить и привлечь женщину.

– Уж это точно, – не могла не согласиться Маша, пытаясь разглядеть своего любимого на палубе уже совсем близко подошедшего к берегу корабля. Вскоре ей это и удалось – фигура Эредина выделялась и ростом, и статью даже среди высоких и далеко не хлипких воинов Дикого Гона. Маша обрадовалась и хотела было помахать Королю рукой, но потом передумала, решив, что это все-таки как-то несолидно, да и обстановка такому проявлению внимания явно не соответствует.