Текст книги "Сказ о том, как тяжела попаданская доля (СИ)"

Автор книги: Al-kor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 68 страниц)

– Что? При чем тут Лена? – не понял Геральт.

– Имейте терпение, – поднял руку Гермес. – Сейчас разберемся.

Лена же пропустила мимо ушей этот тревожный диалог, так как ее вниманием всецело завладел приближающийся к ним Кронос. Лена как завороженная наблюдала за его поступью – мерной, неторопливой, величественной. И ей казалось, что она видит, как за ним летят-вьются шлейфом разноцветные дни – черно-белые зимние, пёстрые весенние, летние – ярко-синие и зеленые, осенние – золотые. И она вдруг поняла, что если оказаться среди этого хоровода дней, то можно действительно легко попасть в абсолютно любое время – отмотать года назад или рвануть в будущее.

– Не стоит, – вывел ее из раздумий голос Гермеса. – Ничего хорошего из этого никогда не выходило.

Лена очнулась, возвращаясь в реальность и вновь ощутив себя стоящей среди полутемного коридора в доме фон Эвереков рядом с Геральтом. Кронос же тем временем подошел к их честной компании и теперь смотрел прямо на Гюнтера.

– Ты просил у меня время. Много времени. Я дал его тебе. А теперь я пришел за платой, – заявил ему Кронос.

– На самом деле просил не я, а он, – Гюнтер указал на замершего в дверях Ольгерда. – Он хотел бессмертия. Я просил у тебя время для него.

– Ты просил у меня время. Неважно зачем и для кого. Ты просил. Я дал. Теперь плати.

– Интересующая тебя вещичка будет у меня с минуты на минуту…

– У тебя больше нет минут. Плати сейчас.

– Но сейчас мне нечем.

– Ты хотел взыскать долг с него, – Кронос указал на Ольгерда. – Взять то, что тебе не принадлежит. Ведь лично ты ничего ему не давал.

– Я задействовал свои связи. Я посредник, – затараторил Гюнтер. – У нас был договор, по которому мне полагается…

– Тебе ничего не полагается. Время, положенное на оплату услуги, истекло. Время жизни, взятой взаймы, закончилось, – Кронос в упор посмотрел на Ольгерда. – Время твоего бессмертия вышло.

– Как закончилось? – воскликнул Гюнтер. – Витольду, жизнь которого пошла первым взносом в бессмертие Ольгерда, было отмерено много лет, а со времени его гибели не прошло и десятка. Гермес, – он посмотрел на божество торговли, – это как понимать? Мы же договор заключали! Что у вас в небесной канцелярии за беспредел творится? Для вас что, данное слово не свято? Как жить-то тогда на свете?

– Свято оно, свято, не боись, – поспешил успокоить Гюнтера Гермес. – У нас каждому слову – место. И значимы они все одинаково, и те, что жирным красным выделены, и те, что внизу мелким шрифтом подписаны. Ты, когда договор подмахивал, не читал его разве?

– Процентная ставка? – упавшим голосом промямлил о’Дим.

– Ага. Она самая, – радостно кивнул Гермес. – Она немного изменилась с учетом инфляции. Ну и за счет этого слетела с обещанного бессмертия пара-тройка лет.

– Десятков лет, ты хотел сказать, – уточнил Гюнтер.

– Лет или десятков лет, – пожал плечами Гермес. – Нет никакой разницы. Для нас, потому что это мелочь, для Ольгерда – потому что ему уже все обрыдло.

– Для меня есть, – сердито проворчал Гюнтер, – потому что с меня внепланово требуют плату. А я на это не рассчитывал.

– Честность и дотошность при заключении договоров и их последующем выполнении – одни из главных условий твоего существования, – сказал Кронос. – А ты перестал их выполнять. Если сущность не выполняет свою функцию, она не нужна. Гюнтер о’Дим, твое время выш…

– Гермес! – взвизгнул Гюнтер. – Останови его, сделай что-нибудь! Я не хочу развоплощаться!

– Дедуль, погоди, – остановил Кроноса Гермес. – Нельзя его пока в распыл. У него еще есть договоры не закрытые. Я конечно мог бы Скрижали подрихтовать, но Эвр* развыступается. Ты же знаешь, какой он скандальный. Будет орать, что его обделили, обобрали, ему опять всего недодали, и самое вкусное мы забрали себе.

– Эвр? – переспросил Кронос. – Да, нехорошо. Громкий, буйный, беспокойный. Даю время разобраться.

– Ну что скажешь в свое оправдание, – Гермес обернулся к Гюнтеру. – С Эвром как расплачиваться планируешь?

– У нас был договор, – понизив голос начал о’Дим. – Он мне бурю, я ему – жертвы. Ну, кровищи чтоб на три больницы, требуха и части тел по сторонам, все включено… Как он любит.

– И где? – вопросил Гермес.

– Ведьмак должен был обеспечить, – развел руками Гюнтер.

– А он тебя подвел. Компактненько своих тюремщиков уложил, некогда ему было расчлененкой заморачиваться. В итоге по кровище недолив, по требухе – недоброс, по частям тела некомплект: не хватает ноги, двух пальцев и уха. Недостача получается у тебя. С Эвром ты не расплатился, а сам с Геральта должок уже начал взыскивать. Нехорошо.

– Ну так может мы это… недолив, недоброс и некомплект скостим за счет невыполнения Геральтом третьего задания?

– Извиняй, Гюнт, но задание Геральту дал не ты, а Ольгерд. Значит, отменить его может только он. А ты, как всегда, лишь посредник. А посредник у нас получает что? Правильно: либо процент с прибыли при удачной сделке, либо пиздюлятора с обеих сторон, если клиенты остались недовольны. Так вот, твои заказчики, Гюнтер, именно что недовольны.

– Да где я ему теперь возьму некомплект-то?

– А мне почем знать? Это был не мой договор, а твой. Не надо было связываться с Эвром. Как будто ты не знал, какой он склочный.

– А к кому мне было еще идти, к зануде Зефиру?

– Гюнтер, ты спрашиваешь меня, с кем тебе вести дела? Что-то ты и вправду нехорош стал. Состарился, износился. Может, и правда пора тебя того… в распыл?

– Не, Гермес, погоди, давай как-нибудь договоримся.

– Так с тобой теперь дела иметь опасно, – развел руками Гермес. – Ненадежный ты партнер. Слова не держишь, подельников подводишь, договоры не выполняешь еще и норовишь заграбастать то, что тебе не принадлежит. Вот мне оно надо – иметь с тобой дело после всего, что ты наворотил?

– Да у меня все продумано было. Сейчас бы я отправил девчонку домой, потом собрал бы девичьи горькие слёзки и заплатил бы ими твоему старику. А сам понимаешь, был бы Кронос доволен, он бы на Эвровы жалобы наплевал с высокого Олимпа.

– Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее, – прищурился Гермес. – Ты собрался нарушить один из пунктов Закона Перекрестков и после этого рассчитывал, что мой старик обрадуется? Гюнт, тебя точно пора в распыл, ты стал абсолютно профнепригоден.

– А я ничего нарушать не собирался. Только обойти. А это разные вещи.

– Обойти, говоришь? Не поведаешь, каким образом?

– С помощью духа Ирис и её нарисованного мира. Потому как, пока дух ее неупокоен, мирок-то этот вполне себе действующий. И через него тоже проходят дороги, ведущие в любые миры. Надо только встать на перекресток и суметь найти нужную. Вот и получается коллизия. Раз мир не настоящий, а нарисованный и существует только в воображении духа Ирис, я ничего не нарушаю, но поскольку по факту он все-таки существует, я могу отправить девушку домой.

– А зачем ты собрался отправлять ее домой? – поинтересовался Гермес.

– Хочешь меня подковырнуть все-таки? – хитро сощурился о’Дим. – Не выйдет. Ты прекрасно знаешь, зачем. Потому что она этого пожелала. И мы заключили договор. Честная сделка.

– Что? – вмешался в разговор Геральт, который, начав скучать от бездействия, стал прислушиваться к тому, о чем говорили Гермес и Гюнтер. И хотя они предусмотрительно встали в отдалении и говорили полушепотом, для ведьмака, конечно, не было проблемой разобрать, о чем ведется речь. – Ты хочешь сказать, что Лена пожелала уйти в свой мир, причем настолько сильно, что даже заключила с тобой договор?

– Спроси у нее сам, – Гюнтер растянул губы в своей привычной любезно-глумливой улыбочке. – Пусть она скажет, как было дело. А то вы снова начнете обвинять меня в нечистоплотности и некомпетентности.

– Это правда? – Геральт повернулся к Лене. – Ты все-таки решила уйти?

Лена закусила губу, думая над ответом. В голове суматошно проносились обрывки воспоминаний о событиях того дня, когда они с Гюнтером заключили этот злополучный договор. Ее отчаяние, боль, страх, чувство потери и безысходности… А еще досада и горечь от осознания того, что Гюнтер ее все-таки обманул – оказалось, он в очередной раз торговал тем, чем не владел. При желании, эту сделку наверное можно было сейчас признать ничтожной и аннулировать. Но как ей сейчас объяснить все это Геральту? Наверное можно было бы по методу его бывших подруг перейти в атаку, обвинить во всем его самого, рассказать ему про Шани, закатить истерику, разораться, как Йен, или разреветься, как Трисс. Но это значило уподобиться столь презираемым ею чародейкам. Впрочем, Лена понимала, что даже при жгучем желании, у нее это не получится. Чародейские методы требовали особого склада характера и длительной тренировки, а ни первым, ни вторым Лена не располагала. Однако молчание затягивалось, и Лена не нашла ничего лучшего, чем опустив глаза в пол пробормотать:

– Тут все непросто…

– Как обычно, – фыркнул Геральт. – У вас никогда и ничего не бывает просто. Что Йен, что Трисс, что Шани, что остальные – все вы зачем-то стараетесь завертеть меня в слова и облечь в вычурную форму то, что на самом деле решается лишь выбором между «да» и «нет». Помнишь, я задал тебе простой вопрос?

– Геральт, я…

– Ты могла бы сказать сразу, что тебе надоел этот мир, тебе тут тяжко, плохо, непривычно, ты хочешь домой, скучаешь по родным и друзьям, не хочешь ждать у моря погоды, не рассчитываешь на меня или не веришь мне – да что угодно. Я бы понял. Это было бы по крайней мере честно. Ты даже хуже Йен. Она, по крайней мере, никогда не давала мне ложных надежд и обещаний, которые не собиралась выполнять.

– Геральт, это не так. То есть не совсем так. Я просто пытаюсь объяснить, а ты меня, как всегда, не слушаешь.

– Не уверен, что в этом есть надобность, – холодно сказал Геральт.

– Ну нет, так нет, – Лена отвернулась. – Спасибо, что избавил меня от мучительной необходимости объяснять очевидные вещи и неловкие моменты. И знаешь, мне ведь действительно нечего делать в этом мире, он не мой, и все здесь мне чужое и враждебное. Да и ты – ветер в поле, все верно сказал, нет у меня в тебя веры. И надежды на тебя нет. Вот и иди своей дорогой, а я пойду своей.

– Ну тогда… прощай, – Геральт пожал плечами и отвернулся.

– Ну что, Гюнтер, выполни хоть моё желание, раз с остальными облажался, – обратилась Лена к Гюнтеру.

– Да я бы с удовольствием, но в нарисованный мир нас может отправить только Ирис, а она не выйдет из картины, пока тут Кронос. Сам же Кронос, если узнает про этот тайный путь, точно меня развоплотит, – залепетал, оправдываясь, Гюнтер.

– Туда бы тебе и дорога, – в сердцах заявила Лена. – Ты абсолютно бесполезная, бессильная сущность, только болтать да похваляться горазд, а коснись – только лжешь и косячишь.

– Ну, по Закону Перекрестков, если клиент категорически не желает больше находиться в мире попадания, его можно вернуть в междумирье, в диспетчерскую. В вашем случае «Малые ебиня. Пассажирская». Поедем? – предложил Лене Гермес.

– Да поедем! Хоть в Малые, хоть в Большие. Куда угодно уже, только подальше от этого цирка с конями. И этой рожи ведьмачьей глупой и упертой.

– Как скажете, – кивнул Гермес. – Прощаться будем?

– Нет, – отрезала Лена. – С теми, с кем надо было, я уже попрощалась. Вчера, дома.

– Тогда в путь. Пункт назначения «Малые ебиня. Пассажирская». Курьерская доставка. Удачи, Ленок.

Гермес щелкнул пальцами – и в тот же момент Лена исчезла. Геральт, продолжающий упорно созерцать интерьеры коридора, так и не обернулся.

Комментарий к НЕ ДУМАЙ О СЕКУНДАХ СВЫСОКА. ГЛАВА 21, в которой рассказывается о том, как важно ценить время. *Эвр – божество восточного ветра. Переменчив и своенравен. Часто вызывает бури, нанося вред кораблям.

========== ДАВАЙТЕ ПРОСТИМСЯ СВЕТЛО. ГЛАВА 22, в которой сказка близится к развязке ==========

– Ну что, Геральт, упустил ты свою Сольвейг!

Услышав до тошноты бодрый голос, ведьмак посмотрел на Гермеса, который стоял на прежнем месте, улыбаясь ведьмаку как ни в чем не бывало. А впрочем, для Гермеса эта неожиданная размолвка Геральта со своей подругой и их последующее расставание действительно не имели никакого значения. Сам же Геральт вдруг с неожиданной горечью осознал, что ему вмиг стали неинтересны все люди и сущности, находящиеся в этом доме, и не стало дела до того, чем и как закончится история с запутанными старыми отношениями, невыполненными договорами и чьими-то несбывшимися надеждами – важным было лишь то, что Лены уже не было рядом с ним да и нигде больше в этом мире. Осознание того, что виноват в своей потере был исключительно он сам, лишь усугубляло мерзкое настроение ведьмака. А еще он думал, что даже – в кои-то веки – наличие в доступной близости всемогущего Кроноса не могло уже ничего поправить. Возможно, он и согласился бы отмотать минуты назад до точки невозврата, когда роковые слова еще не были сказаны и все еще можно было изменить, но какой в этом смысл? Лена все решила и сделала свой выбор. А то, что он оказался не в пользу Геральта… Что ж, она рассудила правильно. И к лучшему. А он не имел права сердиться. И не мог настаивать, чтобы она изменила свое решение. Не мог и не стал. Как не стал смотреть ей вслед, внезапно осознав, что это слишком тяжело – вот так вдруг, в один миг лишиться своего маленького уютного счастья, о котором он безнадежно мечтал многие годы своей неустроенной скитальческой ведьмачьей жизни, и в которое теперь почти поверил. А оно взяло – и ускользнуло в тот момент, когда, казалось, он уже держал его в руках.

Нахлынувшее острое чувство утраты резко сжало сердце пронзительной, почти физической болью, но с этим Геральт справляться умел. Гораздо сложнее было стряхнуть пришедшее ей на смену вязкое и тяжелое ощущение полного безразличия к происходящему. Ведьмаку нестерпимо захотелось остаться одному, чтобы никого не видеть и не слышать до омерзения жизнерадостный голос Гермеса, который вещал о какой-то Сольвейг.

– Что еще за Сольвейг? – машинально спросил Геральт, просто затем, чтобы хоть как-то заставить себя вернуться к действу, происходящему в доме Ольгерда, ведь как ни крути, а профессиональная этика и его личная репутация требовали, чтобы он довел дело до конца.

– В данном случае твоя девушка Лена, – охотно пояснил Гермес, делая вид или действительно не обращая внимания на то, как болезненно сжал губы Геральт, вновь услышав имя своей теперь уже бывшей подруги. – Тебе, в отличие от того же Ольгерда, несказанно, хотя на мой взгляд и незаслуженно, повезло. Ведь далеко не каждая женщина рискнет самым ценным – своей душой – ради мужчины, который – заметь – ей даже не верен.

– О чем ты сейчас говоришь?

– Ей пришлось загадать желание, то есть принять наконец предложение Гюнтера. Заложить свою душу исключительно затем, чтобы он оставил тебя в покое.

– Но почему она не сказала об этом мне?

– Потому что у тебя сначала не нашлось времени ее выслушать. А потом ты не выразил желания.

– Тогда почему ты не сказал об этом сразу, пока Лена была еще тут?

– Я никогда не встреваю в дела влюбленных. Не моя епархия. Поэтому предпочитаю молчать и позволить вам разбираться со своими делами самим.

– Если бы я не сглупил и дал ей объяснить… – Геральт в отчаянии сжал кулаки.

– Что теперь гадать о том, что было бы, – развел руками Гермес. – Ты ведь сглупил.

– Да, – Геральт покачал головой, а потом горько усмехнулся. – Надо же, как по-дурацки получилось: я столько раз давал Йен шанс все исправить и начать сначала, а она не заслужила ни одного, и в итоге для той, кому он был действительно нужен, ничего уже не осталось. Йен выбрала все. Взяла то, что ей не принадлежало. Как о’Дим.

– Кстати, об о’Диме, – спохватился Гермес. – И прочих присутствующих здесь существах и сущностях. Мы отвлеклись, а время… Хотя в данном случае Время как раз ждет, причем буквально и очень терпеливо. А впрочем, уж ему-то точно спешить некуда.

– И чего он ждет? – поинтересовался Геральт.

– Решения участи о’Дима. Остальные его не интересуют. Ведь они у него ничего не просили.

– О’Дим, – Геральт стиснул зубы. – Его бы я с удовольствием отблагодарил за все то добро, которое он нам с Леной причинил. Да только он ведь бессмертен, так?

– Скажем, его существование не бесконечно. Но, поставить точку в его, так сказать, бытие тебе не по чину. Кстати, я вижу, что с исчезновением своей подружки ты абсолютно утратил интерес к тому, что тут происходит. Знаешь, ты можешь уйти и не досматривать представление, – великодушно разрешил Гермес. – Ведь, в отличие от собравшихся здесь лиц, ты-то теперь свободен как ветер, потому что никому и ничего не должен. Я бы на твоем месте воспользовался своим положением и радовался вновь обретенному статусу.

– Ну нет, – покачал головой Геральт. – Зная увертливость о’Дима, я уж досмотрю до конца. Хочу быть уверенным, что хотя бы эта наглая самодовольная рожа получит по заслугам и никогда больше меня не побеспокоит.

– Тогда начнем по порядку, – объявил Гермес. – А первым у нас на очереди Ключник. Эх, бедолага, – Гермес сочувственно покачал головой, глядя на посаженное у стены и понуро склонившее безликую голову создание, которое теперь уже не казалось столь кошмарным, как ранее, когда оно активно двигалось и агрессивно махало лопатой. – У Ольгерда то ли не хватило умения дать тебе более сильное тело, то ли просто не достало ума предположить, что однажды в усадьбу заявится кто-то посерьезнее обычного ворья. Его промах – твоя беда. Ты не справился, не сделал то, что велели, за чем тебя призвали. Ты будешь наказан. Извиняй, но таковы правила, – Гермес развел руками. – Ты их знаешь не хуже меня.

После этих слов Ключник повернул свою жуткую голову к Ольгерду и что-то зло прощебетал в его адрес на своем птичьем странном языке. Впрочем, таковым он показался только Геральту. Остальные, включая Ольгерда, прекрасно поняли, что сказал Ключник, хотя даже ведьмаку, учитывая ситуацию, было ясно, что вряд ли он отвесил комплимент фон Эвереку или поклялся ему в верности и дружбе.

– Надеюсь, нас ты просто отправишь домой, – промурлыкала кошка, встав рядом с Гермесом и глядя на него снизу вверх антрацитово-черными глазами.

– Именно, – к кошке присоединился такой же пугающе темноглазый пёс. – Мы выполнили свою миссию честно и прилежно, пробыв с хозяйкой до конца. И даже дольше.

– Все согласно договору. Нас не в чем упрекнуть, – добавила кошка.

– Мы заслужили свободу, – заявил пёс.

– Несомненно, – кивнул головой Гермес. – Заслужили. И вы ее получите. Сразу, как только мы уладим один нюанс. Разберемся с лишним миром, который тут случайно образовался и который не пускает вас домой. Ведь если бы не он, вы бы давно отбыли на свой план. Вас же больше не держат здесь никакие обязательства?

– Нас – нет. Но со смертью Ирис ее нарисованный мир стал для нас ловушкой, – сказала кошка.

– Или вернее, тюрьмой, – пояснил пёс. – Ведь того, кто нас сюда позвал, на самом деле больше не волновало, что стало с той, кого он попросил нас развлекать.

– Хотя он утверждал, что любит ее больше жизни, – наябедничала кошка. – Но это было… не совсем правдой. И почему-то мы с товарищем ничуть не удивлены.

– Да, – согласился пёс. – Такие, как он, любят звонкие трескучие фразы. А также обожают многозначительно молчать. Но ни то, ни другое ничего не стоит. Они не выполняют даже самых простых обещаний. Которые им в общем-то ничего бы даже и не стоили. Вот поэтому так легко на каждом шагу и клянутся самым дорогим, что у них есть.

– И рано или поздно попадаются на удочку таких, как Гюнтер, – констатировала кошка.

– Что за бред вы сейчас несете, – не выдержал Ольгерд. – Я любил Ирис…

– … настолько сильно, что даже не удосужился ее похоронить, когда приходил в имение помянуть своего брата Витольда? – с тихой злостью сквозь зубы процедил Геральт. – Ты бросил ее здесь, оставил умирать от тоски и одиночества в компании бессловесного чудовища и двух говорящих животных. Что и говорить, именно так со своими женами поступают любящие мужья.

– Именно поэтому мир Ирис – это неприятное место, – сказала кошка. – Он соткан из ее боли и отчаяния. И, помимо нас, в нем живут ее страхи. Живым в этом мире не место. Да, впрочем, в нем никому не место. Даже его создательнице.

– Она уже не мечтала о счастье, ей хотелось лишь покоя. Но подарить его Ирис никто не мог. Потому что тех, кто приходил сюда, интересовали лишь богатства этого дома, а самого хозяина уже не интересовало ничего, – добавил пёс.

– Ну что, Ольгерд, – заметил Гермес, выслушав тирады кошки и пса. – Не получилось у вас с Ирис жить долго и счастливо, в горе и в радости, в богатстве и в бедности. Горе ты делить с ней не захотел, как и она ранее не решилась быть с тобой в бедности, а радости в вашей совместной жизни по-настоящему и не было никогда, и даже вернувшееся к тебе богатство не смогло поправить дело.

– Это Гюнтер, – зло сказал Ольгерд, метнув при этом на о’Дима полный ненависти взгляд. – Мне бы понять раньше, что дьявольское добро на пользу не пойдет. И не принесет нам с Ирис счастья.

– Нет. Вот как раз в данном-то случае Гюнтер и ни при чем. Он всего лишь выполнял твои желания. А чего хотел ты?

– Быть с Ирис!

– В данном случае слова ничто, судить надо по делам. Что ты сделал для своей женщины? Превратил человека в жабу, убил ее отца, натаскал в дом нечисти и в итоге сбежал от Ирис куда глаза глядят. Ну что тебе сказать, достойные деяния.

– Я заложил свою душу, чтобы мы могли быть вместе. А потом оставил Ирис, чтобы защитить от всего того, что я натворил.

– Ты даже теперь не видишь разницы. Ольгерд, ты ничего не делал ради Ирис, потому что все это были исключительно твои желания. Ты делал лишь то, что хотел сам, а ее ты никогда не слушал. И теперь ты жив, хоть более и не вечен, а она мертва.

– Я… Я хотел вечного счастья для нас обоих.

– Уже не важно, чего ты хотел, главное, как ты попросил. Хотя, это теперь тоже не имеет значения. Твой договор с о’Димом признан недействительным. Ты ничего ему не должен и можешь идти на все четыре стороны.

– Нет!

Все обернулись к Кроносу, со стороны которого и прозвучал этот возглас.

– Зачем тебе Ольгерд? – в недоумении спросил Гермес. – Мы ведь должны разобраться с о’Димом. А этот человек – лишь жертва своей глупости, самоуверенности и непомерного тщеславия. Что тебе до него?

– У него есть то, что занадобилось мне, – заявил Кронос. – Роза, которую он подарил своей жене на прощанье. Это действительно очень ценная вещь. В ней много… вкусного.

Сказав это, Кронос совершенно неожиданно облизнул губы. А в его равнодушном взгляде наконец-то промелькнула искорка интереса.

– Эта вещичка практически держит на себе весь нарисованный мир Ирис, – подал голос Гюнтер. – Я знал о ее весомости и думал, что она может вас заинтересовать. Я предвидел, что третьим желанием Ольгерда будет именно это – вернуть себе сей артефакт, истинной ценности которой он сам не представляет. Я собирался отдать ее вам в оплату долга Ольгерда.

– Нет. Только он, – Кронос указал на Ольгерда. – Из его рук это ценный дар. А в твоих он ничего не стоит. Ты не чувствуешь так, как он. Ты можешь знать, но не умеешь понять. Ты просто функция. Никчемная. Бесполезная. Гермес, закончи с ним и убери его отсюда. Он мешает.

– Гю, ты бы помолчал, а? – предложил Гермес. – Что-то ты в крутую сущность так заигрался, что, видимо, все еще видишь себя в кабаке среди людей, которым ты ловко в борщ плевал да в кружки с пивом дохлых мух подбрасывал, пока они не видели. А вообще, ты еще говори спасибо, что старик не знает, на какие дешевые фокусы ты его подарки тратил. Хотя… это шуточки в аккурат по твоему чину.

– А что с моим чином? – насторожился Гюнтер.

– Я тебя поздравляю, с этой минуты ты – мелкий бес, старший помощник младшего вилочника в горячем цеху. Будешь своим непосредственным начальникам вилы подносить. Более ответственные занятия тебе доверять пока нельзя.

– Что? – ахнул Гюнтер.

– Нет, я не понимаю, что с лицом? – искренне удивился Гермес. – Гюнтер, вообще-то ты – неблагодарная свинья. Тебе вместо развоплощения дали возможность начать все с чистого листа. Перед тобой все пути, можно сказать, открыты – расти над собой, делай карьеру, выходи из низов. Что не нравится-то? У тебя, кстати, и стимул есть. С Эвром-то я как-нибудь сговорюсь. И старика моего попробую уломать. Мне теперь будешь должен.

– Что и сколько? – с тревогой поинтересовался Гюнтер.

– Да я ничего запредельного не попрошу. Всего лишь ма-алую толику сокровищ душ тех, кого вы в своем цеху парить будете. Так глядишь, по крупинке, по пылинке – и насобираешь мне цену, эквивалентную времени, которое ты старику задолжал.

– Ты издеваешься? – голос Гюнтера едва не сорвался на визг, но он вовремя спохватился, что их разговор вновь привлечет внимание Кроноса. – Издеваешься? – зашипел он. – Да этим бросом, что в горячем цеху коптится, даже пуговичники брезгуют. Это ж самое распоследнее отребье, они и люди-то так, по виду только. Сколько их перетопить придется, чтобы хоть на тысячную долю более-менее приличного астрала насобирать. Мне вечности не хватит, чтобы с тобой расплатиться. Ты нереальные цели ставишь. А еще бог-торгаш.

– Э-э, вечность, Гюнтер, это то, что благодаря мне у тебя теперь снова есть. Или ты уже забыл, что мог ее лишиться. А я с тебя – заметь – даже плату за это не взимаю. Иногда я бываю таким непрактичным, – вздохнул Гермес. – Все доброта моя. И сочувствие к тем, кто его совсем не стоит.

– На словах-то да с виду вы добренькие, – фыркнул о’Дим. – А коснись, так ни стыда у вас нет, ни совести. Ни жалости. Попадись вам в лапы – обдерете до костей, еще и из них все повысосете.

– Мы строгие – это да, – согласился Гермес. – Но справедливые.

– Уж конечно. Куда нам, злобникам, до вас. Вон ты как все вывернул: уже никто никому ничего не должен, только я, получается, должен вам всем. А между тем, с Леной у меня была честная сделка. Я девчонку практически буквально на своем горбу в рай завез.

– Ой, Гюнт, опять врешь. Опять ловчишь. Ну мне-то можешь про свои честность с альтруизмом не заливать. Ты ж сам знаешь, что как раз с Ленуськой-то ты более всего и опрофанился.

– Ты сейчас о чем? – Гюнтер старательно и очень натурально сделал честные глаза оскорбленной невинности.

– А то ты не знаешь, – Гермес многозначительно поднял бровь. – Впрочем, даже если ты сейчас будешь клясться на крови, что понятия не имеешь, о чем я веду речь, я тебе не поверю.

– Так я действительно не имею.

– Объясняю на пальцах. Ну-ка скажи мне, сколько по твоей наводке девушек сюда попало?

– Две, – со сладкой улыбкой торжества заявил Гюнтер.

– А вот и нет. Одна. Мария Сухова. Вторая – та, которая Алена Макарова, попала сюда, что называется, самовывозом. Поэтому проходит по другой ведомости. А если кто-то из этого мира возжелает отбыть да хоть бы и в диспетчерскую «Малые ебиня», так он пойдет уже вовсе по третьей.

– Вот развели бюрократию, – в сердцах прошипел Гюнтер.

– А это чтобы не запутаться, кто, куды, зачем и как перемещается, – наставительно пояснил Гермес. – Учет и контроль – вот два столпа, на которых зиждется концепция попаданства. Иначе у меня в Скрижалях такое начнется… Собственно, уже и началось, когда ты начал проворачивать свои многоходовки. Смекаешь, к чему веду-то?

– Нет! – мстительно и зло отрезал Гюнтер. – Я тебе больше вообще ни слова не скажу. А то ты мне в аккурат сверх уже назначенного долга, еще что-нибудь добавишь. В пятерном размере, как у тебя это принято!

– Эх, Гюнт, раньше надо было молчать. А ты ж наоборот, на всех перекрестках похвалялся, какой ты прозорливый, как все предугадываешь да рассчитываешь. Да с такой точностью, что никто из смертных и не чихнет, коли ты ранее этого не предскажешь. Ну, было?

– Раз сам знаешь, зачем спрашиваешь?

– Ну и значит, ты не мог не знать, заключая договор, что Аленушка покинет этот мир как бы не одна.

– Что? – Лена ошарашенно смотрела на Фрейю Ньёрдовну. – Быть такого не может!

– Уж поверь мне, милая. В этих вопросах я никогда не ошибаюсь, – убежденно заявила Фрейя.

– Ну да, вы, конечно, богиня, – забормотала Лена, пытаясь осмыслить сказанное и найти ему логическое объяснение. – Но все-таки как?

– Девочка моя, ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что такое с вашей сестрой обычно и случается, если мужик месяц из твоей постели практически не вылезает. Ты – не исключение. Да и с чего бы? Молодая, здоровая.

– Дело не во мне. Просто Геральт же ведьмак, а ведьмаки бесплодны.

В ответ на эти слова Фрейя лишь вздохнула и покачала головой.

– Вот ведь пытаемся мы вбить вам в головы: прежде чем лететь в свой вожделенный мир, загляните на полчасика в Справочную, ознакомьтесь хотя бы с основами попаданческих правил для чисто вашего конкретно взятого места попадания. Скольких бы проблем сразу можно было бы избежать. Но какое там, вы ж всегда лучше всех все сами знаете. И вот итог. Впрочем, ты еще легко отделалась.

– Легко? – Лена не поверила своим ушам.

– Ну да. У тебя-то радость, а вообще-то, вы мрёте обычно.

– Ну, если так, то… – Лена поморгала, не зная, что возразить на заявление Фрейи Ньёрдовны.

– Пойдем, – кивнула та, приглашая Лену за собой.

– Куда?

– В Справочную. Лучше поздно, чем никогда.

После холла, заполненного беспрестанно галдящими попаданками, Справочная ошеломила Лену звенящей тишиной и торжественной пустотой, которую еще более усугубляли стеллажи с фолиантами, возвышающиеся аж до потолка.

– Ну вот, – повела рукой в приглашающем жесте Фрейя. – Располагайся. Сейчас разыщем Справочник по Ведьмиленду, где черным по-русскому написано…

– А почему по-русскому? – Лена удивилась и даже позволила себе перебить Фрейю Ньёрдовну. – Ведь авторы саги и игры – поляки.

– А при чем здесь авторы? – не поняла Фрейя. – Им этот справочник ни к чему. Они ведь попаданцами становиться не планируют. Здесь содержится информация для тех, кто отправляется на ПМЖ в чужие и неизведанные миры. И подается она, соответственно, на языке интересующегося. Потому что на тарабарском она нафиг никому не нужна. По-моему, это элементарно.

– А если бы я была, к примеру, англичанкой? – поинтересовалась Лена.

– Тогда Справочник явил бы сведения черным по-английскому, – невозмутимо пояснила Фрейя.

Лена хотела было спросить, каким образом книге-полиглоту удается угадывать языковую принадлежность вопрошающего, но потом подумала, что у нее есть вопросы более важные, чем этот, и воззрилась на Фрейю Ньёрдовну, которая вдумчиво обозревала стеллажи в поисках нужного фолианта.

– Эх, вот без Рататоск как без рук, – посетовала Фрейя. – Та сейчас живенько бы хвостиком махнула, растеклась бы по стеллажам, как мысью по древу – и в три секунды добыла нам нужную книженцию. Ценный был работник, все успевала – и дела поделать, и языком новости всех миров обмолотить… Ага, а вот и наш справочник, – обрадовалась Ньёрдовна. Затем она подошла к стеллажу, вытащила из стройного ряда томов книгу с широким темно-зеленым корешком и, положив ее на стол, позвала Лену: