Текст книги "Демон Жадности. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Юрий Розин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 66 страниц)

– Я… я принял решение их провести. Понял, что нам самим… не справиться.

Я медленно поднялся на ноги. Тело отзывалось на движение ровным, могущественным гулом, будто просыпался спящий великан. Я кивнул Силару, мое лицо оставалось невозмутимым маской.

– Все в порядке, Силар, – мой голос прозвучал ровно, без единой нотки упрека или удивления. – Ты правильно поступил. Можешь идти.

Силар бросил на меня последний быстрый взгляд, полный невысказанных предупреждений, развернулся и вышел из зала, оставив меня наедине с четверкой. Первым делом нужно было понять их истинную цель, хотя она и так висела в воздухе.

– Для чего пожаловали, господа? – спросил я, мой голос был ровным, без вызова, но и без подобострастия.

Тот, что стоял в центре, мужчина с острыми чертами лица и холодными глазами, усмехнулся. Его улыбка не дошла до глаз.

– Прекращай изображать из себя невинность. Ты находишься в сердце Жемчужного Грота. Твоими стараниями погибла Нешала – второсортный, не способный создать ядро маны, но все‑таки Артефактор Предания. По твоему приказу, насколько мы поняли, сейчас Перекресток опустошается подчистую. Неужели ты думаешь, мы поверим, что ты не знаешь ответа на этот вопрос?

– Что же, резонное замечание. Тогда позвольте прояснить, – парировал я. – «Оку Шести» здесь больше нечего делать. Перекресток занят тридцать пятой дивизией Коалиции. Все выжившие пираты будут переданы под трибунал. Сами Руины подвергнутся процедуре перезаселения под контролем Коалиции. Пиратский альянс не просто распущен, он уничтожен. Больше некому вам служить здесь. Так что ваш визит запоздал и я настоятельно рекомендую вам развернуться и вернуться в Роделион.

Представитель «Ока» покачал головой, его улыбка стала снисходительной.

– Какая‑то провинциальная дивизия – не угроза для нас. И не станет ею. Если ты ценишь свою жизнь и жизни своих людей, то соберешь свой батальон и покинешь эти Руины. Сейчас же. Все добро из Грота, всех оставшихся людей и все, что вы насобирали из города, разумеется, вы оставите здесь. Надо же нам с чего‑то начать, раз уж ты попортил нам малину. Иначе вас ждет смерть.

Я усмехнулся про себя. И это – угроза преступной организации масштаба высшей империи, способной без труда послать четверых Преданий? Смешно.

Они правда вряд ли боялись дивизии как таковой – три Предания во всей дивизии, тогда как «Око Шести» наверняка могло без труда выставить еще далеко не одного Артефактора этого ранга помимо этих четверых.

Но открытый конфликт с самой Коалицией? За четыре месяца, готовясь к путешествию в Роделион, я постарался изучить вопрос, насколько мог подробно с учетом ограниченной информации, доступной в архивах дивизии.

И, если я понял все правильно, а так скорее всего и было, в Роделионе Коалиция и сама империя были связаны куда теснее, чем были связаны тридцать пятая дивизия и страны типа Амалиса или Зейса.

Коалиция по прежнему оставалась независимой наемной армией и у Роделиона, разумеется, были свои войска. Но, так как на одну империю приходилось аж четыре корпуса Коалиции, то есть именно империя была выше по статусу и возможностям, Коалиции приходилось постоянно идти на определенные уступки правительству.

Империя же, с другой стороны, которой было выгодно использовать мощь Коалиции «всего лишь» за деньги, не тратя собственные людские ресурсы, не стремилась подавлять или ущеплять четыре «своих» корпуса Коалиции, а наоборот, всячески их поощряла.

И за годы такого симбиоза сформировались очень сложные, запутанные, но при этом и очень крепкие отношения.

Если бы в Амалисе началась, к примеру, гражданская война за престолонаследие, тридцать пятая дивизия просто пожала бы плечами и вмешалась только в том случае, если бы ее силы наняла одна из сторон.

Сейчас там, кстати, все вроде как успокоилось, так как мне удалось отвадить от Амалиса графа Зейсмалина, но я в любом случае решил перестать в это вмешиваться. Пусть разбираются уже сами, тем более что позиции Дейлы значительно просели из‑за ее пассивности в самом начале, а в победе Рилена над Тивалем я особо не сомневался, несмотря на примерно равные ресурсы.

По идее, если бы что‑то подобное началось в Роделионе, корпуса, там расквартированные, тоже могли и даже должны были не вмешиваться без прямого запроса. Но на самом деле им пришлось бы вмешаться из‑за всех этих связей с императорским двором.

И примерно то же самое работало и применительно к преступным группировкам Роделиона. Если на «Непроглядную Ночь Исхаки» тридцать пятой дивизии в целом было наплевать без прямого заказа правительства, то «Око Шести» были примерно такими же врагами четырех корпусов, как и врагами самой империи.

Если бы рота тридцать пятой дивизии оказалась бы уничтожена во время рейда на «Непроглядную Ночь», тридцать пятая дивизия в лучшем случае потребовала бы от Исхаки компенсации, но скорее всего просто запросила бы увеличенную награду и отправила новое подразделение.

Но если силы Коалиции, тем более те силы, что не имели к «Оку» никакого отношения, тронут их Артефакторы, то на их базы в Роделионе обрушится месть. Вряд ли это будет что‑то прямо разрушительное. Но выгода от Перекерестка вряд ли перекроет потери, которые «Око» понесет в Роделионе.

Так что без острой необходимости, при всей своей мощи эти четверо не хотели лишний раз трогать Коалицию. Слишком много рисков.

Однако и от таких лакомых и стратегически удобных Руин, как Перекресток, они просто так не откажутся, это тоже было понятно.

Если бы моей целью была лишь месть, я бы, пожалуй, правда мирно покинул Руины, как и предлагают, может быть поторговался бы за трофеи и людей. Я совершенно точно не был поборником морали и справедливости, а в моей грядущей поездке в Роделион конфликт с «Оком» был далеко не самым желанным бонусом.

Вот только мой батальон сейчас участвовал в состязании и, если мы просто отдадим Перекресток «Оку», несмотря на уничтожение пиратского альянса в общем зачете вряд ли займем высокое место. А значит нужно было стоять на своем.

– Позвольте задать встречный вопрос, – сказал я, делая вид, что обдумываю их ультиматум. – Что для вашего синдиката выгоднее: обладание этими Руинами или жизнь Артефактора ранга Предания?

Четверка переглянулась, и по их лицам пробежала волна откровенного веселья. Они решили, что я предлагаю себя в обмен на их уход. Главный представитель снова заговорил, и в его голосе зазвучали нотки насмешки.

– Милый мой, чтобы твоя жизнь хоть как‑то уравнялась в ценности с таким активом, как Перекресток, тебе нужно было бы родиться еще раз. А потом еще. Один Артефактор Предания – ничто против контроля над целым узлом Руин. Нужно по меньшей мере трое, чтобы просто начать разговор.

Их смех, гулкий и самодовольный, прокатился по пустому залу. Они полностью расслабились, уверенные в своей неуязвимости и в том, что я сломлен и торгуюсь за свою шкуру.

В этот момент я улыбнулся. Широко и искренне. Я получил всю необходимую информацию. Они недооценили меня и мой вопрос ровно настолько, насколько я и рассчитывал.

Трое Преданий, да? Ну, ладно. Значит я ПОЧТИ убью троих из них. Это ведь будет считаться?

Глава 21

Мысленный приказ – и татуировка «Прилара» вспыхнула ярчайшей маной. Мир сплющился в цветную полосу. Я будто телепортировался к ближайшему из троих на Завязке, тому, что слева, с лицом, скрытым тенью капюшона.

Моя правая рука, обвитая узором «Энго», уже была занесена для удара, сконцентрировав в кулаке энергию, способную, казалось, раскрошить гору.

Удар не достиг цели. Капюшон отпрыгнул назад с такой же немыслимой скоростью, и в ту же микросекунду двое его товарищей атаковали меня с флангов, даже не глядя в мою сторону.

Левый, коренастый, выпустил из появившегося на руке кастета сгусток маны, принявший форму морды свирепого волка из чистой энергии. Правый провел рукой по воздуху, и моя кровь в жилах на мгновение закипела и рванулась к коже, пытаясь разорвать её изнутри.

Я едва успел активировать «Золотой Храм» и «Жанну». Золотистый купол окутал меня с едва уловимым звоном, поглотив энергетического волка, а сила исцеления подавила попытку контролировать мою кровь.

Но одновременная атака двух Преданий, даже более слабых, все равно была опасной. А затем к бою присоединился и тот, которого я атаковал – капюшон, и мы вчетвером начали хаотичный танец по Жемчужному Гроту, ломая и кроша стены из прочнейшего камня одним эхом движений.

При этом главный, тот, с кем я разговаривал, находившийся на Развитии, все это время не двигался. Его руки были скрещены на груди, а взгляд, тяжелый и безразличный, буравил меня.

Это было очень неприятно – не знать, на что он способен и в какой момент вступит в бой. Но куда неприятнее было осознавать, уже не в теории, а на практике, разницу между настоящими артефактами Предания и моими татуировками.

Нешала использовала один артефакт с универсальными, но в целом довольно обычными с технической точки зрения способностями. Великий Страж был слишком сильно травмирован ударом роты, чтобы продемонстрировать реальную мощь своих артефактов, к тому же с ним мы сражались всем скопом.

Но эти трое были свежи и бодры, и у каждого было по два настоящих артефакта Предания, каждый со своим маленьким «чудом». И против них я был один. А у меня были пусть мощные, но очень прямые и грубые инструменты. Усиление, ускорение, защита.

Без базы, что называется, никуда, но чудо, пусть и маленькое, оставалось чудом. К тому же довольно быстро я начал замечать слишком уж слаженную работу троицы. Причем настолько слаженную, что иногда они начинали двигаться, даже не видя напарников, но при этом четко подстраиваясь под них.

Это было настолько странно, что я быстро заподозрил какой‑то трюк. Я бросился на Коренастого. Он только что увернулся от моей предыдущей атаки резким финтом и теперь я находился в его слепой зоне. «Радагар» вспыхнул, преумножая силу. Мой удар, усиленный «Энго», должен был проломить кирасу и вывести его из строя.

Но в последний момент Коренастый извернулся всем телом, уворачиваясь от удара, который в принципе не должен был почувствовать настолько быстро, тогда как Капюшон и Длиннопалый, атаковавшие меня сзади, чуть не пробили «Золотой Храм».

Сомнений почти не осталось. Каким‑то образом они могли делиться восприятием между собой. И, хотя я мог быть неправ, скорее всего это был не эффект артефакта, а техника маны – особая способность, позволяющая не просто усиливать себя энергией или прямо влиять ей на мир, а использовать для куда более сложных способностей.

Мне приходилось постоянно двигаться, использовать «Прилар» и «Прогулку» до предела, чтобы просто уворачиваться. Их координация была безупречной. Они предвосхищали каждое мое движение, закрывали слабые места друг друга, атаковали в тот момент, когда я был наиболее уязвим.

При этом их собственные артефакты формировали туго связывающую меня сеть тактических ловушек и уязвимостей. Контроль крови, разделение урона, невидимость, почти живые волки из маны… я был быстрее и сильнее их, но мне не удавалось использовать эти преимущества.

А ведь был еще и их лидер, спустя несколько минут, видимо, устав ждать, наконец‑то решивший вступить в бой. Гравитационные аномалии, ментальное вмешательство в мой разум и ударившая в меня, взявшаяся будто бы из ниоткуда молния «поприветствовали» его в этом сражении.

Я врезался в стену, и многотонная каменная кладка не выдержала, рассыпавшись. Мы вывалились в центральный зал сокровищницы и я, чтобы дать себе болььшее пространство для маневров, тут же ринулся прочь из Жемчужного Грота, в лабиринт тоннелей.

Впрочем, это не особо помогло. Они теснили меня по коридорам, руша потолки и стены, я не успевал ни набрать скорость, ни саккумулировать силу. Тут сквозь одную из дыр в своде я увидел Небо.

Решение пришлось само собой. Свой следующий удар я направил не в них, а в стену. Камень толщиной в несколько десятков метров взорвался, открывая уже полноценный проём.

Я вылетел в него и развернулся, готовый встретить их в новых, более выгодных для меня условиях. Однако при этом я понимал, что одолеть четверку, сражаясь так же, как сейчас, у меня получится лишь благодаря невероятной удаче.

А на удачу я полагаться не привык.

Четверо Артефакторов Предания не замедлили последовать за мной в Небо. Мой «Грюнер» выплюнул очередной сгусток сконцентрированной маны. Выстрел, способный пробить насквозь борт боевого корабля, был парирован лидером.

Бой продолжился, но теперь я уже не стремился одолеть их. Я просто тянул время, чтобы придумать настоящий способ, как их одолеть.

И в калейдоскопе идей и мыслей в какой‑то момент проскочило даже довольно логичное рассуждение. Их техники – это манипуляция маной. Чистой, не фильтрованной артефактами, просто особым образом измененной.

По идее применить одновременно артефакт и технику было невозможно. Если вывести ману в артефакт, то активируется артефакт. Если активировать технику, то артефакт не примет измененную ману.

Но у меня была иная ситуация. Мои татуировки были частью меня. По сути, это была та же манипуляция внутренней энергией, просто опосредованная, заключенная в готовые формы.

Но что, если… что, если обойти эти формы? Использовать их не как инструменты, а как… фильтры? Как усилители для самой маны?

Я выудил ману из мана‑сети и направил ее в татуировку «Прилара». Но не дал ей выплеснуться в тело в виде привычного ускорения, заставил энергию пройти через узор, насытиться его свойством, и… вернул ее обратно в сеть.

Эффект был мгновенным и ошеломляющим. Энергия понеслась по каналам с бешеной, многократно возросшей скоростью. Это было крайне непривычно и даже больно. Но это сработало.

Противники уже начали новую координированную атаку. У меня не было времени на раздумья. Я активировал «Грюнер». Но на этот раз, благодаря ускоренной мане в сети, время между импульсами сократилось в разы. Я выдал очередь, будто из пулемета.

Энергетических волков разнесло в клочья. Несколько шаровых молний взорвались от контакта с залпами. И я почувствовал, как буйство крови в теле прервалось – Артефактор инстинктивно прервал технику, уворачиваясь от одного из выстрелов.

На лицах противников впервые мелькнуло нечто, кроме холодной уверенности. Удивление.

– Что он сделал? – донесся до меня голос коренастого.

Вдохновленный успехом, я направил ману на этот раз через «Радагар». На этот раз боль была еще сильнее. Но я почувствовал, как мощь возросла в несколько крат.

Я активировал «Энго», выбросил руку вперед, вытянув пальцы, и выпустил сконцентрированную, усиленную «Радагаром» ману, сформировав алый клинок длиной в несколько метров, чиркнувший едва успевшего увернуться лидера по плечу.

Их стройность и слаженность, что едва не стоила мне жизни, начала рассыпаться. Они все еще видели меня глазами друг друга, их техника зрения работала без сбоев.

Но теперь она передавала им картину, лишенную всякой предсказательной возможности. Потому что у меня самого не было плана. Был только поток интуиции, направляющий сырую мощь через призму моих татуировок.

Я пропустил ману через «Юдифь», что привело к тому, что моя энергия начала буквально резонировать с окружающей маной. Я словно стал камертоном, ловящим любые вибрации энергии, и в таком состоянии уворачиваться от их атак стало кратно проще.

«Урия» дала мне возможность ощущать каждую крупицу своей энергии, повысив эффективность манипуляции маной. «Жанна» заставила взлететь к небесам скорость восполнения маны.

Одновременно, к сожалению, я мог использовать не больше двух техник. Большее количество создавало слишком большую нагрузку на мана‑сеть. Но даже так у меня, по сути, разом появились сотни комбинаций, некоторые из которых были не слишком полезными, а другие – просто феноменальными.

Мы кружили в пустоте, обмениваясь ударами. На какое‑то время установилось хрупкое равновесие. Они не могли меня достать, я не мог нанести решающий удар. Но я продолжал экспериментировать уже не только с техниками, но также со способами их применения.

Продолжая сражаться, направил ману через «Ольву», затем – через «Радагара». Мощь плюс сокрытие – чем не идеальная комбинация?

Выстрел «Грюнера» из ладони был невидим ни просто глазами, ни с помощью ощущения маны. Сгусток маны, многократно усиленный и все еще невидимый до последнего мгновения, вырвался из моей руки.

Целью был тот, кто контролировал кровь. Эта способность бесила больше всего. Он понял свою ошибку слишком поздно. Попытался поставить щит, но уже было поздно.

Его доспехи треснули. Он издал короткий, прерывивый звук, и его отбросило прочь, вглубь Неба, как тряпичную куклу. Он не был мертв, я это чувствовал по вспышке его маны, но он выбыл из боя. Сильно контуженный, с проломленной грудной клеткой.

Равновесие рухнуло. Их эффективность, державшаяся на четверых, дала сбой. Следующий критический момент наступил уже через минуту.

«Радагар», потом «Золотой храм» – еще одна очевидная комбинация из мощи и уплотнения маны, после чего мана рванулась к «Жанне», а оттуда – уже в мышцы на правой руке.

Я подскочил к коренастому, он тут же выставил свой щит, распределяющий урон на его напарников. Но на этот раз этого оказалось недостаточно.

Мой кулак, преодолев сопротивление щита, обрушился ему в челюсть. Костяной хруст был оглушительным. Его голова отклонилась под невозможным углом. Он не успел даже ахнуть. Его тело обмякло и начало медленно кувыркаться в пустоте, без сознания.

Осталось двое.

Капюшон попытался атаковать из невидимости, но техника «Юдифи», пропущенная через мана‑сеть и возвращенная в нее же, позволила мне хотя бы примерно ощутить его положение.

Я снова материализовал клинок «Энго» через «Иволу» и «Грюнер». Клинок, появившийся в ладони, сорвался с нее и, преодолев несколько десятков метров, отсек капюшону руку. Она появилась из невидимости первой, а следом, вопя от боли, вынырнул и он.

Я развернулся, тяжело дыша. Тело горело изнутри, мана‑сеть трещала по швам, но я стоял лицом к лицу с их лидером.

Он парил напротив меня, его дыхание было ровным, но в глазах бушевала буря. Без своих подчиненных, без их объединенного зрения, он потерял львиную долю опасности, но расслабляться все‑таки не стоило.

Впрочем, когда он открыл рот, почти сразу стало понятно, что больше драться он не намерен.

– Ты понимаешь, с кем ты только что сражался? – его голос был низким и зловещим, лишенным прежней уверенности, но не угрозы. – Это не конец. «Око Шести» не прощает подобного. Мы заберем Перекресток и сотрем тебя и твоих жалких наемников в пыль!

Угрозы. Стандартный прием того, кто проиграл на поле боя, но надеется сохранить свою шкуру. Но он был прав в одном – убийство четверых Преданий стало бы объявлением войны, на которую у меня пока не было ресурсов.

Впрочем, это не значило, что я был готов просто отступить.

Я активировал татуировку громкоговорителя, чтобы мой голос, как набат, пронесся над всеми Руинами, над трущобами, над портом, где, я был уверен, затаив дыхание, наблюдали за нашим сражением в Небе.

– Я могу убить вас здесь и сейчас! – громыхнул мой голос. – Но ты сказал, что Перекресток стоит трех Артефакторов Предания. Потому я оставлю вас в живых. Избавления вас четверых от казни должно быть достаточно, чтобы оплатить независимость Перекрестка от «Ока Шести»! Передайте своим боссам, чтобы забыли дорогу сюда! А если ваша тень когда‑нибудь снова падет на эти Руины, то я найду вас в самом Роделионе, и взыщу с вас по всей строгости! Понятно?

Он смотрел на меня, и я видел, как в его глазах борются ярость, унижение и трезвая оценка ситуации. Он понимал, что я не блефую.

Молчание было его ответом. Он кивнул. Один раз, коротко и резко.

Затем он повернулся и направился к своему контуженному коренастому, все еще медленно дрейфующему в пустоте. Потом к тому, что контролировал кровь. Наконец, он подплыл к капюшону, который, сжимая культю, смотрел на меня с немой ненавистью.

– Стой, – сказал я. Он замер, обернувшись. – Возьми свою руку и иди сюда.

Он застыл в сомнениях, но затем все‑таки подлетел. Я принял от него отсеченную конечность, после чего приставил ее к культе и активировал «Жанну».

Спустя пару минут крики боли стихли, сменившись тихим стоном облегчения. Плоть на руке и на теле начала срастаться. Это не было полным исцелением – для этого потребовались бы часы и куда больше сил. Но я прирастил руку на место, вернув ему шанс на полное восстановление. Это был жест. Жест силы и доброй воли.

Лидер смотрел на это, и в его взгляде что‑то дрогнуло. Что‑то кроме ненависти.

Не говоря ни слова, он забрал своих бессильных подчиненных, используя собственную ману, и поволок прочь, в ту сторону, где, как я чувствовал своим обостренным восприятием, в отдалении от Перекрестка стоял на невидимом якоре их корабль.

Я наблюдал, как они удаляются, пока четыре точки не растворились в темноте Неба. Потом развернулся и медленно, используя остатки маны для левитации, полетел обратно, к порту Перекрестка.

Однако когда я приблизился, картина, открывшаяся мне, заставила на миг забыть о боли. Весь порт был забит людьми. Бойцы моего батальона, уже снова в форме Коалиции, пираты в разношерстной одежде, жители Перекрестка – торговцы, ремесленники, женщины, дети. Они стояли, запрокинув головы, и смотрели на меня. Тишина была напряженной, густой.

А потом она взорвалась.

Первый крик, вырвавшийся из глотки какого‑то старого пирата, подхватили десятки, сотни голосов. Это не был хаотичный рев. Это была буря. Громовые овации, смешанные с выкриками благодарности, с моим именем, с проклятиями в адрес «Ока Шести».

Они махали руками, оружием, кто‑то плакал, кто‑то обнимал соседа. Я видел лица своих бойцов – Хамрона, Силара, Яраны, – и на них были улыбки, сметающие всю усталость и горечь недавних потерь. Они кричали громче всех.

Они аплодировали не просто победе. Они аплодировали своему спасению. Они аплодировали тому, кто не просто прогнал врага, а сохранил им свободу. И в этот миг, под этот оглушительный гром благодарности и одобрения, я понял, что все – боль, риск, безумные эксперименты с маной – того более чем стоило.

Но это не было концом.

Я снова это почувствовал. То самое, что было тогда, после гибели бойцов в Руинах Желтого Дракона. Тончайшие, невесомые ниточки. Они тянулись ко мне от каждого человека в этой необъятной толпе.

От седого пирата с глазами, полными слез, от молодого бойца Коалиции, сжимающего рукоять меча, от женщины, прижимающей к груди ребенка. Они плыли сквозь воздух, невидимые и неосязаемые, сотканные не из маны в ее привычном понимании, а из чего‑то иного. Из рождающейся в этот самый миг легенды.

Они сплетались в воздухе прямо перед моей грудью, собираясь в клубок чистого, теплого, живого золота. Он пульсировал в такт ударам моего сердца, и я знал, что он породит.

Знание пришло не извне, а изнутри, как озарение. «Сказание о Марионе, защитнике свободы». Не просто защитный артефакт. Нечто большее. Его суть – не только ограждать от удара, но и разрывать любые оковы. Физические путы, магические барьеры, ментальное порабощение. В масштабах уровня, разумеется, но все‑таки.

Мысленно я придал ему форму. Круглый баклер, легкий и удобный, что можно носить на предплечье, чтобы он был продолжением руки. Цвет – черный, с тонкой, но яркой золотой окантовкой по краю. И в центре, гордая и безмолвная, Маска Золотого Демона. Разумеется, куда же без нее.

Золотой клубок света сжался, материализовался, и тяжесть холодного металла легла мне на руки. Щит был именно таким, каким я его задумал. Черный металл, сияющая золотая окантовка, моя собственная маска, смотрящая на меня с его поверхности.

Толпа, завороженная зрелищем, на мгновение притихла, а затем рев возобновился с новой силой. Они видели чудо, явленное на их глазах.

Я мысленно скомандовал Маске. Поглоти.

Энергия Маски, знакомая и властная, хлынула к щиту, чтобы вобрать его, превратить в очередную татуировку, влить его силу в общий резервуар «Золотого Храма». Так было всегда.

Но в этот раз ничего не произошло. Щит не исчез. Он не растворился в сиянии. Вместо этого я ощутил, как золотистая энергия окутала баклер, и его уровень стремительно вознесся до Предания. В тот же миг между мной и щитом возникла связь. Тонкая, прочная, как стальная струна, натянутая от моего сознания к холодному металлу.

Я понял. Понял все, без единой подсказки, просто потому, что это так работало. Теперь он был полноценно моим. Я мог его использовать. В его оригинальной форме. Так, как не мог использовать ни один другой артефакт с тех пор, как Маска заменила мое ядро маны.

Мысленный приказ – и щит не исчез, а словно растворился в моей плоти. Я почувствовал легкий холодок на левом предплечье. Закатав рукав, я увидел новую татуировку – не абстрактный узор, а стилизованное изображение ремней, охватывающих предплечье, с застежками в виде двух миниатюрных, но отчетливых Масок Золотого Демона.

Еще один мысленный импульс – и щит материализовался на моей руке вновь, тяжелый и реальный.

Маска не позволяла мне создавать личные артефакты, как это делали другие Предания. Эта способность была заблокирована, перекрыта ею самой.

Но то, что я создавал через эти самые истории, через легенды, которые рождались вокруг меня… Это было иное. Более важное, более настоящее. То, что отразится на самой реальности. Это был дар. Отзвук веры и свершений. И против этого у Маски не было возражений.

Я тут же, не отходя от места, перевел внутренний взор на другую татуировку – кольцо «История о преданном командире». Сосредоточился. И почувствовал тот же отклик. Тот же скрытый механизм.

Мысленный толчок – и на мизинце моей правой руки появилась знакомая золотая печатка. Да, практической пользы в ее физической форме было немного. Его истинная сила была в связи с моими бойцами. Но сам факт! Я мог проявлять его. Так же, как и щит.

Что же, на этой ноте, пожалуй, можно было выдвигаться в обратный путь? К базе тридцать пятой дивизии, а оттуда – в Роделион.