Текст книги "Искры на воде (сборник)"

Автор книги: Вячеслав Архипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 44 страниц)

Камышлеева деревня
Повесть

Дай нам, Господи, место…

Дай нам. Господи, время…

Дай нам, Господи, силы…

Дай нам, Господи, разум…

Декабрь 1895 года выдался на редкость лютым. Воздух был вязкий, словно пропитанный снежной пылью. Дни стояли совсем короткие: не успевало солнышко взойти, как снова наползали сумерки, и всё вокруг погружалось в дрёму. Лес, покрытый шапками снега, затаился, и только изредка раздавался треск замёрзших сучьев. Это мороз раскалывал вековые деревья изнутри. Лесные обитатели попрятались, и казалось, что всё вокруг не живое, а искусно сделанное опытным мастером.

По дороге, прорубленной среди густого ельника и изрядно припорошенной снегом, медленно плелась лошадь, запряжённая в сани. Возница, в сером овчинном тулупе, лежал на постеленной поверх сена собачьей дохе. Изредка он останавливал лошадь, очищал её морду от сосулек и продолжал движение дальше. Долго стоять нельзя: лошадь остынет, и так вся покрыта инеем. До дома оставалось совсем немного.

Уже в сумерках подъехали к речке, за которой на возвышенности стояла усадьба. Возница привстал на колени и стал рассматривать реку. Морозы старались усердно, и она постепенно промерзала. Если промерзнет до дна, вода выйдет наверх наледью, тогда будет худо: вместо дороги образуется ледяное поле. Но страшнее в этой наледи то, что на ней можно легко провалиться. В таких случаях обморозиться – не самое страшное, главное, что лошадь может ноги сломать. Но сейчас наледи ещё не было, глубокий снег сдерживал её, и дорога была в порядке.

Возница проехал во двор и сразу поставил сани под навес. Там для коней стояли кормушки с сеном, и в большом чистом корыте насыпан овёс. Воровать корм было некому, потому и клали много, чтобы лишний раз не бегать по морозу. Не торопясь, распряг лошадь, занёс сбрую и хомут во времянку, где варили корм скоту. Туда же занёс доху и тулуп. Оставшись в лёгком полушубке, он пошёл к дому.

По пути накрыл лошадь попоной, какое-то время постоял, глядя в ту сторону, откуда приехал. Потом посмотрел на небо, расцвеченное яркими звёздами, вздохнул и поднялся на крыльцо доброго пятистенка, рубленного из хорошей выдержанной сосны. Дом, за несколько лет не потерявший свежий жёлтый цвет, в одиночестве красовался посреди большой поляны. Со всех сторон усадьбу окружал вековой лес, рядом с домом в ограде стояли постройки. Несколько хлевов для скота, которые внутри разделялись перегородками, а снаружи имели отдельные входы. За постройками до самого леса тянулся огород, где к осени вырастали хорошая картошка, капуста, огурцы, морковь и другие овощи – всё, что нужно было человеку. На крыльце он оглянулся ещё раз, словно пытался кого-то высмотреть в темноте, снял рукавицы, шитые из овчины, и стал сдирать с бороды сосульки.

1

Егор Камышлеев, крепкий, кряжистый мужик тридцати лет, появился в этих местах десять лет назад. Пришёл не с пустыми руками: у него было два добрых коня, к которым он прикупил ещё одного уже здесь, были корова и овцы. Когда через полтора года рядом с новым, крепким, просторным домом появились хозяйственные постройки, добавилась другая скотина и птица.

Если есть деньги, построиться не очень сложно, а деньги у него были. Отец Егора, Пётр Фомич, жил в достатке, помог сыну на первых порах. Жил он со своей семьёй в низовье реки Бирюсы, в деревне Федино, одной из первых русских деревень на Бирюсе. Позже на берегах гордой красавицы появились и другие поселения: Кондратьево, Шелаево.

Как его отец и дед, Пётр Фомич занимался охотой, рыбалкой, сеял хлеб, держал скот. Водились у него и пчёлы. Каждая копейка шла в хозяйство.

У Петра было два сына, Егор и Иван, да три дочери. Дети росли не балованные, трудолюбивые, любое дело ладилось в их руках. Со временем Пётр выдал всех дочерей замуж. Не просто отдал, а каждой собрал хорошее приданое, никто не был в обиде на отца. Когда пришёл черед сыновей, Пётр сел с ними за стол и сказал:

– Вот что, сынки, подходит время вам жениться. Мне как отцу хотелось бы, чтобы вы жили вот здесь, под одной крышей. Наверное, это и правильно, но не будет вам воли под отцовской рукой. Я так думаю: Иван как младший останется здесь, чтоб нам с матерью было с кем доживать век, а ты, Егор, выбирай себе место хоть здесь, в деревне, а хоть и ещё где, и строй своё гнездо. Как отец я помогу тебе всем, обделен не будешь. Самостоятельная жизнь порядку учит. Как, Егор, думаешь?

– Согласен, тятя, – кивнул Егор.

Он и сам иногда думал об этом, но говорить с отцом не решался, боялся гнева родительского. И сейчас был рад тому, что отец будто подслушал его мысли.

– Вижу, рад, – буркнул отец.

Хоть и принял он такое решение, но втайне надеялся, что Егор не согласится.

– Небось хочешь на новые места поехать?

– Посмотреть сначала бы, а то, может, и нет их, хороших мест.

– Места хорошие завсегда есть, да только их найти надо, открыть для себя. Тебе восемнадцать, взрослый уже. Иди с обозом до деревни Бирюса, там тракт через всю страну построили. Может, в верховья Бирюсы отправишься, а может, и другие места есть хлебные. Ищи.

В начале зимы, когда лёд уже стал крепким, мужики снарядили обоз с пушниной, которую собирались продать или обменять на разные товары. Егор отправился в путь с ними. За несколько дней прошли путь от деревни Федино до Бирюсы. Миновали большие сёла: Шелаево, Шиткино и Кочергинскую заимку. Егор походил по каждому селу, посмотрел, как живут люди, но не понравилось ему нигде: народу много, простора нет. В Бирюсе обоз остановился, выбирая, куда поехать дальше: в Алзамай или в Тины. Егор решил пойти в верховья реки Бирюса, а там – как Бог даст. Сообщил о своём решении односельчанину, чтобы тот, когда прибудет домой, передал отцу, и отправился на поиски своего угла. Он пошёл по накатанной санями дороге, сделанной по руслу реки, решив, что кто-нибудь и подберёт по пути. А нет, так лыжи привязаны за спиной – нацепил и сам добежал, куда надо. И вскоре его нагнала повозка. В санях в огромном тулупе, нахохлившись, сидел старик.

– Садись, мил человек, как-никак по пути. Малость подвезу.

– Спасибо на добром слове, – сказал Егор и на ходу запрыгнул на сани.

– Ты чей же будешь? – спросил старик. – Что-то не узнаю.

– А ты всех и знаешь? – засмеялся Егор.

– В этих краях народу немного, можно по пальцам сосчитать.

– Так уж и по пальцам?

– Это я так, к слову. А вообще-то немного здесь людей живёт. По Бирюсе деревни три есть, на Тагуле одна, на Туманшете одна. Ещё деревни по малым речкам стоят, но их совсем мало. Так что людей здесь немного: я многих знаю, а вот тебя не припомню. Молод ты ещё.

– Я с низовья Бирюсы.

– А сюда зачем? Прячешься от кого?

– Нет, – засмеялся Егор совершенно искренне.

– Значит, за своей долей подался, – заключил старик.

– Как ты определил?

– Не ты первый, не ты последний, – вздохнул старик. – Сюда больше и незачем ехать.

– А разве не имеется здесь мест добрых?

– Есть места разные. Много труда надо положить, чтобы место своё у судьбы отвоевать.

Старик охотно рассказывал, какие трудности ждут Егора, и делал это, видимо, не первый раз, уж больно складно он говорил. Егор слушал Афанасия, так звали старика, и радовался. Новое и трудное не пугало молодого парня. Когда подъезжали к деревне, уже наступили сумерки.

– Как ваша деревня прозывается? – спросил Егор.

–  Сполох.

– Где?

– Деревня так зовётся – Сполох.

– А где можно переночевать?

– У меня и заночуешь, поговорим ещё.

За вечерним разговором Егор выяснил, куда лучше податься на поиски. Он узнал, что по Туманшету поселений меньше, чем по Бирюсе, хотя Туманшет намного ближе. Видно, многие желали забраться как можно дальше, чтобы никто не мешал. Егор решил пройти по Туманшету, но искать себе место он будет не на его берегу, а на какой-нибудь маленькой речушке. И не на виду, и большая река поблизости. Река – это единственная дорога и зимой, и летом, а ещё и кормилица. Реки здесь богаты рыбой, в лесах и зверя, и птицы в достатке – только руки приложи.

Утром, как рассвело, Егор отправился дальше, пообещав хлебосольному хозяину посетить его на обратном пути. Пришлось ещё раз переночевать в деревне Лука, стоявшей на высоком берегу Бирюсы, прежде чем он добрался до устья Туманшета. После разговоров с разными людьми Егор ещё больше убедился в правильности своего выбора. Только на Туманшет – и никуда более.

И вот устье Туманшета. Бирюса, разрезая гору, уходила широкой заснеженной дорогой вверх и скрывалась за поворотом, а Туманшет под прямым углом врезался в неё. Место было удивительное: с правой стороны – гора, поросшая густым лесом, а слева лежало широкое снежное поле, ровным белым полотном тянувшееся до далёких холмов. А там до самого горизонта – тайга, уходившая под небольшим уклоном прямо к небу.

На Туманшет сворачивал одинокий санный след, тогда как на Бирюсе дорога была хорошо укатана. Егор узнал, что в двадцати верстах от устья по Туманшету есть деревушка с таким же названием. Но в деревне Егор не хотел селиться: уж если жить здесь, так не зависеть ни от кого. С такими мыслями он и пошёл в глубь тайги на лёгких широких лыжах, обитых камусом.

Вскоре река оказалась между двумя сопками: словно в жёлобе по распадку нёс свои воды Туманшет.

Егор оглядывал незнакомые места, открывая для себя новое и пытаясь сразу запомнить всё. Через пару вёрст он вдруг увидел чудо. Прямо с горы в реку бежал ручей, но так как была зима, замерзшая вода образовала огромную ледяную горку причудливой формы, потому что вода скатывалась и замерзала, поверх льда приходила новая вода, намораживая разные фигуры. Полюбовавшись вдоволь, Егор пошёл дальше.

Первая речушка, впадавшая в Туманшет, вытекала из распадка, поросшего густыми елями внизу и высокими стройными соснами поверху. Это место не понравилось Егору: склоны распадков – неподходящее место для жилья, и он не остановился здесь. По пути попадались острова, поросшие лесом, но ничего особенного в них не было.

День клонился к вечеру, и Егор стал присматривать место для ночлега. Решил заночевать на берегу, в густом лесу, где сосны росли вперемежку с елями. Егор остановился на ночлег возле вывернутой с корнем ели, набросал свежего лапника под корни, где устроил себе лежанку. Из свеженарубленных еловых веток сделал себе шалашик, используя вывернутые корни. Костёр развёл между двух толстых лесин, прямо перед шалашом, они будут гореть всю ночь, а от костра в шалаш пойдёт тепло. Приготовив на костре нехитрый ужин, Егор стал раздумывать, сколько ему еще понадобится времени, чтобы найти своё место под солнцем. Так и уснул, размышляя о будущем.

Проснулся от холода. Было ещё темно, костёр прогорел, и требовалось пододвинуть лесину, чтобы он набрал силу. Вскоре, согревшись, Егор опять уснул. Утром, позавтракав, он пошёл дальше, оставив здесь всё как есть, может, кому и сгодится. Пройдя сотню метров, Егор остановился и стал осматривать место, которое приглянулось ему. Левый берег был крутой, река подходила прямо к горе, а вот правый был хорош. За небольшим перелеском был луг, кое-где росла небольшая лоза, едва проглядывавшая из-под снега – и больше ничего. Дальше за поляной на небольшом бугре высился добротный лес. С одной стороны поля рос густой ивняк, он тянулся прямо от леса и до реки. «Там, наверное, есть маленькая речка», – подумал Егор и пошёл проверить свою догадку. Действительно, там хоронилась небольшая речушка. «Очень кстати, можно будет на ней и определиться. Зимой она будет дорогой, а летом вода рядом, да и за рыбой далеко не ходить, поставил “морды”[1]1
  Морды – это ловушки для ловли рыбы, куда, попадая, она уже не может выйти, её вычерпывают саками.


[Закрыть] — и свежая рыба всегда в доме».

Егор пошёл вдоль речушки, внимательно осматривая найденное место. На левом берегу, похоже, было большое озеро, которое тянулось вдоль речки и уходило вправо. Полоса земли между озером и речкой могла служить хорошей дорогой. Берег высокий и достаточно сухой. От большой реки до леса было около версты. Егор подумал, что земля здесь должна быть годной для пашни.

Осмотрев всё, он пошёл дальше. Речушка стала петлять по лесу, но Егор шёл по возвышенному берегу озера. Осмотрев его. Егор решил исследовать речушку. Вскоре он нашёл огромную ровную поляну на левом берегу. Она была достаточно высоко над рекой и уходила в сторону. Егор обошёл поляну, осмотрелся и залюбовался. «Вот оно это место, – пронеслась шальная мысль, – как на сердце легло». Недалеко он заметил вывал деревьев и решил, что там можно будет сделать шалаш для отдыха, а потом уж и осматривать всё дальше.

Вечером Егор сидел в хорошем, добротном шалаше, в котором он собирался прожить несколько дней, пока обследует окрестности. Всё устраивало его здесь. Места нетронутые, а значит, богатые. Рядом с шалашом Егор добыл косулю и соболя. Вокруг было много хорошего леса – со строительством дома проблем не будет, только сила нужна, а сила у Егора была. Уже через несколько дней он знал всё, что находилось в радиусе нескольких вёрст, и чем больше он узнавал, тем больше ему всё нравилось. Но была одна проблема, которая не давала ему покоя. Где-то недалеко, вверх по Туманшету, есть деревня. Что за деревня? Какие там люди живут? Чем занимаются? Про всё это нужно было разузнать.

Поднявшись пораньше, Егор направился искать деревню. Вернувшись на Туманшет, пошёл вверх по течению. Только к вечеру он услышал лай собак. Деревня, если так можно назвать несколько домиков, прилепившихся друг к другу, стояла на высоком берегу. Дома были небольшие и срубленные недавно: стены и крытые драньём крыши ещё не почернели. Несколько построек рядом с домом тоже были новые. Всё было сделано не особо аккуратно, но добротно, на долгие годы.

Собаки, учуяв чужака, лаяли громко, но без злобы. Из крайней избы вышел невысокий коренастый мужик в коротком полушубке.

– Доброго здоровья, хозяин, – сказал Егор, подходя.

– Цыц, вы, черти! – прикрикнул хозяин на собак, осматривая пришельца. – И тебе здоровья.

– Пустишь переночевать?

– А чего ж не пустить, если по-доброму. Заходи.

Егор оставил ружьё в небольших сенцах, прошёл в низкую дверь. Перекрестившись на иконы, стоявшие на божнице в переднем углу, он поздоровался с хозяйкой, невысокой худенькой женщиной неопределённого возраста.

– Раздевайся, проходи. – Хозяин сел на лавку.

В переднем углу, под иконами, стоял большой стол. По стенам около него были широкие лавки, они заполняли всё пространство от стены до стены. Посреди дома возвышалась большая русская печь, она хороша была тем, что в ней варили себе, скоту, пекли хлеб, на ней можно было и спать. Обычно там спали дети, но и взрослые любили погреть косточки. Комната освещалась лучиной, возле печи стояла керосиновая лампа, но зажигали её только по праздникам. Керосин стоил дорого, и возить его приходилось издалека.

– Садись вот сюда, на лавку, – сказал хозяин, разглядывая пришельца. – Наталья, подай нам чего-нибудь, ужинать пора.

Вскоре на столе дымилась круглая варёная картошка, лежали солёные крупные ельцы. Хозяйка ещё принесла хлеб и кринку с молоком.

После ужина хозяин спросил:

– И чего тебя занесло сюда? Ты чей будешь?

– Хочу поселиться в этих местах, – начал Егор. Он обстоятельно рассказал, кто он, откуда и зачем пришёл.

– Молод ты ещё, но отважный, – заключил хозяин. – Игнатом меня кличут. Комов Игнат, это моя жена Наталья. Я так же, как и ты, сюда пришёл, когда здесь никого ещё не было, а теперь уже и соседи имеются. Но с хорошими людьми и в соседстве не тесно. Ты, может, тоже присоединишься к нам?

– Я ещё не осмотрелся. – Егор не стал говорить о приглянувшемся ему месте.

– Конечно, не стоит останавливаться в первом же месте. У реки хорошо: летом и зимой дорога под боком, рыба всегда есть, но мне не очень нравится, что скоро здесь будет проходной двор. Сходил я в верха, посмотрел: места хорошие, богатые зверем, я там охочусь, а пахотной землицы в тех местах нет.

– А почему ты поселился на берегу, если не нравится здесь? – спросил Егор.

– Ну, сейчас пока нормально, и, я думаю, нескоро заселится этот край, и жена захотела на берегу. Деревня, где она родилась, была у реки, и это место напоминает ей дом. Я много времени провожу на охоте, а здесь всё к людям ближе. Женщина, что скажешь. А ты женат?

– Нет ещё, – смутился Егор.

– Одному тяжело подниматься. Надо, чтобы кто-то был рядом.

– Как земля, родит хлеб?

– Родит-то, родит, только я много не сею, охотой живу. Есть, конечно, и скотина, какая-никакая, но это так, баловство. Жёнка хочет, вот и возится. Покосы рядом, пашня под боком, летом всё какое-то заделье. Картошка вот, да капуста, да мелочь всякая – всё своё. От коровы молоко да сметана. А мяса на зиму добываю по осени – хватает. Рыбы наловим, посолим – вот и достаток. Нам много не надо, вдвоём мы. Если будут ещё едоки, хватит всем. Пушнину в Конторку или Тинскую вожу, сдаю, но это всё пока зимник ещё есть. Вот так и живём.

– Охота – дело знакомое. Охотой можно прожить. А другие промыслы здесь есть?

– Дёготь можно гнать, живицу, да только возить далеко. Сюда пока никто не ездит, народу здесь нет, и промыслов тоже. Но время идёт. Видишь, ты, вон, подыскиваешь себе местечко. Другие придут.

– Для печки кирпичи сам обжигал?

– Сам. Глины на берегу много. Доски пилить можно самому, только помощника хорошего надо подыскать. Вот стекло и железо привозить надо, а так всё есть. Дранья наготовить и одному можно. Ничего, Егор, жизнь только начинается, захочешь – всё сделаешь. А то, если рядом где будешь, так и я помогу, зови. Да и другие мужики не откажут в помощи. Дело такое.

Ещё разузнал Егор, что в округе почти никого нет. Выше деревни, верстах в пяти, на берегу реки есть с пяток рубленых домиков, но там люди промышляют охотой и рыбалкой. Обосновались там братья Шведовы. Игнат ходил в верховье Туманшета, далеко ходил, но больше никого и ничего похожего на пребывание людей не видел. Так что можно и здесь обосноваться. Хорошие места, светлые. Чего ещё искать, только время терять. Надо возвращаться домой и готовиться к переселению. Егор ещё несколько дней прожил в шалаше, несмотря на холода. Ему здесь всё нравилось. Он уже размечтался, где будет ставить дом, где будут стоять постройки, сладкие мысли носились в его голове.

2

До дома Егор добрался быстро. В деревне Бирюса случайно пристроился к обозу, который после успешной распродажи своих товаров налегке шёл в Шелаево. А там совсем рядом – каких-то сто вёрст на лыжах до деревни Федино пробежать, словно прогуляться. В родных местах расстояние не смущает. Через два дня, весёлый, довольный, весь в куржаке с морозу, он под вечер ввалился в дом. Мать едва не уронила чугунок с картошкой, отец отложил валенки, которые подшивал, поднялся, подошёл и обнял.

– Нашлась пропажа, – сказал он, – давай раздевайся. Мать, там Иван на дворе, скажи ему, пусть баньку растопит.

– Сейчас я, сейчас. – Мать набросила шубейку и пошла на двор, но не утерпела, подошла к Егору и обняла.

– Иди, мать, иди. – Отец тоже смущался неожиданной радости.

Через некоторое время заскочил в дом и брат Иван. Он без разговоров сгрёб Егора в охапку. Иван был младше Егора на пару лет, но выше ростом, крепок, как и весь род Камышлеевых.

– Ну-ну, – осадил отец, – сейчас перевернёте всё.

– Как ты, нашёл место? – радовался Иван брату.

– Разговоры потом, сейчас в баньку сходит, смоет всё худое, а там и поговорим за столом. Ванька, ты баню затопил?

– Да, затопил. Воды сейчас принесу, и будет готова.

В баню Иван пошёл с братом. Он, как и Егор, тоже любил побаловаться веничком. Веников готовили на зиму много, каждый из мужчин брал себе веник, и после бани от него оставался только голик. Любили париться.

Баня топилась по-чёрному. Посреди помещения была вырыта яма, она являлась топкой. Сверху накладывалось много камней, сквозь которые проходил огонь. Трубы не было, и дым выходил в отверстие в стене под потолком. Воду нагревали камнями. Раскалённые камни бросали в деревянную кадку с водой, потом вытаскивали и снова грели. Камней для этого было много, и воду нагревали очень быстро. Когда баня протапливалась, угли все выносили, проветривали от дыма, затыкали отверстие под потолком, потом женщины мыли полы и полок – и баня готова.

Когда все перешли к чаю после ужина, отец наконец сказал:

– Ну что, Егор, нашёл место себе или здесь будешь обосновываться?

– Нашёл, – ответил сын и не торопясь стал рассказывать о своём путешествии.

Рассказывал подробно с самого начала. Отец покачивал головой, прихлёбывая чай. Мать незаметно для себя подсела поближе, а Иван, подперев лицо руками, слушал, стараясь не пропустить ни одного слова. Когда Егор стал описывать место, которое он выбрал, отец отставил чай, внимательно выслушав, кивнул:

– Толково. И хорошо, что не так далеко, можно будет приезжать в гости. Теперь надо готовиться к переезду. Я думаю, что лето ты дома проживёшь, к осени оженим, а там, глядишь, и можно будет подаваться в путь. Сразу возьмёшь Ивана, поможет на первых порах, пока я дома сам справляюсь.

Иван даже подпрыгнул от радости, для него это было выше всяких желаний. Он готов был на всё.

– Я, может, тоже место присмотрю там, – сказал Иван.

– Я тебе присмотрю, – буркнул отец. – А мы с матерью как же?

Он смотрел на братьев и радовался тому, что они между собой были

дружны:

«Хорошие выросли, – думал Пётр Фомич, – и в голове порядок, и руками всё могут, не пропадут по жизни. Надо только оженить хорошо, и продолжится род Камышлеевых».

Были у Петра Фомича уже внуки, но фамилии у них другие, а значит, и род другой. Любил он внуков, особенно привечал красавицу Анну, единственную внучку. Вот только дочери продолжили род чужой, а не Камышлеевых. Сыновья должны были продолжить род отца Камышлеева – так в жизни заведено.

Весна нагрянула весело: смахнула снег, прошумела половодьем, зазвенела птичьим переголосьем. Камышлеевы отсеялись и отсадились быстро, погода словно готовила каждый день под очередную заботу. Нежной детской зеленью украсились перелески и луга. Лето стало набирать силу.

Егор в кузнице готовил себе инструмент: долото, стамески, гнул навесы. Многое требовалось сделать, чтобы потом не искать по округе. За каждой железкой не наездишься, за каждым гвоздём не находишься. Его отец, Пётр Фомич, составил список всяких мелочей, которые нужны будут на новом месте, и их оказалось много. Старались припомнить всё необходимое, но со временем от некоторых вещей пришлось отказаться – слишком много набиралось груза. Решили ехать на трёх подводах, чтобы захватить с собой всё самое необходимое.

Только у Петра Фомича было некоторое сомнение по поводу будущего сына: ему очень хотелось вначале женить Егора. У женатого человека и разум другой. В первый раз с Иваном поедет, а там уж все заботы лягут на одни плечи. Много раз Пётр Фомич думал, надо ли отсылать сына на вольную жизнь, может, рядом всем было бы теплее и уютнее, и ему, отцу, спокойнее, но каждый раз он гнал от себя такие мысли. Чего это обоим сыновьям возле материной юбки толкаться. Есть места добротные, есть воля, есть сила и ум, так пусть идёт своей дорогой. Рядом остаётся Иван, доглядит их старость.

Егор закончил работу, но домой идти не хотелось. Он решил сходить на реку, умыться, посмотреть на воду. Река, что мать родная: с ней рождались, с ней жили, и хорошее, и плохое легче переносилось, и кормилица она, и поилица. Егор подошёл к берегу, попробовал рукой воду – не прогрелась ещё вода, но ребятишки уже плескались на мелководье, а потом грелись у большого костра. Будучи пацаном, Егор тоже купался, а потом ходил с опухшими глазами: от постоянной простуды веки краснели и отекали. Ушло то время, только довольная улыбка осталась на лице от воспоминаний. Егор решил рискнуть: быстро разделся и окунулся в набежавшую волну. Сначала вода обожгла, заныли руки, но через некоторое время отпустило, холод ушёл, а остался только ребячий восторг. Егор долго плескался, плавал, пока не замёрз окончательно. Тогда он медленно вышел на берег и пошёл к своей одежде. На берегу сидела девушка и кидала камушки в речку. Сначала Егор не узнал её, а потом, приглядевшись, удивился:

– Настасья, ты это?

– Нет, не я, привидение. Не замёрз?

– Нет, вода нормальная, – сказал Егор.

Одеваясь, он стал рассматривать девушку. Это была Аксёнова Настя. Недавно ещё бегала девчонкой, а сейчас – невеста.

– Тебя и не узнать, – сказал он.

– Так давай знакомиться, – рассмеялась она и взглянула на него весело, озорно, словно пронзила взглядом.

– Что ты тут делаешь?

– На тебя пришла посмотреть.

– Зачем?

– Полюбоваться. Давно не видела, вишь, какой стал, совсем мужик.

– Не маленькая ещё мужиками любоваться?

– В самый раз.

Глаза её горели бесовским огнём, Егор даже растерялся. Настя была немного помладше его, детство их прошло в разных компаниях друзей. Но вот она, странная, смело глядит в глаза, смеётся над ним. Словно что-то вспомнив, она подскочила и побежала к домам.

Егор растерянно смотрел вслед развевающемуся на ветру светлому платью. Он не был стеснительным, но сейчас на минуту растерялся.

– Вот хохотушка! – с восторгом промолвил он. – Всё, будет моя.

В этот же день на вечёрке, Егор отвёл её в сторону и сказал:

– Осенью сыграем свадьбу, и поедешь со мной.

– Быстрый какой. А вдруг у меня кто уже есть?

– Моей будешь. О других забудь.

– А ты у меня спросил, согласна я или нет?

– Спрашиваю.

– Я подумаю. – Она кокетливо кивнула головой.

Аксёновы жили исправно. Кроме Насти у них были ещё два сына и дочь. Сыновья намного старше Егора, они уже давно женаты, и сестра замужем проживала в другой деревне. Настя была последним ребёнком в семье. Ей многое позволялось, избалованная росла, но мать слушалась, помогала ей во всём. Шустрая на язык была: за словом в карман не полезет, себя в обиду не даст. Отец Насти, Афанасий Лукич, имел хорошее хозяйство, держал скот, была у него и пасека. Сейчас он на охоту не ходил, но в молодые годы был неплохим промысловиком. В последнее время скупал пушнину, а потом перепродавал. Занимался промыслом кедрового ореха, давил кедровое масло, которое всегда стоило дорого. Семья жила в достатке. Афанасий очень любил Настю – последняя радость для отца и матери. Дочь росла ловкая да умелая, самостоятельная – и это нравилось старику. Шумная, весёлая Настя много раз сглаживала и семейные проблемы. Ругаться в семье было не принято, но иногда мрачное молчание было ещё хуже громкой ругани. Так Настя прибежит, расшумится, пристанет к одному, к другому – смотришь, и заулыбались все в доме. И забыли, из-за чего получился сыр-бор.

В последнее время Настя всё чаще стала поглядывать на Егора. Он был на несколько лет старше её, но это ей нравилось. Егор, кроме того, что был видным парнем, слыл ещё и работящим. Насте не нравились балагуры: с ними хорошо за столом, а в жизни так и будут смешить народ. Егор не такой: лишнего не скажет, но если сказал, то сделает. Настя решила не ждать, пока Егор заметит её, потому и просидела полдня возле кузницы, выбирая удобное время. И появилась у речки совсем не случайно, и сделала всё, как задумала. Ей было удивительно, что получилось всё так просто: пришла, посмотрела – и загорелись глаза у парня. А когда услышала, что нужна Егору, она ликовала в душе, но виду не подавала. Пусть ещё помучается.

– Подумала? – спросил Егор через неделю.

– Подумала, – ответила она, пристально глядя ему в глаза. – И что?

– Что решила? – Егор тоже внимательно посмотрел на девушку.

– Засылай сватов, а там видно будет, – шепнула она и, улыбаясь, побежала, оставив его в растерянности.

– Вот чертовка, – смущённо проговорил он.

Вечером за столом Егор сидел сам не свой. Нужно было поговорить с отцом, а как начать разговор, он не знал.

–  Чего ёрзаешь? – спросил отец. – Никак сказать чего хочешь?

– Да.

– Чего – да? – Пётр Фомич внимательно посмотрел на сына. – Случилось чего?

– Сватов надо засылать, – выпалил Егор, кое-как преодолев ком в горле.

– Что жениться надумал – это хорошо, – улыбнулся отец. – Дело нужное. И к кому же засылать сватов будем?

– К Аксёновым.

–  К Афанасию Лукичу, что ли?

– Да.

– Так у него дочка вроде замужем, – то ли насмехаясь, то ли действительно не зная про младшую Аксёнову, сказал отец.

– Да младшая Настасья подросла уже, – не выдержала мать.

– Эта, которая хохотушка? Так она мала ещё.

– Восемнадцать осенью будет, – сказала мать.

Про всех деревенских детей женщины всегда знают всё.

–  А что? Семья справная. Небось, Афанасий Лукич и приданое не пожалеет, – сказал отец, разговаривая словно сам с собой. – Пожалуй, и хорошо будет, а от ворот поворот нам не покажут?

– Чего покажут, небось Егор не из последних на деревне, – с недовольством сказала мать.

– А ты чего молчишь? – обратился Пётр Фомич к сыну. – Ай пошутил?

– Нет, не пошутил. Я не знаю, чего говорить.

– Жизнь поменять хочет, а слов найти не может.

– Чего привязался, – опять вступилась мать. – Себя вспомни, много слов помнил?

– Ну, это когда было? Время другое было.

– Для женитьбы время всегда одинаковое, – не унималась мать.

Егор с удивлением поглядел на неё: обычно немногословная, она обрывала отца на полуслове.

– Чего это с тобой, мать? – спросил отец. – Никак заболела?

– Заболеешь тут с вами. – Она прикрыла лицо платочком и отвернулась.

Откладывать ничего не стали. На другой день Пётр Фомич, взяв для разговора соседку Лукерью, бабу ловкую в этих делах, пошёл к Аксёновым. Встретили их приветливо, проводили в дом, быстро собрали на стол. Все догадывались, для чего прибыли гости, и не хотелось ударить в грязь лицом. После обязательных речей о купце и товаре выпили по рюмке, чтобы говорить легче было.

– Хороший ты хозяин, Пётр Фомич, – сказал Афанасьев. – И сын у тебя добрый. Я и сам не пожелал бы другого жениха для дочки, но это я. Ты не обижайся, а если Настасья откажется, то неволить её я не буду.

– Так давай спросим? Пусть сразу и скажет, – сказал повеселевший после рюмки водки Пётр Фомич.

– Мать, позови Настасью, – сказал Афанасий Лукич.

Настя, принаряженная по этому случаю, тихо вошла в комнату. Молча поклонилась гостям и опустила глаза.

– Скажи-ка, дочка, согласна ты замуж за Егора? Приехали по твою душу.

Девушка подняла глаза, озорные искорки промелькнули в них, румянец окрасил щёки. Настя улыбнулась, опустила глаза и быстро вышла из горницы.

– Раз дочка согласна, то и я перечить не буду, – сказал старик Аксёнов, – а ты, мать, не против?

– Не против, – махнула рукой мать Насти и заплакала.

Все оказались довольны. Свадьбу назначили на осень. Егор с нетерпением ждал возвращения сватов, но новости пришли раньше. По улице понеслись слухи, что Настасью просватали за Егора.

Вечером Егор с Настей уединились на берегу реки и сидели обнявшись, они не стеснялись, что кто-нибудь заметит их. Молчали, думали каждый о своём, но были счастливы оба.