Текст книги "Искры на воде (сборник)"

Автор книги: Вячеслав Архипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 44 страниц)

На ночь старатели останавливались в удобных местах, привязывали плоты, разжигали костры и готовили еду. Варили рыбу, выловленную прямо с плотов, глухарей, которых в это время множество на галечных берегах – только стреляй.

Через пять дней достигли Благодатской, остановились на полдня и решили плыть дальше, пока погода позволяет.

– Ты, Евсей, не беспокойся, дорога встанет, я с обозом приду в Конторку, лошадей приведу, так и передай Хрустову. А вам, и вправду, лучше идти на плотах, погода ещё постоит, дойдёте.

Отчалили после обеда. По пути увидели недавно построенные домики в Тальской заимке, в Шелехово и других деревнях. Знать, появляются новые люди.

На берегу у Догадаевки решили заночевать. Развели костры, расположились. Вскоре на свет костров из деревни пришёл Васька Воробьёв, посмотреть, кто это здесь причалил.

– Кто ж будете? – спросил он, не узнав сразу бородатую компанию.

– Ты чего, дармоед, благодетелей своих не признаёшь? – сказал Маркел.

– Маркел, ты, что ли?

– А кто ж?

– Вот не узнал, богатые будете.

– А как же, вот сейчас и разбогатеем, – бубнил Маркел, он недолюбливал Ваську.

Когда приходилось ночевать у него, Васька всё хитрил и обманывал по мелочам.

– Может, самогоночки принести, я мигом, – предложил он.

– Можно немного, да мяса жареного неси на закуску.

– Есть мясо, я мигом, – обрадовался Васька, почуяв добычу.

Вскоре повеселевшие работники выпивали самогонку и закусывали холодным отварным мясом, пытаясь греть его над костром.

Васька ещё предложил выпивки, но Евсей запретил:

– Ребятки, потерпите ещё денёк, получите расчёт, а там воля ваша, что хотите, то пляшите.

Все согласились. Каждый спешил домой – не до гулянок.

– Ну, давайте по стаканчику вмажем для веселья, а то я забыл, как водка пахнет, – сказал Ванька.

– Вань, ты меня не зли, а то я встану и налажу тебе веселье, обхохочешься, – пробормотал Маркел.

– Нудные вы все стали, с вами в церкви от тоски свечки гаснут сами.

– Потом проверим насчёт свечек, Ваня, давай спать.

15

Утром, едва рассвело, плоты отправились дальше. До дома оставалось немного. Главное, не наскочить на мели: вода осенью маленькая, препятствие выскочит там, где его не ждёшь. Еремей с Кирьяном внимательно смотрели вперёд. Остальные путники сидели наготове, держа в руках шесты. Уже в сумерках показались знакомые с детства берега. Быстро работая шестами, ловко причалили к берегу. Настроение поднялось, люди разом заговорили. Евсей послал Родиона за лошадьми, на себе тяжести не хотелось тащить, натаскались за лето. Мужики сидели на вещах и балагурили, ожидая подводы.

Встречать приехал сам Хрустов. Он резво соскочил с подводы и крикнул:

– Доброго здоровья, работнички!

– Слава богу, все здоровы, – сказал Евсей.

– Славно вы добрались, успели по теплу. А я и не ждал так рано. – Илья Саввич, радостный, похлопывал людей по плечам, рассаживая на подводы.

Сам сел с Евсеем и спросил:

– Хорошо ли прошло всё? А то весточки доброй не слышно, только страхи рассказывают.

– Какие страхи? – спросил Евсей.

– Говорят, что будто появились в лесу отчаянные людишки, постреливают старателей и забирают добычу. Кто слухи пустил – неведомо, только разговоров много. Переживают родные: ко мне приходили, спрашивали, а я и сам ничего толком не знаю.

– Ничего не слыхали, да у нас народу много, не решились бы злодеи. И хорошо, что мы ничего не знали, так спокойней. А мы никого и не видели, кроме карагасов, да и то в начале лета.

– Слава богу, что всё хорошо закончилось. Больше не стоит и ехать, раз такое дело, зря говорить не станут. Значит, кто-то промышляет злодейством. Злодейство – оно затягивает, только испробуй.

Попросив подождать, Хрустов закрылся с Евсеем у себя в кабинете и стал производить расчёты. Сумма, что была потрачена на поход, была известна, после взвешивания золота её сразу погасили. Осталось ещё много песка, который нужно было оплачивать. Получалось, что в этом году заработок оказался такой, что денег хватало на дом, пару лошадей, пару коров, и ещё оставалось достаточно. Записав за каждым расчётную опись, Илья Саввич предложил всем отовариваться по желанию, кто чего хотел: любую одежду, обувь, мануфактуру.

– Ребятки, чтобы деньги зря не перекладывать, отоваривайтесь, кто чего хочет, – кто не желает ничего покупать, подходи сразу.

Каждый старатель купил подарки близким, угощение, потом подходил за расчётом. Получив деньги, заторопились домой – родные, поди, у ворот ждут.

– Больше не поедешь! – крикнула Настасья, завидев мужа, и бросилась на шею.

– А чего так? – пытался было пошутить Маркел.

– А того! Думала, что не дождусь и рожать без тебя буду.

Маркел уставился на жену.

– И не смотри так, скоро тятькой будешь.

Только сейчас Маркел увидел живот у жены. От радости он не мог выговорить ни слова.

– Тебе ещё повезло, у Кирьяна Дарья уже родила дочку месяц назад. Крестить надо, а папаша пропадает в тайге.

– А ты когда рожать будешь?

– Мне через месяц, успеешь меня ещё на руках поносить, как обещал. Не меня, а нас с малышом.

Ошалевший от известия, Маркел позабыл поздороваться с матерью. Просто прошёл в горницу, положил подарки на кровать, сел на скамейку и восторженно смотрел на жену.

– Маркел, ты, никак, не в себе? – спросила мать, подсев поближе.

– Нет, ничего, всё нормально. У меня сын будет, ты знаешь об этом? – спросил он мать.

– Да знаю, только, по всем приметам, девка родится, а не сын.

– Нет, сын будет, – твёрдо заявил Маркел.

– Сын так сын, – не стала спорить старуха.

Кирьяну кто-то шепнул в лавке, что у него родилась дочка. Он не стал дожидаться подводы, едва не бегом направился домой. Рванул дверь и застыл в проёме. Даша сидела на кровати и грудью кормила ребёнка. Она, увидев мужа, улыбнулась, а Кирьян аккуратно прошёл к жене, заглянул через плечо. Нежные маленькие черты ребёнка поразили его, он стоял и не шевелился. Девочка уснула на руках у матери.

– Сядь, – сказала Даша мужу.

Тот послушно присел рядом. Даша протянула девочку ему, но Кирьян не знал, что делать, как себя вести.

– Не бойся, она спит, подержи немного, я приготовлю ей люльку.

Отец держал ребёнка на руках и боялся пошевелиться, смотрел на

маленькое личико, припухшие губки и не мог оторваться. Даша поправила бельё в люльке.

Люлька состояла из деревянной рамки, на которую была натянута мешковина, за углы рамки привязаны верёвки, они крепились за потолочное кольцо. Такое сооружение находилось рядом с кроватью и было всегда под рукой. Особенно это важно ночью, когда приходилось качать ребёнка.

Даша положила ребёнка на своё место и обняла мужа.

– Я сейчас поесть соберу, – сказала она и пошла на кухню.

Кирьян сидел до тех пор, пока его не позвали ужинать. Евсею Илья Саввич сказал, когда все разошлись:

– Место, о котором мы говорили, готовится, строится дом, если понравится, то сговоримся о цене, если не понравится место, то у меня там будет заимка – давно хотел поставить, да руки не доходили. Погоди с месяц, приедут работники, а там и поедешь смотреть, к тому времени и дороги установятся.

– Хорошо.

– А пока поживите здесь, отдыхайте, потолкуем потом, у меня ещё есть интерес, может, и сладим.

Утром Евсей пошёл к Лаврену, хотелось проведать старого приятеля, тем более и повод был. Эликан, впечатлённый подарком Лаврена, передал ему ещё самородок, в знак особой признательности. Не избалован подарками был карагас, радовался, ровно ребёнок, вместе с ним радовалось всё стойбище. Эликану захотелось подарить Лаврену такой подарок, чтобы все удивились. Но ничего не смог придумать старик другого, как подарить самородок. Камень был похож на кедровую шишку, только размером поменьше.

– Пусть Лаврен приходит в гости, я ему ещё покажу хорошее место, там есть много таких камней, только ехать надо пять дней, – на прощанье сказал Эликан.

Лаврен возился во дворе, чинил обветшалую крышу на стайке, пока стояли погожие осенние деньки.

– Бог в помощь, – сказал Евсей, поглядывая через калитку.

– Я и сам ничего, справляюсь, – сказал старик, оборачиваясь.

– Ну, в гости пустишь?

– Как же, как же, заходи, – обрадовался Лаврен. – Вчера ещё слышал, что вы прибыли, гадал всё: придёшь аль нет?

Евсей вошёл во двор. Небольшая лохматая собачонка забрехала с перепугу, но потом укрылась в конуре и только высовывала свой нос, разглядывая посетителя.

– Погоди немного, сейчас соберу заделье, а то вдруг ночью снег пойдёт да засыплет всё – ищи тогда.

Лаврен занёс ящик с инструментом в сенцы, взял охапку дров, сложенных прямо у крыльца, и пошёл в дом.

– Раздевайся, садись, Акулина должна подойти, тогда и чаю сладит, а пока поговорим.

Евсей сел на скамейку у стола и огляделся. Ничего не изменилось в доме за последнее время, пока его не было. Лаврен пошумел на кухне рукомойником, вытер руки и подсел напротив.

– В этот раз вы рано сподобились, подвезло с погодой.

– Это так. Поначалу собирались ждать дороги в Благодатской, но Никодим посоветовал плыть, пока погода стоит. Заночевали в Догадаевке и к вечеру вышли здесь на берегу.

– Как сходили? – спросил Лаврен.

– Не думали, что гладко выйдет, новые люди были, но, слава богу, обошлось. И погода выручила, мало дождила. Место хорошее показал Эликан, намыли прилично, при расчёте все остались довольны.

– Как старик, дюжит?

– Крепкий ещё. Обрадовался твоему подарку, как ребёнок, носился с ним, и не только он, всё стойбище глазами сверкало, разглядывая нож. Он тебе передал свой подарок. – Евсей протянул самородок. – Сказал, что если ты ещё приедешь, то покажет тебе такое место, где эти самородки под ногами валяются кучами. Угодил ты ему.

– Спасибо, – произнёс Лаврен, разглядывая золото, – только отходил я своё. Ноги будто путами связаны: походишь полдня на дворе, и тянет посидеть. Спасибо, Акулина приняла, что б я делал, не знаю.

Евсей рассказал о походе подробно. Знал, что старика интересует всё. Сообщил Евсей и то, что услышал от Хрустова о разбойниках.

– Слышал и я такие разговоры, – кивнул Лаврен. – Это всё пришло с новыми людьми. Работать не желают, а жить красиво хочется – вот и открыли злодейский промысел.

– Кто-то скупает и у них золото, а ведь грех пользоваться награбленным.

– Само собой. Только ты не думай, Хрустов с ними не связан, я точно знаю.

Пришла Акулина, хлопнула дверью и заглянула в горницу.

– Никак у нас гости? Евсеюшка, что ли?

– Здравствуйте вам, мы, вот, разговариваем.

– А ты чего же гос~я словами потчуешь? – спросила она Лаврена.

– Так тебя поджидаем, куда же мы без хозяйки?

– И то верно, я сейчас мигом.

Вскоре уже топилась печь, весело потрескивая, пока хозяйка собирала на стол, закипел и чайник.

Проговорили допоздна. Уже затемно Евсей шёл к себе, раздумывая, что делать в ближайшее время. Надо было ехать смотреть новое место, приготовленное ему Хрустовым, но не было дороги, и люди, которые должны были приехать, задерживались. Ждать, пока замёрзнет река, долго. Евсей шёл, думая о своём, и не заметил, как кто-то крадётся за ним. Услышав шорох, хотел оглянуться – и не успел. Тяжёлый удар по голове свалил его с ног. На время Евсей потерял сознание, глухо застонал.

Человек, склонившийся над Евсеем, метнулся наутёк. Залаяли собаки. Маркел, вышедший за дровами, услышал шум и выглянул за калитку. Прямо на него бежал человек. Маркел схватил его за одежду и швырнул на заплот. Человек с разгону ударился о столбик и упал на колени.

– Стой, гад!

Маркел признал голос Лаврена.

– Лаврен, ты чего кричишь? – спросил Маркел.

– Евсея убили!

– Чего? – Маркел схватил лежавшего незнакомца за руку и, как мешок картошки, поволок на голос Лаврена.

Тот склонился над Евсеем и пытался привести его в чувство.

– Живой, давай его к нам, Акулина поможет.

– А с этим что делать? Чего-то я не признаю его.

– Давай и его тащи – там разберёмся.

Пока Акулина осматривала Евсея, очухался и злодей. Он сидел на полу в кухне у двери и смотрел шальными глазами на людей.

– Удар прошёл по голове скользом, попало по плечу, гляди, что ключица сломана, или ещё хуже.

– Чего хуже? – спросил Лаврен, не понимая.

– Гляди, что б спину не повредил, будет делов тогда.

Евсей пришёл в себя и посмотрел на всех непонимающим взглядом, ещё не осознавая, что с ним случилось.

– Пошевели рукой, – попросила бабка Акулина.

– Евсей попытался, но застонал и опять потерял сознание.

– Ты чего натворил, гад?! – замахнулся на бандита Маркел, но тот только съёжился и прикрыл голову руками. – Молись Богу, чтобы он поправился, а то я и тебя искалечу.

Молодой парнишка, коим оказался разбойник, расплакался навзрыд:

– Дяденька, не бейте, я не хотел его убивать, просто есть очень хотелось. – Парнишка плакал, как ребёнок, всхлипывая.

Лаврен подал ему кусок хлеба:

– Не реви, возьми поешь лучше.

Парнишка жадно стал жевать хлеб, глотая и давясь. Лаврен посмотрел и подал ковшик воды.

Евсей снова очнулся. Его раздели и положили на лавку, а бабка Акулина стала прощупывать место ушиба. Удовлетворённая осмотром, она сказала, что повезло Евсею: переломов нет, хотя ушиб сильный.

– Дай-ка я убивца тоже посмотрю, – сказала она и склонилась над парнишкой. – Ты что ж делаешь, а? Руку на человека поднял, грех-то какой. И как только земля вас таких носит? Худющий-то.

Евсея напарили в бане, и бабка Акулина стала снова ощупывать его кости, тот постанывал, но терпел.

– Хорошо, ладненько, бог миловал, – бормотала она, затем намазала какой-то вонючей снадобью и сказала:

– Лежи и грейся, будет жечь немного – терпи. Слышишь, Лаврен, повезло парню, косточки целые, ушибло маленько – до свадьбы заживёт. С часок ещё погрей его, потом приведёшь домой, а я пойду. – Она накинула на плечи шубейку и удалилась.

– Повезло тебе, парень, Акулина понимает толк в лекарстве, раз сказала заживёт, значит, надейся.

– С пацаном чего порешили?

– Маркел увёл его к приставу, пусть разбираются.

– Родька знает?

– Сообщили, прибегал уже. Ты пока поживи у нас, а потом пойдёшь к себе. Акулина присмотрит ещё, полечит чем-нибудь.

Евсей промолчал. Никогда не приходилось ему быть таким беспомощным: рука плохо слушалась, появилась слабость, с которой справляться не было сил. Сказали, что это пройдёт, всё станет как прежде.

В горнице Лаврена его уже ждал не только Родион, но и Хрустов. Плохие новости быстро летают по селу. Увидев, что Евсей пришёл из бани на своих ногах, Илья Саввич повеселел. Сильно преувеличили трагедию слухи. Родион тоже обрадовался брату, единственному родному человеку на всём белом свете.

– Живой, – говорил Хрустов, – а говорили, что уже хоронить пора. Раз хоронить собрались, значит, жить долго будешь.

– Повезло парню, дрогнула рука у злодея, – сказала бабка.

После бани Евсею стало полегче, его посадили на кровати, подложили подушки для удобства.

– Может, я уже к себе поеду? – спросил он.

– Недельку поживи здесь, посмотрим, как поправишься, лучше будет – и поедешь. Держать никто не будет.

– Хозяйка, скажи, чего надо, я завтра пришлю, вот хотя бы и Родион принесёт, – предложил Хрустов.

– Вроде ничего не надо.

– Ладно, я сам посмотрю, чего требуется.

Весь вечер проговорили, пили чай, вспоминали разные истории. Это было самым хорошим лекарством не только для Евсея, но и для Лаврена.

Утром боль усилилась, рука плохо слушалась. Акулина забеспокоилась. Она знала, что вчерашнее облегчение было временным, нужно подождать хотя бы с неделю.

– Ты бы в церковь сходил, помолишься, свечку поставишь, глядишь – и быстрей на поправку пойдёшь.

Евсей редко посещал церковь, на этот раз у него появилось острое желание побывать в храме. В воскресенье вместе с бабкой Акулиной он пошёл на службу.

– У нас церква хорошая, ты не думай. У нас даже сам царь-батюшка, что ныне на троне, бывал на службе. Денег – аж сто рублёв подал да посуду церковную с гербами подарил. Хорошая церква, молитва благодатная здесь, помогает сразу, – ворковала Акулина.

Евсей слушал её, не перебивая, хотя не верил. Царю более и делать нечего, как в Конторке в церковь по сто рублёв носить. Где царь, а где Конторка. Пусть бабка говорит, раз ей так нравится. Не верил Евсей, а зря, – не было в словах Акулины выдумки.

К храму со всех сторон тянулся народ. Люди шли наряженные, семьями с детьми, шли и по одному, словно малые ручейки в большое озеро текли. Евсей и ранее видел воскресные походы в церковь, да только не приходило на ум самому присоединиться. А сейчас он с полным достоинства видом проследовал до церковных ворот, перекрестился трижды, благо правая рука была здоровая, и вошёл внутрь. Евсей купил свечей и поставил туда, куда указала бабка. Затем прошёл в сторонку и стал смотреть и слушать. Пока не началась служба, люди ходили, ставили свечки, занимали места получше. Вскоре церковь была полна, и началась служба. Монотонно звучала молитва, подпевали дивные голоса, люди в едином порыве крестились. Стоя с краю, Евсей стал смотреть, как ведут себя прихожане, большая часть которых относилась к службе совершенно серьёзно. Старушки смотрели по сторонам и шикали на нерадивых, ребятишки успевали толкнуть рядом стоящих подростков, получить сдачи, подзатыльник от родителя и заработать недовольство старух.

Постепенно служба захватила Евсея, и он ничего не видел, слышал только голос батюшки, вспоминая слова молитв, знакомые с детства. После причастия он вышел на крыльцо, повернулся к дверям, перекрестился и отошёл, чтобы не мешать другим. Бабка Акулина вышла следом.

– Легче стало? – спросила она.

Евсей стал прислушиваться к себе, приподнял больную руку: действительно, стало легче. То ли из-за молитвы, то ли само проходило, но результат чувствовался.

– Да, – сказал Евсей.

– Вот видишь, не забывай ходить в храм, а то все беды от грехов наших.

– Вроде не грешил особо.

– Это гордыня в тебе говорит, не ты. Самый тяжкий грех – это гордыня. Человек грешит всегда: вот покаешься в храме, и легче становится.

Евсей не стал спорить, просто решил, что нужно почаще заходить в храм.

Через неделю Конторку посреди ночи разбудила пальба. В тишине особенно звонко раздались выстрелы. Соседи, сначала остерегаясь, выглядывали за ворота, потом, разглядев человека, который стрелял в небо и орал благим матом, признали в нём местного дебошира Маркела. Собрались было расходиться по домам, да только расслышали, что Маркел орал:

– У меня сын родился! Ура! – Бабах с ружья и снова: – Ура!

Неделю праздновал Маркел рождение сына, накупил подарков жене

и маленькому сыну, поил друзей и соседей, пока Настасья не прекратила его восторги:

– Сейчас заберу сына и уйду к родителям: покоя нету, праздник у тебя, всё остановиться не можешь.

– Не пущу, не дам сына, – заявил Маркел, но не очень уверенно.

– А ты спробуй, – сказала Настасья решительно и стала пеленать ребёнка.

– Не пущу, – сказал Маркел и встал в дверях, распахнув руки, – Настя, ну не уходи, хочешь, я на колени встану?

– Ну-ка, встань, штаны мне стирать! – прикрикнула она. – Давай печь растапливай да воды натаскай – дитё купать надо.

– Я сейчас. – Маркел подскочил к жене, подхватил её на руки, поцеловал и прижал к себе.

– Иди уж, раздавишь.

Зиму Евсей прожил в деревне, по воскресеньям посещал службу, ходил вместе с братом. Рука приходила в норму, немного побаливала, но уже работать можно было. Приехали с заимки работники, сказали, что дом готов.

– Поживёшь на заимке, приглядишься, – говорил Хрустов, – посмотришь, чем лучше заняться. Мне бы хотелось, чтобы ты там поселился и по возможности осмотрелся: с Туманшета спускаются охотники, им иногда срочно нужно продать пушнину, возможно, и золотишко. Правда, там хозяйничают канские купцы, но и они не всех охотников контролируют. Будешь ласков с ними – будет и результат. И сам сможешь охотиться, коль пожелаешь, – тайга под боком. Там и Родиону раздолье будет – погуляет с ружьём.

– Можно и посмотреть, – решил Евсей. – Пора самому себе хозяином быть. Если пожелают рядом поселиться друзья, буду только рад.

16

– Ах ты, гад ползучий! – орал Хрустов и колотил сына куда попало. – Злыдень! Без ножа режешь! Сволочь!

Сын извивался и визжал. Около стенки стояла, сжавшись в комочек, молоденькая девушка и плакала.

Хрустов обходил двор, вдруг услышал сдавленные крики и шум из сеновала. Открыв дверь, увидел, как его сын пытается раздеть девчонку, работавшую по хозяйству. Схватив насильника за шиворот, Илья Саввич стал его бить со всей яростью, с каждым мгновением осознавая всю мерзость сыновнего поступка.

– Тебе гулящих девок мало, на молоденьких потянуло! Тебя же, гад, и всю нашу семью проклянут старухи, если узнают про это!

Сын уже не выл, только повизгивал после каждого удара.

– Вы его убьёте, – вдруг услышал он и остановился.

Хрустов присел на чурку и понял, как он сильно устал.

– Снасильничал? – спросил Илья Саввич.

– Не успел, – прошептала девушка.

– Ты чья?

– Панина я, Ульяна.

– Откуда?

– Из Еловки, там у меня бабушка.

– Родители где?

– Померли, когда я маленькая совсем была. С бабушкой живу.

– Плохо живётся?

– Да.

– Давно работаешь здесь?

– Две недели.

– Тебе сколько лет?

– Шестнадцать. Скоро семнадцать будет, – несмело добавила она.

– Я тебя попрошу: ты никому не говори, что здесь случилось, а я тебя сосватаю за любого, на кого пальцем покажешь. Попробую сосватать, – уже спокойно говорил Хрустов. – Его не бойся, больше не сунется.

– Ты замуж-то хочешь? – спросил лавочник.

– Не знаю.

– Значит, хочешь.

Когда они вышли во двор, увидели идущего навстречу Евсея. Девушка прошептала чуть слышно:

– За него замуж хочу.

– А что? Может, так и лучше будет, – сказал Хрустов. – Почему за него?

– Он в обиду не даст.

– Это точно. Хорошо, иди пока, я скажу потом. Только не говори никому о том, что здесь произошло.

Через неделю Хрустов завёл разговор с Евсеем:

– Евсей, у тебя есть зазноба?

Евсей удивлённо посмотрел на хозяина.

– Я к тому, что там, на заимке, с женщиной жить половчей будет, сам знаешь, женщина в доме – порядок везде.

– Нет, нету у меня никого.

– У меня есть на примете хорошая девушка, давай посватаем?

– Случилось чего? – подозрительно спросил Евсей.

Хрустов помялся какое-то время, но решил рассказать всё начистоту, тем более что девка не порченная, никакого греха не будет.

Евсей молча выслушал и посмотрел в окно.

– Ты не думай, что я тебе пытаюсь навязать её, просто она сама указала на тебя, говорит, мол, его желаю. А ты уж сам решай.

– Чем это я ей глянулся?

– Сам и спроси. Если сговоримся, я за неё приданое дам, сам понимаешь: есть вина – надо искупать.

– Чья вина?

– Моего сына, значит, и моя тоже.

– Точно сама указала?

– Истинный крест. Сказала, что в обиду не дашь никому.

– Посмотрим.

– Вот и сговорились, – обрадовался лавочник.

– Э-э, нет, я её пока и в глаза не видел: давай приглядимся сначала. А потом сговор будет.

Вечером, когда легли спать, Евсей спросил брата:

– Что ты скажешь, если я женюсь?

До разговора с хозяином не было в голове Евсея никаких дум о женитьбе, а теперь эта мысль, как заноза, свербит и мучит. Вроде только для этого и жил, чтобы вот так враз решиться на женитьбу.

Евсею уже было двадцать пять. Его друзьям, Маркелу и Кирьяну, и того меньше, а уже женатые и детей имеют. Родьке уже пятнадцать, невелики года, но и немаленькие, самостоятельный.

– Смеёшься или как?

– Чего смеюсь? Пора бы уже и жениться.

– Ну, раз пора, так женись, или я помеха?

Евсей даже обиделся из-за таких слов.

– Чего болтаешь? Какая помеха? Ты мой брат, вот и хочу узнать твоё мнение.

– Ты что, присмотрел кого, что ли? – поинтересовался Родион.

– Ладно, давай спать – потом поговорим.

Родион хотел было поспрашивать ещё, но не стал: брат сам расскажет, если захочет.

На следующий день Евсей спросил брата:

– Ты Ульяну Панину знаешь, батрачит здесь?

– Ульку, что ли? Конечно, знаю. Смешная она какая-то: то молчит, то поет, не остановится. Она немного постарше меня.

– Покажешь мне её?

– Зачем?

– Много будешь знать, старым будешь, и бородавки на лбу вырастут.

– Конечно, покажу, жалко, что ли. И бородавки мне ни к чему.

В воскресенье утром, когда братья пошли в церковь, Родька указал на молоденькую худенькую девчонку в поношенной шубейке. Худенькие ножки в стареньких валенках выглядели, как спички. Девчонка была совсем молоденькой.

Во время службы Евсей подошел поближе, чтобы лучше разглядеть ту, которую ему предлагали в жёны. Ничего примечательного он в ней не нашёл, но любопытство брало верх: почему она выбрала именно его. После службы он подождал её на улице и сказал:

– Погоди маленько, сказать чего хочу.

– Говори. – Девушка смущённо посмотрела на Евсея и опустила глаза.

– Правда, что ты говорила про меня Хрустову?

– Правда, – ещё больше смутилась она.

– И замуж согласна за меня?

– Согласна. – Девушка повернулась и быстро пошла к дому Хрустовых, где проживала, как и многие батраки.

Евсей был поражён таким откровением. Хоть и понимал, что Илья Саввич не станет обманывать его всякими выдумками, но правда ещё больше озадачила его. Никаких особых чувств у парня не было, но мысли о женитьбе уже захватили его и постоянно вертелись в голове. Вроде бы и пора жениться, но как-то всё неожиданно. А девчонка неплохая, жалко, если замордуют её здесь.

А девушка, действительно, была привлекательная и небалованная. Ближе к весне, когда надо было уже ехать на новое место, Евсей всё же решился на женитьбу.

– Ладно, Илья Саввич, я согласен жениться на Ульяне. Что ты скажешь?

– А то и скажу: правильно решил. А я, со своей стороны, обещаю свадьбу сыграть и в приданое отдам заимку, куда вы и поедете после свадьбы. Вот моё слово.

– Сватать кто пойдёт?

– Я и пойду.

Сговорились быстро, назначили день свадьбы. Друзья, кого Евсей пригласил на торжество, были удивлены, но довольны: наконец-то дело сдвинется с места.

Свадьба оказалась не очень весёлым занятием. Гостям приятно погулять на чужом празднике, а вот самому выполнять всё, что положено – не очень весело. Единственное желание было: скорей бы всё закончилось. Но свадьба продолжалась и на другой день, и на третий, постепенно затихая.

Через неделю начали собираться в дорогу.

Ульяна Панина была родом из Еловки, соседней деревни. Жизнь не баловала девочку: мать умерла рано, а отец шлялся по деревне. Иногда он уезжал в Половино-Черемхово, прирабатывал денег, а потом шумно прогуливал их вместе с дружками. Бабушка Пелагея, занимавшаяся воспитанием внучки, любила её. Ульяна быстро усваивала всё, чему учила бабушка:

– Учись, девонька, жизня, она долгая, дай бог, сгодится любое ремесло.

Два года назад отец ушёл на заработки и сгинул. Бабушка тоже стала сдавать, всё чаще садилась у окошка и потихоньку плакала в платочек. Здоровье пошло на убыль. Тогда и решила Ульяна идти на свои хлеба да бабушку поддержать. В своей деревне податься было некуда, вот и посоветовали добрые люди пойти в соседнее село – там работу легче найти. Так попала она к лавочнику на хозяйство приглядывать за скотиной. Ульяна с работой справлялась, всё делала расторопно. И хорошо пошло дело, да только стал приставать к ней хозяйский сын. Поначалу слова разные постыдные говорил, а потом подкарауливать стал. Как ни сторонилась девушка, а попалась в сарае Нестору. Если бы не хозяин, случилась бы беда – тогда хоть в омут головой.

Когда хозяин спросил: за кого бы хотела замуж, она указала на Евсея. Нет, не то чтобы приглянулся он ей, просто видела, что Нестор побаивался своего же работника. Тогда и подумалось, что такой-то защитит хоть от кого. А слово – не канарейка, в клетку не засадишь. Опомниться не успела Ульяна, как стала замужней женщиной без гулянок и вечёрок, о которых мечтала, без поцелуев у реки на берегу. Почему-то вся молодёжь бегала туда целоваться. Без девичьих слёз в подушку по ночам. Конечно, праздник состоялся, были наряды – не поскупился хозяин. Говорили, что и приданое дал неплохое, только мужу ведомо это приданое, но кое-какие деньги удалось переправить бабушке в Еловку. Своего названого мужа боялась, особенно в первую ночь. Натерпелась таких страхов, что даже голос потерялся, но обошлось: муж приласкал, улыбнулся ей, и всё получилось не так боязно. Отвращения к нему не появилось, даже наоборот, когда под утро он захрапел, она приподнялась на локте, посмотрела на него, улыбнулась и шёпотом сказала:

– Привыкай, это теперь твой муж.

И стала привыкать понемногу. Не особо ласков был Евсей, но и не ругался. Не приходил домой пьяным. Ульяна подстраивалась под его привычки, старалась угодить во всём.

Вот и указала пальцем свою судьбу. Угадала ли? Единственно, что радовало: муж сказал, что когда устроятся, то можно будет бабушку забрать к себе – ради этого всё можно перетерпеть.