Текст книги "Искры на воде (сборник)"

Автор книги: Вячеслав Архипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 44 страниц)

Домой Родион пришёл в сумерках, долго отскабливал землю с валенок, потом вошёл в дверь, разделся.

– Лиза, мне бы умыться, – устало попросил он.

– Я сейчас. – Она поставила на табуретку таз и набрала в ковш тёплой воды из чугуна, стоявшего на печи.

Она поливала ему на руки, на шею, потом подала полотенце.

– Родя, садись, я приготовила ужин. – Она сняла полотенце со стола.

Вместе со снедью на столе стояла бутылка с водкой. Родион налил себе полный стакан и выпил, едва закусив капустой. Потом долго сидел и молчал.

– Он сам себя убил? – спросила Лиза.

Родион долго молчал, словно не слышал вопроса, а потом повернулся к жене и сказал:

– Это совесть его убила. Постели мне, Лиза, что-то притомился я.

Неделю Родион валялся в жару, впадал в забытьё, «воевал» в беспамятстве, кричал кому-то что-то несвязное, вспоминал и Петруху Мамаева. Через неделю ему стало легче, и вскоре он стал выходить на улицу. Через месяц Родион оправился, занялся своими обычными делами. Только Лиза заметила, что седых волос на висках у мужа изрядно прибавилось.

39

Вот уже прошло две недели, как стал Родион отцом. Перед родами Лиза старалась особо не капризничать, хотя иногда очень хотелось. В такие минуты её раздражали все и всё, хотелось кричать, плакать, но потом такое настроение вдруг проходило и опять окружение становилось добрым и приятным. В последнее время Лизавета волновалась больше обычного, хотя рядом жила бабка Пелагея, она была знатной повитухой. Все ребятишки в деревне, весело носившиеся по улице, пришли на этот свет с помощью бабки Пелагеи. Рядом жила и Ульяна, с ней у Лизы сложились добрые отношения, но страх и волнение всё же были – в первый раз как-никак.

Родиону много раз было наказано, чтобы он не мешкал, а, как только жена скажет, сразу бежал за бабкой. И когда Лиза сказала, что пора идти, Родион всё же немного оторопел.

– Да иди уже! – прикрикнула Лиза. – Скажи бабке, что воды отошли.

Родион бегом вскочил на крыльцо соседского дома и закричал:

– Бабка Пелагея, иди быстрей! Там у Лизы началось!

– У, оглашенный, напугал до смерти – потише нельзя?

– Лиза сказала, что воды отошли.

– Я мигом. – Быстро накинув шаль, бабка, оттолкнув Родиона, поспешила к роженице. – Вода горячая есть?

– На печке в чугунах стоит.

– Я сейчас помогу, – засобиралась и Ульяна.

– А мне чего делать? – растерялся Родион.

– Ты своё дело уже сделал, теперь на завалинке жди, – Ульяна тоже поспешила за бабкой.

Родион присел на завалинку своего дома и стал ждать. Для начала мая погода стояла тёплая, солнце уже припекало, слизывая остатки снега. Не успел он осознать своё новоё положение, как вдруг из дома раздался звонкий детский крик. Родион вскочил и было побежал в дом, но на крыльце появилась Ульяна.

– Ты куда?

– Как куда? А там чего?

– Дочка у тебя родилась, радуйся! Пока не ходи туда, потом посмотришь. Слава богу, всё разрешилось быстро, – пробормотала она и вернулась в дом.

А через полчаса Родиона позвали посмотреть дочь. Лиза лежала, счастливо улыбаясь, только на щеках блестели слезинки. Девочка, завёрнутая в пелёнки, лежала рядом на подушке и морщилась, по очереди прищуривая глазки.

– Глянь-ка, какая красавица получилась, – сказала бабка. – Ещё поискать таких надо. И ты, девонька, молодец, – зря и сама не мучилась долго, и дитя не мучилось. И не скажешь, что по первому разу.

Лиза кивнула Родиону, тот и не сразу вспомнил, что нужно делать дальше. Вскочил, достал из сундука свёрток, приготовленный для этого случая бабке Пелагее. Там был красивый цветастый платок, отрез на платье и деньги – так было заведено. Ведь ещё не раз придётся обратиться, дай-то бог, а потом с какими глазами пойдёшь? Конечно, бабка ничего не скажет и поможет. Но в традиции русского народа за добро платить добром.

– Как назовёшь дочку? – спросила Пелагея, довольная подарком, а ещё больше вниманием. Значит, ценят, раз подарками отмечают.

– Так Настенькой назвали уж.

– Как же ты назвал, когда не знал, кто народится? – улыбнулась старуха.

– Чего не знал? Знал, мне Лиза давно сказала, что сначала Настенька будет, потом Машенька, а далее как Бог даст.

– Ишь, мужики! Для вас всё просто: кого захотел, того и родил? Нет, милок, не всё так легко. Тебе вот что скажу: пусть твоя суженая пару деньков полежит, ну и потом смотри, чтобы за тяжёлое дело не хваталась, побереги её.

Старуха поднялась и тяжело направилась к двери, обернувшись, сказала:

– Если что случится – дорогу знаешь, да не тяни – сразу приходи.

– Иди, проводи, – сказала Лиза устало.

– Я сейчас. – Родион довёл бабку до дома.

– Спасибо тебе за всё, – сказал молодой отец, улыбаясь.

– Да мне чего? Чем могу, как говорится.

Только через месяц немного освободился Родион от дел – земля трудов и времени требует. Как обычно, помогали всем мипом друг другу, всё делали сообща. И отсеялись, и отсадились вовремя – можно было немного передохнуть.

После обеда Родион вернулся из леса, ездил за черемшой, которая ещё была в тёмных ельниках. В маленьком дворике болтались на ветру пелёнки, радовали глаз. После рождения дочери отношения между молодыми родителями стали ещё трогательнее. Родион едва ли не забрал всю домашнюю работу, ладно бы, со скотиной, но ещё и по дому. Тут Лиза не вытерпела и сказала:

– Ты не знаешь, где можно седло заказать?

– Зачем тебе седло? У нас же есть?

– На тебя одеть да верхом ездить – вот будет потеха.

Родион растерялся, ничего не понимая.

– Ты меня не позорь перед бабами, а то уже стыдно выходить на улицу, будто барыня я какая. По дому работу оставь за мной, а немного малышка подрастёт, так я и остальное буду делать.

– А как же роды? Мне бабка сказала, чтобы всё сам делал.

– Так сколько времени прошло, теперь я и сама могу.

Родион, стараясь не шуметь, прошёл на кухню и положил черемшу на стол. Раздевшись, вошёл в комнату.

Лиза уснула вместе с дочерью. С утра пришлось устроить небольшую стирку, чтобы не скапливалось помногу, готовить обед – и немного притомилась. Когда Настенька, наевшись, засопела, Лиза тоже задремала.

Родион взял табуретку, сел рядом и стал рассматривать дочь, менявшуюся с каждым днём. Она становилась всё привлекательней. Личико посветлело, и ярко выделились бровки, реснички стали длинными и пушистыми. Губки были словно нарисованные карандашом. Личико было настолько нежное, какое может быть только у девочки. Настенька вдруг вздохнула и заулыбалась во сне, показав розовые дёсна. От неожиданности Родион даже задохнулся. Затем улыбка исчезла, и девочка опять мирно спала.

– Ты ел? – спросила Лиза, проснувшись.

– Лиза, а она улыбается. – Родион кивнул на дочь.

– Знаю, я видела. Ты посиди с ней, я на стол накрою. Там щи свежие, будешь?

– Буду.

За столом Лиза спросила:

– Когда крестить повезём? Сейчас самое время – сразу и крестины отметим.

– Так давай и повезём, когда скажешь. Я хоть сейчас коня запрягу.

– Вот и поедем в конце недели. Сорок дней прошло, мне самой можно присутствовать в церкви, а не стоять на крыльце и ждать.

Перед крестинами приехал Илья Саввич.

– Успел к празднику! – шумел Хрустов. – Ну-ка, покажите мне внучку.

Лиза поднесла деду девочку. Она смотрела на нового человека, спокойно причмокивая, потом протянула ручку и сладко зевнула. Илья Саввич прослезился:

– Вот она наша кровушка, тут дед приехал, а она себе зевает. Характером вся в мать будет, хоть мир перевернись, а ей спать приспичило. – Дедушка явно был в восторге.

– Вот подарков ей привёз. – Смахнув слёзы, старик стал вытаскивать свёртки из большой сумки.

На столе появился целый серебряный сервиз, много золотых украшений и игрушки.

– Нынче достать что-либо доброе – непросто, времена настали, мать их, – ругнулся Илья Саввич. – А тебе вот такой подарок.

Отец подал свёрток дочери, Лиза медленно развернула. На ладони сверкали золотые изделия дивной работы: цепочка с кулоном, серьги и перстень, сделанные одним рисунком и составлявшие одно целое. Лиза, не особо любившая украшаться, всё же задержала свой взгляд на подарке, примерила перстень, приставила серьги к ушам и улыбнулась:

– Спасибо, батюшка.

– Ладно уж, ты мне подарок больший сделала, не думал, что до внуков доживу.

Лиза обняла отца, помолодевшего сразу, которого любила всегда, хотя иногда и злилась на него за его выходки. Часто не слушалась, всё делала по-своему, но всё равно он был для неё самым дорогим человеком, как и она для него.

– Дочка, давай собери что-нибудь на стол, совсем проголодался я, – сказал старик, усаживаясь рядом с уснувшей внучкой. – Ладненькая, как нарекли?

– Настенькой зовём, как и хотели.

– Эх, бабушке не довелось посмотреть, – вздохнул он. – Но, видно, так Богу было угодно.

Илья Саввич попил чаю, потом прилёг отдохнуть и уснул до вечера.

Вечером в гости пришли Евсей с Ульяной. Посидели, выпили немного, мужики разговорились, а женщины ушли в другую комнату и занялись ребёнком.

– Слышали, что весной открылось возле Тайшета? – спросил Хрустов. – Сколько упокойников растаяло после зимы.

– Будто кто-то что-то болтал, – сказал Евсей, – только мы думали, что это слухи.

– Снег стал сходить, упокойники проявились вдоль дорог. Воняло так, что проехать не было сил. Потом выяснилось, что некоторые деревенские мужики караулили отставших солдат да убивали их, а сами забирали всё, что можно было забрать. Солдаты тоже небезгрешные были: кое-что имели за пазухой, а кто и ничего не имел, с того последнюю одёжку снимали, забирали оружие и лошадей полуголодных. Из разных деревень промышляли мужики, некоторые целыми семьями. Они даже не пытались скрыть своё злодейство, наоборот, говорили, что боролись с белыми. Только боролись нескладно, не по-человечески. Некоторые дороги мимо Луки и Сполоха пришлось бросить. Попытались было схоронить убиенных, да только так воняло, что не подойти.

– В наших местах мне тоже приходилось натыкаться на запах, только я и не подходил к пропастине, думал, что зверь зимой пропал, – сказал Родион, – по дороге на Бланку и на Ингашет.

– Значит, и в наших местах убивцы нашлись, – удивился Евсей. – А чему дивиться – они сами напрашивались. У нас в деревне были. Родион вовремя пришёл, а так бы тоже побили всех да закопали. – Евсей рассказал свату историю, случившуюся в январе.

– Вот ведь как бывает, – сокрушался Хрустов. – Человеческая душа – потёмки, не зря люди говорят. Слава богу, что обошлось для вас хорошо, а потом и спросить не с кого было бы.

Мужики выпили водки и продолжили разговор:

– Новая власть, похоже, устояла, теперь начнёт свои порядки устанавливать. Ходят слухи, что будут трясти всех самостоятельных хозяев, кто имел торговлю или какие-то промыслы. Мне нужные люди подсказали, какие дела затеваются, так что я стараюсь опережать события. Выявились новые холуи, нацепили кожаные куртки, наганы по карманам рассовали и ходят по домам с обысками, не просто в любой дом, а знают нужные адреса. В Тайшете уже начались такие походы, вот я и приехал сюда, привёз все свои ценности, мне они уже ни к чему, а вот внучка народилась, дай бог, и ещё будут детки – вот им сгодится. Я думаю, и у вас имеется на чёрный день кубышка, так советую припрятать, чтобы никто не сыскал. Своих мужиков предупредите потихоньку, без лишнего шума.

Крестить Настеньку поехали в Туманшет на четырёх подводах, желающих собралось много, да и погода позволяла. Четыре телеги, украшенные ленточками, словно свадебные тройки, мелькали среди густой листвы просёлочной дороги. Возле церкви все прихорашивались, старательно осматривали друг друга, ждали, пока закончится служба. В нужное время вошли всей толпой и притихли.

Крещение прошло быстро, вот уже крёстный отец Маркел передал крёстной матери Ульяне ребёнка, все стали поздравлять родителей, а потом дружно вышли на улицу. Счастливые лица людей, смущённые улыбки родителей, гордый взгляд деда, прекрасный солнечный летний день. Праздник!

А дома прямо на улице ждали накрытые столы. Гуляй, деревня, веселись, ещё один твой житель пришёл на этот свет и, отмеченный Божьей благодатью, лежит себе, потягивает титьку и шевелит ногами. Праздник!

Гуляй, народ деревушки Тальники, есть повод выпить и закусить, есть повод сплясать и спеть. Гуляйте, добрые соседи и друзья, гуляйте все: и большие, и малые – за одним столом, веселитесь и радуйтесь! Праздник!

Длинный, тёплый летний вечер понемногу оделся в сумерки, наползавшие из соснового бора, за которым скрылось солнце. Начало смеркаться, а потом на светлом ещё небе вспыхнули звёзды. Потянул прохладный ветерок, зашевелились листья на черёмухе. Вот и закончился ещё один день. Со столов бойкие женщины стаскали всё в дом, успели перемыть посуду, оставили только несколько чашек с закуской на одном столе, куда подходили мужики и выпивали свои рюмки, не таясь от жён. Праздник!

После того как все уже разошлись по домам, за столом остались только братья Цыганковы да Хрустов Илья Саввич. Старик подпил немного, но держался достойно.

– Хорошо здесь у вас, – сказал он. – Всё куда-то спешил, времени не было приехать отдохнуть, а здесь благодать – и только.

– Хорошо, тихо, – поддакнул Евсей.

– Вот ты, Евсей, молодец, смог оторваться от села и уехать в глушь, да ещё и мужиков с собой увёл добрых. Смотрю, а живёте вы все неплохо и самое главное – дружно. Бывает так, когда народу немного, то они надоедают друг дружке да собачатся. А у вас хорошо.

– Делить нечего.

– Оно так, да только куда зависть девать? Это, брат, такая штука, что и родного человека может не пощадить.

– Бог миловал от такой напасти.

– Это ещё и от человека зависит, сумел ты сразу поставить правильный закон в деревне, все и поддерживают его, будто так и надо, будто по-другому и нельзя. Люди привыкают, потом передадут нажитые устои своим детям. И потянется цепочка из одного века в другой. Ты посмотри, сколько деревень в округе, а порядки в каждой свои. Немногие сёла со своими законами, как у вас, вот им при новой власти придётся тяжелей всех – не захотят они рушить свои устои, наперекор пойдут, а вот тут их и сломают.

– А другие чего ж? – спросил Евсей.

– А бестолковым легче: им сегодня так, завтра по-другому, словно прошли и не заметили. Для таких людей любые перемены, будто ветер подул с другой стороны, у них стержня нету крепкого. А один человек – он и есть один, опереться ему не на кого.

– Я чего ещё хотел спросить, – сказал Евсей. – А вот ты и другие торговые люди, куда подались при новой власти? Ты говорил, что по ним первым пройдётся новая власть. Чего это они за своё добро не встали, ведь была сила, которая могла сладить с большевиками?

– Здесь самое интересное. Те, у кого были большие капиталы, исчезли, как и не было их, а те, кто попроще, как я, те стали быстро приспосабливаться. Кто-то открыто перекрасился, стараясь пригреть местечко потеплее, другие затаились, вроде меня, некоторые уехали неизвестно куда. Но больше тех, которые пригрели себе местечки: разные кооперации, торговые организации. Новая власть тоже понимает, что кого попало не поставишь на торговлю, вот и берёт специалистов.

– У тебя есть уже нужные связи? – поинтересовался Евсей.

– А как же! Скоро можно будет сбывать и пушнину, и золото – если не отберут. Сейчас, главное, переждать это смутное время. Если сможем устроить сбыт, тогда снова можно будет налаживать отношения с карагасами.

– Слышал ли, как они сейчас? – спросил Родион.

– Знаешь, а для них находят товар. Меняют продукты, ружья на пушнину: за границей за соболя платят золотом, а деньги любой власти нужны. Подождём немного, присмотримся, потом и решать будем.

Ещё пару дней мужики отмечали крестины, сделав себе передых в работе. Жёны помалкивали до поры до времени, потом собрали столы и снесли в сарай – до новых праздников. Илья Саввич остался у дочери на несколько дней. Выносил внучку на улицу, прятался в тень и сидел, разглядывая её, пока она не просыпалась, потом нёс к матери.

– Всё не спрошу тебя, – как-то сказал он, – вот ты не один год живёшь с Родионом, не пожалела?

– Чего не пожалела? – не поняла Лиза.

– Что за Родиона пошла замуж?

– Четвёртый год живём, – уточнила дочь. – У нас эти года словно один денёк. Нет, батюшка, я не знаю, за что мне такое счастье выпало. А теперь уже и Настенька у нас, даст Бог, ещё рожу. Да разве ты не видишь, как у нас всё ладом?

– То-то, что вижу, да думаю, что так не бывает, я же твой характер помню.

Лиза расхохоталась:

– За это время ни разу ни одной ссоры у нас не было, будто характер сменился за раз.

– Ни разу? – засомневался отец.

– Я увижу его – улыбнуться охота, он зайдёт домой, обнимет – про всё забываю.

– Дивно. Теперь успокоюсь. Всё хотелось спросить, знаю, что некоторые на людях за ручку ходят, а без людей коромыслом друг друга мутузят. Смотрю, а Родион как был молчаливый, так и сейчас помалкивает.

– Болтливость мужика не красит, а для меня у него слов хватает, мне достаточно.

– Дай бог, – сказал Илья Саввич. – Я пристройку в тайшетском доме отдал Аннушке, твоей воспитательнице – ей податься некуда. Обрадовалась, когда услышала, что у вас дочка родилась, говорит, если бы вы приехали в Тайшет, она бы помогала тебе.

– И ты зовёшь?

– И мне спокойней было бы, – признался отец. – Только с тобой спорить я не умею.

– Мы пока поживём здесь, а что будет дальше, никто не знает – может, и приедем.

– Живите как знаете, – согласился Илья Саввич.

В конце июня Хрустов уехал домой, не смог долго сидеть без дела.

40

Последние денёчки цвела черёмуха, обильно осыпая всё вокруг белой пылью. Ночами иногда немного примораживало, но днём пригревало совершенно по-летнему.

Илья Саввич, словно старый кот, нежился на солнышке, восседая на стуле посреди двора. Дела шли в последнее время гладко. Осталось доделать кое-какие мелочи – и можно подаваться в Тальники, оттуда пришла сладкая весточка, что родилась ещё внучка, Машенька. Счастливый старик прыгал от радости, словно юнец, готов был сорваться и верхом лететь в деревню. Новость была неожиданной, но не застала врасплох старика. Словно предчувствуя пополнение в семье, он давно заготовил подарки. Старшая, Настенька, – баловница, ей исполнилось уже два года, вовсю теребила дедушке бороду, вызывая слёзы умиления. Нарядная, с бантами, она была желанным гостем в каждом доме. Девочка не ждала, когда её пригласят в гости. Каждый день с утра устраивала обход соседей. Лиза бегала по домам и искала дочку. Иногда посылала племянницу Нюшу. А вот младшенькой, Машеньке, исполнилось только две недели. Все с нетерпением ждали дедушку в гости.

Хрустов, решив доделать свои дела, чтобы подольше погостить в Тальниках, усердней занялся своими заботами. В воскресенье, отстояв службу в церкви, куда он ходил в последнее время всё чаще, Илья Саввич сидел во дворе, изнывая от безделья. В воскресенье всё закрыто, поэтому приходилось терпеть вынужденный отдых. Раньше старик в такие дни занимался винопитием, но сейчас здоровье поослабло, и приходилось себя ограничивать.

В калитку громко и нахально постучали.

– Эй, хозяин, открывай! – раздался сиплый голос.

Хрустов нехотя поднялся и пошёл к калитке. За воротами стояло двое мужчин, одетых в кожаные куртки, с наганами на боку.

– Чего изволите? – спросил хозяин.

– Ты будешь Хрустов Илья Саввич?

– Я буду. Есть дело?

– Есть.

– Что за дело?

– Может, лучше пройдём в дом, чего разговаривать на улице? – Один из них, что был повыше, отодвинув хозяина, пошёл в дом.

Старик направился следом. В доме незваные гости расселись на стульях, и один из них спросил:

– Дома есть кто?

– Нету.

– Это хорошо, а дело такое: Советской власти требуются деньги, и мне с моим товарищем поручено реквизировать излишки денег, золота и других ценностей. Советуем всё отдать по-доброму.

– Кто вам сказал, что у меня есть излишки ценностей? – поинтересовался Хрустов.

– Так как ты занимался торговлей, а также добычей золота и скупкой пушнины у иноверцев, у тебя есть ценности, которые должны быть реквизированы.

С самого начала Хрустов не мог понять, где же он видел этого наглого представителя власти, и наконец вспомнил: этого мужика он видел вместе с Никодимом Нестеровым, когда тот приезжал Хрустову в Конторку. С Никодимом у Ильи Саввича были свои дела, а этот мужик был у Нестерова в работниках. Ещё тогда не понравился он Илье Саввичу: взгляд блудливый и пронырливый.

– Раз так, давай бумагу, – сказал старик.

– Какую бумагу?

– Что ты уполномочен реквизировать все ценности: да под опись, да при свидетелях, а так, батенька, получается грабёж.

– Что? – Посетитель схватился было за наган, но, опомнившись, сказал: – Бумага будет завтра.

– Будет бумага, приходите да свидетелей приводите, а сейчас, любезные, прошу покинуть мой дом. И передайте привет вашему начальнику, скажите, что я завтра с утра наведаюсь к нему для уточнения дела.

– При чём здесь начальник? Жди, мы ещё зайдём с бумагой.

– Милости прошу.

Как только незваные гости ушли, Хрустов стал собираться к поездке. Он, как только узнал посетителя, сразу понял, зачем пришли эти молодцы. Только не в первый раз приходилось сталкиваться Хрустову с грабителями – умел он ответить.

Через два дня все дела были решены, и счастливый дед отправился к дочери.

– А ты, что ли, мой дед? – спросила Настенька, за полгода она уже и забыла старика.

– Конечно, дед, разве ты не помнишь?

– А у нас Машенька есть, вот. Маленькая ещё, совсем не ходит. Только ест и спит, ну, сколько можно спать, – заявила внучка.

– А ты мне покажешь Машеньку?

– Чего её смотреть? Она ещё совсем маленькая, чужим смотреть нельзя, – вдруг заявила девочка.

– Я же не чужой, – растерялся дед. – Твоя мама – это моя дочка, значит, я нечужой.

Девочка растерянно посмотрела на мать, та рассмеялась. Лиза объяснила дочери, почему дедушка совсем нечужой, потом пошли смотреть спавшую малышку.

– Наших кровей, – прослезился Илья Саввич. – Крестить когда повезём?

– Батюшку Родион привезёт сюда, дома и окрестим, – сказала Лиза.

– Чего так?

– Власти закрывают церковь, батюшка по домам ходит.

– Ишь, какое дело, от Бога морду власть воротит. Ну-ну. И дома окрестим, да и отметим это дело, – махнул рукой Хрустов. – Сама-то как?

– Слава богу.

– Родион рад?

– Рад. Всё хорошо, и соседи помогают. Мы здесь как одна семья, радость или горе – так на всех. Деревня маленькая – все на виду.

– Славно. Поживу я у вас пару недель, думаю, утерплю.

– Хоть сколько живи, места хватает.

– И на том спасибо.

– Случилось что? – спросила дочь, чувствуя тревогу у отца.

– Нет, мне потом надо переговорить с братьями. Где они?

– Вечером должны вернуться, на Туманшет поехали рыбачить – рыбки захотелось.

– Ну, пока суть да дело, плесни мне чего-нибудь покрепче, чтобы ждать было ловчей.

Лизавета улыбнулась, но поставила для отца настойку на клюкве и закуски.

– Господи, до чего же хорошо у вас, – сказал старик и выпил настойки.

Мужики приехали поздно вечером, довольные: рыбалка удалась, рыбы взяли много. Особенно счастливым был Мишка, сын Евсея. Он наравне со взрослыми учувствовал в ловле, помогал ставить сети, выбирал рыбу, потрошил и солил. Вместе с Ванькой Дроновым они готовили дрова, делали всю работу на таборе.

– Вот и помощь подросла, не заметили, – сказал Евсей Маркелу.

– Давно ли сами такими бегали?

– Идёт время.

Переночевали одну ночь, взяли рыбы, сколько могли, и поехали домой. Долго рыбу не сохранишь – скиснет, даже и присоленная. А дома можно в подвале держать – там у каждого сделан ледник. И угостить селян надо – так принято в деревне. По приезде Мишка с Ванькой оповестили всех, чтобы приходили за рыбой, а сами, довольные, все в чешуе сидели вместе с мужиками на завалинке и слушали их разговоры. Вскоре с рыбой разобрались и пошли в баню – смыть рыбий дух, Ульяна протопила её к приезду рыбаков.

Уже при лампе гости сидели за столом у Евсея и выпивали настойку.

– Раздобрели вы здесь, ишь, животом обзавёлся, – сказал Хрустов Евсею.

– Есть маленько, какие теперь дела: сидим дома да едва шевелимся.

– Смотрел внучку, эх, радость какая. – Старик похлопал по плечу зятя.

Родион заулыбался.

– Про наследника надо подумывать. Девки – это хорошо, а помощника ещё надо.

– Бог даст, и парень ещё будет, – сказал Родион.

– Крестить когда надумали?

– Через неделю, уже с батюшкой договорено.

– Славно.

Ещё немного выпив, Хрустов сказал:

– Вот что, братовья, дело намечается, возможно, и последнее, но прибыльное. Давайте я вам растолкую, а потом вы сами решайте. Значит так: в прошлом году наша новая власть объегорила большое количество карагасов, можно сказать, едва не погубила их, благо запасливые карагасники подсуетились да подкинули товара в долг. А случилось вот такое дело: многие фактории, что меняли пушнину на товар, посчитались убыточными, пушнину у карагасов приняли в счёт уплаты долгов, а потом закрылись, оставив их ни с чем. И сделано это было официально. Предложили охотникам отовариваться в других местах, да только ушло время, да и пушнины уже не было. Особенно тяжело приходится карагасам в наших местах. У меня появилась возможность взять товар в обществе потребителей в кредит, осталось только переправить его сюда. А когда встанет река, можно обозами отправить товар карагасам. Только надо оповестить их, что мы можем привезти обоз, а это надо сделать летом, пока карагасы ещё стоят на реке – потом их не сыщешь в тайге. Дело законное, мы только будем посредничать между кооперацией и карагасами. Свою плату возьмём товаром. Дело стоящее, я просчитал всё. Прибыток будет хороший, и наши кредиторы будут довольны. Тем более что кооперативы большую цену дают за шкурки, чем госторговля. Там агенты ещё те ухари, цену сбивают наполовину, но платят сразу и наличными, а это карагасам нравится. Вот такой момент. Решимся на такое дело, как вы думаете?

– Дело привычное, только надо сообщить карагасам, а кто пойдёт? – сказал Евсей.

– Сходить могу и я, – ответил Родион, – Мишку твоего возьму в напарники, и сбегаем.

– Можно и так.

– За моими присмотрите только, Лизе одной тяжело будет.

– Не беспокойся, Нюшка поживёт у неё, пособит что надо, да и мы рядом.

– Это хорошо, что мы сговорились. Теперь главное: через неделю обоз с товаром будет здесь. Есть место, где можно схоронить всё?

– Ну, Илья Саввич, ты даёшь, ещё не договорился, а обоз уже в пути, – удивился Евсей.

– А чего тянуть – делать надо сразу.

– И в верха идти надо сразу, – сказал Родион. – Потом и своих дел хватит, а там хлеб убирать надо.

– Сено мы накосим и без тебя, а к уборке вернёшься, – сказал Евсей. – Туда можно напрямую пойти налегке, а оттуда на плоту сплавитесь – быстрей будет.

– Обоз придёт, посмотрим, что имеем, потом и пойдёте, с конкретными цифрами, – сказал Хрустов. – А то позовём людей и ничего не привезём, не по-купечески это будет – слово надо держать.

– Так и решим. А до этого крестины отметим. – Евсей налил ещё настойки.

– Не хуже коньяка, помнишь, тебя угощал в Конторке?

– Лучше, Илья Саввич, лучше, это самодельное, а там, кто его знает?

– Да уж не хуже. Вот ещё что хочу вам сказать: случай тут произошёл у меня.

Хрустов рассказал, как к нему приходили реквизировать ценности, обрисовал посетителей:

– Один будто в Благодатской у Никодима работал в батраках.

– Высокий такой? – переспросил Родион. – Взгляд такой мутный?

– Да, точно сказал, что мутный.

– Знаю я его, да и Евсей знает, это Чирей. Гнилой мужик, пакостный.

– Вот в том-то и дело, что пристроился он к власти, а сам свои делишки обделывает. Я потихоньку вызнал, что никто никого не посылал его ко мне, сам пришёл, поживиться решил. Может и у вас появиться, раз такое дело.

– Будем знать.

Через неделю деревня гуляла на крестинах у Родиона Цыганкова. После церемонии крещения батюшку усадили за стол почётным гостем, подливая ему спиртного. Батюшка был доволен отношением к нему, а также оплатой своей работы. Уже вечером, совсем пьяненького, его усадили в телегу, сложили все его вещи и подарки, и Мишка повёз его домой в Туманшет.

– Мишка, ты аккуратней, не растряси батюшку, доставь во здравии.

– Доставлю, – смеялся Мишка.

– Трогай, отрок, – скомандовал батюшка, завалился на сено и захрапел так, что лошадь испугалась.

Через два дня гулянка понемногу утихла. Евсей с Хрустовым поехали на перевоз встречать обоз. Родион остался дома разбирать столы и скамейки, таская их в сарай. Племянник Мишка, как только узнал, что его дядя Родион берёт с собой в тайгу, помогал ему во всём, старался угодить.

Уже вечером Родион увидел, как к калитке подъехали двое в кожаных куртках, перетянутых ремнями, в фуражках, с наганами на боку. Родион сразу узнал одного из них. Это был Чирей. Он подозвал Мишку, что-то спросил, а потом направился к дому Родиона.

– Лиза, ты не выходи из дома, – сказал он жене.

– Что случилось?

– Потом расскажу.

Родион встретил посетителя на крыльце. Чирей представился уполномоченным власти и предложил сдать золото и ценности.

– С чего бы вдруг? – спросил Родион.

– Мне известно, что ты со своим братом мыли незаконно золото – нужно всё сдать.

– Было дело, мыли золото, только когда это было?

– Наверняка осталось что-то.

– Может, и осталось. А ты своё золото сдал? – спросил Родион.

– Какое моё, я не мыл песок. – Голос у представителя власти дрогнул.

– Верно, ты старателей стрелял, а потом грабил их, или не так? – холодно спросил Родион.

– Ты видел? – Чирей весь напрягся.

– Видел, как ты, переодетый карагасом, промышлял золото.

Чирей медленно поднимал глаза, рука его потянулась к оружию.

Медленно отстёгивая кобуру, он взглянул на Родиона – и замер. Прямо в лоб ему смотрел чёрный зрачок нагана.

– И не думай – не успеешь, – тихо сказал Родион. – А теперь собирайся и поезжай куда подальше. Дорогу сюда забудь, здесь все про тебя знают: встретят как надо.

– Мы ещё встретимся, – прошипел Чирей и быстро пошёл на улицу.

Через несколько минут уже затих цокот копыт и улеглась пыль на дороге.

– Дядя Родя, чего он хотел? – спросил Мишка.

– Дорогу до Благодатской спрашивал. – Родион пошёл в дом.

– Кто это был? – спросила Лиза.

– Да, заблудились, дорогу спрашивали.

– До Благодатской? – передразнила мужа Лиза.

– Да, – улыбнулся он.

– Настеньку домовой не любит – опять искать нужно по деревне.

– Куда она денется?

– Вы когда пойдёте?

– Думаю, что через неделю. Ты управишься одна?

– Нюшка хоть сейчас готова сюда перебраться. А по хозяйству помогут.

На следующий день вечером пришёл обоз, а ещё через три дня Родион с Мишкой ушли в верховье Бирюсы.