Текст книги "Искры на воде (сборник)"

Автор книги: Вячеслав Архипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 44 страниц)

– Только давай договоримся так: отправишься завтра с утра, а ночь побудь здесь, приготовим, чего надо, твоим родным, вечером посидим, поговорим, а завтра к вечеру, даст Бог, и доберёшься. И Лизавета не простит меня, если я тебя на ночь не задержу, сживёт со свету.

– Так ли?

– Характер у неё, даже я завидую: упрётся так, что тройкой лошадей не сдвинешь, и веришь, не просто так, ради каприза, а по сути.

– Выросла, изменилась она, едва узнал.

– Красавица, – сказал Хрустов, явно радуясь за дочь, – мать её была тоже красивая, только характером полегче, хотя тоже не подарок. Трудно Лизе придётся в жизни: попробуй кто-нибудь жить с ней – это ж сущий ад, если ей не по сердцу что придётся. Вот и думай теперь, как быть. Ладно, время терпит, а там жизнь сама подскажет.

От такого разговора Родион только краснел. А ещё больше его смутила Лиза: она вошла в комнату, держа в руках поднос с чаем, и, глядя прямо в глаза отцу, спросила:

– Батюшка, хотела тебя спросить, да ты погоди, чай поставь пока. Я решила, что пойду замуж за Родю, ты меня, нет, ты нас благословишь?

Это было словно гром среди комнаты. Хрустов даже вспотел от неожиданности, Родион разулыбался той странной улыбкой, какой улыбаются влюблённые. Его настолько приводило в восторг поведение Лизы, что он даже немел от этого.

– Срамница! Как ты с отцом разговариваешь? – Хрустов растерялся от поведения дочери и сейчас, играя возмущение, думал, что же ей сказать.

Лиза взяла свою кружку с чаем и села рядом с Родионом.

– Мала ещё, чтобы говорить об этом, – нашёлся отец.

– Не сегодня же замуж, я так спрашиваю, чтобы ты и не думал женихов подыскивать. Тебе Родя нравится?

– Угомонись ты уже!

– Нравится, я знаю, иначе ты бы криком изошёлся.

– Ну, вот что с ней делать? – заулыбался отец. – У неё на каждую мою мысль ответ есть, не только на слово. На месте Родиона я тебя не взял бы ни за что.

– Почему?

– Ты же любого изведёшь, от тебя хоть кто убежит через пару дней.

– Любой убежит, любый останется, да так останется, что не оторвёшь потом ничем. Говори прямо: дашь благословение или нет?

– Дам, куда ж деваться, – отмахнулся отец, понимая, что этот разговор несерьёзный.

– А ты возьмёшь меня в жёны? – обратилась она к Родьке.

– Прямо сейчас и забираю, – не стал перечить он.

– Зря сразу согласился, – сказал Хрустов. – Намаешься ещё, хлебнёшь горюшка. На войну ещё раз сбежать захочется, чем жизнь с такой женой.

– Не говорил бы ты, батюшка, так, обижусь я. А ты меня знаешь: тогда ты никогда не увидишь ни Настеньку, ни Машеньку.

– А это кто ещё? – удивился Хрустов.

– Внучки будущие.

И они все втроём дружно захохотали.

– Если они пойдут в мать, тогда их стоит посмотреть, обязательно стоит, – смеялся Илья Саввич.

После обеда Родион с Лизой занялись сборами подарков племянникам и всей малышне в деревне. Их было не так много, но Родиона они любили, а значит, обидеть нельзя никого. Надо впрок взять чего, может, и ещё кто народился.

Вечером поужинали втроём, потом Хрустов, сославшись на дела, ушёл к себе, Лиза с Родионом остались одни. Они вспоминали прошлое, разговаривали, потом вдруг замолкали, смотрели друг на друга, прятали глаза. Потом снова разговаривали ни о чём. Между ними появилась тайна, которую они ещё не могли осознать, но она им нравилась. И эта тайна была необычайно красивой.

32

Длинный летний день клонился к закату. Солнце превратилось в большой красный шар и едва катилось по небу в сторону сосновых макушек, поджидавших его на вершине сопки. Всё затаилось, даже тучи насекомых притихли, отдыхая от дневного зноя и готовясь к своим кровососным делам.

Немолодой, спокойный конь белой масти, которого выделили Родиону, уморился от дороги. Полсотни вёрст, пройденных за день, утомят кого хочешь. Сам наездник тоже притомился, но усталость уходила при приближении к дому. Вот уже последний подъём, полверсты вдоль околка, а там поворот к деревне, откуда её уже видно. На повороте Родион слез с коня и повёл его в поводу, хотелось унять волнение, внезапно нахлынувшее на него.

– Что, друг, добрались? – сказал Родион, перекидывая узду через голову коню и протирая веки на лошадиной морде, где скопилась мошка. – Пойдём потихоньку, впереди есть валёжина, там и передохнём малость, оглядимся.

Поваленная ветром сосна не годилась на дрова: она была обильно покрыта крупными сучьями, пилить и колоть – все руки обобьёшь, а упала она от стихии. Сначала молния ударила её под самый корень да выжгла ствол, а потом порыв ветра уронил красавицу. Теперь она стала местом отдыха всех жителей, возвращавшихся домой и желавших передохнуть, а также грибников и ягодников, промышлявших возле своей деревни.

Внешне деревня не изменилась: домов не прибавилось, значит, и сельчан не прибавилось. Родион даже обрадовался тому, что всё осталось по-старому: таким, каким он вспоминал эти места там, в далёкой стороне, а ещё снилась ему Бирюса, по которой ему пришлось походить и пешком по льду, и на лодках, чтобы проверить шивера. Снились сине-зелёные дали бескрайней тайги – на них когда-то он любовался, взбираясь на высоченное дерево. Эти зелёные волны поднимались по вершинам распадков и опускались в небольшие долины, вечно колыхаясь под порывами бродяги-ветра. Если внизу было совсем тихо – не шевелилось ни травинки, то макушки высоченных сосен и лиственниц покачивались из стороны в сторону и поскрипывали.

Только третий день заканчивался, как Родион вышел из вагона на Тайшетском вокзале, а столько событий произошло, но самое главное и самое важное – Лиза. Теперь только она занимала все его мысли. Раньше она была для него необычной подружкой, а теперь что-то произошло – весь мир переменился, и казалось, что даже война, о которой он пытался поскорее забыть, ушла куда-то далеко, будто сон. Он видел только глаза Лизы: то полные слёз, то лукавые, то весёлые. Вот и теперь, вспомнив эти глаза, Родион улыбнулся и поднялся с сосны.

– Пошли дальше, – сказал он коню, пощипывающему траву.

Последние полверсты до первой поскотины закончились быстро — через прогон Родион вышел прямо к дому брата. Забасил кобель во дворе не то чтобы от злобы, просто для порядка. Родион окликнул его, кобель прислушался, замолчал и стал старательно вилять хвостом.

– Кто там собаку изводит? – проворчал Евсей, выходя из сарая, где он готовил инструмент к уборке хлеба.

Покос только закончили, теперь было немного времени передохнуть и приготовиться к осени. Евсей открыл калитку и онемел.

– Вот и потеря наша, – только и сказал он, прислонившись к калитке.

– Брат, ты чего? – растерялся Родион и придержал Евсея.

– Ничего, теперь уж ничего, всё хорошо, – сказал Евсей и обнял брата.

Из дома выскочила Ульяна, за ней – дети.

– Дядя Родя приехал! – кричали они. – Дядя приехал!

Со всех сторон по улице бежали дети посмотреть на солдата, уже спешили и сельчане, повинуясь нежданной радости. Мужики степенно и важно подходили к Родиону, пожимали руки; женщины, отворачиваясь, вытирали влажные глаза. Ребятишки крутились вокруг, разглядывая гостя, некоторые уже и забыли его. Только Саша Поляков стоял возле своего дома и издалека смотрел за происходящим.

– Саня, ты чего в стороне от людей? – крикнул Евсей. – Иди сюда.

Только тогда Саня медленно подошёл и протянул руку Родиону.

– Вот и сон в руку, как и сказал, что скоро Родион приедет, так и вышло по его, – сказал Кирьян.

Бабы загомонили, удивляясь такому совпадению.

– Ведь точно говорил Саня. Мы и порядок у тебя навели в доме, – сказала Настасья. – Теперь и встречины сделаем, а ну, бабоньки, давай неси, что у кого есть, сейчас и стол соберём.

– Правильно сказал Саня, что не один придёт Родион, видишь, коня привёл, а наши бабы думали, что с жёнкой придёт.

Мужики поначалу захихикали, а потом и вовсе захохотали, разряжая обстановку.

– Тебе и дом бабы принарядили. Раз Саня сказал – пришлось постараться, – смеялся Маркел.

Встречины решили делать в доме Родиона. Со всех домов потянулись женщины с чугунками, а Родион тем временем одаривал ребятишек.

Засиделись допоздна. Пришлось зажечь две лампы – одной было мало. Плясали, пели песни, веселились как умели, как душа велела. Евсей весь вечер сидел рядом с братом, словно боялся, что тот опять может исчезнуть. Дети подходили к Родиону потрогать награды. Маркел оглядел награды и сказал:

– Я сколько раз бывал в Конторке, там, в забегаловках, много бывших фронтовиков видел: калеки есть, разные болтуны есть, но «Георгия» я ни у кого не видел – а здесь сразу два. Молодец, Родька, не посрамил наши Тальники. А скажи-ка, Родион, про нашу деревню никто и слыхом не слыхивал?

– Верно, про Тайшет знали мои дружки из Канска, а о нашей деревне не только там, но и в Тайшете мало кто ведает.

– Вот и хорошо: меньше знают – нам спокойнее, – заключил Маркел и поднял стакан. – За нашего героя, за нашего Родиона, а Евсей? Совсем пацаном с нами на Бирюсу бегал, а смотри теперь – герой.

Когда все разошлись, Родион вышел на крыльцо и сел подышать прохладным воздухом августовской ночи. В воздухе появилась мелкая изморось, выпадавшая в обильные утренние росы. Хотелось посмотреть на звездопад – особенно красивый в августе. Не успеваешь задумать желание, а две-три звезды уже прочертили небо белыми линиями и упали за дальнюю сопку. Звезды торжественно и тихо соскальзывали с поднебесья и сгорали, не долетая до земли. Никакого шума или даже шороха, словно всё живое на свете замирало, любуясь ими. А ещё любил Родион тихие летние зарницы, разрезавшие дальний край неба во всех направлениях так часто, что, казалось, ночное чёрное небо вот-вот загорится огнём. Но зарницы гасли, небо темнело, а потом всё начиналось снова. Уже стали понемногу исчезать звёзды, когда Родион пошёл спать.

На другой день гуляние продолжилось. Поначалу пришёл Евсей с женой, чтобы прибраться после вчерашнего, а уж потом стали подтягиваться мужики, после того как управились с хозяйством. Сначала Евсей сидел на крыльце неприступной стеной, не пуская в дом никого, чтобы не разбудить брата, а когда тот сам открыл дверь, быстро поднялся и первым зашёл в комнату.

Мужики выпили понемногу и вскоре разговорились. Родион, слегка пригубивший за компанию, рассматривал своих сельчан, с кем был знаком так давно, что они все были словно одна семья. Только постарели мужики с тех пор, как приехали сюда искать своё место в жизни, седина покрыла некоторых обильно. Братья Никитины совсем белыми стали, у Евсея тоже седых волос на висках много, только Маркела ничего не берёт, разве что морщин немного добавилось.

«Так им уже всем на пятый десяток перевалило, – подумал Родька, – вот и берёт время своё. А мне-то тоже уже скоро тридцать. Неужели тридцать? Как время летит».

– Расскажи нам, Родион, за что тебе «Георгия» дали, за какие такие заслуги? – спросил подвыпивший Маркел.

– Какие там заслуги: всем давали, и мне досталось, – сказал Родька.

– Ты мне уши не притирай, давай рассказывай, – настаивал Маркел.

– Помнишь, как ты оглоблей туманшетских мужиков гонял, вот что-то подобное произошло со мною на войне, – отшутился Родион.

– Слышали? Мне тоже крест нужно давать, а Настя моя меня черешком да вдоль хребта!

Раздался дружный смех. Только к вечеру пришли жёны и забрали своих подвыпивших суженых, правда, и сами немного посидели и поговорили с солдатом. Расспрашивали, как там наряжаются барышни в Рассее, какие города там большие, какие дома. Никто из женщин не спросил о войне, словно Родион ездил на отдых в дальнюю сторонушку, специально посмотреть, как там одеваются модницы. И он был доволен, что спрашивают именно это, а не о его подвигах, о чём он рассказывать стеснялся.

А когда все разошлись, Родион взял свою армейскую котомку, развязал её и достал пару наганов, завёрнутых в холстину.

– Вот, брат, мой тебе подарок, и себе тоже на всякий случай приберёг.

– Что ж, они вот просто так валяются? Бери, не хочу?

– Нет, это трофейные. Бери, времена грядут тревожные, я видел, что творится в стране. С опозданием, но и к нам дойдёт: что-то доброе и затерялось бы в пути, а это дойдёт.

– Спасибо, хоть и баловство это, а приятно, да и правду ты говоришь: неспокойно стало везде – может, и сгодится.

– То-то и оно, что сгодится, – кивнул Родион. – А я два дня у Хру– стовых был, коня Илья Саввич одолжил, сказал, что потом заберёт.

– Хорошо он устроился в Тайшете, крепко. Мы с ним так же и гоняем обозы к карагасам, всё хорошо идёт, даже Эликан к шаману водил меня, про тебя уж очень хотелось узнать что-нибудь.

– Узнал? – усмехнулся Родион.

– Узнал, сказал, что тебя Бог хранит и домой ты вернёшься невредимым. Страшно было на войне?

– Хватало страху, особо, как пушки начинают бомбить, тогда только на Бога и надёжа: земля кругом, словно мячик скачет, и гул сплошной. А когда бой зачнётся, бояться некогда, там отбиваться нужно: будешь бояться – пропадёшь.

– Я и то думаю, не просто так мужики душой исковерканные сидят повсюду с протянутой рукой, помолотила их жизнь.

– Об этом лучше не вспоминать – свихнёшься; столько кровушки окропило землю – страсть.

– Ладно, хватит об этом, – сказал Евсей. – Раз так всё получилось хорошо, надо бы тебя оженить. Пора уже, не мальчик, скоро и четвёртый десяток разменяешь.

– И невесту присмотрел, поди, – спросил брат и улыбнулся.

– С этим дело не станет – девок в округе хватает: хоть в Туманшете глянь, в церковь поедешь, хоть в соседней Камышлеевке.

– Наверное, уже и пора, а невесту я уж сам присмотрю, ладно? Вот приберёмся с урожаем, тогда и поедем в сваты.

– Вот это дело, – обрадовался Евсей. – Ты не думай, твоя доля в цельности и сохранности ожидает тебя – сгодится на свадьбу.

Только к началу ноября освободились от хозяйственных забот.

– Мне нужно в Тайшет съездить. Поедешь со мной или отдохнёшь? – спросил Евсей брата.

– С тобой поеду, – сказал брат.

– Вернёмся оттуда, тогда и в сваты поедем, куда ты укажешь.

– Ладно.

В Тайшет въезжали уже в сумерках, ворота во двор Хрустовым открыл Василий. Родион расстегнул полушубок и стал стряхивать прилипшую солому. С крыльца с визгом сбежала Лиза в одном платье и кинулась к Родиону, тот едва успел раскрыть полушубок и прикрыть её.

– Приехал наконец, ну сколько можно ждать? Я уже чуть не умерла, – без умолку говорила она.

Евсей стоял посреди двора, открыв рот. На крыльцо вышел и Илья Саввич, держа в руках шубку для дочери.

– Остынешь же, на улице прохладно, – сказал Родион, обнимая девушку.

– Да, и заболею, и умру, раз ты так долго не едешь, – обиженно проворчала она, но так, чтобы посторонние уши не слышали это.

– Здравствуйте, – сказал Евсей, – извиняйте за беспокойство.

– Здравствуйте, какое тут беспокойство? – сказал Хрустов. – Беспокойство только с дочерью вот, да в селе беспокойно стало – постреливают по ночам. Василий, пристрой коней да накорми.

– Вы проходите в дом, – сказал хозяин. – Лиза, на-ка шубку, не дело раздетой по морозу бегать: будешь потом сопли на кулак мотать.

Лиза накинула на плечи шубу и повела Родиона в дом. Теперь только Евсей понял, кого хочет сватать брат, и вдруг заволновался так, что затряслись руки. Хоть с Хрустовым они были и в приятельских отношениях все эти годы совместной работы, но Евсей знал определённую границу между ними и никогда не переступал её. Вот теперь предстояло перейти эту грань, и непонятно было, как отреагирует Илья Саввич.

После ужина Хрустов увёл Евсея к себе в кабинет, нужно было поговорить по обоюдным делам. Там он налил коньяку Евсею и себе. Дела были оговорены быстро, потом вдруг замолчали, словно уткнулись в стену. Наконец, Евсей решился.

– Илья Саввич, такое дело, – начал он.

– Знаю я это дело, – перебил Хрустов. – Сам уже несколько месяцев места себе не нахожу. Скажу, Евсей, тебе прямо: в другое время я постарался бы искать для дочери другого жениха, но с ней самой не поспоришь; она только его и ждёт, ни о ком и говорить не хочет – да ты и сам видел во дворе. Знаешь, я всё больше склоняюсь к тому, что Родион – самый достойный жених для неё. И его знаю сызмальства: нытиком не был, старательный, характером схожий с дочкой. Я всё дивился тогда, когда Лиза, ещё совсем маленькой, выбрала его себе в друзья, видно, их тянуло друг к другу ещё с тех пор. Противиться этому – глупо. Приданое у дочери есть, так что, если дело за мной, я согласен.

– Слава богу! Я же и не знал, что Родион хочет сватать Лизавету, так и молчал до последнего. Я и понял, когда во дворе увидел встречу.

– Вот этим мне и нравится твой брат: другой раз смолчать лучше, чем зря словоблудить. Пошли официально свататься, а то негоже как-то без жениха с невестой.

В большой комнате горело много свечей, Евсей с братом сидели за столом с одной стороны, хозяин – с другой.

– Такое дело, Илья Саввич, приехали мы присмотреть голубку для нашего сокола. – Он кивнул в сторону брата.

Родион не знал, что всё было договорено, волновался, краснел, не знал, куда деть руки.

– Хорош герой, знаю, но подумать надо – нельзя просто так с налёту решать.

– Нам бы и вашу голубку посмотреть? – тихо сказал Евсей.

– За голубкой дело не станет. Аннушка, позови нашу голубку! – крикнул Илья Саввич.

Лиза влетела в комнату, улыбнулась Родиону и сказала:

– Вот и я. Смотрите не смотрите, но знайте – я согласна, и всё будет по-моему!

– Это мы ещё посмотрим, – буркнул Хрустов.

– Батюшка, это радость для тебя большая, наконец-то тебя никто не будет дергать, и ты будешь жить спокойно.

– Родион, предупреждаю, назад я её не возьму! – торжественно сказал он. – Забирай скорее.

Лиза бросилась на шею к жениху и спросила:

– Ты возьмёшь меня в жёны?

– Возьму.

– Назад батюшке возвращать не будешь?

– Не буду.

– Батюшка, он возвращать не будет, так что цену себе не набивай, – улыбнулась она, взяла жениха за руку и увела за собой.

– Вот, видел? Нынешняя молодёжь.

– Лизавета выросла как, давно ли девчонкой бегала, а сейчас глянь – барышня, статная, красивая. Хороша голубка, Илья Саввич, ой, хороша.

– Хороша, да только характер сложный. Может, и колючая она такая, что не даёт к себе приблизиться никому. Я и сам виноват: после смерти жены вёл себя недостойно, думал, что она маленькая, ничего не понимает. А когда спохватился – ужр было поздно: она мне такие концерты устраивала, что не приведи господь. Вот, может, ей и будет счастье с Родионом, и не будет такой колючей. А приданое? Денег хватит и ей, и внукам, давно уже хватит. Интерес у меня уже не в деньгах, а в делах. Вот и с тобой интересно работать, а не будь у нас совместных дел, приезжал бы ты сюда? То-то и оно. И ещё вот что скажу тебе, Евсей: забирайте вы Лизу сразу, через пару недель приеду, обвенчаем, и пусть она у вас живёт в деревне. Что, думаешь, пытаюсь избавиться поскорее? – увидел удивлённый взгляд Хрустов. – Нет. И даже хотел, чтобы они жили здесь, в этом доме, а я бы в Конторку подался, там за сыном пригляд нужен, да только тревожно стало в посёлке. Ты слышал: опять революция была, большаки власть взяли.

– Какие большаки?

– А кто их там разберёт? Баламутят державу – и только. Здесь, в Тайшете, тоже ходят с красными тряпками, на них намалёвано: «Вся власть народу». Ты подумай, Евсей, где власть, а где народ? Давешний учитель Лизаветы говорил мне разные страсти, я думал – сказки всё это, а выходит, что и не сказки. Здесь тоже какие-то советы собрали, правят бывшие ссыльные: ходят по селу, наганами машут да людей пугают. Кричат, что власть взяли в руки, даже урядник побаивается их. Только ты сам подумай, власть – это должность такая, а не нутро какого-нибудь горлопана. Чтобы занимать должность, надо и в голове иметь, а не только наган в руке. Вот будут голодранцы страной править, до чего же доживём? Придётся всем с протянутой рукой ходить. Белые и красные образовались – кто их там размалевал? Чёрт бы их всех подрал: и тех, и других. Вот почему прошу забрать Лизу сразу – страшно мне за неё. А когда всё успокоится, если захотят жить здесь, я перечить не стану.

– Наговорил ты страстей, Илья Саввич, просто оторопь берёт, – сказал Евсей. – А за дочь ты не переживай – жить есть где. У Родиона свой дом имеется.

– Вот и хорошо, на том и сговоримся.

33

На следующий день на трёх подводах братья направились в Конторку, рассудив, что с девушкой не стоит ехать по морозу сразу до Тальников. В Конторке Хрустов решил задержаться и проверить, чего там натворил Нестор. Иногда приходилось делать небольшие ревизии да вправлять мозги старшему сыну, не желавшему больше ничем заниматься, кроме как сидеть в лавке. Лиза захотела забрать в деревне свои вещи, особенно дорогие для неё. Здесь же хранились её детские игрушки, их она пожелала подарить деревенским детям, с кем ей придётся жить по соседству. По приезде они сходили на кухню к Никитичне, почитаемой и любимой ими обоими.

Никитична, услышав шум за спиной, не оборачиваясь, сказала:

– Нечего здесь толкаться, не готово ещё. Через полчаса заходите.

– Нам бы хлебушка, – попросила Лиза, улыбаясь.

Никитична обернулась и присела на скамейку.

– Боже мой, радости-то, радости какие, Лизанька, лапочка, сколько ты не была, я уже истосковалась. А это кто?

– Ты присмотрись, присмотрись, – расхохоталась девушка.

– Родька, ты, что ли? А-яй! Мужик уже, как времечко спешит.

Она протянула к нему руки:

– Дай-ка я тебя рассмотрю получше, сколько годов не видела. И герой ты у нас, вон крестов нацепил сколько! А сидел в уголочке да сухарями хрустел по вечерам, словечко, бывало, не выпросишь у него. Так вы вдвоём и грызли пряники, будто мышки, да молоко клянчили, – ворчала счастливая старушка. – Слава богу, тебе, Родион, довелось невредимым вернуться, а другим судьба так не улыбнулась. Много их ходит сейчас, подкармливаю по возможности.

Лиза с Родионом присели за стол, разглядывая кухню, пытаясь высмотреть что-нибудь новенькое.

– Ничего не изменилось, только я постарела, ходить тяжело стало, а так всё по-прежнему. Вам молочка принести холодненького или парного дождётесь?

– Мне холодного, – сказала Лиза.

– Мне тоже.

Никитична налила две глиняные кружки и подала по краюшке хлеба:

– Сегодня стряпала, свежий. – Она села напротив и стала любоваться ими, покачивала головой и молчала.

– А я замуж выхожу, – заявила Лиза, – за Родю.

Никитична привстала и тихо спросила:

– Верно, или ты над старухой подсмеиваешься?

– Ей-богу, уже еду с ними в деревню. – Лиза улыбалась, и было непонятно: шутит она или нет.

– Ну тебя. Ты всегда надо мной подшучивала, – махнула рукой кухарка.

Молодые переглянулись и засмеялись.

– Верно, что ли? – недоумённо переспросила она.

– Верно, – сказал вошедший Евсей. – Здравствуй, Никитична.

– Здравствуй.

– Родион, мы поедем к Лаврену, проведаем старика; говорят, опять приболел. Ты останешься или поедешь с нами?

Родион посмотрел на Лизу.

– Ты поезжай, только недолго; они там засидятся, а ты приходи пораньше, ладно? Я тоже пока свои дела поделаю – не буду же я свои платья при тебе перебирать.

– Я недолго, – сказал Родька и пошёл вслед за Евсеем.

– Он хороший. Не смотри, что крестьянского роду; душа у него добрая, я-то приметила его ещё маленьким, – сказала Никитична, когда Родион ушёл.

– Хороший, я знаю. Едва дождалась его с войны.

– Отец долго упирался?

– Нет, а я бы и слушать не стала, даже если бы и не благословил.

– Нельзя так, детонька, отец же, он любит тебя.

– Потому и не упирался, что отец.

– Рада я за вас, выросли на глазах, не избаловались, но никогда не подумала бы, что вы повенчаетесь. Эх, пути Господни…

Лиза обняла Никитичну, женщина растрогалась и смахнула платочком слёзы.

Лаврен сидел у окна и смотрел, как спускались сумерки. Вдруг увидел, что у ворот остановилась лошадь, из кошёвки вышли трое мужиков в полушубках и направились к калитке. Лаврен поднялся и поспешил к двери: в спине кольнуло, и он медленно присел на лавку.

– Акулина, глянь-ка, к нам гости.

– Варька уже побежала, сейчас встретит.

Варька, уже взрослая внучка Акулины, симпатичная девушка, но не замужем, хотя её подружки уже имели детей. Не желали с ней хороводиться местные парни по причине, которая была смешной: бабушку Варвары все считали ведьмой, хотя она перелечила почитай всех нынешних женихов. Но молва есть молва: с ведьминой внучкой никто не хотел родниться, от греха подальше. Девушка всё понимала и не обижалась. Просто стала старательно перенимать все бабушкины тайны.

– Ничего, всё у тебя наладится, ещё увидишь свет в окошке, ты только потерпи. А тайны я тебе передам, никакой чертовщины в них нету, просто я травки знаю да молитву читаю – вот и вся тайна, – говорила ей бабушка.

В дом ввалились гости.

– Вставай, Лаврен, принимай гостей, – весело сказал Хрустов.

– Здравствуйте, – сказал Евсей.

Поздоровался и Родион. Лаврен собрался с силами, привстал и поздоровался со всеми.

– Это Родион, верно? Дождался Евсей брата, слава богу. Ну, покажись, солдат, поел походной каши? Молодец, теперь и жить можно – всё самое страшное посмотрел, дальше только доброе осталось тебе.

Илья Саввич поставил на стол гостинцы и водку. Гости расселись на лавки вокруг. Бабка Акулина поставила на стол грибов и чугунок с картошкой, чашку с солёными ельцами и сало.

– Ты прибери это, пригодится ещё, – подвинул кульки с продуктами Хрустов, – да не стесняйся в лавку наведываться.

Акулина взяла пакеты и унесла их в кладовую с недовольным лицом.

– Что-то не так? – сразу понял Хрустов. – Ничего, я разберусь с сыном, будет знать, кому зубы показывать.

После выпитой рюмки все повеселели, разговорились. Родион посидел немного и собрался домой к Хрустовым.

– Ты чего так рано? – спросил лавочник.

– Так невеста приказала явиться пораньше, – ответил за брата Евсей.

– Пропал парень, – заключил Хрустов. – Ты возьми лошадь, только пришли её назад.

– Да я и пешком пройдусь – посмотрю деревню.

– Ну, иди пешком.

– Уже оженили парня?

– Сосватали Лизавету мою, – буднично сказал Илья Саввич и ещё налил водки. – Дай бог, пережить нам все эти революции да митинги. Чудится мне: прольётся кровушка ещё – не возрадуемся.

– Ты про что? – не понял Лаврен.

Хрустов не стал ничего разъяснять. Выпил водку и стал вилкой ловить гриб, потом взял его пальцами и отправил в рот.

– Хотел бы я свадьбу здесь провести, да думаю, что пусть лучше там, на месте. Никого не удивишь, только завистников подразнишь.

– Так вы что? Породнились? – спросил Лаврен.

– Породнились, породнились, мы, почитай, годов десятка полтора роднимся, только не знаем про то, – ответил Илья Саввич.

– Эко как дело повернулось, тогда давай за молодых, – предложил Лаврен.

– Давай, – поддержал Евсей.

– Ты думаешь, что я против такой родни? – спросил Хрустов. – Да такую родню, скажу, поискать ещё надо. Посмотри, как на земле крепко встали, а пришли ко мне сиротами. На такую родню только и опираться надо, я против времени, что выпало им на долю. Нам с тобой, Лаврен, ещё куда ни шло – пожили, хотя я и ещё пожить не отказываюсь, а вот им как начинать жизнь в этой суматохе? Большаки, меньшаки, эсеры, кадеты – зараз всех и не запомнишь, а уж разобраться, кто и зачем – это и вовсе тёмный лес. Нет, правильно всё: вези их, Евсей, подальше отсюда, там у вас спокойней. Даст Бог, и пронесёт мимо, как накипь из котелка. Через пару недель я подъеду, если и раньше не придётся.

Родион медленно вошёл в комнату Лизаветы. Она сидела на кровати, а перед ней кучами лежали её наряды.

– Всё забирать собралась? – спросил он. – Подвод пять-шесть нужно.

– Проходи, только аккуратней.

Родион присел в кресло и стал разглядывать девичье богатство.

– Может, и не брать ничего? – спросила Лиза и посмотрела внимательно на жениха.

– Что ж не брать? Этим печку пару дней можно топить, – заметил он с иронией.

– И то верно. – Она подошла к Родиону, внимательно взглянула ему в глаза и крепко поцеловала. – Вот тебе!

Затем она села ему на колени и стала целовать. Вдруг, остановившись, она сказала:

– Мы ведь никогда не целовались раньше.

Это открытие стало откровением, которое смутило их обоих.

– Ты почему меня никогда не целовал? – спросила Лиза.

Родион растерянно развёл руки в стороны.

– Всё приходится делать самой, – сказала девушка.

Молодые долго сидели рядом. Говорили ни о чём, просто им хорошо было вот так сидеть и слушать друг друга. Затем разошлись на ночь по разным комнатам – завтра рано утром надо было выезжать в Тальники. Начиналась новая жизнь. Какой она будет – покажет время.

Утром раньше всех встал Евсей, разбудил остальных.

Зима сжалилась на один день, когда небольшой обоз из трёх подвод отправился в путь. С утра пошёл небольшой снег, отодвинув мороз на время, к обеду выглянуло солнце, правда, совсем ненадолго. Подоспевшие тучи сделали всё серым и сумрачным. Погода поторапливала. К вечеру проехали Камышлеевку и уже в темноте добрались до Тальников.

Темнота зимой относительна: едва выглянувший месяц или стайка звёзд, отражаясь от снега, расцвечивали округу, делая всё торжественным и безмолвным. Ровные белые дымы диковинными столбами, едва пошевеливаясь, ползли вверх. Кое-где в домах слабо светились окна.

Забрехали собаки, заливаясь всё сильнее. Обоз подошёл к воротам Евсеевой избы.

Открылась дверь, с шубейкой на плечах выскочила Ульяна, за ней выбежал сын Мишка и стал открывать ворота.

– Принимай гостей! – крикнул Евсей жене.

Лиза, на которую поверх её шубки был надет ещё и тулуп, едва вылезла из кошёвки. Родион скинул тулуп, сказал:

– Ты иди в дом, согрейся, а мы сейчас определимся с вещами.

Пока Ульяна раздевала гостью, братья часть вещей снесли в дом

Родиона, чтобы не таскаться с ними потом, другие сложили в сенцах у Евсея.

– Лиза, ты в гости к нам? – Ульяна узнала девушку, хотя видела её совсем малышкой.

– Вот, пришлось, – виновато ответила она, уставшая, но счастливая.

– Как же ты решилась в такое время? Ладно Евсей с Родионом, им что ни хуже, то лучше, а ты-то как?

– Так уж вышло.

– Давай поближе к печке, Нюша, – сказала она дочке, – подай чаю горяченького, там, на загнетке стоит.

Нюша, девочка лет десяти, быстро побежала на кухню и принесла кружку ярко-бордового чая, заваренного ягодами шиповника.

– Спасибо, – улыбнулась Лиза и сделала глоток, – горячий какой.

– Пейте, ещё принесу, – сказала девочка.

Когда Лизавета согрелась, пришли мужчины, управившись с лошадьми.

– Ульяна, сегодня они у нас переночуют, а завтра протопим печь у Родиона, и они будут жить там.

– Как там? А у нас что – места мало?

– Лиза – наша невестка, прошу любить и жаловать. Но пока только невеста: недели через две повенчаем их, как это положено по– христиански, и будет у нас ещё родственница, а в деревне появится новая семья.

– Вот и хорошо, вот и ладно, – засуетилась Акулина. – Пора уже Родиону семью заводить, а то неприкаянный ходит, прислониться не к кому.