Текст книги "Искры на воде (сборник)"

Автор книги: Вячеслав Архипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц)

8

– Фёдор, ты чего это вытворяешь? – спросил Егор сына, которому исполнилось уже два года. Малыш самостоятельно осваивал пространство двора. Сейчас Фёдор подружился с большим лохматым псом, сидевшим на цепи. Пёс был хорош для дома: огромный, страшный на вид, он и в схватке с волком не уступит. Егор часто отлучался по делам, потому и держал такого охранника. На людей Разбой, так звали кобеля, скалился редко, он своим чутьём определял, с чем приходили люди. Рыкнет пару раз для острастки, чтобы дать знать хозяину, а если хозяин рядом, то и совсем не реагировал. Правда, был случай, когда Разбой показал свой норов. Один из работников во дворе поскользнулся и махнул палкой на Егора. Получилось всё случайно, без всякого умысла, но Разбой так рванул на обидчика, что зазвенела цепь. Работник стал прятаться за хозяина, а собаку едва успокоили.

Двухлетний Фёдор приглядел это лохматое чудище и решил познакомиться с ним поближе. Однажды вечером, занимаясь какими-то Делами во дворе, Егор не заметил, как сын подошёл к Разбою, который сидел возле конуры и с удивлением смотрел на ребёнка: первый раз маленький хозяин подошёл так близко. Собака не знала, что ей делать: то ли рыкнуть, то ли уйти. Пока пёс решал, Фёдор ударил его кулачком прямо по носу, Разбой растерялся от такой наглости. Когда Егор увидел, хотел было закричать на собаку, но в это время ребёнок оттолкнул собаку и полез в конуру. Кобель совсем растерялся: сел рядом с конурой, заглядывая в своё жилище. Вскорости Фёдор вылез из конуры и пошёл дальше обследовать двор, а Разбой с удивлением смотрел вслед новому хозяину. С этого дня ребёнок делал с собакой, что хотел; волкодав всё терпел.

На этот раз Фёдор пихал свою маленькую ручонку в пасть собаке, пытаясь схватить длинный собачий язык. Но поймать язык не получилось, тогда мальчик обнял собаку за шею. Когда Разбой лёг, Фёдор залез верхом, лёг на широкую спину собаки и затих. Бывали случаи, что так и спал верхом на собаке.

– Егоша, смотри за сыном, а то собака укусить может, – сказала Настя с крыльца. – Совсем замучил её.

– Не укусит, – сказал Егор. – Ему и самому нравится.

– Больно сделает – может и цапнуть.

– Этой собаке постараться надо, чтобы сделать больно. Я посмотрю, – сказал Егор жене.

С каждым днём Егор всё больше восхищался женой. После рождения сына она стала ещё краше, ещё дороже ему. Они не говорили друг другу о своих чувствах, просто тихо нежно любили, бережно, с уважением относились друг к другу. А сейчас первенец и любимец Фёдор ещё больше скрепил их отношения. Они часто, обнявшись, наблюдали за проделками сына. А проказник он был добрый. То в печку залезет, всю золу вытащит и сам перемажется, то кота поймает и начинает теребить, пока тот не разорётся и не исцарапает Фёдору руки. Сын не ревел: посидит, поморщится, потом сам начинает расковыривать выступившую кровь на следах кошачьих когтей. Быстро находил себе другое занятие. Мальчик не терпел, когда его брали на руки, сразу выворачивался и уходил.

– Пойдём, сынок, – сказал Егор, снимая Фёдора с собаки. – А то совсем скоро оседлаешь его.

Взяв ребёнка за руку, он направился к речке. Там они сели на валё– жину и стали смотреть на реку. В воде сновали мелкие рыбки. Осенняя вода, чистая, прозрачная, притягивала, кое-где за берег уже зацепились жёлтые и красные листья. Река была небольшая. Два-три метра шириной, в основном течении неглубокая, но и омуты в некоторых местах были неплохие. Когда Егор поселился здесь, речка не имела названия, просто один из маленьких притоков Туманшета, каких много, но со временем речку тоже стали звать Камышлеевка, по крайней мере, писать в деловых бумагах. Деревня и речка с одним названием. Но поселенцы в шутку звали её Дунаем. Где-то далеко есть такая большая река, вот и пошутил кто-то, шутка прилипла сразу. Не каждую весну, но бывало, что река показывала свою силу: разливалась, затапливая низины, вырывала небольшие деревья и кусты. После такого половодья и стали звать Дунаем, или Дунайкой. Весной по речке на нерест в большом количестве поднимался хариус, ловили его «мордами», загораживая реку. Летом добывали гольянов и разную мелочь, кололи вилками небольших налимов и усачей. По осени опять ловили хариуса, который скатывался на зимовку в Туманшет. Но первые поселенцы сразу поняли, что в этой речке рыбой много не разживёшься, поэтому стали осваивать Туманшет, до которого больше двух вёрст. Зато там рыбы полно всякой. Тот же хариус, ленок, царь реки – таймень, щука, окунь, елец. Подростки любили таскать на удочку пескарей. За пару лет, что стоит деревня, мужики не только освоили реку, но уже и поделили меж собой участки, которые были ближе к деревне. Не то чтобы совсем запрещалось рыбачить в этих местах, нет. Просто там хозяева ставили корчаги-ловушки, они наподобие кошеля плелись из ивовых прутьев. В виде воронки делалась горловина и отверстие для выбора рыбы. Это отверстие затыкалось толстым пучком травы, а горловина смазывалась крутым тестом, замешанным на отрубях. За один хороший улов в большую корчагу можно было поймать ведра три рыбы. Попадалось всё. За ельцами залетали в ловушку и щуки с окунями. Корчаги ставили с лодок, на мелководье много рыбы нет, а на глубине без лодки не поймаешь.

Специалистом делать лодки-долблёнки оказался Кузьма Захаров. Лодки он долбил из целого дерева. Для этого подходила осина – дерево лёгкое для обработки, мягкое, податливое, оно становилось крепким и твёрдым после просушки. Кузьма выдалбливал середину, делал форму, а потом, нагревая над костром, понемногу разворачивал дерево клиньями и распорками. Затем ставил шпангоуты и три-четыре сиденья, в зависимости от длины лодки. По верхнему краю с наружной стороны прибивал по одной тонкой доске с обеих сторон, наращивая борта. Лодка получалась лёгкая и устойчивая и выдерживала большой груз.

Там, на другом берегу Туманшета, напротив Камышлеевки, на горе росли кедры. Гора спускалась прямо к самой воде, напрямую на неё было не пройти, слишком крутые склоны, но рядом были достаточно удобные распадки, по ним и добирались до кедрачей. Место называли Толчихой. Камышлеев поставил там зимовье, в котором в шишкобой жили работники, заготавливавшие орех, там же и давили кедровое масло, отсюда и родилось название местечка. Кедрачи были хорошие, но шишка рождалась не каждый год. Но бывало, что рано выпадал снег и засыпал шишку, тогда её брали весной, когда сходил снег.

Два года стоит деревня. Ещё прибавилось три семьи самопереселенцев, которые прибыли не по государственному найму, а сами по себе. В Сибирь они попали несколько лет назад. Сначала подрядились батрачить в Конторке, на Тарае, где жили зажиточные хозяева. Но много не заработаешь в батраках. Тогда мужики собрались артелью, жён оставили в деревне, а сами отправились искать золото в верховье Бирюсы. Не было их два года. А когда пришли, забрали семьи, пошли устраивать свою судьбу. Расспросили, где в округе можно приклониться, и выбрали Камышлеевку. Не потому, что здесь так уж хорошо, а из-за того, что деревня здесь совсем новая и нет старожилов, которые норовят подчинить себе новосёлов. Егор как ответственный за всё не стал перечить. Лес был уже заготовлен для строительства, использовали его, новосёлы исправно за всё заплатили: и за лес, и за помощь в постройке домов, хотя камышлеевцы помогли бы и без денег. Но копейка лишней не бывает, а раз дают, то чего отказываться. Дома поставили быстро – сноровка была, никто зимовать не остался в землянке. В следующую зиму выросло ещё восемь домов.

Антип Кузнецов построил кузницу на краю огорода, оборудовал её всем необходимым. И работа пошла. Ремонтировал Антип нехитрый крестьянский инвентарь, мастерил кой-какой инструмент. Железо привозил из города Егор. В Суетихе строился железнодорожный мост через Бирюсу, железо там валялось под ногами. А в далёких деревнях в дело шла каждая железка.

Весной в деревне случился первый пожар – сгорела баня, которая была построена одна на пять семей, топили по очереди. Хорошо, что баня стояла на краю огорода, далеко от построек. Её в первое же лето поставили за огородом Трифона Суренкова, поближе к речке. Топили баню по-чёрному.

Задумавшись, Егор не сразу заметил, что сын уснул, сидя рядышком на валежине. Егор улыбнулся, взял его на руки и пошёл домой.

– Умаялся мужичок, – улыбнулась Настя, на крыльце забирая сына. – Сам бы зашёл, чаю бы попил.

– Пожалуй, и попью, – согласился Егор. – А что там к чаю есть?

– Уж чего-нибудь есть, – засмеялась жена, зная любовь мужа к постряпушкам.

Едва Егор сел за стол, как на дворе залаял Разбой.

– Кто-то пришёл, – сказала Настя. – Иди посмотри, пока на стол соберу.

Егор вышел на крыльцо. В воротах стоял новосёл Мыльников Осип.

– Мне бы поговорить надо, Егор Петрович.

– Заходи, как раз чай собрались пить, – пригласил Егор.

– Я ненадолго.

– Заходи, там разберёмся.

Осип зашёл, перекрестился и сказал:

– Доброго здоровьица в дом. Здравствуйте.

– Проходи к столу, присаживайся. Сейчас чаю попьём, потом и поговорим.

Настя поставила стопку блинов, миску со сметаной, принесла чай и мёд.

– Как прижились на новом месте? – спросила она.

– Спасибо, хорошо.

– Как ребятишки?

– Слава богу.

– Места нравятся?

– Ничего. Хорошие места.

– И ладно.

Егор с Мыльниковым вышли на крыльцо.

– Егор Петрович, надумал я открыть у нас лавку. Буду торговать разной мелочью.

– А чего только мелочью?

– Можно привозить мануфактуру, женские безделушки, пуговицы, иголки, посуду, инвентарь. Всё можно со временем возить.

– Раз решил, чего от меня надо? Помощь какая, что ли?

– Я хотел спросить, может, ты сам, Егор Петрович, надумал лавку открывать, дело-то прибыльное.

– Нет, я не хочу заниматься торговлей, но, когда будешь возить товар, я могу заказы делать и для себя.

– Ты лесу мне продашь на строительство?

– Решим вопрос.

– И ещё я хотел лавку не с краю деревни ставить, а поближе к серёдке.

– А откуда ты знаешь, где будет серёдина деревни?

– Разговор идёт, что много будет переселенцев, вот я и подумал, отодвинуть свой участок подальше.

– Верно говоришь. Хорошо, я дам материал, а ты, как построишься, дом, в котором сейчас живёшь, отдашь мне под переселенцев. Всё равно мне людей расселять надо.

– Договорились. Только когда переселюсь, тогда отдам.

– Но с переселением ты не будешь затягивать, правда? Если хочешь построить ещё дом, место бери, а вот за материал придётся заплатить. Причём ехать за разрешением на всё надо в волость, потому как у тебя льгот нет. Так как?

– Даю слово. Делать буду всё по справедливости.

– Договорились, готовься. Приду потом, определим место. Ещё вопрос, ты один будешь держать лавку или в доле с кем?

– Один буду, – сказал Осип.

Мыльников не стал тянуть время. До снега поставил дом под магазин, а рядом ещё больший – под жильё. Два сруба накрыли крышей и оставили на зиму. Тут и выяснилось, что некоторые поселенцы тоже захотели жить поближе к середине. Антип пришёл первый и спросил разрешение построить дом около магазина, но на другой стороне улицы. Объяснил, что кузница, которую он тоже захотел перенести, должна быть доступна всем. На условии, что Антип отдаст старый дом для поселенцев, Егор выделил место и лес на строительство.

9

В начале лета 1902 года Егор впервые приехал в Тайшет. Особо здесь ничего не было. Стояло станционное здание. В нём кроме небольшого помещения для людей, ожидающих поезда, был буфет, в котором можно было наскоро перекусить. Там же можно было купить разную мелочь: иголки, нитки, пуговицы. Ещё в здании станции был врачебный кабинет переселенческого пункта, там же вставали на учёт вновь прибывшие люди, которые ехали из разных мест необъятной России. Здесь им предоставлялась медицинская помощь, если кому была нужна. Отсюда направляли людей в разные деревни. Здесь же и кормили несколько дней, пока определялось место жительства. Уже никто не предлагал выбирать место, называли деревню или переселенческий участок – и поезжай. На дорогах стали появляться разбойные люди, которые нападали на одиночных переселенцев. Грабили, отбирали всё, поэтому переселенцы ездили большим обозом. В Конторке, Бирюсе и Суетихе старались купить коней и другой скот.

За станцией виднелись уже первые домики нового поселения, за которыми сплошной стеной стоял нетронутый лес, пугающий своей темнотой. Рядом со станцией работала лавка Супруна. Купец Иван Корнеевич Супрун, как человек ответственный и деловой, получил разрешение построить своё заведение рядом со станцией. Было обещано, что все постройки будут в лучшем виде и послужат началом новой улицы, контуры которой уже просматривались. И ещё Иван Корнеевич пожертвовал хорошую сумму денег на постройку церкви, которую собирались строить в скором времени. Дело было за местом, которое ещё не могли согласовать. Уже подтягивались в Тайшет и другие люди, имевшие хорошие деньги и пытавшиеся оформить своё дело.

Егор осматривал новое поселение, которое, как он предположил, будет решающим в этих местах. Станция будет строиться, людей здесь останется достаточно, особенно тех, кто связан с дорогой. Скоро начнётся большое строительство.

Егору нужно было встретиться с Ручкиным, но на рабочем месте его не оказалось. Узнав домашний адрес, Егор отправился к Илье Ильичу.

– Рад тебя видеть, – улыбался Ручкин. – Ой, как рад. Давненько мы не виделись. Проходи, Егор Петрович, чай пить будем. Как там Настасья поживает? Хотелось бы увидеть. Наследник вырос, поди?

– Слава богу, всё хорошо. Настя во здравии, Фёдор – озорник растёт, сладу нет, сам себе барин. Не уследить за ним: может в лес убежать, а то и в деревню к ребятишкам – одному скучно.

– Деревня живёт? Поселился ещё кто?

– Немного. Три семьи всего. Безльготники, за свои деньги строились.

– И такие есть?

– Не спрашивал я, откуда деньги. Один из них, Мыльников Осип, нынче летом открыл лавку. Перебрался на другое место, как он говорит, поближе к серёдке. Я ему леса дал на строительство и магазина, и дома, но первый дом забрал для поселенцев.

– Значит, у тебя готовый дом есть?

– Пять домов.

– Пять домов, готовых к заселению? – переспросил Ручкин.

– Два, хоть сейчас – доски отдирай от дверей и окон и заходи, а три стоят под крышей. Двери, полы, потолки есть, даже рамы стоят, но без стекла.

– Выбили, что ли?

– Нет, один дом Мыльников отдал, другой дом Антипа Кузнецова.

– Уехал кузнец?

– Переехал тоже поближе к середине деревни, не понравилось место, где кузница стояла. Новый дом поставил, большой. У него сыны, уже вот-вот женить надо. Ну а три дома я поставил сам в расчёте на будущих переселенцев. Если кто прибудет сейчас, застеклим окна и печку сложим – пусть заселяются и живут.

– Так я к тебе сразу и пошлю пять семей. Только им там нужно будет купить лошадей и другую скотину.

– Есть на продажу и лошади, и коровы, не хватит кому – найдём.

– Сегодня ты у меня переночуешь, а завтра я с тобой отправлю пять семей. Твоего коня пристроим на ночь в лучшем виде. Нам с тобой переговорить надо.

Проговорили до полуночи.

– Расскажи мне про свои возможности. Сколько у тебя заготовлено леса под строительство, сможешь ли ты ещё поставить хотя бы пять домов? Очень надо. Поток людей увеличивается, а селить некуда. Не везде так, как у тебя: многие поселились и забыли, что надо помочь другим. Люди мыкаются, не могут нигде пристроиться. Появились случаи разбоя, сейчас уже люди стали ездить с ружьями.

– Лес есть, высушенный, можем начать рубить дома хоть завтра. Плохо, что рук мало рабочих. У меня мужики помогают по возможности, но и своих дел у них хватает. Если только нанять посторонних людей на строительство, дать подзаработать, но нужны деньги.

– Деньги, Егор Петрович, ты получишь. И за работу свою, и на строительство. Тебе я доверяю и спрашивать отчёта с тебя не буду. Я понимаю, что на то оно и дело, чтоб доход приносило, у тебя совесть есть, ты лишнего не возьмёшь. У Комова как дела, не знаешь?

– Знаю, что лес готовый есть, про другое не могу ничего сказать, давно не был у него. Всё какие-то заботы, дела.

– К нему тоже направлю людей, скажешь ему. И деньги с тобой переправлю: пусть строит тоже.

– Сделаю как надо.

– Егор Петрович, а сколько ты можешь поселить в деревне людей? Сколько дворов может выдержать твоя деревня? Я понимаю, что нужны покосы, пашни, а их надо разрабатывать. Земли под пашню есть?

– Земли есть, – сказал Егор, на минуту задумавшись, – руки смо– золишь, пока до пахоты доведёшь. И не совсем рядом – с полверсты от деревни. За речкой есть ровное место, если раскорчевать и распахать, можно и сотню дворов в мире и согласии содержать. Да только это дело не одного года. А так, думаю, не больше полусотни дворов. Пока люди неплохие, работные, но кто знает, что за народ ещё придёт. Попадётся одна непутёвая овца, всех перебаламутит. Власть надо в деревне, чтобы слушались.

– А ты?

– Я – власть, пока распоряжаюсь деньгами, имею возможность помочь. В знак благодарности слушают люди. А скоро всё забудется, и что тогда моё слово? Мне надобна особая власть. Ты с меня спрашиваешь, значит, права у меня должны быть. Кого-то приструнить, кого-то похвалить. Тогда и порядок будет, и дела пойдут.

– А как ты ладишь с работниками своими?

– Словом. Сказал слово, исполнил в точности. Я ведь не урождённый купец, который в любом деле прибыток видит. Начал с малого. Батюшка мой, Пётр Фомич, дай бог ему здоровья, отделил меня с изрядными по тем временам деньгами, лошадей дал, скотину. Тесть не поскупился с приданым. Брат мой, Иван, помогал на первых порах строиться, мы с ним вдвоём лес готовили на дом, помогал Комов с мужиками, тогда и сдружился с ним. И мужики хорошие у него в деревне. Вот отец учил меня: прежде чем дать слово, подумай хорошенько: сможешь исполнить или нет. Уж если дал слово – умри, а исполни. Тогда и честь тебе, и хвала. Вот и стараюсь так жить. Словами не бросаться, а если взялся за гуж, так не говори, что не дюж. Дюжу пока.

– Должность мы тебе дадим, к примеру, глава поселения. Пока не утрясётся всё. Вот и будешь ты править словом. И рассчитывай на будущее дворов на пятьдесят, не меньше, а там посмотрим, как в государстве пойдут дела. По возможности руби дома, можно даже не на участках, а где удобно, потом перенести будет легче, чем рубить. А вообще, я удивляюсь тебе, Егор Петрович, вперёд смотришь. Мы только подумаем, а ты уже сделал.

– В срубе лесу ничего не будет, а в гурте может и испортиться под дождём. Вот и поставили срубы по месту, а раз не надо переносить, то и крышей накрыли, дранья в достатке.

Через три дня пять семей на трёх подводах прибыли в Камышлеевку. Народ вышел посмотреть на вновь прибывших, будущих односельчан. Время подходило к обеду.

– Трифон, – обратился Егор к Суренкову, – накормите людей пока, пусть по домам по семье возьмут, а я часа через два приеду, будем распределять дома.

– Накормим, голодными не оставим.

Через два часа в доме, оставленном Мыльниковым, собрались старожилы и новосёлы. Сидели, кто на чём приспособился, разглядывали друг друга.

– Вот новые жители нашей деревни, прошу любить и жаловать. Для начала будем знакомиться. Вот наш кузнец Антип Кузнецов, мельник Трифон Суренков.

Егор представил всех жителей, кроме Мыльникова, его не было в деревне. Уехал за товаром.

– Теперь я буду называть фамилии, а вы вставайте, чтобы было видно всем. Антонов Никифор с женой и двумя дочками, Фирсанов Никодим с женой и сыном, Бутьянов Иван, есть жена и два сына, Лятин Николай, жена, сын с дочкой, Томаев Прохор, жена и три сына.

Люди вставали, кланялись обществу и садились. Чувствовали себя неловко.

– Дела такие, если первые люди приехали совсем на пустое место, то нынче немного по-другому. Есть два дома, готовых к заселению прямо сейчас, три других дома будут готовы до холодов, доделывать мелочи нужно будет и самим. Печи сложит Фрол Погодин, он у нас специалист, все печи в деревне – его дело.

Фрол кивнул.

– Кирпич есть, Фрол знает, где, возить будете сами. Стекло получите у меня. Если сами не можете остеклить рамы, Кузьма Захаров по этому делу мастер, у него можно заказать и мебель, какая нужна. Помощь будет, но вы и сами должны стараться. Ещё, на днях я узнаю, где можно будет приобрести коней, скотину. Деньги на это у вас должны быть. Есть? – спросил Егор.

Мужики дружно закивали.

– Поедете выбирать со мной. Теперь, как будем распределять дома? Кто пойдёт в готовый, а кто в недостроенный? Может, сами решите? Забыл совсем, за готовые дома придётся доплатить бывшим хозяевам за их труд, так что решайте. Когда узнали про доплату, разделили сразу. Фирсанов, Бутьянов и Томаев решили взять недостроенные дома. То ли у них была сила доделать, то ли на детей-помощников надеялись. Антонову достался дом Мыльникова, Лятину – дом Антипа Кузнецова.

– Всё решили? – спросил Егор. – Теперь кому выпали недостроенные дома, будете тянуть бумажки, кому какой, или сами разделитесь? Почему спрашиваю, чтобы потом никаких споров не было, никаких обид. Первые поселенцы разобрались полюбовно. Теперь вот Антипу не понравилось, так новый дом построил себе в другом месте, а на старом оставил прежний. Только на таких условиях будет разрешено строиться по льготе. За свои деньги можешь хоть пять домов строить. Всем понятно? Будут вопросы, где меня найти, знают все. И последнее, Антип, прочитай-ка вслух вот эту бумажку. Ты у нас – грамотей.

Антип посмотрел на бумажку, повертел, посмотрел на печати и прочитал:

«Камышлеев Егор Петрович назначается главой поселения Камышлеевка. Является представителем власти по означенному месту. Есть печать и подпись».

– Егор Петрович, а раньше ты кем был?

– Подрядчиком, что делал, ты знаешь. Я надеюсь, в наших отношениях ничего не изменится. Предупреждаю теперь серьёзно. Есть сведения, что в некоторых местах поселенцев обижает местное население. У нас в деревне все равны, потому никаких обид. Если будет что непонятно, прошу ко мне. Я никому не отказал ни в чём и надеюсь, в деревне будет порядок. Это надо всем нам, артелью жить легче. Ещё два вопроса: есть слух, что бродят в округе лихие люди, промышляют разбоем. У нас новая деревня, могут заглянуть к нам – отпор давать сразу и без жалости. Дай бог, чтобы не пришлось. Второе. Услышал я, Фрол, что ты царьком на реке стал, распределяешь участки, что на реку не пускаешь никого.

– Егор Петрович, пустое брешут. Поделили реку для рыбалки корчагами, а удочками лови, где душа пожелает.

– Ладно, раз так ловчей, делите. Только не хватайте больше, чем унести сможете. Выделишь места новеньким, кто, конечно, пожелает.