Текст книги "Искры на воде (сборник)"

Автор книги: Вячеслав Архипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 44 страниц)

7

Снег выпал ещё до Покрова, пошёл с вечера и сыпался всю ночь. Тихий, крупный поначалу, он вскоре повалил так обильно, что за три шага ничего не было видно. Совсем лёгкий морозец не замечался. Под утро снег прекратился, сразу стало светло, празднично.

В Камышлеевке вовсю дымили трубы, деревня жила. Трифон Су– ренков ещё до света стал разгребать снег. Разметая тропинки к хлеву, на улицу, Трифон раздумался о том, как сложилась его жизнь. Родители мыкались в батраках всю жизнь. По царскому указу дали волю, люди вышли из крепостных, но что с той воли, если нет земли? Землю дали, но не годную для пахоты. Вот такая получилась свобода. Кто-то брал землю у помещиков в непосильную аренду, кто-то просто уходил в поисках своей доли, только особо идти было некуда. И многие возвращались на поклон к барину, так и маялись. Но вот прошёл слух, что будет заселение Сибири. Само название людей не радовало, ведь в Сибирь ссылали на каторгу преступников. Слухи наводили страху, но слухи слухами, а жить надо было. Тогда отец и сказал:

– Иди, Трифон, может, тебе улыбнётся удача. Деньги дают на поселение хорошие, глядишь, и справишься.

Взял Трифон жену Марию, дочек, и с другими сельчанами, Антипом Кузнецовым и Фролом Погодиным, отправился в путь. С деньгами не обманули, часть дали сразу, а остальные, сказали, что дадут на месте. И здесь не обманули. Какие-то деньги дали, а на остальные готовят дома. Встретили хорошо, каждый имеет теперь свой дом, небольшой, но новый и крепкий. А кто жил в хоромах? В таких-то никогда не жили. Всё было хорошо, да только тоска иногда так сжимала всё внутри, что выть хотелось. Всё бы это – да там, в родимой сторонке.

Захаров с Кузьминым из соседней деревни. Все поселенцы знакомы друг с другом ещё по старому месту, но и дорога почти сроднила их. Бабы только поначалу ворчали, но потом привыкли жить артелью.

– Здорово, сосед, – громко сказал Антип. – Вот и снежком нас окрестило на новом месте.

– Доброго здоровья, Антип. Тоже вышел кости размять?

– Хошь не хошь, а надо, куда деваться? Ты чего такой смурной? Ай заболел?

– Нет, вспомнилась деревня наша. Ты-то вспоминаешь?

– Чего её вспоминать, доброго мало было.

– Само вспоминается, другой раз так сожмёт, что мочи нет.

– Гони кручину прочь, сожрёт. А чтоб легче было, спроси свою бабу: хочет она назад или нет, моя – так ни в какую. Хоть и не говори. У меня были ещё в дороге, когда шли, сомнения, а вот теперь не хочу никуда. Глянь-ка: всё справно, теперь сам своей судьбой рули. Я на следующее лето поставлю кузню, буду грусть-печаль молотком отгонять, а ты хотел мельницу сделать. Будет лето, ищи место – и за работу. Помощь нужна будет, подсоблю, глядишь, и прирастём к месту.

– Прав ты, Антип, умом я тоже понимаю, но находит иногда.

– Я чего хотел сказать: нам надо новоселье справить, а иначе добра не будет. Самогону нагоним и всей деревней отметим. Надо праздники делать, а то скиснем.

– Я не против, Егора Петровича позовём, Комова – как-никак, а люди неплохие оказались.

– Само собой, надо спасибо сказать. У тебя дома тепло? Печка не дымит? – вдруг сменил тему Антип.

– Тепло. Ещё и холодов не было, печка топится, Мария хвалит, когда хлеб стряпает.

– Маленькую поставил печь?

– Поставил. Протапливал раз.

– Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест. Перезимуем как-нибудь, а на другую зиму веселее будет. – Антип закончил убирать снег и направился домой.

– Антип, тебя Егор Петрович звал на крестины? – крикнул вдогонку Трифон.

– Он всех звал, – ответил сосед.

– Пойдёшь?

– Что значит – пойдёшь? – остановился Антип. – Разве ты не пойдёшь?

– Пойду. Я пойду.

– Чего это ты захандрил, сосед? Не пойму тебя. Много тебе встречалось таких людей в жизни? Он тебе уважение показывает, а ты какую-то ерунду несёшь.

– Да не по себе как-то. – Трифон тоже пошёл домой.

– Ты и не думай ничего, не придёшь, знать я тебя не знаю и здороваться не буду.

–  Ладно. Сказал, приду, чего ещё говорить?

Крестины прошли шумно. Были все камышлеевцы и Комовы из Туманшета, и выпито было изрядно. Фрол Погодин хорошо ладил с гармошкой: люди пели и плясали, словно стряхивали всю усталость за прошлые годы. Женщины возились с малым Фёдором, выискивая сходство с отцом и матерью. Говорили о своём, радуясь новой жизни, давали советы молодой матери. Все были, словно одна семья.

– Петрович, дай я тебя расцелую, – говорил подвыпивший Антип. – Уважаю и люблю! По-человечески делал дело, без обмана, зови, если что, я за тебя кому хошь растолкую правду.

Каждый из новосёлов говорил добрые слова, которые были не только ради такого случая, а шли от сердца.

Разошлись уже ближе к полуночи. Ещё долго слышны были нестройные песни новосёлов, медленно поднимающихся в деревню. Уже и собаки залаяли в деревне.

– Надо же, настоящая деревня. И песни тебе, и собаки лают, – сказал подвыпивший Егор.

На душе было светло и спокойно от хорошо сделанного дела, от уважения людей, которых ещё полгода назад не знал, даже не подозревал об их существовании. И, конечно, оттого, что у него родился сын, наследник! Оттого, что у него самая лучшая жена, с которой ему, Егору, легко и хорошо, оттого, что всё идёт своим чередом ровно, без всяких потрясений, оттого, что дело у него налажено и приносит неплохой доход. Миллионщиком не станешь, конечно, но всё в доме есть, и на чёрный день отложено.

Через месяц прибыла комиссия. Вместе с Ручкиным приехали ещё два человека. Появились они к вечеру, когда уже темнело. Егор вышел во двор на лай собак. В ворота, которые не закрывались ни зимой, ни летом, вкатилась кошёвка, запряжённая ладным жеребцом. Хозяин сбежал с крыльца, подхватил за узду коня.

– Доброго здоровья, Егор Петрович, – раздался знакомый голос Ручкина. – Встречай гостей.

– Здравствуйте, здравствуйте! Добро пожаловать! Как добрались в наши Палестины?

– Ох, и далеко же вы забрались. Ехали, ехали, едва доехали, мои сотоварищи совсем замёрзли.

– Так чего сидите, прошу в дом, там натоплено, тепло, у хозяйки и приветить чем найдётся. Давайте, а я пока жеребца пристрою, он тоже притомился.

Егор отдал повод работнику, жившему при доме с тех пор, как родился сын. Помощь Насте нужна всегда: печку натопить, воды с реки принести. Егор взял в работники одинокого мужика неопределённого возраста, но в делах расторопного. Никола, так звали работника, взял повод и ждал, пока приехавшие вылезут из кошёвки и заберут свои сумки.

– Ну, здоров ещё раз. – Ручкин обнял Егора. – Видели твою деревню, правда, так, мимоходом, но стоят дома, из труб дым столбом. Порадовал, Петрович, ой, порадовал! Ладно, все дела завтра, а сейчас веди греться.

Гости вошли в дом. Когда они разделись, Егор усадил их поближе к разогретой печи.

– Здравствуй, хозяюшка, – сказал Илья Ильич, обнял Настю, как старую знакомую. – Похорошела-то как! Ну, где наследник, показывай.

Посмотрев на ребёнка, сучившего ногами и пускавшего пузыри, он достал из кармана серебряный крестик на цепочке, маленькую ложечку, тоже из серебра, и блюдце с кружечкой. Всё было серебряное. А матери Ручкин подарил золотые серёжки с ярко– зелёными камнями.

– Спасибо, – сказала Настя и покраснела.

– Это вам с Егором Петровичем спасибо, благие дела делаете. Вместе с Ручкиным прибыли ещё два человека.

Хапов выглядел угрюмым, обиженным, на лице не было и намёка на улыбку. Он сидел с отрешённым видом, словно отсутствовал. Господин Свистунов Сергей Сергеич был полной его противоположностью. Он вертел головой, разглядывая убранство в доме. Маленькие чёрные глаза, казалось, насквозь пронизывали не только человека, но и всё вокруг. Ручкин, весельчак и балагур, умевший от души посмеяться и пошутить, сел напротив хозяина и сразу завёл разговор, нарушая молчание. Знакомство с семьёй Камышлеевых позволяло вести себя запросто с ними, а своих спутников он ровно и не замечал, знать, привык к их виду. Застолье не получалось: Хапов и Свистунов ели и пили молча, а Ручкин и не пытался что-то изменить. Егор подумал, что в комиссии нет ладу меж собой, и молчал. В доме зависло какое-то напряжение.

– Егор Петрович, о делах поговорим завтра, посмотрим дела ваши, чего вы тут наворотили. А сейчас мы бы отдохнули уже. Завтра день трудный.

– Настя, постели гостям, почивать будут, – сказал Егор жене.

– Мне, если можно, на печи, – улыбнулся Ручкин, – спина не гнётся.

Он незаметно подмигнул хозяину и вышел на двор, Егор пошёл за ним. Они прошли во времянку.

– Егор Петрович, позвал я тебя, чтобы предупредить: не будь слишком откровенным с моими спутниками, зловредные и подлые они. Кроме своего кармана, ничего не видят. Будут спрашивать чего, думай, что говорить, хотя у тебя дел наворочено, можно показать труды свои. Рад, что в тебе не ошибся, друг ты мой. В других местах дома не достроены, люди ютятся в землянках, деньги разворованы. А вы с комовым молодцы: всё в дело пустили.

– Скажи по секрету, у Комова тоже все люди в домах зиму встретили?

– Насколько я знаю – все. Кто-то лучше обустроился, кто – похуже, но все под крышей и с печкой в обнимку.

– Вот именно, с печкой в обнимку, а это самое главное. Дрова-то есть?

– Дрова вокруг растут, не ленись, заготавливай. На этот год вершинник сухой заготовили на дрова. На следующую зиму уже сами пусть заботятся.

– Недовольные имеются?

– Видно, совсем несладко там жилось. Не слышал ни одного недовольного слова.

– Ох, порадовал ты меня, ох, порадовал и, прямо скажу, выручил ты меня, очень выручил. Ладно, завтра пойдём смотреть, чем ты нас ещё удивишь.

Утром, едва рассвело, комиссия направилась в деревню. Пошли пешком: Ручкину захотелось немного размяться. Поднявшись на гору, остановились. Перед ними стояли пять свежесрубленных домов, желтеющих среди снега, как золотники на белой скатерти. Рядом с домами стояли времянки, но капитальных хозяйственных построек ещё не было. Не было и оград, и ворот с калитками – не поспели к зиме, оставили на потом.

– Улицы размечали, или как попало строились? – неожиданно спросил Хапов.

– Заранее размечали, – ответил Егор. – Думаем, что и ещё будут новосёлы, и улица пойдёт вон туда. – Егор показал направление. – Это как раз вдоль реки, там, под горой, у нас речка, вдоль неё и будет деревня: воду возить доступно и недалеко. Вот эти два дома огородами к реке, а другие к лесу.

– Как определялись участки?

– Поселенцы сами мирно порешили. Я хотел, чтобы тянули бумажки, но договорились полюбовно.

– Скот у поселенцев есть? – спросил теперь Свистунов.

– В каждом доме есть корова, пара коней, овцы, если честно, то по живности я учёт не вёл. Но жалоб и просьб не было.

– Как же вы, милок, упустили это? Учёт за всем надо вести.

– А кроме этого дел хватало, некогда было по мелочам оглядываться. Дома были первой задачей.

– Домики-то не ахти какие, небольшие домики, прямо скажем, – пробубнил Хапов.

– Господин Хапов, а землянки, которые вы посещали, были, конечно, гораздо больше. Просто хоромы! – не вытерпел Ручкин. – И где вы видели дома большие? Здесь строят дома, чтобы было тепло, а не чтобы далеко было видно.

– Это я так, к слову, – пробубнил Хапов.

– Не придирайся и к слову. Мы за эту поездку ничего подобного не видели: здесь самое рациональное использование государственных средств, выделенных переселенцам.

– Пожалуй, здесь виден результат, – согласился Свистунов. – Может, с людьми поговорим, узнаем у них, довольны ли они.

– Вот сюда зайдём. – Они направились в дом к Трифону Суренкову. Встретил сам хозяин.

– Здорово, Трифон! Вот господа хотят посмотреть, как ты устроился. Это комиссия по переселенцам, – сказал Егор.

– Доброго здоровья всем. Проходите, если надо.

Все вошли в дом. В прихожей топилась маленькая железная печурка, от которой растекалось тепло не только по прихожей, но и по комнате.

– Вы этим топитесь? – спросил Свистунов.

– Нет, что вы, это Егор Петрович нам подарки сделал, сейчас без неё, как без рук. Пока большая печка натопится, эту быстренько затопишь – и тепло. На ней и сварить быстрее можно.

– Какие это я подарки делал, Трифон, ты чего? – спросил Егор.

– Как же, Антип сказал, что это ты привёз железа и приказал наделать печек для каждого дома. Мило дело.

– Железо куплено на ваши деньги.

– Деньги, чьи бы ни были, а забота твоя, – заключил Трифон.

Прошли дальше в комнату. Кругом было чистенько, стены и потолок побелены, на окнах белели маленькие занавесочки. В углу стоял стол, скамейки вдоль стен. В переднем углу икона, Егор снял шапку и перекрестился.

– Проходите, садитесь к столу. Мария, чаю гостям подай, – сказал Трифон.

– Ничего не надо, – заулыбался Ручкин. – Мы только от стола. Поговорить с вами пришли, а точнее, спросить, как вы устроились, есть ли какие просьбы, жалобы. Может, с чем-то не согласны?

– Скажу, барин, честно. Я, было, заскучал, захандрил по родной стороне, да Антип, мой сосед, а по старой жизни односельчанином был, поставил на путь истинный. Спроси, ты, говорит, свою Марию, хочет ли она назад.

– И что, спросил? – Илья Ильич предвкушал интересную историю.

– Спросил. Говорю, собирайся, Мария, поедем назад. Вроде бы в шутку сказал, проверить, значит. Так она взяла ухват и сказала, что голову мне всю расшибёт, чтобы дурь всякую выбить. Вот я и подумал, что если такая пигалица, как моя Мария, готова биться за этот дом, за этот кусок земли, то мне уж сам Бог велел.

– Понравилось, значит, здесь? – сказал Ручкин.

– Ещё не поняли, времени не было, человек хороший встретился, помог, а где привет хороший, место не будет плохим. Я про Егора Петровича, дай бог ему здоровья, ему и жене его, и сынку. К этим словам мы все присоединяемся, меж собой разговоры имеем.

– Он за деньги выполнял свою работу, – вставил Хапов.

– Оно, конечно, так, – почесал затылок Трифон. – Без денег и дурак не хочет работать, только работу исполнять можно по-разному. Один сделает добротно, но без души, другой с душой, но невзрачно. А здесь и с душой, и красиво, к примеру, с теми печками. Мог бы и не делать – не замёрзли бы, а ить позаботился. За деньги, что ль?

– Живность в достатке имеется? – спросил Свистунов

– Пара коней, мы на них и приехали, корова, кур уже здесь прикупили в деревне летом, опять Егор Петрович позаботился, сговорился с деревенскими мужиками. Они нам цыплятами продали по два-три десятка. Ему какая корысть, а ведь сделал. А ты, барин, говоришь «за деньги», – Трифон даже немного обиделся таким разговорам. – Перед снегом овец пригнали по десятку на хозяина. Пригнали, раздали, сказали: уплачено сполна. Мы и не спрашиваем, кем уплачено, знаем кем.

– Что на лето решили делать? – Илья Ильич решил сменить неприятную тему про деньги.

– Работы хватит. Хлев тёплый ставить надо, скоро начнём лес готовить. Ворота надо: дом без ворот, что баба без платья.

Ручкин захохотал, разряжая обстановку.

– То-то мы долго любовались домами, когда пришли, оказывается, мы на голых баб пялились.

Хохотали все, кроме Хапова.

– Время останется, хочу присмотреть место под мельницу, поставлю небольшую, для деревни хватит. Зерно будет своё, мука своя – всё меньше расходов. Антип обещался помочь, а сам Антип кузню ставить надумал.

– Вот и заживёт деревня Камышлеевка. А вы меня поедом ели, что нет такой деревни. Ан есть! – сказал Ручкин, обращаясь к своим спутникам. – И мельница своя будет, и кузница, и ещё люди сюда потянутся. Молодец, господин Камышлеев, предусмотрел и последующее строительство, спланировал деревню. Ладно, пойдём в другой дом.

Зашли к Антипу. У него в доме было почти так же, кроме небольших мелочей.

– Вы ещё к кому-нибудь пойдёте, или соберёмся здесь и поговорим? – спросил Егор.

– Я думаю, что здесь и поговорим, – сказал Ручкин, – ничего нового мы не увидим.

– Сынок, иди мужиков позови к нам, скажи, чтоб быстрей шевелились, господам ждать недосуг, – сказал Антип младшему, Никитке.

Никитка быстро накинул шапку, полушубок и выскочил за дверь. Вскоре подошли мужики, сняв шапки, поздоровались.

– Вы присаживайтесь, где кому удобно, есть разговор. Мы приехали проверить, как вы устроились, есть ли какие жалобы, пожелания. Сегодня посмотрели на ваши дома – хорошо сделали, добротно. Ещё работы много, но это вы уже сами будете доделывать. Лес можете брать бесплатно, это так положено по договору, налоги не будете платить десять лет, это тоже по договору, чтобы была возможность окрепнуть. Деньги, выделенные на обзаведение домом, живностью, разными другими необходимыми вещами, потрачены не зря. Но других денег больше не будет. Теперь давайте сами решайте вопросы, артелью помогайте друг дружке. В вашу деревню ещё будут направлены переселенцы, нужно будет помогать и им. Я слышал, что вы собираетесь делать мельницу, кузницу, а что ещё можете?

– Говори, Антип, ты побойчей, – сказал Фрол Погодин.

– Кузьма Захаров будет по столярному делу у нас. Шибко боек по этому делу. Кадки, столы, табуретки, шкафы разные может собрать, также сани, телеги, колёса к ним, дуги смастерить, только железа на обод привезти надо.

– Жалобы есть? – спросил Хапов.

– Какие жалобы? Встретили хорошо, помогли, будь здоров.

– Так и нет жалоб? Может, боитесь чего? – допытывался Хапов.

– Есть жалоба! – вдруг сказал Фрол. – Я молчать не буду.

Хапов кивнул головой, осмотрел всех, надеясь, что у кого-нибудь ещё появится смелость.

– На что ты жалуешься?

– Гнус здесь, ух, зловредный, кровь сосёт, что наш бывший помещик! – сказал Фрол и осёкся, поняв, что брякнул лишнего.

– На гнус наше право не распространяется, – разрядил неловкость Ручкин.

– Я серьёзно спрашиваю, мы сейчас составим акт, что всё хорошо, потом никакие жалобы не будут приниматься, – заявил Хапов. – Деньги, что выделило государство, потрачены не зря, на это требуется отчёт. Вот этот отчёт мы и составим, где каждый и распишется, что жалоб не имеет, что государство выполнило свои обязательства. Дом стоит, скотина есть, три десятины бесплатно должны быть распаханы. Леса есть, сколько потребно, но брать на дальних делянах, где отведут. Есть жалобы?

Жалоб не оказалось. Хапов предложил подписать акт всем поселенцам. Грамотными были только Антип и Фрол. В церковной школе не раз стояли на горохе, но грамоту усвоили, остальные поставили крестики.

– И ещё, – сказал Ручкин, – в каждой деревне есть человек, который за всё в ответе, старший. Его все должны слушаться, подчиняться. Вы себе выбирать будете?

– Так у нас есть! – сказал Антип. – Егор Петрович – чем не хорош? Мы к нему попривыкли. Человек большой души и совести, нам другого не надо. А приедут другие новосёлы, кто, кроме него, сможет встретить, как нас встретил?

– Хорошо, так и порешим. Ладно, мужики, удачи вам в вашей новой жизни, привыкайте к Сибири. Хорошему человеку Сибирь не мачеха, только приноровитесь – и забудете прошлую жизнь. Тогда некоторым жёнкам ухват понадобится для чугунов, а не мозги вправлять, – сказал Илья Ильич и весело захохотал.

– Пойдём обедать, – позвал спутников Егор, – хозяйка, наверное, заждалась.

Они ещё раз посмотрели на деревню. Возле каждого дома, несмотря на мороз, стояли семьи в полном сборе и смотрели на уходящую комиссию, пока проверяющие спускались с горы. Когда переходили через реку, Свистунов спросил:

– А вы, господин Камышлеев, почему здесь поставили свою усадьбу?

–  Я уже десять лет здесь живу, мне это место понравилось тогда, – ответил Егор.

– А сейчас?

– Я здесь привык. Понадобится, так перееду, недолго дом собрать.

– Чем вы купили людей, что они за вас горой? – не унимался Свистунов, поглядывая на Егора.

– Просто я их не продавал, тем и купил, – ответил тот. Ручкин, слушавший разговор, расхохотался.

– Это как? – не понял Свистунов.

– Не обворовывал, не обманывал – вот и все дела.

Свистунов замолчал, потом сблизился с Хаповым и стал что-то

выяснять. Илья Ильич тоже вклинился в их разговор. Его собеседники о чём-то спорили.

После обеда, собираясь дальше, Ручкин подозвал хозяина.

– Егор Петрович, мы решили за твои дела вручить тебе премию. И с большой надеждой уезжаем, что не закроешь своё дело с лесопилкой и другими промыслами, а также надеемся, что будешь нашей опорой и в других делах. – Илья Ильич подал Егору свёрток.

– Потом посмотришь, – тихо проговорил Ручкин. – Проводишь нас до Туманшета? Разговор есть.

Егор приказал Николе тоже запрячь коня в кошёвку. Ручкин поехал с Егором.

– Что я хотел тебе сказать, Егор Петрович. Времена меняются. Переселенцев стало больше, соответственно, и денег. Вот такие хаповы и свистуновы стали приворовывать. Ладно бы помаленьку, а то ведь без стеснения уже, норовят друг перед дружкой урвать кусок пожирнее. Хотели и здесь поживиться, но не вышло. Ладно, чёрт с ними. К тебе просьба такая: там денег двести рублей, премия, большие деньги или нет – не мне судить, но я прошу: два-три года пусть лесопилка работает. Сможешь продавать материал соседям – продавай, но не закрывай. Через пару лет очень понадобится твоя помощь. Сейчас идёт поселение поблизости: в Конторке, Еловке, Бирюсе, но там чалдоны строят разные преграды – не хотят новых людей. Воровство процветает. Теперь партию поселили на Авдюшин– ской заимке. Деревня большая получилась, церковь начали строить. Церковь будет – не умрёт дело.

– Из каких краёв едут? – спросил Егор.

– Из разных. Большая часть из Центральной России: Самара, Могилёв, Чернигов. Гродно, Орловщина, Тамбов. В Авдюшино из Украины партия приехала. По всей стране агитируют, даже из Западной Сибири едут, из Тобольска. Ожидается большой поток переселенцев, железная дорога дошла до нас, добираться будет легче.

– Видно, не сладко там живётся, – сказал Егор. – Для чего столько людей сюда?

– Осваивать новые земли. Народу нет, а земли освоить надо много, поэтому и даёт государство столько денег. Сладко ли нет, сами выбирают себе судьбу, только ещё знай: денег не будет столько, сколько я тебе в тот раз давал. Разворуют. Сам планируй, что важнее всего сделать. Это я тебе между нами, не для чужих ушей. Воруют, за всеми не уследишь, а делать нужно будет. Почему тебя прошу и говорю с тобой открыто: твоя деревня, твоим именем названа, тебе и ответ за неё держать. Как поставишь здесь жизнь, так и будет, а мужики за тебя горой – опора есть. Поверь, не могу я прекратить воровство, здесь рука руку моет, и всё покрывается. Концов не найдёшь. Чем дальше от столицы, тем вольнее воровать, хотя, кто знает, что творится в столице. Ничего, Егор Петрович, справимся с делами. Сейчас в Тайшете, на станции, пункт приёма и распределения переселенцев откроем, тогда будет легче.

– Дела-а, – протянул Егор. – И Бога не боятся.

– Не надо тратить силы в борьбе с ними, надо делать своё дело. Тебе хорошо, ты их видишь редко.

В Туманшете комиссия по домам не ходила. Посмотрели дома, составили акт. Утром, как рассвело, спешно уехали восвояси.