Текст книги "Искры на воде (сборник)"

Автор книги: Вячеслав Архипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 44 страниц)

После ужина Акулина спросила Евсея:

– Стелить им раздельно или уже вместе?

– Раздельно, нечего греховодить, – строго ответил тот.

Лиза, я тебе на печке постелю с Нюшкой, а Родион на лавке поспит. Завтра у него приберёмся, и будет вам свой угол.

– Ничего, – Лиза кивнула в знак согласия.

Она присела рядом с Ульяной, пока та мыла посуду.

– Родька хороший, ты не думай. У меня на глазах вырос. Я другой раз думаю, что таких парней и не бывает. Возьми вон моего Мишку, сына, что-нибудь да набедокурит: пацаны – всё им надо, а Родион серьёзный был всегда. И с мужиками на промысел сколько раз ходил, никто слова плохого не скажет, любую посильную работу делал. Охотился, добывал провизию для мужиков, но он с характером. Если что не по нему – делать не станет, молча поднимется и уйдёт. Потом слова от него не добьёшься, пока Евсей с ним не поговорит. Тот хоть и брат ему, а за отца всю жизнь, примером всегда служил и защитой. Только секрет я тебе скажу маленький: скупые они на ласку, Евсей – мужик добрый, ладный мужик, подарки привозит всегда, не забывает, а бабе, может, важней всех подарков, когда мужик просто обнимет да пожалеет. Этого не дождешься, не обучены. Родион такой же. Ты его приучай сразу по-своему, иначе не увидишь бабьей радости, да и сама не стесняйся приголубить, ведь на ласку быстрей откликаются. Меня никто не научил этому, а когда дошло, то и дети уже были, времечко упорхнуло. Сейчас, бывает, сяду рядышком, подвинусь поближе, но, чтобы Евсей сам обнял – никогда. А ведь вижу – приятна ему ласка. Да, бабка моя научила, чтобы в баню вместе ходили. Поначалу я стеснялась, просто даже дыхание перехватывало, а потом ничего. Но примечать стала, что муж-то мой по-другому относиться ко мне стал – поглядывать начал чаще в мою сторону. Другой раз делаю чего, чую, что кто-то смотрит на меня, обернусь, а он взгляд отведёт, значит, всё ж нужна я ему. Они же часто уезжают по своим делам. Подолгу не бывают дома; поначалу я вся изводилась, хоть и понимала, что не с кем ему там, в тайге, миловаться, а сердце всё ныло. Но потом немного успокоилась: пусть не шибко приветлив он, но мой – и другого не нужно. Он и на других не заглядывается, я чувствую это. Нет, Лиза, что хочешь думай, а Родион – достойный мужик. Пусть не богач какой, но и не нищий. А то среди богатых ещё такие есть, что не приведи господи, к примеру, сын лавочника, Нестор в Конторке. Хорошо тогда батюшка его вовремя подоспел, не знаю, чем бы закончилось всё. Погибла бы я.

Тут до Ульяны дошло, что Лиза – это сестра Нестора, она словно поперхнулась на слове.

– Я его сама терпеть не могу, – рассмеялась Лиза.

– Ничего, девонька, у нас хорошо, тихо. Мы попривыкли здесь – другого места и не надо. В церковь по праздникам ездим в Туманшет, неподалёку тут, там и лавка есть, и в Камышлеевке, вы, должно быть, проезжали её, тоже лавка есть. А я ж тебя помню совсем маленькой, на кухню прибегала всё, высматривала кого-то да от няньки своей пряталась за печкой.

– Присмотрюсь здесь, может, и её перевезём сюда, у неё никого из родных не осталось, она в Тайшете у батюшки в доме живёт.

– И привези, здесь летом особенно хорошо: цветы да травы силу возьмут, дух блаженный стоит, так бы и пил его, да и самое главное, здесь в деревне никакого зла нету, ни разу никто не поругался. Дивно даже. Только Настя своего Маркела иногда поколачивает, так и то полюбовно – больше для смеху.

Лиза слушала хозяйку и смущалась всё больше и больше. Приходила растерянность от того, что оказывается, чтобы семьёй жить, надо ещё учиться этому, а не ждать, пока всё само придёт. Нужно уметь всё делать по хозяйству: варить, стряпать хлеб, стирать и корову доить, и ещё много других дел. Растерянность и смущение вскоре прошли, и появилось огромное желание приобрести всё умение сразу, как в сказке. Лиза улыбнулась своему желанию и спросила:

– Ульяна, я ничего не умею делать по дому, ты меня научишь, а то выгонит муж. Потерпит немного неумёху, да и укажет на дверь, а мне без него не жить.

– Конечно, научу. Вот прямо сегодня и начнём. Я буду квашню заводить, хлеб будем стряпать поутру – сразу и приглядывайся, спрашивай, что непонятно.

Перед сном квашня с тестом стояла накрытая тряпицей: до утра тесто должно подойти. Лиза прилегла на тёплую печь рядом с девочкой.

– Нюша, ты тётю не обижай, – сказал Родион, заглядывая за занавеску.

– Ну, дядечка Родя, не говори так, я никогда никого не обижаю, – ответила девочка.

– А Мишку кто гоняет палкой?

– Мишку можно, если он заработает.

– Спокойной ночи, – сказал Родион.

– Надо не так говорить, – сказала Нюша.

– А как?

– На новом месте приснись жених невесте, – выпалила девочка и спряталась под одеяло.

– Нюшка, сейчас ремешка всыплю! – крикнула мать.

– Побольше ей, побольше ремешка! – крикнул Мишка. – Вредная шибко!

– И ты ещё? Евсей, хоть ты уйми их.

Евсей улыбнулся и промолчал. Такие препирания были в радость всем, беззлобные, добрые.

– Правильно, пусть и приснится, – сказала Лиза, ей стало хорошо и уютно здесь, среди людей, которые вдруг стали ей близкими.

За всю свою недолгую жизнь ей очень редко приходилось быть близкой и нужной другим, а так всё больше одинокой и «колючей».

Утром Лиза помогала Ульяне готовить хлеб к выпечке, а также ставить его в печь, предварительно вычистив её от остатков углей, только белый пепел оставался подложкой для ковриг, которые ставились в печь деревянной лопатой.

– А где мужчины? – спросила она хозяйку.

– Евсей управляется с хозяйством, а Родион пошёл домой печь затапливать. Сейчас заявятся чаёвничать.

Томительное ожидание закончилось. Ульяна лопатой вытаскивала ковриги, пышущие жаром, и складывала на небольшую лавку, накрытую полотенцем, затем смочила корочки молоком и накрыла другим полотенцем. По дому пошёл хлебный дух, разбудивший всех заспавшихся домочадцев, потому что это маленький праздник в доме, когда стряпают хлеб.

Мишка выскочил прямо босиком на улицу по мелкой нужде.

– Ты уже весь снег у крыльца выкрасил – от людей стыдно, чтобы сегодня почистил, – проворчала мать.

Мишка хлопнул пару раз рукомойником и спросил:

– Мам, молока налей.

– Успеешь, скоро все садиться за стол будем. Отца не видел на улице?

– Они с дядей Родионом стоят возле калитки.

– Зови их, сейчас будем завтракать. Нюшка, поторапливайся, опоздавших за стол не пускаем.

Пока мать загляделась на дочку, Мишка отломил наплывчик от горбушки, самый вкусный и желанный кусочек горячего хлеба.

– Мишка, руки оборву, – заворчала Ульяна беззлобно, скорее для острастки; знала – всегда ребятишки ломали горбушки и будут ломать, сколько ни ворчи на них: слава богу, что есть от чего отламывать.

У Родиона в доме было чисто, но для женского взгляда оказалось не совсем то, что желает хозяйка. Лиза осмотрелась, прошлась по всему дому и, резко обернувшись, сказала:

– Мне здесь нравится.

– Здесь раньше не было хозяйки, а мне и этого хватало.

– Всё хорошо, только немного переставим, помоем, накроем – и всё. Я обещаю, что стены и печь останутся на месте.

Через два дня дом было не узнать. Стол и кровать были переставлены на другие места, развешаны занавески, застелены лавки, на полу появились самотканые дорожки. Для хозяина всё было непривычно, и казалось, что это не его дом, а девичья светлица. Лиза просто светилась от счастья, потому что это она сама всё сделала так, как ей хотелось.

34

Венчание назначили перед Рождественским постом. Целую неделю Лиза училась вести хозяйство: варить щи и каши, замешивать хлеб и многое другое, что понадобится им дальше после того, как их обвенчают. Все эти дни Лиза ночевала на печке вместе с Нюшей, подружившись с ней. Родион жил в своём доме, где боялся находиться, стараясь не перевернуть или не нарушить порядок, наведённый Лизой.

– Мы поживём раздельно, я не хочу, чтобы ходили разные разговоры, – сказала она жениху так, что возражать тот и не стал.

Потом приехал батюшка, привёз ещё разных нарядов и прочих нужных вещей, привёз и Аннушку, слёзно просившуюся побывать на свадьбе своей воспитанницы. Ей Хрустов отказать не мог. Начались приготовления, женские хлопоты.

Илья Саввич всё больше разговаривал с Евсеем, оставаясь наедине, после тех бесед оба выходили невесёлые, видно, дела продвигались неважно. Однажды Родион случайно подслушал часть разговора, из которого понял, что в Тайшете происходят какие-то перемены, которые, как сказал Илья Саввич, не сулят ничего хорошего.

– Поездку на весну отменять не будем, раз обещано, только надо обоз готовить отсюда, из Тальников. Зимой перевезём товар, чтобы не привлекать внимание, а когда настанет время, и отправитесь к карагасам. Что будет дальше – загадывать не будем, ближе к сроку станет ясно.

– Что же творится в стране? И порядок навести некому, – заметил Евсей.

– Верно, некому. Власть поделить не могут и, похоже, это надолго. Послушаешь, одни говорят красиво, другие ещё лучше, а вдумаешься, – собачий брёх. Где это видано, чтобы не работать и жить хорошо. Вот говорят, мол, богатые не работают, а денег – куры не клюют. И невдомёк им, что не сразу те деньги пришли, прежде пришлось попотеть – и немало. Зависть – это страшное дело: глаза застит, голову отключает, как быка на красную тряпку, прёт человека на злодейство. И не остановить потом никак – вот что опасно.

– Хватит, Илья Саввич, страху нагонять – свадьба у нас назначена, не будем настроение портить ни себе, ни молодым.

– Верно. Что-то я нынче расслабился, старый стал, слезливый. Поглядим мы ещё на мир и широкими глазами. Наше дело – в политику не вляпаться, а там проживём, коль голова на плечах имеется. И не только. – Хрустов подмигнул, намекая, что на чёрный день кое-что есть. – Хорошо тут у вас в деревне, тихо, будто в церкви в будний день. Здесь только сил набираться.

Вот и пришёл самый важный день для молодых. Ульяна увела Лизу к себе домой и с помощью Дроновой Насти и Аннушки стала наряжать невесту. Родион находился в своём доме – там тоже хватало людей. Готовили закуски, стаскивали мебель, расставляли столы. Вся деревня пришла в движение: у всех было дело, дети – и те носились по улице для того, чтобы не путаться под ногами у взрослых. Наконец всё закончилось, наряженными стояли пара кошёвок и с десяток саней, украшенных разными лентами. В первой кошёвке ехали жених с родственниками, во второй невеста, а дальше тянулись гости, для которых были запряжены сани. До Туманшета ехали треть часа. Жених направился прямо в церковь, а кошёвка с невестой завернула к знакомым Евсея, чтобы соблюсти правило и не заморозить невесту. Жених должен был терпеливо ждать суженую в церкви. Только когда невеста убедится, что он там, может тоже ехать в храм.

Лиза прямо выпорхнула из кошёвки и, ведомая отцом, направилась в церковь. Перед дверью они остановились, перекрестились троекратно. Дверь отворилась, и вышел Родион. Он помог девушке снять шубку и взял за руку.

В храме ярко горели свечи, освещая лики святых, пламя подрагивало на фитилях, и казалось, что святые любуются молодыми и приветливо кивают им головами.

Началась праздничная литургия. Дьякон на подносе вынес кольца, которыми должны венчаться новобрачные, к молодым подошёл священник и вручил жениху и невесте зажжённые венчальные свечи. Затем он взял поднос с кольцами и трижды предложил жениху и невесте обменяться ими. Только они трижды отодвинули их друг к другу, а потом каждый взял своё и надел себе сам. В храме зашушукались в знак одобрения. Священник взял венец, перекрестил им жениха и дал поцеловать образ Спасителя, прикреплённый к венцу, а затем надел на голову жениха. Очередь дошла до невесты. У Лизы уже от волнения подрагивали ноги, но она старалась не показывать своего страха; поцеловала лик Пресвятой Богородицы, прикреплённый к венцу, и венец лёг на голову девушки, прижимая фату. Зашушукали старушки у дверей. Священнику подали чашу с вином, он освятил её крестным знамением и подал молодым. Они попеременно в три приёма выпили всё вино. После этого батюшка соединил правую руку жениха с правой рукой невесты и трижды провёл вокруг аналоя, затем повёл к царским вратам, где жених должен целовать образ Божьей Матери, а невеста – образ Спасителя. Священник тут же подал им крест для целования и вручил две иконы новобрачным: жениху – образ Спасителя, невесте – Пресвятой Богородицы. Эти иконы они должны будут повесить над своим брачным ложем. Едва батюшка закончил петь «Многие лета», как родные поспешили поздравить молодых.

Назад кошёвка с молодыми летела впереди всех, правил ею, сидя на козлах, племянник Родиона, Мишка, счастливый и гордый от такого доверия.

Когда молодые вошли в дом, осыпанные во дворе зерном и деньгами, всё уже было готово к празднованию. На крыльце с хлебом и солью встретили молодых Евсей с супругой и Илья Саввич с Аннушкой, самые близкие люди новобрачных. Молодые откусили от каравая хлебушка, выпили вина и дружно разбили рюмки на счастье.

Застолье шумело, звенели стаканы, говорили гости, звучали пожелания. Лиза сидела, прижавшись к Родиону, держа его за руку. Она виновато посмотрела на него и прошептала:

– Я так счастлива, что мне даже стыдно перед людьми за это.

– Я тоже очень рад, что мы вместе.

– Горько! – закричали за столом гости.

– Горько! – подхватили на другом конце стола.

Молодые поднялись и, смущаясь, приблизились друг к другу. Поцелуй вышел робкий, тогда гости закричали ещё сильнее. После этого пришлось постараться. Гулянка затянулась допоздна, затем перетекла в соседний дом к Евсею, чтобы не мешать новобрачным.

Оставшись одни, жених с невестой немного посидели молча.

– Ты иди на кровать – гам постелено, я сейчас приду, – взволнованно сказала Лиза и принялась тушить лампы. Родион смотрел в просвет окна, освещённый снегом и лунным светом, вдруг в просвете появилась Лиза. Вся её девичья фигурка выглядела обнажённой, а лёгкая ночная рубашка, просвечиваясь насквозь, струилась до пола.

Родион поднялся и подхватил её на руки.

– Ты будто ангел, светишься вся.

Она обняла его и прошептала:

– Я и не могла представить себе, что кто-нибудь, кроме тебя, притронется ко мне.

Месяц и звёзды ещё больше набирали силу и, отражаясь в снегу, сделали всё светлым и сверкающим. Даже далёкие ели, прикрытые шапками снега, словно свечи, испускали лунный свет. За окном стало совсем светло.

Светло стало и в доме. Лиза лежала на спине, склонив голову набок, по щеке сползала слезинка.

– Лизонька, что с тобой, – встревожился Родион.

– Разве так бывает? Сначала вспыхнули звёздочки и закружились, потом запели птицы, и я полетела куда-то. Боже мой, как же мне было хорошо, а вот теперь лежу и реву, не могу понять: то ли это было со мной, то ли приснилось.

– Плачешь отчего?

– От счастья. Только у меня есть ты, ни у кого такого нет. – Она подняла голову и внимательно посмотрела на него. – Конечно, нету. Родя, это всегда будет такое счастье?

– Будет, – ответил он и прижал к себе жену.

– Какой же ты вкусненький. – Она стала целовать его медленно и старательно.

Когда он попытался в шутку уклониться от её поцелуев, она сказала:

– Не мешай! – Потом обняла его крепко и затихла.

Через некоторое время Родион услышал ровное размеренное дыхание спящего человека.

А звёзды всё заглядывали в окна, искрились вокруг, пока откуда-то из-за леса не наползли тучи и, словно шторой, прикрыли свет.

Утром гуляние продолжилось. Длилось оно ещё три дня, переходя из одного дома в другой. Даже собаки перестали лаять на гуляющих людей – просто крутили головами и хвостами.

Через неделю уехал и Хрустов, захватив с собой Аннушку. Перед отъездом он поговорил с молодыми, передал им свои подарки.

– Не стал дарить при всех, чтобы не привлекать внимания. Здесь драгоценности. Пригодятся, жизнь, она длинная, а это тебе отдельно. – Он подал дочери небольшую шкатулку. – Там украшения, от матери остались, теперь твои будут.

У Лизы навернулись слёзы, она уже привыкла, что матушки нет, но каждый раз при упоминании о ней приходили слёзы.

– Спасибо, батюшка, – прошептала она.

– Вот что я тебе скажу, дочь: посмотрел я на всё здесь и ещё раз убедился, что лучше жить в бедности и дружбе, чем в богатстве и одиночестве, ты характер свой уйми и привыкай тут. Пока поживите здесь, а там видно будет, место у вас ещё есть. Надо в деревне пожить, пока не утрясётся всё.

– А мне нравится здесь, – сказала Лиза своим обыкновенным тоном, – и муж у меня здесь. А мне без него нельзя, как же мне теперь без него?

– Вот и хорошо, что так. А мужа тебе никто не навязывал, сама выбрала, теперь и слушайся: жена должна покорность проявлять мужу.

– Кто это сказал? – спросила дочь.

– В Писании сказано, – ответил отец, улыбаясь.

– Раз в писании сказано, значит, буду проявлять покорность, – неожиданно быстро согласилась Лиза.

Хрустов обнял и расцеловал молодых, пожал руку Евсею, вышедшему проводить теперь уже не только компаньона, но и свата, сел в кошёвку и укатил.

– Пошли к нам, что ли, – позвал Евсей, – Ульяна сготовила постряпушек, зовёт чаёвничать.

– Ура! – закричала Лиза и побежала в дом.

Братья переглянулись и заулыбались.

– Теперь все свои обязанности я исполнил: вырастил тебя, вот оженил, думал, что не получится с этим делом, а теперь ты уже сам с усами. Рад я, брат, что и у тебя сложилось, теперь только беречь надо всё это, тогда и день светлее станет, и зима теплее, и лето длиннее. Ну, пошли, а то заждались там нас, – сказал Евсей.

В окно раздался стук, дочка Нюшка звала в дом.

У печки женщины секретничали.

– Не расхотелось быть замужем? – спросила Ульяна.

Лизавета закрыла глаза, закрутила головой и выдохнула:

– Нет!

– Вот и хорошо, вот и тебе досталось нашего бабьего счастья кусочек. Когда всё хорошо, тогда и муж хороший. И утром, и вечером накормить его желание есть, посидеть с ним за столом, а как плохо – всё валится их рук, и на мужа глаза бы не смотрели. Вот такая жизнь. Будут ещё и неурядицы, ты не раздувай их сильно, покажи свой характер немного, чтобы с тобой считались – и всё.

Много ещё чего говорила Ульяна, только Лиза не всё принимала для себя. Хотя во многом Ульяна была права: у неё судьба не так сладко сложилась, но смогла и она счастье себе устроить.

После Рождества Родион принялся доделывать баню. Не как у всех, по-чёрному, а такую, какую он присмотрел у Хрустовых в Тайшете: чистенькую, побеленную, чтобы и дымом не пахло, а самое главное – в саже не вымажешься. Сруб для бани, крытый драньём, стоял уже несколько лет и ждал. То не доходили руки, то на службе был. Ещё летом он заказал в Камышлеевку кузнецу трубу, заваренную с одного конца. По осени собрал печь, и в широкий дымоход наложил камней, приделал дверку, чтобы поддавать пару. Трубу с заваренным концом вмонтировал в топку, а другой конец, открытый, закрепил в кадке на пятнадцать ведер. Внизу прорезал круглое отверстие, вставил трубу, чтобы она заходила до середины кадки, и законопатил её снаружи. Воду наливали в кадку, а она через трубу нагревалась в топке. Было очень удобно: не нужно кидать горячие камни в кадку, чтобы греть воду. Оставалось застелить кусок пола, сделать полки в парной и скамейку в предбаннике. Предбанник был небольшой и нагревался вместе с баней, но в нём всегда было прохладней, чтобы отдыхать после парной.

С утра Родион взялся за это дело, чтобы к обеду закончить и затопить свою баньку.

– Я где-то это уже видела, – сказала Лиза.

– У вас такая, в Тайшете.

– И правильно, а то я не могу привыкнуть к другой, прошлый раз и сама вымазалась и бельё сажей покрасила.

– Теперь удобно будет.

Пришёл Евсей. Сел в сторонке и смотрел на диковинное устройство. Такой бани не было ни у кого в деревне.

– Приду опробовать, какой у ней жар, может, и себе слажу такую же. Удобная штука.

– В этой бане и дров меньше надо: протопилась – закрыл трубу. Вот здесь открыл дверцу – и поддавай сюда кипяточком.

– Я уже вижу, где высмотрел такую?

– У тестя своего пришлось помыться после поезда, так понравилось. Решил ещё летом собрать, да всё тянул чего-то – вот и настало время.

– Сруб долго стоял без дела.

– Стоял и стоял, одному много ль надо, а теперь и сгодился.

– Мы сегодня тоже топим баню, приходите.

– Хочу с обеда затопить эту, проверить, как вышло.

– Испытаешь, потом меня позовёшь.

На обед Лиза поставила миску щей. Поначалу Родион опасался, что Лиза не умеет готовить – ведь выросла она не у плиты, учиться не у кого было. Но, на удивление, у неё всё получалось неплохо. И каша не пригорала, и хлеб получился с первого раза, Родион сам, как в детстве, обламывал наплывчики с краёв ковриг, а жена ворчала на него, подражая Ульяне.

– Ой, кому-то руки оборву, а сама тоже любила отломить кусочек и с молоком – ничего вкуснее нет.

– Корову нужно заводить, – сказал как-то муж, – молоко-то любим.

– Давай не сейчас, я попривыкну ещё немного к хозяйству, – попросила Лиза.

Сейчас же, съев миску щей, Родион спросил:

– Кто ж тебя научил щи так варить?

– Не понравились?

– Наоборот, кусок от миски откусил.

– Где? – спросила Лиза и взяла миску, поняв, что её разыграли, заулыбалась и присела рядом.

– Сама научилась?

– Ульяна секрет указала, говорит, когда половник в чугунке стоит, тогда даже без мяса щи хороши, а уж с мясом и подавно, а как картошка капусту догоняет, тогда и муж жену выгоняет. Тебе молока или чаю?

– Чай тоже Ульяна научила варить?

– Она. Говорит, покупной чай – это баловство, а вот из травок да из шиповника – это другое дело.

– Я умею иван-чай приготовить на зиму. Когда у вас работал пацаном ещё, меня Митрич учил, он рыбу приносил, помнишь?

– Нету его уже, нашли у костра мёртвым. На кухне рассказывали, а я услышала. Ой, страху натерпелась.

– Говорили мне, будто сам он умер, лёг спать – и всё.

Отставив пустую кружку, Родион пошёл заниматься баней. Привёз пару бочек воды, растопил печь. Остаток дня ходил по двору, делал какие-то мелкие дела, колол суковатую сосну, от которой было много жару. Когда печь протопилась, он попросил жену:

– Лиза, надо баню приготовить – полы и полки сполоснуть, сделаешь? Потом приготовь бельё, а я к Евсею пока за вениками сбегаю.

Через полчаса Родион взял бельё, полотенце и направился к двери.

– Ты не закрывайся, я сейчас приду, – сказала жена между делом.

Он оглянулся и ответил:

– Конечно, приходи.

Родька уже распаривал веники, готовился лезть на полок, когда дверь раскрылась и вошла Лиза, на ходу освобождая длинные волосы, заплетённые в косу. Родион присел на скамейку, любуясь женой.

– Чего засмотрелся, девок голых не видел? – шутливо сказала жена, хотя и сама первый раз оказалась перед мужем вот так, раздетой и при свете лампы.

– Нет, не видел.

– Раз так, тогда уж посмотри, – сказала она, справившись с волосами, откинув их назад.

Она подошла к мужу и прижала его голову к груди.

– И не стыдно тебе ходить нагишом перед мужиком? – Разговор принимал шутливый тон.

– Нет, – просто ответила она. – Ты мой богом данный муж, а не просто мужик. Ты моя половинка, я тоже хочу рассмотреть свою половинку. Давай показывайся!

Потом он парил её веником, поддавая в каменку настой мяты, берёзового веника, пихтового масла и кваса.

– Это же хлебом пахнет, – удивилась жена. – Пихтой и ещё чем-то. Как здорово!

Затем он сам парился так, что ногти горели. Помогал жене мыть голову, смывая мыло с длинных волос, она и ему сама помыла голову и тёрла спину.

Потом они сидели дома за столом напротив друг друга и пили чай с баранками. После чего Лиза распустила из-под полотенца волосы и стала их прочёсывать. Такие длинные пышные волосы, если сразу не расчесать, пока они ещё влажные, потом наплачешься. Раньше это делала Аннушка, теперь приходилось самой приводить себя в порядок. Родион присел рядом, разглядывая процесс.

– Не сиди сиднем, вот подержи эти пряди, а то путаются. – Лиза подала прочёсанные волосы.

– Какая ты у меня красавица, – сказал он, блаженно улыбаясь.

– Я знаю, а тебе что – страшилки нравятся?

– Нет, не надо мне страшилку.

– Тогда помогай красоту наводить.

Уже прошёл медовый месяц, но молодожёны только больше тянулись друг к другу, находя в своих половинках всё больше хороших черт и привычек. Наверное, так и бывает в жизни, когда люди просто любят друг друга.