Текст книги "Искры на воде (сборник)"
Автор книги: Вячеслав Архипов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 44 страниц)
24
Осень выдалась хорошая: долго стояли погожие дни, утром всходило по-летнему тёплое солнышко, сушило обильную росу, а с обеда пригревало так – хоть раздевайся. В Тальниках управились с полевыми работами быстро. Помогая друг другу, усталости не чувствуешь. Дружно – не грузно, а врозь никто и не делал, потому и отмечали «отжинки» все вместе. На улице поставили стол, наварили самогона, наготовили закусок. Детишкам тоже припасли разных вкусностей.
Два дня гуляли, день опохмелялись, кому требовалось, – и снова за работу. У каждого дома своё заделье. Дружно жила деревня, никто никому не мешал и не завидовал.
Евсей стал собираться в Тайшет. Надо было встретиться с Хрустовым и поговорить о подготовке обоза для карагасов. Получилось всё так, как и задумывалось, даже лучше – карагасов не надо было уговаривать. Теперь нужно сделать всё должным образом, а там дело пойдёт как надо, стоит только проторить хорошую дорожку. Ещё была думка у Евсея, с которой он хотел поделиться с Ильёй Саввичем. Как бы её решать – о лучшем и мечтать не стоило. Теперь же Евсей поедет не с пустыми руками: удалось собрать золотишка (хороший урожай случился), теперь можно с Хрустовым в доле быть. Пусть в малой доле, но своё иметь – это не приказчиком бегать. Самородки оставили на «чёрный» день, а остальное решили вложить в дело. Здесь прогадать сложно, нужно совсем безголовым быть.
Пока ждали морозов, чтобы река встала, Родион бегал на охоту. Белок да соболей добывать рано – не выходная шкурка ещё, а глухарей пострелять самое время, пока они разгуливают на галечниках. Приносил по десятку за раз – больше не унести, а зачем портить птицу, если забрать нельзя? Успел попасть на лосиный гон, подстрелил здоровенного быка. Хорошо, что случилось недалеко от деревни, сбегал за лошадью, привезли вместе с Маркелом.
– Я уже привык лосей возить, – откровенничал Маркел Родьке. – Сначала твой братец бил их, а мне возить приходилось. Теперь и ты сподобился, а вывозить опять мне.
– Тогда давай оставим, – сказал Родька и посмотрел на соседа.
– Сдурел, что ли? – Потом, поняв свою оплошность, добавил: – Евсей хоть помалкивал, а ты прямо на рожон лезешь.
Родион только улыбнулся, но ничего не ответил.
– Правильно, Родька, а чего сидеть глухонемым сиднем, подшутить тоже надо суметь, чтобы по загривку не получить. Скучно живём, а, Родька?
– Жена твоя устраивает иногда тебе веселье, – сказал Родька и отодвинулся подальше от соседа, зная его характер.
Маркел увидел и захохотал.
– Я ж её за то и люблю, что нам с ней нескучно. А характер у неё покрепче многих мужиков будет, спробуй подломи, вмиг ухватом перекрестит, а мне это что мёд – так сладко. Эх, Родька, хороша Настасья, а ещё лучше то, что она моя жена! Повезло мне в жизни, как тебе на охоте везёт. И брат твой – везунчик, молчун, а глядишь ты, чтобы ни задумал – всё сделает.
– А чего зря шуметь, от шума суета одна.
– Это верно. Ты думаешь, чего я сюда подался? Мне и там места хватало, а не люблю, когда каждый тебе в окна заглядывает. А здесь тихо, спокойно, никто тебе в рот не смотрит, никто перед окнами не шарится. Что ни говори, а здесь воля. Вон и тебе дом поставили. Когда хозяйку приведёшь?
– Не знаю, – засмущался Родька.
– Ты только пальцем укажи, мы вмиг сосватаем, – настаивал Маркел. – Но смотри, склочную бабу сюда не приводи – все беды от склочных баб, на них никакой управы нету. Такой хоть язык отрежь, всё одно покою не даст, по ночам в окна стучать станет.
– Ладно, такую не приведу, – согласился Родька.
– Вот и договорились.
Мяса поделили на всех. Пока морозов нет, свою скотину не бьют, а здесь прибавка ко времени. Но если потребуется ещё дикое мясо, тогда попозже можно и добыть, когда заморозить можно и сохранит!.. Строганина из сохатого – это деликатес, да если ещё под стаканчик, тут уж не один мужик себе пальцы пообкусывал.
Евсей ходил по двору, правил, что требовало ремонт; как снегом всё засыплет, тогда ничего не сделаешь.
К середине ноября пришли морозы. К этому времени снегу подвалило достаточно, чтобы холодами не порвало землю. Люди перешли на зимние одежды. Бывало и так, что мороз уже прижимает, а валенки не наденешь: без снега по земле не побегаешь – враз спустишь до дыр. Самокатаные валенки мягкие, лёгкие, тёплые, но нежные, требуют хорошего ухода, своевременной подшивки. Но уж если проследил да укрепил вовремя, такой обуви цены нет – долго прослужит верой и правдой.
Евсей стал собираться в Тайшет.
– Родька, ты будешь менять самородки на деньги? – спросил он брата. – Приготовь сколько надо да пушнину возьми, что у тебя есть, авось и сгодится. Надо тебе одежду справить, да так, может, чего-нибудь в дом увидим стоящее. Приведёшь невесту, так в пустой дом и не захочет идти.
– Чего он пустой? – спросил Родион. – Стол, скамейки есть, кровать крепкая, что ещё надо?
– Это нам с тобой ничего не надо, а бабам надо столько, что и подумать страшно. Чего не спроси – всё им надо: занавески разные да накидки, материи одной не напасёшься.
– Сейчас чего брать, ведь нету невесты?
– Впрок. Придёт, а у тебя всё есть, – усмехнулся Евсей.
– Маркел недавно говорил о женитьбе, теперь и ты. Нашёл кого?
– Я бы и приглядел, да только тебе разве угодишь?
– Сам справлюсь, придёт время.
– Скорей бы уже, – вздохнул Евсей.
Любил он брата, да и как не любить, один родной человек остался. Сколько лет вдвоём мыкаются, а теперь вот и просвет виден. Молодец, Родька, все эти годы не ныл, тянулся рядом, помогал. Теперь, можно сказать, и дом свой сам заработал, да и есть с чем молодуху привести сюда, только где сыскать достойную. А с другой стороны, молод ещё Родька, пусть походит холостым, успеет и семьёй нажиться.
– В Конторке будем останавливаться? – спросил Родион.
– Посмотрим, может, и дальше не придётся ехать, нам Хрустов нужен, а если он в Конторке, то и дальше не будет надобности ехать. А ты чего-то хотел в Конторке?
– Бабка Акулина чаги просила привезти.
– А что, там чаги нет?
– Она просила с верховьев привезти, говорила, что там особенная.
– Нарезал, что ли?
– Есть маленько.
– Заедем, Лаврена повидать надо.
В лавке горел свет, несмотря на позднее время. Евсей решил зайти и узнать, где сейчас Хрустов. Илья Саввич находился здесь вместе с Лавреном. Перед ними лежали бумаги, с которыми они разбирались.
– Доброго здоровья всем, – сказал Евсей, входя.
– Вот, на ловца и зверь бежит, – обрадовался Хрустов. – Только о тебе вспоминали.
Лаврен вышел из-за прилавка и обнял Евсея.
– Раздевайся, сейчас сообразим перекусить и согреться, – засуетился хозяин. – Нестор, собери-ка нам на стол. Родион с тобой? Зови его тоже, чего на морозе сидеть. Я сам. – Илья Саввич открыл дверь и позвал Родьку в лавку.
– Раздевайся, повечеряем, замёрз небось?
Когда попили чаю, Хрустов сказал:
– Ну, не томи уже, рассказывай, как сходили?
Евсей обстоятельно рассказал, как прошла поездка, о чём удалось договориться.
– Славно, славно, – радовался Илья Саввич. – Всё более чем достойно. Теперь нам с тобой не осрамиться бы. Я слышу разговоры разные, что, мол, инородцев обмануть – дело плёвое, и греха в этом нет. А я считаю так: если в мелочах попуститься словом, потом и в других делах ложь полезет. А купеческое слово должно быть нерушимым. Пусть купцы мы неважнецкие, судя по капиталу, но всё ж люди торговые, а значит, слово должны иметь нерушимое. Так ли, Лаврен?
– Верно, – согласился старик. – Детей обманывать – грех непростительный, а карагасы – что дети.
– Всё хорошо, только есть закавыка одна, – сказал Евсей. – Илья Саввич, ты бы в Канске узнал, кто и кому выдаёт бумаги на владение карагасскими землями. Приезжают купцы, суют в нос бумагу на владение землями, а потом выгоняют людей с охотничьих угодий. Думается мне, что здесь не всё чисто.
– А что? Я знаю, как такие дела делаются, можно и проверить, а ещё бы лучше тоже бумажку заиметь и гнать всех посторонних с земли взашей. Я еду на неделю в Канск, попытаю счастья в этом деле.
– Было бы хорошо, тогда доверия станет больше. Сам знаешь: с ка– рагасами доверие – самое главное.
– У тебя ещё есть дела ко мне? – спросил Хрустов.
– Есть.
– Давай выкладывай, – заинтересовался лавочник.
– Вот. – Евсей достал свёрток. – Здесь немного золота есть, мы хотим с Родионом, чтобы ты нас взял в долю. Пусть не вполовину, но всё ж, мы будем иметь с этого пирога свой кусок, а не ждать, пока подадут.
– Смотри, Лаврен, в кого вырос наш недоросль? Умные слова говорит, сам хотел предложить, а он опередил. Ну, давай посмотрим, что там у тебя?
Хрустов развернул тряпицу и развёл руками:
– Да это как раз на половину обоза потянет! Молодец! И правильно делаешь, что брата держишь рядом, пусть ума набирается.
Хрустов довольно часто бывал в Канске. Здесь жили родственники жены, тут были торговые связи. Но бывать в селе было приятно только зимой, когда снегом прятало всю грязь, которой в Канске с избытком. Даже в сухую погоду грязь не успевала высыхать, и стойкое зловоние стояло повсюду. По улицам ходила скотина, бегали стаи бездомных собак, мусор выбрасывался прямо на середину улицы, где он быстро превращался в навоз. Никому не было дела до этого. Даже перед зданием, где заседало уездное начальство, постоянно была непросыхающая лужа. Рядом располагался трактир, куда челядь бегала перекусить и выпить. Зимой же было достаточно чисто, только «конские яблоки» валялись по улицам, но их быстро засыпало снегом, и опять всё было чисто и свежо.
Хрустов решил не лезть сразу к уездному руководству, а поискать другие пути. Пусть дело дороже обойдётся, но гораздо быстрее по времени.
– Эй, человек, – крикнул он полового, – поди сюда!
– Слушаю-с, – согнулся в поклоне тот.
– На тебе несколько монет, скажи-ка мне вот что. Сюда приходят дармоеды из уездной конторы на обед?
– Как же-с, приходят-с.
– А писари бывают?
– Да, Симка Милкин приходит стаканчик пропустить.
– Когда он придёт, кивни мне, в накладе не будешь.
– Слушаюсь.
Вскоре половой подошёл и указал взглядом на худенького, неряшливого мужичка средних лет.
– Принеси-ка мне водки и позови его за мой стол, сдачу возьмёшь себе.
Симка подошёл и сел рядом с Хрустовым, не спрашивая разрешения. Видно, такие процедуры у него были частыми. Илья Саввич, ни слова не говоря, налил половину стакана, решив, что с полного у писаря ничего не добьёшься. Писарь выпил водку и стал похрустывать солёным огурцом.
– Скажи мне вот такое дело, сможешь ли ты мне разъяснить ситуацию с продажей земли?
– Смотря где земля.
– В верховьях Кана, Бирюсы, Туманшета.
– Это стоить будет рубль, а захочешь сделать бумагу, то червонец, не меньше.
Хрустов понял, что угадал с писарем.
– И документ можешь мне сделать?
– К вечеру и сочиню.
– Теперь обскажи делом, что и как?
– Если всё сделать по закону, то и денег надо тыщи, и времени за месяц не управишься, но я так понимаю, вам землица особо и не нужна, вам нужна бумага, чтобы хозяйничать там какое-то время да иноверцев пугать?
– Верно, – поддакнул лавочник.
– Проще простого, я сам напишу бумагу, подпись подделаю и печать поставлю абы какую, кто там разбираться будет?
– Ты мне не абы какую, а штуки три печати можешь поставить? Так. чтобы посолидней было, чтобы не только инородца, а и иного купчишку напугать можно было.
– Три так три, придётся ещё рубль добавить, по полтине за печать.
– Договорились. – Хрустов вытащил бумажник. – Вот два рубля сейчас, а вечером всё остальное – прямо здесь и буду ожидать.
– После шести ждите, всё будет сделано, а имя и фамилию мы запишем прямо здесь, подальше от лишних глаз.
– Я буду ждать, – сказал Илья Саввич.
В половине седьмого, когда Хрустов уж было стал сомневаться, явился писарь.
– Извиняюсь, срочные дела немного задержали. У меня всё готово.
– Давай заполняй недостающее, а я приготовлю деньги.
Писарь аккуратно вписал фамилию Цыганкова Евсея.
Рассчитавшись с ярыжкой, Хрустов и выпил с ним немного за знакомство. А вдруг ещё сгодится?
«Вот так и делаются дела здесь, а я всё про купеческое слово говорю, – думал лавочник. – Правда, здесь и дел на копейки, только начальство и не знает, что у одного куска земли по десятку хозяев. Как дознаются, высекут ярыжку, как “Сидорову козу”. Да что толку? Ну, теперь, Евсей, тебя карагасы на руках носить станут, если ты разгонишь воров с их угодий. Эх, срослось бы всё».
25
Вооружившись заветной бумагой, Евсей отправился к карагасам.
Обоз подтягивался к последнему повороту. Через несколько минут откроется пространство, на котором должны стоять чумы стойбища. Евсей поглядывал с нетерпением, стараясь первым увидеть знакомую каптину, но его опередил Родька:
– Дымом потягивает, значит, они уже там.
Только сейчас Евсей понял, что его смущало в этом ожидании. Действительно, по реке струился запах костра. В любое другое время он почувствовал бы его сразу, но ожидание и волнение сделали своё дело, Евсей опростоволосился. Он смущённо улыбнулся, радуясь, что всё складывалось удачно.
Обоз уже две недели как вышел из Конторки. Пять саней, нагруженных товарами, пять возниц, да ещё Лаврен с ними. Очень уж захотелось Лаврену побывать у карагасов, встретиться и поговорить со своим другом Эликаном. Лаврен весь путь вёл себя бодро, часто шёл пешком. рядом с санями, давая лошадям немного отдохнуть.
Вместе с ними были ещё Маркел Дронов, Кирьян Лисицин, Еремей Трухин. Их жёнки поначалу взвыли, не желая отпускать мужей, но потом согласились, узнав, что к посевной все будут дома, да и копейку лишнюю заработать не всегда есть возможность.
Хрустов весь товар для торговли приготовил в Конторке, отсюда было проще отправляться в путь, да и глаз посторонних поменьше. Всё произошло обыденно: загрузились и поутру отправились в путь. Первые две ночёвки в Догадаевке и в Благодатской провели в тепле, потом же приходилось готовить ночлег основательно, по ночам стояли нешуточные морозы, а по реке холод чувствуется особенно. Но обошлось, никто не заболел, настроение было бодрое.
Вот и показались чумы. Их было около десятка, и стояли они кругом, словно отгораживаясь от всех. Собаки возле чумов навострили уши и подняли лай, появились люди.
Эликан стоял впереди всех и выглядывал знакомые лица. Евсея он разглядел самым первым, затем Маркела, внушительный вид которого тяжело спутать, и, наконец, узнал того, кого уже и не надеялся увидеть. Лаврен улыбался, подходя к старому другу. Они обнялись и долго ещё пожимали руки друг другу.
– Как поживаешь, Эликан?
– Шибко хорошо поживаю, Лаврена встретил, – ответил он. – Хотел уже сам ходить в гости.
– Почему не пришёл? У меня в чуме места хватит.
– В другой раз приду, – ответил Эликан, и они рассмеялись.
– У тебя в стойбище больше стало чумов, женил кого-нибудь?
– Оробак свой чум поставил, жену молодую привёл, да ещё люди из нашего рода остановились с нами на лето. Вас ждём, Евсейка сказал, что привезёте товар, вот и остались люди.
– Здоровье не подводит? – спросил Лаврен.
– Мало-мало худо, но ничего, олешка есть, ноги не надо.
– На охоту бегаешь?
– Рядом с чумом, как дети.
– Хороший год был?
– Хороший. Шибко хороший. Много соболей добыли, много белок. На суглане мало товаров давали за шкурки, шибко много промышляли все. Белому Шаману оброк отдали на три года вперёд. Мы не стали все шкурки показывать, Евсейка говорил, что хорошую цену даст.
– Верно, мы привезли всё, будете довольны.
– Ладно, однако, будет.
– Здравствуй, Эликан, – сказал Евсей, подходя к старикам.
– Здравствуй, Евсейка, Родька с тобой?
– Да.
– Мы ждали вас, ты обещал.
– Раз обещал, значит, приехал, – ответил Евсей. – Всё хорошо в стойбище?
– Хорошо.
– Чужие люди не приходили?
– Оробак видел, что идут сюда какие-то люди, завтра придут, в лесу снега много, не могут быстро бежать.
– Вот и хорошо, что мы успели вперёд, встретить их нужно достойно.
Евсей пошёл к мужикам и сказал, что делать дальше. Сказал, чтобы были настороже, но не ввязывались в разговор.
– Эликан, – сказал он. – Торговать будем завтра с утра, а сегодня будем отдыхать немного и готовиться.
– Это верно, время есть, река ещё постоит, – кивнул старик.
– Скажи всем, пусть готовят всё, что припасли.
– Лаврен, Евсей у вас главный? – спросил Эликан.
– У него голова молодая, толковая. Молодец, хороший мужик.
– Да, – сказал Эликан, набивая трубку, – не обманывает. А ты?
– А я попросился только сходить сюда. Так захотелось, что мочи нет. Аж по ночам подвывать стал, как волк. Попросил Евсея взять с собой, хотя какой из меня работник? Скучаю я по этим местам, будто прирос. Душа рвётся сюда. Как поедут без меня, так мне плакать хочется, как малому ребёнку. Вот и с тобой повидаюсь, а то сколько нам ещё осталось?
– Евсей говорил, что у тебя жёнка есть?
– Живём помаленьку. Выходила она меня, считай, на ноги поставила, хорошая женщина, доброй души человек.
Вскоре и хозяева, и гости дружно работали зубами, поедая горячее мясо молодого изюбря, добытого Оробаком. Евсей выставил немного водки, только немного отметить встречу с друзьями. За разговорами засиделись допоздна, спать разошлись по чумам – места хватило для всех.
Утром, едва только разложили товар, как из-за поворота показался ещё обоз. Не доходя немного до стойбища, обоз остановился, от него отделился человек и пошёл к чумам. Евсей вышел навстречу, мужики встали позади стенкой, берданки лежали под рукой.
– Кто такие будете? Почему на чужих землях торгуете? – крикнул мужик, подходя.
Низкий, коренастый, уверенный в себе, он шёл напропалую, пытаясь смутить Евсея. Но тот, когда мужик попытался пройти мимо, сказал:
– Куда путь держишь?
– Я по закону здесь, а вот вы кто такие? – остановился мужик, понимая, что нахрапом взять не получилось.
– По какому закону ты здесь?
– У меня бумага есть с печатями, где говорится, что только я имею здесь право торговать и даже охотиться. Мои это земли.
– Покажи бумагу, – сказал Евсей и улыбнулся, вспоминая рассказ Хрустова про эти бумажки, как за десять рублей можно приобрести половину Сибири.
– Читать-то умеешь или толмача позовёшь, – съязвил мужик.
– Разберусь. – Евсей развернул бумагу и вслух прочитал: – «Протасов Иван Никитич имеет право на владение…» Вот что я тебе скажу, Протасов Иван, шёл бы ты отсюда по-тихому, да скажи Симке Милкину, что если он продаёт такие цидульки, то пусть ставит печатей столько, сколько нужно. А нужно три печати – глянь. – Евсей развернул свою бумагу перед лицом изумлённого Ивана.
– Ай да Симка, сукин сын, ну ты у меня ответишь за всё, – только и выдохнул он.
– А теперь давай поворачивайся и иди туда, откуда пришёл, да накажи там своим дружкам, что здесь просто так не пролезет. Ты напугать можешь карагасов, но не меня.
– Вот ярыжка, ну ты у меня умоешься ещё кровью, – бормотал Иван и махнул рукой своим обозникам: – Давай разворачивай!
Торговали весело: цену давали хорошую, люди брали много. Когда товар чуть подешевле, то и безделушки оказываются очень нужными. Были проданы и три берданки, но за них запросили дорого. Ружьё – это такой товар, за который не торгуются. Евсей тоже добавил патронов побольше обычного. Все были просто в восторге – давно так удачно не проводились торги. Золота, на которое рассчитывал Евсей, оказалось немного, и то все самородки. Решив привлечь внимание к этому промыслу, он на жёлтые камушки давал хорошие ножи, они были в особой цене. К вечеоу все было распродано. То немногое, что осталось, пришлось раздарить и отдать в счёт будущего года. Даже и так было очень выгодно.
Когда Евсей с Хрустовым прикидывали, во что обойдётся эта экспедиция, они не рассчитывали на такую удачу. Теперь дело было сделано. Нынче повезло потому, что сезон у карагасов был удачным. Но на следующий год, кроме всего прочего, и слухи пойдут, как Евсей выгодно торгует, значит, можно будет рассчитывать на большее количество покупателей.
Вечером Евсей выставил водки, чтобы отметить доброе дело.
– Это просто угощение, – сказал он Эликану. – Покупать никто ничего не будет, значит, можно праздновать.
– Теперь можно, – согласился старик.
– Мы завтра будем собираться, а потом и пойдём с утра.
– На следующую весну ждать? – спросил Эликан.
– Делайте также: на суглане возьмите ровно столько, сколь нужно, чтобы нас дождаться. А потом и мы придём так же, как и в этот раз. Только если придут другие люди, с ними торг не заводи, скажи, что всё оставил на суглане.
– Не только я, но и другие знают, как остаться без ничего.
– Эликан, может, что-то ещё хочешь заказать на следующий раз, говори, если будет возможно, то привезём.
– Нет, ничего не надо, – ответил старик.
– Эликан, давай выпьем, – подошёл Маркел.
– Маркелка, Евсейка говорил, что у тебя жёнка, как маленькая косуля, а сердитая, что росомаха, верно?
– Врёт он всё, твой Евсейка, куда там росомаха, целая медведица, – хохотнул Маркел. – Нет, Эликан, жена у меня хорошая, веселая.
– Это хорошо, когда весёлая. А детишки есть?
– Есть и детишки, давай выпьем за вас, – сказал Маркел и опрокинул кружку, выдохнул и добавил: – Хорошие вы люди и живёте тихо, мы так не умеем.
Лаврен уединился с Эликаном. Два старика разговаривали, улыбались, Лаврен при этом подливал себе совсем понемногу водки, а Эликан только покуривал трубку. О чём они говорили, Евсей не слышал, только смотрел на них и радовался тому, что согласился взять Лаврена с собой.
Оробак сидел у костра на улице вместе с Родионом. У этих друзей была своя тема – охота. Об этом они могли говорить долго, тем более что у Оробака получился очень хороший сезон. Он рассказывал, сколько добыл соболей, как гонялся за ними, как работали собаки, рассказал, что завёл себе ещё маленького щенка – будет учить охоте.
– Ты когда женился? – спросил Родион.
– Зимой, на суглане, она тоже из нашего рода, только из другого стойбища. Я её и раньше знал, сейчас время пришло – вот и женился.
– Своим чумом зимой кочевали?
– Да, уже своим.
Эликан рассказывал Маркелу, как на суглане платил русскому, чтобы он готовил дрова для чума, хотел пожить, как барин. Курил только папиросы, раздавал направо и налево.
– Много за дрова платил? – спросил Маркел.
– Много платил, можно муки купить на ползимы.
– Ого, а сейчас тебе дрова не надо, а то я пойду на заготовку?
– Нет, сейчас жена готовит, платить не надо, – сказал Эликан.
Все дружно захохотали. Эликан вместе со всеми смеялся над своими пьяными выходками.
Сидел Евсей и думал о том, что говорят о карагасах, будто молчуны – слова не выбьешь, будто и не слышат собеседника. А собеседника ли? Вот посмотришь, а тут в любой стороне разговаривают, смеются, словно и не могут без этого совсем. Видно, собеседники не те у карагасов были. Конечно, их обмануть просто, словно дитя малое, но ведь и мудрости у них достаточно и знаний разных. И ценности у них другие: они деньги до сих пор в руки не берут: меняют товар на товар, если удаётся немного выгадать, так они рады этому безмерно, пересказывают много лет, как они хорошо торговали. Теперь и этот случай пойдёт добрым слухом по земле карагасской, и захотят посмотреть на такое чудо другие жители этой сказочной страны – Карагасии.
«У нас только и есть время любоваться красотами, когда выжидаем время, когда белое величие простирается от могучих гольцов Саяна до вечной зелени притихшей тайги. Когда всё вокруг начнёт оживать и принимать другие краски, – думал Евсей, – мы только и делаем, что моем песок, уткнувшись носом в лоток, да спим, усталые, по ночам. Лишь когда всё в тайге отцветёт, созреет, мы поднимаем голову к небу, пытаясь припомнить мимолётные летние видения, промелькнувшие, будто бы во сне. А в памяти только шум ручья, белесые туманы по распадкам да полоска синего неба между макушек сосен и кедров, гордо раскинувшихся на вершинах этих самых распадков. Остановиться бы, полюбоваться, да всё некогда: торопимся, спешим да боимся показаться перед другими спутниками слюнтяями, для которых какая-то таёжная красота является чем-то важным. Пусть не каждый, пусть половина сотоварищей так думают, но хоть кто-нибудь сказал об этом? Нет, и никогда не скажет. А карагасы тоже не произносят свои мысли вслух, но они могут сесть вечером всем стойбищем и смотреть, как солнце катится по макушкам сосен и заливает всё вокруг алым маревом, меняя и перепутывая все краски. Затаиться на берегу и наблюдать, как непуганые, наглые хайрюза разгоняются по самой быстрой водной струе. И выскакивают из своей стихии, пытаясь на лету схватить зазевавшегося слепня или муху. Никто из карагасов не побежит за ружьём, если вдруг увидит, как матуха-оленуха выведет на хрустящий речной галечник маленького телёнка-стригунка и будет смотреть по сторонам, пока тот не напьётся чистой, прохладной воды. Карагасы ничему этому не удивляются, потому что они сами – часть всего этого. И когда их прогоняют со своих мест, они теряются, не могут быстро устроиться, приспособиться к новым условиям, многого не понимают. Даже такие вещи, как золото, для них непонятны. Когда дают хорошую цену за самородок, карагас не понимает, за что. Он не бегал за ним, не искал – поднял с земли и положил в карман. Вот соболь – это другое дело, за ним надо походить не один день, и чем больше бегаешь, тем дороже шкурка для охотника, остаётся какая-то история, её потом можно рассказать другим, а жёлтый камень? Ну, увидел, ну, поднял, за что платить? Сколько камней вокруг, ну и пусть у них цвет другой, цена та же для карагаса».
Чем больше размышлял Евсей, тем теплее становилось на душе. Он благодарил Господа за то, что Всевышний дал возможность познакомиться поближе с этими людьми. Теперь Евсей понимал, почему его так тянуло сюда. Золото – это, конечно, заработок. Теперь вот торговля – тоже причина чаще бывать здесь. Но больше не хватало Евсею общения с этими добродушными и доверчивыми людьми, с ними так хорошо просто посидеть и помолчать. И это большое счастье. Нет, счастье не для карагасов, счастье для Евсея. Рядом с этими людьми взгляд на вещи становится совсем другим, и любой, у кого хоть немного осталось совести, становится чище и человечней. Это такое счастье – увидеть мир другими глазами. Вот почему и Лаврен так хотел побывать здесь, ему тоже не хватало этого общения, а напрямую сказать об этом он никогда не решался.
– Евсейка, давай выпьем мало-мало, – позвал повеселевший Эликан.
– Наливай, – сказал Евсей и подсел к счастливым старикам.
– Завтра мы тоже уходим, – заявил Эликан.
– Куда? – удивился Лаврен.
– Уйдём на озеро, где в прошлый раз были, вот Евсей знает.
– Здесь плохо стало?
– Да, много людей ходит, много спрашивают – плохие люди. В чум лезут, в котёл смотрят. Нехорошие люди.
– На озеро никто не приходил?
– Нет, там только Евсей и Родька приходили. – Эликан заулыбался.
– Следующей весной ты нас здесь жди, потом уйдёшь, – сказал Евсей. – А то у нас не олени, мы к озеру не доберёмся.
– Придётся ждать, – согласился Эликан.
С утра до обеда собирали чумы, паковали товар, готовили повозки, а потом попрощались и двинулись в разные стороны: обоз Евсея вниз по Бирюсе, карагасы – вдоль Саян, на заход солнца.








