Текст книги "Услышать тебя..."
Автор книги: Вильям Козлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 39 страниц)
Сергей снова сел за письменный стол и, немного подумав, медленно застучал на машинке. На столе в беспорядке разбросанные отпечатанные листы, блокноты с записями.. Он то и дело перекладывал их, отыскивая резинку. Иногда, перестав печатать, хватал ручку или карандаш и, провернув каретку машинки, начинал вписывать слова, целые предложения. Это было неудобно, но иначе он не мог. Не хотел оставлять на потом хотя бы одну неисправленную фразу.
– Я погуляю с Караем, – сказал Юра.
Щенок радостно затявкал и забегал по прихожей. Малыш, а вот уже понимает!
– Когда у тебя начинаются каникулы? – поинтересовался Сергей.
– В конце мая. А что?
– Съездил бы к матери.
– Я уже записался в летний спортивный лагерь, – сообщил сын.
– Хотя бы на несколько дней.
– Ладно, – беспечно сказал сын и вместе с Караем ушел, хлопнув дверью.
У Сергея со стола, трепыхаясь на сквозняке, слетел на пол лист.
Однако этим летом Юра не поехал на каникулы к деду в Подмосковье, хотя тот настойчиво приглашал. Юра ездил в Смоленск на школьную спортивную олимпиаду, – их баскетбольная команда вышла в полуфинал, о чем он с гордостью сообщил Сергею. Земельский прислал телеграмму, что ждет внука на даче, но у внука, очевидно, были другие планы: он на два месяца уехал в пионерский спортивный лагерь. Сергей уже два раза ездил к нему. В лагере Юра чувствовал себя как дома, ловил рыбу, загорал с ребятами на песчаном берегу, с увлечением сражался в волейбол и баскетбол.
Неожиданно для Юры и Сергея Земельский сам пожаловал этим летом в город. Остановился в гостинице и позвонил в приемную редактора. Сергея на месте не было, он ездил с альманахом к Козодоеву, а когда вернулся, секретарша Машенька ему передала, что его в гостинице ждет какой-то товарищ из Москвы. Что это за «товарищ из Москвы», Сергей долго не мог взять в толк.
Когда дверь номера «люкс» отворил Николай Борисович Земельский, Сергей даже растерялся: никак не ожидал он встретить здесь бывшего тестя. По своей наивности полагал, что больше никогда в жизни их пути-дороги не пересекутся...
И вот сидят они в просторном холле. На полу ковер, у окна на тумбочке телевизор. Из холла приоткрыта дверь в спальню. На застланной постели распахнутый кожаный чемодан. Со спинки кресла свисают узкие красные подтяжки..
Откинувшись на спинку мягкого дивана и закинув ногу на ногу, Николай Борисович смотрит на Сергея. Взгляд его тусклый и ничего не выражает. Не изменяя удобной позы, он иногда протягивает руку, берет из вазы черешню и не спеша отправляет в рот.
– Англичане говорят: мой дом – моя крепость, – философствует Земельский. – Я с ними согласен. Хорошая семья, дом – это все. А если ничего этого нет, человек теряет почву под ногами... Нет ответственности перед семьей – нет ответственности и перед самим собой. .. .
– Вы приехали затем, чтобы мне это сообщить? – прерывает эти разглагольствования Сергей. .
– Значит, так и застрял в этом городишке? – невозмутимо продолжает тот. – Как тут у вас с охотой? Есть какая-нибудь живность? Лоси, козы, кабаны?
– Да, вы же браконьер с солидным стажем, – замечает Сергей.
– Какая уж теперь в Подмосковье охота, – вздыхает Земельский. – По вороне выпалишь – и то жалобы со всех сторон: дескать, в каше время стрелять в какую-либо живность – варварство.
– Сознательные у вас соседи, – усмехается Сергей.
– Приручу... – ухмыляется в ответ Николай Борисович,
О его житье-бытье Сергей был наслышан от Юры. Былое восхищение могущественным дедом прошло у мальчишки.
Со свойственной ему разворотливостью Земельский скоро стал заметной фигурой в дачном городке. Уйдя на пенсию, он широко развернул частную врачебную деятельность. Помимо венерологии взялся лечить тромбофлебит. А когда в нескольких случаях добился полного выздоровления своих пациентов, то сумел создать себе такую рекламу – разумеется, с помощью вылечившихся,– что народ повалил к нему со всех сторон. Лечил Николай Борисович выборочно, как правило, людей влиятельных и обеспеченных. На его имя приходили посылки с астраханской икрой, копченой рыбой, воблой. С юга – каракулевые шкурки и фрукты, с севера – балыки и модные вещи, которые туда забрасывают по разнарядке. Брал, разумеется, он и деньгами.
Каждое утро почтальон приносил пачку писем. Капитолина Даниловна вскрывала их и безошибочно отбирала клиентов с достатком. А потом уже хозяин назначал день приезда к себе. Так как в дачном городке гостиница была небольшая и мест в ней почти никогда не было, он поселял своих «клиентов» – так он называл больных, приезжающих к нему, – у соседей, которые брали за эту «любезность» повышенную плату.
Жил на даче Земельский припеваючи. В магазин приходил, как в свою собственную кладовую, и брал самое лучшее, что для него всегда откладывалось под прилавок. Одна из клиенток доставала в Москве модные вещи для Лили и Вити, вторая – дефицитные продукты. Николай Борисович не гнушался ничем: кладовая в его доме ломилась от коньячных бутылок, консервов, преимущественно лососевых, банок с медом, связок твердокопченых колбас, коробок с растворимым кофе.
Как-то финансовые органы заинтересовались бурной деятельностью отставного врача, но Земельский каким-то образом сумел быстро уладить возникший было конфликт.
Кроме дачи он купил себе двухкомнатную кооперативную квартиру, которую обставил лучшей модной мебелью, тоже благодаря одному из клиентов. Своему сыну Виктору приобрел трехкомнатную квартиру и тоже обставил со щедростью монарха. Пустовала и двухкомнатная Лилина квартира – тоже подарок любвеобильного папаши. Лиля была прописана в Москве, но вот уже второй год жила с мужем в Ленинграде. Николай Борисович пообещал дочери, что похлопочет у своих влиятельных знакомых, которые все могут, чтобы перевели ее мужа в Москву...
И вот этот новоявленный Корейко сидел в кресле напротив Сергея и обмахивался тонким батистовым платком. Немного заостренный нос его блестел, в складках шеи скопился пот, блестели и аккуратно зачесанные назад редкие черные волосы. Сергей не видел его давно, но нельзя было сказать, что Николай Борисович внешне сильно изменился. Разве только лицо стало еще более холеное и полное да круглый живот побольше. Он огромным арбузом выпирал из-под необъятных бежевых брюк. Рубашка под мышками промокла.
Что же заставило Земельского приехать сюда? Неужели только любовь к внуку?..
Николай Борисович, зорко нацелившись на Сергея единственным живым глазом, веско сказал:
– Я не позволю восстанавливать против меня мальчишку. Юраш единственный мой внук, и я не желаю его терять.
– Вы его уже давно потеряли... И самое интересное, я палец о палец не ударил для этого.
– Если ты забыл, я могу напомнить, что с грудного возраста он воспитывался в моем доме...
– Я помню, – сказал Сергей.
– Я одевал, обувал и кормил его, – продолжал Земельский, по-видимому с удовольствием слушая самого себя. – Я бы сделал из Юраша настоящего человека.
– В этом я глубоко сомневаюсь, – сказал Сергей.
– Когда он последний раз приезжал, на нем даже брюк приличных не было.
Это верно. Юрка, как и все мальчишки, носит джинсы. А весь шарм – это когда джинсы протерты на коленях и несколько раз побывали в стирке. Тогда они приобретают неповторимый голубой цвет.
– Не советую сердить меня, – перешел к угрозам Земельский. – Ты знаешь, я ведь не остановлюсь ни перед чем.,,
– В партийную организацию напишете? – с интересом посмотрел на него Сергей. – Или опять какую-нибудь карикатуру в конверте пришлете?
– Я найду, что написать, – уронил он.
Сергея так и подмывало встать и уйти, но что-то удерживало его. Наверное, профессиональное любопытство: такого редкого типа, как Земельский, не каждый день встретишь... Давняя злость на него прошла, и вообще, старик стал сдавать – поглупел, что ли? Уж он-то должен бы знать, что его, Сергея, пугать такими пустяками—только время терять. Прошли те времена, когда на каждую анонимку обращали внимание, создавали комиссии, расследования... Теперь норовят самого анонимщика за кляузную лапу схватить!
– Так что же вы от меня хотите? – спросил Сергей.
– Я хочу, чтобы Юра уехал отсюда со мной. Я знаю, что ты ему запрещаешь это делать.
«Ничего ты не знаешь, старый осел! – сердито подумал Сергей. – Я никогда ему не запрещал ездить к вам», А вслух сказал:
– А если он не хочет?
– Чем ему у меня плохо? В доме все есть... Я ему ни в чем не отказываю.
– Даже в деньгах на карманные расходы, – усмехнулся Сергей.
– Мне ничего не жалко для своих, – веско сказал Земельский.
– А вам не приходило в голову, что, давая деньги мальчишке, вы его развращаете? Зачем зарабатывать, когда есть добрый дедушка? Ведь вы со своими десятками тысяч тоже не вечны, а ему нужно будет строить свою собственную жизнь. Зачем же вы такую свинью подкладываете своему... гм... единственному внуку? Зачем хотите убить у него самостоятельность, радость первого заработка? Уверяю вас, заработать деньги честным трудом куда приятнее, чем...
– Я деньги не ворую, – перебил Земельский. – И на станке фальшивки не печатаю.
– Я не против, чтобы он к вам ездил, но не обращайте его в свою веру... Не будет он таким, как вы. И потом, это невозможно: таких, как вы, один на миллион!
Земельский цепко посмотрел на него, так и не поняв, комплимент это или оскорбление. А Сергей и не собирался ему разъяснять.
– Каждый человек все меряет на свой аршин, – продолжал он. – Вот вы сказали, что я восстанавливаю сына против вас... А ведь это вы его с пеленок настраивали против меня! Вы ему такие фантастические картины рисовали, что бедный мальчишка первое время смотрел на меня как на чудовище... Я презирал бы себя, если бы повторил вашу ошибку. Так что успокойтесь, я и слова плохого о вас не сказал в его присутствии. Просто он подрос, поумнел и сам научился разбираться в людях...
– Мои близкие меня уважают, – убежденно сказал Николай Борисович. – Я для них все сделал, что только возможно было. И дочь и сын закончили лучшие учебные заведения страны. Имеют отдельные квартиры, обставленные дорогой мебелью. На моей даче они не гости, а хозяева. Моим детям каждый может позавидовать. Все, что им нравится, они имеют возможность купить. Мне для них ничего не жалко.
«Поэтому твои дорогие дети и выросли эгоистами и типичными потребителями, – подумал Сергей. – Привыкли только брать и ничего не давать».
С детства привыкнув получать от родителей солидные подачки, Лиля и Виктор свою зарплату и за деньги не считали. В конце каждого месяца отец отсчитывал им по несколько сотен рублей. Он понимал, что дети ревниво следят друг за другом, и старался давать поровну. Однако дочь он любил больше и иногда совал ей в руку «на драгоценности». Лиля целовала его, рассыпая такие слова, как «наш божественный папочка, что бы мы без тебя делали!».
О том, что они будут делать без папочки, ни Лиля, ни Виктор пока не задумывались. Папочка был для них дойной коровой, у которой никогда «золотое молоко» не иссякнет. И если бы вдруг он однажды не вручил своим чадам по объемистой пачке купюр, и сын и дочь посчитали бы это величайшей подлостью с его стороны.
Если бы можно было в нашем обществе не работать, и Виктор и Лиля никогда бы не работали. Они давно потеряли интерес к своей специальности. Зачем ломать голову над проектами, статьями, очерками, когда можно получить от отца наличными столько, сколько не заработаешь и за три месяца. Кто знает, может быть, и у Лили, и у Виктора были какие-то способности, пусть даже скромные, но любвеобильный папочка убил их в самом зародыше. «Пусть работают лошади, – любил говорить он, – а человек должен наслаждаться жизнью».
И эта философия с детства была усвоена его детьми. Сам того не сознавая, он лишил их главного в жизни – радости творчества. Любая работа стала для них принудиловкой, которую необходимо отбывать, чтобы не возмущать это «несовершенное общество», в котором они живут. Работа раздражала их, отвлекала от тех «радостей жизни», которые приносят даровые деньги и ничегонеделанье. Выйдя опять замуж, Лиля бросила работу, посвятив себя целиком магазинам, тряпкам, благоустройству квартиры. Слава богу, папин бюджет все выдержит. ..
Николай Борисович всю свою жизнь прожил, как жучок-древоточец в дубовом шкафу, пожирая древесину и питая ее отходами своих детей-жучков, он был уверен, что добился в жизни всего того, к чему стремился, чего хотел. А много ли жуку-древоточцу надо? Дубовый шкаф да крепкие челюсти! Не рассчитал он лишь одного: хотя дубовый шкаф, по сравнению с жучком, велик, как вселенная, но ведь жуки-древоточцы не вечны. А что будут делать его детки-жучки, когда кончатся отходы? Ведь он, засовывая им в рот пережеванную пищу, вырастил их беззубыми. Помянут ли его дети добром, когда окажутся предоставленными самим себе? ..
Вот он сидит перед Сергеем, развалившись на диване. Так и излучает довольство самим собой. Такого словами не прошибешь, да что словами?! Тюрьма его не перевоспитала. Говорить с ним бесполезно. Если бы Сергей сказал, что он думает про него, Земельский расхохотался бы ему в лицо. Он уверен, что ему все завидуют. Завидуют его деньгам, которые он тысячами наживает нечестными способами. Разве ему понять, что настоящее счастье приносят не деньги, а радость творчества? ..
Нет, этого ему не понять. И однако Сергей встревожил его, когда совершенно серьезно сказал:
– И все-таки я вам очень благодарен.
Земельский вскинул на него глаза, поморгал, и самодовольная улыбка сползла с его лица. Меньше всего в жизни хотел он, чтобы Сергей был ему за что-либо благодарен.
– Любопытно, – сказал он, скрипнув пружиной.
– Если бы не вы, я никогда не написал бы роман…
– Этот... без названия? – скривил губы в усмешке Земельский. – Я думаю, у него нет не только названия, но и издателя...
– Если бы не вы, я, возможно, до сих пор не развелся бы с вашей дочерью, а это было бы для меня смертельно: она убивала во мне все хорошее, творческое...
– А есть ли в тебе хорошее?
– Так что вы все-таки сделали одно доброе дело,– сказал Сергей и, взглянув на часы, поднялся с кресла
Земельский еще немного посидел, чтобы не уронить своего достоинства, и тоже поднялся.
– Передай Юрашу, что я его здесь жду. И не уеду без него, – сказал он. – Я купил ему норвежский тренировочный костюм...
– Вы думаете, он на это клюнет? – рассмеялся Сергей. – Плохо же вы знаете своего внука...
– Я действительно люблю Юраша и скучаю без него, – сказал Земельский. И голос у него был искренний.
– Любите на здоровье, но не развращайте деньгами. .. Или в вашем понятии и такое чувство, как любовь, тоже измеряется деньгами?
– Скажи мне честно, вот ты напечатал книжку, говоришь, закончил роман, – много ты заработал? Можешь ли ты обеспечить свою семью всем необходимым... допустим, если бы она у тебя была?
– Семьи разные, и запросы разные,– ответил Сергей. – Для меня деньги никогда не были главным в жизни. Надеюсь, для моей семьи – тоже.
– Ну вот то-то, – удовлетворенно заметил Николай Борисович. – Был ты гол как сокол и остался таким... А Лиля еще со мной спорила, мол, ты, если захочешь, всегда сможешь заработать кучу денег.
– Ну а как этот... Оленин? То, что нужно? – не удержался и задал неприятный для себя вопрос Сергей.
– Он меня уважает, – с достоинством ответил Земельский,
– Я рад и за вас, и за Лилю, – сказал Сергей. – Даже если и совершишь серьезную ошибку, жизнь такая штука, она потом все поставит на свои места..,
– Если бы Лиля меня послушалась, она не совершила бы этой ошибки, выйдя замуж за тебя, – убежденно заметил Николай Борисович.
Сергей понял, что разговаривать больше бесполезно: и говорят они о разном, и думают по-разному... Он уже взялся за ручку двери, но Земельский с угрозой произнес:
– А если Юраш не придет...
– Тогда что? – Сергей нахмурился и вплотную приблизился к нему, посмотрел в лицо долгим изучающим взглядом.
Земельский отпрянул в сторону и, чтобы скрыть замешательство, стал смотреть в окно. Лицо у него уже не было таким самодовольным.
– Мне известно, что Юраш в каком-то спортивном пионерлагере, – сказал он, отводя глаза в сторону.– Я бы очень хотел с ним повидаться.
– Я к нему на днях собираюсь, – сказал Сергей.– Передам вашу просьбу. И не забуду про норвежский костюм сказать...
– Что ты к этому костюму привязался?
– Я боюсь, он будет ему мал... – улыбнулся Сергей. – Знаете, как они сейчас растут?
– Куплю другой, – не понял иронии Земельский.
– Счастливый вы человек, – сказал Сергей. – Все можете купить...
– Каждый живет как умеет.
– Это верно... Кстати, этот лагерь всего в пятидесяти километрах от города, – сказал Сергей. – Вы можете сами съездить к нему.
– Я это имел в виду, – кивнул Земельский. – Такси туда ходят?
– Для вас нет ничего невозможного, – улыбнулся Сергей.
– Я собираюсь своему новому зятю купить «Жигули»,– солидно заметил Николай Борисович.
– Вашему новому зятю крупно повезло...
Сергей – ему уже стало смертельно скучно – вспомнил разговор с сыном на озере, когда тот вручил ему подаренные добрым дедушкой деньги. Сергей еще тогда подумал, что надо бы при случае вернуть эти деньги Земельскому. И вот случай представился... Отсчитав пять десяток из только что полученной зарплаты, Сергей протянул их Земельскому. Тот тупо уставился на них, но натура взяла свое: деньги как бы сами собой очутились в его цепкой руке.
– Юра просил при случае передать вам, – сказал Сергей. – Помните, вы дали ему на карманные расходы? ...
– Не помню, – растерянно пробормотал Земельский. – Мой кошелек всегда раскрыт для близких...
– Мой сын не нуждается в подаянии, – жестко сказал Сергей и вышел из номера.
10
Стоял конец июня. Высокая трава ярко вызеленила обочины, изумрудной кружевной дымкой окутались одинокие березы на буграх. Сосновые боры просвечивались солнцем насквозь. Цветет клен остролистый, в воздухе носятся белые пушинки: это тополиный пух и семена одуванчика. На буграх, меж кустарников, разноцветьем полыхает на солнце медуница. А в глубине леса, в низинах, ярко голубеют колокольчики. В придорожных канавах колышутся на легком ветру красные метелки конского щавеля.
Старенький «Москвич» бодро бежит по блестящему шоссе. Огромными шмелями пролетают мимо грузовики, разноцветные автобусы, много легковых машин, – наступило время летних отпусков. Когда впереди, на холме, показалась деревня, Сергей залюбовался высокой стройной часовней. Белокаменная, с зелеными куполами и позолоченным крестом, часовня была видна издалека.
Сергей и Николай Бутрехин возвращались из города с красивым названием Остров. Сергей был там в командировке, а Николай – с выездной труппой театра. Сергей попал во Дворец культуры на прощальный спектакль «Без вины виноватые», где друг его выступал в роли Незнамова.
Гастроли театра в Острове закончились, и у Николая выкроилось три свободных дня. Сергею нужно было повидаться еще раз с известным в области комбайнером – он о нем очерк писал, – и можно домой возвращаться.
Николай, прихватив в гостиничном номере свой обшарпанный чемодан и спиннинг в брезентовом чехле, который он всегда с собой таскал, отправился в путешествие вместе с приятелем.
У знатного комбайнера они переночевали, а рано утром выехали домой. Когда солнце раскалило верх и в машине, несмотря на открытые окна, стало душно, они свернули с шоссе к современному деревянному строению. Указатель на обочине оповещал автотуристов, что перед ними ресторан «Русская сказка».
Место было выбрано очень удачно. Причудливое строение, будто и впрямь оно из сказки, окружали огромные деревья. Прутяные галочьи гнезда желваками набухли меж узловатых ветвей. Так и казалось, что где-то поблизости должен быть древний дуб с русалкой, вокруг которого и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом.
Дуба с котом не было, зато под деревьями молча отдыхали разноцветные автобусы. Туристы обедали в ресторане или любовались окрестностями. Сразу за домом виднелось озеро. Над озером, отчетливо отражаясь в нем, застыли облака. Кромка их была пронизана солнечным сиянием, а дальше к горизонту облака теряли свои очертания, растворялись в тускло-голубом небе. Небольшое озеро было со всех сторон окружено соснами и елями. Даже с того берега слышен был неторопливый стук дятла.
Приятно было после шумной беспокойной дороги очутиться в этом задумчивом зеленом оазисе, где, казалось, само время, как эти облака над озером, остановилось, замерло.
Николай и Сергей уселись на берегу прямо в траву. Хотя и было жарко, почему-то никто из туристов не купался, да и рыбацких лодок не видно на озере.
– Выкупаемся? – предложил Николай.
– Ты взгляни на озеро, – сказал Сергей, прислонившись спиной к тоненькой сосне, – оно ведь хрустальное. Стоит влезть в него, и оно расколется, как волшебное зеркало... Поэтому никто и не купается...
– Пусть меня злые духи накажут за кощунство, но я выкупаюсь, – сказал Николай и стал расстегивать пуговицы на рубашке, но стащить ее не успел: прямо к ним с холма но лесной тропинке спускались туристы. В руках у женщин букеты полевых цветов.
Они прошли мимо. Николай, проводив их взглядом, почему-то раздумал купаться и снова застегнул на рубашке пуговицы.
– А ты прав, – сказал он. – Это заговоренное озеро. Внутренний голос сказал мне, чтобы я и не думал лезть в воду...
Сергей, не слушая его, вдруг пружинисто вскочил на ноги. Напряженно глядя в сторону удаляющихся туристов, он пробормотал: «Я сейчас!» – и бросился догонять их. Пиджак, наброшенный на плечи, упал, но он даже не оглянулся. В белой рубашке с засученными рукавами, огромными прыжками догонял он туристов. Николай видел, как он что-то сказал стройной женщине в светлых брюках и пушистой вязаной кофте. Женщина остановилась, потом, как показалось Николаю, слишком медленно повернулась, и они некоторое время смотрели в глаза друг другу. Потом женщина протянула руку, которую Сергей взял обеими руками и больше не отпускал. Туристы, не обратив на них внимания, пошли дальше, а эти двое стояли на фоне играющего с солнцем озера и молчали.
Николай хотел было встать и подойти к ним, но остался на месте, сообразив, что, пожалуй, он будет лишний.
Неподалеку от шоссе Ленинград—Киев, на берегу синего лесного озера, встретились Сергей и Лена Звездочкина. Встретились после долгой разлуки.
Забыть Лену Сергей не мог, но и вспоминал не часто. Ведь самую жестокую рану в жизни нанесла ему именно Лена. А это забыть нельзя.
Какими судьбами она здесь? .. Приехала с экскурсией от института, где она работает с мужем... Нет, не в Новосибирске! Ее мужа перевели в Москву, ведь он уже профессор, доктор наук. Второй год они живут в столице, в Новых Черемушках... На мотоцикле она больше не ездит – у них машина —да и на рыбалке не была бог знает сколько!.. Хотя и тянет иногда... А как он, Сергей? Женат? Нет еще? Ну что ж, значит, все еще впереди. .. А роман без названия? Написал или все еще пишет? Он не только без названия, но и без конца?.. Вышла книжка в Москве? Она поздравляет от всего сердца. Обязательно прочитает... Конечно, мог бы книжку теперь и прислать... С автографом... Как-никак она, Лена, первая прочла его рукопись... Про мальчика, полюбившего девочку с далекой звезды... Милая такая повесть. Она до сих пор помнит!
– Мальчик стал взрослым, —с грустью сказал Сергей. – А девушка улетела на другую звезду...
– В конце концов юноша утешится, – улыбнулась Лена. – Встретит красивую земную девушку и полюбит ее... Иначе и быть не может.
– Это верно, – сказал Сергей. – Богу – богово, а кесарю – кесарево.
– Я думала, ты бросишься вслед за мной, – сказала она со странной улыбкой. – Будешь уговаривать вернуться к тебе. Или украдешь и привезешь меня на озеро Заснежное, где мы с тобой рыбу ловили...
– Таких, как ты, не уговаривают и не похищают.
– Это комплимент или...
– Понимай как хочешь, – сказал он. Ему не хотелось ворошить прошлое, но, кроме прошлого, у них ничего не было.
– Ты уже жалеешь, что подошел ко мне?
– Нет, что ты, – сказал он. Хотел еще прибавить, что это очень здорово, что они встретились, и он безумно рад, но промолчал.
– Я часто тебя вспоминаю...
– А я до сих пор стараюсь забыть, – невесело улыбнулся он.
– Зачем забывать то, что было прекрасно?
– Если это было прекрасно, почему же ты ушла? – невольно с затаенной болью вырвалось у него.
– Поверь, я много об этом думала... Я никогда ке сожалею о том, что случилось. И сейчас тоже, но...
– Что «но»?
– Я могу и ошибаться, – сказала она и, отвернувшись, посмотрела вдаль: туристов уже не видно. Наверное, зашли в ресторан, где для них уже накрыт стол с русскими закусками и медовухой. Прическа у Лены другая: коротко подстриженные волосы не скрывают тонкую белую шею. Огромные глаза кажутся еще глубже на похудевшем лице. Кажется, она стала еще красивее, но вроде бы холоднее, равнодушнее.
– Это ведь разные вещи: не сожалеть и ошибаться, – задумчиво произнесла она. – К чему ворошить былое? Прошлое не вернешь, а настоящее не изменишь...
– Раньше ты не была столь рассудительной, – усмехнулся он.
– Была, Сереженька... Всегда была рассудительной. .. Иначе бы мы с тобой не расстались.
– У тебя сын или... – спросил было Сергей, но Лена перебила:
– У нас нет детей.
И он понял, что на эту тему говорить не надо.
– Меня все эти годы мучила мысль, что я причинила тебе боль, – сказала она. – Не скрою, были моменты, когда мне хотелось все бросить: и работу, и мужа, и уехать к тебе...
– Я ждал тебя, – сказал Сергей. – Очень ждал.
– Ждал... – невесело улыбнулась она. – У нас, действительно, все в прошлом... А теперь кого-нибудь ты ждешь? – И пытливо заглянула в глаза.
– Жду,, – сказал Сергей. – Вот только не знаю, вернется ли она.
– Ты всегда был искренним, – она улыбнулась, хотя в огромных глазах и затаилась грусть.
– А как ты? – спросил он.
– Мне, в общем, повезло, – коротко ответила она.
– Мне твой муж очень понравился, – сказал Сергей.
– Ты напечатал тот рассказ про влюбленного мальчика и девочку? – перевела она разговор на другое.
– Нет, – ответил Сергей. – Этот рассказ был только для тебя.
– Я забыла... Он погиб, этот мальчик?
– Не помню, – сказал Сергей. – Я тоже все забыл. А ту рукопись, что ты читала, сжег.
Она отвернулась, скользнула взглядом по зеленому с сизоватым отливом берегу. Помолчала. И, не глядя на него, сказала:
– Ждал, забыл, сжег... У тебя все просто и ясно. Завидую тебе!
– Когда-то я думал, что мы без слов понимаем друг друга, – с горечью ответил он. – Не дай бог, чтобы у тебя все было так просто и ясно, как у меня. И не завидуй мне... Не надо. Это смешно!
– Мне не смешно, – тихо, будто эхо, откликнулась она.
– Что ушло вместе с тобой, я не верну уже никогда. .. После встречи с тобой я уже совсем не тот, что был раньше.
– Лучше или хуже?
– Я ведь о другом... – усмехнулся он. – Мы перестали друг друга понимать... А может, и не понимали?
– О чем же ты? – Ее наполненные густой синевой глаза смотрели на него, как прежде, прямо и открыто.
– Я потерял не только тебя, – сказал он, – а и себя. Я перестал верить женщине. И самое худшее – разучился любить. Что-то ушло от меня безвозвратно. И вернется ли?
– Ты стал другим, Сергей, – сказала она. —Может быть, и не стоит жалеть о том, что произошло?
– Не знаю... Не с тех пор я счастливым себя не чувствую.
– Нельзя быть все время счастливым... – улыбнулась она .– Захочется хотя бы немного несчастья.
– По-моему, это называется с жиру беситься, – грубовато заметил он, не приняв шутки.
– И все-таки я была уверена, что ты разыщешь меня, – помолчав, сказала она.
– Зачем?
– На этот вопрос я тебе никогда не отвечу... Да, наверное, об этом и не следует спрашивать женщину.
Наступила неловкая пауза. Лена проводила взглядом пролетевшую над озерам ласточку и кивнула на Бутрехина, сидевшего на траве.
– Это твой друг?
– Пойдем, я тебя познакомлю с ним, – сказал Сергей.
И снова весело бежит «Москвич» по живописному шоссе. В обратный путь.
В «Русской сказке» пообедали вместе с Леной, а потом посадили ее в автобус, который уезжал в Москву. Перед отправлением автобуса Лена со смущенной улыбкой– уже не было времени написать свой адрес – сунула Сергею визитную карточку. Сказала, что там все написано: и рабочий телефон, и домашний. В карточке еще, между прочим, было написано, что Лена – кандидат физико-математических наук...
Наверное, так и должно быть: раз муж ученый, зачем же отставать жене? ..
Эта нечаянная встреча повергла Сергея в глубокую грусть. Будто старая рана открылась в правом боку. Ничто в нашей жизни не проходит бесследно: ни удар ножа, ни болезнь, ни любовь... И Лена стала другой, да и он изменился. Им просто не о чем было говорить. Все время копаться в том, что было и прошло, не очень-то интересное занятие. Говорить о ее семейной жизни не хотелось – это как раз их не связывало, а разъединяло.
И все равно здорово, что они встретились. Он «свалил камень с ее сердца», как она сказала, да и она вытащила у него застарелую занозу. «Будешь в Москве, обязательно заходи, – говорила она. – Муж будет рад!» Будет рад муж или нет, этого он не знает, но, возможно, при случае и заглянет... А может быть, и нет, к чему все это?..
Их обогнал рейсовый автобус. У заднего окна, расплющив носы о стекло, стояли два светловолосых паренька и показывали язык. Сергей улыбнулся, а Николай погрозил кулаком.
– Если бы Лена сказала, что вернется к тебе...– после долгого молчания произнес Николай.
– Она поумнее тебя и никогда бы не сказала этого, – нахмурился Сергей.
– Ну а если бы? – допытывался тот.
– Поди ты к черту! —огрызнулся Сергей и замолчал.
– Вот то-то и оно, – усмехнулся, Николай. – Одну, говоришь, любишь, а вторую тоже не выкинул из сердца.
Сергей смотрел на дорогу, баранка привычно скользила в его руках.
– Я вот о чем подумал, – сказал он, – каждому человеку в его жизни всего отведено ровно столько, сколько природой отпущено. Я где-то читал, что за свою жизнь человек съедает столько-то тонн и ни килограмма больше, произносит определенное количество слов, по мерке расходует свои эмоции и получает наслаждения...
– Не человек, а кибермашина, – ввернул Николай,– подключенная к дозатору!
– Наверное, и с любовью так же, – продолжал Сергей. – Сердце-то одно, и настоящая большая любовь, по-видимому, в него вмещается лишь одна. А человек разрывает ее на части, мельчит, делит... И это уже не любовь, а мелкие любовишки... Я хочу сказать, что каждая ушедшая любовь уносит из тебя частицу той большой любви, которую в каждого из нас заложила природа... Встретив Наташу, я подсознательно это понял и... испугался ее любви. Смогу ли я ей ответить тем же?
– Не паникуй, – посерьезнев, сказал Николай. – Есть люди, которые всю свою жизнь растрачивают себя направо и налево, а ты все-таки цельная натура, и, как говорится, еще есть у тебя порох в пороховницах!
