Текст книги "Услышать тебя..."
Автор книги: Вильям Козлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 39 страниц)
– Где же твоя семья, Сереженька? – спросила мать. – Уже неделя, как Лиле пора на работу, а ее все нет и нет.
.– Безобразие, – прожевывая, ответил Сергей.
– Может, она больше и не приедет сюда?
– Может, и не приедет, – подивившись материнской проницательности, ответил Сергей.
– А Юра приедет? – взглянул на брата Валерка.– Я ему рогатку сделал.
Генка не вступал в разговоры со взрослыми. Он вообще был неразговорчив. Быстро съев свою порцию, надел пальто, схватил портфель и выскочил за дверь. Однако тут же вернулся и, нахлобучивая на лохматую голову белую пушистую кепку, спросил:
– Сереж, дашь сегодня покататься? – Дождь ведь.
– К обеду кончится, – уверенно сказал Генка.– Я его смажу и бензином протру. Дашь?
– В школу опоздаешь, – сказала мать.
– Ух и надоела мне эта школа! – пробурчал Генка и вышел. Он уже вымахал ростом с мать. Сергей видел в окно, как Дружок проводил брата до калитки и, обходя разлившиеся лужи, вернулся.
– У меня все сердце изболелось, думая про вас. Опять поругались? – продолжала мать. – А родители, конечно, заступились за любимую доченьку... С чего бы, спрашивается, тебе уезжать раньше времени? Шутка сказать, билет в оба конца стоит больше двухсот рублей!
– Жарко там, – сказал Сергей. – Пустыня Сахара.
– В этой пустыне песок сахарный, да? – поинтересовался Валерка. – И горы сахарные, да?
– Там вовсе не сахар, – улыбнулся Сергей. Валерка бы еще поговорил, но мать быстро выпроводила его из-за стола. Валерка тоже вытянулся, ему на будущий год в школу.
– Иди в комнату и рисуй в тетрадке, – сказала она и снова взглянула на старшего сына. – Юра-то как? Здоров?
– Здоров, – коротко ответил Сергей, прихлебывая горячий чай из белой фарфоровой кружки с отбитой кромкой. Из этой кружки, сколько он помнит себя, он всегда пил чай. Кружка была толстая, старинная, с одним-единственным стершимся цветком на боку. То ли ромашкой, то ли васильком.
– Неужто так ничего и не расскажешь матери?
– О чем рассказывать-то?
– Что там у вас случилось?
– Ничего не случилось.
– Нынче ночью стонал во сне и зубами скрипел... Ведь мучаешься, неужели я не вижу?
– Вроде бы дождь перестал, – заметил Сергей, глянув в окно. – Пойду мотоцикл заправлю.
– Мать я тебе или не мать?!
– Мать, мать,– оказал Сергей и, накинув жа плечи плащ, вышел из дома.
Что он мог сказать ей? Он и сам ничего не знал. Лиля должна была выйти на работу первого сентября вместе с ним. «Где твоя жена? Что с ней? Не заболела ли?» Эти вопросы каждый день сыпались на него в редакции. А что он мог ответить?.. Редактору сказал, что уехал раньше, а жена, наверное, задержалась из-за болезни. Андижан далеко, письмо еще не пришло. То же самое сказал и матери. Но если редактор поверил или сделал вид, что поверил,– что ему еще оставалось? – то мать не проведешь. Каждое утро Сергей заглядывал в почтовый ящик, ко письма не было. Ну, ладно, не пишет ему, могла бы дать телеграмму в редакцию. Зачем же ставить его в дурацкое положение?
Если раньше, мучаясь бессонницей, он только и думал о Лиле, то теперь мысли его раздваивались: думая о жене, он нередко ставил рядом с ней Лену, сравнивал их, будто разглядывал в бинокль, который приставлял к глазам то одной стороной, то другой. На Лилю хотелось смотрть так, чтобы она виделась в уменьшенном виде. Прошлое, по сравнению с настоящим, было куда приятнее. Пусть они почти два года не жили вместе, когда она училась, и все равно было что вспомнить: мучительные недели разлуки, телефонные разговоры, потом бурные долгожданные встречи...
С Леной, после рыбалки на Заснежиом, Сергей не встречался. Правда, он несколько раз ей звонил. Когда решился поговорить, ее не оказалось на месте, а потом, когда она взяла трубку, он почему-то растерялся и повесил свою. Что он, женатый мужчина, может сказать этой красивой девушке, которая от своих поклонников убегает к черту на кулички?..
Желание увидеться с Леной становилось все сильнее. Лена, Лиля... Даже имена почти одинаковые, а какие они разные!..
Выезжая из калитки на шоссе, Сергей решил, что сегодня он обязательно позвонит Лене и спросит, не собирается ли она в субботу на озеро, конечно, если погода будет хорошая. Последние дни все дождь да дождь...
Сергей сидел за письменным столом и начисто переписывал за внештатного автора корреспонденцию. Хотя он и был спецкором при секретариате, в его обязанности входило подготовить несколько крупных материалов внештатных авторов.
Письменный стол Сергея по-прежнему находился в отделе информации. Если раньше журналисты собирались позубоскалить в отдел культуры и быта, то теперь перекочевали сюда. Сегодня с утра пораньше первым пришел высокий седогривый литсотрудник промотдела Павел Ефимович Рыбаков. Как всегда, прислонился к черной круглой печке и, заложив руки за спину, взглянул на Сергея тусклыми глазами.
– Все строчишь? – спросил он. – Ну-ну, строчи.– И, помолчав, огорошил: – Дядя Костя от нас уходит, редактором районной газеты утвердили.
– В какой район? – спросил Володя Сергеев.
– В пригородный, так что останется в городе.
– Кто же вместо него будет ответственным секретарем? – поинтересовался Сергей.
– Султанов ответственным, а я – литературным секретарем, – с достоинством заявил Павел Ефимович.
– Что же ты нам сразу-то не сказал! – воскликнул Володя. – Мы бы тебя в кресло посадили, Сергей за бутылкой бы сбегал...
– Это никогда не поздно, – засмеялся Рыбаков.
Легкий на помине, пришел Михаил Султанов. На лацкане нового пиджака – университетский «поплавок». Обычно Султанов его не носил.
– Миша, как теперь прикажешь называть тебя: по имени-отчеству и на «вы»? – смиренно глядя на него, спросил Володя.
– Фамильярности не потерплю, – в тон ему ответил улыбающийся Султанов.
– Миша, срежь мне норму авторской отработки,– попросил Сергей. – Надоело мне вкалывать за других.
– Я подумаю, —царственно кивнул Султанов.
– Ребята, налетай, пока ответственный секретарь добрый! – воскликнул Володя. – Дай ты мне хотя бы одного толкового сотрудника!
– Литсотрудника? Пожалуйста, хоть сейчас,– улыбнулся Султанов.
– Шутки шутками, а без литсотрудника я погибаю,– сказал Володя. – Информации требуют на все полосы,а я один.
– Какие тут шутки? – Султанов подошел к двери, распахнул ее и позвал: – Сева, зайди-ка сюда!
В комнату вошел незнакомый коренастый парень в желтой нейлоновой куртке на молнии, узких мятых брюках и толстых спортивных башмаках. Лицо широкое, с твердым подбородком, приплюснутый нос, длинные светлые волосы зачесаны назад. Он почтительно остановился у двери и вежливо поздоровался, чуть нагнув загорелую бычью шею.
– Всеволод Блохин, – представил Султанов. – Наш новый литературный сотрудник. Вот этот представительный товарищ в очках, – кивок в сторону Володи, – отныне твой самый главный начальник.
Ошарашенный Володя молча смотрел на них. Впрочем, замешательство продолжалось недолго. По привычке протерев очки – а Володя всегда снимал их с толстого носа в затруднительных случаях, – он восхищенно заметил:
– Тебе бы, Миша, в цирке выступать... Вместе с Кио. '
– Кстати, могу дать информацию о приезде в наш город цирка-шапито, с участием Кио,– деловым тоном не возмутимо произнес новый литсотрудник.
Когда умолк смех, Володя торжественно пожал руку Севе Блохину и показал ему ка запыленный письменный стол у окна.
– Вот твое законное место, – сказал он и, кивнув на Сергея, прибавил: – И не бери пример с этого типа, который дезертировал отсюда. Был фоторепортером, потом литсотрудником отдела информации, а теперь спецкор! Если такими темпами пойдет и дальше, то через три года он станет редактором.
Всеволод с любопытством взглянул на Сергея светло-голубыми глазами.
– Из меня начальника не получится, – улыбнулся Сергей, обратив внимание на то, что нос у Блохина когда-то был перебит и посередине остался маленький белый шрам.
Вот так просто и естественно дождливым сентябрьским утром вошел в коллектив редакции областной газеты Всеволод Блохин, с которым у Сергея Волкова не раз еще пересекутся житейские пути-дороги.
Пообедал Сергей вместе с Козодоевым в небольшой столовой на берегу Дятлинки. Из окна видно было, как но течению плывут желтые и красные листья. Свинцовое небо и такая же вода. По берегу расхаживали грачи. Что они тут искали, было непонятно.
Александр Арсентьевич был задумчив и молчалив. Без всякого аппетита ковырял вилкой в тарелке с макаронами. Или от серого света, падавшего из окна, или от чего другого, только оспины на его лице сегодня казались особенно заметными и глубокими.
– Забастовала твоя жена? – спросил он, отодвигая тарелку. – Там тепло и солнечно, не то что тут у нас.
– Приедет, – сказал Сергей. Однако в голосе его не было уверенности, и Козодоев это почувствовал.
– Неужели так серьезно? – сочувственно посмотрел он на Сергея.
– Что серьезно? – сделал Сергей вид, что не понимает, о чем речь. Не хотелось ему говорить про свою семейную жизнь.
– Надо полагать, заболела... Раз не выходит на работу.
– Бюллетень у нее будет, – усмехнулся Сергей. Выпили мутноватый яблочный кисель, расплатились и вышли из столовой. Сергей хотел завести мотоцикл, но Александр Арсентьевич, взглянув на часы, предложил спуститься вниз к речке. Дождя не было, но воздух пропитался влагой. Небо плотно затянуто серой пеленой.
Тропинка была узкая. Козодоев шагал впереди, Сергей сзади. К пиджаку Александра Арсентьевича, будто погон, прилепился желтый березовый лист. Не поворачивая головы, Козодоев сказал:
– Сватают меня, брат Сергей, в заведующие нашим издательством... Сегодня должен в обкоме дать окончательный ответ.
– Сколько перемен в редакции! – сказал Сергей.
– Жалко уходить из газеты – привык, а с другой стороны, в издательстве сам себе хозяин... Думаешь, с Голобобовым легко мне?
– Мне больше всех от него достается, – усмехнулся Сергей.
– Правда, издательство-то у нас маленькое, – продолжал Александр Арсентьевич. – Брошюры будем выпускать о передовиках сельского хозяйства и промышленности. В два-три года литературный альманах... В обкоме говорят, что еще несколько названий прибавят...
– Почему у нас так любят переводить руководящего работника с одного места на другое?
– Существуют лишь две причины: или работник не справляется со своим делом, или его способности требуют лучшего применения.
– Если бы только так, – сказал Сергей. – Бывает, бездарный руководитель развалит всю работу на предприятии, а его на другое, еще более крупное перебрасывают. Погорит и там – на третье... Так и кружится до бесконечности. И сколько такой горе-руководитель вреда приносит государству...
– Это ты Логвина имеешь в-виду? – усмехнулся Козодоев. – Верно, бывает и такое... На то ты и журналист, чтобы бороться с недостатками.
– Я журналист! А вы?
– Я заведующий областным издательством, – рассмеялся Александр Арсентьевич, и щербин на его лице сразу стало меньше, а глаза оживились. – Ты сейчас помог мне решиться...
– Я? – удивился Сергей. – Каким же образом?
– Подумай, – сказал Козодоев. – А сейчас в редакцию! Надо сегодня же сдать дела.
– Кому, если не секрет? – полюбопытствовал Сергей.
– Пачкину, – сказал Козодоев. – Радуйся, хороший человек будет новым замом.
Закончив работу, Сергей отдал исписанные мелким неровным почерком листки в машинописное бюро и пошел по коридору вдоль одинаковых дверей с табличками: «Отдел промышленности и транспорта», «Сельхозотдел», «Отдел партийной жизни». У дверей отдела пропаганды остановился. Нет, у него не было никакого желания зайти к Лобанову, но дело в том, что заведующий отделом пропаганды уехал в санаторий и его кабинет пустовал.
Сергей оглянулся: в длинном узком коридоре никого не было – и вошел в кабинет. На письменном столе стопка исписанных крупным детским почерком листов, раскрытый блокнот. Почерк незнакомый. Кто же, интересно, здесь окопался? Больше не раздумывая, снял трубку и быстро набрал номер. Несколько редких гудков. Щелчок, и... Он сразу узнал ее голос.
– Я вас слушаю, – сказала она. – Алло, алло! Прижав трубку к уху, Сергей молчал и, когда уже хотел повесить, услышал:
– Сергей, это вы?
– Здравствуйте, Лена, – растерявшись, пробормотал он.
– Я не думала, что вы такой робкий...
– Лена, а как вы... – сказал он и запнулся. – Лека, я очень хочу с вами встретиться.
Трубка помолчала немного, и потом:
– Зачем?
– Я должен вас увидеть.
– Должен...
– Не придирайтесь к слову!
– У меня нет, Сергей, уверенности, что нам так необходимо встретиться. И потом, я...
– Сейчас вы скажете: занята. Или у вас свидание с другим... Лена, я вас очень прошу!
Снова длительное молчание. Ему показалось, что он слышит ее дыхание, далекое, как легкий ветерок в озерных камышах. Или это его сердце так странно бьется? ..
И когда пауза стала невыносимой, он вдруг неожиданно для себя быстро сказал в трубку:
– Я перепечатал свою повесть. Помните, вы хотели почитать ее? Я принесу, Лена. Сегодня.
– Хорошо. В шесть часов у старой церкви, напротив кладбища.
На том конце повесили трубку. Сергей, поставив локти на исписанные листки, стиснул ладонями голову. У него было такое ощущение, будто скалу своротил с места. Трубка, которую он забыл повесить, жалобно пищала на столе.
И вдруг он услышал:
– С кем ты разговаривал?
Голос строгий и властный. Будто вор, пойманный на месте преступления, он вскочил из-за стола и увидел Наташу. Высокая, длинноволосая, стояла она в дверях и смотрела на него. В светло-серых глазах холод и презрение.
– А тебе какое дело? – опомнившись, грубовато сказал он. – Ты что, подслушивала?
– У тебя такое было глупое лицо...– сказала она. – Повесь, пожалуйста, трубку.
Сергей положил трубку на рычаг и, избегая ее взгляда– ему почему-то стало неловко, – спросил, кивнув на листки:
– Это ты настрочила?
Она стремительно бросилась к столу, торопливо собрала листки. Русая прядь волос мазнула Сергея по щеке.
– Ты не читал? – сурово спросила она, сверля его сузившимися глазами. Листки и блокнот она прижимала к груди.
– Чего ты, Наташка, разозлилась? – миролюбиво сказал Сергей. – Давай, почитаю твою... заметку.
– Никогда! – горячо воскликнула она. – Это никакая не заметка, а...
– Очерк?
– Не твое дело!
Сергей удивленно взглянул на нее: ну чего, спрашивается, кипятится? – Ты это... работай тут, я сейчас уйду, – поднялся он из-за стола. И тут заметил один листок, упавший на пол. Поднял и хотел было взглянуть, но девушка выхватила его из рук. Листок разорвался. – Я и строчки не прочел... – пробормотал Сергей.
– Кто она? —спросила Наташа.
– О ком ты?
– Не стыдно? Жена лежит больная, а он кому-то свидания назначает... И лицо при этом такое, что смотреть противно.
– Что ты к моему лицу привязалась? – усмехнулся он. – Уж какое есть.
– Какие вы все-таки, мужчины...
– Какие?
– Нельзя вам верить... – совсем по-взрослому сказала она.
– А вам? – Этот разговор стал забавлять Сергея. – Вам можно верить?
– Уж если я кого полюблю... – Она вдруг покраснела и, отвернувшись, стала поправлять волосы, хотя они к не нуждались в этом. —На другого мужчину даже не посмотрю.
– Зачем же так обижать других мужчин?
– Не говори пошлости, —оборвала она. – Тебе не идет.
– Дашь почитать твое сочинение? – перевел он разговор. – Я обещал, что скажу только правду.
– Ты пойдешь на свидание... с ней? – кивнула она на телефон.
– Обязательно, – ответил он. – Когда ты еще немного подрастешь, то поймешь, что в жизни не так все просто. ..
– Этого я не пойму,– сказала она. – Вернее, не хочу понимать. Я за цельное, глубокое чувство. И размениваться никогда не буду...
– Завидую тому парню, которого ты полюбишь,– серьезно сказал он.
– Сейчас у тебя лицо нормальное, – улыбнулась Наташа.– А вот тогда... – она взглянула на телефон.
– Опять лицо? – поморщился Сергей.
– Потом, может быть, я дам тебе почитать, что я написала. – сказала она. – Пока это плохо, я сама вижу. Вот перепишу, тогда дам.
– Наташа-а! – послышался в коридоре нетерпеливый Машенькин голос. – В типографию!
– Ты правда дашь ей свою повесть читать? – сурово взглянула она на Сергея.
– Дам.
– А мне? – Взгляд требовательный, ждущий.
– Тебе? – немного растерялся Сергей. – Понимаешь, Наташка, она умная и скажет правду.
– А я глупая и ничего не понимаю... – Она засмеялась, но глаза были серьезные и в них обида. – В твоем очерке об агрономе в одном абзаце то настоящее время, то прошедшее... И вообще, очерк не получился. Это скорее зарисовка.
– Черт возьми, а ты права, – пробормотал Сергей. Он не ожидал такой прыти от новой курьерши. Сергей и сам чувствовал, что очерк не получился, даже хотел переписать, но редактор поставил в номер.
– Я побежала, – спохватилась она и, все так же прижимая листки и блокнот к груди, выскользнула из кабинета, а озадаченный Сергей подошел к окну и стал в стекло разглядывать свое отражение.
«Лицо как лицо, – с улыбкой подумал он. – Глупое, говорит... У влюбленных всегда лица глупые...»
Это была единственная церковь в городе, сохранившаяся после войны. Долгое время стояла она на травянистом холме, обшарпанная, иссеченная осколками, с красным круглым куполом, напоминающим человеческую макушку. На этой макушке росла высокая бледная трава. Она шевелилась на ветру, словно редкие волосы на плешивой голове. Недавно церковь восстановили, покрасили в белый цвет, а купол – в зеленый, и она теперь празднично возвышалась на высоком берегу Дятлинки, блистая позолоченными крестами. Вокруг церкви росли старые березы, клены, липы. Деревья тоже пострадали от войны: один старый клен был расщеплен снарядом почти пополам, но каким-то чудом выжил и буйно разросся. Покалеченная береза —ей срезало осколком вершину– тоже выстояла и мощно выбросила по сторонам огромные ветви, которые скрывали ее уродство.
Сергей присел на каменную плиту со старославянской вязью и стал смотреть на дорогу.
Дождь давно кончился, но стоило залететь сюда легкому порыву ветра, как с деревьев сыпались крупные капли. Они щелкали по листьям, которых уже много валялось под ногами, попадали и в Сергея. Дятлинка – ее хорошо было отсюда видно – вспучилась от дождей и катила свои пожелтевшие воды меж пологих берегов, заросших рыже-зеленой травой. Иногда волны перехлестывали через деревянные мостки. По этим кладям Сергей ходил к своему другу Николаю Бутрехину. Отсюда и дом его виден. Из трубы дым идет. Артисты сейчас гастролируют по области. В этом году Николая наконец приняли в труппу и даже присвоили какую-то категорию. Теперь Бутрехин больше не делает декорации, а сам играет на сцене. Осуществилась его мечта.
Сергей увидел Лену, когда она уже поднималась по заросшей рыжим бурьяном тропинке к церкви. Золотистые волосы вымахнули из-под косынки, и на них сверкали капли. Походка у нее легкая, стремительная. Короткий плащ, схваченный в талии тонким поясом, подчеркивал стройную фигуру.
– К чему это, Сергей? – спросила она, глядя ему в глаза. – Не лучше ли сразу все прекратить? Я только поэтому и пришла. . ]
Глаза у нее сегодня невеселые. И смотрит на Сергея как-то растерянно. Он взял ее маленькие прохладные руки в свои ладони и тихонько сжал. Ветер обдал их дождевыми каплями, сорванными с ветвей. Под куполом церкви шуршали голуби. Низкие облака медленно плыли над Дятлинкой в ту сторону, где клубились дымчатые тучи.
– Я не мог не позвонить тебе, – сказал он.
– Лучше бы ты не звонил.
– Ты ведь знала, что я позвоню?
– Знала, – улыбнулась она. —Но нам не стоит встречаться, Сергей, потому что я знаю, чем все это кончится. ..
– Ты говоришь, как гадалка!
– Я тебе сегодня испорчу настроение.
– Ты пришла, и это главное, – сказал Сергей.
– И все-таки мне лучше уйти.
– Я знаю, почему у тебя такое похоронное настроение – кладбище рядом... Пойдем отсюда? ..
Они спустились к мосту через Дятлинку. Обогнули огромную разлившуюся на дороге лужу и свернули на Старорусскую улицу. Деревянные дома потемнели от дождя, капли срывались с крыш и щелкали по лопухам. Старые липы и клены негромко шумели над головой, роняя листья.
– Мне нравится этот уголок, – сказала Лена. – Летом я приходила сюда загорать,.. Видишь серый камень? Я с него ершей ловила. Один раз поймала тридцать штук.
Сергей с улыбкой взглянул на нее:
– Я тоже люблю эту улицу. Говорят, ее хотят снести, а на этом месте будет парк и лодочная станция.
– Жаль, – сказала Лена.
– В этом доме, – кивнул Сергей, – живет мой лучший друг.
– А у меня здесь нет друзей, – грустно произнесла Лена.
– Будут, – оптимистически заметил Сергей.
– Дождь, – сказала Лена и показала мокрую ладонь.
Заструился мелкий невидимый дождь. Он чуть слышно зашуршал в листве, тропинка заблестела и стала скользкой. Увидев на пляже круглую крытую беседку, они спрятались там. Ветра не было, дождь стучал в куполообразную дощатую крышу, длинные блестящие струи, срываясь с нее, брызгали на высокую вздрагивающую траву. С клена слетел большой мокрый лист и, трепыхаясь, опустился в беседку, будто тоже захотел укрыться от непогоды.
Они сидели на скамейке и слушали дождь. Пустынный пляж шелестел, тихо всплескивала вода, равномерно накатываясь на берег и слизывая прилетевшие сюда листья. Призрачно блестел на берегу грибок с маленькой скамеечкой. Шляпка у грибка была ярко-красной с круглыми белыми пятнами. На скамейке сиротливо стояла пустая бутылка.
Лена зябко поежилась, и Сергей, распахнув плащ, укрыл ее, прижав к себе. Она положила голову ему на плечо. «Пусть дождь никогда не кончается», – подумал он. Ему хотелось сейчас ни о чем не думать, а вот так тихо сидеть, чувствовать ее рядом, вдыхать фиалковый запах ее сбрызнутых дождем волос. «Мне лучше уйти», – говорит она. Почему уйти? Ведь ему ничего не надо. Достаточно того, что она рядом. Он может еще теснее прижать ее к себе, нагнуть немного голову и... поцеловать. Однако он даже не пошевелился. Опять, как и там, у костра, почувствовал, что этого делать не следует. Не понравится ей. Однажды в детстве он долго гонялся за большой красивой бабочкой, а когда уже отчаялся ее поймать и навзничь растянулся под солнцем на зеленом лугу, бабочка сама уселась ему на руку и стала, шевеля усиками, складывать И раскладывать свои бархатные крылья. Он, затаив дыхание, как зачарованный смотрел на нее, боясь пошевелиться.., Нечто подобное он испытывал и сейчас.
В крышу беседки забарабанил дождь. В свете далекого фонаря серебристо заблистали косые струи.
– Вот и погода против нас, – сказала Лена.
– Я люблю дождь, – улыбнулся он. – Особенно когда он стучит в крышу.
– Мне нравится дождь слушать одной...
– Я помолчу, а ты слушай дождь, – сказал он.
Но дождь скоро кончился, и они поднялись со скамейки. Молча пошли по блестящей тропинке. На Старорусской кое-где в домах светились окна, а там, за рекой, разлилось море сверкающих огней. Обходя поблескивающие лужи, они вышли к мосту. Дятлинка грозно бурлила, шумно плескалась в берегах. Уличные фонари освещали мокрые разноцветные листья в парке.
У серого четырехэтажного дома они остановились. Розовая неоновая вывеска кинотеатра отбрасывала на мокрый асфальт дрожащий кровавый отблеск.
– Ты одна живешь? – спросил Сергей. Лена улыбнулась.
– Живу я одна, Сереженька, но это еще ничего не значит.
– Я спросил без всякой задней мысли.
– Я тебя как-нибудь приглашу в гости... На чай.
– Когда же? – Он заглянул в ее глубокие глаза, но, кроме мельтешащих красных огоньков, ничего там не увидел.
– А где же повесть, которую ты обещал мне дать почитать? – вспомнила она. – Забыл?
– Ага, забыл, —кивнул он.
– Ты не умеешь врать, – заметила она. – И лучше не пытайся, ладно?
– Полистал я ее сегодня... Не готова она еще,– сказал Сергей. – Надо кое-что исправить.
– Теперь правду говоришь, – улыбнулась она.
Сергей взял ее за плечи, повернул к себе, но, встретившись с ее настороженными глазами, сразу отпустил и, глядя на неоновую вывеску, проговорил:
– Лена, я хочу тебя спросить...
– Есть ли у меня кто-нибудь? – с улыбкой перебила она. – Нет у меня никого, Сергей. И, я думаю, долго еще никого не будет...
– Ты обо мне все знаешь, – сказал Сергей, – а ты для меня загадка.
– Ничего загадочного во мне нет, мой дорогой, – сказала она. – Я самая обыкновенная женщина и была замужем. Мой муж был замечательным человеком…
– Вы разошлись?
Лена с невеселой улыбкой посмотрела на него.
– Ты не умеешь слушать. А для журналиста это большой недостаток.
– Не в бровь, а в глаз... – заметил он.
– Он испытывал новые реактивные самолеты. Есть такая профессия: летчик-испытатель... Когда это случилось, мне хотелось кричать на весь мир: «Девушки, не влюбляйтесь в летчиков-испытателей! Вместе с ними в ваш дом придет небо. А небо прекрасно лишь, когда ты на него смотришь с земли... Девушки, не выходите замуж за летчиков!»
– Он погиб?
– Три года назад, – сказала она. – Три года, как я вдова, – какое неприятное слово!
– А этот летчик на мотоцикле... – вырвалось у Сергея.
– Это мой старший брат. Он вместе с мужем учился в авиационном институте. А сейчас бортинженер и тоже испытывает сверхзвуковые самолеты... Я ему запретила жениться. Я, конечно, понимаю, он не послушается. Когда муж разбился, я думала – все для меня кончено...
– Теперь я понимаю, почему ты стала рыбачкой и купила мотоцикл...
– Мне иногда хочется побыть одной.
– И все-таки вдвоем лучше, – сказал Сергей.
– Не знаю, – усмехнулась она. – Пока не знаю. – А я знаю, что ты для меня – открытие.
– Я – для тебя. А кто ты для меня?
Но он уже не вникал в смысл ее слов. Его самого распирало от желания выразить ей все, что он сейчас чувствует, но Сергей никогда не умел говорить красивые слова, не было у него такого дара.
– Я эти дни ходил сам не свой, – путано говорил он. – Ты была все время со мной. Говорят, у каждого человека есть своя половина... И он годами ищет ее. Мне кажется, ты и есть моя половина.
– Ты и жене говорил эту банальность?
– Сейчас подумаю... – улыбнулся он. – Нет, не говорил. Наверное, потому, что всегда чувствовал: она не моя половина.
– Не говори этого дурацкого слова, – поморщилась Лена. – «Моя дражайшая половина!»
– Слово, может, и не очень, но в этом что-то есть. Это прекрасно, когда мужчина и женщина находят друг друга.
– Находят или это им только кажется? – взглянула она ему в глаза. – Ты ведь не сомневался, что твоя жена – именно тот человек или, как ты говоришь, половина, которую ты искал? Теперь ты меня хочешь поставить на это место?
– До сих пор не могу понять, как это случилось, но, кажется, я потерял жену, – с горечью сказал он. – Было время, когда я чувствовал, что мы по-настоящему близки, а теперь – нет.
– У тебя все еще наладится... И ты любишь свою жену, я ведь чувствую... Не будь эгоистом, Сергей! Тебе сейчас плохо, поссорился с женой – и уже готов другой признаться в любви... А вдруг она, дурочка, поверит? Другая-то? А потом что? И будешь метаться от жены ко мне. И наоборот. Пусть многие с этим мирятся, но я не гожусь, Сергей, в покорные любовницы... Уж если снова полюблю, этот мужчина будет весь мой и только мой... Это звучит эгоистично? Дело в том, что во второй раз я не хочу потерять любимого человека. Я просто этого не выдержу! И еще одно: вот так сразу вспыхнуть, как ты, я не смогу. У меня другой характер, да и понравиться мне довольно трудно... Ну, что приуныл? Я ведь предупреждала тебя, что со мной будет нелегко. Если вообще что-нибудь будет... Я понимаю, тебе сейчас нужна я, но нужен ли ты мне? Об этом ты подумал? Тебе будет очень плохо без меня, сказал ты. А будет ли мне хорошо с тобой? Вот почему я сказала, что ты эгоист.. Почти все мужчины в этом отношении эгоисты!
– Почти?
– Мой муж не был эгоистом, однако он мне принес самое большое горе...
– Тогда мне больше нечего сказать, —криво усмехнулся Сергей.
– Вот и обиделся,– сказала она. —И неожиданно вскинула руки, обхватила его за шею и, прошептав: «Какой ты колючий!» – прижалась к нему нежной душистой щекой.
Какое-то мгновение они стояли молча, будто прислушиваясь друг к другу, потом она резко высвободилась, будто недовольная собою, и ушла, ни разу не оглянувшись. Ее каблуки сердито простучали по асфальту.
Он уже замечал, что у Лены резко меняется настроение: то веселая, разговорчивая, то неожиданно становится грустной и молчаливой, лишь огромные глаза блестят. И в движениях такая же: то нежная, мягкая, то порывистая, резкая... До встречи с Лилей Сергей наивно полагал, что разбирается в женщинах и знает их, но первый же серьезный жизненный опыт – женитьба – опрокинул это мнение. До замужества Лиля была одной, после – совершенно другой. И вот сейчас его неудержимо потянуло к Лене. Сегодняшний вечер, несмотря ни на что, был праздником для него. В Лене он открыл то, чего не хватало в Лиле.
Сергей стоял и смотрел на серую громаду дома. На третьем этаже в окне вспыхнул свет, и он снова увидел ее, но уже без плаща. Тоненькая, стройная, она подошла к большому квадратному окну, взмахнула руками: две плотные шторы сомкнулись, и ее не стало видно.
Погруженный в невеселые раздумья, Сергей медленно поднимался к себе на второй этаж. Сегодня ему почему-то не захотелось идти ночевать к матери, да уже и поздно было. Достав из кармана ключи, отпер дверь. В узком коридоре неярко светилась засиженная мухами лампочка. Пахло жареной рыбой и еще чем-то кислым. Сергей вспомнил, что не поужинал.
Дверь, скрипнув, тихонько отворилась, и он увидел на пороге Лилю. Наверное, у него был очень глупый вид, потому что. она улыбнулась и с ехидцей сказала:
– Что же ты, гуляка-муж, не обнимаешь свою дорогую жену? Или уж и не рад, что я приехала?
– Могла бы телеграмму дать, – пробормотал он.
– Врасплох даже интереснее, – сказала она и отступила.в сторону, давая ему пройти.
– А где сын? – спросил он, озираясь: Юрина кровать была пуста.
– Ему там лучше будет, – сказала Лиля. – Пусть ест фрукты, поправляется. И потом, надо же и твоей матери дать отдых.
Лиля сбросила на ковер шелковый халат с длиннохвостыми японскими птицами и, оставшись в черных трусиках и бюстгальтере, повернулась к мужу гладкой смуг лой спиной.
– Расстегни, пожалуйста, – попросила она.
Сергей долго путался, пока расстегнул. Такого роскошного бюстгальтера с мудреными застежками он еще не видел у жены. Повернувшись, Лиля смерила его насмешливым взглядом:
– А теперь рассказывай, что ты тут делал без меня. По глазам вижу, совесть у тебя нечистая. Что-что, а врать ты, Сережка, не умеешь!..
Часть четвертая
ЧТО ЧЕЛОВЕКУ НАДО
Миры летят. Года летят. Пустая
Вселенная глядит в нас мраком глаз.
А ты, душа, усталая, глухая,
О счастии твердишь, – который раз?
Блок
I
– Сережа, проверни мясо, я все приготовила для фарша! – позвала из кухни Лиля.
Сергей вздохнул, положил ручку на исписанные листки и отправился в кухню. Хотя ему совсем не хотелось крутить мясорубку, но сегодня воскресенье и не стоит спорить с женой.
