Текст книги "Услышать тебя..."
Автор книги: Вильям Козлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)
Неужели все это лишь оттого, что они редко встречаются? А если станут жить, как муж и жена, все кончится? Ведь и Лена говорила, что очень этого боится.
Что же нужно сделать, чтобы любовь никогда не кончалась? ..
Вспомнилась одна из последних встреч с Леной... Это было в больнице. Она стремительно вошла в палату. Белый халат, перетянутый поясом, ничуть не портил ее стройную фигуру. И хотя Сергею еще не разрешали вставать, он поднялся и вышел с ней в длинный, пахнущий лекарствами коридор. Они сели на широкий белый подоконник и долго молча смотрели друг другу в глаза. Вот тогда и показалось Сергею, что в огромных блестящих глазах Лены наконец появилось то, чего он давно ждал.
– Я все расскажу жене, – сказал он. – Я много думал и понял, что не могу так... Ты и она. Для себя я выбрал давно: только ты!
– Для себя... – повторила она. – Тебе легче, ты выбрал. ..
– А ты?
– Как ты похудел, – сказала она. – Тень прежнего Сергея.
– Были бы кости, мясо нарастет, – усмехнулся он и посмотрел ей в глаза: блеск исчез, наверное, она повернула голову и теперь свет из окна иначе падал на ее лицо. – Ты мне не ответила.
– Что ты хочешь от меня услышать? Я каждый день думаю о тебе. Когда я увидела тебя после операции, мне стало страшно. .. Почти так же, как в тот миг, когда мне сообщили о смерти мужа... Я подумала, что приношу самым близким людям несчастье! Это какой-то рок! Сначала он, потом ты. . .
– Я ведь жив... – заметил он.
– Мне стало жутко, когда я подумала, что потеряю тебя... Я сидела возле тебя – такая милая сестричка в очках разрешила мне – и молила всех святых, чтобы ничего с тобой не случилось... Если женщина так переживает, значит, любит, верно, Сергей? Любит, да?..
Позже он понял, что Лена спрашивала себя. И все это говорила самой себе. . .
Это потом он понял, а тогда был счастлив, что наконец услышал от нее, что и она его любит... Будь он внимательнее и не столь самоуверен, он понял бы и другое: спрашивать-то она спрашивала, а вот ответить так и не ответила...
Асфальт был черным и еще мягким. Совсем недавно прошли здесь дорожные машины и железные катки. На обочинах опрокинутые заграждения, кучи щебня, припорошенные красной пылью асфальтовые лепешки. «Москвич» разогнался не на шутку. Стрелка спидометра дрожала на ста километрах. В железное днище с шумом сеяла мелкая асфальтовая крошка. Ни полей, ни рощ, ни деревень не видно. К шоссе придвинулся настоящий лес. Высоченные сосны и ели, ярко-зеленые приземистые кусты можжевельника. Меж черных растрескавшихся пней желтели на длинных розовых ножках круглые головки одуванчиков, голубели в траве незабудки и колокольчики, маленькими солнцами разбрызгивались по краю придорожной канавы высокие тонконогие ромашки. На пустошах золотом вспыхивали кусты высокой пижмы, розовел в зелени трав нежный кипрей.
Раз начался лес, значит, скоро поворот на Большой Иван. Заметив впереди указатель, Сергей стал притормаживать. Как всегда в таких случаях, на сиденье завозился, заскулил Дружок. Хотя он и любил ездить, но стоило остановиться, как первым норовил выскочить из машины. Ошалело покрутившись на месте, опускал нос к самой земле и деловито устремлялся по какому-то только ему известному маршруту. Впрочем, стоило погудеть, как он тут же прибегал.
Сразу за поворотом начался булыжник. «Москвич» резво запрыгал по гладким блестящим камням. Величественный просвечивающий бор расступался перед самым капотом. Сосны и ели стояли особняком и были щедро освещены солнцем. Не видно поваленных ветром деревьев, бурелома. Чистый сосновый бор, в котором должны водиться белые грибы.
Внезапно лес оборвался и «Москвич» выскочил на освещенную солнцем равнину. Сплошной заливной луг, разноцветье и редкие березы то тут, то там. И сразу же справа распахнулась до самого горизонта водная гладь. На пологих берегах мокро дымились выброшенные спутанные водоросли, блестели камни-валуны. На плесе чернела лодка. Рыбак сидел к ним спиной, и его соломенная шляпа ярко светилась.
Сергей остановился под сенью четырех сосен и выключил мотор. И сразу стало тихо. Лишь немного погодя пришел ровный шум набегающей на берег волны, крик чайки и негромкое посвистывание ветра в ветвях.
– Вот мы и дома, – сказал Сергей. Задумчиво глядя на озеро, представил, как в непогоду разбушуется Большой Иван, с грохотом будет выплескивать крутые, с белыми гребнями волны на берег, как завоет влажный ветер, застонут, раскачиваясь, четыре сосны, защелкает замшелая дранка на крыше и тоскливо запоет в дымоходе. ..
Генка вылез из машины и выпустил скулившего Дружка, а Сергей все еще сидел за рулем и смотрел на озеро. Почему-то вспомнилась строчка из стихотворения Гарсиа Лорки – эту небольшую книжку лирики Сергей прочитал у Лены:
.. .Теперь ни к чему ни тебе, ни мне
встречаться
наедине...
А дальше, сколько ни старался, не смог вспомнить. Лишь эти строчки повторялись и повторялись:
.. .И скажи ему в тишине,
что теперь ни к чему ни тебе, ни мне
встречаться
наедине...
Сергей выбрался из машины и пошел к озеру. Генка стоял у самой кромки, и вялая волна лениво лизала его резиновые сапоги. Генка смотрел на лодку и рыбака. Дружок носился по берегу, уткнув нос в траву. Когда он останавливался, из высокой прибрежной травы лишь торчал свернувшийся кольцом хвост.
– Не видно, чтобы удочкой махал, – сказал Генка.– Клева нет, что ли?
– Ты был хоть раз влюблен? – спросил Сергей. Генка удивленно посмотрел на него, потом взлохматил свой разноцветный чуб и широко улыбнулся.
– Девчонки все дуры, – сказал он. – С ними неинтересно.
– А с кем интересно?
– Да ну их, девчонок! – беспечно отмахнулся Генка и снова взглянул на озеро. – Чего мы стоим? Пошли разбирать снасти да лодку накачивать... Вон у рыбака клюнуло! Видишь, как задвигал руками? Леща, наверное, зацепил!
– Счастливый ты, Генка, – с грустью сказал Сергей.
12
Сергей стал понемногу обживаться на новом месте. Первым делом привел дом в порядок. Вымел и выскреб многомесячную грязь. Для того чтобы навсегда избавиться от мусора и хлама, в сторонке возле калинового куста вырыл квадратную яму и все туда закопал. Из мебели в доме был крепкий дубовый стол, две скамейки, старый, изъеденный жучком-древоточцем шкаф темного цвета. Из шкафа он вымел паутину, перья, труху. Приколотил гвоздями разболтавшиеся дверцы и заменил одну ножку.
Нагрев на плите в двух помятых цинковых ведрах воды, вымыл раствором стирального порошка закопченные бревенчатые стены, грязный некрашеный пол, облупившиеся подоконники.
Чтобы привести свое хозяйство в порядок, ему потребовалось три дня, Генка помог заготовить дров, сколотил скамейку и угнал на лодке за остров. Два дня пробыл он с братом, наловил подлещиков и на попутной машине уехал в город, пообещав еще наведаться со своим другом Кобой.
И вот запущенный, захламленный дом преобразился: внутри стало чисто, светло, просторно и даже уютно. Все в доме было деревянное: скудная мебель, стены, потолок. Дом не знал, что такое обои и штукатурка. Меж обструганных растрескавшихся бревен седыми хохолками выглядывал сухой мох. В углах, в полу, были прогрызены небольшие круглые дырки. Однако за три ночи, проведенные здесь, Сергей не услышал ни писка, ни обычной мышиной возни. Постепенно он познакомился с обитателями старого дома. Из глубоких щелей выползали небольшие проворные жучки и, шевеля усами, подолгу замирали на одном месте, очевидно изучая Сергея. Потому как он не знал, вредители они или, наоборот, полезные насекомые, то их не трогал. Жучки тоже ему не досаждали. Ну, случалось, ночью один из них шлепался на одеяло и тут же смущенно уползал куда-нибудь. Как только наступали сумерки, в доме начинал пиликать сверчок. Вероятно зная, что его вокальные способности не всем доставляют радость, деликатный сверчок поселился не в комнате, а в сенях. Деликатность его проявлялась еще и в том, что стоило Сергею рявкнуть: «Заткнись!» – сверчок тут же умолкал. Правда, не надолго.
Еще один жилец отстоял свое право на дом – это большой паук-крестовик. Он свил голубоватую паутину у форточки. Три раза Сергей смахивал веником паутину – паук всегда успевал забиться в щель, – но наутро снова обнаруживал поблескивавшую сеть и господина ее паука. Поразмыслив, Сергей перестал воевать с крестовиком. Во-первых, он был красив и чистоплотен – всех высосанных мух старательно закутывал саваном и прятал куда-то в мушиный мавзолей; во-вторых, приносил большую пользу: не давал проникать в комнату комарам и мухам.
Если раньше паук при виде Сергея спешил убраться в щель, то теперь, поняз, что его оставили в покое, спокойно взирал из центра своего королевства на Сергея и даже иногда приветствовал его, дернув цепкой лапой по прозрачной струне. Наверное, эта струна издавала какой-то недоступный человеческому уху звук.
С самым серьезным жильцом Сергей познакомился через несколько дней. Он срубил в лесу тонкую, погибшую от снегопада березу, распилил ее. Из досок, найденных в сарае, сколотил ровный щит. Свой стол он решил установить под сенью великолепных красных сосен, стоявших напротив дома. Березовые столбики вбил в землю, а на них укрепил деревянный щит. Получился вполне приличный стол. Доски Сергей обстругал рубанком, который вместе с другим инструментом предусмотрительно захватил с собой.
Когда все было готово, Сергей облокотился на стол и задумался. Над ним ровно и приглушенно шумели четыре красавицы сосны. Пахло смолистой хвоей, с озера теплыми влажными волнами плыл крепкий йодистый запах водорослей, выброшенных волной на берег. Где-то далеко кричали чайки, тарахтел лодочный мотор. Низко над бором, неся над собой огромный сверкающий круг, прошел зеленый с яркими звездами вертолет. Нелепая рукастая тень прошмыгнула по лугу, нырнула в озеро и исчезла.
Вот тут-то он и услышал тихий шорох. Повернул голову и увидел, как по колышущейся траве от озера трусит к дому грациозный белогрудый зверек с маленькой плоской головкой и блестящими черными глазками. Гибкое тело вытянуто, приподнятый пушистый хвост задевает за траву и цветы. В зубах у зверька серебристая рыбка.
Наверное, Сергей вздохнул или чуть слышно пошевелился, и зверек замер, повернув к нему маленькую красивую головку. Глаза человека и зверя встретились. Зверек не испугался, даже не выпустил рыбку из пасти. В блестящих глазах его не было страха, лишь настороженность. Ласка. Бесстрашный зверек с мертвой хваткой, с которым боятся связываться даже собаки. Впрочем, Дружок, развалившийся на солнцепеке и не пошевелился. Он бессовестно спал и посвистывал носом, не обращая внимания на большую синюю муху, разгуливавшую по его холке.
Видя, что никакой опасности нет, ласка змеей прошуршала в траве и исчезла за углом дома. Вот, значит, кто поселился бок о бок с Сергеем. Теперь понятно, почему мышей не видно: ласка всех уничтожила. Ну что ж, такое соседство приятно. Придется отныне делиться уловом с красивой соседкой, раз она любит рыбу.
В четверг из города приехала грузовая машина. Сергей с шофером выгрузили из кузова металлическую лодку «Казанка» и мотор «Москва», ребристую железную бочку с бензином, две жестянки с маслом, узкий ящик с запасными частями и инструментом. Кроме этого Вологжанин прислал ящик с приборами, пробирками, стеклянными трубками и прочими приспособлениями для изучения кормового и водного режимов водоемов. Заглянув в ящик, Сергей только головой покачал: кто же он? Рыбинспектор или научный сотрудник? Шофер, мрачноватый рыжеволосый парень, велел расписаться в накладной. Пока Сергей разбирал свое имущество, шофер разделся до трусов и пошел к воде. Оглянувшись, сказал:
– Я гляжу, тут и народу-то никого... Пустыня Сахара!
Сбросил трусы и, сверкая белыми ягодицами, с шумом плюхнулся в озеро. Выкупавшись, сразу подобрел, заулыбался. Сергей угостил его холодной окуневой ухой – окуней он натягал удочкой прямо с берега – и крепким душистым чаем. Чай он приготовил на плите, сложенной из красного кирпича под открытым небом. Разжечь плиту было нетрудно, а тяга всегда хорошая. Сергей тут же возле плиты сколотил еще обеденный стол и две скамейки, а для посуды оборудовал полку. Посуду не нужно было и вытирать. Разложишь на полке, и через несколько минут она сухая.
За четыре дня, что Сергей провел в своем новом жилище, шофер был его первым гостем. Лодки он видел на озере, а к берегу никто не приставал. Хуторские плоскодонки стояли на приколе за травянистым бугром. Отсюда их и не видно. У хуторских была к озеру проложена своя узкая тропа. Иногда Сергей слышал отдаленные голоса, стук, всплеск весел. Но кто живет на хуторе и сколько там человек, не знал.
Шофер уехал, а Сергей с увлечением занялся установкой подвесного мотора. Хотя Вологжанин и жаловался, что туго у них в рыбоводстве с лодками и моторами, прислал все новое. Раздевшись до пояса, Сергей ветошью обтирал густую рыжую смазку с мотора, подтягивал ключами и отверткой гайки и винты. Спущенная на воду «Казанка» радовала глаз свежей голубизной.
Легкий ветерок, тянувшийся с озера, обдувал лицо. На душе будто бы стало спокойнее. Он в полной мере начинал ощущать радость новой, еще неизведанной жизни. Все приходилось делать самому: от уборки по дому до приготовления еды. И все делал с удовольствием. Погода стояла великолепная. Рано утром восходящее солнце будило его. Да и не одно солнце – лесные птицы распевали под окном. Ласточки неутомимо таскали пух и сено в свои гнезда, слепленные под самой крышей. Прилетал из бора дятел. Искоса поглядывая на Сергея, обстоятельно выстукивал все четыре сосны и улетал. Однажды Сергей насадил на сук кусок хлеба, и дятел, поколдовав на вершине дерева, спустился и принялся клевать. Крошки подбирали на земле синицы. Вертлявая сорока заинтересованно поглядывала на птичью возню, а когда Сергей спустился к озеру, тут же вспорхнула на сук и, прогнав дятла, ловко стащила расклеванную горбушку и улетела с ней на соседнюю сосну.
Дружок на птиц не обращал внимания, хотя воробьи и синицы без всякого зазрения совести клевали из его плошки. Стоило Сергею поставить на землю алюминиевую тарелку с остатками супа, как воробьи налетали на нее. И пока полусонный Дружок лениво брел к тарелке, разбойники жадно хватали крохи. Улетали они, когда собачья морда опускалась в плошку.
Дружок был на редкость миролюбивый и покладистый пес. Нору ласки он обнаружил сразу. Долго обнюхивал ее, даже попробовал лапами покопать, но потом успокоился. Судя по всему, прошлой ночью он поближе познакомился с диким зверьком. Сергей проснулся от громкого собачьего визга и лая. Сначала подумал, что кто-то приехал, но при виде человека собаки не так лают. Скоро Дружок успокоился, и Сергей снова заснул. А утром увидел на нежном собачьем носу глубокую ранку. Высовывая длинный красный язык, Дружок виновато смотрел на хозяина и облизывал распухший кончик носа, С тех пор пес старательно обходил круглую дыру, ведущую под крыльцо.
Еще солнце огромным раскаленным шаром висело над озером, а сосны купались в жарком предзакатном пламени, еще не умолк в ближней роще соловей и в прибрежном кустарнике изредка вскрикивала иволга, а ей грубовато отвечал коростель-дергач, когда Сергей, оттолкнувшись металлическим веслом от берега, в первый раз вышел на своей «Казанке». Мотор, с которым он провозился полдня, легко завелся, и лодка, подняв за кормой переливчатый бурун и задрав нос, помчалась вперед. Видно было, как брызгала в разные стороны напуганная уклея. Из-под круглых лопушин, распластавшихся на тихом плесе; вывернула большая щука и, сверкнув золотым брюхом, ударила хвостом. Дружок, сидевший на носу, проводил ее взглядом и снова неподвижно замер.
Как всегда перед заходом солнца в погожие дни, на озере было торжественно-тихо. В величественном неподвижном зеркале отражалось небо с редкими, окрашенными в ярко-багровый цвет облаками. Парящий над озером ястреб так явственно отражался в воде, что терялось ощущение реальности: небо и озеро казались одним целым гигантским сосудом без дна и верха. Он выключил мотор. «Казанка», оставляя за кормой широко расходящийся багровый след, скользила вперед, мягко журчала вода вдоль железных обтекаемых бортов, тоненько посапывал разгоряченный мотор.
Празднично осветился его небольшой деревянный дом на берегу, могуче высились сосны, косо разрезавшие своими длинными тенями ярко-зеленую с крапинками одуванчиков лужайку. Разбросал на бугре свои несколько черных домишек хутор. В огороде, меж капустных грядок, копошилась женская фигура в светлом платье. Вокруг опущенной головы нимбом светились волосы.
Над озером, облитый золотом, парил ястреб, Сергей заметил, что, чем ниже опускалось солнце, тем выше поднимался ястреб. И когда солнце наконец скрылось, ястреб превратился в маленькую золотую точку на пылающем небе. Сейчас, когда для всех на земле солнце исчезло, ястреб один в вышине еще видел край багрового диска.
Ястреб провожал солнце,
На десятый день жизни на берегу озера Большой Иван Сергей поймал своего первого браконьера. Было ветрено, и на озере гуляла волна, Круглые глянцевые листья кувшинок вставали торчком и издали напоминали уток. Узкие камышиные листья нагнулись и поскрипывали. Солнце то появлялось, озаряя все вокруг мягким рассеянным светом, то снова пряталось в серых клубящихся облаках.
Сергей измерил температуру воды, данные записал в специальный журнал и, оставив Дружка на берегу, отправился на «Казанке» к дальнему острову проверять жерлицы, поставленные на щуку. В его обязанности входило не только изучать водный и кормовой режим водоемов, но и определять возраст рыб, метить их. Пойманную в определенном районе рыбу нужно было потрошить и содержимое желудков запечатывать в стеклянные банки, которые потом забирали в лабораторию рыбного научно-исследовательского института. А там научные сотрудники определяли режим питания рыбы, каким болезням она подвержена.
Сергей и не подозревал, что у инспектора рыбоохраны столь разнообразные обязанности,
«Казанка» легко резала волну, и только широкий нос подрагивал от шумных шлепков. Большой, заросший смешанным лесом остров приближался. Когда показалась первая вешка, Сергей выключил мотор и на веслах поплыл к кивающей на ветру жерлице. Она оказалась пустой. Живец – маленькая плотвичка – сонно шевелила плавниками, уткнувшись носом в глубину. Живец были квелый, и надо было его заменить, но Сергей забыл на берегу садок с живцами, На второй жерлице сидела щука. При приближении лодки она пошла на глубину и, натянув жилку, несколько раз обмакнула низко посаженный шест. Испытывая знакомый охотничий азарт, Сергей подвел рыбину к лодке и одним резким движением вытащил. Освободив ее от крючка, который зацепился за нижнюю губу, быстро поставил на жаберной крышке клеймо и отпустил. Все еще не веря своему счастью, щука секунду постояла на месте, затем, шевельнув сразу всеми плавниками-стабилизаторами, торпедой ушла в глубину.
Огибая на веслах остров, Сергей увидел метрах в трехстах от берега деревянную просмоленную лодку. В лодке сидел рыбак в брезентовом плаще с капюшоном и, перегнувшись через борт, проверял сеть. Это было видно невооруженным глазом. Браконьер, очевидно, не слышал шума мотора – ветер дул от него, да и остров разделял их, – он спокойно вылущивал рыбу из ячей и не смотрел по сторонам. Лодка на волне то поднималась, то опускалась, и, если бы не проворное движение рук, вынимающих рыбу, можно было подумать, что рыбак задремал.
Не включая мотора, Сергей поплыл к браконьеру. Тот увидел его, когда «Казанка» приблизилась почти вплотную. Сергей ожидал, что браконьер испугается, отпустит сеть и начнет выбрасывать рыбу, – он где-то читал, что именно так поступают застигнутые врасплох матерые браконьеры, – но рыбак спокойно искоса взглянул на него и, как ни в чем не бывало, продолжал заниматься своим делом. Сидел он к Сергею боком, и поэтому не видно было лица, скрытого капюшоном.
Пощупав в кармане новенькое удостоверение, Сергей сухо и официально отрекомендовался:
– Инспектор рыбоохраны Волков. Чем вы тут занимаетесь?
Молодым женским голосом браконьер насмешливо ответил:
– Ай сами не видите?
Браконьер выпрямился и поднял голову, отчего капюшон сполз на спину. На грозного инспектора с улыбкой смотрела миловидная круглолицая женщина лет двадцати восьми. Глаза темные, чистые. Темные волосы растрепал ветер. На днище лодки поблескивало с десяток рыбин чуть побольше ладони.
Такого Сергей не ожидал. Он немало размышлял о своей новой должности, о встречах с браконьерами. Его воображение рисовало низколобые лица, злобные бегающие глазки, ружье под сиденьем, а тут молодая женщина приятной наружности, и единственное у нее оружие – это белозубая улыбка да смешливый блеск в глазах. «Глупейшее положение... – подумал Сергей. – Лучше бы это был верзила с обрезом...» Но делать было нечего, служба есть служба. Он за это деньги получает...
– Сетку придется изъять, – каким-то деревянным голосом признес он чужие и такие же деревянные слова. – И этот... акт составить. – И зачем-то прибавил, будто убеждая себя: – По закону.
– Ежели вам моя сетка нужна, берите, – все так же с улыбкой произнесла женщина. – И акт составляйте, коли бумагу не жалко попусту переводить.
– Как это попусту? Или закон на вас не распространяется?
– Да неужто меня будут судить за десять рыбин?! – искренне удивилась женщина. – Тут мой дед рыбачил на нашем озере, отец... Испокон веков мы тут ловим.
– Сетями?
– Вы гляньте на сетку-то, – женщина веслом приподняла край старой дырявой сети. – Она и даром никому не нужна.
«Вот попал в переплет! – размышлял Сергей. – Действительно, сетка доброго слова не стоит. Но если я ее отпущу, то всей округе станет известно, что новый инспектор – мямля, чего доброго прямо на глазах начнут забрасывать под моими окнами сети...»
Вот так, наверное, и милиционер, глядя на пешехода, нарушившего правила уличного движения, раздумывает: оштрафовать его или отпустить? ..
– Сколько метров сеть-то? – спросил Сергей, вздохнув.
– Я не меряла... Сетка-то от покойного тятеньки осталась. Я думаю, метров двадцать—тридцать.
На душе стало полегче: до двадцати пяти метров на этом водоеме разрешается ставить сеть при условии, что ячея крупная.
– И много вас тут промышляют... дедовскими сетями?–спросил Сергей.
– В нашей деревне мало рыбаков, – охотно сказала женщина. – И потом наши, если кто и ловит, так для своего стола. Этих... браконьеров тут нету. Приезжие больше балуют... Ну, что, на машинах приезжают. У них и сети, и переметы... Эти пудами ворочают. А нашим рыбы много ни к чему. Не давиться же ею!
Женщина сбоку взглянула на него, улыбнулась. Вообще она улыбалась охотно, и улыбка у нее была приятная. Губы сочные, свежие, лоб и щеки загорелые. Тот самый тип здоровой, сильной женщины, которая всю жизнь прожила в деревне. Чувствовалось, что ей хочется поговорить и, конечно, совсем не о сетях и рыбе.
– А вы что ж, так бобылем и живете? – осмелилась она задать, видно, мучавший ее вопрос.
Вот она, сельская идиллия! Он еще никого и в глаза не видел, а про него уже все известно...
– Вот что, уважаемая... – сказал Сергей.
– Меня зовут Лизой, – вставила женщина. – Я с хутора. Наша изба крайняя от бора. Я там с матерью и дочкой живу. Прямо под окном береза со скворечником. Ежели вам молока надо, яичек или постирать что, так вы забегайте... Громов, ну, что до вас тут был инспектором, он завсегда бывал у нас.
– Я вас прошу, Лиза, – сказал Сергей, – обходитесь как-нибудь без сетки.
– Да что вы все про сетку! Добро бы справная была. .. Коли она вам глаза мозолит, я ее выброшу...
– А впрочем, как хотите, – сказал Сергей, подумав про себя, что никакой из него, к черту, инспектор не получится.
Когда он отвернулся к мотору, собираясь отчаливать, женщина рассмеялась и сказала:
– Чего это вы такой сердитый? Если из-за сетки, ей-богу, на чердак заброшу...
Сергей дернул за шнур, и мотор, на его счастье, завелся с первого оборота. «Казанка» рванулась вперед. Сергей, не ожидавший такой лихости, вывернул румпель и прошел совсем близко от деревянной лодки. Женщина что-то говорила, Сергей видел ее темные глаза, сверкающие зубы, но ничего не слышал. Оглянувшись, увидел,; как высокая волна, поднятая «Казанкой», колыхнула вверх-вниз деревянную лодку. Вырвавшийся из-за облаков луч ярко блеснул в глаза, заставив зажмуриться.
Он направил лодку к берегу. В ушах все еще звучал мягкий грудной смех Лизы – его ближайшей соседки с хутора.
13
Второй день гостил у Сергея Николай Бутрехин. Он прикатил на мотоцикле в воскресенье ночью, сразу после спектакля. Сергей проснулся от оглушительного грохота в дверь. По тому, как с радостным повизгиванием лаял Дружок, сообразил, что приехал кто-то знакомый.
В темных сенях Николай облапил его и загремел:
– И не боишься ты тут один жить? А если разбойники нападут? Или эти, как их... браконьеры?, Дом спалят вместе с тобой, и не проснешься.., Стучу, стучу, а он как труп!
В эту ночь они так и не заснули. Приезд друга обрадовал Сергея. Не виделись они месяца два. Николай мотался с творческой бригадой по области. Выступали в колхозных клубах, домах культуры. В общем, Николай Бутрехин стал настоящим артистом и теперь играл на сцене не только дремучих стариков, а и характерных героев. Впрочем, о себе много рассказывать он не любил, но было ясно, что дела его идут неплохо и работой он доволен.
Николай рассказал, что в Опочке его поселили в номере со следователем, который занимался расследовавнием этого самого дела об изнасиловании. Дело-то пришлось закрыть, так как не нашли преступников. Да и эту девушку, на которую было совершено нападение, тоже не смогли разыскать.
Все это Сергей и сам знал. Следователь, молодой энергичный парень, несколько раз приходил в больницу, но что ему мог сообщить Сергей? Была ночь, и он дажея лиц как следует не рассмотрел. Если бы и встретил девчонку на улице, ни за что бы не узнал. Следователь сказал, что никто в милицию не обращался. И единственная вещественная улика – новые лакированные лодочки – до сих пор находится у него. То, что девчонка не заявила в милицию, в общем-то, понятно: испуг, боязнь огласки. Вполне возможно, что она и родителям ничего не рассказала. Вот из-за таких дурочек и гуляют опасные преступники на свободе.
В первые дни, выйдя из больницы, Сергей внимательно вглядывался в лица прохожих. Ему казалось, что он непременно узнает кого-нибудь из этой шайки или хотя бы девчонку, из-за которой чуть было не отправился на тот свет. Потом эта уверенность прошла, и Сергей понемногу вообще стал забывать об этой кошмарной ночи. Правда, ножевая рана в правом боку иногда напоминала об этом. А потом и рана затянулась и перестала ныть, хотя врач и предупредил, что эта отметина останется на всю жизнь.
– Ясноглазая Лена навещает? – спросил Николай.
Он лежал на жестких нарах, накрывшись серым одеялом, а Сергей – на раскладушке.
Уже занимался рассвет, и на потолке вспыхивал и гас отблеск далекой зарницы. За окошком в молочном тумане стояли сосны. Какая-то ночная птица несколько раз облетела дом – был слышен легкий свист больших крыльев – и опустилась на крышу. Поскребла когтями дранку, гортанно крикнула и улетела.
Два раза Сергей ездил в ближайшее почтовое отделение и звонил Лене. Ему сказали, что она еще не вернулась из командировки... Мысли с Лены перескочили на Лилю. Вспомнилась далекая картина: он и Лиля на кухне. Жарко натоплено, клубы мокрого пара, эмалированная ванна на табуретке, а в ванне сын Юра. Сергей бережно поддерживает мягкую теплую головку, а Лиля, плавно двигая обнаженными полными руками, намыливает порозовевшее тело сына зеленой резиновой мочалкой...
Где она сейчас? Хотелось думать, что она страдает, терзается, скучает по нему, Сергею, и мечтает возвратиться и попробовать начать все сначала... А что, если она действительно вернется?..
– К черту! – вырвалось у него вслух. – Лучше утопиться. .. ;
Николай зашевелился и приподнял голову. Окно розово пылало. Вот-вот должно взойти солнце. Туман немного рассеялся, поднялся выше. Теперь он доставал до нижних ветвей сосен.
– Не думай о ней,– сказал Николай. – Она плохо на тебя влияла. Наверное, в семейной жизни так и должно быть: муж жене все свое хорошее, доброе отдает, а жена взамен – плохое и недоброе. Или наоборот. Последний год ты мне чем-то здорово стал напоминать свою жену.
– Ну, это ты загнул! – возмутился Сергей,
– Со стороны видней...
– Какого же черта я тогда разводился?
Николай заговорил о другом:
– Есть люди, которые не могут без женщины, вернее без домохозяйки. Должен ведь кто-то обед варить, постирать, в общем, заботиться и ухаживать? Сам он даже яйцо не сумеет себе сварить. Таких людей в первую очередь волнует, какой хозяйкой будет жена, а уж потом все остальное. Они и года не могут без женщины прожить. В квартире у них кавардак, да и сами быстро опускаются: немытые, нечищенные, вечно на одежде пуговиц не хватает... А вот я, например, научился все сам делать: и готовить, и стирать, и штопать. Поэтому для меня духовное начало в человеке ценнее, чем материальное. .. Мой критерий отношения к женщине как жене чрезвычайно высок.
– С такими, брат, запросами ты вряд ли когда-нибудь женишься, – сказал Сергей.
– Твой пример еще больше меня убедил, что спешить ни к чему, – усмехнулся Николай.
– А я женюсь, – сказал Сергей. – И на этот раз не возьму тебя в загс свидетелем...
– Я и не соглашусь.
– Я женюсь, Колька, на самой прекрасной и умной женщине на свете...
– Уже прогресс... – улыбнулся Николай. – Раньше ты называл ее Прекрасной Незнакомкой!
– Ты опять против? – подозрительно уставился на него Сергей.
– Ты меня все равно не послушаешься.
– Ты же сам говорил, что Лена тебе нравится.
– Мне – да, – сказал Николай.—А я ей – нет. .
– При чем здесь ты? – удивился Сергей.
– Видишь ли, у меня нет уверенности, что и ты ей очень уж сильно нравишься...
– Нравишься! – фыркнул Сергей – Она меня любит, дубина!
– Вот даже как? – насмешливо посмотрел на него Николай. – С чего это ты взял, что все должны тебя любить? Не такой уж ты красавец, к женщинам невнимателен, забывал даже любимой жене на день рождения цветы дарить... Слишком много времени отдаешь работе, а женщины требуют постоянного внимания... И выглядишь ты не солидным журналистом, а этаким парнишкой-водопроводчиком. ..
– Как моя жена, заговорил. .. – Сергей запнулся и поправился: – Как бывшая жена!
– Я тебе правду сказал!
– Хочешь, я тебе тоже правду скажу? – отомстил ему Сергей. – Хотя ты и выглядишь солидно и фигура у тебя осанистая, а когда бороду приклеишь, можешь царя Бориса Годунова играть, ты вот чем кончишь: пока еще молод и крепок, будешь ходить в холостяках и развлекаться, а когда согнет в три погибели и из тебя песок посыплется, найдешь себе какую-нибудь дурочку медсестру или пожилую одинокую врачиху и женишься, конечно, если еще согласятся. А в приданое принесешь кучу старческих хворостей и немощей...
