Текст книги "Услышать тебя..."
Автор книги: Вильям Козлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)
С того самого момента, когда зазвонил телефон, им владели самые противоречивые чувства. Он злился на Лилю, на себя, на квартирную хозяйку, которая уходит из дома, когда это нужно ее жиличке. И только сейчас, ожидая, когда позвонят в дверь, он стал думать об этом парне. По какому праву он вторгается в его жизнь? Почему он звонит сюда, как хозяин, уверенно и настойчиво? Глухое бешенство закипало в нем. «Спеши, спеши, милый Роберт! – яростно думал он. – Тебе не придется долго звонить у двери... Я очень жду тебя!»
Сергей слышал, как Лиля снова подошла к нему, но ничего не сказала, лишь тяжело вздохнула и ушла на кухню. Зажурчала вода, забрякала в раковине посуда.
И хотя Сергей с нетерпением ждал звонка, он вздрогнул, услышав его. Из кухни выглянула Лиля. Лицо у нее бледное.
– Я не хочу его видеть, – сказала она.
– Зато я хочу.
Сергей поднялся со стула и подошел к двери. Поворачивая запор, с удовлетворением отметил, что пальцы не дрожат, а по всему телу разливается знакомое возбуждение, от которого каждая мышца начинает играть и пружинить.
Краем глаза он видел, как расширились глаза у Лили, она пристально смотрела на него.
У нее было такое выражение, будто она хочет что-то важное сообщить ему. Сергей на мгновение задержался на пороге, но Лиля ничего не сказала.
И вот они лицом к лицу. Конечно, незваный гость все сразу понял, потому что темные глаза его забегали, тонкие губы стали еще тоньше. Он отшатнулся и пробормотал:
– Я, наверное, не туда...
– Туда, туда, – сказал Сергей, втаскивая его за рукав в комнату.
Когда человек трусит, это сразу заметно, а Роберт струсил. Он бы ни за что сюда не пришел, если бы не был уверен, что Лиля одна... В черных глазах его метался животный страх, он сделал еще попытку отступить, но было поздно: дверь с сухим металлическим стуком захлопнулась за его спиной.
Сергей никогда не видел своего лица в гневе. Когда человек в гневе, ему не приходит мысль взглянуть на себя в зеркало.
– Раздевайся, – незнакомым самому себе хриплым голосом, едва разжимая зубы, проговорил он.
Роберт молчал. Лицо его расплывалось, бледнело. Сергей сорвал с его головы рыжую пыжиковую шапку, с треском, так, что разлетелись пуговицы, распахнул и стащил модное, с дорогим воротником зимнее пальто и швырнул в угол.
Глухо стукнула бутылка, спрятанная во внутреннем кармане. Наступила тишина. Двое мужчин сверлили глазами друг друга. Из кухни доносилось мирное журчание воды, звякали вилки-ложки. Над головой жужжал счетчик.
– А теперь выкладывай, что тебе нужно от моей жены? Что ты пристаешь к ней?
Роберт проглотил комок, он стал приходить в себя. Даже поправил на белой нейлоновой рубашке темный с искрой галстук. Может быть, ничего бы и не случилось, если бы Роберт нашел точные, правильные слова, ну хотя бы просто сказал, что очень любит Лилю и не может без нее, но Роберт повел себя иначе. Вытаращив глаза, он визгливо заговорил:
– Это ошибка! Она меня любила! Только меня! И сейчас любит, а замуж вышла назло мне. Мы поссорились. .. Она сама говорила... Она моя, понял?! А ты – чужой! Я ее муж, а не ты...
От него несло водочным перегаром. Брезгливо поморщившись, Сергей наотмашь ударил в это искривленное лицо. Роберт отлетел к обитой двери и, ухватившись руками за косяк, едва удержался на ногах. Оттолкнувшись от двери, он по-бабьи скрюченными пальцами вцепился Сергею в лицо и волосы, но тут же получил еще один сильный удар, второй, третий...
Роберт, втянув голову в плечи, закрылся обеими руками. Он сразу сник, прижался спиной к двери и больше не защищался. А Сергею опять почему-то вспомнились кадры кинофильма: двое стройных мускулистых мужчин в джинсах наносят друг другу мощные красивые удары... В жизни так не дерутся. На своем веку много раз приходилось Сергею драться, и никогда ничего похожего на кино не было. Чаще всего вот так: кровь из носа, клок волос из головы и глубокие царапины на лице. В жизни дерутся гораздо более жестоко и некрасиво. Так что женщинам лучше не смотреть на это зрелище. Впрочем, Лиля и не смотрела: из кухни по-прежнему доносились самые мирные звуки на свете – журчание воды, звон посуды.
Бить этот мешок с костями больше не хотелось. Противно было. Такие после первого же ощутимого удара перестают давать сдачи. Сразу успокаиваются. Роберт, найдя выгодную позицию – сидячего и лежащего не бьют, – привалился головой к двери и, размазывая по лицу кровь, молча и загнанно смотрел на Сергея. Вытащив из кармана чистый платок, тот бросил ему, с презрением сказав:
– Вытри нос-то, герой-любовник! Роберт послушно прижал платок к носу.
Присев на корточки и глядя ему в самые зрачки, Сергей негромко сказал:
– А теперь вот что запомни: если ты еще хотя бы один раз... – Он сделал паузу – очень уж все эти слова, которые он хотел произнести, показались ему банальными – и устало закончил: – В общем, парень, забудь даже имя этой женщины. Забудь дорогу в этот дом и телефон. Поздновато ты спохватился... Раньше надо было жениться, коли любишь, а теперь она не твоя. И насильно, как говорится, мил не будешь... Она моя жена, понял? Жена! Не угомонишься – убью! – Эти последние слова он произнес почти шепотом. В этот момент он действительно верил, что способен убить. Поверил в это и Роберт, глядя в сузившиеся бешеные глаза Сергея.
– А теперь забирай свои шмотки и моли бога, что еще дешево отделался.
Роберт не заставил себя ждать. Вскочил на ноги, схватил с пола шапку, пальто и, повозившись с замком, вылетел за дверь. На коврике остался красивый пушистый шарф. Сергей подобрал его и, выйдя на лестничную площадку, швырнул вслед Роберту, который, не дожидаясь лифта, спускклся по лестнице.
– Эй, ты забыл... – крикнул Сергей.
– Вы еще попомните меня... – подобрав шарф, с угрозой сказал Роберт.
– Не забудь и ты, что я тебе сказал... Вернувшись в комнату, он брезгливо ногой затер оставленные на паркете Робертом мокрые следы, потом тщательно осмотрел свое лицо в зеркале.
– Где у вас йод? – спросил Лилю.
– В ванной аптечка,– ответила та, даже не показавшись из кухни.
Сергей смазал три неглубокие ранки настойкой йода и заглянул в кухню: на столе гора вымытой посуды. Лиля взглянула на него и снова нагнулась к раковине. Лицо у нее невозмутимое, в глазах влажный блеск,
– Он ушел? – равнодушным голосом спросила она,
– Я думаю, он теперь оставит тебя в покое, – помолчав, сказал Сергей.
– Надеюсь...
– Тебе помочь? – спросил он.
Лиля сняла с крючка кухонное полотенце и протянула ему.
– Гляди не разбей, – сказала она. – Хозяйка трясется над каждой тарелкой.
6
В конце января после жестоких морозов с ветрами и вьюгами потеплело. Пять дней валил крупный пушистый снег. Весь город утонул в этом белом богатстве. В снежной круговерти по железнодорожным путям сновали снегоочистители, на центральных улицах бульдозеры распихивали по обочинам сугробы. На окраинах деревянные дома по самые наличники увязли в снегу.
А на шестой день налетела сильная метель. Ночью люди услышали бешеный вой за окнами своих домов, звяканье стекол, грохот железа на крышах. Метель справляла шабаш всю ночь. Рассказывали, что в городе объявился новый барон Мюнхгаузен. Им оказался ночной сторож с дровяного склада. Когда утром пришли на склад, сторожа на месте не обнаружили. Потом, заявившись в контору, он поведал завскладом трогательную историю, дескать, ночью поднялась такая невиданная метель, что он и глазом не успел моргнуть, как его ветром подхватило и по воздусям перенесло вместе с берданкой на другой конец города, за три километра от охраняемого объекта... Как раз на крыльцо дома пожилой сердобольной вдовы, которая и пустила его погреться до утра.
Утром весь город был чисто подметен. Непривычно блестели обнаженные крыши домов. Кое-где метель вылизала улицы до самого асфальта. Люди дивились: куда за одну ночь мог подеваться почти весь снег? Не удивлялись этому лишь на Старорусской улице, где жил Николай Бутрехин. Проснулись утром люди и не смогли двери на волю отворить. Метель собрала весь снег с городских улиц и обрушила на два десятка старых деревянных домов.
Сергей, проваливаясь в рыхлый снег по пояс, напрямик по снежной целине пробирался через Дятлинку к Бутрехиным. Отсюда было видно, как люди с лопатами и заступами в руках прорубались сквозь снег к занесенным по самые крыши сараям и хлевам, где томилась голодная скотина.
Крыльцо у Бутрехиных было уже расчищено, глубокая тропинка тянулась к сараю. На ослепительной белизне желтели сухие сосновые поленья. Сергей обмел обшарпанным голиком валенки и вошел в сумрачную прихожую без единого окна. Вся квартира Бутрехиных состояла из большой квадратной комнаты и кухни. Когда Сергей переступил порог, все сидели за столом, Сергея тоже пригласили, и без долгих уговоров он присоединился к обедающим. На первое были щи с бараниной – Сергей их очень любил, – на второе тушеная картошка с говядиной и соленые грибы.
Поле обеда Николай стал проявлять пленки. Сергей помогал ему. Это он еще прошлым летом научил приятеля фотографировать, Бутрехин оказался способным учеником и уже оформлял в театре фотовитрины. Несколько его снимков были опубликованы в областной газете: сцены из разных спектаклей.
Сергей подробно рассказал приятелю о поездке в Москву, о встрече с Робертом и обо всех своих сомнениях. Николай не перебивал, слушал внимательно. Однако на лице его, как, впрочем, и всегда, ничего нельзя было прочесть. Когда Сергей замолчал, Николай покрутил пленку в бачке, взглянул на часы.
– Через две минуты можно выливать проявитель, – сказал он.
– Собственно, она тут ни при чем, – сказал Сергей.– Он не давал ей проходу... Наглый такой тип...
– Подай бутылку с закрепителем, – попросил Николай.
Он слил коричневый проявитель в темную бутылку, прополоскал пленку в ведре с водой, потом залил в бачок закрепитель. Все это проделал аккуратно, не пролив ни одной капли.
– Давай, Волк, сразу договоримся: ты ко мне больше не приставай со своими семейными делами. Это самое последнее дело —давать советы женатым людям. Тот, кто дает советы мужу или жене, всегда оказывается в дураках. Оскорбленная жена найдет повод
восстановить мужа против любого его приятеля. А твоя Лилька и так меня недолюбливает. И как раз за те самые дружеские советы, которые я давал вам до женитьбы. Так что, дорогой мой, разбирайся сам в своих семейных дрязгах, а меня, пожалуйста, уволь.
– Ну и свинья же ты, Бутрехин!! – возмутился Сергей.– Стоило по сугробам тащиться к тебе, чтобы услышать такое...
– Когда я женюсь и прибегу к тебе за советом – гони в три шеи! Кто-то очень справедливо заметил, что совет – самая мелкая разменная монета на свете. Его можно давать всем, не требуя сдачи.
– Наверное, ты прав, – сказал Сергей и, поднявшись из-за стола, пошел к вешалке. Когда он взялся за ручку двери, Николай оторвался от мокрой блестящей пленки – он рассматривал ее на свет – и повернулся к Сергею.
– Обиделся? – спросил он.
– Я вот все раздумываю: будет он еще лезть к ней или нет? – сказал Сергей. – У таких подонков нет ни стыда, ни совести.
– Тут дело не в нем, а в твоей жене. Видно, оставила ему какую-то надежду, раз он так и прет на рожон.
– Он вел себя так, будто имеет на нее какие-то права.
– Чего не знаю, того не знаю... – усмехнулся Николай.
– В одном я твердо уверен: он ей противен!
– Женская натура – загадка, – философски заметил Николай.
– Даже если у нее что-то и есть с ним, я все равно ее не брошу, – сказал Сергей. – Вот ведь какая штука...
– Ты уверен, что он ей противен? – спросил Николай.
– Она видеть его не может!
– Тогда чего убиваешься? Простая логика подсказывает: если бы у них что-то было, уж наверное, она заранее предупредила бы его о твоем приезде.
– То же самое и она мне сказала... Их что-то все еще связывает, а что – я и сам не могу понять...
– Какие могут быть у жены от мужа секреты?
– Ты прав, она что-то скрывает от меня, – задумчиво сказал Сергей. – И связывает их не любовь, – я убежден, она его ненавидит! – а что-то другое.
– Старина, не ломай понапрасну голову, так можно свихнуться... Она тебе сама все расскажет. И, наверное, скоро...
– Это ты когда снимал? Летом? – взглянул на пленки Сергей.
– Ты хорошо получился, – сказал Николай, разглядывая негатив. – Как огурчик!
– Я тогда еще был не женат...
– Я отпечатаю тебе этот исторический снимок,– сказал Николай и нагнулся над ведром, прополаскивая пленку.
Сергей опять пошел напрямик через Дятлинку. Снег под ногами канифольно визжал. Старые следы поземка почти замела. Выйдя на другой берег, он оглянулся: Старорусская улица купалась в лунном свете. Голубым огнем искрилась изморозь на деревьях, густые темно-синие тени, извиваясь, ползли от домов к речке.
У междугородной Сергей замедлил шаги. Мороз ощутимо прихватывал уши, но опускать клапаны зимней шапки не хотелось, потому что сразу возникает такое ощущение, будто оглох. Широкое замороженное окно мягко светилось. Пока Сергей раздумывал, зайти или нет, отворилась дверь и на улицу вышла тоненькая девушка в светлом пальто с серебристым воротником. Она остановилась на обледенелом тротуаре и стала натягивать меховые рукавички. Сергей сразу узнал ее: они как-то столкнулись возле кабины.
Девушка увидела Сергея и равнодушно отвернулась. Может быть, если бы она сразу ушла, Сергей и не заговорил бы с ней, но девушка снова взглянула на него своими редкостными глазами, даже в сумраке они явственно выделялись на ее лице. На этот раз взглянула пристальнее, с какой-то настороженностью. Ей нужно было пройти мимо Сергея, и она на мгновение заколебалась – кроме них, на улице никого не было, – но тут Сергей сказал:
– Я, наверное, похож на грабителя с большой дороги. Вы меня боитесь?
На это девушка ответила:
– На кого вы похожи, я не знаю. Здесь слишком темно. И чего ради я должна вас бояться?
– Существуют же на свете разбойники.
– Я об этом как-то не думала. Мне гораздо приятнее думать, что существуют на свете рыцари.
Голос у девушки мягкий, немного певучий. Она наконец надела свои рукавички и теперь стояла прямо перед Сергеем. Глаза ее мерцали лунным блеском.
– Вчера вечером, как раз на углу этой улицы, какие-то два хулигана напали на одну студентку... – продолжал сочинять Сергей. – И если бы не один молодой человек – он возвращался из театра...
– Это, конечно, были вы? – насмешливо перебила она.
– Один мой знакомый, – улыбнулся Сергей.
– Я никого не боюсь, – не очень-то уверенно произнесла она.
– Я могу проводить вас, – сказал Сергей. – Уж если выбирать между разбойниками и рыцарями, я, пожалуй, больше рыцарь.
Девушка тоже улыбнулась и вежливо отказалась. Сергей посторонился, уступая ей дорогу, и почувствовал нежный запах духов. Сразу стало пусто и одиноко. Нет, не оттого, что девушка отказалась, чтобы он ее проводил. Сергей ничего, кроме легкого любопытства, к ней не испытывал. Просто был прекрасный зихмний вечер, красивая полная луна на звездном небе, домой идти не хотелось. А пустоту и одиночество он так остро почувствовал потому, что запах духов напомнил Лилю, хотя таких духов у нее не было. Он вообще не помнил, какие у нее духи.
Сапожки незнакомой глазастой девушки негромко поскрипывали. Сергей уже хотел было повернуться и идти домой – звонить сегодня Лиле почему-то расхотелось, – как услышал, что сапожки перестали скрипеть, а немного погодя послышался встревоженный голос девушки:
– Я передумала, проводите меня, пожалуйста.
Когда Сергей подошел к ней, девушка совсем тихо произнесла:
– Впереди, вон у того белого дома, двое прячутся.
– Я ведь говорил вам, – сдерживая улыбку, сказал Сергей.
У белого дома стояла парочка. Девушка в сапожках и тонких чулках приплясывала у подъезда. Парень согревал своим дыханием ее ладони.
– А я подумала... – вырвалось у глазастой.
– Они могут вон за тем домом прятаться, – сказал Сергей. – Или за каким-нибудь другим.
Девушка жила в новом четырехэтажном доме на улице Константина Заслонова. Звали ее Лена, а фамилия у нее была космическая – Звездочкина. В их город Лена приехала осенью после окончания ленинградского политехнического института. По образованию она инженер-кибернетик. Завод, на котором она будет работать по своей специальности, еще не построен. Правда, уже два главных цеха под крышей. Но работы и так хватает: составляют документацию, проверяют прибывающее со всех концов страны новейшее оборудование, проектируют. ..
Сергей с удивлением слушал девушку. Про новые заводы он лучше нее все знал, но вот уж никогда бы не подумал, что она инженер, да еще кибернетик! С такой фигурой и глазами быть бы ей балериной или артисткой, на худой конец – учительницей музыки, но уж никак не инженером-кибернетиком!
Лена сбоку взглянула на него и сказала:
– Не дамскую я профессию выбрала? Кому что нравится. Я очень люблю математику и физику.
– А балет? – спросил Сергей.
– Терпеть не могу!
– А что же вы еще любите, кроме математики и физики?
Лена с улыбкой взглянула на Сергея и ошарашила:
– Рыбалку. Осенью я каждую субботу ездила на автобусе в Заснежье. Мне очень нравится это озеро. Я там поймала на спиннинг шесть щук. Одна потянула два
килограмма... Не верите? Я приехала домой и специально взвесила. Два килограмма и двести восемь граммов. Как видите, в отличие от рыбаков-вралей я даже немного преуменьшила.
– Черт возьми! —сказал Сергей, Уж не разыгрывает ли она его? Что-то ни разу еще Сергей не встречал таких девушек на глухих озерах...
– Я ведь родилась на Волге. В Самаре. С десяти лет начала рыбачить с отцом.
– С кем же вы сейчас рыбачите?
– Мне нравится одной.
– Мы с вами второй раз на переговорной встречаемся,– сказал Сергей. – Кому вы так часто звоните?
Лена сняла рукавички и подышала на узкие белые ладони. На темных густых ресницах заискрился иней. Сергей поймал себя на том, что захотелось, как тот парень у подъезда, взять маленькие руки девушки в свои и согреть их дыханием.
– Зачем вам это знать? – спросила Лена.
– Я вспомнил, вы разговаривали с Москвой, а у меня там учится жена.
– Приятно слышать. Обычно молодые мужчины предпочитают не говорить, что они женаты.
– Я даже вам больше скажу: я очень люблю свою жену. И у меня летом родится сын.
– Я просто обязана вам сказать, кому звонила,– рассмеялась Лена. – У меня тоже в Москве работает очень близкий человек.
– Смотрите, какая луна, – сказал Сергей. – Погуляем?
– Летом, – зябко поежившись, улыбнулась она.– Жаль, что вы не рыбак, я, пожалуй, рискнула бы с вами поехать на озеро...
– Я рыбак, – сказал Сергей.
Лена никак на это не отреагировала, она замерзла и посматривала на дверь, выжидая удобного момента, чтобы уйти, но Сергею не хотелось снова оставаться одному, и, чтобы поддержать разговор, он сказал:
– Раз вы такая любительница рыбной ловли, почему бы вам не купить мотоцикл?
– Действительно, почему бы?
– Я бы вас в два счета научил ездить.
– Я умею.
– Вы случайно на аккордеоне не играете?
Лена с любопытством посмотрела на него. Ресницы у нее стали совсем белые, пушистые, и красиво оттеняли огромные глаза.
– Как-то не пробовала, – ответила она. – А почему вы меня об этом спросили?
– Мой друг два года учился играть на аккордеоне, да ничего у него не вышло.
– Это который спас от хулиганов несчастную девушку?
– Тот самый...
– До свиданья, – Лена протянула узкую ладонь в мягкой рукавичке.
Чиркая подошвами валенок по обледенелому тротуару, Сергей возвращался домой. Луна перекочевала на другую половину неба, слегка затененную облаками. Гулко треснуло дерево в сквере. В том самом сквере, где летом Лиля и Сергей целовались на скамейке... Улица была пустынной. Желтый свет из окон падал на тротуар, и голубоватая наледь холодно поблескивала.
Когда Сергей поднялся на крыльцо своего дома, послышался глухой лай. Сергей всегда поражался: каким образом запертый в комнате пес узнавал о его возвращении? В любое время дня и ночи верный Дружок радостно встречал его.
7
Очередь на главпочтамте медленно продвигалась вперед. Люди молча предъявляли паспорта, удостоверения и ждали, пока девушка просмотрит все письма на ту или иную букву алфавита. Получив белый и голубой конверты, Лиля распечатала письмо от матери и быстро пробежала глазами мелко исписанные четыре странички. Разорвав письмо на мелкие кусочки, выбросила в корзину.
Ничего нового мать, конечно, не могла сообщить. Три месяца назад на их семью обрушилось большое несчастье: забрали отца. В доме обыск. Нашли на два миллиона рублей облигаций государственных займов. За незаконную скупку облигаций у населения народный суд города Андижана приговорил Земельского Николая Борисовича к семи годам лишения свободы с конфискацией имущества. После суда мать сразу же поехала в Москву и рассказала дочери все подробности. Перед арестом – отец со дня на день ожидал этого – он закопал в курятнике деревянный ящик с облигацияхми двухпроцентного займа на миллион, спрятал в саду часть золотых вещей, «подарил» близкой родственнице весь хрусталь, а также перевел на сберегательные книжки дочери, несовершеннолетнего сына и жены крупные суммы наличными.
Золото и драгоценности нашли, деньги, что были переведены на книжки за неделю до ареста, конфисковали. Правда, то, что было положено раньше, не тронули. Не нашли и деревянный ящик в курятнике. Из имущества конфисковали дорогие охотничьи ружья, фарфоровые сервизы, два больших бухарских ковра ручной работы. После апелляции адвоката сервизы и ковры вернули.
И самое ужасное, что узнала Лиля от матери: виноват в аресте отца Роберт. И хотя мать ничего не сказала, Лиля поняла, что она и ее считает виновной в том, что случилось. И когда они, обнявшись, плакали в большой, богато обставленной комнате на улице Чайковского, Лиля поведала матери, что после того, как Сергей вышвырнул отсюда Роберта, она дважды встречалась с ним... Он по телефону угрожал, что, если Лиля не будет сговорчивой, донесет на отца. В последний раз, когда он был здесь, взял у нее в долг полторы тысячи рублей. И вот уже три месяца не дает знать о себе...
Мать рассказала, что Роберт не доносил: он попался в сберкассе с поддельной облигацией. Утверждает, что сам не подделывал, а получил ее от отца... Действительно, Николай иногда давал ему облигации. Наверное, поэтому Роберта и оставили на свободе. Возможно, он не знал, что облигация кем-то подделана.
– Я не знала, – сказала Лиля.
– Еще хорошо, что он тебя не впутал, – вздохнула мать.
– Все равно он подонок, – заметила дочь.
Мать привезла два пакета, которые Лиля должна была передать в Президиум Верховного Совета СССР и Генеральному прокурору. Это апелляции, составленные отцом и адвокатом. Отец оказался неистощим на эти апелляции. Они приходили к Лиле из Андижана. И она передавала их во все инстанции. А отец писал и писал...
Положив в сумку нераспечатанное письмо Сергея, Лиля вышла на улицу. У ГУМа поймала такси. Шофер почему-то не повез кратчайшим путем через площадь Революции, а выехал на Садовое кольцо. Лиле вдруг стало страшно. В последнее время ей часто было не по себе. Мать предупредила, что за ней могут следить. Роберт наверняка рассказал о том, что Лиля тоже получала от отца облигации. А вдруг этот шофер сыщик?
Шофер свернул на знакомую улицу, и Лиля успокоилась. Так можно с ума сойти. Не такая уж она важная персона, чтобы ее караулили специальные машины. И потом, откуда шофер такси мог знать, что она именно его остановит? Только из-за жгучего мороза Лиля поехала в такси. До платной поликлиники вполне можно было добраться на метро или троллейбусом.
Вышла она от врача через полчаса очень расстроенная. Из-за всей этой истории с отцом Лиля все откладывала и откладывала свой визит к гинекологу. Врач сказал, что операцию можно еще сделать, но могут быть неприятные последствия. Вплоть до того, что она уже никогда не сможет родить. Идти на такой риск Лиля не захотела. И потом, Сергей так просил оставить ребенка. .. Она вспомнила про письмо и, зайдя в ближайшее кафе, надорвала голубой конверт.
Сергей писал, что нашел потрясающий материал для фельетона. В этом деле замешан сам управляющий областным трестом леспромхозов... Пропустив последние редакционные новости, Лиля стала читать дальше. А дальше Сергей писал, что измотался вконец от такой разнесчастной жизни. Ни муж, ни холостяк. Он, конечно, понимает, что у Лили университет и все такое, но от этого ничуть не легче. Страшно скучает без нее, считает дни до встречи, не спит ночами и ждет, как манны небесной, окончания зимней сессии, когда она наконец приедет на каникулы. И еще заклинает ее всеми богами оставить его ребенка! Он уже и имя придумал – Юра...
Она тоже так больше не может! Каждый день ходить в университет и ждать, что тебя в любой момент могут вызвать к декану и поинтересоваться, за что посажен отец. Правда, дети за родителей не отвечают, но Роберт мог рассказать, что и она, Лиля, «отоваривала» эти проклятые облигации!..
Лиля выскочила из кафе, провожаемая удивленным взглядом гардеробщика, и бросилась к метро. Выйдя у Рижского вокзала, взяла билет в купейный вагон на скорый «Москва – Рига». Времени оставалось три часа. Только-только успеть собраться и купить кое-что из продуктов. Телеграмму посылать бесполезно: поезд прибывает в город В. рано утром.
Спускаясь в метро по эскалатору, Лиля рассеянно смртрела на плывущую навстречу толпу. Какой-то парень в пыжиковой ушанке, наткнувшись на ее взгляд, поспешно отвернулся. Что-то в его фигуре показалось знакомым. Эскалатор с парнем уполз вверх, а она – вниз. Лиля долго смотрела на спину парня, ожидая, что он оглянется, но парень так и не оглянулся. Уже ступив на перрон, она сообразила, что это был Роберт. На этой станции он всегда выходит, возвращаясь из института. Дом, где он снимает комнату, как раз напротив метро. «Москва такая большая, – подумала она. – Неужели я еще когда-нибудь встречусь с этим отвратительным типом? ..»
Лиля открыла глаза и зажмурилась: маленькая комната, оклеенная голубыми обоями, была наполнена солнечным светом. Покрытое пышной изморозью, окно розово светилось. За тонкой цветастой занавеской мать Сергея шуршала у затопленной плиты. Слышно было, как потрескивали поленья. Сергей еще спал, прижавшись раскрасневшейся щекой к Лилиному плечу, а ее голова покоилась на его смуглой руке. Железная кровать, на которой они спали, была узкой. Если один из них ночью переворачивался, то же самое приходилось делать и другому.
Растрескавшийся потолок, разодранный в нескольких местах розовый шелковый абажур, простой деревянный стол, застланный зеленой, порезанной ножом клеенкой, и большой деревянный сундук у стены – вот, пожалуй, и все убранство в этой комнате. «Как они бедно живут», – подумала Лиля.
Во второй комнате двуспальная кровать, две узкие кушетки, на которых спят Генка и Валерка, желтый шифоньер, круглый стол, тумбочка, заваленная книгами, протершийся ковер на стене... Да еще два больших нелепых кресла, которые купил Сергей... Лиля вспомнила свою роскошную квартиру в Андижане. Четыре комнаты, прекрасная полированная мебель, красивые пушистые ковры ручной работы на стенах и на полу, фарфор, привезенный отцом из Германии, пианино, хрусталь. .. Отец любил свою квартиру и с удовольствием обставлял ее. Его лучший друг работал в торговле, и отец брал все, что ему нужно было, со склада.
Лиля пошевелилась, и провисшая кровать визгливо скрежетнула. Из-за занавески выглянула Татьяна Андреевна. Она в фартуке, на голове белая косынка, руки по локти в муке.
– Я вас разбудила? —улыбаясь, спросила она.
– Чем это так вкусно пахнет? – приподнялся на кровати Сергей. Черные волосы топорщатся на голове, глаза моргают.
– С чем вам блины? – спросила мать. – С маслом или со сметаной?
– И с тем и с другим, – весело сказал Сергей.
Мать задернула занавеску, и немного погодя послышалось трескучее шипение: на раскаленную сковородку шлепнулось жидкое тесто.
Сергей обнял жену и поцеловал, рука его скользнула под одеяло. Лиля тихонько засмеялась и показала глазами на занавеску. Сергей притворно громко вздохнул и, схватив со стула одежду, стал одеваться. Пока он умывался, оделась и Лиля. Из второй комнаты вышел Феодосии Константинович, отец Сергея. Он уже давно встал и умылся. Приводил в порядок за столом какие-то бумаги. Феодосии Константинович только вчера приехал домой на несколько дней. Был он очень высокого роста, худощав, со светлой, косо спускающейся на лоб челкой. Выходя из комнаты, пригнулся, чтобы не стукнуться головой о притолоку.
– Эй, сонное царство!– позвал он сыновей. – Блины на столе!
Из комнаты выскочил заспанный, в длинной до пят рубахе Валерка. Зашлепал босыми ногами к столу, взмахивая девчоночьими темными ресницами, обозрел гладкую клеенку и даже рукой провел по ней.
– Где блины? – спросил он, задирая вверх кудрявую золотистую голову с синими глазами. У всех Волковых, кроме Сергея, глаза были синие.
– Только что были на столе и уже нет, – развел руками отец. – Может, Дружок съел?
Валерка мрачно поглядел на отца и проворчал:
– Зазря разбудили человека... Мне такой хороший сои снился.
Повернулся и ушел в другую комнату. И дверь за собой закрыл. Ушел досматривать свой сон. Только вряд ли ему удалось бы это: немного погодя встал Генка. Ему к половине девятого в школу. Генка заметно подрос. Уже был ростом с мать. Стрельнув глазами в сторону Лили, подтянул штаны и пошел к умывальнику, негромко пробурчав: «Доброе утро!»
В кухне, отделенной от комнаты ситцевой занавеской, стало шумно и оживленно. Выбрался из своего угла между сундуком и столом Дружок. Пес поздоровался с каждым в отдельности: подошел, потерся головой о ногу или руку, улыбнулся. Был он чистый, с гладкой серебристой шерстью и черными торчащими ушами. В Андижане тоже были собаки, но они совсем не походили на Дружка. Вечно путались под ногами, мешали, лаяли. Дружок держался солидно, никому не надоедал. Лаял лишь когда появлялся Сергей. Тут он ничего не мог с собой поделать: приходил в возбуждение, бросался к двери, помогал носом ее открывать, скреб лапами. Вот и сейчас подошел к Сергею и, глядя ему в глаза, положил на колено лапу. Сергей поднялся с кровати и выпустил Дружка на улицу.
Завтракали все за общим столом. Блины брали руками с большой фаянсовой тарелки, макали в блюдце с растопленным маслом. У Валерки рот, щеки и нос заблестели от масла. Блины он любил и ел с большим удовольствием. Впрочем, аппетит у всех Волковых был отличный.
Генка с отцом ушли одновременно, а немного погодя собрался и Сергей. Уходя, сказал:
– В пять пообедаем в «Дятлинке». Я зайду за тобой в читальный зал.
– На обед курица будет, – с обидой сказала мать. – И охота вам шляться по ресторанам? Только деньги попусту переводить.
